Михайлов Владимир Дмитриевич. Триада куранта

   Если кто-то на стройке и наблюдал за машиной Ястреба, то вскоре не смог бы поздравить себя с верной догадкой: машина хотя и действительно остановилась, но – когда до ближайшего на стройплощадке человека оставалось еще не менее тридцати метров.
   Остановилась – и все. Никто не вылез из нее – ни для того, чтобы спросить дорогу, ни по какой угодно другой причине. Словно бы машина ехала сама собой, без водителя; хотела – ехала, захотела остановиться – и остановилась и простоит столько, сколько захочет. У машин и логика своя, машинная.
   Эта мысль пришла в голову Ястребу с минуту тому назад. И понравилась.
   В самом деле: если пересекать стройплощадку, то где гарантия, что сможешь увидеть что-то (или, вернее, кого-то) из того, что предполагаешь там заметить? Люди, которые смогут тебя заинтересовать, при виде неизвестной машины, что движется с неведомой, но тем не менее существующей целью, – люди эти не станут выбегать на дорогу с криком: «Вот он – я, только погляди сюда!». Наоборот, они захотят держаться подальше и показывать будут не лица свои, а в лучшем случае спины.
   Если же машина, ни до кого и ни до чего не доехав, вдруг останавливается и стоит без признаков жизни минуту, пять, десять, – вот это скорее заинтересует кого-то. Не каждого, разумеется, и даже не большинство: нормальному работяге до лампочки, едет она там или стоит, – вот если бы они ее посылали за пивом, тогда, конечно, другое дело. Но ее не посылали. И хрен с нею. Конечно, если бы оттуда позвали на помощь – конечно, помогли бы. Но нас не зовут – мы и не лезем, старинное правило.
   Но кому-то из меньшинства обязательно придет в башочку мысль: она ведь не просто стоит: ей просто стоять ни к чему. А не ведется ли оттуда наблюдение? Не работает ли внутри фото – или телекамера? А если работает – то к чему бы это? Может быть, конечно, какой-нибудь задрипанный репортер или оператор запечатлевает общие планы. Для истории строительства. Нет, тогда начали бы раньше и снимали бы регулярно. И снимают – но тех мы всех знаем. Однако не зря же предупреждали: главное – осторожность и внимание, чтобы никто там, в монастыре, ничего не заподозрил. Чтобы не ворохнулся даже.
   А машина ведь как раз оттуда ехала.
   Какой вывод? А самый простой: подойти и разобраться. Кто, что, зачем и почему? Дружески посоветовать, если все в порядке: развернись, друг, и мотай туда, откуда пришел, здесь сквозного проезда нет и нельзя нарушать установленный на стройплощадке порядок. Знак не стоит? Ну, знак мы тебе быстро поставить можем – такой, что в темноте светиться будет. И, провожая, поддать ногой под задний бампер. Если же почудится, что не все в порядке, что пахнет жареным, – ну, так к машине не в одиночку надо идти. А вообще, тут строительство, которое, после моря-океана, является лучшим местом, где можно укрыть отходы крутой разборки. Бетон вот только что подвезли, вываливают в корыто – свеженький, парной. Все как по заказу.
   Вот так – по представлениям Ястреба – должны были рассуждать люди, которые могли – да нет, просто были обязаны тут находиться. И если он прав, то минут самое позднее через пять их терпение иссякнет и они – четверо-пятеро, наверное, – с разных концов территории двинутся сюда. Как бы случайно, не в ногу же им шагать. Через пять. А если через десять – значит, не новички, люди с хорошей выдержкой. Спецы.
   А эти минуты – хотя бы пять – нужно использовать для дела. Если точнее – посмотреть: где же обретается сейчас друг наш Смоляр, чем таким интересным занят?
   Смоляр, подонок, где твои очаровательные глазки?
   Настроились… Входим… Вошли.
   Что видим?
   Да ничего. Темнота.
   Ночь там, что ли, где он сейчас находится? Или просто – он спит, поэтому ничего и не видно?
   Хотя… Что-то есть. И кто-то. Знакомый.
   Очень знакомый. Каждый день виденный. В зеркале.
   Ястреб собственной персоной.
   Он стоит спиной к белой, гладкой стене. Она ничем не украшена. Выше головы стоящего ее пересекают черные трубы, примерно дюймового сечения; может быть, энерговоды, или по ним течет какая-нибудь жидкость, или это световоды – на них не написано. На небольшой табличке другие слова: «Не забудь после работы осушить реактор!» Правее на той же стене – обычный календарь. Не электронный, а бумажный, такой, на котором один месяц занимает страничку. Месяц – июнь. Соответствует истине. Праздничные дни, как и полагается, выделены. А еще одно число заключено в красный, не вполне правильный кружок – явно от руки. Двадцать восьмое июня.
   А сегодня? Нынче – двадцать шестое. Послезавтра.
   Послезавтра – что состоится? Или случится?
   Но сейчас думать об этом недосуг.
   Ястреб – тут, в машине, – глядит во все глаза. Там – неизвестно где – что-то говорит. Взволнованно. Торопливо. Жаль, что ничего не слышно. Чертова смолярская защита. Но хоть видно достаточно хорошо.
   Мгновение – и крупный план. Кто-то из них резко шагнул вперед. Кто – не понять. Но стоят лицом к лицу.
   «Интересно, – думает Ястреб – тот, что здесь, в машине, а не там, неизвестно где. – Выходит, это и есть тот самый я?»
   Нет, теперь уже правильно будет сказать «был».
   Глаза раскрываются до предела. В них выражение боли, обиды, страха и гнева. И веки медленно падают.
   Выстрел? Нож?
   Ну – чем бы кума ни болела, лишь бы померла.
   Смоляр – там – пятится. Теперь тот Ястреб виден целиком. Он лежит на полу. Пол плиточный. Какое-то хозяйственное помещение, не господские покои. Взгляд панорамирует. И в поле зрения оказывается еще один человек. Он стоит в дверном проеме. Лицо его невозмутимо. Его взгляд опускается, поднимается снова. Человек кивает.
   Очень знакомый человек. Некто по имени Смоляр.
   «Дьявольщина, – думает Ястреб – тот, что жив, понятно. – Кем же я вижу? Вот уж – чем дальше в лес, тем больше грибов, и все червивые».
   Хорошо все-таки быть не там, а здесь.
   Хотя – так ли хорошо, как кажется?
   Стук. Настойчивый. Звук доносится с двух сторон сразу: стучат в окошко машины и барабанят по капоту.
   Самое время вернуться в себя. Увидеть то, что здесь, а не где-то там. Там уже убили. А тут…
   Быть может, тут тоже не против такого развития событий.
   Это становится ясным с первого взгляда.
   Они пришли. Можно поздравить себя с правильным расчетом. Пятеро. Все как на подбор – деловые ребята. Из тех, что не любят терять времени попусту. И один из них – тот, чей кулак костяшками пальцев исполняет по стеклу соло для ударных, – однажды уже где-то встречался. Нет, не «где-то», а в резиденции Смоляра: проводил Ястреба к гостеприимному хозяину. Все правильно.
   Стекла в машине не тонированы. И снаружи было хорошо видно, как сидящий в водительском кресле медленно открыл глаза. В которых ясно прочитывались непонимание, растерянность…
   Капот оставили в покое. Но стук в стекло учащается. Лицо владельца кулака почти прижимается к окошку. Губы активно шевелятся. Внутрь машины доносится:
   – Ты больной? Или выпил? Отворяй, мы поможем!
   И тут же в глазах снаружи окошка проскакивает искра узнавания. У этого парня память тоже не хромает. Опознал. И уж теперь они помогут так помогут!
   Впятером – они одолеют. Не надо фанфаронства. Собственно, ближний бой и не планировался. Все, что нужно было, – понять: тут они или надо искать другую исходную позицию смолярской гвардии.
   Тут, тут. Значит – дело сделано. Продолжать путь в этом направлении больше нет надобности. Задача – отступить в организованном порядке и по возможности без потерь.
   Но ребятки это тоже понимают. И потому двое из них стоят сейчас спереди, вплотную к машине, еще двое – точно так же, но сзади. Понимают, что давить ты вряд ли решишься: тогда тебя и без их помощи надолго выведут из игры, совершенно официально и по законной причине.
   Пятый же – знакомец – откуда-то из-за спины достает инструмент. Видимо, был сзади заткнут за пояс. Нет, это не оружие. Нормальный инструмент; недаром же люди пришли со стройки.
   Гусиная лапа – вот что у него в пальцах. Этакий консервный ножик. Вскрыть машину при его помощи – минутное дело. И совершенно легальное: увидели, что человек внутри без сознания, поспешили вытащить на воздух. Правда, машину повредили немного – но ведь речь шла о жизни человека, он там помирал уже…
   Ну да. Спасти его не смогли, не медики же они, простые строители. Так и не пришел в себя, бедняга. Вечная ему память. Ладно, мы пойдем, а то работа стоит.
   А ведь давить и в самом деле нельзя. Попросить освободить дорогу – так ведь не согласятся, надо думать.
   Знакомец уже пристроился вскрывать жестянку.
   Ну, что же: время прощаться.
   Мгновенное движение: дуга с наушниками оседлала голову. И большой палец воткнулся в кнопку, какой в машинах этой модели – да и других тоже – не предусмотрено.
   Нет, машина и не пытается тронуться с места.
   Лишь возникает звук.
   Слово явно не то. Это не звук, хотя с точки зрения физики, акустики его иначе не назовешь. А на деле – это ужас. Страх, желание провалиться сквозь землю, воспарить в небеса, оказаться хотя бы в самой дурной зоне – только бы не здесь.
   Пятеро были готовы ко всему. Но не к этому. С таким средством защиты им еще не приходилось встречаться.
   Спотыкаясь, закрывая уши ладонями, они бросились кто куда, в разные стороны, даже не сознавая, что происходит и почему.
   Адье, ребятки. До следующего приятного свидания.
   Мотор. Разворот. И – назад. На этот раз на хорошей скорости, жалеть машину будем как-нибудь потом.
   И сразу же – за телефон. Номер отца-библиотекаря заложен в память еще вчера.
   – Исиэль?
   – Ястреб?
   – Они здесь. На стройке. Так что если придут – то отсюда. Насядут сразу или станут переигрывать: понимают, что здесь они засветились. Если что – звони. Я, как говорил, часа два пробуду в конторе.
   – Усвоил. Спасибо. От нее тоже. Благослови тебя бог.

Глава 17

   Но и через три часа Ястреб все еще оставался в офисе «Прозрачного мира», и не похоже было, что сидению этому скоро придет конец. Дела шли вовсе не так быстро, как представлялось накануне.
   Встретили его без почетного караула: все были заняты своими делами, да и поводов вызывать духовой оркестр вроде бы не замечалось. Шеф спросил только: «Ну, как там?», на что Ястреб ответил кратко: «Некоторые успехи есть, но позволь все привести в систему – тогда доложу». Младой кивнул и снова утонул в компьютере. Да еще Листвен, поведя носом, поинтересовался: «Чем это ты нынче пахнешь? Специфический аромат». На что Ястреб, не останавливаясь, ответил: «Это большие секреты так пахнут, когда их раскрываешь». Листвен скептически хмыкнул и вдогонку крикнул: «Обожди, есть вопрос!» – «Дымом не пахнет, значит, не горит», – откликнулся Ястреб и выскользнул в дверь.
   Ему хотелось сразу же, приехав, уединиться в своем чулане, который по чьей-то больной фантазии назывался кабинетом, отключиться от связи, запереться на ключ и сделать то, что так и не удалось выполнить в монастырской келье – по причине, как признавал он сам, улыбаясь, от него не зависящей, но лишь частично. Не получилось – какое-то время спокойно и отрешенно подумать, выстраивая в логические ряды все факты и догадки, которых к этому времени накопилось уже немало. Придется заняться этим здесь. А еще перед тем – заложить в железяку то, что ему удалось скопировать в Обители при любезном содействии отца Исиэля, а еще больше – Эриды. Произнеся мысленно это имя, Ястреб, незаметно для самого себя, улыбнулся – и улыбка эта держалась на его лице несколько минут. Ко всему этому прибавить звездный пейзаж, что он увидел в считаные секунды пребывания в чьем-то чужом взгляде, и эпизод с убийством себе подобного, тоже подсмотренный глазами то ли Смоляра, то ли кого-то другого, к которому он подселился по какой-то, надо думать, ошибке. По представлению Ястреба, в результате он должен был получить то, что являлось сейчас для него единственно главным: время и место применения Триады Куранта. Потому что единственным способом предотвратить объявленное уничтожение Горма и тот ужас, ту панику, тот хаос, который неизбежно возникнет после этого, когда все средства информации, подконтрольные Смоляру, выбросят во всех мирах обвинения в адрес Президента и всей нынешней власти, вслед за чем неизбежно последует воцарение Смоляра, – итак, единственным средством предотвратить крушение миропорядка было – застать злоумышленника на месте преступления незадолго до решающего мгновения и каким угодно способом помешать ему пустить формулы в ход. Если придется ради этого уничтожить Смоляра физически – Ястреб готов был потом понести ответственность за свой поступок, потому что убийство даже в таких условиях останется убийством и невозможно будет доказать, что на самом деле это всего лишь вынужденная и допустимая самооборона – защита не только самого себя, но и Эриды, а кроме нее – еще и целого мира. «Из этой ситуации, – думал Ястреб, – будем выкручиваться тогда, когда она возникнет, сейчас бояться за себя некогда – самое время думать о деле…»
   В таком вот настроении возвратился он из Обители, но едва приехал – сразу же пришлось перестраиваться на другой лад. Потому что не успел он сесть за стол, как в его кабинет все-таки вторгся Листвен, сразу предъявивший свои претензии:
   – Ты и в самом деле считаешь, что я мог спутать Смоляра с кем-то другим? По-твоему, я салага?
   Выглядел толстяк весьма воинственно и, похоже, намеревался доказывать свою правоту даже на кулаках.
   Ястреб не успел еще рта раскрыть, чтобы ответить, как к нему не вошел, а просто ворвался Младой, еще за полминуты до этого олицетворявший само спокойствие, а сейчас выглядевший человеком, выигравшим миллион по театральному билету, найденному на улице. Шеф нес в вытянутой руке коробочку с кристаллом.
   – Получай! – провозгласил он торжественно.
   – А что там у тебя? Полное признание Смоляра и отказ от всякой незаконной деятельности?
   Младой только ухмыльнулся:
   – Похлеще! Ребята только что все-таки хакнули смолярскую систему. Так что все птички у нас в клетке – на всякий вкус и цвет. Доволен?
   – Да погоди ты, шеф, – попытался остановить его Листвен. – Тут речь идет о моей репутации…
   – Заткнитесь вы оба! – не удержавшись, рявкнул Ястреб. – Разбираться потом будем. Дайте сосредоточиться! Шеф, кидай сюда адреса – очень кстати. И проваливайте, покорнейше прошу вас!
   Обоих пришлось выталкивать чуть ли не взашей – только после этого наступила, наконец, желанная тишина. Вводить данные в машину следовало с великим тщанием: ошибка на один знак, все равно – букву, цифру, символ, – и поиск ухнет вовсе не в ту степь. Только на эту операцию ушло полчаса с лишним. И лишь после этого можно стало, наконец, отдаться самому любимому делу: из кусочков информационной смальты складывать правдоподобное изображение.
   Работа привычная, но на этот раз оказалась посложнее, чем бывало раньше. Когда она – в первом приближении, конечно, в картине еще зияли белые пятна – была закончена, Ястреб глянул на часы и покачал головой: время словно кто-то украл – так велик был его расход. Он еще не знал, сколько именно минут, часов или дней оставалось в его распоряжении; но интуиция подсказывала: очень мало. Впрочем, сейчас уже не одна только интуиция.
   Теперь стало возможно заинтересоваться адресом. Ястреб почти сразу нашел его в похищенной адресной книге. И не удержался, чтобы не присвистнуть протяжно: вот, оказывается, в чем было дело; мог бы и сразу догадаться, видно, и вовсе оскудел сообразительностью… Молодцы ребята, что справились ко времени. Большое белое пятно на картине закрылось – и все сразу связалось в единую непротиворечивую схему.
   Но этот свист его словно послужил сигналом: в дверь не то чтобы постучали, но грубо заколотили. Пришлось отворить. Опять это был Младой:
   – Ты долго еще собираешься тут сны смотреть?
   – Ну, что еще стряслось?
   – На Горме объявлена всеобщая эвакуация. Распоряжением Президента. Весь флот направляется туда. Прилегающий район уже контролируется военными кораблями. А мы все копаемся. Похоже, на нас больше не надеются.
   Ястреб только пожал плечами:
   – Это уж как им угодно.
   – А ты…
   И как раз в этот миг железяка стала выдавать результат. Ястреб успел лишь отмахнуться:
   – Да погоди ты со всякой ерундой…
   Младой вроде бы и сам сообразил: происходит что-то важное. Умолк. Даже отступил в сторонку, наткнулся на стул и с маху сел на него, ожидая. Ястреб скользил глазами по строчкам и схемам, незаметно для самого себя приговаривая лишь: «Так… так… вот, значит, как…»
   Выдача шла пятнадцать минут. Она еще не закончилась, как запел телефон – не кабинетный, отключенный, а трубка в кармане. Морщась, Ястреб нашарил ее. Поднес к уху:
   – Перезвоните позже… Отец Исиэль? Да, так что там?
   Он слушал, продолжая глядеть на монитор.
   – Ага… ага. Понятно. Теперь понял? Да, заберу. Только попозже. Сейчас совершенный зарез, не обижайся. – Вовремя вспомнил нужный оборот: – Благослови тебя господь. И… послушника твоего. За прекрасную работу.
   Усмехнулся. Положил трубку. Задал распечатать. И, не дожидаясь исполнения, повернулся к Младому:
   – Шеф, нужен корабль. Срочно.
   – По этому делу?
   – Нет, повезу девочек кататься. Что спрашивать?
   – Для порядка. Куда?
   – В район Иринеи.
   Младой, как показалось, опешил:
   – Туда-то зачем? Он же угрожает Горму, а Иринея на кой тебе хрен сдалась?
   – Я сказал: Иринея. Нам ведь нужен тот, кто взрывает, а не то, что он собирается уничтожить. Он к Горму и не сунется, да это ему и не нужно. Ему требуется быть в исходной точке. Туда и полетим.
   – Много людей возьмешь с собой?
   – Ты что – думаешь, станем брать его на абордаж? Допустим. Ну и что? Я спрашиваю: что мы сможем ему инкриминировать? В очередной раз – ничего. А взять его надо с поличным. Только так.
   – Как же мы его возьмем?
   – Есть способ, – сказал Ястреб. – Но уже не остается времени просвещать тебя. Потому что и по этим данным, только что сообщенным (он потряс в воздухе телефонной трубкой), и вот этим (ткнул пальцем в очередной листок распечатки), и по моим личным наблюдениям – у нас осталось меньше двенадцати часов.
   – Ну, до Иринеи мы и быстрее дойдем.
   – Да. Но перед тем корабль нужно еще подготовить. Требуется кое-какая техника. Я буду диктовать, а ты – отдавать распоряжения. Если будешь командовать самым железным голосом – то есть шансы успеть.
   Младой только покачал головой.

Глава 18

   Ястреб вынул «киллер», положил на столик перед собой и сказал, обращаясь к присутствовавшим тут Младому, Листвену и командиру «Болида», который только что уравновесился в искомой точке Пространства:
   – Сейчас вы все умрете. – И, усмехнувшись, пояснил: – Это метафора – пока. Но если кто-нибудь хоть шевельнется, когда я буду работать, я уж не говорю – издаст какой угодно звук, – застрелю. Повторяю: вы, капитан, следите за приборами и мониторами: они должны показывать именно то, что показывают сейчас, и вы будете медленно и плавно менять изображение по моим командам. Вы, коллеги; ваша задача, как я уже объяснял: поймав «Сатир» – непрестанно сканировать его и писать все, что на нем будет происходить: картинку и звук, звук даже важнее. Это будет продолжаться никак не меньше часа, а закончится ровно в тринадцать двадцать пять и тридцать две секунды по условному времени Галаксии. Тогда вы, шеф, подадите сигнал силам захвата. Есть вопросы?
   – Я был бы очень признателен, – произнес Младой не без язвительности в голосе, – если бы ты объяснил…
   – Ну вот еще! – ухмыльнулся Ястреб. – Тогда вы скажете: «Как просто!..» А мне нужны овации и восхищение зрителей. Поэтому потерпите. – И уже серьезно: – Давайте сперва сделаем что положено. Нет больше вопросов? Тогда начали!
   Он откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза. Напрягся: на этот раз расстояние до объекта воздействия было предельным и Ястребу следовало собраться со всеми силами, какие у него только были.

Глава 19

   На ходовом экране звезды медленно перемещались: «Сатир» выходил в назначенный район. Смоляр, вальяжно раскинувшись в капитанском кресле, мурлыкал себе под нос модный шлягер «Лили со звезд», время от времени окидывая взглядом приборы и экраны. Иногда его, похоже, навещала какая-то неприятная мысль – он морщился, машинально сжимал пальцы в кулак, однажды даже в такой миг, не утерпев, по направленной связи вызвал свою базу. «Ну, что там у вас?» – поинтересовался сердито. «Все в порядке, – ответили ему, – только церковная команда засветилась, пришлось отозвать для спокойствия». – «Что же, не взяли?» – «Возьмем вот-вот, ждем средство – как стемнеет, упадем сверху, и дело с концом». – «Кретины, – проворчал Смоляр себе под нос, отключившись. – Ничего не могут, бездельники!».
   Но тут же заставил себя успокоиться. Потому что серьезных поводов для недовольства, если подумать, не было. Ну, привезут Эриду на несколько часов позже. А может быть, так и лучше: свое дело он закончит – и кто тогда сможет противостоять ему? Не она, во всяком случае. Женщины любят героев, сильных, богатых, кроме всего – удачливых. Уверенных в себе. А уж кто уверен в себе, если не он? Все в его руках. И нечего волноваться. Помешать ему как-то могли еще там, на планете. А здесь – он хозяин положения.
   И действительно – тут все было тихо и спокойно. Так спокойно, что он, кажется, на несколько секунд – а может быть, даже минут – забылся. Легкий транс, в который он ввел себя, чтобы окончательно привести в норму нервы, оказался глубже, чем Смоляр рассчитывал. Он задремал. За последние дни он устал куда больше обычного. Замысел потребовал немалых трудов. Да и нервы все-таки оставались туго натянутыми, несмотря на уверенность в том, что все будет хорошо, поскольку продуманы все возможности и заранее приняты необходимые контрмеры. Иными словами – все в порядке и опасаться нечего.
   Очнувшись, император мира в очередной раз оглядел приборы и невольно чертыхнулся. За время его бездействия корабль успел проявить свой независимый (как и у всех кораблей) характер и по какой-то собственной прихоти отклонился от заданного курса и теперь шел совершенно не туда, куда следовало.
   Вообще такое не должно было произойти, поскольку киберпилот «Сатира» был настроен на сенсорику Смоляра. Вероятно, в одолевшем Смоляра сне сам же он и изменил курс: подобное с ним раз-другой уже случалось – когда и во сне он оставался в той же обстановке, что и наяву, если мысли чересчур одолевали его.
   Он быстро восстановил нужный курс и больше уже не отрывал взгляд от дисплеев. Но корабль вел себя идеально. Неудивительно: это же был его корабль! Все, принадлежавшее ему, всегда работало идеально. Скоро и всей Галаксии придется переходить на такие рельсы. Совсем уже немного осталось. Меньше часа.
   Где-то в верхнем углу левого обзорного экрана появились несколько точек, которые компьютер выделил красными стрелочками. Следовательно, это не были небесные тела, но корабли. Военные. Ничего удивительного. Корабли явно перекрывали направление на Горм. Смоляр усмехнулся: курс его был проложен вовсе не туда. Сам Горм был виден дальше, на верхнем обзорном. Пока еще его можно было наблюдать; но это продлится очень недолго, какие-то сорок пять – пятьдесят минут, а потом планеты вовсе не станет. Пожалуй, власти не успели эвакуировать всех людей – правда, их на Горме не так много, чтобы жалеть серьезно: планета не жилая, а лишь промышленная, работают там вахтами. Горм прибрала к рукам большая химия громадного концерна «Менд АО», никак не желавшего налаживать нормальные отношения со Смоляром – иными словами, отдать ему контрольный пакет. Интересно: что-то будет с фирмой на бирже завтра? Вот где сейчас настоящая паника: в правлении «Менда». Они все понимают, но сделать ничего уже не могут. Думать всегда надо вовремя!
   Это, кстати, относится и к Стойку: согласился бы на выдвинутые условия – и спокойно досидел бы свой срок. Теперь же он – политический покойник. Маленький трупик. От него даже пахнет. Фу, как неприлично! Вот такие дела, приятель! Как бы ты ни скрывался от Смоляра, от судьбы не ускользнуть никому. Кстати, не забыть о записанном заранее обращении к нему и оставить на орбите бывшего Горма кристалл в маячке вместе с традиционной визиткой: все равно доказать ничего не удастся, а текст разойдется по всей Галаксии. Результат Смоляр увидит, как только вернется домой. Теперь уже скоро. Он успел даже соскучиться. Прежде всего – по Эриде, надоело пользоваться чужим обликом, теперь ей придется принять его таким, каков он есть на самом деле. Кроме того, все усиливалась тоска по привычным комнатам, залам, полотнам и скульптурам, ароматам оранжерейных цветов и любимых блюд за обедом, по своим лошадям и собакам – последних он в глубине души не любил, да и они его – тоже, но полагалось, чтобы они были. Иными словами, хотелось поскорее вернуться к простой, скромной, повседневной жизни (он невольно усмехнулся) рядового императора. И (эта мысль возвращалась вновь и вновь, начав с нее, он в заключение опять наслаждался ею, она была как десерт, самая сладкая) после того, что сейчас произойдет, Эрида признает наконец его достоинства, и…