Михалкова Елена. Котов обижать не рекомендуется

   Пара элегантных лаковых туфель с бантиками. У одной был сгрызен нос, у другой откушен бантик. Бантик чуть позже обнаружился в горшке, где когда-то радовался жизни фикус. Света утешала себя тем, что Тихон таким образом пытался вырастить новую туфлю.
   Она выпрямилась и окинула комнату критическим взглядом. Есть ли что-нибудь еще, что можно уронить, покусать или разбить? Кажется, ваза была последним хрупким предметом.
   Она вздохнула и побрела в кровать. Спать, спать, спать!
   А это что за странный звук?
   – Тишка! Тихон, ты где?
   Света открыла дверь ванной и замерла, пораженная открывшимся видом.
   Здесь только что закончилась страшная битва. Кот отчаянно сражался с рулоном туалетной бумаги и после долгой кровопролитной борьбы одержал победу. Сотни обрывков усеяли пол, подобно снегу. Сам Тихон, обвитый длинной белой лентой – ни дать ни взять награжденный генерал – сидел на краю умывальника и торжествующе озирал окрестности. Из пасти его свисал одинокий растерзанный кусочек. Похоже, последний метр соперника был показательно съеден в назидание другим рулонам.
   – Ах ты подлец!
   Тапочка прилетела в лоб победителю как раз тогда, когда он упивался триумфом.
   Тихон вздрогнул и свалился в раковину. Сверху на него упала электрическая зубная щетка и задергалась в эпилептическом припадке, ища, что бы почистить. Ошалевший кот пулей выскочил наружу и помчался прочь, на ходу сбрасывая генеральскую ленту.
   Света застонала. Выключила щетку и принялась собирать обрывки, мысленно проклиная тот день, когда решила сфотографировать лужу.
   Кот оказался сущим стихийным бедствием. Он приходил к Свете в четыре утра, требуя хлеба и зрелищ. Он кусал ее за пятку, которой она пыталась спихнуть его с кровати, и использовал ее голову в качестве батута. Он раздваивался и растраивался, он мистическим образом делился на дюжину маленьких тихонов, от которых не было спасения. Он мяукал из каждого угла, прятался за каждой дверью.
   Решив оставить у себя найденыша, Света и не догадывалась, что подписывает договор с чертом: она, Светлана Морозова, берет на содержание сотню бесенят в образе одного-единственного маленького полосатого котенка, а взамен получает прерванный сон, испорченные вещи, шерсть в тарелке с супом… Что еще? Ах да, наполнитель из кошачьего лотка в своей постели.
   Кот обладал любопытством сороки и ее же неразборчивостью. Его интересовало все. Что в пакетах, которые Света приносит из магазина? Каковы на вкус шнурки от ботинок? Кто живет в унитазе, и можно ли его поймать?
   В результате Света подбирала лохмотья разорванного пакета, меняла шнурки, вылавливала кота из унитаза. Тот обсыхал, встряхивался и снова отправлялся исследовать мир.
   Ночью у Тихона наступало время охоты.
   Прочитав в книге, что кошки – бесшумные животные, Света долго смеялась. А потом боролась с желанием отвезти Тихона к автору и оставить на пару ночей. Чтобы после с полным правом потребовать официальных извинений и компенсации за введение в заблуждение.
   Днем котенка с натяжкой еще можно было назвать бесшумным. Он бесшумно делал какую-нибудь пакость и так же тихо смывался.
   Но стоило опуститься сумеркам, как Тихон преображался. Он словно задавался целью извлечь максимум громкости из всего, что могло издавать звуки. Он шуршал, грохотал, пыхтел – даже скрипел! По ночам Свете снились привидения в оковах и лошади, табунами мчащиеся по ее новому паркету. Носороги в доспехах устраивали турниры в ее гостиной и громко чествовали победителя. Света просыпалась в ужасе и обнаруживала котенка, таращившегося откуда-нибудь из угла с самым невинным видом.
   А ближе к семи утра он забирался хозяйке в волосы, вил из них гнездо и засыпал.
 
   Проснувшись по будильнику, Света попыталась оторвать голову от подушки. Как всегда, с первого раза у нее ничего не вышло. Тихон не собирался сдавать теплое место без боя.
   Наконец она освободилась. Котенок тотчас раскинулся на подушке, по-человечески закинув две тощие конечности за голову. Она поворошила теплый пух на его животе.
   – Зачем вазу разбил, поганец? Разрушитель уюта!
   Кот дремал.
   – Ты весь день можешь отсыпаться, а у меня сегодня съемка. Слышишь, чудовище?
   Чудовище слабо дрыгнуло задней лапой.
   – Важная съемка! И очень трудная. Мне дали всего полтора часа на работу. Представляешь, как мало?
   Кот приоткрыл один глаз.
   – Я ни разу там не была. Мне нужно осмотреться, понять, что со светом… Минимум три часа, минимум!
   Света вскочила, разволновавшись. Кот оказался идеальным собеседником: он слушал и не перебивал.
   – А отказываться нельзя. Это очень серьезный проект! Повезло, что меня взяли. Знаешь, сколько фотографов готовы были сорваться с места по их первому зову? Снимать хоть самого черта!
   Света замолчала. А секунду спустя поймала себя на том, что прикидывает, насколько выразительно можно снять властителя ада в домашнем интерьере: на заднем плане котлы, курчавые головы грешников, блики огня на стенах…
   «Вот это и есть профдеформация».
   Она подошла к окну и распахнула створку.
   Город только пробуждался. Даже машины сигналили хрипловато, будто не проснулись до конца.
   В песочнице сидела ранняя мама с малышом в панамке. Панамка была синего цвета, выцветшая на макушке.
   И небо над Светиной головой было как панамка, надетая на макушку города. По краям – ярко-синее, а в середине светлое, нежное, голубое.
   Одно-единственное толстое, как слон, облако висело над соседним домом. Ветер пихал облако в бок, точно уговаривал: ну давай же! полетели! Наконец облако встряхнулось и лениво поплыло к Останкинской телебашне, оставляя за собой пушистые клочки, зацепившиеся за антенны.
   И в этой мирной утренней картине ничто не предупреждало о поджидающих впереди неприятностях.
 
   За утренней чашкой кофе Света изучала материалы, которые передали ей из редакции. Хотя про Анну Васильевну Стрельникову она слышала и раньше.
   Актриса, сорок пять лет, прима театра «Хронограф». Спектр характеристик не слишком широк: от заезженного «стерва» до осторожного «дама с характером». Властна, авторитарна, бывает очень резка, о чем Свету предупредили заранее.
   «Если начнет скандалить и кричать, не обращайте внимания. Спокойно продолжайте делать свою работу».
   «Для этого нужно иметь крепкую психику, – подумала Света. – Как у матерого учителя начальных классов. А у меня она не такая. У меня психика нежная, как фиалка на залитом солнцем поле. Я человек тонкой душевной организации и не хочу, чтобы на меня кричали».
   Но всего этого Света не сказала. Лишь кивнула и заметила, что постарается не сердить Анну Васильевну.
   «И ни в коем случае не опаздывайте! Она не переносит задержек, даже минутных. Откажется от съемки и сорвет нам всю сессию».
   «Я приеду пораньше», – заверила Света.
   «И учтите, что у вас только сорок минут».
   Что?!
   Тут Света вышла из себя. Из себя она обычно выходила тихо, не хлопая дверью. Посторонний человек мог даже не догадаться о том, что Светланы Морозовой тут уже нет.
   Но на этот раз трансформация была очевидна всем. Света могла безмолвно снести многое. Кроме покушения на рабочий процесс.
   – Я не в состоянии отснять такую сессию за сорок минут, – неожиданно жестко сказала она. – Это не работа, а халтура.
   Окружающие озадаченно переглянулись. Бунта фотографа никто не ожидал.
   Первой подала голос Ниночка, двадцать три года, секретарь редактора.
   – А Юзек Карш, всемирно известный фотограф-портретист, мог сфотографировать человека за пять минут так, что получался шедевр, – нравоучительно сказала она.
   Ниночка всегда делала замечания с оттенком легкого превосходства. А Света всегда эти замечания проглатывала.
   Но не в этот раз.
   – Во-первых, не Юзек, а Юсуф, – сухо сказала она. – Во-вторых, вы можете обратиться к нему. Пусть он и снимает Стрельникову.
   Ниночка открыла рот и закрыла. Только вечером того же дня она вспомнила, что в статье про Карша (Нина прочла ее дважды, чтобы при случае блеснуть эрудицией) упоминалось, что тот умер в две тысячи втором году. И почувствовала неприятную уверенность, что Морозова об этом отлично знала.
   Редактор попробовал торговаться. Он даст фотографу пятьдесят минут! Пятьдесят пять! Час!
   Света стояла на своем. Она сделает работу качественно или не будет делать вообще.
   В конце концов отправили парламентера звонить Стрельниковой. Вернувшись, тот ликующе сообщил, что прима согласилась увеличить время аудиенции до полутора часов. И ни в коем случае не опаздывать.
   Все вопросительно посмотрели на фотографа.
   – Больше выторговать не получится, – предупредил парламентер.
   Света подумала и нехотя кивнула.
   Окружающие хором просияли.
   – Я знал, что мы договоримся, – пробасил редактор. – Все будет в порядке. Даже не сомневайтесь.
   Дружными возгласами сотрудники подтвердили его слова. Конечно, все будет в порядке! Не сомневайтесь, Светлана Валерьевна!
   По комнате волнами разливалась убежденность: все будет хорошо.
   И, оказавшись в центре волн, Света вдруг поняла, что зря ввязалась в проект.
   Никаких разумных подтверждений этому чувству не было. Но на секунду она ощутила себя пловцом, оказавшимся в море далеко за буйками. И море спокойно, и буйки недалеко, и купальщики у берега беззаботны и крикливы… Но от кончиков пальцев до макушки тебя вдруг пронзает холод. Словно в синей толще воды бесшумно проскользнула тень с острым плавником на спине.
 
   Собираться она начала заранее. Поставила на кровать сумку и уложила камеру, вспышку, дополнительные объективы и два отражателя. Котенок ходил вокруг, лез под руку и щекотал усами.
   – Тихон! Не мешай!
   Света вытащила из шкафа голубые джинсы и темно-синюю рубашку. На работу она всегда старалась одеваться так, чтобы выглядеть незаметной. В идеале фотограф должен сливаться с окружающим пространством.
   «Тебе нужно быть серой мышью, – учил ее знакомый фотохудожник. – Люди опасаются тех, кто выглядит ярче их. Тебе ведь не хочется, чтобы они стеснялись и замыкались?»
   Света приложила к себе рубашку и объявила голосом Уилла Смита из фильма «Люди в черном»:
   – Я – серая мышь в подвале. Я – пепельная моль в шкафу! Мимикрия – вот мой девиз.
   Кот, разлегшийся возле сумки, смотрел скептически. «Ничего себе моль – метр восемьдесят без каблуков, – читалось в его взгляде. – Лошадь ты на лугу. Выпь болотная».
   – А ты не критикуй, – сказала Света. – Сам на кого похож? На глисту с усами.
   Тихон потупился. За пару месяцев он вытянулся в длину, превратившись из нахохлившегося воробушка в полосатый шланг.
 
   Деликатно пропиликал телефон. Звонил Дрозд – узнать, как дела.
   – Если Тихон продолжит так расти, то вместо кота у меня будет такса. – Света прижала трубку ухом к плечу, натягивая джинсы. – Лешка, дружище, поругай меня сегодня как следует.
   – Что у тебя?
   – Одна актриса со сложным характером. Говорят, ест фотографов на завтрак.
   Света усмехнулась, давая понять, что сама не относится к сказанному всерьез.
   Лешка помолчал.
   – Очень боишься? – негромко спросил он.
   Света прикусила губу. Глупо притворяться перед человеком, с которым дружишь с седьмого класса.
   – Ужасно боюсь!
   – С тобой съездить? – предложил Дрозд. – Посижу в машине, пока ты работаешь. Стану посылать тебе мысленные лучи поддержки. У меня все равно первая половина дня свободна.
   Света представила, как это будет, и вдруг поняла, что ей действительно было бы легче. Только Лешка знал о том, что с ней происходит, когда на нее кричат.
   – Не получится, – с сожалением сказала она. – Я сегодня на такси.
   – Почему не на своей?
   – Фару разбили на стоянке. Пришлось отогнать в сервис, чтобы заменили.
   – Когда такси?
   – Через десять минут.
   – Н-да, не успею.
   – Ну что ты, Леш, я справлюсь! – От фальшивой уверенности в своем голосе Свете самой стало противно. – В конце концов, у меня всего полтора часа. Так что времени на рефлексии не будет.
   – А где живет эта актриса?
   – Где-то на Новорижском шоссе. Все, Лешка, мне пора бежать! Позвоню, когда все закончится!
   – Ни пуха ни пера, – пожелал Дрозд.
   – К черту!
   Десять минут, десять минут… Света открыла компьютер и нахмурилась: Яндекс информировал, что город забивается пробками.
   Света рассчитала время так, чтобы приехать на полчаса раньше. Лучше побродить возле дома Стрельниковой, чем опоздать.
   Она обернулась к Тихону:
   – Ты восхищаешься моей предусмотрительностью?
   Но кот куда-то смылся.
   – Тихон! Эй, животное!
   Опять сражается с рулоном туалетной бумаги?
   – Тишка, смотри у меня! – сурово сказала Света в пространство квартиры.
   Если кот и услышал ее, то ничем этого не показал.
   Телефон зазвонил снова.
   – Здравствуйте-такси-заказывали? – скороговоркой проговорила диспетчер. – Задерживается машинка, придется подождать.
   – Задерживается? На сколько?
   – Минуточек на пятнадцать-двадцать.
   – На двадцать минут?! – ахнула Света. – Я ведь заказала у вас машину три часа назад! Неужели водитель не в состоянии подъехать вовремя?!
   – Пробки, извините, – холодно информировала диспетчер. – Отменяете заказ или будете ожидать?
   Света быстро просчитала дальнейшие шаги.
   Если позвонить в другую службу такси, ждать придется еще дольше. За двадцать минут подать машину в утренний час пик – нет, невозможно.
   Если выбежать ловить частника, то неизвестно, на кого попадешь. Он может не знать адрес, они проплутают, и она опоздает.
   – Я дождусь, – решила Света. – Такси точно подъедет через пятнадцать минут?
   – Через пятнадцать-двадцать.
   – Хорошо.
 
   Двадцать пять минут спустя, стараясь не волноваться, Света звонила в службу такси. Еще три минуты ждала, пока ее соединят. Стрелки часов, казалось, безжалостно ускорились.
   – Где моя машина? – быстро спросила она в ответ на деловитое «Слушаю вас». – Должна была прийти десять минут назад.
   – Ваш адрес?..
   Еще две минуты ожидания. Чтобы занять время, Света пробежала по квартире с трубкой в руке, заглянула во все углы.
   Кот не показывался на глаза.
   Встревожившись, Света открыла балконную дверь и высунулась наружу. Конечно, дверь была прочно заперта, а человечество еще не изобрело способа проходить сквозь стекло. Но то – человечество, а то – коты.
   – Тиша! Тишка-Тишка-Тишка!
   Какой-то ополоумевший воробей спикировал на нее сверху и умчался прочь.
   Света озадаченно посмотрела ему вслед. После двухмесячного знакомства с Тихоном она готова была признать за котами способность просачиваться через стены. Но превращаться в воробьев – нет, исключено!
   – Вы слушаете? – резко спросили ей в ухо.
   Света вздрогнула и чуть не выронила телефон.
   – Да… Да, я здесь!
   – Подъехала ваша машинка. Ждет у подъезда.
   «Какое у них все уменьшительно-ласкательное, – мелькнуло у Светы в голове. – Машинка, минуточки… А недовольные клиентики устраивают скандальчики».
   – Спасибо, до свиданья, – очень быстро проговорила она.
   Правильнее было бы рявкнуть от души: «Почему так поздно?!» Но Света абсолютно не умела ругаться. Она также не умела бросать трубки, перебивать собеседника, ставить на место хамоватых кассирш и работников почты. Когда-то давно отчим пытался научить ее «защищать свои права». Но результат его педагогических усилий оказался не просто далек от ожидаемого, а прямо противоположен.
   Света вжикнула молнией сумки, перебросила ее через плечо и охнула от тяжести. Крикнула напоследок:
   – Тихон, веди себя прилично!
   Не дожидаясь старенького медлительного лифта, сбежала вниз по лестнице. Такси, к счастью, оказалось прямо перед подъездом.
   Когда Света захлопнула дверь, немолодой водитель обернулся к ней.
   – На третьем кольце пробки, – флегматично сообщил он. – Как поедем?
   – Через центр.
   Водитель округлил глаза:
   – Так в центре-то еще хуже! Все стоит!
   Света наклонилась к нему.
   – И что же, – очень вежливо спросила она, – мы останемся здесь и подождем, пока пробки рассосутся?
   Водитель ухмыльнулся. Его явно устроил бы такой вариант. Но затем взглянул на пассажирку, проворчал что-то недоброе и тронулся с места.
   Света откинулась назад и открыла окно. Ветер щедро швырнул в душный салон запах травы.
   Только бы успеть! Как она станет объяснять редактору, что опоздала на встречу с актрисой?
   «А если Стрельникова начнет меня отчитывать…»
   Света нервно сомкнула пальцы в замок. В голове зазвучал желчный голос отчима:
   «Ты что – тряпка?! Мямля? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!»
   Когда-то отчим служил в армии. Армейские привычки он перенес в семейную жизнь.
   «Если на тебя орут, ты должна – что? Отвечай! Ты должна так наорать в ответ, чтоб эта гнида обмочилась, ясно!»
   Четырнадцатилетняя Света бледнела и кивала. Ей было скверно. Скверно от брани отчима, от его покрасневшего лица, в котором странным образом читались одновременно раздражение и удовлетворение.
   «У меня, считай, ты проходишь закалку. Тренирую я тебя, поняла? Готовлю к суровой жизни».
   «Смотри на меня! Что ты там на стене увидела?»
   «Ну, давай, отвечай мне! Отвечай, мямля!»
 
   Света вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Она успеет. Никто не будет на нее кричать.
   Сумка, лежавшая рядом, пошевелилась.
   Девушка вздрогнула и уставилась на нее.
   По ткани прошла отчетливая волна. Как будто фотокамера решила выбраться наружу.
   Изумленная Света медленно потянула на себя молнию. Толстые сумочные бока разошлись в стороны.
   Между ними на фототехнике распластался котенок.
   Света взвыла, как человек, прищемивший пальцы дверью. Или как опаздывающий фотограф, обнаруживший в сумке незапланированного кота.
   В ответ Тихон проворно закопался между объективом и вспышкой.
   – Что такое?! – испугался водитель. – Ты там, часом, не рожаешь?
   – Лучше бы я рожала, – прорычала Света, выуживая упирающегося зверя.
   – Да что там у тебя?
   – Животное!
   Опровергая эту характеристику, Тихон угрем выскользнул из ее рук и залег на дно.
   – Господи, за что мне такое наказание?!
   Света схватилась за голову. Картина случившегося была совершенно ясна: Тихон, обожавший укрытия, забрался в сумку, пока она бегала по квартире с телефоном. И затаился в надежде, что его не обнаружат. Так и вышло.
   А она еще упивалась своей предусмотрительностью! Как можно было не проверить содержимое сумки, зная о маниакальном желании этого кота утрамбовать себя в любую свободную емкость! Только вчера Света своими глазами наблюдала, как Тихон пытается сложиться в спичечный коробок.
   Что теперь делать? Она не может притащить кота на съемку! И отвезти его домой они не успеют: опоздают как раз на полтора часа, отведенные для работы.
   Или все-таки предстать перед Стрельниковой с Тихоном на руках? Объяснить ситуацию, попросить о снисхождении…
   Ей представилась эта сцена. «Простите, я случайно привезла к вам котенка. Он очень послушный! (Тихон вырывается из рук и исчезает в соседней комнате). Обещаю, он никому не помешает!» (на заднем плане звук разбивающейся китайской вазы династии Мин).
   Нет, немыслимо. Как говаривал Дрозд о невыполнимых проектах, проще сразу закататься в рубероид.
   К тому же в памяти всплыло, что актриса, кажется, терпеть не может животных.
   Может, выдать кота за реквизит?..
   От бессилия Света застонала. Таксист опасливо глянул на нее в зеркало.
   – Встанем все-таки, а? – предложил он.
   – Ни в коем случае! М-м-м… Послушайте, вы сможете подождать меня полтора часа?
   «Оставлю Тихона в машине! Прямо в сумке».
   – Не, не могу, – отказался таксист. – У меня заказ после вас.
   – Отмените! – взмолилась Света. – Я заплачу, сколько скажете.
   Но мужчина отрицательно покачал головой и повторил:
   – Не могу.
   Когда машина остановилась у дома Стрельниковой, до назначенного часа оставалось три минуты. Они успели.
   Высадив пассажирку, водитель так поспешно рванул с места, словно опасался, что она побежит за ним.
   Сжимая сумку в руках, Света взлетела на четвертый этаж. Кот не напоминал о себе.
   Две минуты.
   – Тишка, – позвала она почему-то шепотом. Заглянула внутрь.
   Котенок лежал расслабленно, как отдыхающий на пляже Турции, и имел вид созерцателя.
   Света смотрела на него, кусая губы. Затем, приняв решение, вытащила камеру и вспышку. Она старалась не думать о том, что будет, если кот замяукает от скуки.
   – Будешь спать, – предупредила Света. – Издашь хоть звук – убью.
   Полосатое лицо Тихона приобрело оскорбленное выражение. Он прикрыл глаза, всем своим видом демонстрируя, что спать – это его естественное состояние. Какие звуки, что вы, он вообще практически немой.
   Света взглянула на часы.
   Одна минута.
   Она бесшумно закрыла молнию, оставив дырку для доступа воздуха. Поднялась, постаралась улыбнуться невымученной улыбкой (получилось не очень). И нажала на кнопку звонка.
   Дверь распахнулась.
   – Вы пунктуальны, это прекрасно, – звучно сказала Стрельникова. – Здравствуйте. Проходите.

Глава третья,
в которой Кот держит обещание

   Света Морозова была человеком деталей. Маленькое казалось ей важнее большого, частное интереснее целого. Она не снимала дом целиком, если можно было сфотографировать гнездо воробьев под стрехой. Она не делала интерьерных портретов «дама в гостиной», если могла уговорить даму взять в руки книгу или незаконченную вышивку.
   Анна Васильевна Стрельникова наотрез отказалась сниматься с рукоделием. Хотя и корзинка с мулине стояла возле кресла, и лепестки маков свешивались, как живые, с льняной канвы.
   – Но ведь это очень красиво, – осторожно заметила Света.
   – Бабское занятие, – отрезала Анна Васильевна. – Я позволяю себе расслабиться раз в неделю. Успокаивает нервы, знаете ли. У меня нервы как паутина.
   Она соткала в воздухе что-то эфемерное.
   – Но показываться другим с этими дурацкими ниточками-иголочками – боже упаси! Вышивка – свидетельство того, что у женщины куча свободного времени, но она по своей глупости понятия не имеет, чем его занять. Вы же понимаете, что я не сама создаю рисунок, а использую готовую схему.
   – Ну и что? – не поняла Света.
   Актриса с сожалением посмотрела на нее.
   – Милая моя, но ведь это то же самое, что раскраска для маленьких детей. Иллюзия творчества для бездарностей, жвачка для пальцев.
   Она взмахнула тонкими руками.
   – Я изумляюсь, когда вижу с вышивками молодых женщин. Мне хочется крикнуть им: милые, вокруг столько занятий! Столько неисследованного! У вас есть прекрасная возможность осваивать этот богатый мир, ходить по музеям, смотреть спектакли, учиться петь и рисовать! И что вы делаете вместо этого? Создаете нечто уродливое, чтобы потом с гордостью повесить на стенку в прихожей. Пожалуйста, работаем…
   Анна Васильевна с профессиональной точностью человека, привыкшего к съемкам, приподняла подбородок и посмотрела чуть выше Светиной макушки. Фотографу оставалось только нажать на кнопку. Щелчок, другой, третий… Света была уверена, не проверяя, что все три кадра вышли отлично.
   Или, вернее, они вышли такими, какими задумала их актриса. А не она, Светлана Морозова.
   Все эти позы, повороты, взгляды были отработаны бессчетное множество раз. Шаблон, стандарт. А Света терпеть не могла работать по шаблону.
   Другого человека она попросила бы «переиграть» кадр заново. Но в Стрельниковой было что-то такое, что не позволяло Свете настоять на своем. Напряжение туго натянутой струны, способной оборваться от случайного прикосновения. И до крови ранить того, кто окажется рядом.
   Она не сразу услышала, о чем спрашивает ее актриса.
   – Мне кажется, вы со мной не совсем согласны?
   Света подняла глаза.
   Узкое высокомерное лицо в обрамлении графической стрижки: мраморная кожа, темные волосы, алая помада на тонких губах. Белая рубашка с высоким воротом, широкие черные брюки.
   До предела контрастно и лаконично. Анна Васильевна оказалась женщиной без возраста. Ссутулится – будет шестьдесят, сменит брюки и рубашку на джинсы с футболкой – будет тридцать.
   Возраст выдавали только голос и манера речи: четкая, резкая. Неприятная. Как свист хлыста, вспарывающего воздух.
   Света вспомнила все, о чем ее предупреждали: о характере Стрельниковой, о ее раздражительности, о том, что с ней лучше не вступать в спор.
   И о коте, спящем в сумке. Впрочем, о нем она не забывала ни на секунду, со страхом прислушиваясь, не доносятся ли из прихожей подозрительные звуки.
   Надо было согласиться с актрисой, безжалостно пригвоздившей любительниц вышивки. И спокойно продолжать работать.
   Но что-то помешало сказать: «Вы совершенно правы, Анна Васильевна». Быть может, воспоминание о матери, вышивающей по вечерам. Воспоминание оказалось смутным, размытым – Света тогда была еще маленькой.
   – Так вы не согласны? – повторила Стрельникова.
   Света покачала головой.
   Тонкие накрашенные губы недоуменно изогнулись.
   – Сформулируйте! – приказала Анна Васильевна.
   – Рукоделие – это вечное женское занятие, – тихо сказала Света. – Успокоение ума и души. Хранительница очага – та, кто сидит у огня и прядет. А в наше время – вышивает. И, видите ли, не все хотят осваивать этот богатый мир. Многие предпочитают начинать с себя. А для этого лучшего занятия, чем вышивка, не найдешь.