— Тяготы тяготенья, — вслух повторил Аполлон. Очень точно сказано. Интересно, что ныне эти древние слова наполнились для него новым смыслом.
   Воспитатель умел сказать очень емко и образно. Как жаль, что он ушел из жизни, когда Аполлон находился в звездной экспедиции, за тридевять земель от родимой планеты. Даже попрощаться с Иваном Михайловичем не довелось…
   Триста лет — немалый срок. Для его создателей, людей, он вмещает в себя несколько поколений. Да и для Аполлона это срок, что там говорить, огромный: ведь он вместил в себя целую жизнь робота.
   Незаметно наступил вечер.
   Аполлон на Деймосе успел привыкнуть к тому, что день сменяется ночью мгновенно: их разграничивает бесконечно бегущая воображаемая линия терминатора, отделяющая свет от тьмы. Прошла она — и Солнце тут же гаснет, наступает полная темнота, на черном небе вспыхивают немигающие глаза созвездий. И никаких полутонов! Точно так же наступал на Деймосе скоротечный день — сразу, решительно, без всякой «раскачки», словно легким нажатием пальца воспитатель включал ослепительную лампочку.
   А здесь… Ночная тьма подступала медленно, исподволь, но неотвратимо. Тени удлинялись, густели, наливались пронзительной осенней прохладой, пророча близкую ночь.
 

Глава вторая
ТАЙНА

   Сколько тайн, на формулах распятых,
   Нам откроют завтрашние дни!
   Знанья путь — поэзии сродни.
   Это значит — в мировых раскатах,
   Где берут космический разгон
   И мезоны, и Медведиц туши,
   Угадать незыблемый закон,
   Уловить планет живые души.

   Прошла неделя с того дня, как Аполлон появился в гавани и, немного привыкнув к земной гравитации, освоив «тяготы тяготенья», приступил к работе.
   Это небольшое событие, конечно, едва ли заслуживало внимания: мало ли роботов различных систем трудится в порту! И потом, списанный со всех космических служб робот — зрелище не очень радостное. Тем более такой робот, как Аполлон, которого какой-то остряк в порту назвал «подвижным ископаемым».
   Кто мог знать, что через короткое время Аполлон окажется в центре внимания не только жителей гавани, но и всех землян, всех людей Солнечной системы?
   Однажды вечером Коля пришел домой необычно поздно. Мать была в отъезде. Встревоженный отец места себе не находил. Он уже собрался включить систему всеобщего оповещения, когда послышался звук отворяемой двери.
   — Коля? — позвал он негромко, боясь, что ошибся.
   В ответ послышалось невнятное бормотание.
   — Это ты, Коля?! — крикнул отец.
   — Я, конечно. Что ты кричишь?
   Отец вышел в коридор.
   Мальчик тщательно прикрыл за собой дверь, подергал ее и, только убедившись, что язычок автоматического замка, которым не пользовались никогда, держит ее прочно, облегченно вздохнул и посмотрел на отца.
   — Добрый вечер, — сказал Коля.
   — Вечер? Скорее ночь, — ворчливо заметил отец. Он сделал вид, что не заметил, как Коля торопливо нажал собачку замка.
   Не реагируя на замечание отца, мальчик несколько мгновений простоял неподвижно, словно к чему-то прислушиваясь. Затем молча направился на кухню.
   Отец пошел за ним, не зная что и думать. Одежда мальчика была в беспорядке, а сам он выглядел подавленным и растерянным.
   Коля открыл кран, набрал полную чашку ледяной воды и залпом осушил ее. Затем набрал еще одну, но пить не стал, опустил ее на стол, сильно расплескав.
   — Ты ел что-нибудь?
   Коля вздрогнул, как от удара, обратив на отца непонимающие глаза.
   — Давай поужинаем, сынок, — мягко предложил отец.
   Коля послушно, словно робот, подошел к кухонной панели, секунды три-четыре отрешенно смотрел на нее, затем наугад нажал на какую-то клавишу. Это оказалось «молоко с булкой».
   — Подрался, что ли?
   — Нет, я ни с кем не дрался, — процедил мальчик. Он придвинул стаканчик к отверстию, безучастно наблюдая за пенящейся молочной струей. Тостер выбросил на блюдце несколько ломтей поджаренной булки, и в воздухе аппетитно запахло.
   Не притронувшись к еде, Коля отодвинул поднос так резко, что молоко пролилось, и встал из-за стола.
   — Расскажешь ты наконец, что случилось? — резко потребовал отец.
   Они стояли друг против друга, старший и младший Искра, и смотрели один на другого в упор, не мигая. Оба одинаково синеглазые, они напоминали братьев. Первым, не выдержав, отвел взгляд в сторону Коля.
   — Не могу, папа, — пробормотал он, теребя бахрому оконной шторы.
   — Не можешь?
   — Не имею права.
   — Ты связан словом?
   Коля покачал головой.
   — Тогда не понимаю.
   — Видишь ли, то, что я расскажу, может повредить…
   — Тебе?
   — Нет, тому… Другому.
   — Кто же он?
   — И этого не могу сказать.
   Начальник порта посмотрел на сына. Вертикальная складка прорезала лоб Коли, губы были упрямо сжаты, во взгляде читалась решимость и твердость. «Все мы такие, Искры, упрямая порода, — подумал отец, чуть усмехнувшись. Что ж, черта характера не из худших».
   — Может быть, потом, попозже, обстоятельства изменятся, и я тогда смогу все тебе рассказать, — пробормотал Коля.
   — Ладно. Подождем, пока обстоятельства изменятся, — согласился отец. — А пока оставь в покое штору и выпей горячего молока. Ты весь дрожишь.
   Когда Коля раздевался, чтобы нырнуть в постель, отец обратил внимание на то, что рукава куртки и брюки мальчика не то чтобы надорваны, а словно надрезаны каким-то острым предметом. Однако снова вдаваться в расспросы не стал, понимая, что это бесполезно.
   Он молча присел на стул возле постели мальчика, ожидая, пока тот уснет.
   Коля натянул одеяло до подбородка, удобно свернулся калачиком, однако сон не приходил.
   — Согрелся? — спросил отец, глядя на вертящегося Колю.
   — Согрелся, — впервые за все время слабо улыбнулся мальчик. Видно, его все время преследовала какая-то мысль или воспоминание, не дававшее уснуть.
   Ночь шла на убыль.
   Наконец дыхание мальчика стало ровнее. Отец бросил на него последний взгляд и едва собрался уйти, как Коля открыл глаза.
   — Папа, а что ты знаешь об Аполлоне? — неожиданно спросил он, нарушив тишину.
   — Об Аполлоне? — нахмурился отец. — Это тот белковый, который несколько дней назад ходил за тобой по пятам?
   — Да.
   — После твоего рассказа я обратил на него внимание. Навел кое-какие справки.
   — Расскажи! — с жадным и каким-то болезненным любопытством попросил Коля, и глаза его блеснули.
   — Видишь ли, Аполлон — в некотором роде историческая реликвия, начал отец, усаживаясь поудобнее. — Он, можно сказать, родоначальник всего современного поколения белковых.
   — Аполлон?..
   — Да, именно этот несуразный и неуклюжий робот. Ему мы в значительной мере обязаны тем, что нынешние белковые стали самыми верными и разумными помощниками человека. А ты постарайся заснуть. Скоро утро.
   — А как ты считаешь, он еще долго будет жить?
   — Кто? — не понял отец.
   — Аполлон.
   — Да, он может существовать еще достаточно долго, хоть столетие. Ведь его белковая основа отличается особой прочностью. Но полноценным роботом его уже не назовешь. Мне кажется, его разум сейчас в чем-то сродни разуму малого ребенка. Но, по крайней мере, вреда человеку он принести не может, так я считаю.
   — Не может, — согласился Коля. Ответ его прозвучал слишком поспешно. — Папа, а как он узнал мою фамилию?
   — Не знаю, — пожал плечами отец. — Может, он ее услышал от кого-то из ребят, когда вы шли по улице?
   Коля покачал головой.
   — Меня никто по фамилии не называет… А откуда у нас вообще такая фамилия — Искра?
   — Происхождение фамилии — всегда очень сложный вопрос, — усмехнулся отец. — Правда, что касается нашей, тут у меня есть собственная гипотеза.
   — Какая?
   — Давай, дружок, на завтра отложим этот разговор, — произнес отец, заботливо подтыкая одеяло.
   — Нет, нет, расскажи сейчас! Я все равно не усну, — попросил Коля.
   — Хорошо, — согласился отец, перехватив его умоляющий взгляд. — Но учти, это только мои догадки. А вообще вся история уходит в седую старину. Говорят, был у нас в роду предок, который совершил подвиг. Не знаю подробностей, только слышал, что этот человек, рискуя собственной жизнью, спас какую-то необычайно ценную биосистему, выращенную в Зеленом городке.
   — Когда это было?
   — В начале XXI века.
   — Ого! — воскликнул Коля, произведя в уме несложный подсчет. — А как его звали?
   — Говорят, как и тебя. Николай. Спасая биосистему, он серьезно повредил себе позвоночник и еле выжил. Детали, повторяю, до нас не дошли. Но я подумал: его жизнь тогда тлела, словно искра. Отсюда и могла возникнуть наша фамилия.
   — А может, наша фамилия оттого, что его смелый поступок был подобен искре в ночи?
   — Может, и так, — согласился отец.
   Он долго сидел, глядя на уснувшего мальчика. Затем осторожно дотронулся до его лба. Кажется, температуры нет. Лицо спящего осунулось и как-то потемнело, дыхание было прерывистым, неровным.
   Стоило жене улететь в командировку, и все в доме разладилось. Квартирный уборочный автомат и тот закапризничал, хотя всегда отличался ровным характером. Отец Коли потянул носом — в спальне еле ощутимо запахло горелым. Вот, климатическая установка и та барахлит. А тут еще загадочное происшествие с Колей…
   Отец в эту ночь так и не уснул.
   Первые лучи зари, выключившие осветительную панель в гостиной, застали его неутомимо мерящим комнату из угла в угол. Снова и снова прокручивал он в памяти весь вчерашний тревожный вечер и часть ночи, начиная с того момента, когда вернулся Коля, в синяках и порванной, вернее, порезанной одежде. Повздорил с мальчишками? Бывает, из-за этого не стоило бы и огород городить. Но он всем нутром чувствовал, что здесь что-то другое. Странно еще и то, что значительную часть времени они говорили о старом роботе Аполлоне, списанном с Деймоса и несколько дней назад прибывшем в гавань. Как будто нет других, более интересных тем для разговора!
   Однако еще более странным было то, в чем сам начальник порта не хотел себе признаться, поскольку не терпел ничего, что не имеет рационального объяснения.
   С первого дня, едва увидев Аполлона, он почувствовал к нему какой-то смутный интерес. Видел он его, что ли, когда-то? Нет, исключено. Их пути с Аполлоном никогда не пересекались, хотя ему и приходилось бывать в Зеленом городке. Однако Аполлон — не полагаясь на память, он проверил по документам, — находился, в это время в дальнем космосе, за миллионы километров от Земли.
   И тем не менее старый робот влек его, словно мощный магнит, которым достают с морского дна, из-под толстого слоя ила затонувшие якоря.
   Такие магниты он видел и даже принимал участие в их монтаже. Не столь давно в гавани проводились работы по реконструкции подводных сооружений, и водолазы наткнулись на множество обломков и предметов старины. Для их извлечения и были использованы магнитные приспособления. Так что сравнение, пришедшее в голову начальнику порта, было естественным.
 

Глава третья
В ПАКГАУЗЕ

   Смыкает веки предвечерний сон.
   Ползет по круче ветхая ограда.
   Водой озерной четко отражен
   Забытый уголок пустого сада.
   Смотрю на дно, в пустую синеву,
   На бег привычный облачных скорлупок,
   Осенний мир, в котором я живу,
   Он так же молчалив и так же хрупок.

   Коля проснулся поздно, отца уже не было. Он прочел оставленную ему записку, нехотя позавтракал.
   Отец советовал прийти в гавань и ребят пригласить: сегодня к обеду ожидался транспорт с Оранжерейного, который должен был привезти экзотические плоды марсианского стреляющего растения, впервые выращенные в земных условиях, на архипелаге.
   Перечтя записку, Коля подошел к окну, включил максимальную прозрачность и долго смотрел вниз.
   Улица жила привычной жизнью. Струились разноцветные транспортные ленты — каждому цвету отвечала определенная скорость. Многие, впрочем, предпочитали пешую ходьбу, особенно в такой погожий осенний денек. Правда, ветер был достаточно свеж, он заворачивал прохожим полы плащей, рвал из рук сумки, весело и свирепо кружил листья, которым удалось миновать магнитные ловушки роботов-уборщиков.
   Конечно, увидеть марсианскую гарангу и пострелять из нее в цель было заманчиво. Но выходить после вчерашнего на улицу… При одной мысли об этом у Коли мурашки побежали по спине.
   Он отошел от окна, и перед глазами тут же всплыло вчерашнее.
   В школьные каникулы, как известно, всегда находится множество дел, набегает масса занятий, и одно интереснее другого.
   После волейбола Коля зашел в читальный зал, чтобы просмотреть свежие журналы. Больше всего его интересовал, конечно, шахматный вестник.
   Увлекшись заковыристым этюдом, он засиделся допоздна, до самого закрытия.
   Приморский бульвар встретил его сиянием панелей, говором и смехом оживленных прохожих, запахами йода и соли, крепнущим бризом, неутомимо тянущим с моря.
   Куда идти мальчишке, если он свободен от уроков, а дело происходит в портовом городе и время не очень позднее? Ну, разумеется, в порт!
   Мальчик шел, беспечно посвистывая, из головы не шла шахматная позиция.
   За спиной почудился какой-то шорох, Коля оглянулся: позади ковылял, догоняя его, высокий, как башня, Аполлон. Мигом припомнился недавний эпизод с бананами. На этот раз, однако, Аполлон был без груза. Но все равно перемещался он тяжело, с трудом переставляя еле гнущиеся конечности.
   — Что ты хочешь, Аполлон? — спросил Коля, от удивления слегка замедлив шаг.
   В ответ послышалось лишь неразборчивое бормотание. Антенна на голове Аполлона покачивалась, словно куст под порывами ветра. Острое чувство жалости к роботу пронзило Колю.
   — Говори помедленнее, — попросил он.
   — Светло-синие… синие… — почудилось ему в бормотании Аполлона, который продолжал надвигаться на него.
   — Ты, наверно, никак не приспособишься к тяжести. Сходи в роботомастерскую, — посоветовал Коля, переходя на другую сторону улицы.
   — Два лесных озера, — выпалил Аполлон и двинулся за мальчиком, тяжело переваливаясь на ходу.
   — Помочь тебе? Говори! — произнес Коля и остановился.
   — И голос… тот же… — продолжал Аполлон. — У меня в памяти его обертоны записаны.
   — Записаны? — наугад спросил Коля.
   — Записаны, — радостно подтвердил Аполлон, — и время их, к счастью, не стерло…
   — И что?
   — Искра! Такое совпадение не может быть случайным.
   — Ступай в техническую службу порта, — произнес Коля, начиная терять терпение. — Я не смогу помочь тебе.
   — Ты, ты! Искра! Помочь, спасти… — подхватил Аполлон дребезжащим голосом.
   — Вот, вот. Тебя там спасут, — ласково, словно уговаривая малого ребенка, проговорил Коля. — Знаешь, какие в гавани мастера-робототехники? Их даже в Зеленом городке знают!
   Упоминание Зеленого городка произвело неожиданное действие: робот перестал покачиваться и заметно выпрямился, глаза его заблестели. Видимо, какое-то глубинное воспоминание всколыхнуло его угасающую память.
   «Бедняга, совсем разладился», — подумал Коля и двинулся не спеша вперед. Аполлон неожиданно догнал его и, протянув огромную лапу, похожую на клешню, коснулся плеча мальчика. Слегка обеспокоенный, Коля отпрянул: он знал, какой силой обладает белковый робот. Острый словно бритва резец, выпущенный на мгновение Аполлоном, оставил надрез на серебристой материи куртки.
   Прохожие с недоумением смотрели на странную пару: впереди, запыхавшись от быстрой ходьбы, шел Коля, за ним, стараясь не отстать, двигался Аполлон. Самолюбие не позволяло Коле перейти на бег. На ходу он лихорадочно соображал, что делать. Аполлон ведь, в сущности, безобиден. Как ребенок. Просто с мыслительным аппаратом и памятью что-то не в порядке, но это пройдет, когда он адаптируется к земным условиям, приспособится к тяжести. У него саморегулирующиеся системы. Между тем, если сообщить по инфору в технический центр о происходящем… Кто их знает, как там отнесутся к Аполлону?.. Да потом, сейчас и остановиться опасно. Коля прибавил шаг.
   Какая-то женщина, идущая навстречу, уступила дорогу и вскрикнула, глядя на них.
   Коля подумал, что все происходящее похоже на дурной сон. Но плечо, еще нывшее от крутой хватки Аполлона, убеждало, что это реальность.
   — Мальчик, что у вас происходит? — спросил мужчина в форме сотрудника гавани.
   — Все в порядке. Мы играем! — крикнул Коля, не желая привлекать ничьего внимания.
   Мужчина покачал головой, глядя им вслед.
   Коля бросил взгляд по сторонам и едва не расхохотался. Как это он сразу не догадался? Проще простого избавиться от назойливого преследователя с помощью бегущей ленты. Где уж неуклюжему Аполлону состязаться с ловким мальчишкой? Перепрыгивая с одной ленты на другую, он быстро добрался до самой скорой. Шершавый поручень, за который он ухватился, придал уверенности, в ушах сладкой музыкой запел ветер.
   Когда Коля оглянулся, Аполлон остался далеко позади. «Белковый побудет один и сам собой придет в норму», — подумал Коля. Он помахал Аполлону рукой, и тот исчез за поворотом.
   Порт, как всегда, жил напряженной жизнью. В свободное время Коля мог часами наблюдать, как стройные плазмоходы швартуются у многоярусного причала, как споро и весело идет работа по погрузке и выгрузке. Не зря гавань называли портом четырех стихий — ведь здесь скрещивались морские, сухопутные, воздушные и космические пути.
   Знакомых ребят Коля в порту не нашел, но ему и одному не было здесь скучно.
   Миновав причалы, он незаметно углубился в старую часть порта. Древние пакгаузы, заросшие у основания мхом, чем-то напоминали старинные крепости — быть может, узкими зарешеченными окнами, похожими на бойницы. Кое-где под открытым небом валялись механизмы, которыми никто не пользовался, ветхие машины, давно пришедшие в негодность. Коля переходил от одной к другой, пытаясь угадать их назначение. Задачки похлестче шахматных! Изломанное, ржавое железо, подгнившие доски, пахнущие прелью, покоробившийся от времени и непогоды пластик…
   Осенний вечер вступал в свои права. Потянуло сыростью и холодом.
   Уголок гавани, куда забрел Коля, был безлюден, и обычный портовый шум почти не доносился сюда. Он уже совсем собрался было идти домой, когда внимание его привлекло приземистое строение, никогда прежде не виданное. Впрочем, он и всего-то забредал сюда один-два раза. Коля решил войти внутрь.
   Дверь подалась неожиданно легко. Воздух в помещении был затхлый, застоявшийся. Сначала глаза ничего не могли разобрать — подслеповатые оконца почти не пропускали свет, к тому же успели сгуститься сумерки. Однако вскоре снаружи вспыхнула панель ночного освещения, расположенная недалеко от одного из окон, и в помещении стало посветлее.
   В одном углу внимание Коли привлекли большие сосуды необычной формы из обожженной глины. По форме полустертых букв на них он догадался, что это древнегреческие амфоры, недавно выуженные с морского дна в числе прочих находок — все в портовом городе знали об этом.
   Он щелкнул по амфоре, и она ответила тихим мелодичным звоном. Поодаль стоял сосуд меньших размеров. На стук он отозвался глухим звуком. Присев на корточки, мальчик запустил внутрь руку: посудину почти до самого верха наполняли монеты.
   Коля достал горсть монет и поднес их поближе к окошку, чтобы лучше разглядеть. Монеты были старые, позеленевшие от сырости и протекших столетий, с неровными краями. Изображения на них разглядеть было невозможно, как Коля ни старался.
   Он ссыпал монеты обратно в сосуд и двинулся дальше. Сомнений не оставалось — здесь сосредоточены находки, которые были обнаружены во время реконструкции порта и предназначенные для одного из исторических музеев.
   Внимание Коли привлек обломок весла. Длинная ручка была отполирована до блеска прикосновениями тысяч ладоней. На весле болтался обрывок ржавой цепи… «От древнего весельного судна, — догадался Коля. — Раба приковывали к веслу, чтобы он ни при каких обстоятельствах не мог покинуть корабль».
   Совсем целые песочные часы, чудом сохранившиеся… А рядом неуклюжий космический скафандр с приставшей к нему сухой трухой водорослей. «Конец двадцатого века», — на глаз определил мальчик.
   Двигаясь в глубину пакгауза, он удалился от входа на порядочное расстояние. Внутри помещение оказалось гораздо больше, чем можно было подумать, глядя на него снаружи. Он медленно брел словно по туннелю, разглядывая слева и справа предметы привыкшими к полутьме глазами.
   Дверь позади скрипнула, Коля обернулся. На гладкий пластиковый свет перед входом упал желтый наружный свет. Затем его перечеркнула медленно надвинувшаяся тень.
   Мальчик до боли закусил губу, едва не вскрикнув: в дверном проеме стоял Аполлон.
   Какое-то время робот стоял в нерешительности, словно собака, потерявшая хозяина. Наконец он принял решение и тяжело перешагнул порог.
   От неожиданности Коля инстинктивно шагнул к стене, как бы ища защиты. Опрокинутый кувшин загремел под ногами, и робот устремил внимание на источник шума. Заметив мальчика, он зашагал в его сторону, раскачиваясь, словно корабль в шторм.
   Острия головной антенны Аполлона царапали по низкому потолку пакгауза. Унылый скрежещущий звук завораживал Колю. Расстояние между ним и роботом неуклонно уменьшалось. Белковый что-то невнятно рокотал. Коле удалось разобрать отдельные слова:
   — Спасти… Спасти… Магнитное поле… Путепровод…
   Итак, Аполлон еще не адаптировался, не успел прийти в себя. В таком состоянии он мог представлять опасность — в этом Коля убедился на собственном опыте. Необходимо было что-то предпринимать, пока не поздно. Может быть, воздействовать на логическую схему робота, пытаясь ее наладить?
   — Аполлон, какое магнитное поле? Какой путепровод? Кого нужно спасти? — громко и внятно спросил мальчик, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
   При первых же словах робот замер. Клешни рук угрожающе, как показалось Коле, поднялись. Кто знает, что у нее на уме, у вконец разладившейся белковой системы?..
   — Те же обертоны… Искра… Искра…
   Коля продолжал отступать, Аполлон приближался. Потревоженная ими пыль поднялась густым облаком, и мальчик несколько раз чихнул. Торчащий из какой-то доски гвоздь порвал штанину и до крови расцарапал ногу.
   Внезапно Коля наткнулся спиной на стену. Дальше отступать было некуда — пакгауз кончился.
   — Аполлон… Аполлон, остановись! — кричал, требовал, просил мальчик, но робот продолжал шагать, неумолимый, словно командор.
   Тогда Коля обхватил обеими руками амфору, стоявшую у его ног, посудина оказалась дьявольски тяжелой — и швырнул ее навстречу Аполлону.
   Не долетев до робота нескольких метров, амфора упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки.
   С хрустом ступая по черепкам, робот, продолжая бормотать свое, проследовал дальше.
   — Я спасу, я спасу тебя, Искра, — рокотал он. Или обезумевшему от страха Коле это только почудилось? Да и времени прислушиваться к бормотанию робота у него не было. Нужно было думать, как избегнуть встречи, счет теперь шел на мгновения…
   — Ты в смертельной опасности… но я… но я… — Отдельные осмысленные слова всплывали в бессвязной речи Аполлона, словно щепки в бурливом потоке. Но они только усиливали опасения Коли: ясно, что робот находится в плену какой-то воображаемой, нереальной ситуации, а в таком состоянии он и опасен.
   Проскочить мимо Аполлона к выходу и думать было нечего: мальчик убедился в этом после нескольких неудачных попыток. Широко расставленные щупальца робота без усилий перегораживали в поперечнике весь пакгауз.
   Со стороны могло показаться, что они играют в догонялки — робот и человек.
   Когда Аполлон оказался рядом, Коля схватил оказавшееся под ногами весло, снабженное цепью, и принялся наносить удары по преследователю. Но роботу это было как слону дробинка. Похоже, он даже не обращал внимания на удары, погруженный в пучину каких-то своих умозаключений.
   Еще секунда — и клешневидные щупальца, из которых показались острые закраины, протянулись к Коле, который отчаянно закричал. Робот, не обращая внимания на крик, обхватил его поперек туловища и поднял под самый потолок, так что Коля ударился о гофрированную крышу.
   — Пусти, — прошептал он. — Слышишь? Пусти.
   — Не бойся, землянин. Здесь ты в безопасности, — пророкотал робот, туже сжимая клешни.
   Унизительное чувство собственного бессилия охватило мальчика, и он заплакал злыми слезами. Затем забарабанил что было сил по литой спине робота, однако только расшиб руки.
   Держа мальчика в клешнях, робот начал описывать по пакгаузу круги, все туже сжимая щупальца. Он был похож на заклинившуюся машину.
   Изловчившись, Коля дернул головную антенну. Болевой разряд пронзил некогда великолепное, сохранившее до сих пор чуткость тело Аполлона. Глухо охнув, он сначала замер на месте, затем медленно опустился на колени. Клешни разжались, полузадушенный Коля выскользнул из них и опрометью бросился вон из пакгауза.
   У самых дверей он оглянулся. Робот, задрав клешни, медленно заваливался на бок. Если бы мальчик не успел выскочить, робот задавил бы его собственной своей тяжестью.