Страница:
– Ой! Ну не знаю… В Одессе.
– А хотели бы?
– В Одессе.
– Ну что ж. Столько людей мечтают жить в таком месте. Значит, вы не один.
– Да я и не жалуюсь.
– А вы о чём мечтали?
– Вот об этом.
– А вы поставьте вопрос по-другому: зачем мне мечтать об этом, если я там живу? И сразу успокоитесь.
– Спасибо.
– Идите. Одесса уже под нами.
Чтоб запутать жену, дал сам себе телеграмму: «Вылетай немедленно».
И встревожился.
Ну не идиот?!
Ты бегаешь, а пароходы стоят.
А когда остановился ты – уходят они.
В Африку, в Индию, в Сингапур.
А ты стоишь, где стоял.
И только смотришь и не понимаешь или понимаешь.
– А! Тридцать девять! Такая молодая!
– Тридцать девять – температура. Ей двадцать восемь.
– А! Такая молодая и уже тридцать девять. Рано! Рано!
– Мадам, чтобы насиловать, нужно желание.
– Как вы себя чувствуете?
– Что сказать… Сейчас я себя чувствую. Раньше я себя не чувствовал.
Я и Украина!
Тревога
– А хотели бы?
– В Одессе.
– Ну что ж. Столько людей мечтают жить в таком месте. Значит, вы не один.
– Да я и не жалуюсь.
– А вы о чём мечтали?
– Вот об этом.
– А вы поставьте вопрос по-другому: зачем мне мечтать об этом, если я там живу? И сразу успокоитесь.
– Спасибо.
– Идите. Одесса уже под нами.
* * *
Я думаю, стоит всё-таки старушке упасть в лужу перед Оперным театром, чтобы стольким людям поднять настроение.* * *
А говорят, евреи умные…Чтоб запутать жену, дал сам себе телеграмму: «Вылетай немедленно».
И встревожился.
Ну не идиот?!
* * *
Когда я работал в порту, самое печальное было сравнивать себя.Ты бегаешь, а пароходы стоят.
А когда остановился ты – уходят они.
В Африку, в Индию, в Сингапур.
А ты стоишь, где стоял.
И только смотришь и не понимаешь или понимаешь.
* * *
– Ей – тридцать девять.– А! Тридцать девять! Такая молодая!
– Тридцать девять – температура. Ей двадцать восемь.
– А! Такая молодая и уже тридцать девять. Рано! Рано!
* * *
– Как хорошо, что никто не насилует и не пристает.– Мадам, чтобы насиловать, нужно желание.
* * *
Я спросил старого одессита:– Как вы себя чувствуете?
– Что сказать… Сейчас я себя чувствую. Раньше я себя не чувствовал.
Я и Украина!
Ну что для меня Украина, если я живу здесь июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь. Пока не сравняется погода. Когда сравнивается – перелетаю.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноимённого села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так, тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей. Конечно, украинец.
Это в Америке я русский. Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее.
Да чего тут прикидываться. Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
– Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На плёнке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялись, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович в Австралии:
– Жванецкого понимают только одесситы.
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь. Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжай к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна заполнены морем наполовину.
Каждый кирпич в моём доме – ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока ещё пустой. Я сижу наверху. Передо мной моё Чёрное голубое море. Внизу – крики, наверху – чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, ещё дальше – Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, гружённая луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные учёные волокут мешки в Одессу.
То не люди, то пароходы.
«Академик Курчатов».
«Профессор Келдыш».
Пассажирский флот продали за долги, остался научный, и профессура возит.
На вопрос, что меня связывает с Украиной, хочется ответить: «А что вас связывает с родителями?» Откуда я знаю? Что-то связывает.
Вот похож – во-первых.
Потом это – характер южный, такой же психованный, но не злой.
Кушать любит то, что они: борщ, селёдочку, кашу гречневую с подливой и котлеты. Вареники с картошкой и лучком и тоже с гречкой. Колбасу кровавую, жаренную в собственном жиру. Рыбку небольшую, чтоб на тарелке – и хвост и голова, а не кусок фюзеляжа.
Одессу люблю, Киев люблю. Днепропетровск уважаю. Это же надо – столько вождей за такой период. Ялту люблю. Севастополь, Харьков, Донецк.
Выходишь на сцену – и не надо ничего объяснять.
И никто не просит помедленнее.
Он быстрее – они быстрей.
Это ж спасение. Я ж своей Одессе так благодарен за свою скороговорку. Потому и уцелел. Живо бы шею свернули.
Читаешь – все хохочут, начальство никак меня притормозить не может. Не понимает.
– Что, вы говорите, он только что сказал?
А там уже другое пошло.
– Да постойте, вот я не про то, что сейчас, а что предыдущее было? Это он про кого? Не пойму ни черта.
И слава богу, выступление китайского сатирика перед Советской страной.
Ещё и с акцентом, ещё и скороговоркой, ещё и с намёками.
Тьфу ты господи!..
Такие были времена. Единственное, в чём сходство, – раньше во Львов не звали и сейчас не зовут. Но, видимо, по разным причинам.
А помидоры? Нигде в мире нет таких помидоров, как микадо.
А абрикосы?
А сливы?
Нет. Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет, и абрикосов, и слив. Они там твёрдые и круглые, чтоб машина их убирала и ела.
А клубника ихняя?
Если я сяду есть ихнюю клубнику в первый ряд, весь симфонический оркестр встанет и уйдёт, невзирая на Владимира Спивакова.
Что ещё меня связывает с Украиной, кроме еды, моря, воздуха, юмора… Видимо, люди, с трудом живущие на её земле.
Мы же не уехали в Москву когда-то сами. Нас же выгнали. Карцева, Ильченко и меня.
Тут такие ребята руководили – не спасёшься. И стали мы искать в Питере, в Москве. Нашли целую одесскую колонию – «одеколон», образовали Всемирный Клуб Одесситов.
И теперь куда бы мы ни перемещались по всему земному шару – мы в пределах Всемирного Клуба Одесситов.
Как встретишь человека, который на каждом языке говорит с акцентом, который, перед тем как обратиться, стукнет в живот, а после того, как выскажется, толкнёт в спину – это член нашего клуба.
А кто ещё вслед красивой женщине будет смотреть с таким огорчением, что всё ясно? И что возраст… И что внуки… И что дети… И что не догнать… Хотя если б она дала слово сказать… Просто так… Она была бы моей через 35 минут.
Это член нашего клуба.
Клуб только узаконил своих. Первые члены клуба появились 205 лет назад и размножились по всему миру.
Что связывает меня с Украиной?
Как люди здесь живут, вы знаете лучше меня.
А хоть дурная, но стабильность.
Хоть партий много, а фашистов нет. Войн нет.
Не мешало бы личностей ярких побольше, так их недаром Москва забирала, да и Киев не жалел.
А что Одесса, что Киев – поднимаются потихоньку, сам видел.
Конечно, хорошо бы большую Родину восстановить. Но вряд ли кто за это проголосует.
И я перелетаю, как птица.
На Украине напишу, в России почитаю.
И счастлив бываю.
И не ядовит.
Оттого, что не унижен.
И не озлоблен.
А полон сочувствия.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноимённого села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так, тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей. Конечно, украинец.
Это в Америке я русский. Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее.
Да чего тут прикидываться. Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
– Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На плёнке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялись, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович в Австралии:
– Жванецкого понимают только одесситы.
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь. Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжай к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна заполнены морем наполовину.
Каждый кирпич в моём доме – ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока ещё пустой. Я сижу наверху. Передо мной моё Чёрное голубое море. Внизу – крики, наверху – чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, ещё дальше – Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, гружённая луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные учёные волокут мешки в Одессу.
То не люди, то пароходы.
«Академик Курчатов».
«Профессор Келдыш».
Пассажирский флот продали за долги, остался научный, и профессура возит.
На вопрос, что меня связывает с Украиной, хочется ответить: «А что вас связывает с родителями?» Откуда я знаю? Что-то связывает.
Вот похож – во-первых.
Потом это – характер южный, такой же психованный, но не злой.
Кушать любит то, что они: борщ, селёдочку, кашу гречневую с подливой и котлеты. Вареники с картошкой и лучком и тоже с гречкой. Колбасу кровавую, жаренную в собственном жиру. Рыбку небольшую, чтоб на тарелке – и хвост и голова, а не кусок фюзеляжа.
Одессу люблю, Киев люблю. Днепропетровск уважаю. Это же надо – столько вождей за такой период. Ялту люблю. Севастополь, Харьков, Донецк.
Выходишь на сцену – и не надо ничего объяснять.
И никто не просит помедленнее.
Он быстрее – они быстрей.
Это ж спасение. Я ж своей Одессе так благодарен за свою скороговорку. Потому и уцелел. Живо бы шею свернули.
Читаешь – все хохочут, начальство никак меня притормозить не может. Не понимает.
– Что, вы говорите, он только что сказал?
А там уже другое пошло.
– Да постойте, вот я не про то, что сейчас, а что предыдущее было? Это он про кого? Не пойму ни черта.
И слава богу, выступление китайского сатирика перед Советской страной.
Ещё и с акцентом, ещё и скороговоркой, ещё и с намёками.
Тьфу ты господи!..
Такие были времена. Единственное, в чём сходство, – раньше во Львов не звали и сейчас не зовут. Но, видимо, по разным причинам.
А помидоры? Нигде в мире нет таких помидоров, как микадо.
А абрикосы?
А сливы?
Нет. Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет, и абрикосов, и слив. Они там твёрдые и круглые, чтоб машина их убирала и ела.
А клубника ихняя?
Если я сяду есть ихнюю клубнику в первый ряд, весь симфонический оркестр встанет и уйдёт, невзирая на Владимира Спивакова.
Что ещё меня связывает с Украиной, кроме еды, моря, воздуха, юмора… Видимо, люди, с трудом живущие на её земле.
Мы же не уехали в Москву когда-то сами. Нас же выгнали. Карцева, Ильченко и меня.
Тут такие ребята руководили – не спасёшься. И стали мы искать в Питере, в Москве. Нашли целую одесскую колонию – «одеколон», образовали Всемирный Клуб Одесситов.
И теперь куда бы мы ни перемещались по всему земному шару – мы в пределах Всемирного Клуба Одесситов.
Как встретишь человека, который на каждом языке говорит с акцентом, который, перед тем как обратиться, стукнет в живот, а после того, как выскажется, толкнёт в спину – это член нашего клуба.
А кто ещё вслед красивой женщине будет смотреть с таким огорчением, что всё ясно? И что возраст… И что внуки… И что дети… И что не догнать… Хотя если б она дала слово сказать… Просто так… Она была бы моей через 35 минут.
Это член нашего клуба.
Клуб только узаконил своих. Первые члены клуба появились 205 лет назад и размножились по всему миру.
Что связывает меня с Украиной?
Как люди здесь живут, вы знаете лучше меня.
А хоть дурная, но стабильность.
Хоть партий много, а фашистов нет. Войн нет.
Не мешало бы личностей ярких побольше, так их недаром Москва забирала, да и Киев не жалел.
А что Одесса, что Киев – поднимаются потихоньку, сам видел.
Конечно, хорошо бы большую Родину восстановить. Но вряд ли кто за это проголосует.
И я перелетаю, как птица.
На Украине напишу, в России почитаю.
И счастлив бываю.
И не ядовит.
Оттого, что не унижен.
И не озлоблен.
А полон сочувствия.
Тревога
Мне очень нравятся люди, которые тревожно говорят.
Внезапно среди тишины звонок.
– Алло! Алло! Алло! Алло! Миша? Миша?
– Да! Да!
– Алло! Алло! Миша? Это Миша?
– Да, да. Это я.
– Я был у твоей мамы. Алло! Миша, как ты меня слышишь?
– Хорошо.
– Алло!
– Да!!!
– И я тебя хорошо… Алло! Алло!
– Да! Да!
– Я был у твоей мамы, Миша.
– Ну что там?.. Умоляю!
– Алло, Миша?.. Слушай меня внимательно. Не перебивай. Алло! Ты молчишь?
– Я не перебиваю… Говори.
– Миша… Только что я был у твоей мамы.
– Ну?! Что случилось?!
– Алло!
– Да!!!
– Я не собирался. Я случайно зашёл. У неё не работает телефон, и она это знает. В общем, Миша, я не хотел тебе говорить…
– Что? Что? Умоляю… Я умоляю…
– Напиши ей.
– Как она?
– Хорошо… Всё в порядке. Алло!
– Да. (Рыдает.)
– Как у тебя?
– Хорошо. (Рыдает.)
– Так вот, если включили телефон, я сейчас ей позвоню и скажу, что у тебя всё хорошо.
Внезапно среди тишины звонок.
– Алло! Алло! Алло! Алло! Миша? Миша?
– Да! Да!
– Алло! Алло! Миша? Это Миша?
– Да, да. Это я.
– Я был у твоей мамы. Алло! Миша, как ты меня слышишь?
– Хорошо.
– Алло!
– Да!!!
– И я тебя хорошо… Алло! Алло!
– Да! Да!
– Я был у твоей мамы, Миша.
– Ну что там?.. Умоляю!
– Алло, Миша?.. Слушай меня внимательно. Не перебивай. Алло! Ты молчишь?
– Я не перебиваю… Говори.
– Миша… Только что я был у твоей мамы.
– Ну?! Что случилось?!
– Алло!
– Да!!!
– Я не собирался. Я случайно зашёл. У неё не работает телефон, и она это знает. В общем, Миша, я не хотел тебе говорить…
– Что? Что? Умоляю… Я умоляю…
– Напиши ей.
– Как она?
– Хорошо… Всё в порядке. Алло!
– Да. (Рыдает.)
– Как у тебя?
– Хорошо. (Рыдает.)
– Так вот, если включили телефон, я сейчас ей позвоню и скажу, что у тебя всё хорошо.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента