Воинственный Парацельс в знак презрения к прошлому медицины и недоверия к господствовавшим воззрениям прибег к символическому акту: 27 июня 1527 года перед Базельским университетом он сжег произведения Гиппократа, Галена и Авиценны. Вынужденный покинуть Базель, Парацельс ушел, сопровождаемый толпой учеников, считавших, что их кумир владеет философским камнем (Lapis philosophorum). Этому магическому сердцу алхимии приписывали, кроме способности превращения металлов в золото, еще и целебную силу, способность излечивать все болезни. «Красный лев», «магистериум», «великий эликсир», «панацея жизни», «красная тинктура» и прочие титулы, коими нарекли «философский камень» в темных алхимических манускриптах, – нечто большее, чем абсолютный катализатор. Ему приписывались чудесные свойства, сравнимые разве что с проявлением божественной мощи.
Он был призван не только облагораживать или «излечивать» металлы – эманации планетных начал, но и служить универсальным лекарством. Его раствор, разведенный до концентрации так называемого aurum potabile – «золотого напитка», обеспечивал излечение всех хворей, полное омоложение и продление жизни на любой срок. Каждый, таким образом, мог обрести желанное долголетие, оживить мертвеца, проникнуть в сокровенные тайны натуры. Для этого нужно было лишь завладеть «магистериумом». Кроме этого, философский камень понимался символически, как внутреннее преображение, переход души от состояния, в котором преобладает материальное начало, к духовному просветлению, познанию Абсолюта.
О путешествии по Европе Парацельс написал в книге «Большая хирургия» (2 кн., 1536). В 1529 году он явился в Нюрнберг, пытаясь найти работу. Там он прославился бесплатным лечением больных, от которых все отказались. И снова у него случился конфликт с врачами.
До нас дошла история, случившаяся с каноником Корнелием, страдавшим болезнью желудка и обещавшим 100 флоринов избавителю. Парацельс ему помог, но с болезнью прошла и благодарность каноника. Парацельс подал в суд на Корнелия. Воспользовавшись судебной рутиной, Корнелий валил с больной головы на здоровую. Когда же возмущённый неблагодарностью исцеленного Парацельс стал кричать на судей и оскорблять их, суд решил применить к нему репрессивные санкции. Парацельс бежал в Кольмар.
В Чехии все складывалась неудачно. После двух смертей своих пациентов он счел за лучшее удалиться. Вернулся в родной Виллах, где жил его отец. Здоровье Парацельса вследствие неприкаянного образа жизни весьма расстроилось. Говорили, что он поселился в Зальцбурге и вскоре умер, обратившись перед смертью в католическую веру. Случилось это на 48-м году жизни, 24 сентября 1541 года.
По свидетельству архивариуса Зальцбургского госпиталя, имущество умершего состояло из двух золотых цепей, нескольких колец и медалей, нескольких ящиков с порошками, мазями и химическими приборами и реактивами. Он оставил после себя Библию, Евангелие, а также указатель Библейских цитат. Серебряный кубок он завещал монастырю в Швейцарии, где жила его мать. Кубок до сих пор хранится в этом монастыре. Говорят, что металл кубка создал сам Парацельс. Местному зальцбургскому цирюльнику (в те времена они были и хирургами) он завещал мази и свои книги по медицине.
Мнения ученых относительно теорий Парацельса были чрезвычайно различны: одни считали его реформатором всего научного знания, другие – фанатиком, демагогом, возмутителем спокойствия, кем угодно, но только не реформатором. Однако следует признать, что ни отсутствие скромности, ни эксцентричность Парацельса не затмевают его заслуг: без знаний великих систем древности он создал свою философию и медицину и не случайно причислен к когорте больших ученых всех времен.
Парацельс написал 9 сочинений, но только 3 из них увидели свет при его жизни. Самое полное собрание сочинений Парацельса издано в 1589 году в Базеле в 10 частях. В нем он порицает объяснение естественных явлений влиянием тайных сил и высказывает принцип: молчи, если не можешь найти причину. Поразительно, что, не имея классических знаний, книжной эрудиции, Парацельс тем не менее оказал громадное влияние на медицину своего века, подвергнув критике старые принципы и опровергнув классические авторитеты.
Имя Парацельса стало одним из символов медицины. Медаль Парацельса – высшая награда, которую в ГДР мог получить врач.
Рабле
Франсуа Рабле – один из величайших европейских сатириков. Во всех многообразных сферах (естествоиспытатель, философ, педагог, медик, юрист, филолог, археолог и богослов) Рабле удается быть «самым доблестным собеседником на пиршестве человеческого ума».
Не все, очевидно, знают, что Рабле обучался и преподавал на медицинском факультете в Монпелье (1530–1532 и 1537–1539) и в 1530 году получил степень бакалавра, а в 1537 году – доктора медицины. Доктор Рабле был главным врачом госпиталя Notre Dame de Pitiе’[3] в Лионе (1532–1534), практиковал в качестве специалиста по венерическим заболеваниям, состоял муниципальным советником и городским врачом в Меце (1547–1550), личным врачом и советником кардинала Ж. Дю Белле.
Франсуа Рабле относят к числу пионеров научной анатомии. Одним из первых в Европе он производил на своих лекциях вскрытие трупов. К тому же его по праву можно назвать одним из первых психотерапевтов, так как уже в 1532 году Рабле говорил о благотворном влиянии на состояние больного личности врача: «Первейшая обязанность врача – вселять в больного оптимизм, поддерживать в нем веру в выздоровление. На больного оказывают влияние его костюм, поведение…» Рабле издал часть трудов Гиппократа.
Франсуа Рабле – сын содержателя трактира (некоторые биографы утверждают, аптекаря, занимавшегося питейной торговлей), родился в 1494 году в Шаноне. Лишенный матери в самом раннем возрасте, Франсуа был отдан в монастырь из кабацкой среды, где прошли его первые 10 лет жизни. По воле отца он попадает учеником во Францисканский монастырь Сёльи, оттуда в монастырь de la Beaumette, затем в качестве ученика в кордельерское аббатство в Fontenoy le Comte.
В 25-летнем возрасте он становится монахом-францисканцем. Спустя некоторое время выходит из Францисканского ордена и переходит в Бенедиктинский орден. В монастырь он уже не поступал и в качестве простого священника жил при дворе епископа Мейльезеского (Maillezais) Жоффруа д'Эстиссака, отличавшегося образованностью и эпикурейскими наклонностями и собравшего вокруг себя многих французских «гуманитов». Пользуясь покровительством Эразма Роттердамского, Рабле смог заняться медициной.
Сохраняя сан священника, Рабле поступил на медицинский факультет университета в Монпелье, где его однокашником был Мишель де Нострадамус, впоследствии ставший лейб-медиком Карла IX и известным астрологом. Стоит сказать несколько слов о факультете Монпелье занимавшего особое место среди медицинских учебных заведений Европы.
Факультет был создан в 1020 году на основе медицинской школы, основанной в 768 году при Доминиканском монастыре. В 1137 году медицинская школа отделилась от монастыря и в 1220 году получила название университета. Согласно уставу от 1240 года после трехлетнего обучения присуждалась степень бакалавра лицам, уже имевшим степень магистра искусств. Бакалавр мог получить также высшее образование, пройдя пятилетний курс науки, включавший изучение Гиппократа, Галена, Авиценны, Разеса, Константина Африканского, Исаака, а также комментарии к ним. В 1289 году университет состоял из трех факультетов: медицинского, юридического и искусств. Все дела медицинского факультета решались на конференциях, которые проводились два раза в год. В 1369 году в Монпелье был создан для студентов медицинского факультета коллеж, рассчитанный на 12 человек, который оказывал студентам денежную помощь. Это была первая попытка ввести стипендию для студентов медиков.
Изучению анатомии на факультете придавалось особое значение. Вскрытия начали проводить после приказа короля в 1376 году, разрешавшего использовать для анатомических целей трупы приговоренных к смертной казни. С тех пор факультет превратился в один из самых авторитетных медицинских учебных заведений мира, прославленный деятельностью многих выдающихся ученых – Арнольда из Виллановы, Ги де Шоллиака, Анри де Мондевилля.
По окончании медицинского факультета Рабле читает лекции в Alma mater по анатомии и выпускает бывшие тогда в моде альманахи. Свою медицинскую деятельность он продолжает в Лионе. И тут он вступает на путь, принесший ему бессмертную славу: в 1532 году появляются (инкогнито из боязни преследования) две первые книги его знаменитого романа «Grandes et incstimables chroniques du grand et e’horme géant Gargantua». Он издал их под псевдонимом «Алкоф-рибас Нозье» (анаграмма его имени и фамилии). Впоследствии появилась книга «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Франсуа Рабле ухитрился осветить систему астральных соотношений, в том числе «планетные» металлы и камни. Переходя от одной детали туалета к другой своего персонажа Гаргантюа, великий острослов не упускает случая поиздеваться над суеверием своих современников.
«Для его перчаток были употреблены в дело шестнадцать кож, снятых с упырей, а для опушки – три кожи, снятые с вурдалаков. Таково на сей предмет было предписание сенлуанских кабалистов. Перстни у него были такие: …на указательном пальце левой руки – карбункул величиною со страусово яйцо в весьма изящной оправе из чистого золота; на безымянном пальце той же руки – перстень из необыкновенного, дотоле не виданного сплава четырех металлов, в котором сталь не портила золота, а серебро не затмевало меди… На безымянном пальце правой руки Гаргантюа носил перстень в виде спирали, и в него были вделаны превосходный бледно-красный рубин, остроконечный брильянт и физонский изумруд, коим не было цены».
Сугубо астрологический смысл этого отрывка легко поддается расшифровке. Если сопоставить планетные характеристики камней, металлов и пальцев, которые тоже соотносились с «планетными буграми», то получится полнейшая бессмыслица, – чего, видимо, и добивался гениальный «извлекатель квинтэссенции», как именовал себя Рабле. Он окончательно срывает маски, когда переходит к характеристике цветов платья и связанной с ними символике…
14 февраля 1535 года доктор Рабле переезжает в Гренобль, где становится счастливым отцом ребенка по имени Теодюль. После некоторой паузы, вызванной рождением сына, Рабле, укрываясь от преследований, поехал в Рим ухаживать за больным папой Павлом III. Ему удалось добиться временного прощения за бегство из монастыря. В вечном городе Рабле серьезно увлекся археологией и даже выпустил книгу, посвященную античным памятникам.
Франсуа Рабле – один из величайших европейских остроумцев, не избежал преследования духовенства – его книги сожгли, несмотря на покровительство короля Франциска I. Рабле мечется, переезжает с места на место, опасаясь расправы, которая беспрерывно совершалась над его лучшими друзьями и единомышленниками. Наконец в 1551 году он получил приход в Медоне (местечко около Парижа).
Хотя анафема Сорбонны продолжилась с прежней силой, но могущественная протекция Дианы де Пуатье, любовницы (1547–1559) французского короля Генриха II, позволила Рабле вести относительно спокойную жизнь до самой смерти, последовавшей от болезни сердца в Париже в 1553 году. За несколько минут до смерти Рабле сказал: «Я отправляюсь искать великое…закройте занавес, комедия сыграна…» Могила Рабле находится в парижском квартале Маре, под магазином.
Кардано
Характер итальянского врача Джероламо Кардано (Girolamo Cordaniss) и впрямь носил следы патологии. Жизнь его представляла самую причудливую смесь порока и добродетели, гордости и униженности. Та же печать неуравновешенности лежит на его трудах: в них соседствуют оригинальность и здравомыслие с грубым суеверием и детской наивностью. Но это отнюдь не помешало Кардано получить в 23 года степень доктора медицины в Павии, в Венеции – доктора философии, состоять врачом при дворе многих князей и римских пап и к 25 годам занять пост ректора Падуанского университета.
Джероламо Кардано был ученым, обладавшим обширными и разносторонними знаниями в различных областях, особенно многим ему обязаны математика, механика и, конечно же, медицина. Последнюю из наук он обогатил 222 работами. Он, как и его духовный учитель Парацельс, критиковал древних медиков, не признавал их теорий. Доктор Кардано первый установил различие между петехиальной лихорадкой и корью; разработал вопрос о переливании крови и т. п. В 1574 году Кардано рассказал об анестезии, вызванной магнитом, и этим заложил основы магнитотерапии в ее первоначальном виде.
Джероламо Кардано, как его отец и двоюродный брат, страдал психическим расстройством. Вот как Кардано себя описывает: «Заика, хилый, со слабой памятью, без всяких знаний, я с детства страдал гипнофантастическими галлюцинациями». Ему представлялся то петух, говоривший с ним человеческим голосом, то гроб, наполненный костями. Все, что бы ни явилось в его воображении, он видел перед собой как нечто, существующее реально. С 19 до 26 лет он находился под покровительством особого духа, который некогда оказывал услуги его отцу. Этот дух давал ему советы и открывал будущее, после 26 лет сверхъестественные силы не оставляли его без своей помощи. Так, однажды, когда он прописал не то лекарство, какое следовало, рецепт, вопреки закону тяготения, подпрыгнул на столе и тем самым предупредил его об ошибке.
Доктор Кардано был ипохондриком и воображал себя страдающим всеми болезнями, о каких только слышал или читал: сердцебиениями, боязнью открытых пространств, опухолью живота, недержанием мочи, подагрой, грыжей и прочими болезнями, которые он никогда не лечил. Иногда Кардано казалось, что употребляемое им в пищу мясо пропитано серой. Иногда он видел это мясо в виде растопленного воска. Он видел огни, какие-то призраки, и все эти видения сопровождались страшными землетрясениями, хотя никто другой этого не замечал.
Великий ученый говорил о себе, что склонен к пьянству, к игре, лжи, разврату и зависти, а также, что четырежды замечал во время полнолуния признаки полного умопомешательства. Он страдал паранойей: ему казалось, что его преследуют и за ним шпионят все правительства; против него ополчились все враги, которых он никогда не видел, но которые, как он утверждал, собираются его опозорить и довести до отчаяния. К тому же преследователи осудили на смерть нежно любимого им сына. Наконец, он вообразил, что профессора университета в Павии отравили его, пригласив специально для этой цели к себе, и если он остался жив, то лишь благодаря помощи св. Мартина и Богородицы.
Его чувствительность была извращена до такой степени, что он чувствовал себя хорошо только под влиянием какой-нибудь физической боли, он до крови кусал губы или руки. «Если у меня ничего не болело, – сообщает Кордано, – я старался вызвать боль ради того приятного ощущения, какое доставляет мне прекращение боли. Когда я не испытывал физических страданий, мои нравственные мучения становились настолько сильными, что всякая боль казалась мне ничтожной в сравнении с ними». Английский поэт Байрон тоже говорил, что перемежающаяся лихорадка доставляет ему удовольствие вследствие того приятного ощущения, каким сопровождается прекращение приступа.
Джероламо Кардано слепо верил в пророческие сны. Он руководствовался снами в самых ответственных случаях своей жизни, например, при заключении своего брака (во сне ему была указана его будущая жена), выписке рецептов и установлении диагноза. К этому у него были веские основания. Например, будучи импотентом до 34 лет, он во сне получил способность к половым отправлениям. Под влиянием сновидения написал сочинения «О разнообразии вещей» и «О лихорадках». Вот что говорит сам Кардано:
– Однажды во сне я услышал прелестнейшую музыку. Я проснулся, и в голове у меня явилось решение вопроса относительно того, почему одни лихорадки имеют смертельный исход, а другие не имеют. Это был ответ, над решением которого я бился 25 лет. Во время сна у меня явилась потребность написать книгу рецептов, и я стал работать над ней с большим вдохновением и наслаждением, которого никогда прежде не испытывал.
В мае 1560 года, когда Кардано шел 62-й год, он был потрясен известием, что его горячо любимый сын был публично признан отравителем. «Подавленный таким горем, – пишет Кардано, – я тщетно искал облегчения в игре и в физических страданиях: кусал свои руки или наносил себе удары по ногам. Я не спал уже третью ночь и, наконец, часа за два до рассвета, чувствуя, что я должен или умереть, или сойти с ума, я стал молиться Богу, чтобы он избавил меня от этой жизни. После страстных молений я неожиданно заснул и вдруг внезапно почувствовал, что кто-то ко мне приближается, скрытый от меня окружающим мраком, и говорит: «Что ты сокрушаешься о сыне?.. Возьми камень, висящий у тебя на шее, в рот, и пока ты будешь прикасаться к нему губами, ты не будешь вспоминать сына». Проснувшись, я не поверил, чтобы могла существовать какая-нибудь связь между изумрудом и забвением, но, не зная иного средства облегчить нестерпимые страдания, я взял в рот изумруд. И что же? Вопреки моим ожиданиям, всякое воспоминание о сыне вдруг исчезло из моей памяти, и я снова заснул. В продолжение полутора лет, когда я во время еды и чтения лекций вынимал свой драгоценный камень изо рта, ко мне возвращались прежние страдания».[4]
Это экзотическое лечение самовнушением основывалось на игре слов gioia – радость и gemme – драгоценный камень, происходящих от одного корня. Поскольку Кардано еще раньше, основываясь на ложно им понятой этимологии слов, приписывал драгоценным камням силу благотворного влияния на людей, то он вовсе не нуждался в откровении, пришедшем ему во время сна.
Важно заметить, что не благодаря своему психическому состоянию, а вопреки, Кардано стал великим ученым. С именем Кардано связывают формулу решения неполного кубического уравнения, впервые опубликованного им в 1545 году. Его работы сыграли большую роль в развитии алгебры. Из открытий Кардано следует отметить линейное преобразование корней, позволяющее привести полное кубическое уравнение к виду, свободному от члена второй степени, а также указания на зависимость между корнями и коэффициентами уравнения и на делимость многочлена на разность х-а, если а – его корень. Он одним из первых в Европе стал допускать отрицательные корни уравнений; в его работах впервые появляются мнимые величины; им были также рассмотрены первые задачи теории вероятностей. В механике Кардано занимался теорией рычага и весов. Автомобилисты должны быть благодарны ему за подвес – прообраз карданного механизма и т. д.
На закате своей многострадальной жизни Кардано, подобно Руссо и Галлеру, написал свою автобиографию, в которой предсказал день своей смерти – 21 сентября. В назначенный день он не подвел себя и действительно умер, как и обещал, в тюрьме. В этом случае пророчество проложило путь смертельному самовнушению. Кардано был не одинок. Свифт, отец иронии и юмора, еще в молодости предсказал, что его ожидает умственное помешательство. Это предсказание было сделано, когда, гуляя однажды по саду с английским физиком и врачом Томасом Юнгом (1773–1829), он увидел могучий вяз, полностью лишенный листвы на своей вершине, и сказал: «Я точно так же начну умирать с головы». В 1745 году он умер в полном соответствии со своим самовнушением. После него осталось задолго до смерти написанное завещание, в котором он отдавал 11 000 фунтов стерлингов в пользу душевнобольных.
Везалий
Если кого и можно называть отцом анатомии, так это, конечно же, Везалия. Андреас Везалий (Vesalius), естествоиспытатель, основоположник и творец современной анатомии, одним из первых стал изучать человеческий организм путем вскрытий. Все позднейшие анатомические приобретения берут свое начало от него.
Андреас Везалий происходил из рода Витингов, живших долгое время в Нимвегене. Несколько поколений семьи, в которой родился Андреас, были учеными медиками и знатоками медицинских трудов исторического значения. Прапрадед его, Петр, был врачом императора Максимилиана, профессором и ректором Лувенского университета. Будучи завзятым библиофилом, собирателем медицинских трактатов, он истратил часть своего состояния на собрание медицинских рукописей. Он написал комментарий к 4 книге «Канона врачебной науки» великого энциклопедиста Востока Авиценны.
Сын Петра Джон, прадед Андреаса, преподавал в университете Лувена: он был математиком и врачом в Брюсселе. Сын Джона Эверард, дед Андреаса, также был врачом. Он известен своими комментариями к труду «Ад Аль Мозареме» Разеса,[5] выдающегося иранского врача, ученого-энциклопедиста и философа, и, кроме того, написал добавления к первым четырем параграфам «Гиппократова сборника». К тому же он дал классическое описание оспы и кори, применял оспопрививание.
Отец Андреаса Везалия, Андреас, был аптекарем принцессы Маргариты, тетки Карла V и правительницы Нидерландов. Младший брат Андреаса, Франциск, также изучал медицину и стал врачом.
Андреас родился в Брюсселе 31 декабря 1514 года и рос среди врачей, посещавших дом его отца. Он с юных лет пользовался богатой библиотекой медицинских трактатов, собираемых в семье и переходивших из поколения в поколение. Благодаря этому у юного и способного Андреаса появился интерес к изучению медицины. Надо сказать, что он обладал необыкновенной эрудицией: помнил все открытия, сделанные различными авторами, и в своих сочинениях прокомментировал их.
В 16-летнем возрасте Андреас получил классическое образование в Брюсселе. В 1530 году он поступил в Лувенский университет, основанный Иоганном IV Брабантским в 1426 году (закрыт после Великой французской революции, возобновлен в 1817 г.). В университете преподавали древние языки – греческий и латинский, а также математику и риторику. Для успешного продвижения в науке необходимо было хорошо знать древние языки. Неудовлетворенный преподаванием, Андреас в 1531 году перешел в Педагогический коллеж (Pedagogium trilinque), основанный в Лувене в 1517 году. Бог не обидел его талантами: он быстро заговорил по-латыни и довольно бегло стал читать греческих писателей, неплохо понимать по-арабски.
Андреас Везалий рано обнаружил склонность к анатомии. В свободное от университетских занятий время он с огромным увлечением вскрывал и тщательно препарировал домашних животных. Эта страсть не осталась незамеченной. Придворный врач и друг отца Андреаса Николай Флорен, интересовавшийся судьбой юноши, порекомендовал ему обучаться медицине, и только в Париже. Впоследствии, в 1539 году, Везалий посвятил Флорену свой труд «Послание о кровопускании», назвав его своим вторым отцом.
В 1533 году Андреас отправляется изучать медицину в Париж. Здесь три-четыре года он занимается анатомией, слушает лекции итальянского врача, хорошо зарекомендовавшего себя при дворе Франца I, Гвидо-Гвиди (Guido-Guidi, 1500–1569), более известного под именем Видиуса и Жака Дюбуа (Dubois, 1478–1555) (латинизированное имя Сильвий, или Сильвиус, Якобус). Сильвий одним из первых начал анатомические исследования строения полых вен, брюшины и т. д. на человеческих трупах; изобрёл инъекции кровеносных сосудов красящими веществами; описал аппендикс, строение печени, положение полой вены, открыл венные клапаны и т. д. Лекции он читал блестяще.
Везалий также посещал лекции «современного Галена», как называли лучшего врача Европы Фернеля (1497–1558), лейб-медика Екатерины Медичи. Жак Франсуа Фернель, математик, астроном, философ и врач, ввел в медицину несколько ключевых понятий: «физиология» и «патология». Он много писал о сифилисе и др. болезнях, изучал, кроме всего, эпилепсию и точно разграничил типы этого заболевания. В 1530 году Парижский медицинский факультет присвоил ему степень доктора медицины, в 1534 году он получил звание профессора медицины. Его называли первым врачом Франции и одним из самых маститых в Европе.
Везалий не ограничивался посещением лекций Сильвия и Фернеля, он занимается и у Иоганна Гюнтера – швейцарца из Андерлехта, преподававшего в то время в Париже анатомию и хирургию. Ранее Гюнтер преподавал греческий язык в Лувенском университете, а в 1527 году переехал в Париж, где занимался анатомией. Он написал труд об анатомо-физиологических взглядах Галена («четыре книги анатомических установлений, согласно мнению Галена, обращенных к кандидатам медицины»). С Гюнтером у Везалия установились более сердечные отношения, чем с Сильвием. Гюнтер очень ценил своего ученика.
Занятия анатомией предполагают практику на человеческом материале. Везалию для анатомических исследований необходимы были трупы умерших людей. Но с этим вопросом всегда были большие сложности. Это занятие, как известно, никогда не было богоугодным делом, против него традиционно восставала церковь. Герофил, наверное, был единственным врачом, который, вскрывая трупы в Мусейоне, не подвергался за это преследованиям. Увлечённый страстью научного исследования, Везалий отправлялся ночью один на кладбище des Innocents,[6] на место казни аббата Вильяра де Монфокона, и там оспаривал у бездомных собак их полусгнившую добычу.
Он был призван не только облагораживать или «излечивать» металлы – эманации планетных начал, но и служить универсальным лекарством. Его раствор, разведенный до концентрации так называемого aurum potabile – «золотого напитка», обеспечивал излечение всех хворей, полное омоложение и продление жизни на любой срок. Каждый, таким образом, мог обрести желанное долголетие, оживить мертвеца, проникнуть в сокровенные тайны натуры. Для этого нужно было лишь завладеть «магистериумом». Кроме этого, философский камень понимался символически, как внутреннее преображение, переход души от состояния, в котором преобладает материальное начало, к духовному просветлению, познанию Абсолюта.
О путешествии по Европе Парацельс написал в книге «Большая хирургия» (2 кн., 1536). В 1529 году он явился в Нюрнберг, пытаясь найти работу. Там он прославился бесплатным лечением больных, от которых все отказались. И снова у него случился конфликт с врачами.
До нас дошла история, случившаяся с каноником Корнелием, страдавшим болезнью желудка и обещавшим 100 флоринов избавителю. Парацельс ему помог, но с болезнью прошла и благодарность каноника. Парацельс подал в суд на Корнелия. Воспользовавшись судебной рутиной, Корнелий валил с больной головы на здоровую. Когда же возмущённый неблагодарностью исцеленного Парацельс стал кричать на судей и оскорблять их, суд решил применить к нему репрессивные санкции. Парацельс бежал в Кольмар.
В Чехии все складывалась неудачно. После двух смертей своих пациентов он счел за лучшее удалиться. Вернулся в родной Виллах, где жил его отец. Здоровье Парацельса вследствие неприкаянного образа жизни весьма расстроилось. Говорили, что он поселился в Зальцбурге и вскоре умер, обратившись перед смертью в католическую веру. Случилось это на 48-м году жизни, 24 сентября 1541 года.
По свидетельству архивариуса Зальцбургского госпиталя, имущество умершего состояло из двух золотых цепей, нескольких колец и медалей, нескольких ящиков с порошками, мазями и химическими приборами и реактивами. Он оставил после себя Библию, Евангелие, а также указатель Библейских цитат. Серебряный кубок он завещал монастырю в Швейцарии, где жила его мать. Кубок до сих пор хранится в этом монастыре. Говорят, что металл кубка создал сам Парацельс. Местному зальцбургскому цирюльнику (в те времена они были и хирургами) он завещал мази и свои книги по медицине.
Мнения ученых относительно теорий Парацельса были чрезвычайно различны: одни считали его реформатором всего научного знания, другие – фанатиком, демагогом, возмутителем спокойствия, кем угодно, но только не реформатором. Однако следует признать, что ни отсутствие скромности, ни эксцентричность Парацельса не затмевают его заслуг: без знаний великих систем древности он создал свою философию и медицину и не случайно причислен к когорте больших ученых всех времен.
Парацельс написал 9 сочинений, но только 3 из них увидели свет при его жизни. Самое полное собрание сочинений Парацельса издано в 1589 году в Базеле в 10 частях. В нем он порицает объяснение естественных явлений влиянием тайных сил и высказывает принцип: молчи, если не можешь найти причину. Поразительно, что, не имея классических знаний, книжной эрудиции, Парацельс тем не менее оказал громадное влияние на медицину своего века, подвергнув критике старые принципы и опровергнув классические авторитеты.
Имя Парацельса стало одним из символов медицины. Медаль Парацельса – высшая награда, которую в ГДР мог получить врач.
Рабле
(1494–1553)
Не все, очевидно, знают, что Рабле обучался и преподавал на медицинском факультете в Монпелье (1530–1532 и 1537–1539) и в 1530 году получил степень бакалавра, а в 1537 году – доктора медицины. Доктор Рабле был главным врачом госпиталя Notre Dame de Pitiе’[3] в Лионе (1532–1534), практиковал в качестве специалиста по венерическим заболеваниям, состоял муниципальным советником и городским врачом в Меце (1547–1550), личным врачом и советником кардинала Ж. Дю Белле.
Франсуа Рабле относят к числу пионеров научной анатомии. Одним из первых в Европе он производил на своих лекциях вскрытие трупов. К тому же его по праву можно назвать одним из первых психотерапевтов, так как уже в 1532 году Рабле говорил о благотворном влиянии на состояние больного личности врача: «Первейшая обязанность врача – вселять в больного оптимизм, поддерживать в нем веру в выздоровление. На больного оказывают влияние его костюм, поведение…» Рабле издал часть трудов Гиппократа.
Франсуа Рабле – сын содержателя трактира (некоторые биографы утверждают, аптекаря, занимавшегося питейной торговлей), родился в 1494 году в Шаноне. Лишенный матери в самом раннем возрасте, Франсуа был отдан в монастырь из кабацкой среды, где прошли его первые 10 лет жизни. По воле отца он попадает учеником во Францисканский монастырь Сёльи, оттуда в монастырь de la Beaumette, затем в качестве ученика в кордельерское аббатство в Fontenoy le Comte.
В 25-летнем возрасте он становится монахом-францисканцем. Спустя некоторое время выходит из Францисканского ордена и переходит в Бенедиктинский орден. В монастырь он уже не поступал и в качестве простого священника жил при дворе епископа Мейльезеского (Maillezais) Жоффруа д'Эстиссака, отличавшегося образованностью и эпикурейскими наклонностями и собравшего вокруг себя многих французских «гуманитов». Пользуясь покровительством Эразма Роттердамского, Рабле смог заняться медициной.
Сохраняя сан священника, Рабле поступил на медицинский факультет университета в Монпелье, где его однокашником был Мишель де Нострадамус, впоследствии ставший лейб-медиком Карла IX и известным астрологом. Стоит сказать несколько слов о факультете Монпелье занимавшего особое место среди медицинских учебных заведений Европы.
Факультет был создан в 1020 году на основе медицинской школы, основанной в 768 году при Доминиканском монастыре. В 1137 году медицинская школа отделилась от монастыря и в 1220 году получила название университета. Согласно уставу от 1240 года после трехлетнего обучения присуждалась степень бакалавра лицам, уже имевшим степень магистра искусств. Бакалавр мог получить также высшее образование, пройдя пятилетний курс науки, включавший изучение Гиппократа, Галена, Авиценны, Разеса, Константина Африканского, Исаака, а также комментарии к ним. В 1289 году университет состоял из трех факультетов: медицинского, юридического и искусств. Все дела медицинского факультета решались на конференциях, которые проводились два раза в год. В 1369 году в Монпелье был создан для студентов медицинского факультета коллеж, рассчитанный на 12 человек, который оказывал студентам денежную помощь. Это была первая попытка ввести стипендию для студентов медиков.
Изучению анатомии на факультете придавалось особое значение. Вскрытия начали проводить после приказа короля в 1376 году, разрешавшего использовать для анатомических целей трупы приговоренных к смертной казни. С тех пор факультет превратился в один из самых авторитетных медицинских учебных заведений мира, прославленный деятельностью многих выдающихся ученых – Арнольда из Виллановы, Ги де Шоллиака, Анри де Мондевилля.
По окончании медицинского факультета Рабле читает лекции в Alma mater по анатомии и выпускает бывшие тогда в моде альманахи. Свою медицинскую деятельность он продолжает в Лионе. И тут он вступает на путь, принесший ему бессмертную славу: в 1532 году появляются (инкогнито из боязни преследования) две первые книги его знаменитого романа «Grandes et incstimables chroniques du grand et e’horme géant Gargantua». Он издал их под псевдонимом «Алкоф-рибас Нозье» (анаграмма его имени и фамилии). Впоследствии появилась книга «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Франсуа Рабле ухитрился осветить систему астральных соотношений, в том числе «планетные» металлы и камни. Переходя от одной детали туалета к другой своего персонажа Гаргантюа, великий острослов не упускает случая поиздеваться над суеверием своих современников.
«Для его перчаток были употреблены в дело шестнадцать кож, снятых с упырей, а для опушки – три кожи, снятые с вурдалаков. Таково на сей предмет было предписание сенлуанских кабалистов. Перстни у него были такие: …на указательном пальце левой руки – карбункул величиною со страусово яйцо в весьма изящной оправе из чистого золота; на безымянном пальце той же руки – перстень из необыкновенного, дотоле не виданного сплава четырех металлов, в котором сталь не портила золота, а серебро не затмевало меди… На безымянном пальце правой руки Гаргантюа носил перстень в виде спирали, и в него были вделаны превосходный бледно-красный рубин, остроконечный брильянт и физонский изумруд, коим не было цены».
Сугубо астрологический смысл этого отрывка легко поддается расшифровке. Если сопоставить планетные характеристики камней, металлов и пальцев, которые тоже соотносились с «планетными буграми», то получится полнейшая бессмыслица, – чего, видимо, и добивался гениальный «извлекатель квинтэссенции», как именовал себя Рабле. Он окончательно срывает маски, когда переходит к характеристике цветов платья и связанной с ними символике…
14 февраля 1535 года доктор Рабле переезжает в Гренобль, где становится счастливым отцом ребенка по имени Теодюль. После некоторой паузы, вызванной рождением сына, Рабле, укрываясь от преследований, поехал в Рим ухаживать за больным папой Павлом III. Ему удалось добиться временного прощения за бегство из монастыря. В вечном городе Рабле серьезно увлекся археологией и даже выпустил книгу, посвященную античным памятникам.
Франсуа Рабле – один из величайших европейских остроумцев, не избежал преследования духовенства – его книги сожгли, несмотря на покровительство короля Франциска I. Рабле мечется, переезжает с места на место, опасаясь расправы, которая беспрерывно совершалась над его лучшими друзьями и единомышленниками. Наконец в 1551 году он получил приход в Медоне (местечко около Парижа).
Хотя анафема Сорбонны продолжилась с прежней силой, но могущественная протекция Дианы де Пуатье, любовницы (1547–1559) французского короля Генриха II, позволила Рабле вести относительно спокойную жизнь до самой смерти, последовавшей от болезни сердца в Париже в 1553 году. За несколько минут до смерти Рабле сказал: «Я отправляюсь искать великое…закройте занавес, комедия сыграна…» Могила Рабле находится в парижском квартале Маре, под магазином.
Кардано
(1506–1576)
Джероламо Кардано был ученым, обладавшим обширными и разносторонними знаниями в различных областях, особенно многим ему обязаны математика, механика и, конечно же, медицина. Последнюю из наук он обогатил 222 работами. Он, как и его духовный учитель Парацельс, критиковал древних медиков, не признавал их теорий. Доктор Кардано первый установил различие между петехиальной лихорадкой и корью; разработал вопрос о переливании крови и т. п. В 1574 году Кардано рассказал об анестезии, вызванной магнитом, и этим заложил основы магнитотерапии в ее первоначальном виде.
Джероламо Кардано, как его отец и двоюродный брат, страдал психическим расстройством. Вот как Кардано себя описывает: «Заика, хилый, со слабой памятью, без всяких знаний, я с детства страдал гипнофантастическими галлюцинациями». Ему представлялся то петух, говоривший с ним человеческим голосом, то гроб, наполненный костями. Все, что бы ни явилось в его воображении, он видел перед собой как нечто, существующее реально. С 19 до 26 лет он находился под покровительством особого духа, который некогда оказывал услуги его отцу. Этот дух давал ему советы и открывал будущее, после 26 лет сверхъестественные силы не оставляли его без своей помощи. Так, однажды, когда он прописал не то лекарство, какое следовало, рецепт, вопреки закону тяготения, подпрыгнул на столе и тем самым предупредил его об ошибке.
Доктор Кардано был ипохондриком и воображал себя страдающим всеми болезнями, о каких только слышал или читал: сердцебиениями, боязнью открытых пространств, опухолью живота, недержанием мочи, подагрой, грыжей и прочими болезнями, которые он никогда не лечил. Иногда Кардано казалось, что употребляемое им в пищу мясо пропитано серой. Иногда он видел это мясо в виде растопленного воска. Он видел огни, какие-то призраки, и все эти видения сопровождались страшными землетрясениями, хотя никто другой этого не замечал.
Великий ученый говорил о себе, что склонен к пьянству, к игре, лжи, разврату и зависти, а также, что четырежды замечал во время полнолуния признаки полного умопомешательства. Он страдал паранойей: ему казалось, что его преследуют и за ним шпионят все правительства; против него ополчились все враги, которых он никогда не видел, но которые, как он утверждал, собираются его опозорить и довести до отчаяния. К тому же преследователи осудили на смерть нежно любимого им сына. Наконец, он вообразил, что профессора университета в Павии отравили его, пригласив специально для этой цели к себе, и если он остался жив, то лишь благодаря помощи св. Мартина и Богородицы.
Его чувствительность была извращена до такой степени, что он чувствовал себя хорошо только под влиянием какой-нибудь физической боли, он до крови кусал губы или руки. «Если у меня ничего не болело, – сообщает Кордано, – я старался вызвать боль ради того приятного ощущения, какое доставляет мне прекращение боли. Когда я не испытывал физических страданий, мои нравственные мучения становились настолько сильными, что всякая боль казалась мне ничтожной в сравнении с ними». Английский поэт Байрон тоже говорил, что перемежающаяся лихорадка доставляет ему удовольствие вследствие того приятного ощущения, каким сопровождается прекращение приступа.
Джероламо Кардано слепо верил в пророческие сны. Он руководствовался снами в самых ответственных случаях своей жизни, например, при заключении своего брака (во сне ему была указана его будущая жена), выписке рецептов и установлении диагноза. К этому у него были веские основания. Например, будучи импотентом до 34 лет, он во сне получил способность к половым отправлениям. Под влиянием сновидения написал сочинения «О разнообразии вещей» и «О лихорадках». Вот что говорит сам Кардано:
– Однажды во сне я услышал прелестнейшую музыку. Я проснулся, и в голове у меня явилось решение вопроса относительно того, почему одни лихорадки имеют смертельный исход, а другие не имеют. Это был ответ, над решением которого я бился 25 лет. Во время сна у меня явилась потребность написать книгу рецептов, и я стал работать над ней с большим вдохновением и наслаждением, которого никогда прежде не испытывал.
В мае 1560 года, когда Кардано шел 62-й год, он был потрясен известием, что его горячо любимый сын был публично признан отравителем. «Подавленный таким горем, – пишет Кардано, – я тщетно искал облегчения в игре и в физических страданиях: кусал свои руки или наносил себе удары по ногам. Я не спал уже третью ночь и, наконец, часа за два до рассвета, чувствуя, что я должен или умереть, или сойти с ума, я стал молиться Богу, чтобы он избавил меня от этой жизни. После страстных молений я неожиданно заснул и вдруг внезапно почувствовал, что кто-то ко мне приближается, скрытый от меня окружающим мраком, и говорит: «Что ты сокрушаешься о сыне?.. Возьми камень, висящий у тебя на шее, в рот, и пока ты будешь прикасаться к нему губами, ты не будешь вспоминать сына». Проснувшись, я не поверил, чтобы могла существовать какая-нибудь связь между изумрудом и забвением, но, не зная иного средства облегчить нестерпимые страдания, я взял в рот изумруд. И что же? Вопреки моим ожиданиям, всякое воспоминание о сыне вдруг исчезло из моей памяти, и я снова заснул. В продолжение полутора лет, когда я во время еды и чтения лекций вынимал свой драгоценный камень изо рта, ко мне возвращались прежние страдания».[4]
Это экзотическое лечение самовнушением основывалось на игре слов gioia – радость и gemme – драгоценный камень, происходящих от одного корня. Поскольку Кардано еще раньше, основываясь на ложно им понятой этимологии слов, приписывал драгоценным камням силу благотворного влияния на людей, то он вовсе не нуждался в откровении, пришедшем ему во время сна.
Важно заметить, что не благодаря своему психическому состоянию, а вопреки, Кардано стал великим ученым. С именем Кардано связывают формулу решения неполного кубического уравнения, впервые опубликованного им в 1545 году. Его работы сыграли большую роль в развитии алгебры. Из открытий Кардано следует отметить линейное преобразование корней, позволяющее привести полное кубическое уравнение к виду, свободному от члена второй степени, а также указания на зависимость между корнями и коэффициентами уравнения и на делимость многочлена на разность х-а, если а – его корень. Он одним из первых в Европе стал допускать отрицательные корни уравнений; в его работах впервые появляются мнимые величины; им были также рассмотрены первые задачи теории вероятностей. В механике Кардано занимался теорией рычага и весов. Автомобилисты должны быть благодарны ему за подвес – прообраз карданного механизма и т. д.
На закате своей многострадальной жизни Кардано, подобно Руссо и Галлеру, написал свою автобиографию, в которой предсказал день своей смерти – 21 сентября. В назначенный день он не подвел себя и действительно умер, как и обещал, в тюрьме. В этом случае пророчество проложило путь смертельному самовнушению. Кардано был не одинок. Свифт, отец иронии и юмора, еще в молодости предсказал, что его ожидает умственное помешательство. Это предсказание было сделано, когда, гуляя однажды по саду с английским физиком и врачом Томасом Юнгом (1773–1829), он увидел могучий вяз, полностью лишенный листвы на своей вершине, и сказал: «Я точно так же начну умирать с головы». В 1745 году он умер в полном соответствии со своим самовнушением. После него осталось задолго до смерти написанное завещание, в котором он отдавал 11 000 фунтов стерлингов в пользу душевнобольных.
Везалий
(1514–1564)
Андреас Везалий происходил из рода Витингов, живших долгое время в Нимвегене. Несколько поколений семьи, в которой родился Андреас, были учеными медиками и знатоками медицинских трудов исторического значения. Прапрадед его, Петр, был врачом императора Максимилиана, профессором и ректором Лувенского университета. Будучи завзятым библиофилом, собирателем медицинских трактатов, он истратил часть своего состояния на собрание медицинских рукописей. Он написал комментарий к 4 книге «Канона врачебной науки» великого энциклопедиста Востока Авиценны.
Сын Петра Джон, прадед Андреаса, преподавал в университете Лувена: он был математиком и врачом в Брюсселе. Сын Джона Эверард, дед Андреаса, также был врачом. Он известен своими комментариями к труду «Ад Аль Мозареме» Разеса,[5] выдающегося иранского врача, ученого-энциклопедиста и философа, и, кроме того, написал добавления к первым четырем параграфам «Гиппократова сборника». К тому же он дал классическое описание оспы и кори, применял оспопрививание.
Отец Андреаса Везалия, Андреас, был аптекарем принцессы Маргариты, тетки Карла V и правительницы Нидерландов. Младший брат Андреаса, Франциск, также изучал медицину и стал врачом.
Андреас родился в Брюсселе 31 декабря 1514 года и рос среди врачей, посещавших дом его отца. Он с юных лет пользовался богатой библиотекой медицинских трактатов, собираемых в семье и переходивших из поколения в поколение. Благодаря этому у юного и способного Андреаса появился интерес к изучению медицины. Надо сказать, что он обладал необыкновенной эрудицией: помнил все открытия, сделанные различными авторами, и в своих сочинениях прокомментировал их.
В 16-летнем возрасте Андреас получил классическое образование в Брюсселе. В 1530 году он поступил в Лувенский университет, основанный Иоганном IV Брабантским в 1426 году (закрыт после Великой французской революции, возобновлен в 1817 г.). В университете преподавали древние языки – греческий и латинский, а также математику и риторику. Для успешного продвижения в науке необходимо было хорошо знать древние языки. Неудовлетворенный преподаванием, Андреас в 1531 году перешел в Педагогический коллеж (Pedagogium trilinque), основанный в Лувене в 1517 году. Бог не обидел его талантами: он быстро заговорил по-латыни и довольно бегло стал читать греческих писателей, неплохо понимать по-арабски.
Андреас Везалий рано обнаружил склонность к анатомии. В свободное от университетских занятий время он с огромным увлечением вскрывал и тщательно препарировал домашних животных. Эта страсть не осталась незамеченной. Придворный врач и друг отца Андреаса Николай Флорен, интересовавшийся судьбой юноши, порекомендовал ему обучаться медицине, и только в Париже. Впоследствии, в 1539 году, Везалий посвятил Флорену свой труд «Послание о кровопускании», назвав его своим вторым отцом.
В 1533 году Андреас отправляется изучать медицину в Париж. Здесь три-четыре года он занимается анатомией, слушает лекции итальянского врача, хорошо зарекомендовавшего себя при дворе Франца I, Гвидо-Гвиди (Guido-Guidi, 1500–1569), более известного под именем Видиуса и Жака Дюбуа (Dubois, 1478–1555) (латинизированное имя Сильвий, или Сильвиус, Якобус). Сильвий одним из первых начал анатомические исследования строения полых вен, брюшины и т. д. на человеческих трупах; изобрёл инъекции кровеносных сосудов красящими веществами; описал аппендикс, строение печени, положение полой вены, открыл венные клапаны и т. д. Лекции он читал блестяще.
Везалий также посещал лекции «современного Галена», как называли лучшего врача Европы Фернеля (1497–1558), лейб-медика Екатерины Медичи. Жак Франсуа Фернель, математик, астроном, философ и врач, ввел в медицину несколько ключевых понятий: «физиология» и «патология». Он много писал о сифилисе и др. болезнях, изучал, кроме всего, эпилепсию и точно разграничил типы этого заболевания. В 1530 году Парижский медицинский факультет присвоил ему степень доктора медицины, в 1534 году он получил звание профессора медицины. Его называли первым врачом Франции и одним из самых маститых в Европе.
Везалий не ограничивался посещением лекций Сильвия и Фернеля, он занимается и у Иоганна Гюнтера – швейцарца из Андерлехта, преподававшего в то время в Париже анатомию и хирургию. Ранее Гюнтер преподавал греческий язык в Лувенском университете, а в 1527 году переехал в Париж, где занимался анатомией. Он написал труд об анатомо-физиологических взглядах Галена («четыре книги анатомических установлений, согласно мнению Галена, обращенных к кандидатам медицины»). С Гюнтером у Везалия установились более сердечные отношения, чем с Сильвием. Гюнтер очень ценил своего ученика.
Занятия анатомией предполагают практику на человеческом материале. Везалию для анатомических исследований необходимы были трупы умерших людей. Но с этим вопросом всегда были большие сложности. Это занятие, как известно, никогда не было богоугодным делом, против него традиционно восставала церковь. Герофил, наверное, был единственным врачом, который, вскрывая трупы в Мусейоне, не подвергался за это преследованиям. Увлечённый страстью научного исследования, Везалий отправлялся ночью один на кладбище des Innocents,[6] на место казни аббата Вильяра де Монфокона, и там оспаривал у бездомных собак их полусгнившую добычу.