Страница:
Лаптев. Вам была оказана такая честь при встрече... И потом этот номер, ужин...
Чувайло. Какой ужин?
Русаков. А вот, на столе! (Поднимает салфетку.)
Лаптев. Это ведь для вас приготовлено.
Чувайло. Почему для меня? Откуда вы взяли?
Русаков. А этот номер разве не для вас был забронирован?
Чувайло. Ей-богу, товарищи, если вы меня разыгрываете, то лучше сразу скажите, что все это значит? Я вообще отказываюсь что-либо понимать.
Русаков. Кто вас встречал?
Чувайло. Не знаю. Понятия не имею. Меня никто не встречал.
Лаптев. А этот товарищ, который только что ушел, он разве не вас встречал?
Чувайло. Меня? Нет. Меня никто не встречал и не должен был встречать.
Русаков. А откуда же он взялся?
Чувайло. Черт его знает, откуда он взялся. Я вылез из вагона и иду себе по перрону, думаю, где бы переночевать. Перрон пустой, ни души. Вдруг этот тип навстречу. Спрашивает меня: "Вы из столицы?" - "Из столицы", - говорю. Я же из Киева. А он отвечает: "Очень приятно! Разрешите познакомиться: Единица - работник местного горкомхоза. Не желаете ли, подвезу до гостиницы?" Почему не подъехать? Сели в машину. Всю дорогу он мне рта не давал раскрыть, рассказывал о достопримечательностях города, о коммунальном хозяйстве, о каких-то несправедливых нареканиях, о каком-то предвзятом мнении, о выступлении местной газеты... Так я ничего и не понял. Подъехали к гостинице, он схватил мой чемодан, и вот... как видите, я здесь... Остальное вы знаете! Честно говоря, мне повезло. Я на гостиницу не надеялся.
Русаков. Вот это да-а-а!..
Лаптев. Ну, Единица!..
Чувайло (смеется). Да объясните мне толком, чего вы смеетесь?
Русаков. Да поймите же, дорогой доктор, нас всех по очереди приняли за ревизоров! За ревизоров!..
Чувайло. Почему за ревизоров?
Лаптев. В городе ждут приезда какого-то ревизора. Для него третьи сутки держат номер. Встречают его на вокзале.
Русаков. Он все не едет, а его ждут. Ждут с ужином, с коньяком... (Показывает на стол.)
Лаптев. А у страха, как известно, глаза велики. Сначала администратор спросонья нас принял за ревизоров и, не разобравшись, пустил сюда...
Русаков. А потом на вокзале этот Единица из горкомхоза в свою очередь принял за ревизора вас и привез сюда.
Лаптев (смеясь). Ну и конфуз! (Серьезно.) А вы действительно не ревизор? Или, может быть, вы нарочно нам сказали, что вы ветеринар?
Чувайло. Честное слово, я самый настоящий лошадиный доктор. Могу документы показать.
Русаков. Это же просто комедия какая-то!
Все громко смеются.
Чувайло (неожиданно). Товарищи! Товарищи! А если сейчас приедет настоящий ревизор? Что тогда?
Стук в стену. Все молча переглядываются. Пауза.
Женский голос: "Товарищи, спите спокойно! Ревизор не приедет".
Лаптев. А откуда вы знаете?
Женский голос: "Я - ревизор. Я уже третьи сутки живу за этой стеной".
Немая сцена.
Занавес
ИНТЕРМЕДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Купе. Поезд стоит на станции. Ночь. Все спят.
Голос из радиорупора. "Повторяю. Граждане пассажиры! На второй путь прибыл поезд номер семнадцать "Москва - Алма-Ата". Стоянка поезда двадцать минут. При вокзале работают буфет и парикмахерская".
Клюшкин (проснувшись и сев на полке). Слышали, граждане? Что вы сидите? Гуляйте! Антракт!
Гаснет свет
ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНТЕРМЕДИЯ ПЯТАЯ
Купе. Поздний вечер. На столике горит лампа под
оранжевым абажуром. Клюшкин играет на гитаре и поет. Ася
и Харахорина тихо подпевают ему.
Ася. Как вы хорошо поете и на гитаре играете, Понтий Петрович!
Клюшкин. Я этим романсом пятьдесят лет назад свою старуху приворожил и теперь каждый раз, как запою после рюмочки, так до слез ее довожу. Вот какой это жгучий романс!
В купе неожиданно гаснет свет.
Харахорина. Что такое? Что случилось?
Ася. Свет отключился. Это бывает.
Клюшкин. Где-то сейчас наш Сидоров?
Ася. Встретили его или нет?..
Проводник (входит в купе со свечой). Вот так повеселее будет. (Ставит свечу на столик. Уходит.)
Свет внезапно зажигается. Ася тушит свечу.
Харахорина. Вы знаете, все это мне напомнило сейчас одну историю.
Ася. Что "это"?
Харахорина. Темнота... свечка... Одним словом, темнота...
Клюшкин. Послушаем, коли так...
Харахорина. Жила я тогда в небольшом городе - районном центре. Работала в горкомхозе. А заведовал им некий Самосвалов...
Гаснет свет
ТЕМНОТА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
САМОСВАЛОВ - заведующий горкомхозом.
ХАРАХОРИНА - работник горкомхоза.
АРХИТЕКТОР.
КЛАВДИЯ - жена Самосвалова.
ДАРЬЯ СИЛОВНА - теща Самосвалова.
КУМ.
БАТЮШКА.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Служебный кабинет в помещении горкомхоза на втором этаже
старинного здания. За окном виден угол древней церкви.
Входит Самосвалов. На нем серая шляпа и серое
габардиновое пальто. Он подходит к телефону, снимает
трубку.
Самосвалов (по телефону). Седьмой!.. Разъедините. Самосвалов говорит. (Подождав.) Ну как там у вас? Ах, пришел? Поднимитесь ко мне! Быстренько! (Кладет трубку, смотрит на часы и отходит к окну.)
В комнату входят Харахорина с блокнотом в руках и
архитектор, пожилой человек с седой бородой и с
зачесанными назад седыми волосами. Вошедшие здороваются.
Самосвалов оборачивается, молча кивает и жестом
приглашает их сесть. Те садятся. Самосвалов проходит за
свой стол, опускается в кресло, достает из папки,
лежащей перед ним на столе, какую-то бумагу и кладет ее
поверх папки.
(После паузы.) Вы вообще газеты читаете? (Пауза.) Я вас спрашиваю: вы газеты читаете?
Харахорина (робея). А что случилось, Гордей Петрович?
Самосвалов. Ну, значит, не читаете!
Архитектор. Как это не читаем? Конечно, читаем. А в чем дело, Гордей Петрович?
Самосвалов. Дело в том, товарищ городской архитектор, что если бы вы читали газеты, и читали бы их как следует, то вы бы не тратили свое служебное время на составление безыдейных документов!
Архитектор (сдержанно). Я не совсем понимаю, о чем идет речь.
Харахорина открывает блокнот и собирается записывать.
Самосвалов выходит из-за стола, начинает ходить по
кабинету.
Самосвалов. Речь идет о благоустройстве нашего родного города, так сказать, нашего районного центра. (Помолчав.) У нас в стране идет небывалое строительство. Все города благоустраиваются: и большие и малые. И малые и большие. Люди хотят культурно жить и отдыхать. И мы обязаны им создавать все условия, проявлять инициативу. Инициативу проявлять! Ясно?
Архитектор. Мне лично не совсем ясно, Гордей Петрович.
Самосвалов. Плохо, если не ясно. Плохо!
Архитектор (взволнованно). Так какие же у вас к нам претензии? Разве руководству исполкома не известны наши предложения по благоустройству города, на которые мы до сих пор не имеем ответа? Скоро год...
Самосвалов (перебивая архитектора). Скоро год, как вы представили проект по разбивке горсада на месте бывшей свалки? Представили! Знаем! Предложили очистить пруд на территории стадиона? Предложили! Помним!
Харахорина. Сейчас мы предполагаем поставить на рассмотрение исполкома вопрос о зеленых насаждениях на улице Дарвина. Хотим обсадить ее липами.
Самосвалов. Слушаю я вас, дорогие товарищи, и уши у меня вянут. Вянут уши! У меня. Вянут! Кажется, культурные вы люди, а главного не видите. Не видите главного! Пока, извините за выражение, носом вас не ткнешь куда следует, вы сами и не почешетесь! (Помолчав.) И ты тоже, Харахорина, руководишь отделом, а кругозора у тебя настоящего нет. Нет кругозора! Настоящего! Визируешь все, что тебе ни подсунут! Живешь без гармошки в голове. Без гармошки живешь! Ну, липы посадить! Ну, пруд очистить! И посадим, и очистим, и карасей в пруд напустим, когда время придет. Но ведь этого мало! Это же ведь не главное!
Архитектор. А что же, по-вашему главное?
Самосвалов. Что главное? (Подумав.) Главное - понимать дух времени и, исходя из этого понимания, заниматься тем, за что тебе зарплату платят. За что платят зарплату! А если что непонятно - не поленись, поднимись на второй этаж и посоветуйся с руководством, раньше чем подавать подобные аннотации! (Берет в руки бумагу, лежащую на столе, и машет ею в воздухе.) Ну мыслимое ли это дело, чтобы я, так сказать, этот, как его... атеист!.. на сегодняшний день ставил вопрос о ремонте церкви? Мыслимое ли это дело?!. Я!.. Атеист!..
Архитектор (поднимаясь). Гордей Петрович, голубчик! Не о ремонте церкви идет речь, а о реставрации памятника архитектуры семнадцатого века!
Самосвалов. Вот именно. Семнадцатого! А мы в двадцать первом живем!..
Харахорина (деликатно). В двадцатом, Гордей Петрович!
Самосвалов. Ну, это не имеет существенного значения. (Машет рукой.) Не имеет!
Архитектор (горячо). Наш храм - это сокровище, три сотни лет простоявшее на русской земле и в своих самобытных формах отразившее вершины народного зодчества! Сохранить его от разрушения - наша прямая обязанность. И я в данном случае выполняю свой долг как архитектор и гражданин. Наконец, как патриот!
Самосвалов. Плохо вы понимаете, что такое патриотизм. Плохо понимаете! Вот вы говорите "сокровище", а у меня это "сокровище" как бельмо на глазу! Стоит, только место занимает. Краеведческому музею его в свое время предлагали? Предлагали! Отказался музей? Отказался! Цех мягкой игрушки в нем полгода размещался, так и тот сбежал. Сбежал! Зимой эдакую махину разве отопишь? Вся игрушка сопрела. Сопрела игрушка! На пять тысяч сопрела! (Помолчав.) Я сегодня в обеденный перерыв нарочно зашел туда, перед тем как принять окончательное решение. Полюбовался! Под ногами птичий помет. Помет! Голуби летают! Пылища! А с воспитательной точки зрения? Ребятишки заходят, что они видят? Что видят ребятишки? Стены святыми рисунками размалеваны, не поймешь, где рай, где ад. Опиум! Мы должны в настоящий момент бороться со всевозможными религиозными предрассудками, со всякого рода дурманом, а не воскрешать то, что давно уже отжило и само отвалилось! (Передохнув.) И развалилось!
Архитектор (сдержанно.) Что же вы предлагаете?
Самосвалов. Что я предлагаю? А то предлагаю, что не я, а вы давно должны были бы сами предложить.
Архитектор. Что же именно?
Самосвалов. Ра-зо-брать!
Харахорина (испуганно). Как - разобрать?..
Самосвалов. А как разбирают? "По винтику, по кирпичику"! За неимением возможности использовать для нужд народа. За неимением возможности! А за счет освободившегося пространства расширить городскую площадь и залить ее асфальтом. Асфальтом залить! Да, да! Нам после себя нашим потомкам неотремонтированную церковь оставлять надо. Они нам за нее спасибо не скажут. Не скажут спасибо! А вот если мы им красивую городскую площадь подарим, они нас не раз помянут... Помянут!.. Не раз!..
Архитектор (про себя). Да, уж помянут!.. Не раз вспомнят!.. (Самосвалову.) Простите меня, Гордей Петрович, но я слушаю вас с сожалением... То, что вы только что сказали, представляется мне грубейшим непониманием исторического прошлого нашего народа - творца величайших культурных ценностей.
Харахорина (серьезно, не сразу). Бесспорно, Гордей Петрович, городскую площадь расширить надо! Город благоустраивать надо! Но не за счет уничтожения памятников архитектуры! Да нам никто и не разрешит этого сделать!
Самосвалов (повышая голос). Кто это не разрешит? Кто?..
Харахорина (спокойно). Область. Наконец, Москва. Да нет, что я говорю? Наш народ не разрешит! Райком партии не согласится!
Самосвалов. Ну, это ты брось! Если мы примем решение - с нами посчитаются. Разумное предложение и область поддержит и Москва утвердит. Ты подготовь мне к завтрашнему дню кратенькую записку с предложением, какой организации поручить снос постройки. Может, райремонттрест возьмется? А может, вообще организуем молодежь. Одним словом, подработай вопрос по-хозяйски: кому сносить, кому носить, кому кирпичи и строительную щебенку передавать. Глядишь, к празднику мы и будем с новой площадью!
Архитектор, гневно взглянув на Самосвалова, выходит.
Самосвалов смотрит ему вслед.
Гляди, гляди, как расстроился!.. Э-эх!.. Сам небось лоб крестит!.. Темнота!
Гаснет свет
КАРТИНА ВТОРАЯ
Комната в одноэтажном доме Самосваловых. Посередине
комнаты - обеденный стол, вокруг него - несколько
стульев. У стен - холодильник, книжный шкаф с подписными
изданиями. На стене раскрашенная акварелью фотография
четы Самосваловых и несколько репродукций с известных
картин. У окна, на этажерках, столетники в горшках. В
левом углу на стене электрический счетчик и
предохранительный щиток с пробками. Направо от зрителей
- дверь в смежную комнату, налево - дверь в прихожую.
Поздний вечер. Возле стола стоит Самосвалов в сером
габардиновом пальто. В руках у него шляпа. Молча
наблюдает за своей тещей Дарьей Силовной, которая
задергивает на окнах занавески.
Самосвалов (теще). Вы щелочку-то оставьте. Оставьте щелочку! А как все у вас тут закончится, так сразу в этой комнате свет загасите - знак нам подайте.
Дарья Силовна. Вы на это окно поглядывайте, а то второе-то я плотно занавесила, чтобы, не ровен час, с улицы кто не заглянул. А в это и заглянет кто, так ничего не увидит. (Отходит от окна.)
Самосвалов (помолчав). Скоро она там?
Дарья Силовна. Сейчас выйдет.
Самосвалов (помолчав). Вы учтите: я ничего не знаю! Все это помимо меня происходит. Помимо меня!
Дарья Силовна. Да не сумлевайся ты, зятек, не сумлевайся! Не без понятия живем. Комар носа не подточит.
Самосвалов. Вы одномоментно все проверните. Часа-то вам хватит?
Дарья Силовна. Как батюшка придет, так и за полчаса управимся. У нас, поди, все готово. И вода уже греется.
Самосвалов. А мы пока по бульвару туда-сюда прошвырнемся, воздухом подышим... Ну, где она там? (Зовет.) Клавдия! (Теще.) Чего она копается?
Дарья Силовна. С ребенком занята.
Из смежной комнаты появляется Клава, жена Самосвалова,
также в сером габардиновом пальто с квадратными плечами.
На голове у нее белый пуховый платок. В руках держит
электрический рефлектор.
Клава (мужу). Чего раскричался? Ребенка разбудишь: только заснул! (Матери.) Пусть пока поспит. Батюшка придет, тогда и разбудите. Да не испугайте вы его, мама. Заикой не сделайте.
Самосвалов (надевает шляпу). Пошли, Клава! Не хочу я с вашим попом встречаться!
Клава (матери). Вы, мама, как сынулю из воды вынут, так сразу же его в ватное одеяльце заверните. Не остудите вы его за ради бога! И так всю ночь кашлял. Рефлектор в комнате включите! (Ставит рефлектор на пол возле окна.) Воду-то сперва локтем попробуйте: не горяча ли? Не ошпарьте ребенка! У Копчушкиных вон как ошпарили - врача вызывать пришлось. Не рады были, что крестили!
Самосвалов (сердясь, жене). Кукла! Не затем она к нам за двести верст ехала, чтобы родного внука загубить! Мало у нее крестников?.. А где кум? Куда кум девался?
Дарья Силовна. Я его за красненьким послала. Надо будет батюшку угостить. Полагается.
Самосвалов. Смотрите, как бы ваш братец пока что беленьким не нализался. Вчера хорош пришел... Зюзя зюзей!
Клава (вспомнив). Да, мама! Деньги на холодильнике, под салфеткой.
Самосвалов. Сколько?
Клава. Сколько надо.
Самосвалов (вздохнув). Гребут, святые отцы!..
Клава. "Гребут, гребут"!.. С отцом Александром договаривались, так тот вовсе отказался. Спасибо Марфуше: в район поехала, с другим батюшкой договорилась. Сама его привезет. (Мужу.) Придется и ей трешку дать.
Самосвалов (достает бумажник). Еще эту монашенку сюда зачем-то впутали. Зачем впутали? Ведь разнесет по городу, как сорока на хвосте: "У Самосвалова сына крестили!" Разнесет! (Дает деньги.)
Клава. У Копчушкиных крестили - никто не узнал.
Дарья Силовна. И про вас не узнают. Сказала тебе: комар носа не подточит!
Самосвалов (жене). Ну, пошли, что ли? Время-то идет!..
Клава. Пошли, пошли! (В дверях.) Может, мне остаться? Я в другой комнате посижу, а?
Дарья Силовна (выпроваживая супругов за дверь). Идите, идите. Вам по закону не положено. Без вас младенца наречем!
Клава. Виталием, мама! Виталием! Вы не спутайте! По-другому-то не нареките. Уж я надеюсь на вас, мама!
Дарья Силовна (затворяет за супругами дверь). Виталием, Виталием... Не спутаем!
Дарья Силовна остается одна. Она открывает холодильник,
достает из него бутылку водки, наливает рюмочку, с
удовольствием выпивает, ставит бутылку обратно. В
прихожей звонят. Дарья Силовна быстро выходит. В
прихожей раздаются голоса, затем в комнату в
сопровождении Дарьи Силовны входит архитектор. В руках у
него чемоданчик и толстая книга в темном переплете.
(Принимая архитектора за священника.) Проходите, батюшка, проходите!
Архитектор (в нерешительности). Гордей Петрович дома?
Дарья Силовна. Нет батюшка, нет. Ушел он, придет... опосля придет... Садитесь, батюшка. (Пододвигает стул.)
Архитектор. Нет, тогда я, пожалуй, пойду... Я, собственно говоря, думал...
Дарья Силовна (испуганно). Что вы, батюшка! Как можно! Мы вас ждали! Человека за вами посылали!
Архитектор (растерянно). За мной? Простите, я не совсем вас понимаю...
Дарья Силовна. Есть тут у нас такая Марфуша - божий человек, ну, вроде монашка. Так мы ей наказали, чтобы она вас сама сюда проводила. А вы, гляди, сами пожаловали.
Архитектор. Да. Я решил, что так будет лучше. Вы говорите, что вы меня ждали?
Дарья Силовна. Ждали, батюшка!
Архитектор. Вероятно, Гордей Петрович...
Дарья Силовна (не давая архитектору договорить). Одобрил, батюшка! Одобрил! "Делайте, говорит, все, что положено, а я воспрепятствовать не буду!" Уговорили мы его с дочерью.
Архитектор (удивленно). Неужели?
Дарья Силовна. Да! Уговорили! Ну, поначалу-то он вроде как возражал для видимости, а потом дал согласие... "Только, говорит, поскорей бы!" Одним словом, чтобы недолго ему ждать пришлось...
Архитектор (бодро). Было бы соответствующее решение и деньги. А за нами дело не станет.
Дарья Силовна. За деньги, батюшка, не беспокойтесь! Деньги-то на это дело есть.
Архитектор (недоуменно). Ничего не понимаю! Тогда к чему весь этот разговор, который был у нас сегодня утром? (Про себя.) Странно! (Пожимает плечами.)
Дарья Силовна. Кум сейчас прийти должен.
Архитектор (не понимая). Кум? Какой кум? Ах, кум!.. Да, да... Он вам кумом приходится...
Дарья Силовна. Кум, да. Вы, батюшка, посидите тут, а я пока похлопочу. (Выходит.)
Архитектор кладет перед собой на стол книгу и начинает
ее листать. В комнату входит Дарья Силовна с корытом.
Вот, батюшка, корыто сегодня новое купила. Хорошо будет?
Архитектор (отрываясь от книги). Что? Корыто? Очень хорошо.
Дарья Силовна. Думала сначала бачок купить, знаете, такой, в каком белье кипятят, а потом решила корыто взять. Мальчик-то у нас больно рослый.
Архитектор. А сколько ему лет?
Дарья Силовна. Что вы, батюшка, лет! Годика нет!
Архитектор. А имя какое?
Дарья Силовна. Виталий, батюшка, Виталий. Я бы его Виктором нарекла, да мать не хочет. За ней в молодые годы один Виктор ухаживал, так нехорошим человеком оказался. Решили сынка Виталием окрестить.
Архитектор. Ну что ж, хорошее русское имя. Простите, как вас по имени-отчеству?
Дарья Силовна. Меня-то? Дарьей Силовной зовут.
Архитектор. Дарья Силовна! Подойдите-ка сюда. Смотрите! (Показывает на страницу раскрытой перед ним книги.) Вот храм, о котором идет речь.
Дарья Силовна, поставив корыто на табуретку, подходит к
столу и смотрит на снимок в книге.
Я специально принес эту книгу, чтобы показать Гордею Петровичу. Снимок с нашего храма помещен в "Истории русской архитектуры"! Этот храм современник воссоединения Украины с Россией. Какие красивые формы! (Перелистывает страницу.) Да один "Страшный суд" чего стоит.
Дарья Силовна крестится.
И вдруг, вместо того чтобы сохранить сокровище русского искусства, он хочет его разрушить. Честно говоря, он поставит себя в смешное положение, если об этом заговорят в городе. Так я оставлю ему эту книгу.
Дарья Силовна. Ну что ж... Оставьте, батюшка, оставьте. (Целует переплет книги. Вспомнив что-то.) Да, надо рефлектор включить!
Дарья Силовна включает рефлектор. В комнате гаснет свет.
Господи, что это такое?
Архитектор (в темноте). Очевидно, что-нибудь с пробками.
Дарья Силовна. Что ж теперь делать-то?
Архитектор (бодро). Надо попробовать исправить. Где у вас пробки?
Дарья Силовна. Тут, батюшка, в левом углу, за вами.
Архитектор. Есть у вас какая-нибудь стремянка в доме?
Дарья Силовна. Есть, батюшка, есть! Только как же это вы в вашем положении?..
Архитектор. Ничего. Я дома всегда сам этим занимаюсь. Несите сюда стремянку и лампу или свечку. У вас есть свечка?
Дарья Силовна. Принесу, батюшка, принесу! Сейчас! (Быстро выходит и так же быстро возвращается со стремянкой.)
В темноте чиркает спичка. Дарья Силовна зажигает тонкую
церковную свечку. Архитектор поднимается на стремянку.
Архитектор. Что-то мне тут ничего не видно. Свечечка больно тонка!
Дарья Силовна. Тридцать копеек, батюшка, такая стоит.
Архитектор. На днях в нефтелавке по пятаку видел.
Дарья Силовна. Так ведь то в лавке, а эту я в церкви брала.
Архитектор (возится с пробками). Тридцать копеек? Ну, это уже спекуляция.
Дарья Силовна. Так не от нас зависит... Вы бы там сказали. Может быть, они бы вас послушали.
Архитектор. Нет, меня они не послушают.
Дарья Силовна. Должны. Чай, вы лицо духовного звания.
Архитектор. Это я-то духовного звания? Что вы! Я старый безбожник. Ни в бога, ни в черта не верую!
Дарья Силовна пятится, натыкается на табуретку, падает,
с грохотом опрокидывает корыто. Свечка в ее руке гаснет.
В темноте раздается голос Самосвалова.
Самосвалов. Мама! Где вы тут? Что случилось?
Дарья Силовна не отвечает.
Архитектор. Это вы, Гордей Петрович?
Самосвалов. Что? Кто это здесь?
Архитектор. Это я, Брюханенко. Не узнали?
Клава (испуганно). Господи, кто это?
Самосвалов (грозно). Что вы тут делаете?
Архитектор. В настоящий момент ввертываю пробку. У вас пробки перегорели.
Зажигается свет. В опрокинутом корыте сидит Дарья
Силовна. Она в какой-то прострации смотрит на
архитектора, стоящего на стремянке. Посередине комнаты
стоят супруги Самосваловы. Испуганная Клава держится за
рукав мужа.
Самосвалов (теще). Мама, что с вами? Чего вы в корыто сели? Что случилось?
Клава (вскрикивает). Виталик! (Бросается в смежную комнату.)
Дарья Силовна (показывает на архитектора). Вот!.. Ба-ба-ба-батюшка!..
Самосвалов (не сразу). А-а-а!.. Вот оно что! Значит, по совместительству? В свободное время по домам ходите, детей крестите? Компрометируете семьи ответственных работников? Мы этот вопрос поставим где следует!..
На пороге смежной комнаты появляется с ребенком на руках
Клава. Архитектор все еще стоит на стремянке, с
нескрываемым любопытством наблюдая за наступающим на
него Самосваловым.
Клава. Гордей! Гордей!
Самосвалов (жене). Что Гордей? Что Гордей?!. (Архитектору.) Перерожденец! Двурушник! А еще городской архитектор!..
Дарья Силовна (не расслышав). Архи... архи...
В комнату вваливается кум. Он пьян.
Кум (навеселе). Я кум или не кум?.. Заходите, батюшка, прямо в калошах!
На пороге комнаты появляется батюшка. Он в пальто,
высоких сапогах. На голове старая шляпа.
Архитектор (сокрушенно и осуждающе). Темнота-а-а!.. Ох, темнота!..
Гаснет свет
ИНТЕРМЕДИЯ ШЕСТАЯ
Купе. Утро. Поезд стоит на станции. В купе к уже
знакомым нам пассажирам входит новый пассажир
маленькая опрятная старушка. За ней - Ася.
Ася. Вот ваше место, бабушка!
Старушка. Спасибо, родная! Превеликое спасибо тебе, дочка! Я вам тут не помешаю?
Клюшкин. Располагайтесь, бабушка, согласно купленного билета! А мы тут народ мирный, вас не обидим!
Старушка (устроившись на своем месте). Загонял он меня, проклятый! Истинный бог, загонял!
Харахорина. Кто же это? Наш проводник?
Старушка. Да не ваш проводник, а наш Тютирютин!
Харахорина. А кто такой?
Старушка. Собесом он у нас заведует. Пенсию я себе второй год хлопочу. Двадцать справок ему предоставила, а ему все мало! Загонял он меня за этими справками. Сколько денег проездила...
Клюшкин. А толку чуть?
Старушка. Чуть. Вот и сейчас за справкой еду. Нужна ему справка, что я женского полу...
Гаснет свет
В ОДНОМ САПОГЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ТЮТИРЮТИН - муж, 55 лет.
ТЮТИРЮТИНА - жена, 50 лет.
Комната в квартире Тютирютиных. Ее обстановка определяет
вкус, быт и нравы супругов.
Тютирютина (говорит по телефону). На рыбалке он! На рыбалке! Как вчера в обед уехали, так до сей поры еще нет. Разве его дома удержишь, если у них по субботам рыба одна на уме. Да кто со мной говорит-то? Что-то я не признаю! Аль-лло! Аль-лло! (Вешает трубку.) Кто же это мог быть? Говорит, что Евсея Петровича вчера при всем народе дураком обозвали... Это ж надо! Дураком! Не нужно было ему вчера на рыбалку ехать. Пошел бы на актив, может, и постеснялись бы в присутствии. Может быть, еще и в президиум выбрали... А теперь что делать? И кто же это мне звонил? Не признала по голосу... (Задумывается.)
За стеной шум. В комнату вваливается Тютирютин. По
внешнему виду в нем можно безошибочно узнать
рыболова-любителя.
Тютирютин (в изнеможении). Пустой! Как есть пустой! Вот такая щучища сорвалась. (Показывает.) Ушла! Чуть лодку не перевернула. Нахлебался бы я воды... (Начинает раздеваться.)
Чувайло. Какой ужин?
Русаков. А вот, на столе! (Поднимает салфетку.)
Лаптев. Это ведь для вас приготовлено.
Чувайло. Почему для меня? Откуда вы взяли?
Русаков. А этот номер разве не для вас был забронирован?
Чувайло. Ей-богу, товарищи, если вы меня разыгрываете, то лучше сразу скажите, что все это значит? Я вообще отказываюсь что-либо понимать.
Русаков. Кто вас встречал?
Чувайло. Не знаю. Понятия не имею. Меня никто не встречал.
Лаптев. А этот товарищ, который только что ушел, он разве не вас встречал?
Чувайло. Меня? Нет. Меня никто не встречал и не должен был встречать.
Русаков. А откуда же он взялся?
Чувайло. Черт его знает, откуда он взялся. Я вылез из вагона и иду себе по перрону, думаю, где бы переночевать. Перрон пустой, ни души. Вдруг этот тип навстречу. Спрашивает меня: "Вы из столицы?" - "Из столицы", - говорю. Я же из Киева. А он отвечает: "Очень приятно! Разрешите познакомиться: Единица - работник местного горкомхоза. Не желаете ли, подвезу до гостиницы?" Почему не подъехать? Сели в машину. Всю дорогу он мне рта не давал раскрыть, рассказывал о достопримечательностях города, о коммунальном хозяйстве, о каких-то несправедливых нареканиях, о каком-то предвзятом мнении, о выступлении местной газеты... Так я ничего и не понял. Подъехали к гостинице, он схватил мой чемодан, и вот... как видите, я здесь... Остальное вы знаете! Честно говоря, мне повезло. Я на гостиницу не надеялся.
Русаков. Вот это да-а-а!..
Лаптев. Ну, Единица!..
Чувайло (смеется). Да объясните мне толком, чего вы смеетесь?
Русаков. Да поймите же, дорогой доктор, нас всех по очереди приняли за ревизоров! За ревизоров!..
Чувайло. Почему за ревизоров?
Лаптев. В городе ждут приезда какого-то ревизора. Для него третьи сутки держат номер. Встречают его на вокзале.
Русаков. Он все не едет, а его ждут. Ждут с ужином, с коньяком... (Показывает на стол.)
Лаптев. А у страха, как известно, глаза велики. Сначала администратор спросонья нас принял за ревизоров и, не разобравшись, пустил сюда...
Русаков. А потом на вокзале этот Единица из горкомхоза в свою очередь принял за ревизора вас и привез сюда.
Лаптев (смеясь). Ну и конфуз! (Серьезно.) А вы действительно не ревизор? Или, может быть, вы нарочно нам сказали, что вы ветеринар?
Чувайло. Честное слово, я самый настоящий лошадиный доктор. Могу документы показать.
Русаков. Это же просто комедия какая-то!
Все громко смеются.
Чувайло (неожиданно). Товарищи! Товарищи! А если сейчас приедет настоящий ревизор? Что тогда?
Стук в стену. Все молча переглядываются. Пауза.
Женский голос: "Товарищи, спите спокойно! Ревизор не приедет".
Лаптев. А откуда вы знаете?
Женский голос: "Я - ревизор. Я уже третьи сутки живу за этой стеной".
Немая сцена.
Занавес
ИНТЕРМЕДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Купе. Поезд стоит на станции. Ночь. Все спят.
Голос из радиорупора. "Повторяю. Граждане пассажиры! На второй путь прибыл поезд номер семнадцать "Москва - Алма-Ата". Стоянка поезда двадцать минут. При вокзале работают буфет и парикмахерская".
Клюшкин (проснувшись и сев на полке). Слышали, граждане? Что вы сидите? Гуляйте! Антракт!
Гаснет свет
ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНТЕРМЕДИЯ ПЯТАЯ
Купе. Поздний вечер. На столике горит лампа под
оранжевым абажуром. Клюшкин играет на гитаре и поет. Ася
и Харахорина тихо подпевают ему.
Ася. Как вы хорошо поете и на гитаре играете, Понтий Петрович!
Клюшкин. Я этим романсом пятьдесят лет назад свою старуху приворожил и теперь каждый раз, как запою после рюмочки, так до слез ее довожу. Вот какой это жгучий романс!
В купе неожиданно гаснет свет.
Харахорина. Что такое? Что случилось?
Ася. Свет отключился. Это бывает.
Клюшкин. Где-то сейчас наш Сидоров?
Ася. Встретили его или нет?..
Проводник (входит в купе со свечой). Вот так повеселее будет. (Ставит свечу на столик. Уходит.)
Свет внезапно зажигается. Ася тушит свечу.
Харахорина. Вы знаете, все это мне напомнило сейчас одну историю.
Ася. Что "это"?
Харахорина. Темнота... свечка... Одним словом, темнота...
Клюшкин. Послушаем, коли так...
Харахорина. Жила я тогда в небольшом городе - районном центре. Работала в горкомхозе. А заведовал им некий Самосвалов...
Гаснет свет
ТЕМНОТА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
САМОСВАЛОВ - заведующий горкомхозом.
ХАРАХОРИНА - работник горкомхоза.
АРХИТЕКТОР.
КЛАВДИЯ - жена Самосвалова.
ДАРЬЯ СИЛОВНА - теща Самосвалова.
КУМ.
БАТЮШКА.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Служебный кабинет в помещении горкомхоза на втором этаже
старинного здания. За окном виден угол древней церкви.
Входит Самосвалов. На нем серая шляпа и серое
габардиновое пальто. Он подходит к телефону, снимает
трубку.
Самосвалов (по телефону). Седьмой!.. Разъедините. Самосвалов говорит. (Подождав.) Ну как там у вас? Ах, пришел? Поднимитесь ко мне! Быстренько! (Кладет трубку, смотрит на часы и отходит к окну.)
В комнату входят Харахорина с блокнотом в руках и
архитектор, пожилой человек с седой бородой и с
зачесанными назад седыми волосами. Вошедшие здороваются.
Самосвалов оборачивается, молча кивает и жестом
приглашает их сесть. Те садятся. Самосвалов проходит за
свой стол, опускается в кресло, достает из папки,
лежащей перед ним на столе, какую-то бумагу и кладет ее
поверх папки.
(После паузы.) Вы вообще газеты читаете? (Пауза.) Я вас спрашиваю: вы газеты читаете?
Харахорина (робея). А что случилось, Гордей Петрович?
Самосвалов. Ну, значит, не читаете!
Архитектор. Как это не читаем? Конечно, читаем. А в чем дело, Гордей Петрович?
Самосвалов. Дело в том, товарищ городской архитектор, что если бы вы читали газеты, и читали бы их как следует, то вы бы не тратили свое служебное время на составление безыдейных документов!
Архитектор (сдержанно). Я не совсем понимаю, о чем идет речь.
Харахорина открывает блокнот и собирается записывать.
Самосвалов выходит из-за стола, начинает ходить по
кабинету.
Самосвалов. Речь идет о благоустройстве нашего родного города, так сказать, нашего районного центра. (Помолчав.) У нас в стране идет небывалое строительство. Все города благоустраиваются: и большие и малые. И малые и большие. Люди хотят культурно жить и отдыхать. И мы обязаны им создавать все условия, проявлять инициативу. Инициативу проявлять! Ясно?
Архитектор. Мне лично не совсем ясно, Гордей Петрович.
Самосвалов. Плохо, если не ясно. Плохо!
Архитектор (взволнованно). Так какие же у вас к нам претензии? Разве руководству исполкома не известны наши предложения по благоустройству города, на которые мы до сих пор не имеем ответа? Скоро год...
Самосвалов (перебивая архитектора). Скоро год, как вы представили проект по разбивке горсада на месте бывшей свалки? Представили! Знаем! Предложили очистить пруд на территории стадиона? Предложили! Помним!
Харахорина. Сейчас мы предполагаем поставить на рассмотрение исполкома вопрос о зеленых насаждениях на улице Дарвина. Хотим обсадить ее липами.
Самосвалов. Слушаю я вас, дорогие товарищи, и уши у меня вянут. Вянут уши! У меня. Вянут! Кажется, культурные вы люди, а главного не видите. Не видите главного! Пока, извините за выражение, носом вас не ткнешь куда следует, вы сами и не почешетесь! (Помолчав.) И ты тоже, Харахорина, руководишь отделом, а кругозора у тебя настоящего нет. Нет кругозора! Настоящего! Визируешь все, что тебе ни подсунут! Живешь без гармошки в голове. Без гармошки живешь! Ну, липы посадить! Ну, пруд очистить! И посадим, и очистим, и карасей в пруд напустим, когда время придет. Но ведь этого мало! Это же ведь не главное!
Архитектор. А что же, по-вашему главное?
Самосвалов. Что главное? (Подумав.) Главное - понимать дух времени и, исходя из этого понимания, заниматься тем, за что тебе зарплату платят. За что платят зарплату! А если что непонятно - не поленись, поднимись на второй этаж и посоветуйся с руководством, раньше чем подавать подобные аннотации! (Берет в руки бумагу, лежащую на столе, и машет ею в воздухе.) Ну мыслимое ли это дело, чтобы я, так сказать, этот, как его... атеист!.. на сегодняшний день ставил вопрос о ремонте церкви? Мыслимое ли это дело?!. Я!.. Атеист!..
Архитектор (поднимаясь). Гордей Петрович, голубчик! Не о ремонте церкви идет речь, а о реставрации памятника архитектуры семнадцатого века!
Самосвалов. Вот именно. Семнадцатого! А мы в двадцать первом живем!..
Харахорина (деликатно). В двадцатом, Гордей Петрович!
Самосвалов. Ну, это не имеет существенного значения. (Машет рукой.) Не имеет!
Архитектор (горячо). Наш храм - это сокровище, три сотни лет простоявшее на русской земле и в своих самобытных формах отразившее вершины народного зодчества! Сохранить его от разрушения - наша прямая обязанность. И я в данном случае выполняю свой долг как архитектор и гражданин. Наконец, как патриот!
Самосвалов. Плохо вы понимаете, что такое патриотизм. Плохо понимаете! Вот вы говорите "сокровище", а у меня это "сокровище" как бельмо на глазу! Стоит, только место занимает. Краеведческому музею его в свое время предлагали? Предлагали! Отказался музей? Отказался! Цех мягкой игрушки в нем полгода размещался, так и тот сбежал. Сбежал! Зимой эдакую махину разве отопишь? Вся игрушка сопрела. Сопрела игрушка! На пять тысяч сопрела! (Помолчав.) Я сегодня в обеденный перерыв нарочно зашел туда, перед тем как принять окончательное решение. Полюбовался! Под ногами птичий помет. Помет! Голуби летают! Пылища! А с воспитательной точки зрения? Ребятишки заходят, что они видят? Что видят ребятишки? Стены святыми рисунками размалеваны, не поймешь, где рай, где ад. Опиум! Мы должны в настоящий момент бороться со всевозможными религиозными предрассудками, со всякого рода дурманом, а не воскрешать то, что давно уже отжило и само отвалилось! (Передохнув.) И развалилось!
Архитектор (сдержанно.) Что же вы предлагаете?
Самосвалов. Что я предлагаю? А то предлагаю, что не я, а вы давно должны были бы сами предложить.
Архитектор. Что же именно?
Самосвалов. Ра-зо-брать!
Харахорина (испуганно). Как - разобрать?..
Самосвалов. А как разбирают? "По винтику, по кирпичику"! За неимением возможности использовать для нужд народа. За неимением возможности! А за счет освободившегося пространства расширить городскую площадь и залить ее асфальтом. Асфальтом залить! Да, да! Нам после себя нашим потомкам неотремонтированную церковь оставлять надо. Они нам за нее спасибо не скажут. Не скажут спасибо! А вот если мы им красивую городскую площадь подарим, они нас не раз помянут... Помянут!.. Не раз!..
Архитектор (про себя). Да, уж помянут!.. Не раз вспомнят!.. (Самосвалову.) Простите меня, Гордей Петрович, но я слушаю вас с сожалением... То, что вы только что сказали, представляется мне грубейшим непониманием исторического прошлого нашего народа - творца величайших культурных ценностей.
Харахорина (серьезно, не сразу). Бесспорно, Гордей Петрович, городскую площадь расширить надо! Город благоустраивать надо! Но не за счет уничтожения памятников архитектуры! Да нам никто и не разрешит этого сделать!
Самосвалов (повышая голос). Кто это не разрешит? Кто?..
Харахорина (спокойно). Область. Наконец, Москва. Да нет, что я говорю? Наш народ не разрешит! Райком партии не согласится!
Самосвалов. Ну, это ты брось! Если мы примем решение - с нами посчитаются. Разумное предложение и область поддержит и Москва утвердит. Ты подготовь мне к завтрашнему дню кратенькую записку с предложением, какой организации поручить снос постройки. Может, райремонттрест возьмется? А может, вообще организуем молодежь. Одним словом, подработай вопрос по-хозяйски: кому сносить, кому носить, кому кирпичи и строительную щебенку передавать. Глядишь, к празднику мы и будем с новой площадью!
Архитектор, гневно взглянув на Самосвалова, выходит.
Самосвалов смотрит ему вслед.
Гляди, гляди, как расстроился!.. Э-эх!.. Сам небось лоб крестит!.. Темнота!
Гаснет свет
КАРТИНА ВТОРАЯ
Комната в одноэтажном доме Самосваловых. Посередине
комнаты - обеденный стол, вокруг него - несколько
стульев. У стен - холодильник, книжный шкаф с подписными
изданиями. На стене раскрашенная акварелью фотография
четы Самосваловых и несколько репродукций с известных
картин. У окна, на этажерках, столетники в горшках. В
левом углу на стене электрический счетчик и
предохранительный щиток с пробками. Направо от зрителей
- дверь в смежную комнату, налево - дверь в прихожую.
Поздний вечер. Возле стола стоит Самосвалов в сером
габардиновом пальто. В руках у него шляпа. Молча
наблюдает за своей тещей Дарьей Силовной, которая
задергивает на окнах занавески.
Самосвалов (теще). Вы щелочку-то оставьте. Оставьте щелочку! А как все у вас тут закончится, так сразу в этой комнате свет загасите - знак нам подайте.
Дарья Силовна. Вы на это окно поглядывайте, а то второе-то я плотно занавесила, чтобы, не ровен час, с улицы кто не заглянул. А в это и заглянет кто, так ничего не увидит. (Отходит от окна.)
Самосвалов (помолчав). Скоро она там?
Дарья Силовна. Сейчас выйдет.
Самосвалов (помолчав). Вы учтите: я ничего не знаю! Все это помимо меня происходит. Помимо меня!
Дарья Силовна. Да не сумлевайся ты, зятек, не сумлевайся! Не без понятия живем. Комар носа не подточит.
Самосвалов. Вы одномоментно все проверните. Часа-то вам хватит?
Дарья Силовна. Как батюшка придет, так и за полчаса управимся. У нас, поди, все готово. И вода уже греется.
Самосвалов. А мы пока по бульвару туда-сюда прошвырнемся, воздухом подышим... Ну, где она там? (Зовет.) Клавдия! (Теще.) Чего она копается?
Дарья Силовна. С ребенком занята.
Из смежной комнаты появляется Клава, жена Самосвалова,
также в сером габардиновом пальто с квадратными плечами.
На голове у нее белый пуховый платок. В руках держит
электрический рефлектор.
Клава (мужу). Чего раскричался? Ребенка разбудишь: только заснул! (Матери.) Пусть пока поспит. Батюшка придет, тогда и разбудите. Да не испугайте вы его, мама. Заикой не сделайте.
Самосвалов (надевает шляпу). Пошли, Клава! Не хочу я с вашим попом встречаться!
Клава (матери). Вы, мама, как сынулю из воды вынут, так сразу же его в ватное одеяльце заверните. Не остудите вы его за ради бога! И так всю ночь кашлял. Рефлектор в комнате включите! (Ставит рефлектор на пол возле окна.) Воду-то сперва локтем попробуйте: не горяча ли? Не ошпарьте ребенка! У Копчушкиных вон как ошпарили - врача вызывать пришлось. Не рады были, что крестили!
Самосвалов (сердясь, жене). Кукла! Не затем она к нам за двести верст ехала, чтобы родного внука загубить! Мало у нее крестников?.. А где кум? Куда кум девался?
Дарья Силовна. Я его за красненьким послала. Надо будет батюшку угостить. Полагается.
Самосвалов. Смотрите, как бы ваш братец пока что беленьким не нализался. Вчера хорош пришел... Зюзя зюзей!
Клава (вспомнив). Да, мама! Деньги на холодильнике, под салфеткой.
Самосвалов. Сколько?
Клава. Сколько надо.
Самосвалов (вздохнув). Гребут, святые отцы!..
Клава. "Гребут, гребут"!.. С отцом Александром договаривались, так тот вовсе отказался. Спасибо Марфуше: в район поехала, с другим батюшкой договорилась. Сама его привезет. (Мужу.) Придется и ей трешку дать.
Самосвалов (достает бумажник). Еще эту монашенку сюда зачем-то впутали. Зачем впутали? Ведь разнесет по городу, как сорока на хвосте: "У Самосвалова сына крестили!" Разнесет! (Дает деньги.)
Клава. У Копчушкиных крестили - никто не узнал.
Дарья Силовна. И про вас не узнают. Сказала тебе: комар носа не подточит!
Самосвалов (жене). Ну, пошли, что ли? Время-то идет!..
Клава. Пошли, пошли! (В дверях.) Может, мне остаться? Я в другой комнате посижу, а?
Дарья Силовна (выпроваживая супругов за дверь). Идите, идите. Вам по закону не положено. Без вас младенца наречем!
Клава. Виталием, мама! Виталием! Вы не спутайте! По-другому-то не нареките. Уж я надеюсь на вас, мама!
Дарья Силовна (затворяет за супругами дверь). Виталием, Виталием... Не спутаем!
Дарья Силовна остается одна. Она открывает холодильник,
достает из него бутылку водки, наливает рюмочку, с
удовольствием выпивает, ставит бутылку обратно. В
прихожей звонят. Дарья Силовна быстро выходит. В
прихожей раздаются голоса, затем в комнату в
сопровождении Дарьи Силовны входит архитектор. В руках у
него чемоданчик и толстая книга в темном переплете.
(Принимая архитектора за священника.) Проходите, батюшка, проходите!
Архитектор (в нерешительности). Гордей Петрович дома?
Дарья Силовна. Нет батюшка, нет. Ушел он, придет... опосля придет... Садитесь, батюшка. (Пододвигает стул.)
Архитектор. Нет, тогда я, пожалуй, пойду... Я, собственно говоря, думал...
Дарья Силовна (испуганно). Что вы, батюшка! Как можно! Мы вас ждали! Человека за вами посылали!
Архитектор (растерянно). За мной? Простите, я не совсем вас понимаю...
Дарья Силовна. Есть тут у нас такая Марфуша - божий человек, ну, вроде монашка. Так мы ей наказали, чтобы она вас сама сюда проводила. А вы, гляди, сами пожаловали.
Архитектор. Да. Я решил, что так будет лучше. Вы говорите, что вы меня ждали?
Дарья Силовна. Ждали, батюшка!
Архитектор. Вероятно, Гордей Петрович...
Дарья Силовна (не давая архитектору договорить). Одобрил, батюшка! Одобрил! "Делайте, говорит, все, что положено, а я воспрепятствовать не буду!" Уговорили мы его с дочерью.
Архитектор (удивленно). Неужели?
Дарья Силовна. Да! Уговорили! Ну, поначалу-то он вроде как возражал для видимости, а потом дал согласие... "Только, говорит, поскорей бы!" Одним словом, чтобы недолго ему ждать пришлось...
Архитектор (бодро). Было бы соответствующее решение и деньги. А за нами дело не станет.
Дарья Силовна. За деньги, батюшка, не беспокойтесь! Деньги-то на это дело есть.
Архитектор (недоуменно). Ничего не понимаю! Тогда к чему весь этот разговор, который был у нас сегодня утром? (Про себя.) Странно! (Пожимает плечами.)
Дарья Силовна. Кум сейчас прийти должен.
Архитектор (не понимая). Кум? Какой кум? Ах, кум!.. Да, да... Он вам кумом приходится...
Дарья Силовна. Кум, да. Вы, батюшка, посидите тут, а я пока похлопочу. (Выходит.)
Архитектор кладет перед собой на стол книгу и начинает
ее листать. В комнату входит Дарья Силовна с корытом.
Вот, батюшка, корыто сегодня новое купила. Хорошо будет?
Архитектор (отрываясь от книги). Что? Корыто? Очень хорошо.
Дарья Силовна. Думала сначала бачок купить, знаете, такой, в каком белье кипятят, а потом решила корыто взять. Мальчик-то у нас больно рослый.
Архитектор. А сколько ему лет?
Дарья Силовна. Что вы, батюшка, лет! Годика нет!
Архитектор. А имя какое?
Дарья Силовна. Виталий, батюшка, Виталий. Я бы его Виктором нарекла, да мать не хочет. За ней в молодые годы один Виктор ухаживал, так нехорошим человеком оказался. Решили сынка Виталием окрестить.
Архитектор. Ну что ж, хорошее русское имя. Простите, как вас по имени-отчеству?
Дарья Силовна. Меня-то? Дарьей Силовной зовут.
Архитектор. Дарья Силовна! Подойдите-ка сюда. Смотрите! (Показывает на страницу раскрытой перед ним книги.) Вот храм, о котором идет речь.
Дарья Силовна, поставив корыто на табуретку, подходит к
столу и смотрит на снимок в книге.
Я специально принес эту книгу, чтобы показать Гордею Петровичу. Снимок с нашего храма помещен в "Истории русской архитектуры"! Этот храм современник воссоединения Украины с Россией. Какие красивые формы! (Перелистывает страницу.) Да один "Страшный суд" чего стоит.
Дарья Силовна крестится.
И вдруг, вместо того чтобы сохранить сокровище русского искусства, он хочет его разрушить. Честно говоря, он поставит себя в смешное положение, если об этом заговорят в городе. Так я оставлю ему эту книгу.
Дарья Силовна. Ну что ж... Оставьте, батюшка, оставьте. (Целует переплет книги. Вспомнив что-то.) Да, надо рефлектор включить!
Дарья Силовна включает рефлектор. В комнате гаснет свет.
Господи, что это такое?
Архитектор (в темноте). Очевидно, что-нибудь с пробками.
Дарья Силовна. Что ж теперь делать-то?
Архитектор (бодро). Надо попробовать исправить. Где у вас пробки?
Дарья Силовна. Тут, батюшка, в левом углу, за вами.
Архитектор. Есть у вас какая-нибудь стремянка в доме?
Дарья Силовна. Есть, батюшка, есть! Только как же это вы в вашем положении?..
Архитектор. Ничего. Я дома всегда сам этим занимаюсь. Несите сюда стремянку и лампу или свечку. У вас есть свечка?
Дарья Силовна. Принесу, батюшка, принесу! Сейчас! (Быстро выходит и так же быстро возвращается со стремянкой.)
В темноте чиркает спичка. Дарья Силовна зажигает тонкую
церковную свечку. Архитектор поднимается на стремянку.
Архитектор. Что-то мне тут ничего не видно. Свечечка больно тонка!
Дарья Силовна. Тридцать копеек, батюшка, такая стоит.
Архитектор. На днях в нефтелавке по пятаку видел.
Дарья Силовна. Так ведь то в лавке, а эту я в церкви брала.
Архитектор (возится с пробками). Тридцать копеек? Ну, это уже спекуляция.
Дарья Силовна. Так не от нас зависит... Вы бы там сказали. Может быть, они бы вас послушали.
Архитектор. Нет, меня они не послушают.
Дарья Силовна. Должны. Чай, вы лицо духовного звания.
Архитектор. Это я-то духовного звания? Что вы! Я старый безбожник. Ни в бога, ни в черта не верую!
Дарья Силовна пятится, натыкается на табуретку, падает,
с грохотом опрокидывает корыто. Свечка в ее руке гаснет.
В темноте раздается голос Самосвалова.
Самосвалов. Мама! Где вы тут? Что случилось?
Дарья Силовна не отвечает.
Архитектор. Это вы, Гордей Петрович?
Самосвалов. Что? Кто это здесь?
Архитектор. Это я, Брюханенко. Не узнали?
Клава (испуганно). Господи, кто это?
Самосвалов (грозно). Что вы тут делаете?
Архитектор. В настоящий момент ввертываю пробку. У вас пробки перегорели.
Зажигается свет. В опрокинутом корыте сидит Дарья
Силовна. Она в какой-то прострации смотрит на
архитектора, стоящего на стремянке. Посередине комнаты
стоят супруги Самосваловы. Испуганная Клава держится за
рукав мужа.
Самосвалов (теще). Мама, что с вами? Чего вы в корыто сели? Что случилось?
Клава (вскрикивает). Виталик! (Бросается в смежную комнату.)
Дарья Силовна (показывает на архитектора). Вот!.. Ба-ба-ба-батюшка!..
Самосвалов (не сразу). А-а-а!.. Вот оно что! Значит, по совместительству? В свободное время по домам ходите, детей крестите? Компрометируете семьи ответственных работников? Мы этот вопрос поставим где следует!..
На пороге смежной комнаты появляется с ребенком на руках
Клава. Архитектор все еще стоит на стремянке, с
нескрываемым любопытством наблюдая за наступающим на
него Самосваловым.
Клава. Гордей! Гордей!
Самосвалов (жене). Что Гордей? Что Гордей?!. (Архитектору.) Перерожденец! Двурушник! А еще городской архитектор!..
Дарья Силовна (не расслышав). Архи... архи...
В комнату вваливается кум. Он пьян.
Кум (навеселе). Я кум или не кум?.. Заходите, батюшка, прямо в калошах!
На пороге комнаты появляется батюшка. Он в пальто,
высоких сапогах. На голове старая шляпа.
Архитектор (сокрушенно и осуждающе). Темнота-а-а!.. Ох, темнота!..
Гаснет свет
ИНТЕРМЕДИЯ ШЕСТАЯ
Купе. Утро. Поезд стоит на станции. В купе к уже
знакомым нам пассажирам входит новый пассажир
маленькая опрятная старушка. За ней - Ася.
Ася. Вот ваше место, бабушка!
Старушка. Спасибо, родная! Превеликое спасибо тебе, дочка! Я вам тут не помешаю?
Клюшкин. Располагайтесь, бабушка, согласно купленного билета! А мы тут народ мирный, вас не обидим!
Старушка (устроившись на своем месте). Загонял он меня, проклятый! Истинный бог, загонял!
Харахорина. Кто же это? Наш проводник?
Старушка. Да не ваш проводник, а наш Тютирютин!
Харахорина. А кто такой?
Старушка. Собесом он у нас заведует. Пенсию я себе второй год хлопочу. Двадцать справок ему предоставила, а ему все мало! Загонял он меня за этими справками. Сколько денег проездила...
Клюшкин. А толку чуть?
Старушка. Чуть. Вот и сейчас за справкой еду. Нужна ему справка, что я женского полу...
Гаснет свет
В ОДНОМ САПОГЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ТЮТИРЮТИН - муж, 55 лет.
ТЮТИРЮТИНА - жена, 50 лет.
Комната в квартире Тютирютиных. Ее обстановка определяет
вкус, быт и нравы супругов.
Тютирютина (говорит по телефону). На рыбалке он! На рыбалке! Как вчера в обед уехали, так до сей поры еще нет. Разве его дома удержишь, если у них по субботам рыба одна на уме. Да кто со мной говорит-то? Что-то я не признаю! Аль-лло! Аль-лло! (Вешает трубку.) Кто же это мог быть? Говорит, что Евсея Петровича вчера при всем народе дураком обозвали... Это ж надо! Дураком! Не нужно было ему вчера на рыбалку ехать. Пошел бы на актив, может, и постеснялись бы в присутствии. Может быть, еще и в президиум выбрали... А теперь что делать? И кто же это мне звонил? Не признала по голосу... (Задумывается.)
За стеной шум. В комнату вваливается Тютирютин. По
внешнему виду в нем можно безошибочно узнать
рыболова-любителя.
Тютирютин (в изнеможении). Пустой! Как есть пустой! Вот такая щучища сорвалась. (Показывает.) Ушла! Чуть лодку не перевернула. Нахлебался бы я воды... (Начинает раздеваться.)