Страница:
В заключение он назвал пока приблизительную дату созыва пленума обкома и выразил уверенность, что пленум поддержит предложение о моем избрании секретарем обкома.
После избрания я испытывал какое-то двойственное чувство: с одной стороны, не хотелось уходить с производства, а с другой – были удовлетворение и радость за оказанное высокое доверие.
Челябинская область – одна из самых больших не только в России, но и в Союзе. По объему промышленного производства она занимала пятое место в России и шестое – в СССР. Партийная организация области была одной из крупнейших в стране. Там были высокая принципиальность, дисциплина, требовательность к каждому коммунисту, независимо от того, кем и где он работал, соблюдались моральные и нравственные требования. Я горжусь, что жил и работал в таких коллективах, в такой партийной организации.
Много еще можно сказать доброго о Челябинской области, о людях. Из этой области вышло немало крупных партийных и государственных деятелей. Она также стала кузницей кадров для других регионов, центральных организаций и учреждений Советского Союза.
С заводом я расставался с большой грустью. За пять лет удалось вывести завод из тяжелого финансового состояния и превратить в рентабельно работающий. Много сил ушло на улучшение социальных и бытовых проблем. В парткоме решили пригласить после работы в зал заседаний заводоуправления начальников цехов, отделов и служб, руководителей общественных организаций.
Я рассказал собравшимся о постановлении пленума Челябинского обкома партии, избравшего меня секретарем обкома. Сердечно поблагодарил всех присутствующих и всех трудящихся завода за активную слаженную работу, пожелал всем доброго здоровья, новых успехов в труде всему коллективу. После встречи ко мне в кабинет зашли секретарь парткома, главный инженер, председатель завкома и секретарь комитета комсомола. Приказом министра временно исполняющим обязанности директора завода назначен главный инженер К.Н. Мышков.
Они повели со мной разговор уже как с секретарем обкома. Просили, по существу, об одном – не забывать завод, использовать все возможности для оказания помощи, в которой завод очень нуждался. Я пообещал.
Пройден еще один кусок жизненного пути, обогативший меня как инженера, как руководителя. Такие познания можно получить только в непосредственной работе с людьми. Ни одна академия таких знаний и опыта не даст. Так создается мощная база, очень важная для выдвижения на другую, более сложную и ответственную должность.
Несколько слов о Лаптеве. Лаптев не был коренным жителем города и даже области. Приехал он после окончания Высшей партийной школы при Центральном Комитете и, естественно, им же и рекомендован на пост второго секретаря горкома. Сам он из Донбасса, с опытом партийной работы и высшим партийным образованием. Другого высшего образования у него не было.
Через непродолжительное время его избирают первым секретарем горкома, а когда Аристов становится секретарем ЦК КПСС, первым секретарем Челябинского обкома избирается Лаптев. Карьера быстрая и не совсем понятная для местных коммунистов. В области было немало достойных и подготовленных людей.
Несколько позже многие поймут, что Хрущев, став первым лицом в партии и в правительстве, начал выдвигать на партийную и государственную работу даже в России людей с Украины. Так, Полянский избирается секретарем Оренбургского обкома партии, а вскоре его назначают Председателем Совмина РСФСР. Секретарем Оренбургского обкома партии избирают Коваленко. Спрашивается, что, в России на эти посты не было достойных людей? Ничего подобного, были, и в достатке.
Секретарем Тульского обкома партии избирается Юнак, секретарем Ростовского сельского обкома партии избирается Скрябин – тоже с Украины. В Москве тоже на многие посты были выдвинуты украинские кадры. В том же 1954 году по настоянию Н.С. Хрущева Крымскую АССР передали из административного подчинения России в административное подчинение Украины. Почему? На каком основании?
Это решение многие россияне восприняли с болью, подчас с возмущением и негодованием. Говорю я об этом на основании неофициальной информации, бесед, возникавших при встречах на заводах, в городе. Наиболее резко осуждала это решение интеллигенция, и в особенности те, кто прошел войну.
Севастополь – город русской славы! Какое отношение имеет Украина к Севастополю, как и ко всему Крыму? Отвечать на эти вопросы было трудно.
Есть свидетельства, что после выселения татар Крым пытались заселить курянами. Приезжавшие руководители партии спрашивали у них, как идут дела. Куряне отмалчивались, уходили и, оглядываясь, говорили, что «картоха не растеть»… Вот и решили переселять тех, кто знает, что в Крыму «растеть»…
Да разве кто-нибудь, хотя бы в страшном сне, мог тогда увидеть будущий развал страны? Так что винить во всем этом нужно не только Хрущева, а Ельцина, Шушкевича и Кравченко – «лесных братьев», как их называл народ и на Украине, и в Белоруссии, и в граничащих с ними регионах России. Если и нужно было расходиться, то не методом развала великой державы, а цивилизованным путем. И обо всем нужно и должно было договариваться. Ельцин хотел поскорее столкнуть Горбачева, отсюда и безответственные, скороспелые Беловежские соглашения. К чему это привело, теперь всем известно. Руководители России, не спросив народ, уже в мае 1997 года еще раз подписали какой-то договор и заявили, что территориальных претензий у России к Украине нет. Вопрос этот настолько большой и важный, что требует более обстоятельного разговора. Я о нем сказал только потому, чтобы показать, как Хрущев задабривал украинцев, чтобы удержаться у власти. Это мое личное мнение, оно выстрадано…
Товарищи по работе советовали ему проявить партийную дисциплину и принять предложение, тем более что речь идет о выдвижении на более ответственную работу. Он якобы называл ряд причин, в том числе состояние здоровья, из-за которых не может принять предложение. В конце дня на повторной беседе он категорически отказался от предложения.
Поведение Беспалова вызвало у руководства отдела ЦК не только удивление, но и возмущение. Как могло случиться, что на посту второго секретаря обкома такой крупной парторганизации и сложной области оказался случайный человек? Кто его подбирал и выдвигал на эту работу? Надо немедленно освобождать Беспалова от работы в обкоме партии.
Пытаясь узнать все из первых рук, Лаптев несколько раз звонил Чураеву, но не мог застать его на месте.
Через день в обкоме появился Беспалов и сразу зашел к Лаптеву. Потом он зашел и ко мне. Вид у него был удрученный. Он сказал: «Я погорел». Потом стал рассказывать, что сейчас был у Лаптева и тот сказал, что ему ЦК предложено немедленно освободить Беспалова от обязанностей второго секретаря обкома. Он предполагал, что решение будет именно таким. Но и предложение отдела ЦК он принять не мог.
Я не стал ему задавать каких-либо вопросов, посочувствовал. Он не назвал область, в которой ему предлагали работать первым секретарем обкома партии, не назвал и причин своего отказа. Попросил дать такую работу, чтобы прокормить себя и семью. На этом мы попрощались.
Примерно дня через два Лаптев рассказал, что переговорил со всеми членами и кандидатами в члены обкома партии, рассказал о случившемся с Беспаловым. Все товарищи осудили поведение Беспалова. Также он со всеми посоветовался о кандидатуре на пост второго секретаря. Все как один назвали мою кандидатуру. Такое же мнение у первых секретарей крупных городов и районов.
Затем он переговорил с Чураевым. Теперь Чураеву нужно было переговорить с секретарями ЦК партии. Вскоре Чураев позвонил и сказал, что кандидатура Соломенцева на пост второго секретаря обкома партии принята. Можно проводить пленум, так как Соломенцева решили не вызывать в ЦК.
Собрали пленум обкома, а перед ним бюро обкома и меня избрали вторым секретарем Челябинского обкома партии единогласно.
После закрытия пленума Лаптев предложил провести в связи с изменениями в руководстве перераспределение обязанностей между секретарями.
К концу недели я позвонил Лаптеву и сказал, что готов изложить свои соображения по распределению обязанностей между секретарями обкома. Вначале мы рассмотрели мой вариант. В мои предложения он внес коррективы, касающиеся нас обоих. Я предлагал, чтобы он курировал отделы организационно-партийной работы и административных органов, Управление государственной безопасности, управление Министерства внутренних дел, прокуратуру, суды и т. п. Себе я оставил тоже два отдела – промышленности (всех видов и отраслей) и строительства.
Лаптев в принципе согласился, но предложил, чтобы я курировал еще отдел административных органов. Он связывал это с загрузкой его множеством других, общего характера проблем и поручений ЦК, а также не совсем стабильным состоянием своего здоровья.
Кроме этого мне придется заниматься закрытыми объектами, такими, как «Челябинск-40» и «Челябинск-70» по производству ядерного вооружения. Дел там немало, а будет еще больше.
Бюро обкома будет проводить он, а в его отсутствие это буду делать я. Секретариат обкома буду проводить я, а в мое отсутствие – он.
О своем здоровье Лаптев мне сказал впервые. Как затем мне стало известно, у него были серьезные проблемы с желудком, поэтому ему было необходимо соблюдать определенный режим питания. Но работал он много и самоотверженно, несмотря на болезнь. Я, в свою очередь, старался не перегружать его вопросами, проявлять больше самостоятельности. Лаптев улавливал такие нюансы и не мешал мне, а поддерживал и доверял.
Партийные и советские работники никакими особыми привилегиями не пользовались, за исключением отдельных зарвавшихся лиц, которые кроме личных карьерных интересов ни о чем другом и не думали.
Работая директором завода, я имел оклад триста рублей в месяц. При выполнении планов заработок мой был гораздо выше оклада. Жил в трехкомнатной квартире заводского дома. Работавший до меня директор завода занимал четырехкомнатную квартиру. В эту квартиру я не стал вселяться, она для меня, я считал, велика. Семья у меня три человека. Поэтому квартиру бывшего директора отдали военпреду, в его трехкомнатную я и вселился после ремонта.
За мной была закреплена автомашина. Продовольственные и промышленные товары мы покупали в обычных магазинах и на рынке. Уровень жизни у меня был весьма приличный. Жена тоже работала.
В обкоме партии зарплата состояла из двух частей: зарплата по партмаксимуму и другие доплаты. Получилось так, что, перейдя на более ответственную работу, я стал получать зарплату гораздо меньшую, чем на заводе. Транспортом обеспечивался, как и на заводе, но на работу и с работы в любое время суток ходил пешком. Охраны никакой не было. Появилась, правда, одна «привилегия»: объем работы возрос, ответственность тоже, плюс систематические командировки по области по полевым ухабистым дорогам…
Первые посещения закрытых объектов «Челябинск-40» и «Челябинск-70» показали, что здесь немало проблем. Делами они занимаются совершенно новыми и неизведанными, требующими огромных умственных, технических, материальных и финансовых затрат. Объекты уже работали, но одновременно велось и большое строительство. Работали многотысячные коллективы: вольнонаемные специалисты высочайшей квалификации, собранные со всего Союза, военнослужащие и заключенные. Сложились уже не поселки, а целые города. Управляли ими небольшие группы работников предприятий и политотделы. Не случайно вскоре вышло Постановление ЦК партии и правительства об организации на таких объектах городских комитетов партии и городских Советов депутатов трудящихся. Первыми эти органы управления было решено создать на объектах «Челябинск-40» и «Челябинск-70». Организацию их бюро обкома возложило на меня. Начинали с нуля – как назвать будущие города? Я попросил товарищей давать свои названия и сам предложил «Челябинск-40» назвать городом Озерск, а «Челябинск-70» – городом Снежинск. Озерск – потому что город расположен на берегу озера.
Снежинск – потому что запомнилась мне одна поездка на этот объект. Он расположен на полуострове между двух очень больших сообщающихся озер, в сосновом лесу. Как-то в начале зимы после прошедшего обильного снегопада я поехал туда. Там, где уже начали возводить дома нового города, меня буквально ослепила белизна чистейшего снега. Я остановил машину, вышел и несколько минут любовался разлившейся вокруг белизной. Эта чудо-картина осталась в памяти. Когда я подбирал названия городов, она и вспомнилась, вот почему я предложил назвать это поселение Снежинск. Предложения были приняты.
Скоро состоялись партийные конференции в этих двух городах. Организацию и проведение их бюро обкома поручило мне. Секретарями горкомов партии вновь созданных городов были избраны секретари Кировского и Октябрьского райкомов Челябинска, образованные и опытные партийные работники. Рекомендовал для избрания их по поручению бюро тоже я. В то же примерно время были избраны депутаты горсоветов, проведены сессии и избраны исполнительные комитеты. Безвластие на этом закончилось.
На участках цехов имелись знаки с указанием времени, в течение которого там можно находиться. Я несколько раз бывал на этом производстве, пользовался спецодеждой, которая была здесь обязательна, – резиновые калоши, белый халат, в кармане дозиметр. Такая одежда была закреплена и за мной, как и место, где я ее оставлял до следующего посещения.
За определенный промежуток времени работающий набирал предельную величину, после чего его выводили с основного производства на другую работу.
В первый период работы на комбинате «Челябинск-40» на основном производстве имели место аварии с тяжелым последствием для работающих – облучением. Причины этих аварий крылись, как правило, в новизне производства, а следовательно, и в недоработке в технологических процессах. Поэтому на предприятии постоянно находились, занимаясь совершенствованием технологических процессов, крупнейшие ученые-атомщики во главе с выдающимся ученым с мировым именем Игорем Васильевичем Курчатовым.
Курчатов родился в городе Симе Челябинской области. Он был первым организатором и руководителем работ по атомной науке и технике в Советском Союзе. Под его руководством сооружен первый советский циклотрон, первый в Европе ядерный реактор, создана первая в Союзе атомная бомба, первые в мире термоядерная бомба и атомная электростанция. Он основатель и первый директор Института атомной энергии. И это, безусловно, далеко не все, что он сделал в науке и технике для своего отечества.
О его приезде в Челябинск обкому сообщали заранее и мне поручали выезжать в «Челябинск-40».
Игорь Васильевич при всей занятости всегда находил время внимательно всех выслушать и принять решения. Он был не только умен, скромен, всесторонне образован, но очень прост в обращении и обаятелен. На предприятии он занимался не только научными и техническими проблемами. Он постоянно интересовался условиями жизни трудящихся. С его помощью решалось немало социальных вопросов. Особое внимание он уделял обеспечению безопасных условий труда.
И все же неприятности случались.
Особенно большой шум был поднят в связи с сильным взрывом, о котором теперь много и написано, и сказано. Но взрыв этот произошел не на основном производстве, а на складе, где собирались и хранились отходы основного производства. Точная причина, кажется, так и не установлена. Во всяком случае мы, кто в то время допускался к этому объекту, так и не узнали окончательного заключения.
Взрыв этот нанес большой экономический ущерб. Шлейф взрыва протянулся на 175 километров в сторону Свердловской области. Я не располагаю данными, насколько велика была радиация на облученной территории и что сделано с населенными пунктами, попавшими под шлейф взрыва.
В Челябинской области вся территория, попавшая под шлейф взрыва, была оцеплена армейскими подразделениями, въезд и вход на нее был закрыт. Выселялись все люди, проживавшие или находившиеся в этой зоне. Они не имели права что-либо взять с собой из вещей. На границе с чистой зоной они снимали с себя всю одежду и надевали новую. Все прежнее имущество сжигалось и закапывалось в землю на довольно большую глубину. Скот был забит, уничтожена и птица. Были приняты меры по недопущению населения в пострадавшую зону. Пришлось организовать бригаду по отстрелу уток, прилетающих на озеро, на берегу которого расположен комбинат. Озеро было сильно загрязнено радиацией. За каждую убитую утку выплачивалось денежное вознаграждение. Принималась масса других мер, чтобы оградить зараженную радиацией территорию от посещений населением, животными. Запрет этот был рассчитан на несколько десятилетий.
Пришлось много поработать ученым-атомщикам, производственникам, представителям многих направлений науки, чтобы достоверно установить причину взрыва, оценить последствия его и главное – определить меры по недопущению подобного впредь.
После случившегося появились разные слухи и домыслы, всякие небылицы и толкования. Главная причина их крылась в отсутствии официального разъяснения со стороны правительственных или партийных организаций. Видимо, жесткие требования секретности не позволяли дать подобные разъяснения.
Нам, партийным и советским работникам, было очень трудно объяснять населению происшедшее в Озерске.
Государство компенсировало населению материальный ущерб, по желанию пострадавших расселяли по соответствующим населенным пунктам. Но психологическое потрясение, моральный и духовный урон, боль души не компенсируешь. Ликвидация последствий взрыва потребовала много средств, сил, участия многих организаций, особого внимания и большой организаторской и политической работы областных органов партийного и государственного управления.
Сложилось так, что в партийные организации любого ранга могли обращаться граждане по любым вопросам, в том числе и личным. Не было в стране другого такого руководящего органа, к которому люди могли обращаться абсолютно со всем. И это правомочно. Руководящей и направляющей силой была Коммунистическая партия. А кому много дается, с того и много спрашивается…
Следует сказать, что с приходом к руководству партией и правительством Н.С. Хрущева появился буквально реорганизационный зуд. Хрущев – человек неугомонный, увлекающийся, напористый, категоричный, не терпящий возражений руководитель-рубака. Он не утруждал себя глубоким анализом происходящих в жизни процессов. Подчас он с порога отвергал предложения и советы авторитетных специалистов. По своей инициативе Хрущев написал и разослал по инстанциям огромное количество записок с предложениями по различным реорганизациям и даже по вопросам чисто техническим и технологическим (возделывание кукурузы, крупнопанельное строительство).
Хрущев был очень груб и бестактен с людьми. Мог снять с работы после одного разговора непонравившегося ему руководителя. Вот некоторые примеры.
Как-то он собрался поехать в Курскую область. В Туле планировалась небольшая остановка. На вокзале его встречали руководители области во главе с первым секретарем обкома. Хрущев пригласил секретаря обкома к себе в вагон проехать с ним до следующей остановки. В беседе секретарь не проявил глубоких знаний в вопросах возделывания кукурузы. Хрущев страшно возмутился, как мог такой человек оказаться во главе областной партийной организации, тут же позвонил в Москву и предложил немедленно снять с работы этого секретаря обкома.
Человек совсем недавно был избран на этот пост. Раньше работал в промышленности, по образованию инженер, хорошо зарекомендовавший себя на производстве. Сельские проблемы он, конечно, еще не успел изучить в полном объеме, тем более тонкости возделывания кукурузы. Он даже не успел как следует познакомиться с областью. Потом, после снятия Хрущева, его взяли в ЦК КПСС замом заведующего одного из важных отделов ЦК, и он оказался прекрасным работником.
Или другой пример. При Хрущеве широко практиковалось проведение с его участием зональных совещаний по сельскому хозяйству. На эти совещания приглашались руководители областей региона, хозяйств, специалисты колхозов и совхозов, научные работники, а также передовики производства. В самом начале шестидесятых годов такое совещание проводилось в Целинограде. Присутствовали аграрники всего Целинного края. В это время я уже работал первым секретарем Карагандинского обкома партии.
Находясь в Целиноградской области, Хрущев побывал в ряде хозяйств, в том числе во Всесоюзном институте зернового хозяйства.
Докладывая о деятельности института, директор, доктор сельскохозяйственных наук, академик, сказал, что земельная площадь под научные работы значительно расширена за счет передачи институту земель соседнего колхоза. Она пока для научных целей не задействована, так как сильно заросла сорняками, и мы, говорит он, решили эту прирезанную от колхоза землю пока пустить под пары. Тут Хрущев поинтересовался, каков процент паров в хозяйстве от всей пашни. Узнав, что 28 %, буквально взорвался и учинил разнос директору института, после чего уехал из хозяйства, сказав присутствовавшим при этом руководителям Казахстана, что нельзя доверять такому неучу руководство институтом.
Как теперь хорошо известно, обсуждался вопрос о культе личности Сталина. Доклад делал Н.С. Хрущев, продолжался он более шести часов с двумя перерывами. Говорил Хрущев очень эмоционально, часто отступал от текста, добавляя примеры и факты в подтверждение выдвинутых против Сталина обвинений. Говорил резко, не стесняясь в выражениях.
В зале стояла мертвая тишина. Когда объявили первый перерыв, в зале слышался только стук откидных сидений, делегаты выходили в каком-то оцепенении…
После съезда многие задавались вопросом: Хрущев обвинил Сталина, а куда же смотрели остальные члены Политбюро ЦК, почему они не протестовали и даже помогали возвеличивать его культ?
Споры, проходившие по всей стране, в каждом коллективе и каждой семье, были очень жесткими. Многие рассматривали доклад Хрущева не только как приговор Сталину, но и как приговор всей великой эпохе, приговор отцам и дедам, которые делали революцию, внесли огромный вклад в развитие России, Советского Союза, обеспечили победу в Великой Отечественной войне, превратили СССР во вторую мировую державу.
Активно использовали содержание доклада наши главные противники на Западе. Для них это был нежданный подарок: что может быть лучше для борьбы против коммунистов, против Советской власти, против Советского государства?
* * *
Пленум состоялся во второй половине августа 1954 года. Вторым вопросом Лаптев сообщил пленуму обкома о необходимости доизбрать одного секретаря обкома по промышленности. Возражений не было. Далее он сказал, что секретариат, бюро обкома вместе с отделом оргпартработы ЦК скрупулезно занимались подбором кандидатуры на этот пост и пришли к единодушному решению рекомендовать на этот пост меня. Я был избран секретарем обкома единогласно.После избрания я испытывал какое-то двойственное чувство: с одной стороны, не хотелось уходить с производства, а с другой – были удовлетворение и радость за оказанное высокое доверие.
Челябинская область – одна из самых больших не только в России, но и в Союзе. По объему промышленного производства она занимала пятое место в России и шестое – в СССР. Партийная организация области была одной из крупнейших в стране. Там были высокая принципиальность, дисциплина, требовательность к каждому коммунисту, независимо от того, кем и где он работал, соблюдались моральные и нравственные требования. Я горжусь, что жил и работал в таких коллективах, в такой партийной организации.
Много еще можно сказать доброго о Челябинской области, о людях. Из этой области вышло немало крупных партийных и государственных деятелей. Она также стала кузницей кадров для других регионов, центральных организаций и учреждений Советского Союза.
С заводом я расставался с большой грустью. За пять лет удалось вывести завод из тяжелого финансового состояния и превратить в рентабельно работающий. Много сил ушло на улучшение социальных и бытовых проблем. В парткоме решили пригласить после работы в зал заседаний заводоуправления начальников цехов, отделов и служб, руководителей общественных организаций.
Я рассказал собравшимся о постановлении пленума Челябинского обкома партии, избравшего меня секретарем обкома. Сердечно поблагодарил всех присутствующих и всех трудящихся завода за активную слаженную работу, пожелал всем доброго здоровья, новых успехов в труде всему коллективу. После встречи ко мне в кабинет зашли секретарь парткома, главный инженер, председатель завкома и секретарь комитета комсомола. Приказом министра временно исполняющим обязанности директора завода назначен главный инженер К.Н. Мышков.
Они повели со мной разговор уже как с секретарем обкома. Просили, по существу, об одном – не забывать завод, использовать все возможности для оказания помощи, в которой завод очень нуждался. Я пообещал.
Пройден еще один кусок жизненного пути, обогативший меня как инженера, как руководителя. Такие познания можно получить только в непосредственной работе с людьми. Ни одна академия таких знаний и опыта не даст. Так создается мощная база, очень важная для выдвижения на другую, более сложную и ответственную должность.
* * *
На следующий день я пришел на работу в обком партии, зашел к первому секретарю Лаптеву. Поговорили о делах, на что особо следует обратить внимание. Потом он повел меня в кабинет, где я буду работать. Он располагался напротив кабинета второго секретаря обкома Беспалова. Приемная одна, один и технический секретарь.Несколько слов о Лаптеве. Лаптев не был коренным жителем города и даже области. Приехал он после окончания Высшей партийной школы при Центральном Комитете и, естественно, им же и рекомендован на пост второго секретаря горкома. Сам он из Донбасса, с опытом партийной работы и высшим партийным образованием. Другого высшего образования у него не было.
Через непродолжительное время его избирают первым секретарем горкома, а когда Аристов становится секретарем ЦК КПСС, первым секретарем Челябинского обкома избирается Лаптев. Карьера быстрая и не совсем понятная для местных коммунистов. В области было немало достойных и подготовленных людей.
Несколько позже многие поймут, что Хрущев, став первым лицом в партии и в правительстве, начал выдвигать на партийную и государственную работу даже в России людей с Украины. Так, Полянский избирается секретарем Оренбургского обкома партии, а вскоре его назначают Председателем Совмина РСФСР. Секретарем Оренбургского обкома партии избирают Коваленко. Спрашивается, что, в России на эти посты не было достойных людей? Ничего подобного, были, и в достатке.
Секретарем Тульского обкома партии избирается Юнак, секретарем Ростовского сельского обкома партии избирается Скрябин – тоже с Украины. В Москве тоже на многие посты были выдвинуты украинские кадры. В том же 1954 году по настоянию Н.С. Хрущева Крымскую АССР передали из административного подчинения России в административное подчинение Украины. Почему? На каком основании?
Это решение многие россияне восприняли с болью, подчас с возмущением и негодованием. Говорю я об этом на основании неофициальной информации, бесед, возникавших при встречах на заводах, в городе. Наиболее резко осуждала это решение интеллигенция, и в особенности те, кто прошел войну.
Севастополь – город русской славы! Какое отношение имеет Украина к Севастополю, как и ко всему Крыму? Отвечать на эти вопросы было трудно.
Есть свидетельства, что после выселения татар Крым пытались заселить курянами. Приезжавшие руководители партии спрашивали у них, как идут дела. Куряне отмалчивались, уходили и, оглядываясь, говорили, что «картоха не растеть»… Вот и решили переселять тех, кто знает, что в Крыму «растеть»…
Да разве кто-нибудь, хотя бы в страшном сне, мог тогда увидеть будущий развал страны? Так что винить во всем этом нужно не только Хрущева, а Ельцина, Шушкевича и Кравченко – «лесных братьев», как их называл народ и на Украине, и в Белоруссии, и в граничащих с ними регионах России. Если и нужно было расходиться, то не методом развала великой державы, а цивилизованным путем. И обо всем нужно и должно было договариваться. Ельцин хотел поскорее столкнуть Горбачева, отсюда и безответственные, скороспелые Беловежские соглашения. К чему это привело, теперь всем известно. Руководители России, не спросив народ, уже в мае 1997 года еще раз подписали какой-то договор и заявили, что территориальных претензий у России к Украине нет. Вопрос этот настолько большой и важный, что требует более обстоятельного разговора. Я о нем сказал только потому, чтобы показать, как Хрущев задабривал украинцев, чтобы удержаться у власти. Это мое личное мнение, оно выстрадано…
* * *
Я проработал в обкоме партии менее года, когда в середине июня 1955 года второй секретарь обкома Беспалов был вызван в ЦК. Я не знал зачем, а спрашивать Лаптева не стал, считая это неэтичным. Через день или два Лаптев пригласил меня к себе. Ему позвонили из ЦК, вероятно из отдела организационно-партийной работы, и сообщили, что Беспалову было предложено поехать работать в одну из областей РСФСР в качестве первого секретаря обкома партии. Он сразу отверг это предложение, повел себя очень нервозно и даже обидчиво. Ему предложили подумать.Товарищи по работе советовали ему проявить партийную дисциплину и принять предложение, тем более что речь идет о выдвижении на более ответственную работу. Он якобы называл ряд причин, в том числе состояние здоровья, из-за которых не может принять предложение. В конце дня на повторной беседе он категорически отказался от предложения.
Поведение Беспалова вызвало у руководства отдела ЦК не только удивление, но и возмущение. Как могло случиться, что на посту второго секретаря обкома такой крупной парторганизации и сложной области оказался случайный человек? Кто его подбирал и выдвигал на эту работу? Надо немедленно освобождать Беспалова от работы в обкоме партии.
Пытаясь узнать все из первых рук, Лаптев несколько раз звонил Чураеву, но не мог застать его на месте.
Через день в обкоме появился Беспалов и сразу зашел к Лаптеву. Потом он зашел и ко мне. Вид у него был удрученный. Он сказал: «Я погорел». Потом стал рассказывать, что сейчас был у Лаптева и тот сказал, что ему ЦК предложено немедленно освободить Беспалова от обязанностей второго секретаря обкома. Он предполагал, что решение будет именно таким. Но и предложение отдела ЦК он принять не мог.
Я не стал ему задавать каких-либо вопросов, посочувствовал. Он не назвал область, в которой ему предлагали работать первым секретарем обкома партии, не назвал и причин своего отказа. Попросил дать такую работу, чтобы прокормить себя и семью. На этом мы попрощались.
Примерно дня через два Лаптев рассказал, что переговорил со всеми членами и кандидатами в члены обкома партии, рассказал о случившемся с Беспаловым. Все товарищи осудили поведение Беспалова. Также он со всеми посоветовался о кандидатуре на пост второго секретаря. Все как один назвали мою кандидатуру. Такое же мнение у первых секретарей крупных городов и районов.
Затем он переговорил с Чураевым. Теперь Чураеву нужно было переговорить с секретарями ЦК партии. Вскоре Чураев позвонил и сказал, что кандидатура Соломенцева на пост второго секретаря обкома партии принята. Можно проводить пленум, так как Соломенцева решили не вызывать в ЦК.
Собрали пленум обкома, а перед ним бюро обкома и меня избрали вторым секретарем Челябинского обкома партии единогласно.
После закрытия пленума Лаптев предложил провести в связи с изменениями в руководстве перераспределение обязанностей между секретарями.
К концу недели я позвонил Лаптеву и сказал, что готов изложить свои соображения по распределению обязанностей между секретарями обкома. Вначале мы рассмотрели мой вариант. В мои предложения он внес коррективы, касающиеся нас обоих. Я предлагал, чтобы он курировал отделы организационно-партийной работы и административных органов, Управление государственной безопасности, управление Министерства внутренних дел, прокуратуру, суды и т. п. Себе я оставил тоже два отдела – промышленности (всех видов и отраслей) и строительства.
Лаптев в принципе согласился, но предложил, чтобы я курировал еще отдел административных органов. Он связывал это с загрузкой его множеством других, общего характера проблем и поручений ЦК, а также не совсем стабильным состоянием своего здоровья.
Кроме этого мне придется заниматься закрытыми объектами, такими, как «Челябинск-40» и «Челябинск-70» по производству ядерного вооружения. Дел там немало, а будет еще больше.
Бюро обкома будет проводить он, а в его отсутствие это буду делать я. Секретариат обкома буду проводить я, а в мое отсутствие – он.
О своем здоровье Лаптев мне сказал впервые. Как затем мне стало известно, у него были серьезные проблемы с желудком, поэтому ему было необходимо соблюдать определенный режим питания. Но работал он много и самоотверженно, несмотря на болезнь. Я, в свою очередь, старался не перегружать его вопросами, проявлять больше самостоятельности. Лаптев улавливал такие нюансы и не мешал мне, а поддерживал и доверял.
* * *
Хочу сказать еще об одном. Постоянно муссируются слухи о каких-то невероятных привилегиях, которыми пользовались партийные и советские работники. Прямо и категорично могу заявить – это ложь!Партийные и советские работники никакими особыми привилегиями не пользовались, за исключением отдельных зарвавшихся лиц, которые кроме личных карьерных интересов ни о чем другом и не думали.
Работая директором завода, я имел оклад триста рублей в месяц. При выполнении планов заработок мой был гораздо выше оклада. Жил в трехкомнатной квартире заводского дома. Работавший до меня директор завода занимал четырехкомнатную квартиру. В эту квартиру я не стал вселяться, она для меня, я считал, велика. Семья у меня три человека. Поэтому квартиру бывшего директора отдали военпреду, в его трехкомнатную я и вселился после ремонта.
За мной была закреплена автомашина. Продовольственные и промышленные товары мы покупали в обычных магазинах и на рынке. Уровень жизни у меня был весьма приличный. Жена тоже работала.
В обкоме партии зарплата состояла из двух частей: зарплата по партмаксимуму и другие доплаты. Получилось так, что, перейдя на более ответственную работу, я стал получать зарплату гораздо меньшую, чем на заводе. Транспортом обеспечивался, как и на заводе, но на работу и с работы в любое время суток ходил пешком. Охраны никакой не было. Появилась, правда, одна «привилегия»: объем работы возрос, ответственность тоже, плюс систематические командировки по области по полевым ухабистым дорогам…
Первые посещения закрытых объектов «Челябинск-40» и «Челябинск-70» показали, что здесь немало проблем. Делами они занимаются совершенно новыми и неизведанными, требующими огромных умственных, технических, материальных и финансовых затрат. Объекты уже работали, но одновременно велось и большое строительство. Работали многотысячные коллективы: вольнонаемные специалисты высочайшей квалификации, собранные со всего Союза, военнослужащие и заключенные. Сложились уже не поселки, а целые города. Управляли ими небольшие группы работников предприятий и политотделы. Не случайно вскоре вышло Постановление ЦК партии и правительства об организации на таких объектах городских комитетов партии и городских Советов депутатов трудящихся. Первыми эти органы управления было решено создать на объектах «Челябинск-40» и «Челябинск-70». Организацию их бюро обкома возложило на меня. Начинали с нуля – как назвать будущие города? Я попросил товарищей давать свои названия и сам предложил «Челябинск-40» назвать городом Озерск, а «Челябинск-70» – городом Снежинск. Озерск – потому что город расположен на берегу озера.
Снежинск – потому что запомнилась мне одна поездка на этот объект. Он расположен на полуострове между двух очень больших сообщающихся озер, в сосновом лесу. Как-то в начале зимы после прошедшего обильного снегопада я поехал туда. Там, где уже начали возводить дома нового города, меня буквально ослепила белизна чистейшего снега. Я остановил машину, вышел и несколько минут любовался разлившейся вокруг белизной. Эта чудо-картина осталась в памяти. Когда я подбирал названия городов, она и вспомнилась, вот почему я предложил назвать это поселение Снежинск. Предложения были приняты.
Скоро состоялись партийные конференции в этих двух городах. Организацию и проведение их бюро обкома поручило мне. Секретарями горкомов партии вновь созданных городов были избраны секретари Кировского и Октябрьского райкомов Челябинска, образованные и опытные партийные работники. Рекомендовал для избрания их по поручению бюро тоже я. В то же примерно время были избраны депутаты горсоветов, проведены сессии и избраны исполнительные комитеты. Безвластие на этом закончилось.
* * *
«Челябинск-40» – предприятие не только очень сложное, но и очень опасное для здоровья и жизни работающих на основном производстве.На участках цехов имелись знаки с указанием времени, в течение которого там можно находиться. Я несколько раз бывал на этом производстве, пользовался спецодеждой, которая была здесь обязательна, – резиновые калоши, белый халат, в кармане дозиметр. Такая одежда была закреплена и за мной, как и место, где я ее оставлял до следующего посещения.
За определенный промежуток времени работающий набирал предельную величину, после чего его выводили с основного производства на другую работу.
В первый период работы на комбинате «Челябинск-40» на основном производстве имели место аварии с тяжелым последствием для работающих – облучением. Причины этих аварий крылись, как правило, в новизне производства, а следовательно, и в недоработке в технологических процессах. Поэтому на предприятии постоянно находились, занимаясь совершенствованием технологических процессов, крупнейшие ученые-атомщики во главе с выдающимся ученым с мировым именем Игорем Васильевичем Курчатовым.
Курчатов родился в городе Симе Челябинской области. Он был первым организатором и руководителем работ по атомной науке и технике в Советском Союзе. Под его руководством сооружен первый советский циклотрон, первый в Европе ядерный реактор, создана первая в Союзе атомная бомба, первые в мире термоядерная бомба и атомная электростанция. Он основатель и первый директор Института атомной энергии. И это, безусловно, далеко не все, что он сделал в науке и технике для своего отечества.
О его приезде в Челябинск обкому сообщали заранее и мне поручали выезжать в «Челябинск-40».
Игорь Васильевич при всей занятости всегда находил время внимательно всех выслушать и принять решения. Он был не только умен, скромен, всесторонне образован, но очень прост в обращении и обаятелен. На предприятии он занимался не только научными и техническими проблемами. Он постоянно интересовался условиями жизни трудящихся. С его помощью решалось немало социальных вопросов. Особое внимание он уделял обеспечению безопасных условий труда.
И все же неприятности случались.
Особенно большой шум был поднят в связи с сильным взрывом, о котором теперь много и написано, и сказано. Но взрыв этот произошел не на основном производстве, а на складе, где собирались и хранились отходы основного производства. Точная причина, кажется, так и не установлена. Во всяком случае мы, кто в то время допускался к этому объекту, так и не узнали окончательного заключения.
Взрыв этот нанес большой экономический ущерб. Шлейф взрыва протянулся на 175 километров в сторону Свердловской области. Я не располагаю данными, насколько велика была радиация на облученной территории и что сделано с населенными пунктами, попавшими под шлейф взрыва.
В Челябинской области вся территория, попавшая под шлейф взрыва, была оцеплена армейскими подразделениями, въезд и вход на нее был закрыт. Выселялись все люди, проживавшие или находившиеся в этой зоне. Они не имели права что-либо взять с собой из вещей. На границе с чистой зоной они снимали с себя всю одежду и надевали новую. Все прежнее имущество сжигалось и закапывалось в землю на довольно большую глубину. Скот был забит, уничтожена и птица. Были приняты меры по недопущению населения в пострадавшую зону. Пришлось организовать бригаду по отстрелу уток, прилетающих на озеро, на берегу которого расположен комбинат. Озеро было сильно загрязнено радиацией. За каждую убитую утку выплачивалось денежное вознаграждение. Принималась масса других мер, чтобы оградить зараженную радиацией территорию от посещений населением, животными. Запрет этот был рассчитан на несколько десятилетий.
Пришлось много поработать ученым-атомщикам, производственникам, представителям многих направлений науки, чтобы достоверно установить причину взрыва, оценить последствия его и главное – определить меры по недопущению подобного впредь.
После случившегося появились разные слухи и домыслы, всякие небылицы и толкования. Главная причина их крылась в отсутствии официального разъяснения со стороны правительственных или партийных организаций. Видимо, жесткие требования секретности не позволяли дать подобные разъяснения.
Нам, партийным и советским работникам, было очень трудно объяснять населению происшедшее в Озерске.
Государство компенсировало населению материальный ущерб, по желанию пострадавших расселяли по соответствующим населенным пунктам. Но психологическое потрясение, моральный и духовный урон, боль души не компенсируешь. Ликвидация последствий взрыва потребовала много средств, сил, участия многих организаций, особого внимания и большой организаторской и политической работы областных органов партийного и государственного управления.
* * *
За свою жизнь мне довелось поработать и на производстве, и в партийных организациях различного уровня, и я убедился, что партийная работа – очень трудоемкое и ответственное дело. Она требует полной самоотдачи, больших знаний, умения общаться с людьми самых разных слоев, быть внимательным и предельно собранным, несуетливым и строго принципиальным во всем, дисциплинированным и умеющим держать слово. Партийная работа сложна и потому, что она всеобъемлюща.Сложилось так, что в партийные организации любого ранга могли обращаться граждане по любым вопросам, в том числе и личным. Не было в стране другого такого руководящего органа, к которому люди могли обращаться абсолютно со всем. И это правомочно. Руководящей и направляющей силой была Коммунистическая партия. А кому много дается, с того и много спрашивается…
Следует сказать, что с приходом к руководству партией и правительством Н.С. Хрущева появился буквально реорганизационный зуд. Хрущев – человек неугомонный, увлекающийся, напористый, категоричный, не терпящий возражений руководитель-рубака. Он не утруждал себя глубоким анализом происходящих в жизни процессов. Подчас он с порога отвергал предложения и советы авторитетных специалистов. По своей инициативе Хрущев написал и разослал по инстанциям огромное количество записок с предложениями по различным реорганизациям и даже по вопросам чисто техническим и технологическим (возделывание кукурузы, крупнопанельное строительство).
Хрущев был очень груб и бестактен с людьми. Мог снять с работы после одного разговора непонравившегося ему руководителя. Вот некоторые примеры.
Как-то он собрался поехать в Курскую область. В Туле планировалась небольшая остановка. На вокзале его встречали руководители области во главе с первым секретарем обкома. Хрущев пригласил секретаря обкома к себе в вагон проехать с ним до следующей остановки. В беседе секретарь не проявил глубоких знаний в вопросах возделывания кукурузы. Хрущев страшно возмутился, как мог такой человек оказаться во главе областной партийной организации, тут же позвонил в Москву и предложил немедленно снять с работы этого секретаря обкома.
Человек совсем недавно был избран на этот пост. Раньше работал в промышленности, по образованию инженер, хорошо зарекомендовавший себя на производстве. Сельские проблемы он, конечно, еще не успел изучить в полном объеме, тем более тонкости возделывания кукурузы. Он даже не успел как следует познакомиться с областью. Потом, после снятия Хрущева, его взяли в ЦК КПСС замом заведующего одного из важных отделов ЦК, и он оказался прекрасным работником.
Или другой пример. При Хрущеве широко практиковалось проведение с его участием зональных совещаний по сельскому хозяйству. На эти совещания приглашались руководители областей региона, хозяйств, специалисты колхозов и совхозов, научные работники, а также передовики производства. В самом начале шестидесятых годов такое совещание проводилось в Целинограде. Присутствовали аграрники всего Целинного края. В это время я уже работал первым секретарем Карагандинского обкома партии.
Находясь в Целиноградской области, Хрущев побывал в ряде хозяйств, в том числе во Всесоюзном институте зернового хозяйства.
Докладывая о деятельности института, директор, доктор сельскохозяйственных наук, академик, сказал, что земельная площадь под научные работы значительно расширена за счет передачи институту земель соседнего колхоза. Она пока для научных целей не задействована, так как сильно заросла сорняками, и мы, говорит он, решили эту прирезанную от колхоза землю пока пустить под пары. Тут Хрущев поинтересовался, каков процент паров в хозяйстве от всей пашни. Узнав, что 28 %, буквально взорвался и учинил разнос директору института, после чего уехал из хозяйства, сказав присутствовавшим при этом руководителям Казахстана, что нельзя доверять такому неучу руководство институтом.
* * *
В 1956 году на областной партконференции меня избрали делегатом на XX съезд КПСС. Ожидал поездку на съезд я, естественно, с большим волнением. Полной повестки дня я не знал.Как теперь хорошо известно, обсуждался вопрос о культе личности Сталина. Доклад делал Н.С. Хрущев, продолжался он более шести часов с двумя перерывами. Говорил Хрущев очень эмоционально, часто отступал от текста, добавляя примеры и факты в подтверждение выдвинутых против Сталина обвинений. Говорил резко, не стесняясь в выражениях.
В зале стояла мертвая тишина. Когда объявили первый перерыв, в зале слышался только стук откидных сидений, делегаты выходили в каком-то оцепенении…
После съезда многие задавались вопросом: Хрущев обвинил Сталина, а куда же смотрели остальные члены Политбюро ЦК, почему они не протестовали и даже помогали возвеличивать его культ?
Споры, проходившие по всей стране, в каждом коллективе и каждой семье, были очень жесткими. Многие рассматривали доклад Хрущева не только как приговор Сталину, но и как приговор всей великой эпохе, приговор отцам и дедам, которые делали революцию, внесли огромный вклад в развитие России, Советского Союза, обеспечили победу в Великой Отечественной войне, превратили СССР во вторую мировую державу.
Активно использовали содержание доклада наши главные противники на Западе. Для них это был нежданный подарок: что может быть лучше для борьбы против коммунистов, против Советской власти, против Советского государства?