Тавров выслушал мой сбивчивый рассказ и спросил:
   – А почему второму племяннику ты доверяешь больше, чем первому?
   – Потому что я сам ему позвонил, – ответил я, и тут вдруг меня словно стукнуло: а что, если оба этих «племянника» в сговоре? Один специально вызвал у меня недоверие, чтобы я бросился в объятия второму! Но игру надо вести до конца.
   – Но я хотел бы, чтобы вы меня прикрыли, Валерий Иванович, – признался я. – Тут такое дело, что подстраховаться нелишне.
   – Хорошо, я подъеду к одиннадцати на «Аэропорт» и понаблюдаю за тобой со стороны, – вздохнул Тавров. – Если он захочет тебя под каким-либо предлогом выманить на поверхность, то дай понять, что ты не один. Ясно? Хотя я надеюсь, что твои опасения не более чем следствие твоей бурной писательской фантазии.
   – И я бы тоже хотел на это надеяться, – не стал возражать я.
* * *
   На станции метро «Аэропорт» около одиннадцати часов утра уже не было той сутолоки, которую можно там наблюдать парой часов раньше: час пик закончился. Повертев головой, я увидел Таврова, прогуливающегося по платформе. Я двинулся ему навстречу. Убедившись, что он меня увидел, я замедлил шаг и стал вглядываться в лица тех, кто не торопился на посадку.
   – Господин Булгарин? – услышал я голос за спиной и резко обернулся.
   Высокий худощавый мужчина лет сорока пяти. Рост метр восемьдесят с небольшим, сухое удлиненное лицо и бледно-голубые испытующе смотрящие глаза.
   – Владимир Николаевич Липатов? – осведомился я.
   – Именно так, – нервно ответил мужчина.
   – Извините, а можно посмотреть ваши документы?
   – Разумеется. Извольте!
   И мужчина протянул мне общегражданский паспорт гражданина РФ. Я внимательно изучил документ. На первый взгляд все соответствовало: и фотография, и ФИО, и оформление документа. И даже регистрация была оформлена по адресу академика Липатова.
   – Все нормально, – коротко ответил я, возвращая паспорт. – Давайте приступим к делу.
   – Давайте! – согласился Липатов, усаживаясь на скамейку. Я рассказал ему все, что знал: начиная со своей злополучной прогулки по улице в центре Москвы и заканчивая звонком двойника моего собеседника.
   – Самое интересное, что ваш собеседник сообщил чистую правду, – заметил Липатов. – За исключением того, что назвался моим именем.
   – Эта осведомленность поражает, – кисло откомментировал я. Я надеялся, что Липатов откроет тайну происшествия, но он, похоже, не был в нее посвящен.
   Он выжидающе смотрел на меня, и я, спохватившись, торопливо достал полиэтиленовый пакетик с крестом. Липатов осторожно взял пакетик в руки, приблизил к глазам. Затем достал из кармана лупу и пристально изучил крест.
   – Да, это он, хотя… нет, точно он! – От волнения его голос дрожал. – Как он к вам попал?
   Я вкратце поведал Липатову все события, связанные с этим злополучным крестиком: от того момента, как я заметил вылетевший из руки пострадавшего в ДТП незнакомца предмет, и до звонка неизвестного, назвавшегося Владимиром Николаевичем Липатовым.
   – Хочу вас предупредить: тот, кто назвался вашим именем, охотится за этим крестиком, – предостерег я. – И подозреваю, что именно этот человек подослал вора-рецидивиста в квартиру вашего дяди. Неужели у вашего дяди не было ничего ценнее?
   – Разумеется, были очень ценные предметы! – воскликнул Липатов. – Например, коллекция орденов. Она стоит очень больших денег! Но коллекция была спрятана так, что вору пришлось бы долго ее искать. Были ценные вещи на виду: картины, среди которых пара-тройка могут представлять большой интерес или сервиз саксонского фарфора.
   – Но это габаритные вещи, – возразил я. – А вот что-нибудь такое, представляющее очевидную ценность, лежащее на виду и таких размеров, чтобы его можно было положить в карман?
   – Дайте подумать… – озабоченно потер Липатов кончиками пальцев лоб. – Да, была такая вещь! На дядином столе всегда лежал массивный серебряный портсигар с золотым дворянским гербом и монограммой. Уж эту вещь вор должен был бы прихватить! Но не прихватил.
   – Вот видите! – покачал я головой. – Тогда очевидно, что визит вора не был случайностью: за крестом идет серьезная охота, и вам его небезопасно держать при себе.
   – Может быть, лучше положить его в банковскую ячейку? – вопросительно взглянул на меня Липатов.
   – Если кому-то очень нужен этот крест, то что мешает силой заставить вас взять его из банковской ячейки и передать заинтересованным лицам? – усмехнулся я. – Или вы исключаете такой вариант?
   Липатов не исключал такой вариант: он просто о нем не подумал. После моих слов его худощавое лицо вытянулось еще больше. Он передернул плечами и растерянно спросил:
   – Пожалуй, вы правы… Но что же мне тогда делать?
   – Я думаю, что вашей безопасностью должен заняться профессионал! – убежденно заявил я.
   – Но вряд ли милиция приставит ко мне охрану, – скептически покачал головой Липатов. – Максимум, что я могу сделать, так это поставить квартиру на сигнализацию. Но к тому времени, как милиция приедет, со мной уже успеют разделаться. Я отнюдь не герой-подпольщик и вряд ли выдержу пытки сколь-нибудь длительное время. Пожалуй, и пяти минут не продержусь.
   – Зачем же милиция? – возразил я. – Есть профессионалы, частные детективы. Не сочтите это за рекламу, но как раз сейчас меня сопровождает один такой профессионал. Вы понимаете, что я, с учетом происшедших событий, не мог прийти на встречу с вами, имея крест в кармане и не имея охраны?
   – Да, это весьма предусмотрительно с вашей стороны, – согласился Липатов и принялся озираться в поисках моего профессионала. Я с улыбкой наблюдал за ним.
   – Давайте я его позову, – предложил я и достал мобильник: – Валерий Иванович! Будьте добры, подойдите к нам.
   Тавров подошел и уселся рядом с нами на скамейку.
   – Знакомьтесь! Тавров Валерий Иванович, полковник милиции в отставке, ныне частный детектив. Липатов Владимир Николаевич, которому сейчас необходима помощь частного детектива, – представил я их друг другу. – Владимир Николаевич, поведайте о своих проблемах Валерию Ивановичу.
   – Да, но услуги частного детектива платные… – заколебался Липатов. – И я не готов… Тут дело касается нашей семейной тайны и…
   – Послушайте, Владимир Николаевич! – перебил я его с досадой. – Мы убедились, что как минимум один человек уже посвящен в вашу семейную тайну. Он охотится за лежащим у вас в кармане крестом, и эта охота уже привела к гибели как минимум двух человек, один из которых – ваш дядя. Если вы полагаете, что способны справиться с проблемой без помощи специалиста – так флаг вам в руки! Если нет, то вам следует рассказать все без утайки Валерию Ивановичу, чтобы он мог понять, что делать в такой ситуации. Его первая консультация бесплатна, а что касается тайны… Если бы Валерий Иванович не умел хранить чужие тайны, он уже давно остался бы без клиентуры. Так, Валерий Иванович?
   Тавров кивнул и, взглянув на часы, решительно произнес:
   – Прошу вас думать быстрее, Владимир Николаевич! У меня мало времени, через полчаса я должен подъехать к клиенту. Если вы решитесь на откровенную беседу, то я перенесу встречу с клиентом на завтра: благо в данном случае время терпит. Если нет, так нет. Итак?
   Липатов пожевал губами вдруг неожиданно спросил:
   – Если я правильно расслышал, ваша фамилия Тавров?
   – Вы правильно расслышали, – подтвердил Тавров.
   – Дело в том, что буквально в тот же день, когда я приехал в Москву хоронить дядю, соседка по лестничной клетке порекомендовала мне обратиться к частному детективу. Дескать, милиция закрыла дело, а в смерти дяди, вроде бы и естественной, не все ясно. И она сказала, что ей очень помог частный детектив Тавров, который сам хоть и бывший работник милиции, но умный и честный человек. По словам соседки, детектив Тавров не только за умеренную плату помог ее дочери, попавшей в безвыходную ситуацию, но и так повернул дело, что теперь соседка ездит на своей собственной машине. Это о вас?
   – Машина? – удивился Тавров и нахмурил лоб, припоминая. Вспомнив, он рассмеялся: – Да, помню! Фамилия соседки Арсеньева, не так ли?
   – Точно так, – подтвердил Липатов.
   – Что за дело, Валерий Иванович? Почему я не помню? – ревниво удивился я.
   – Да там все быстро разрешилось! Однажды ко мне обратилась за помощью молодая женщина. С некоторых пор ей стали присылать штрафы за превышение скорости. Она очень удивилась: пара квитанций была датирована теми днями, когда она точно не пользовалась машиной. Но в ГИБДД ей показали записи с видеокамеры, где была зафиксирована модель той же марки, «Киа Спектра», и с тем же госномером, что и у нее. Очевидно, что это машина-двойник, но от ГИБДД помощи ждать не приходилось: формально это же машина госпожи Арсеньевой. И госпожа Арсеньева обратилась ко мне. Проблему мы решили за три дня.
   – Неужели? – не сдержал изумления Липатов.
   – Обалдеть! – более образно высказался я. – И как же вы это сумели сделать, Валерий Иванович?
   – Я просмотрел записи видеокамер и обнаружил, что машина-двойник регулярно появляется на участке от 94-го до 85-го километра МКАД. Похоже, что человек, пользующийся машиной-двойником, живет в районе Ярославского шоссе, а затовариваться ездит в район 84-го километра МКАД, где расположены три крупнейших магазина: «Ашан», «Декатлон» и «Леруа Мерлин». Я попросил Арсеньеву взять отпуск, выделил ей человека, и они три дня проверяли стоянку возле этих торговых комплексов. На третий день им удалось на парковке магазина «Ашан» обнаружить машину-двойника: точно такая же модель «Киа Спектра» темно-синего цвета с теми же госномерами, что и у госпожи Арсеньевой. Мой человек немедленно позвонил мне, доложил обстановку и спросил: что делать?
   – И что же вы ему посоветовали? – произнес я, предвкушая неординарное решение.
   – Я посоветовал госпоже Арсеньевой вызвать эвакуатор службы «Дорожные ангелы», чтобы он увез машину в автосервис. Через полчаса появился эвакуатор. У госпожи Арсеньевой проверили техпаспорт, все соответствовало. Разумеется, идентефикационные номера двигателя и шасси проверять не стали, хотя, как впоследствии выяснилось, они были мастерски перебиты на прописанные в техпаспорте. Как потом рассказывал мой агент, в разгар мероприятия появился владелец машины-двойника. Надо было видеть его лицо!
   Я представил лицо бедняги-жулика и расхохотался. Липатов улыбнулся, с трудом сдержав смех.
   – Теперь мама госпожи Арсеньевой ездит на второй машине по доверенности, а сумма моего гонорара была существенно меньше стоимости даже подержанной «Киа Спектры», – закончил Тавров.
   – Да, я вижу, что вы профессионал высокого класса, – оценил Липатов. – Я с радостью прибегну к вашей помощи. С деньгами у меня проблем нет: я выставил на продажу свою квартиру в Петербурге – решил перебраться жить в Москву.
   Липатов решился. Он сжал губы в тонкую полоску, резко встал со скамейки.
   – Едемте ко мне! – предложил он. – Там я все вам расскажу и покажу. Разговор будет долгий. Я расскажу, а Валерий Иванович даст квалифицированный совет, как мне быть. Вас, Мечислав Мстиславович, я попрошу составить нам компанию: вы случайно оказались втянуты в это дело, спасли нашу семейную реликвию, и будет весьма несправедливо, если вы не узнаете истории креста.

Глава 2

   Мы приехали на знакомую улицу, вошли в подъезд и поднялись на четвертый этаж. Липатов открыл дверь ключом и пропустил нас вперед.
   Профессорская квартира вполне отвечала расхожим представлениям о профессорских квартирах советских времен: большая, с высокими потолками, тремя просторными комнатами и чуланом. Обстановка соответствовала: тяжелая добротная мебель, из которой самым новым изделием был торшер со столиком по моде начала шестидесятых годов прошлого века. Во всех комнатах большую часть мебели составляли книжные шкафы: высокие, под самый потолок, словно привезенные из старой библиотеки. Они были заполнены не только старинными книгами, но и разными другими предметами – от сувениров и просто безделушек до антикварной посуды.
   – Обстановка в доме практически не менялась с тысяча девятьсот сорок шестого года, когда в эту квартиру въехала семья моего деда, академика Владимира Аполлинарьевича Липатова, – с едва скрываемой гордостью сообщил Владимир Николаевич. – По необходимости прибавлялись лишь сугубо специфические вещи вроде телевизора, радиолы или компьютера.
   – Ваш дядя тоже был академиком? – спросил Тавров, изучая содержимое книжных шкафов в кабинете.
   – Не совсем… Он был членом-корреспондентом РАН, – ответил Липатов. – Но поскольку мало кто понимает разницу, соседи всегда уважительно величали дядю «академиком».
   – А вы сами тоже наукой занимаетесь? – поинтересовался я.
   – Да, я кандидат наук, доцент кафедры археологии Санкт-Петербургского государственного университета, читаю студентам курсы «Историография археологии» и «Археологическое музееведение».
   – То есть получается, что вы археолог, который больше работает в кабинете, а не в поле? – удивился я.
   – Такова специфика моей специальности, – улыбнулся Липатов. – Ведь важно не только откопать из земли какой-либо предмет. Важно класифицировать его, сохранить для потомков. И очень важно, чтобы археологические коллекции не воспринимались как набор исторических артефактов, а были систематизированы во всей своей взаимосвязи. Ведь собственно предмет музееведения вообще – это свойства музейных предметов отражать действительность, дающие возможность осваивать наследие предшествующих эпох, настоящее и будущее, главным образом через музеи. Однако поскольку сущностные свойства музейных предметов отражать действительность реализуются не только через музеи, а также через собрания коллекций, выставки…
   – А ваш дядя тоже занимался кабинетной работой? – поспешил перебить Тавров зануду-историка, оседлавшего было свой любимый конек. – Работал с архивами?
   – Он был профессором филологического факультета Московского государственного университета, отделения западноевропейских языков и литератур, – ответил Липатов. – Но в определенных исторических вопросах он превосходил даже общепризнанных авторитетов. Дядю отличала истинная энциклопедичность образования и широта кругозора. Только такие люди способны делать открытия на стыках наук.
   – И он сделал много открытий? – спросил Тавров.
   – Да, хотя далеко не все они признаны, – со вздохом ответил Липатов. – А многие из них дядя даже не считал нужным публиковать.
   – Это почему же? – удивился я.
   – Тут своя специфика, – замялся Липатов. – Дело в том, что дядя большую часть времени уделял исследованию нашей семейной тайны: исторической загадки, связанной с этим самым крестом. Разговор долгий, так что… может быть, чаю?
   – Лучше кофе! – почти одновременно ответили мы с Тавровым.
   – Кофе так кофе, – улыбнулся Липатов. – И, наконец, поговорим о захватывающей воображение тайне вроде бы простого деревянного крестика.
* * *
   Через полчаса мы пили кофе и слушали рассказ Липатова.
   – Если начать с самого начала, то придется вспомнить об основателе нашего рода, – сообщил Липатов, выжидательно глядя на нас с Тавровым: иногда и зануды осознают то, что они зануды.
   – Давайте с основателя, – благожелательно согласился Тавров. Липатов явно обрадовался: преподавательская привычка к фундаментальному многословию обычно не находит понимания у окружающих.
   – Основателем нашего рода в России считается некий венецианец Гуидо Тозо, выехавший в Россию из земель «римского кесаря», то есть австрийского императора, в одна тысяча семьсот тринадцатом году. Приехал он не просто так, а по приглашению своего давнего знакомого, капитан-командора российского императорского флота Матвея Христофоровича Змаевича, достигшего при Петре Великом звания полного адмирала. Благодаря протекции быстро продвигавшегося по службе Змаевича Гуидо Тозо был принят офицером в российский императорский флот. Впечатляющей карьеры он не сделал, но удостоился наследственного дворянства, получил в награду за беспорочную службу имение недалеко от Либавы и вышел в отставку в звании капитан-командора. По неведомым причинам или же в силу бытовавшего еще со времен великих московских князей обычая русифицировать имена и фамилии иностранцев в списке дворянства Эстляндской губернии Гуидо Тозо был записан как Григорий Тузов. Так и появился в России дворянский род Тузовых – попрошу не путать с известным родом санкт-петербургских купцов Тузовых.
   Поскольку мы с Тавровым до этой минуты ничего не слышали про купцов Тузовых, равно как и про дворян Эстляндской губернии Тузовых, то мы с готовностью согласно закивали головами в ответ на просьбу Липатова. Тот подлил нам в чашки еще кофе и продолжил:
   – Благодаря тому, что потомки первого Тузова тщательно сохранили его архив и вывезенные в Россию мелкие предметы, мы знаем о тайне креста с серебряными гвоздиками и можем сейчас видеть этот крест перед собой.
   Липатов с волнением выложил крест перед нами на стол и замолк, созерцая семейную реликвию.
   – А почему этот крест представлял ценность для основателя российского рода Тузовых? – прервал паузу Тавров. – Почему-то мне кажется, что не только семейную. Нет?
   – Да, с этим крестом связана легенда, которую записал предок Гуидо Тозо за триста лет до его рождения. Сей манускрипт был величайшей святыней рода, и сам Гуидо Тозо вывез его в Россию буквально у себя на теле, рядом с этим крестом.
   – И что же было написано в этом манускрипте? – сгорая от нетерпения, спросил я.
   – Вы будете удивлены, но вплоть до середины девятнадцатгого века никто из рода Тузовых не знал, что в нем написано, – сообщил Липатов. – Дело в том, что он был написан на венецианском языке, которого никто в роду Тузовых не знал. Лишь в середине девятнадцатого века Андрей Васильевич Тузов, большую часть своей жизни проведший в Венеции, изучил венецианский язык и прочитал манускрипт. По его словам, он обнаружил там указание на места, где были спрятаны несметные сокровища дожа Венеции Энрико Дандоло, вывезенные им из Константинополя. Андрей Тузов загорелся идеей найти эти сокровища. Он выдал свою единственную дочь замуж за богатого дворянина Липатова, дав за дочерью в качестве приданого имение в Эстляндии и получив от зятя крупный кредит для поиска сокровищ. После чего он убыл из Петербурга в Венецию и бесследно исчез. Безутешная дочь и зять пытались найти его, но сумели лишь выяснить, что последний раз Тузова видели в далматийском городе Котор.
   – А какое отношение имел к этим сокровищам крест? – спросил Тавров.
   – Вот как раз этого Тузов не сказал. Более того, он оставил крест дочери в качестве семейной реликвии, лишь мимоходом упомянув, что этот крест имеет отношение к исчезнувшему при разграблении крестоносцами Константинополя в тысяча двести четвертом году Животворящему Кресту.
   – Как?! Кресту, на котором был распят Спаситель? – поразился я. – И Тузов упомянул об этом вскользь?!
   – Совершенно верно, – подтвердил Липатов. – Дело в том, что Андрей Тузов имел репутацию закоренелого материалиста и атеиста: его интересовали сокровища, а не христианские святыни. По сути, первым, кто в нашем роду заинтересовался связью между этим крестиком с серебряными гвоздями и Животворящим Крестом, стал именно мой дядя. Он был настоящим фанатиком идеи: раскрыть многовековую семейную тайну! В сущности, он пошел на филологический факультет исключительно для того, чтобы расшифровать рукопись Тозо. И ему это удалось!
   Липатов сорвался с места и выбежал из гостиной в кабинет. Спустя пару минут он вернулся и положил на стол две книги. Точнее, одна представляла собой действительно древнюю книгу в толстом кожаном переплете с застежкой; вторая была обычной терадью в дерматиновом переплете – из тех, что продавались в каждом канцелярском магазине лет двадцать-тридцать назад.
   – Вот! – торжественно объявил Липатов. – Оригинал, которому шестьсот с лишним лет, и точный перевод с комментариями, сделанный моим дядей. Здесь все о тайне сокровищ дожа Энрико Дандоло, исчезнувшем Животворящем Кресте и о том, что надо сделать для обретения вышеперечисленного!
* * *
   Мы с Тавровым молча смотрели на лежащие перед нами семейные реликвии Липатовых: деревянный крестик с выпуклыми головками вбитых в него почерневших серебряных гвоздей; плоский кирпичик древнего манускрипта в переплете из засаленной и потерявшей первоначальный цвет кожи; девяностошестилистовую тетрадь в дешевом коричневом дерматиновом переплете – в таких тетрадях студенчество моей молодости конспектировало лекции.
   – Итак, господа! – звенящим от волнения голосом объявил Липатов. – Сейчас вы будете посвящены в многовековую тайну нашего рода. Я первый из рода Тузовых-Липатовых, кто разгласит эту тайну посторонним. Но, по моему мнению, события приняли такой оборот, что тайна рискует уйти в могилу со мной, последним представителем нашего рода. А потому я просто обязан посвятить вас в нее, ибо наш род был хранителем тайны, но не ее собственником.
   Я заерзал на стуле от предчувствия, что вступление может затянуться, но Липатов неожиданно сразу перешел к делу. Начал он, впрочем, издалека. Так занудливый преподаватель, приступая к теме «Устройство электрического генератора», начинает лекцию фразой: «Еще древние греки знали, что если потереть палочку янтаря о шерсть…» И так далее. Липатов соответственно начал с обретения Животворящего Креста во времена императрицы Елены, матери византийского императора Константина Великого, сделавшего христианство государственной религией в Византийской империи. Вот краткое изложение того, что нам поведал Липатов и что я сумел запомнить.
   Согласно легенде, император Константин и его мать Елена во время пребывания в Иерусалиме задались целью найти пещеру, в которой было погребено тело Иисуса Христа. На этом месте стоял храм в честь Венеры. По указанию Константина храм срыли и под его фундаментом обнаружили пещеру, а рядом с пещерой – три креста. Путем положения покойника на крест сразу удалось определить, который из них Животворящий. Крест был разделен на две части: одну оставили в Иерусалиме, вторую увезли в Константинополь.
   – Обретение, иначе говоря, «Воздвижение Креста Господня», празднуется Православной церковью четырнадцатого сентября по юлианскому календарю, то есть двадцать седьмого сентября по григорианскому и Католической церковью четырнадцатого сентября по григорианскому календарю. Вообще говоря, датировка обретения Креста является предметом для дискуссий.
   – Это так важно? – едва сдерживая зевоту, поинтересовался Тавров.
   – Не знаю, – пожал плечами Липатов. – Во всяком случае, в комментариях к расшифровке манускрита Тозо дядя подробно остановился на этих моментах и тщательно анализировал различные варианты дат обретения Креста. Все это спорно, поэтому я сообщил вам об общепринятой датировке. Нас же больше интересует не собственно обретение Креста, а его утрата. После захвата и разграбления Иерусалима персидским царем Хосровом иерусалимский Крест находился в персидском плену, пока персидский полководец Хорям не отдал его обратно, получив взамен обещание византийцев помочь ему войсками во внутренней смуте. А спустя десять лет Иерусалим сдался арабо-мусульманскому войску. Поскольку арабская оккупация носила воинствующе-религиозный характер, опасения христиан за сохранность Креста были весьма серьезны. Потому Крест разделили на части и вывезли галерами в Константинополь и другие места. Одну из частей спустя некоторое время вернули обратно в Иерусалим, где она хранилась до эпохи Крестовых походов.
   – Погодите, – наморщил лоб Тавров. – Так получается, что части Креста хранились не только в Константинополе и Иерусалиме, но и в других местах?
   – Да, это так, – подтвердил Липатов. – Дело в том, что практику разделения Креста на части якобы утвердила еще святая Елена, которая по дороге из Иерусалима в Константинополь даровала частицы Креста основанным ею монастырям. В качестве примера можно привести кипрский монастырь Ставровуни, название которого переводится как «Гора Креста». Святая Елена по повелению явившегося ей во сне ангела оставила монастырю частицу Животворящего Креста. По свидетельству епископа Иерусалимского Кирилла, в его время маленькие частицы Креста Господня были распространены среди христиан. Это подтверждает и авторитетнейший в христианском мире богослов Константинопольский архиепископ Иоанн Златоуст, современник Кирилла. Иоанн Златоуст сообщал тот факт, что обладание частицами Животворящего Креста не было редкостью среди его паствы, следующими словами: «Многие, как мужи, так и жены, получив малую частицу этого древа и обложив ее золотом, вешают себе на шею». Современник Иоанна и Кирилла Паулин Ноланский отправил в дар своему другу Сульпицию Северу частицу Животворящего Креста, отметив, что хотя от Креста и отделяется множество частиц, но его первоначальная большая часть чудесно сохраняется! Более того, в Константинополе в период правления императора Константина Багрянородного в императорской сокровищнице была создана особая «Лимургская ставротека», где хранилось много частиц Креста Господня. Оттуда они брались по мере необходимости для помещения в реликварии, дарившиеся от имени императора.