Михайлов Владимир Дмитриевич. О спорт, ты…

Владимир Михайлов
О спорт, ты…

   Баал Бесс лежал на диване и плевал в потолок, когда в дверь постучали.
   Баал не повёл и бровью: он не ждал гостей и ещё менее – кого-нибудь другого. Он не был настроен на общение. Не потому, чтобы кто-то его чем-то обидел или мог обидеть; просто ему было хорошо, настолько хорошо, что любая перемена могла изменить его состояние лишь к худшему. А этого он никак не желал.
   Ему было прекрасно, потому что…
   Во-первых, ему ничего не нужно было делать. Никто от него больше ничего не ждал. Никаких обязательств. Никаких дел. Никаких усилий. Значит, и никаких мыслей – кроме разве что тех, которые могли доставлять одно лишь удовольствие.
   (Стук в дверь повторился, но Баал вновь не откликнулся.)
   Второе вытекало из первого: раз от тебя больше ничего не ждут, то и приставать к тебе никто не станет; а учитывая, что мир населён преимущественно бездарями и идиотами, возможность не видеть и, главное, не выслушивать никого из них становится прямо-таки бесценным даром судьбы.
   (Уже не «тук-тук», но прямо таки «бум-бум»! Похоже, на сей раз ногой. Ну, кто-то обнаглел до последнего. Встать, поучить его хорошим манерам? Да нет, они все того не стоят, чтобы спустить ноги с дивана, сесть, а затем и встать, сделать шаг к двери, другой, третий…)
   Третье благо как бы подразумевалось само собой: выразительная сумма на карточке (папа, великий человек, успел при жизни заработать немало, а вот потратить не успел) и всё, с нею связанное, давало возможность не строить планов на ближайшее, и даже не столь ближайшее будущее, а просто жить так, как хочется. Без всяких режимов, тренировок, переездов, игр, волнений, вспышек честолюбия, разочарований, критики в газетах, с экранов, взглядов и словечек товарищей по команде. С этим всё. Завязано навсегда. В конце концов, надо пожить и для себя, а не только для болельщиков…
   Подумав так, Баал Бесс тут же поступил совершенно непоследовательно. А именно – насторожился, вскочил и сделал те самые три шага к двери, мысль о которых только что с негодованием отвергал.
 
   Сделал он так потому, что вместо стука теперь послышалось другое: привычное мягкое, вкрадчивое воркование замка. Кто-то, не надеясь больше, что ему откроют, сам предпринял попытку отворить дверь – и попытку удачную. Причём не стал взламывать дверь, а весьма аккуратно отпер замок невзирая на все его хитрости и блокировки.
   А это мог совершить один-единственный человек. Великий Тренер, старый друг семьи. Однако он находился – во всяком случае, должен был находиться, судя по всем источникам спортивной информации, достаточно далеко отсюда, в тысячах километров, – за морем, где разыгрывалось сейчас первенство мира по лонгу. Так что ожидать, что он вдруг окажется на пороге, было по меньшей мере легкомысленно. Кто же в таком случае?.. Загадка.
   Загадка разрешилась тут же. Всё же это был он. Примчался из-за моря, как на пожар. Пронюхал. Прилетел. И вошёл. Вот просто как к себе домой: бесцеремонно, чтобы не сказать просто – нахально. Глазами выстрелил дуплетом в Баала. Потом глаза опустились ниже. И как раз туда…
   Чёрт, хотел ведь вовремя всё убрать. Выкинуть. Чтобы и следов не оставалось. Знал же, что он придёт, не оставит в покое, не отпустит душу на покаяние. Но как-то отвлёкся на приятные мысли, и вот – всё налицо. Дюжина бутылок, и все – полные. Хоть бы одну успел откупорить! Скверно. Сейчас он включит свой диск на полные обороты, и начнётся распиловка на тонкие ломтики…
   Но – не сдаваться! Не унывать! Никто ни перед кем не виноват. Всякий человек является свободным и вправе принимать решения. Главное – не уступить! Не дрогнуть душой, как это не раз случалось раньше. Держись, Баал!
   Великий тренер подошёл к стулу. Вытащил его на середину комнаты. Сел. Расставил ноги, как бы для устойчивости.
   Баал же поспешно вернулся на исходную позицию: на диван. Улёгся, стараясь, чтобы это получилось как можно непринуждённее и независимее. Чтобы сразу показать, кто здесь хозяин. Совсем хорошо было бы – повернуться к визитёру спиной. Но на это он не решился. Только чуть поёрзал по дивану. Вздохнул и устремил на гостя взгляд – из тех, каким кролик смотрит на приблизившегося удава. Но всё же заставил себя проговорить как можно легкомысленнее:
   – Что, тренер Мант? Что-нибудь стряслось?
   И удав не заставил себя ждать.
   Он вытащил из портфеля целую пачку бумаг. И протянул Баалу:
   – Подписывай. И без всяких!
   Рука Баала сама собой дёрнулась навстречу. Но он усилием воли – тех остатков, что ещё жили в нём, – перехватил её на полдороге. Заставил вернуться. И сказал:
   – Не стану. Я же говорил – всё. Без вариантов.
   Тренер Мант ещё секунду-другую подержал пакет в воздухе. Потом бросил на стол, привычно угодив в самый центр.
   С минуту, никак не меньше, они смотрели друг на друга. Ни один не отвёл взгляда, хотя у Баала от этого поединка даже пот проступил на лбу.
   – Ладно, – сказал тогда тренер. – Давай разбираться.
   Это было шагом к отступлению. И Баал ощутил прилив энергии.
   – Разбираться не в чем, тренер, – сказал он. – Ты сам знаешь: я не игрок. И нечего дальше втирать очки ни себе, ни другим. Не хочу. Что мог – показал. И этого слишком мало. Рядом с мастерами я – ничто. Не хочу больше краснеть. У меня есть совесть, в конце концов…
   Тренер Мант вздохнул.
   Он и сам прекрасно знал, что игрок прав. Он – посредственность. Не более того. И никогда ничем большим не станет. Однако…
   Баал же тем временем продолжал:
   – Ты ведь помнишь мою биографию. В клонте я ни разу не добирался даже до восьмой финала. В трибе: всех достижений – снёс три яичка в свои ворота. В лонге – …
   – Да помню я, – с досадой в голосе проговорил тренер Мант, даже не с досадой – а с каким-то отчаянием. – Помню!
   – Так зачем ты меня терзаешь? Ну не рождён я для того, чтобы становиться чемпионом. Ни в чём. Нет такого спорта! Зато, может быть, в чём-то другом я себя найду. Так оставь же меня в покое! И тебе все спасибо скажут – и игроки, и владельцы, и публика…
   Тут тренер Мант не выдержал. И сказал:
   – Да кончай ты! Что думаешь – я сам этого не знаю? Какой же я был бы тогда тренер, если бы таких вещей не видел, не понимал?
   – Так в чём же, в конце концов…
   – А в том, – ответил тренер сердито. – В том, – повторил он уже почти с отчаянием. – В том, – произнёс он и в третий раз, теперь сжав кулаки, – что я дал слово! И не сдержать его никак не могу. И пока жив – буду стараться обещанное выполнить. Вот такой я человек, Баал. Тебе меня не переделать, и никому не переделать. А освободить меня от данного слова не может никто. Потому что нет этого человека больше. Усёк?
   – Да кто же он такой? – спросил Баал. – Кто он был? – тут же поправил он сам себя. – Чтобы брать с тебя такие обещания?
   Хотя он уже предчувствовал, даже больше: знал, каким окажется ответ.
   – Кто-кто, – хмуро ответил тренер Мант. – Твой отец, кто же ещё.
   – Мой отец, – медленно, как во сне, повторил Баал Бесс.
 
   А отцом его был Ленат Бесс. Великий Ленат Бесс, ни более ни менее.
   Такие величины, как он, во все времена в спорте исчислялись единицами. О них слагали легенды. При жизни ставили памятники.
   В клонте он на протяжении пятнадцати лет не позволял никому выиграть хоть один сколько-нибудь значительный турнир; а в незначительных он и не выступал. Восемьдесят шесть «Планетариумов» – рекорд всех времён!
   В трибе, в котором он выступал, когда завершался сезон клонта, а иногда и совмещая одно с другим, когда календари налезали друг на друга, – снёс в гнёзда противников тысячу двести пятьдесят три яичка. Ровно столько набрали двое следующих за ним по результативности трибалов – в сумме. Нужны ли пояснения?
   И, наконец, в лонге не допустил ни единого промаха ни на одной дистанции на протяжении двадцати трёх лет, одерживая победы и тогда, когда из других видов он ушёл по возрасту – ушёл непобеждённым.
   Вот каким человеком и бойцом был отец Баала. И будь он жив сейчас…
   «Будь он жив сейчас», – так подумали одновременно и сын Баал, и старый друг, тренер Мант, величиной своей, пожалуй, не уступавший – или почти не уступавший Ленату-спортсмену. Менее известный, конечно, массам – потому что если спортсменов знают все, то конструкторов их успехов, как правило – только профессионалы. Но от этого не становящийся менее великим.
   «Будь он жив, он давно раскусил бы меня и махнул рукой на мою спортивную карьеру, – так предположил сын. – И позволил бы поискать для себя другое дело – в котором я, может быть, тоже не стал бы чемпионом мира, но хотя бы поднялся до заметной высоты…»
   «Не окажись он тогда в этом самолёте, он сейчас сказал бы мне: „Мант, ты меня знаешь: если я чувствую в человеке великого чемпиона – значит, чемпион в нём есть. Надо только найти – в чём именно“. И, наверное, он был бы прав. Во всяком случае, сколько я его знал, он ни разу не ошибался. Ни когда предрекал крутой взлёт новичку, ни, напротив, говоря: „Дальше он не пройдёт ни шагу“, когда все были уверены, что человек – в двух минутах от величия. Ни единого промаха. Конечно, о своих детях трудно, наверное, судить совершенно беспристрастно, но Лената трудно было обвинить в необъективности. „Ты не выкладываешься полностью, – сказал бы он, – потому вы оба и не нашли его истинного места. Давай, Мант, работай! И не иди на поводу у мальчика: он рассуждает честно, это хорошо, но он сам себя ещё не чувствует. В конце концов, он – исполнитель, его творчество – в качестве исполнения, а конструктор – ты. Тем более – ты же обещал!“
   Обещал, да…
   – Баал, – сказал тренер Мант, когда пауза закончилась. – Скажи на милость: зачем ты собрал тут эту коллекцию стеклотары? Ты же человек непьющий, я-то это знаю. К чему?
   Баал Бесс пожал плечами:
   – Не употреблял, верно. Но если меня не отпустят – начну, честное слово. Мант, я твёрдо решил. Мне, конечно, далеко до отца по результатам, но слово я тоже держу. И вот предупреждаю и обещаю: если ты…
   – Стоп! – перебил его Мант, подняв руку. – Подожди со словом. Предлагаю перемирие. Я не настаиваю на продлении контракта. Но и ты не принимаешь крутых решений. Давай встретимся через… три дня. И за это время я постараюсь – не ухмыляйся, я совершенно серьёзно – найти такой вариант, который устроил бы нас обоих – да и всех остальных тоже.
   – Не может быть такого варианта!
   – Три дня. Чем ты рискуешь?
   Баал подумал: а в самом деле, чем?
   – Ну, – сказал он, – если и вправду три дня…
   – А когда я тебя обманывал? То-то. Да, и ещё пара условий. Первое: всю эту посуду я немедленно забираю – со всей её начинкой. Даже выкупаю. По твоей цене.
   – Ну, – сказал Баал, – это лишнее. Насчёт выкупа. Считай это моим прощальным подарком.
   Тренер словно бы и не услышал последних слов.
   – И второе: скажи, серьёзно подумав: чем бы тебе хотелось заниматься на самом деле? Вот прямо сейчас?
   Но это уже рассердило Баала и заставило его ответить вот как:
   – Хочу заниматься тем, что делал, когда ты явился.
   – А именно?
   – Плевать в потолок.
   – Я серьёзно спрашиваю.
   – Совершенно серьёзно. Это у меня здорово выходит.
   – Запасись зонтиком, – только и смог посоветовать Мант, затворяя за собой дверь.
 
   Не на шутку задумавшись, тренер Мант прошагал по струне сотки две, даже не сознавая, куда направляется. Он чувствовал себя так, словно его команда только что продула в первом круге сопливым новичкам со счётом ноль – шестнадцать, и теперь он уходил со стадиона под ор и свист трибун, даже не очень уклоняясь от летевших в его сторону давленых, брызжущих соком афулий. Нет, не так; ещё хуже. Потому что…
   – Что?
   Он несколько секунд тупо смотрел на остановившего его человечка, не соображая. Тот нетерпеливо переступил с ноги на ногу, протягивая шарик:
   – Я говорю: не угодно ли купить растурит?
   А, разносчик.
   – Нет. А хотя… Ладно, дай один.
   Расплатившись, он сунул шарик в карман и зашагал дальше, пытаясь ухватить кончик прерванной торговцем мысли. Но, как это часто бывает, поток его сознания уже свернул в сторону и теперь устремился совсем в другом направлении.
   А ведь именно в тот миг что-то, казалось, уже забрезжило. Нечто конструктивное. Какое-то подобие выхода из ситуации, позволявшего и выполнить данное старому другу обещание, сохраняя таким образом самоуважение, и при этом не прибегать ни к какому насилию, не задавить парня, парализовав его волю, – потому что без воли спортсмена не бывает, уж это было известно тренеру лучше, чем дважды два. Мелькнуло нечто, придя из подсознания. И надо же было, чтобы именно тогда подвернулся этот тип с его растуритом. Да на кой чёрт мне этот шарик? Зачем вообще растурит человеку?
   Вопрос показался Манту интересным. И в самом деле, если подумать: тысячи, десятки тысяч лет человек жил себе без этого – как же его назвать всерьёз: средство? Средство для чего? Для ощущения во рту? Нет, конечно, если послушать рекламу – это прямо-таки чудодейственная вещь, панацея, лекарство от всех скорбей; им угощают, им гордятся: смотрите-ка, у меня новый сорт, в зелёную крапинку, вчера ещё его не было, а сегодня – пожалуйста, вот какова забота о людях! Но ведь пока его не придумал какой-то прохиндей и не запустил в производство, а пуще того – в рекламу, поколения сменялись поколениями – и никто даже не подозревал, что им для полного счастья недостаёт именно этой дряни. Мало же потребовалось времени, чтобы убедить людей, да…
   «Так-то так, – размышлял Мант, неторопливо сокращая расстояние между собой и тренировочным центром. – Но ведь разве только к растуриту это относится? Да если всерьёз прикинуть – половина, а то и две трети вещей и услуг, которые нас окружают, которыми мы пользуемся и за которые платим – они не только не необходимы для нормальной жизни – скорее просто вредны, в лучшем случае – бесполезны. Но таковы уж мы, люди: нет ничего легче, как внушить нам, что мы без этого просто не можем – и мы с радостью поверим и станем доказывать тем, кто ещё не присоединился к нам в этом, вплоть до кулаков станем доказывать. Это в нашей природе, да. Достаточно, чтобы человеку пришла в голову мысль: создать нечто, чего ещё не было. Затем – найти кого-то, кто сумеет сочинить образец, первый экземпляр. И ещё одного – кто вложит деньги в пилотную партию. И – пошло, поехало…»
   И вдруг Мант остановился – так упёрся каблуками в гранитан тротуара, что сзади кто-то, не среагировав вовремя, даже толкнул его. Но Мант этого даже не заметил.
   А причиной было то, что промелькнувшая было неясным облачком мысль, сразу же вспугнутая разносчиком, вдруг вернулась – и уже не тенью, а совершенно чёткой, реальной, трёхмерной и просто-таки ослепительной по яркости фигурой.
   В чём суть успеха в наше время? В умении убеждать людей. Убеди их в том, что они больше просто не смогут жить без чего угодно – и пожинай плоды.
   Скажем, без плевания в потолок больше не могут жить. Да.
   – Так, – сказал тренер Мант сам себе. – Так-так. Так-так-так-так-так…
 
   Через час он уже сидел в маленьком зале «Аролитана», называвшемся «ИЛ» – и предназначенном, следовательно, исключительно для лиц исторических, кого попало сюда и близко не подпускали, так что приглашение в этот залец не зря рассматривалось как очень серьёзная взятка – ну ладно, не так грубо, скажем помягче: как надёжное средство стимуляции нужного человека для совершения им нужного действия. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Полон Конс, достаточно известный текстарь на темы исторические, не приехал, а прямо-таки прилетел на встречу, назначенную ему тренером Мантом именно в «ИЛе», и теперь сидел вместе с Мантом за столиком в укромном уголке, потягивая из высокого бокала «маноли» средней крепости с грибком и испытывая от этих фактов едва ли не сексуальное наслаждение. Не мешавшее ему, впрочем, поддерживать разговор.
   – Значит, так, – уточнял он сейчас. – Это соревнование возникло ещё в глубокой древности, верно? Погодите-ка: не исключено ведь, что люди научились этому, как и многим другим вещам, у животных. Есть ведь вроде бы такие рыбы, насекомые, которые пользуются этим способом для нападения и защиты… Верно?
   – Совершенно точно, – отвечал тренер Мант. – Тут не забудь указать, что ведь большинство видов спорта произошло от жизненно важных умений, и даже те, которые вроде бы прямого отношения к ним не имеют – игры с мячом, например, – на самом деле являются облегчённой и гуманизированной моделью кровавого поединка – или групповой схватки…
   – Записал. Идём дальше: когда могли появиться первые упоминания о соревнованиях такого рода, первых чемпионах и тому подобном? Лет триста тому назад? Пятьсот?
   – Да хоть семьсот. Допустим, далёкая глушь, где люди живут едва ли не первобытным укладом. Туда забредает один-другой путешественник. Видит. Записывает, даже зарисовывает. А потом, возвратившись, пытается – пусть не он, а кто-то, услышавший от землепроходца о таких играх, – организовать что-то подобное.
   – Найдутся ли такие свидетельства?
   – А это тебе нужно? Всё дело – в истолковании текста, если в нём имеются какие-то неясности и намёки, а таких текстов в архивах лежит немало, я думаю.
   – О, в них недостатка не будет.
   – Вот и работай. Подготовь первую публикацию, скажем, через две недели. Хотя бы на тему о культивировании этого способа землепроходцами раннего поздневековья, собиравшимися в местах общего пользования. Пусть это будет средней точкой, от которой можно будет двигаться и в прошлое, и к современности.
   – Если только найдётся охотник опубликовать такое…
   – Об этом позабочусь сам. И вот ещё: надо найти слово, название – как это всё называлось и, значит, будет называться и впредь. Подумай и об этом. Это пойдёт отдельно, как особо оплачиваемый заказ.
   – Го-го! (Что означало всего лишь «полный порядок» на тамошнем жаргоне.) Минутку… Ну вот хотя бы «слюперы» – подойдёт? Слюнные снайперы…
   – Гм. А что? По-моему, вполне… Слюперы. Слюпинг. А? Годится…
 
   – Дузя, – говорил тренер Мант по связи директору канала «Б», – для тебя у меня возник такой материал – пальчики оближешь. Горячий, с него сало ещё капает. Хватит на множество передач. Идея такова: «О спорт, ты – мир чудес!» И – полный эксклюзив. Берёшь?
   – У тебя, – отвечал директор, – я что угодно возьму. Кати сюда. Жду.
 
   – Слушай, – сказал тренер Баалу, навестив его на следующий день. – Тебе ещё не надоело?
   – Ты о чём, тренер?
   – Плевать в потолок.
   Баал Бесс ощутил в сказанном посягательство на свою свободу и гражданские права. И ответил, щетинясь:
   – Вот представь себе – нет!
   – Да ради Бога, плюй, – поспешил успокоить его тренер, – кто тебе мешает! Я только о том – не пора ли внести разнообразие?
   – Не понял. Ты о чём?
   – Если не в потолок, а, скажем, в мишень. Ну вот предположим: на три метра ты доплюнуть можешь?
   Баал усмехнулся:
   – А на пять не хочешь? Не веришь? Могу показать.
   – Не верю.
   – Ах, так? Пошли на веранду. Отмеряй пять метров, тренер. Отойди в сторонку.
 
   – …А на шесть?
   – Да пожалуйста!
 
   – Ну ладно, а если на точность?
   Баал Бесс уже вошёл в азарт. Скука куда-то пропала.
   – На точность? А давай попробуем!
   Но запал его вскоре иссяк. Он вздохнул:
   – Всё. Патронов нет. Рот пересох, как…
   – Ничего, – утешил тренер. – Не унывай. Вечерком подошлю к тебе врача, может, и сам подъеду – подумаем по поводу питания – чтобы был максимальный выход этого дела.
   Баал кивнул. Но тут же почесал в затылке:
   – Слушай, а к чему всё это? Смысл?
   – Смысл в этом великий, – заверил тренер Мант, похлопав ученика по плечу. – Но над точностью надо работать, ты сам видишь. Да и дальность наращивать тоже никак не помешает.
   – Брось, дальше всё равно никто не плюнет. Я с детства упражняюсь…
   – Думаешь, никто?
 
   Мант разогнал своих скаутов чуть ли не по всему континенту. С ясным, конкретным заданием: кого искать. Прежде всего – по ярмаркам, народным гуляньям, фестивалям народных искусств и другим местам подобных сборищ. Где народ развлекается.
   – Очень просто, – наставлял он их. – Ставите мишень, отмеряете дистанцию, постепенно увеличиваете. Первые три места награждаются. Суммы вам выданы. Всю информацию – немедленно мне. Адреса, возраст, всё такое. Чтобы через… через месяц я мог бы созвать их на сборы. Вопросы есть?
   Вопросы, понятно, были. Но задавать их – столь же понятно – никто не стал. Задача ясна, а что и зачем – на то и есть начальство. Особенно когда оно является по совместительству ещё и Великим Тренером. Так что встали и разъехались.
 
   А где-то через недельку пошло по газетам и каналу «Б»:
   «Древняя народная забава возвращается на праздники…»
   «Добрый молодец уверяет, что плевком собьёт и муху на лету. И сбивает!..»
   «Вот уж не думал, – заявляет остроумный Салих Мут из Лапены, – что смогу наплевать на целый мотоцикл!»
   «Доктор филологии Эпот Нос разъясняет: в древности выражение „Плевать я на вас хотел“ выражало не столько пренебрежение, как принято считать, но неприкрытую и серьёзную угрозу. Как и лаконичное „Наплевать!“.
   «А в Тасинском округе плюют вишнёвыми косточками!»
 
   – Век живи, век учись, – так тренер Мант откликнулся на последнее. – Очень хорошо. Значит, намечаются уже два, самое малое, вида: гладкий и вооружённый. Как, скажем, кулачный бой – и шпажный. Прелестно. И ещё – по движущейся мишени: тот парень, видишь, в муху попадает. А можно, наверное, и по комарам попробовать. Как думаешь?
   – Вот испытаю сам, – отвечал Баал, – тогда скажу. Может, всё это трёп вообще. Ты мне покажи их живыми!
   – Потерпи. Вот-вот придёт информация и из-за морей. Делать – так делать, согласен?
   – Ну-ну… – проговорил Баал двусмысленно.
   Однако видно было, что вся эта придурочная история его уже всерьёз захватила.
 
   Тренер Мант собрал узкое совещание самых авторитетных специалистов в области спортивного права. Произошло оно всё в том же «ИЛ»-зале прославленного ресторана.
   – Господа, – заявил он, не теряя времени на предисловия, – создалось совершенно нетерпимое положение, когда по всему Материку стихийно проводятся соревнования по древнему, ныне стремительно оживающему виду спорта, в то время как ещё не разработаны и не утверждены единые правила не только проведения соревнований, но даже и самого спорта. Необходима немедленная унификация правил и широкая пропаганда их! Кроме того, явно назрел вопрос о создании Федерации любительского и профессионального слюпинга, а также о включении этого вида в Планетарные Игры уже начиная с ближайших соревнований, до которых осталось ещё два года, так что мы вполне можем успеть, если не станем медлить! Исходя из этих соображений, беру на себя смелость предложить вашему вниманию разработанный моими сотрудниками и мною проект Правил. Надеюсь, что он получит ваше одобрение, после чего несомненно будет утверждён Министерством Спорта и Зрелищ.
   Можно было ожидать, что никаких задержек не возникнет. Но не тут-то было. Юриспрудент Стуч, известный как ярый болельщик триба, повсеместно лоббирующий интересы этого вида спорта, нашёл в себе достаточно мужества, чтобы выступить с решительными возражениями.
   – Достопочтенные мэтры, – заявил он. – Считаю – даже более, совершенно убеждён в том, что подобная концентрация общественного и государственного внимания на только что возникшем и, как всем ясно, ещё не получившем широкого общественного признания виде спорта может произойти только в ущерб тем видам, любовь к которым уже вошла в плоть и кровь народа, а следовательно – является крайне вредной. Я ни в коем случае не собираюсь подвергать сомнению достоинства нового спорта, но лишь призываю к разумной постепенности и к осторожности. Время, мэтры – лучший судья. Давайте поживём и посмотрим. Пусть любители проводят соревнования на улицах, во дворах, пусть даже на уровне кварталов – но уж никак не городов и поселений, не говоря уже о более крупных масштабах. Не говоря уже о такой серьезной причине, как отсутствие в государственном бюджете расходов на развитие нового вида. Где, интересно, собираетесь вы взять деньги на оборудование площадок, производство инвентаря, подготовку тренеров и судейского корпуса, на организацию хотя бы соревнований городского уровня – не говоря уже о континентальных и глобальных? А кроме этого – прошу считаться с тем, что всякое нарушение интересов таких традиционных видов спорта, как триб или клонг, может привести, и даже наверняка приведёт к возникновению народных беспокойств!
   Подобный отпор, однако, нимало не обескуражил Тренера Манта, поскольку он был готов к нему заранее.
   – Вынужден констатировать, – заявил он в ответ, – что достопочтенный юриспрудент позволяет себе мыслить категориями прошлого, даже скорее позапрошлого века, не отдавая отчёта в том, что время ускоряется, и то, на что прежде требовались десятилетия, ныне осуществляется даже не в годы, но в месяцы. Общество, господа, развивается стремительно, а спорт – не та область жизни, которая может позволить себе отставать от политических и экономических темпов развития. Ибо спорт, как ничто другое, пользуется влиянием на психологию масс. Что касается денежных средств, без которых, разумеется, никакое развитие невозможно, то могу успокоить почтенного мэтра, как и всех остальных: первые инвестиции в развитие слюпинга уже сделаны – в частности, известным промышленником и благотворителем господином Нархом…