Михановский Владимир Наумович. Берег надежды

   – У меня есть кое-какие сбережения, – продолжал Хоран. – Подержанная двухместка стоит недорого, я узнавал.
   – Гм… недорого. А кто ее подталкивать будет – мы с тобой? Расход ракетного топлива контролируется Центром.
   – Фотонное топливо раздобудем на военном складе, – прошептал Хоран. За деньги все можно.
   – Но я в жизни не управлял ракетой, – пожал плечами Венс, делая вид, что всерьез принимает предложение взбалмошного приятеля.
   – Это ни к чему, – горячо задышал в ухо Хоран. – Слава богу, мы живем в век автоматизации. Век, когда рабочий обходится дешевле машин… Но я не о том, – спохватился Хоран. – Наша задача только наполнить баки, сесть в кабину и нажать кнопку. Остальное сделает кибернетика. Ну? Решайся!
   – Не пойму одного, – задумчиво произнес Венс. – Отчего тебе так хочется удрать? И непременно в будущее? Допустим, я еще куда ни шло. Быть безработным удовольствия мало. Но ты? У тебя, по-моему, верный кусок хлеба с маргарином…
   – Был, – лаконично заметил Хоран.
   – Как, и тебя тоже?
   Хоран кивнул.
   – Компания и для меня подыскала заместителя. Разумеется, из пришельцев. Согласен получать на пятнадцать монет меньше, чем я. Вот так. А меня на улицу. Двадцать лет Хоран гнул спину на «Уэстерн», а пришло время – и выгоняют, как старую собаку. Только этих чужаков не хватало на нашу голову! Негодяи, – лицо Хорана перекосилось, – всех бы их поставить под пулемет! Венс, я уже третью ночь не сплю, все думаю, голова кругом идет. Давай убежим, а?
   – Убежим, а что же дальше?
   – Накрутим вокруг Земли хоть полсотни лет.
   – Допустим.
   – А потом спустимся на Землю. Как эти самые пришельцы.
   – И кто-нибудь выразит горячее желание поставить нас под дуло лучемета. Не так ли?
   – За пятьдесят лет у нас многое изменится, – сказал Хоран. – Не будет безработицы. Люди перестанут ненавидеть друг друга…
   – Кто это тебе поручился, что через пятьдесят лет будет лучше, чем сейчас? – спросил Венс.
   – Во всяком случае, хуже не будет, – убежденно произнес Хоран.
   – Почему?
   – Да потому, что хуже быть не может.
   – Железный аргумент! – расхохотался Венс, хотя ему было совсем невесело.
   Они миновали район трущоб и распрощались у набережной Пешеходов. Говорят, набережная получила свое название еще в те времена, когда автоматизация бурно развивалась. В те дни и отвели набережную для чудаков, желающих ходить пешком. «Даже не верится, что когда-то техника достигла такого уровня», – подумал Венс.
   – Ты фантазер, Хоран, – сказал он приятелю на прощанье.
   А сам Венс, разве не был он фантазером? Разве не грезил о переустройстве жизни, так, чтобы всем было хорошо?
   У входа в подземку собралась огромная толпа. Венсу, всю жизнь проведшему среди городского безлюдья, было непривычно видеть такое сборище людей.
   Зрелище массы людей из пришельцев, которыми «Уэстерн» оперативно заменил более дорогие автоматы, также было для Венса диким и непривычным.
   Подходы к подземке были забиты.
   Сначала Венс решил, что случилось какое-нибудь сногсшибательное уличное происшествие, притягивающее, как магнит, бездельников из всех закоулков. Но, подойдя поближе, он понял, что ошибся. Озлобленные, хмурые люди думали об одном: поскорее протиснуться к ненасытному турникету. Из вожделенных дверей вырывались клубы пара, фиолетового в вечернем тумане, и тянуло сырым теплом. «Сплошные пришельцы», – подумал Венс, усиленно работая локтями. Он вспомнил нелепую теорию Хорана о происхождении пришельцев и усмехнулся. Прежде всего, огромные ускорения сплющат человека в лепешку, если разгонять корабль вокруг Земли до субсветовой скорости. Но даже если отвлечься от этого… Могло ли такое количество ракет приземлиться, не будучи замечено постами противовоздушной обороны?
   Венс жил на окраине, в домике, доставшемся ему по наследству. Жил один, замкнутость характера также досталась ему от праотцев.
   Днем прошел дождь, размыв старый тротуар, поэтому ступать приходилось не спеша и осмотрительно.
   На лавочке возле дома кто-то сидел. Когда Венс подошел, навстречу ему поднялась высокая мужская фигура. «Пришелец, – наметанным взглядом определил Венс. – Не он ли станет завтра на мое место?»
   В свете дугового лампиона лицо незнакомца казалось неживым.
   – Простите… Вы здесь живете? – спросил человек, делая ударение на слове «вы».
   – Я, – подтвердил Венс, останавливаясь.
   Незнакомец, видимо, волновался, с трудом подыскивая слова. Венс обратил внимание на его странный выговор. Да и одет он был необычно. Серая хламида, видимо, не спасала от холода, пришелец дрожал, кутаясь в нее.
   – Мне… нужен… один человек… который живет… – жил здесь, – с усилием проговорил незнакомец.
   – Здесь живу только я, – сказал Венс.
   – Давно?
   – Двадцать лет.
   – Двадцать лет! – повторил незнакомец со странной улыбкой. – Срок, конечно, немалый… А вы случайно не знаете… тут раньше жил мой друг…
   – Как его звали?
   – Свен… Свен – мудрая голова…
   – Свен? Так звали моего предка… прадеда… Но это было давно. Кажется, в Безлюдном веке… – Венс почувствовал нобъяснимое волнение.
   – Очень рад, – сказал незнакомец все с той же странной улыбкой. Мне, можно сказать, повезло. – После чего сделал жест, смутивший Венса: шагнул к нему и крепко пожал руку, которую юноша не успел отдернуть. Ладонь незнакомца была холодна, как лед.
   – Вы… оттуда? – Венс и сам не смог бы объяснить, что означает его вырвавшееся «оттуда».
   Незнакомец осторожно кивнул, словно боялся, что отвалится голова.
   – Прошу, – спохватился Венс и гостеприимно распахнул дверь.
   Лицо пришельца с самого начала показалось Венсу знакомым. Где мог он видеть эти суровые, резкие черты, словно высеченные из камня? Этот орлиный, с горбинкой, нос?
   Незнакомец потер ладонью широкий лоб. Губы его были плотно сжаты. Он с волнением оглядывал комнату и вдруг с хриплым криком подскочил к стене. Там, в углу, над окном, висело древнее цветное фото в обшарпанном багете. Незнакомец сорвал фото и долго вглядывался в него, беззвучно шевеля губами.
   Венс перевел взгляд с посетителя на портрет… Неужели это одно лицо? Похоже на то… Только лицо на фото выглядит более свежим и румяным, чем оригинал.
   – Это я, я – Харви, – сказал незнакомец, указывая на выцветшее фото.
   – Харви?
   – Да, так звали меня… раньше.
   …В эту ночь подслеповатые оконца домика на глухой окраине светились до самого рассвета. Диковинные вещи услышал Венс от своего гостя. И с каждой фразой он наливался новой для себя решимостью. Зло могуче, но не всесильно.
   Далекое, отшумевшее прошлое, скрытое за перевалом двух веков, вдруг приоткрыло перед Венсом свою завесу, сотканную долгими десятилетиями лжи и недомолвок. И Настоящее озарилось Прошлым, наметив контуры Будущего…
   Говорить о прошлом в республике запрещалось под страхом суровой кары. И растаявшие годы мало-помалу забывались, теряясь в сумерках времен. Да что там далекое прошлое! Даже относительно недавние события, отделенные от нынешних дней каким-нибудь десятком лет, быстро тускнели в памяти, приобретая налет сказочной недостоверности. Может, они и разыгрывались, эти дела, а быть может, это плод фантазии сказителей, кто знает? Во всяком случае, о них нигде не прочтешь…
   Что же касается слухов о странных событиях, происходивших двести лет назад, то они, глухие слухи, давно замерли, и отголоски их сохранились лишь в сказках да песнях, где говорилось о том, как в один черный год вдруг начали исчезать люди неведомо куда. Наверно, они, сумев миновать неприступное кольцо гор, окаймляющих республику, убежали во внешний мир и нашли другую страну, более счастливую…
   В страну, на знамени которой начертано: свобода. Страну, над которой не висит дамокловым мечом безработица.
   В страну, которая не открещивается от всего прошлого. В страну, которая уверенно и спокойно смотрит в будущее…
   В той стране, говорят, место в жизни завоевывается собственным трудом.
   Человек там не может претендовать на привилегии по мотивам собственного происхождения, или родственных связей, или чего-либо подобного…
   И всем хватает места под солнцем, которое, говорят, благосклонно к той стране…
   Однако как достичь земли обетованной?
   Как попасть в ту далекую страну?
   Никто не знает, пели сказители, вдоль каких пиков вились, какие пропасти пересекали неторные тропы смельчаков. Но вскоре тропы были перекрыты, а пойманных беглецов ждали пытки и каторга. И волшебная калитка во внешний мир захлопнулась, чтобы никогда больше не отворяться, а дорога к ней заросла, затерялась в сером вереске…
   Долгое время из уст в уста передавалась мифическая песня, которую якобы сочинили беглецы. Венс припомнил печальный напев и горькие слова:

 
К закату легла от порога,
Простерлась по чистой земле,
Темнит и петляет дорога
И тает в испуганной мгле.
Мы горные рубим ступени,
Дорога во тьме нелегка,
Ложатся бессонные тени
И черная ночь на века…
 

   Странные слова… странная песня… Только теперь для Венса начал проясняться ее темный смысл.
   – …Это был какой-то психоз, – продолжал Харви свой рассказ. – Люди отдавали все за такие коробки с двойным дном, за несколько десятков галлонов жидкого гелия… Открывался такой заманчивый путь! Дорога во внешний мир заказана, ее стерегут хищные скалы. А тут так просто!.. Погружаешься в жидкий гелий и замерзаешь, чтобы воскреснуть, я хочу сказать – проснуться, – поправился Харви, – через двести лет. Но как я ошибся! Как ошиблись все эти несчастные, – тихо проговорил Харви и закрыл лицо руками.
   – Сжиженный гелий… Но это же смертельно, – сказал Венс.
   – Минус двести шестьдесят девять градусов.
   – Почти космический холод! Ткани должны погибнуть, – недоуменно заметил Венс.
   – Наоборот, только при такой температуре они могут сохраниться, возразил Харви. – Все зависит от способа погружения. Я знаю секрет. Раздобыть его было не так-то просто.
   – Человек ложился в ванну и замерзал. Что же дальше? – спосил Венс.
   – Потом друзья беглеца прятали контейнер в укромном местечке, заранее облюбованном.
   – Но они могли запрятать его так, что оттаявший потом, через двести лет, мог бы и не выбраться?
   – Ну… – Харви пустил колечко синего дыма. – Контейнер если закапывали, так совсем неглубоко, по сути, только маскировали тонким слоем почвы. Если замуровывали в стену, то ограничивались дюймом штукатурки. Если прятали в полу, то покрывали только пленкой линолеума… Конечно, из-за всего этого ищейкам легче было разыскать беглецов. Но что нам было делать?
   – За два века многое могло измениться. На пустыре мог вырасти многоэтажный дом, башня космосвязи, да мало ли что? – сказал Венс. Наконец, пыль, обычная пыль, оседая, могла за это время образовать новый слой почвы в много метров толщиной. Каково же беглецу очнуться и вдруг оказаться заживо похороненным… Неужели вы не подумали об этом?
   – Думали, – махнул рукой Харви, – думали мы и об этом. Но выхода у нас не было, и люди шли на риск. Впрочем, насколько я успел заметить вчера, когда выбрался из тайника, строений в этом городе не очень-то прибавилось…
   – Потому что население почти не росло, – пояснил Венс.
   – Возможно, – кивнул Харви. – Что же касается тех, которые, очнувшись, так и не смогли выбраться на волю… Что ж! Может быть, им лучше, чем вам…
   Венс внутренне содрогнулся от каменного равнодушия, которым повеяло от этих слов. Лицо Харви было неживым, глаза упорно глядели в одну точку.
   – Как действовал механизм «воскрешения»? – спросил Венс.
   – Очень просто. В каждом контейнере устанавливалось реле времени. Через положенный срок, скажем, через два века оно срабатывало. Открывался маленький клапан, и гелий начинал капля по капле испаряться. При этом температура медленно, в течение трех лет, повышалась до тех пор, пока достигала двенадцати градусов выше нуля.
   – Три года…
   – Если нагрев происходит быстрей, кровеносные и лимфатические сосуды могут полопаться, и человек погибнет, – терпеливо пояснил Харви.
   Венс побарабанил пальцами по столу.
   – Итак, бегство в будущее, – сказал он. – Причем таким простым и относительно удобным способом. Непонятно только, почему все вы тогда не сбежали?
   – Это было не так-то просто, – покачал головой Харви.
   – Негде спрятаться?
   – Не то. Сжиженный гелий стоил недешево. Люди готовы были отдать все сбережения, но их часто не хватало.
   – А друзья, которые закапывали… Ну, в общем, прятали беглеца… Венс не договорил.
   – Они рисковали жизнью, – просто сказал Харви.
   – Вот вас, например… Кто спрятал?
   Вопрос этот Харви оставил без ответа. По лицу пришельца из глубокого прошлого скользнула тень. Видимо, горько ему было вспоминать далекого друга, давным-давно уснувшего в безвестной могиле.
   В окна комнаты пробивался робкий рассвет. Бледный свет, мешаясь с желтым пламенем полупогасших стенных панелей, окрашивал все предметы в фантастические цвета.
   – Достать контейнер было трудно, – вздохнул Харви. – Существовали потайные мастерские, владельцы которых, рискуя головой, выполняли заказы состоятельных беглецов. Большинство беглецов при этом становилось нищими. Впрочем, у некоторых оставались еще деньги.
   – Что же, они брали их с собой, в свой временный гроб? поинтересовался Венс.
   – Нет. Насколько помню, они вкладывали капиталы в страховые общества и банки. Уж не знаю, какая судьба постигла эти вклады…
   Венс хотел что-то сказать, но гость опередил его:
   – Я, собственно, не успел еще толком прийти в себя: прошли только сутки, как сознание ко мне возвратилось и я вышел на берег реки времени.
   – Не каждый, наверное, может решиться на бегство во времени, задумчиво произнес Венс, глядя в окно и думая о чем-то своем.
   – Разумеется, – согласился Харви. – Тогда, два века назад, ложась в ледяную ванну, человек не знал, выйдет ли он из нее… когда-нибудь. А вдруг низкая температура убьет наиболее чувствительные клетки головного мозга и человек, оттаяв, потеряет полностью память? Поэтому самые дальновидные покрывали свой саркофаг иероглифами.
   – Иероглифами? – не понял Венс.
   – Да, это был самодеятельный, наспех придуманный шифр. В этих письменах были закодированы основные данные о владельце ковчега.
   – Придумано неплохо.
   – Конечно, заманчиво, вынырнув в туманном будущем, иметь при себе эдакое памятное письмо. Но зато представляете себе, что было, когда такого надписанного беглеца перехватывали длинноухие?
   – Длинноухие?
   – Так называли ищеек правительства.
   – А много их было, этих ищеек?
   – Порядком. А сказать точнее – чуть не каждый второй. По крайней мере, мне так казалось.
   За долгую беседу Венс почти привык к необычному выговору Харви, и он уже не казался ему странным. Правда, встречались отдельные слова, которые были непонятны, но их было немного, и Харви объяснял каждое.
   – Специальных ищеек называли шпурами, – продолжал Харви. – Шпуры рыскали повсюду, разыскивая беглецов. Кого удавалось поймать… – Харви замешкался.
   – Что же с ними делали?
   – Их размораживали.
   – В течение трех лет?
   – Нет. С ними не особенно церемонились. Воскрешали в течение нескольких суток, не заботясь о последствиях.
   – По ускоренному методу?
   – Вот именно.
   – Что же делали с пойманным и воскрешенным беглецом? – спросил Венс.
   – На этот счет среди юристов поначалу возникали острые разногласия. Не так-то легко было решить вопрос: какими правами может обладать человек, возвратившийся с того света? Смерть ведь, как известно, автоматически лишает всех прав…
   – Представляю, какая возникла неразбериха.
   – В конце концов правительство издало декрет, по которому размороженный беглец не обладает никакими правами. В Уставе шпуров именно так и было сказано. Не помню дословно – это было так давно…
   Харви умолк, задумавшись.
   – Вы все-таки не ответили, Харви. Что делали с воскрешенными беглецами?
   – Пожизненные каторжные работы, – медленно произнес Харви. Спецлагеря. Долго там никто не выдерживал.
   – Итак, вы в будущем, Харви, – ободряюще улыбнулся Венс. – Все опасности для вас позади. Вы не попали в кровожадные лапы шпуров, счастливо проспали два века и не были заживо похоронены. Что же теперь?
   Харви молча развел руками. На лице его отразилась растерянность.
   – Я вижу, что поставил на реле времени малый срок, – наконец произнес он тихо. – Слишком малый срок. Но если попытаться еще раз… – Не договорив, он вопросительно посмотрел на Венса, словно приглашая его в попутчики.
   – В городе, да и повсюду, полно ваших пришельцев, – сказал Венс, хмурясь и отводя глаза. – Дороги забиты. Ночлежки переполнены. В брошенных домах, которые всегда пустовали, сегодня, наверно, нет уже ни одного свободного местечка. Я проходил там вчера и видел…
   – Я тоже был вчера в квартале трущоб… Собственно, там на четырнадцатом этаже какой-то развалины, некогда бывшей пристанищем моего друга, я и появился вторично на свет божий… – вздохнул Харви.
   – Скажите, все ваши беглецы выбрали этот год, этот месяц и этот день?
   – Почти все.
   – Чистейшее безумие! К чему такая кучность? – горячо заговорил Венс. – Почему бы вам, выходя из реки времени, не рассеяться вдоль берега, вместо того чтобы собираться огромной толпой? Это было бы лучше…
   – Так получилось… Было предсказано, что этот день должен стать счастливым для беглецов в будущее.
   – Кто же это так ловко предсказал?
   – Таково было тайное пророчество знаменитого астролога, который никогда не ошибался.
   – И впрямь счастливое время, – заметил Венс. – И для вас, и для нас. Рабочие руки девать некуда. Цены скоро достигнут Луны…
   – Даже воздуха не хватит на всех, – с горечью добавил Харви. – Мы изгнанники, не нужные никому на свете. Что ж, остается одно: бежать дальше.
   – Нет, вы останетесь с нами, – горячо произнес Венс. – Я понял: у нас общая цель.
   Харви непонимающими глазами посмотрел на молодого человека. Венс все больше ему нравился. Только к чему говорить бессмыслицу?
   – Пришельцам места нет. Перенаселенность, – покачал головой Харви.
   – Выдумка идиотов! – выкрикнул Венс. – О нет, не таких уж идиотов! Они превращают в звонкую монету наш пот и нашу кровь. Их сейфы бездонны. Им нужны руки, которые дешевле механизмов.
   Венс встал и подошел к окну, отдернув штору. Розовое буйство ворвалось в комнату и затопило ее.
   – Но мы не бессловесная скотина, – сказал глухо Венс.
   Харви смотрел на него заблестевшими глазами. И он когда-то был таким же увлекающимся. Но жизнь сломила его. И тогда он малодушно бежал…
   – Сколько еще неосвоенных пустынь и нераспаханных полей! – продолжал Венс. – Но им, – он сжал кулаки, – им невыгодно, чтобы тот, кто работает на монополии, чувствовал себя человеком. Ведь тогда он громко заявит о своих правах!
   – Надо бежать… – прошептал Харви.
   – Бегство – удел малодушных.
   – Значит, смириться и терпеть?
   – Нет, бороться.
   При последнем слове Харви вздрогнул. Невольно оглянулся. Венс громко произнес слово, за которое когда-то полагалась казнь…
   – Пришельцы забиты, – робко возразил Харви. – Каждый мечтает только о куске хлеба да о крыше от дождя. Пришельцу вовсе нет дела до того, что происходит рядом.
   – Мы сплотим их! – твердо сказал Венс. – Не бежать мы должны, а здесь, сейчас, своими руками создавать будущее. В него не проникнешь с черного хода…
   Победивший рассвет хозяйничал в комнате. Он дохнул на занавески, отчего они шевельнулись, словно живые, скользнул по двум стаканам с застывшим чаем и остановился перед стеллажами, набитыми книгами и блоками памяти, – и стальные стойки радостно засверкали.
   – Венс, мой мальчик… – Голос Харви дрожал от волнения. – Ты прав. Вот тебе моя рука.
   Харви крепко пожал ледяную ладонь.
   – Не будем терять времени, – продолжал Харви. Он пригладил ладонью серебряную гриву.
   – С чего начнем?
   – Пойдем в город. Надо собрать людей.
   – Мне поможет друг, он сможет предупредить рабочих «Уэстерна» по центральному видеозору.
   – Ты лучше знаешь своих, – кивнул Харви. – А я постараюсь собрать пришельцев.
   Несколько секунд они глядели друг на друга, словно собираясь с духом перед сложной и долгой борьбой.
   – И еще я хотел сказать тебе, – медленно произнес Харви. – Можешь располагать моей жизнью.
   До ворот, ведущих на территорию «Уэстерна», они добирались долго больше часа.
   Все дороги, остановки и вагоны были забиты…