Несколько раз включились и выключились силовые щиты – их тестировали на разных режимах. Именно щитам предстоит выдержать удар орудий противника, и горе кораблю, если они не выдержат. Броня – это, конечно, здорово, но толку от нее, когда в упор начнет бить главный калибр хотя бы крейсера, немного. Пока целы щиты, корабль будет жить, даже если какие-то крохи энергии пройдут сквозь них и доберутся до его корпуса, они не причинят серьезного вреда – броня кораблю нужна как раз на этот случай. Но если щиты погаснут, время жизни корабля и всех, кто находится на его борту, исчисляется даже не минутами – секундами.
Закрылись и вновь открылись мембраны люков – при повреждении корпуса они разделят корабль на герметичные отсеки. Однако это – последняя линия обороны, соломинка, за которую хватается утопающий. При нужде можно вообще выкачать воздух из отсеков, на эсминцах, корветах и прочих легких кораблях такое практикуют часто. Выкачать перед боем воздух – и, случись что, не будет ударной волны, крошащей внутренности корабля, воздействие оружия уменьшится во много раз. Однако до этого дойдет не скоро… Если вообще дойдет. Пока же «Эскалибур» шел навстречу неизвестной эскадре.
Главное, чтобы эскадра не была русской – тогда придется уходить, даже если это эсминцы. В своих, даже если они вас своими уже давно не считают, никто стрелять не будет – это аксиома. И это правило было одной из причин, почему русских боялись во всем обитаемом космосе. Не все уважали, и мало кто любил, но боялись все поголовно. Правда, не только за это.
Когда-то, в самом начале эры межзвездных перелетов, прижатые к стенке русские, как у них периодически и бывает в подобной ситуации, схватились за топоры. Вместо топоров, правда, были боевые звездолеты, которые у русских уже появились, а остальные чуть-чуть опоздали, но суть не в этом. Просто тогда Россия схватилась со всем остальным миром и, неожиданно для всех, выиграла. Причин такого исхода конфликта было много и, в первую очередь, полный контроль русскими боевыми кораблями орбиты Земли, да и, в общем-то, всей Солнечной системы, но в глаза бросалась совсем другая причина – русские не стали церемониться в средствах и безо всяких комплексов ударили первыми. Именно после этого менталитет целого народа изменился резко и очень сильно.
Трудно сказать, хорошо это или плохо, но русские как-то вдруг задвинули на задний план душевные терзания и прочие комплексы, известные любому, читавшему Достоевского. Соседи «мяу» не успели сказать, как перед ними вместо известного всем добродушного, ленивого и доверчивого мишки оказался вставший на задние лапы хищник, способный порвать любого, кто встал у него на пути, а главное, не задумываясь делающий это. О причинах этой метаморфозы их политики гадали, а психологи спорили столетиями, а ведь все было просто – России надоело отдуваться за весь так называемый «цивилизованный» мир. Русские решили, что лучше пускай их будут считать варварами, чем дураками. Не раз предаваемая и продаваемая, страна исключила из своего лексикона слово «союзник», зато очень близко к сердцу приняла понятие «сфера интересов», и после этого все ужаснулись.
Теперь русские не пытались играть по чужим правилам – они устанавливали свои. В ответ на джеймсбондовские игры русские эскадры проводили ковровые бомбардировки, правда, обязательно сообщив прежде, за что наносится удар. Террористов убивали. С семьями. До седьмого колена. Шпионов расстреливали. В общем, вместо изящной рапиры русские пользовались дубиной – и очень ловко дробили противникам черепа. Никому не помогали под обещание – сразу требовали то, что хотели, в обмен на свою помощь. И жестоко наказывали тех, кто пытался обмануть. За нападение на русский корабль в чужом порту выжигали всю планету. Наркоманов отправляли на каторгу, а за распространение наркотиков казнили вне зависимости от пола и возраста, да так, что знаменитые инквизиторы прошлого поседели бы от ужаса. Пиратов, напавших на русских, убивали поголовно – и в то же время не трогали, если среди атакованных русских не было. Жизнь русского – неприкосновенна, жизнь всех остальных – только их проблемы. Жестоко и страшно, но это работало, и авторитет государства, не бросающего своих и не прощающего обид, охранял его граждан лучше, чем военные флоты. Флоты-то были у многих, но никого так не боялись, как русских.
Возможно, это и впрямь было излишне жестоко, и предки неодобрительно покачали бы головой, узрев подобное, однако это учитывало весь исторический опыт русских, которым они на сей раз не пренебрегли. И за почти тысячу лет существования Российской империи ни одна сволочь, ни горская, ни чухонская, ни-ка-ка-я не пировала больше на костях поверженного титана. Кто захотел – ассимилировался, кто не захотел… Что же, космос велик. Однако мало кто из отринувших империю просто выжил, и никто не поднялся выше третьего сорта. Не раз и не два народы, решившие уйти в свободное плавание и оказавшиеся на краю коллапса, просили помощи у бывшей метрополии. Русские могли помочь почти всегда. Русские не помогли ни разу.
А еще русские никогда не воюют между собой. Да, бывает всякое – бывает, воруют, бывает, бьют морды, в семье не без урода, но воевать друг с другом в голову никому не придет. Даже если один из них – пират и отщепенец, оставшийся без покровительства своей страны. В конце концов, вокруг хватает тех, на ком, если уж невтерпеж, почесать кулаки не возбраняется – главное, чтоб не о своих. Это правило уже исчезает во дворце с его разборками, но не среди солдат, разве что дуэли… Но тут целый кодекс есть, удручающе сложный. А значит, если перед ними русские, «Эскалибур» развернется и уйдет. Гори он огнем, трофей – переживут, но уходить придется им, потому что регулярный флот не отступит.
Однако – не в этот раз. Сканеры пробили все-таки довольно жиденькое маскировочное поле приближающейся эскадры. Ерунда – четыре корвета, три старых эсминца и один легкий крейсер. Все устаревшее и, главное, произведено в разных странах, а значит, или пираты, или флот какой-нибудь карликовой «сверхдержавы», которую и бортовой компьютер-то вспомнит лишь после долгой задумчивости и, вполне возможно, со смехом. В приличном обществе упоминать о принадлежности к такой стране вообще считается дурным тоном. Правда, граждане таких государств часто вспыльчивы и на любое пренебрежительное упоминание о своей родине отвечают вызовом на дуэль, а то и просто хватанием за оружие. Их можно понять, им можно посочувствовать, но не стоит принимать всерьез, особенно когда за твоей спиной действительно серьезная страна. Ну, попыхтят-попыхтят – и успокоятся, тем более что делать им ничего другого и не остается. Слабых не уважает никто, даже пираты. Особенно пираты – так всегда было и так всегда будет.
Обдумать до конца мысль Соломин не успел – на всю рубку раздался голос офицера связи:
– Командир, с эскадры вызывают вас. Переключить на ваш личный канал?
– Оставь на общем, мне нечего скрывать от своих людей, – фыркнул Соломин.
Связист ничуть не удивился – не в первый раз. Однако же, мальчишка все-таки, ему еще доставляет удовольствие соблюдать субординацию… Лихой мальчишка, месяц службы, дуэль, звон шпаг, раненый штабной офицер и отставка без пенсии. Правильно, наверное, но уж больно жестоко по отношению к пацану. А с другой стороны, не случись так – и не получил бы Соломин в экипаж отлично подготовленного офицера-связиста. Опыта, правда, маловато… было. Сейчас парень уже пообтесался, многому научился и в экипаже был своим, хотя, конечно, первые месяцы для «стариков», успевших хлебнуть службы, казался чуть ли не юнгой.
Между тем по общей связи пошел голос неизвестного противника. Очень интересный голос. На английском, с каким-то странным тягучим акцентом, у неизвестного корабля требовали остановиться и принять на борт абордажную группу, а не то, дескать, будут стрелять. И все этак вежливо, витиевато, с некоторым даже изяществом.
– Обзовись, придурок, – фыркнул в ответ Соломин, внимательно глядя на тактическую голограмму. Если ей верить (а пока что, за все годы службы, она не подводила капитана ни разу), противник был уже в зоне поражения. А вот для его артиллерии «Эскалибур» был пока еще далековато, равно как и для сканеров, не способных с такой дистанции проникнуть сквозь маскировочный экран.
– Ох, простите, я не представился… Забыл, что поделаешь, забыл – с моей профессией, думаю, это простительно.
– Короче, Склифософский.
– Дюбуа. Капитан Френсис Дюбуа. Надеюсь, вы слышали обо мне? А с кем я имею честь?
Ну вот, все и встало на свои места. Местный Морган и Дрейк в одном лице, наслышаны, естественно. Французы когда-то были посредственными моряками, но космолетчики среди них попадаются, порой, очень неплохие. Особенно если эти французы родом с Канады, где их кровь успела смешаться с кровью более серьезных народов. Этот – как раз из таких. Лихой пират, собственная эскадра и к ней мобильная база – предмет черной зависти окружающих, включая самого Соломина. Правда, до сих пор пересекаться не приходилось – Дюбуа промышляет почти исключительно в этом секторе, а Соломина сюда занесла производственная необходимость, причем впервые. Корчит из себя благородного и галантного – в смысле, излишней жестокости, в отличие от многих, себе не позволяет и женщин пользует исключительно с их согласия, то ли и впрямь имеет определенный склад характера и воспитание, то ли на образ работает. Хороший образ, кстати, ему, в отличие от других пиратов, предпочитают сдаваться без боя. Но вот на пути Соломина сей, несомненно, примечательный индивидуум попался совершенно зря, придется оторвать ему голову, чтоб другим неповадно было.
– У меня, уважаемый Френсис, есть к вам встречное предложение. Вы ложитесь в дрейф, открываете люки, а мы, так уж и быть, обходимся без лишних трупов и, более того, обязуемся высадить вас всех на ближайшем пригодном для жизни мире. Ну а если нет – тут уж, извините, я еще подумаю, стоит ли брать пленных.
– Вы смеетесь надо мной, месье?
– Что вы, господин хороший, как можно? Хорошую шутку ценю и я сам, поэтому все еще не разнес вашу жалкую эскадру на клочки.
– Месье, нас все-таки восемь.
– Петро Иваныч, товарищи не понимают… Покажите им, пожалуйста.
Петр Иванович Антонив, невысокий пожилой украинец из метрополии, ушедший с флота по возрасту и так и не нашедший себя в мирной жизни, заведовал на корабле системами маскировки. Понятливо кивнув, он одним мановением руки убрал маскировочный экран, и линейный крейсер предстал перед людьми Дюбуа во всей красе. Все присутствующие услышали полувздох-полувсхлип. Ну да, конечно, не каждый день на удочку вместо пескаря клюет акула, эмоции француза понятны.
– Лечь в дрейф, заглушить двигатели и, мать вашу, если кто-нибудь посмеет дернуться – открываем огонь на поражение! Бегом!
Ответом был залп с флагманского крейсера французского пирата – скорее от отчаяния, потому что в зону поражения его орудий «Эскалибур» вошел бы минуты через две, не раньше. Ну что же…
Пятью минутами позже крейсер «Париж» оставался единственным уцелевшим кораблем пиратской эскадры. Правда, уцелевший – громко сказано. Помятая жестянка с неработающими двигателями, отстреленными реакторами, истекающая паром из всех многочисленных дыр, проделанных орудиями «Эскалибура», напоминала, скорее, дуршлаг. Однако по сравнению с остальными семью кораблями крейсер действительно уцелел – от тех остались только кляксы расплавленного металла, хаотично летящие в пустоте. От некоторых, правда, не осталось и клякс – их разнесло буквально в брызги, Соломин не пожалел для них пары зарядов главного калибра.
– Пленных брать будем, капитан? – с интересом спросил штурман, аккуратно правящий пилочкой ноготь на мизинце, случайно сломанный в суматохе перед боем. Он был вообще ловелас и аккуратист и за своим внешним видом следил тщательно.
– А зачем они нам… – ну, это уже старпом, у него логическое мышление преобладает.
– Будем, – а теперь пришла очередь собственно капитана. – Пленные нам, действительно, не очень нужны, но зачем уподобляться голубям?
– В смысле? – в один голос спросили оба офицера.
– А эти «кроткие» птички соперников забивают насмерть. Крысы летучие… Нет уж, останемся людьми. Готовьте спасательные партии. И еще… Если там уцелели офицеры – разместите их отдельно. Очень мне хочется потолковать с ними за жизнь. В смысле, пускай они свою жизнь выкупают. Где-то у них была база с малым доком. Нам бы она очень пригодилась.
Офицеры понимающе переглянулись – все-таки вольный дух пиратства успел малость потеснить в их головах вбитые с детства принципы, и то, что командир, поступая истинно по-офицерски, не забывает и о деньгах, а значит, и о благополучии своего экипажа, могло их только радовать. Да и вообще, несмотря на опасения, день получился все-таки удачным.
Спустя еще двадцать минут «Эскалибур» аккуратно уравнял скорость с изувеченным «Парижем», и на борт подбитого корабля высадилась призовая группа. Два десантных бота принялись кружить вокруг – часть людей покинула свой подбитый корабль в спасательных капсулах или просто в скафандрах, и сейчас их подбирали – быстро, ловко, профессионально. Управились за неполный час – правда, и управляться-то было, честно говоря, не с чем.
«Париж» получил такие повреждения, что проще и дешевле было построить новый корабль, чем ремонтировать этот. Гиперпривод был полностью разрушен прямым попаданием в машинное отделение. Вся энергосистема корабля была выведена из строя, даже аварийное освещение действовало не везде. С этого крейсера даже снимать было нечего – мало того, что почти все оборудование покорежено снарядами, а уцелевшее сильно изношено, да к тому же все еще и устаревшее. Правда, кое-что нашли в капитанском сейфе, но и только – трюмы были девственно чисты, очевидно, эскадра только-только вышла на промысел. Хотя, конечно, ничего удивительного – будь они с добычей, вряд ли полезли бы в драку. И так-то непонятно, зачем атаковали – вполне могли попытаться договориться и разойтись миром. Порадовали только забитые почти под завязку бункеры – ну да их отстыковать минутное дело, а топливо лишним не бывает. В общем, трофей стоил немногим более потраченной на эту дурную разборку энергии, но не бросать же…
– Капитан, пленных приняли на борт.
– Всех?
– Всех, кого нашли.
– Хорошо. Взрываем эту посудину и двигаем к нашему трофею. А то как бы его экипажу мысли дурные в голову не полезли, вроде драпануть куда подальше. Мы его, конечно, догоним, но зачем лишняя возня? Сколько там пленных?
– Людей – восемнадцать.
– Что значит людей?
– Ну, там двое из церрелов…
Церрелы – раса, соседствующая с людьми. Внешне – гуманоиды, чуть ниже ростом, худые, как скелеты, кожа серовато-зеленая. Амфибии… Соломин поморщился.
– Этих – за борт. Без скафандров.
Старпом козырнул и отправился лично проконтролировать. Все правильно – не то чтобы запрещалось иметь в экипажах ксеносов, но это считалось примерно так же неприлично, как, скажем, прилюдно объявить о своей неправильной сексуальной ориентации. Посадить не посадят – но демонстративно отвернутся, а то и в морду дадут. И, самое смешное, наиболее нетерпимы к подобному те народы, которые в свое время исповедовали толерантность – американцы, голландцы, да и вообще европейские страны. Маятник качнулся в обратную сторону…
Так что ксеносы могли на снисхождение не рассчитывать. Пассажирами летать на человеческих лайнерах – всегда пожалуйста, звонкая монета всем нужна, а вот в качестве членов экипажа им было лучше не наниматься. Даже удивительно, что они оказались в экипаже Дюбуа… Правда, возможно, это каким-то боком вписывалось в его образ просвещенного джентльмена. Впрочем, чего гадать? Жить ксеносам осталось ровно столько, сколько времени займет путь до шлюза. Зачем их вообще спасали, спрашивается? Хотя, конечно, в скафандрах не определишь сразу, наверное, потому и подобрали.
Пленных запихали в тюремную камеру корабля – они, в отличие от экипажей курьеров, особым снисхождением не пользовались, и разместили их, что называется, без удобств. Офицеров, как и приказал Соломин, запихнули отдельно, но допрос решено было оставить на более подходящее время – сейчас все уже настолько устали, что еле держались на ногах даже при помощи стимуляторов. Какое там разговоры разговаривать – надо было еще догнать грузовик.
К счастью, догнали его без особых проблем. Экипаж, устрашенный, очевидно, стремительной расправой над эскадрой Дюбуа, не рискнул никуда драпать, а покорно дождался возвращения своих пленителей и так же покорно пошел, куда указывали – даже призовую команду снова высаживать не потребовалось. Так и прибыли они через трое суток на Большой Хват – линейный крейсер с полусонным экипажем и грузовой корабль рядышком.
– Вы утверждали, что у них идеальное прикрытие и обнаружить их практически невозможно.
– От случайностей никто не застрахован.
– Эта случайность ставит под удар десять циклов работы. А если кто-то догадается, какую задачу они выполняли? Нас разнесут в клочья!
– Сомневаюсь, что такое возможно…
– Наши предки тоже сомневались, и где они сейчас? Может, напомнить вам, что мы потеряли в последней войне?
– Я помню.
– А раз помните – что предпринимаете?
– Увы, сейчас нам остается только ждать, но, думаю, ваши опасения преувеличены. Скорее всего, они погибли, а разговорить трупы еще никому не удавалось.
– А если нет? Впрочем, я поверю вам. Однако, если вы ошибаетесь, нас ждет казнь, и не думаю, что от рук мастеров пыток ниже второго класса…
Глава 2
До встречи с покупателем были еще сутки, и сутки эти Соломин решил провести с толком. Его корабли разместились на дальнем рейде, и первое, что сделал капитан, – оценил обстановку вокруг пиратской базы. Обстановка опасений вроде бы не вызывала, но только на первый взгляд.
Большой Хват был прибежищем для всех пиратов этого сектора. Таких баз было в этих местах еще три, на них пираты сбывали награбленное, покупали необходимое, отдыхали, развлекались, спускали деньги – словом, занимались тем, чем и положено заниматься на космической Тортуге. Только вот Большой Хват, несмотря на претензионное название, был базой небольшой, и больше пяти кораблей, включая трофейные, на его рейде, на памяти Соломина, никогда не собиралось. Отчасти из-за такой вот малолюдности Соломин, в основном, на нем и базировался – большие деньги любят тишину, а шум, гам и вечные понты – атмосфера, царящая на других базах, – были, на его взгляд, признаком сборища дилетантов, способного скорее помешать, нежели помочь. В общем-то он угадал – на Большом Хвате, месте тихом и удаленном, многие серьезные люди предпочитали вести переговоры. А раз серьезные люди были здесь частыми гостями, то всегда находились солидные клиенты, готовые перекупить у Соломина груз, и в результате он получал больший барыш хотя бы даже из-за того, что вокруг не было серьезных конкурентов. Однако не в том суть – главным сейчас было наличие на рейде аж восьми кораблей, для Большого Хвата просто столпотворение, и это настораживало.
Прямо как в старой песне, служившей неофициальным гимном русских пилотов-истребителей. «Их восемь – нас двое»… Второй раз за три дня это веселое сочетание. Правда, как и в прошлый раз, сами по себе корабли эти не были противниками «Эскалибуру» и его калибрам, однако сейчас корабль лежал в дрейфе, а значит, находился в досягаемости абордажных команд всей этой восьмерки. Стоило подстраховаться – так, на всякий случай, и потому первое, что сделал Соломин, это связался с доном Мигелем.
Настоящего имени хозяина Большого Хвата и крестного отца всей местной пиратской вольницы дона Мигеля никто не знал. Вряд ли он был Мигелем, и уж наверняка не был никаким доном и испанским грандом, этот латинос и не слишком крупный мафиози. Однако он любил, чтобы его называли именно так. Соломин не спорил – ему было плевать. Точно так же он с пониманием отнесся к правилу отстегивать хозяину базы десятую долю от добычи. Однако когда дон Мигель в свое время озвучил остальные условия взаимовыгодного сотрудничества, Соломин изобразил невинную улыбку и вежливо поинтересовался, что будет, если вот прямо сейчас его линейный крейсер откроет огонь. Дон Мигель был не дурак и отлично понимал, когда следует остановиться, поэтому, взглянув на развернутые в сторону Большого Хвата орудийные башни, он тут же поумерил аппетиты. С тех пор они с Соломиным плодотворно сотрудничали, благо добычи бывший капитан военного флота захватывал больше, чем все остальные пираты, вместе взятые, да и топлива закупал тоже изрядно. Словом, взаимное уважение без излишней приязни или неприязни – чисто деловые отношения, как это и принято среди джентльменов удачи.
Дон Мигель возлежал всей своей колоссальной рыхлой тушей на подушках, и худенькая девочка лет двенадцати массировала ему пятки. Хе-хе, этот ком жира содержал целый гарем из таких вот малолеток, и те, кто его плохо знал, считали старого мафиози самым обычным педофилом. На самом деле дон Мигель был самым обычным импотентом, просто он почему-то считал, что выставленный напоказ мнимый недостаток маскирует настоящий. В чем тут фокус, Соломин не знал, да и не хотел разбираться – с его колокольни недостаток психический выглядел куда хуже недостатка физического, тем более, при желании, вполне излечимого, однако ему было, по большому счету, плевать. Он и об истинном положении вещей узнал случайно – просто разведчики, на всякий случай, взломали базу данных Большого Хвата и узнали немало интересного, хотя и не очень важного. Так что теперь перекатывающийся из стороны в сторону ком концентрированного холестерина не вызывал у Соломина никакого любопытства – только недоумение и легкую брезгливость. Он и в самом деле не понимал, как может неглупый человек довести себя до такого вот состояния, хотя и это ему тоже было, в общем-то, безразлично. Так, легкое любопытство, и не более.
– О, мой друг! Чему обязан столь поздним звонком? – дон Мигель приподнялся на подушках, и Соломин запоздало вспомнил, что по внутреннему времени Большого Хвата сейчас почти одиннадцать вечера. Впрочем, дон Мигель, надо отдать ему должное, был деловой человек и к серьезным разговорам был готов в любое время дня и ночи. Неудивительно, в общем-то – отмахнешься раз, отмахнешься другой, а потом пропустишь какой-нибудь кусочек важной информации и проснешься потом по частям. В смысле, одна нога здесь, а другая на соседней планете. А голову и вовсе не найдут.
Изображение на экране было хорошее, качественное, и мимика мафиози была ясно видна. Недовольство пополам с любопытством. Что же, не будем разочаровывать.
– Дела, дон Мигель, дела. Как вы смотрите на то, чтобы разориться?
– Поясните свою мысль, сеньор капитан.
– Да все просто, дон Мигель. Большая часть ваших сбережений вложена в эту базу. Что будет, если она рассыплется на камешки?
– А с чего бы ей рассыпаться?
– А куда она денется, если мой крейсер откроет огонь?
Метаморфоза, произошедшая с доном Мигелем, кого-нибудь более впечатлительного, чем Соломин, могла бы и напугать. Один миг – и вместо расплывшегося и дружелюбного толстяка перед капитаном оказался готовый к схватке тигр. Да, толстый, да, неуклюжий, но не потерявший былую хватку. Девчонка массажистка с писком скатилась с ложа и вжалась в дальний угол комнаты.
– Может, поясните мне, сеньор капитан, что за шутки вы шутите? Или вам моча в голову ударила?
– Мне – нет, а вот кое-кому здесь – возможно. У меня намечается очень важная сделка, дон Мигель, и есть подозрение, что кое-кто из мальчиков, что сейчас собрались на рейде, отнюдь не против в ней поучаствовать. Мне же, извините уж за прямоту, компаньоны не нужны. Тем более битком набитые абордажниками. Ведь все они на борту, на базу если и ходят, то малыми группами и особенно не напиваются. Я прав?
– Да, – кивнул дон Мигель, пристально глядя на Соломина.
– Вот и я о том же. Может быть, я ошибаюсь, может быть, перестраховываюсь, но лучше пусть меня считают живым трусом, чем мертвым дураком. Дон Мигель, искренне вас прошу, предупредите наших легковооруженных коллег, чтобы в ближайшие пару дней, а лучше до того, как я уйду в рейд, они сидели тихонечко и ротики на чужой кусок не разевали. По любому боту, который попытается выйти в космос, а уж тем более по любому вздумавшему маневрировать кораблю я немедленно открою огонь. На таком расстоянии базу я зацеплю при любых раскладах, поэтому, дон Мигель, в ваших интересах, чтобы молокососы не дергались. А уж если будет сражение, в Большой Хват точно что-нибудь прилетит, не от меня – так от них. Надеюсь, мы поняли друг друга? Да, и защиту пускай тоже не включают – от моих орудий она все равно не спасет, а я это буду расценивать как враждебный акт со всеми вытекающими последствиями.
Дан Мигель медленно кивнул. Его пятая точка тоже чувствовала неприятности, и теперь он начинал понимать, какого масштаба они, случись что, будут. В том же, что Соломин откроет огонь, он и на секунду не сомневался – решительный характер капитана был известен немолодому мафиози очень хорошо, равно как и мощь орудий такого корабля. Дон Мигель не всегда был таким, как сейчас – когда-то он был офицером мексиканского флота и успел послужить на разных кораблях, в том числе и на линкоре «Санта-Изабелла». Возможности линейных кораблей он знал не понаслышке, а ведь «Эскалибур» был и моложе, и мощнее, поэтому шутки шутить ему при таких раскладах совершенно не хотелось. Даже случайное попадание может наделать дел, а в том, что они будут, можно было не сомневаться. И наверняка не только случайные.
Закрылись и вновь открылись мембраны люков – при повреждении корпуса они разделят корабль на герметичные отсеки. Однако это – последняя линия обороны, соломинка, за которую хватается утопающий. При нужде можно вообще выкачать воздух из отсеков, на эсминцах, корветах и прочих легких кораблях такое практикуют часто. Выкачать перед боем воздух – и, случись что, не будет ударной волны, крошащей внутренности корабля, воздействие оружия уменьшится во много раз. Однако до этого дойдет не скоро… Если вообще дойдет. Пока же «Эскалибур» шел навстречу неизвестной эскадре.
Главное, чтобы эскадра не была русской – тогда придется уходить, даже если это эсминцы. В своих, даже если они вас своими уже давно не считают, никто стрелять не будет – это аксиома. И это правило было одной из причин, почему русских боялись во всем обитаемом космосе. Не все уважали, и мало кто любил, но боялись все поголовно. Правда, не только за это.
Когда-то, в самом начале эры межзвездных перелетов, прижатые к стенке русские, как у них периодически и бывает в подобной ситуации, схватились за топоры. Вместо топоров, правда, были боевые звездолеты, которые у русских уже появились, а остальные чуть-чуть опоздали, но суть не в этом. Просто тогда Россия схватилась со всем остальным миром и, неожиданно для всех, выиграла. Причин такого исхода конфликта было много и, в первую очередь, полный контроль русскими боевыми кораблями орбиты Земли, да и, в общем-то, всей Солнечной системы, но в глаза бросалась совсем другая причина – русские не стали церемониться в средствах и безо всяких комплексов ударили первыми. Именно после этого менталитет целого народа изменился резко и очень сильно.
Трудно сказать, хорошо это или плохо, но русские как-то вдруг задвинули на задний план душевные терзания и прочие комплексы, известные любому, читавшему Достоевского. Соседи «мяу» не успели сказать, как перед ними вместо известного всем добродушного, ленивого и доверчивого мишки оказался вставший на задние лапы хищник, способный порвать любого, кто встал у него на пути, а главное, не задумываясь делающий это. О причинах этой метаморфозы их политики гадали, а психологи спорили столетиями, а ведь все было просто – России надоело отдуваться за весь так называемый «цивилизованный» мир. Русские решили, что лучше пускай их будут считать варварами, чем дураками. Не раз предаваемая и продаваемая, страна исключила из своего лексикона слово «союзник», зато очень близко к сердцу приняла понятие «сфера интересов», и после этого все ужаснулись.
Теперь русские не пытались играть по чужим правилам – они устанавливали свои. В ответ на джеймсбондовские игры русские эскадры проводили ковровые бомбардировки, правда, обязательно сообщив прежде, за что наносится удар. Террористов убивали. С семьями. До седьмого колена. Шпионов расстреливали. В общем, вместо изящной рапиры русские пользовались дубиной – и очень ловко дробили противникам черепа. Никому не помогали под обещание – сразу требовали то, что хотели, в обмен на свою помощь. И жестоко наказывали тех, кто пытался обмануть. За нападение на русский корабль в чужом порту выжигали всю планету. Наркоманов отправляли на каторгу, а за распространение наркотиков казнили вне зависимости от пола и возраста, да так, что знаменитые инквизиторы прошлого поседели бы от ужаса. Пиратов, напавших на русских, убивали поголовно – и в то же время не трогали, если среди атакованных русских не было. Жизнь русского – неприкосновенна, жизнь всех остальных – только их проблемы. Жестоко и страшно, но это работало, и авторитет государства, не бросающего своих и не прощающего обид, охранял его граждан лучше, чем военные флоты. Флоты-то были у многих, но никого так не боялись, как русских.
Возможно, это и впрямь было излишне жестоко, и предки неодобрительно покачали бы головой, узрев подобное, однако это учитывало весь исторический опыт русских, которым они на сей раз не пренебрегли. И за почти тысячу лет существования Российской империи ни одна сволочь, ни горская, ни чухонская, ни-ка-ка-я не пировала больше на костях поверженного титана. Кто захотел – ассимилировался, кто не захотел… Что же, космос велик. Однако мало кто из отринувших империю просто выжил, и никто не поднялся выше третьего сорта. Не раз и не два народы, решившие уйти в свободное плавание и оказавшиеся на краю коллапса, просили помощи у бывшей метрополии. Русские могли помочь почти всегда. Русские не помогли ни разу.
А еще русские никогда не воюют между собой. Да, бывает всякое – бывает, воруют, бывает, бьют морды, в семье не без урода, но воевать друг с другом в голову никому не придет. Даже если один из них – пират и отщепенец, оставшийся без покровительства своей страны. В конце концов, вокруг хватает тех, на ком, если уж невтерпеж, почесать кулаки не возбраняется – главное, чтоб не о своих. Это правило уже исчезает во дворце с его разборками, но не среди солдат, разве что дуэли… Но тут целый кодекс есть, удручающе сложный. А значит, если перед ними русские, «Эскалибур» развернется и уйдет. Гори он огнем, трофей – переживут, но уходить придется им, потому что регулярный флот не отступит.
Однако – не в этот раз. Сканеры пробили все-таки довольно жиденькое маскировочное поле приближающейся эскадры. Ерунда – четыре корвета, три старых эсминца и один легкий крейсер. Все устаревшее и, главное, произведено в разных странах, а значит, или пираты, или флот какой-нибудь карликовой «сверхдержавы», которую и бортовой компьютер-то вспомнит лишь после долгой задумчивости и, вполне возможно, со смехом. В приличном обществе упоминать о принадлежности к такой стране вообще считается дурным тоном. Правда, граждане таких государств часто вспыльчивы и на любое пренебрежительное упоминание о своей родине отвечают вызовом на дуэль, а то и просто хватанием за оружие. Их можно понять, им можно посочувствовать, но не стоит принимать всерьез, особенно когда за твоей спиной действительно серьезная страна. Ну, попыхтят-попыхтят – и успокоятся, тем более что делать им ничего другого и не остается. Слабых не уважает никто, даже пираты. Особенно пираты – так всегда было и так всегда будет.
Обдумать до конца мысль Соломин не успел – на всю рубку раздался голос офицера связи:
– Командир, с эскадры вызывают вас. Переключить на ваш личный канал?
– Оставь на общем, мне нечего скрывать от своих людей, – фыркнул Соломин.
Связист ничуть не удивился – не в первый раз. Однако же, мальчишка все-таки, ему еще доставляет удовольствие соблюдать субординацию… Лихой мальчишка, месяц службы, дуэль, звон шпаг, раненый штабной офицер и отставка без пенсии. Правильно, наверное, но уж больно жестоко по отношению к пацану. А с другой стороны, не случись так – и не получил бы Соломин в экипаж отлично подготовленного офицера-связиста. Опыта, правда, маловато… было. Сейчас парень уже пообтесался, многому научился и в экипаже был своим, хотя, конечно, первые месяцы для «стариков», успевших хлебнуть службы, казался чуть ли не юнгой.
Между тем по общей связи пошел голос неизвестного противника. Очень интересный голос. На английском, с каким-то странным тягучим акцентом, у неизвестного корабля требовали остановиться и принять на борт абордажную группу, а не то, дескать, будут стрелять. И все этак вежливо, витиевато, с некоторым даже изяществом.
– Обзовись, придурок, – фыркнул в ответ Соломин, внимательно глядя на тактическую голограмму. Если ей верить (а пока что, за все годы службы, она не подводила капитана ни разу), противник был уже в зоне поражения. А вот для его артиллерии «Эскалибур» был пока еще далековато, равно как и для сканеров, не способных с такой дистанции проникнуть сквозь маскировочный экран.
– Ох, простите, я не представился… Забыл, что поделаешь, забыл – с моей профессией, думаю, это простительно.
– Короче, Склифософский.
– Дюбуа. Капитан Френсис Дюбуа. Надеюсь, вы слышали обо мне? А с кем я имею честь?
Ну вот, все и встало на свои места. Местный Морган и Дрейк в одном лице, наслышаны, естественно. Французы когда-то были посредственными моряками, но космолетчики среди них попадаются, порой, очень неплохие. Особенно если эти французы родом с Канады, где их кровь успела смешаться с кровью более серьезных народов. Этот – как раз из таких. Лихой пират, собственная эскадра и к ней мобильная база – предмет черной зависти окружающих, включая самого Соломина. Правда, до сих пор пересекаться не приходилось – Дюбуа промышляет почти исключительно в этом секторе, а Соломина сюда занесла производственная необходимость, причем впервые. Корчит из себя благородного и галантного – в смысле, излишней жестокости, в отличие от многих, себе не позволяет и женщин пользует исключительно с их согласия, то ли и впрямь имеет определенный склад характера и воспитание, то ли на образ работает. Хороший образ, кстати, ему, в отличие от других пиратов, предпочитают сдаваться без боя. Но вот на пути Соломина сей, несомненно, примечательный индивидуум попался совершенно зря, придется оторвать ему голову, чтоб другим неповадно было.
– У меня, уважаемый Френсис, есть к вам встречное предложение. Вы ложитесь в дрейф, открываете люки, а мы, так уж и быть, обходимся без лишних трупов и, более того, обязуемся высадить вас всех на ближайшем пригодном для жизни мире. Ну а если нет – тут уж, извините, я еще подумаю, стоит ли брать пленных.
– Вы смеетесь надо мной, месье?
– Что вы, господин хороший, как можно? Хорошую шутку ценю и я сам, поэтому все еще не разнес вашу жалкую эскадру на клочки.
– Месье, нас все-таки восемь.
– Петро Иваныч, товарищи не понимают… Покажите им, пожалуйста.
Петр Иванович Антонив, невысокий пожилой украинец из метрополии, ушедший с флота по возрасту и так и не нашедший себя в мирной жизни, заведовал на корабле системами маскировки. Понятливо кивнув, он одним мановением руки убрал маскировочный экран, и линейный крейсер предстал перед людьми Дюбуа во всей красе. Все присутствующие услышали полувздох-полувсхлип. Ну да, конечно, не каждый день на удочку вместо пескаря клюет акула, эмоции француза понятны.
– Лечь в дрейф, заглушить двигатели и, мать вашу, если кто-нибудь посмеет дернуться – открываем огонь на поражение! Бегом!
Ответом был залп с флагманского крейсера французского пирата – скорее от отчаяния, потому что в зону поражения его орудий «Эскалибур» вошел бы минуты через две, не раньше. Ну что же…
Пятью минутами позже крейсер «Париж» оставался единственным уцелевшим кораблем пиратской эскадры. Правда, уцелевший – громко сказано. Помятая жестянка с неработающими двигателями, отстреленными реакторами, истекающая паром из всех многочисленных дыр, проделанных орудиями «Эскалибура», напоминала, скорее, дуршлаг. Однако по сравнению с остальными семью кораблями крейсер действительно уцелел – от тех остались только кляксы расплавленного металла, хаотично летящие в пустоте. От некоторых, правда, не осталось и клякс – их разнесло буквально в брызги, Соломин не пожалел для них пары зарядов главного калибра.
– Пленных брать будем, капитан? – с интересом спросил штурман, аккуратно правящий пилочкой ноготь на мизинце, случайно сломанный в суматохе перед боем. Он был вообще ловелас и аккуратист и за своим внешним видом следил тщательно.
– А зачем они нам… – ну, это уже старпом, у него логическое мышление преобладает.
– Будем, – а теперь пришла очередь собственно капитана. – Пленные нам, действительно, не очень нужны, но зачем уподобляться голубям?
– В смысле? – в один голос спросили оба офицера.
– А эти «кроткие» птички соперников забивают насмерть. Крысы летучие… Нет уж, останемся людьми. Готовьте спасательные партии. И еще… Если там уцелели офицеры – разместите их отдельно. Очень мне хочется потолковать с ними за жизнь. В смысле, пускай они свою жизнь выкупают. Где-то у них была база с малым доком. Нам бы она очень пригодилась.
Офицеры понимающе переглянулись – все-таки вольный дух пиратства успел малость потеснить в их головах вбитые с детства принципы, и то, что командир, поступая истинно по-офицерски, не забывает и о деньгах, а значит, и о благополучии своего экипажа, могло их только радовать. Да и вообще, несмотря на опасения, день получился все-таки удачным.
Спустя еще двадцать минут «Эскалибур» аккуратно уравнял скорость с изувеченным «Парижем», и на борт подбитого корабля высадилась призовая группа. Два десантных бота принялись кружить вокруг – часть людей покинула свой подбитый корабль в спасательных капсулах или просто в скафандрах, и сейчас их подбирали – быстро, ловко, профессионально. Управились за неполный час – правда, и управляться-то было, честно говоря, не с чем.
«Париж» получил такие повреждения, что проще и дешевле было построить новый корабль, чем ремонтировать этот. Гиперпривод был полностью разрушен прямым попаданием в машинное отделение. Вся энергосистема корабля была выведена из строя, даже аварийное освещение действовало не везде. С этого крейсера даже снимать было нечего – мало того, что почти все оборудование покорежено снарядами, а уцелевшее сильно изношено, да к тому же все еще и устаревшее. Правда, кое-что нашли в капитанском сейфе, но и только – трюмы были девственно чисты, очевидно, эскадра только-только вышла на промысел. Хотя, конечно, ничего удивительного – будь они с добычей, вряд ли полезли бы в драку. И так-то непонятно, зачем атаковали – вполне могли попытаться договориться и разойтись миром. Порадовали только забитые почти под завязку бункеры – ну да их отстыковать минутное дело, а топливо лишним не бывает. В общем, трофей стоил немногим более потраченной на эту дурную разборку энергии, но не бросать же…
– Капитан, пленных приняли на борт.
– Всех?
– Всех, кого нашли.
– Хорошо. Взрываем эту посудину и двигаем к нашему трофею. А то как бы его экипажу мысли дурные в голову не полезли, вроде драпануть куда подальше. Мы его, конечно, догоним, но зачем лишняя возня? Сколько там пленных?
– Людей – восемнадцать.
– Что значит людей?
– Ну, там двое из церрелов…
Церрелы – раса, соседствующая с людьми. Внешне – гуманоиды, чуть ниже ростом, худые, как скелеты, кожа серовато-зеленая. Амфибии… Соломин поморщился.
– Этих – за борт. Без скафандров.
Старпом козырнул и отправился лично проконтролировать. Все правильно – не то чтобы запрещалось иметь в экипажах ксеносов, но это считалось примерно так же неприлично, как, скажем, прилюдно объявить о своей неправильной сексуальной ориентации. Посадить не посадят – но демонстративно отвернутся, а то и в морду дадут. И, самое смешное, наиболее нетерпимы к подобному те народы, которые в свое время исповедовали толерантность – американцы, голландцы, да и вообще европейские страны. Маятник качнулся в обратную сторону…
Так что ксеносы могли на снисхождение не рассчитывать. Пассажирами летать на человеческих лайнерах – всегда пожалуйста, звонкая монета всем нужна, а вот в качестве членов экипажа им было лучше не наниматься. Даже удивительно, что они оказались в экипаже Дюбуа… Правда, возможно, это каким-то боком вписывалось в его образ просвещенного джентльмена. Впрочем, чего гадать? Жить ксеносам осталось ровно столько, сколько времени займет путь до шлюза. Зачем их вообще спасали, спрашивается? Хотя, конечно, в скафандрах не определишь сразу, наверное, потому и подобрали.
Пленных запихали в тюремную камеру корабля – они, в отличие от экипажей курьеров, особым снисхождением не пользовались, и разместили их, что называется, без удобств. Офицеров, как и приказал Соломин, запихнули отдельно, но допрос решено было оставить на более подходящее время – сейчас все уже настолько устали, что еле держались на ногах даже при помощи стимуляторов. Какое там разговоры разговаривать – надо было еще догнать грузовик.
К счастью, догнали его без особых проблем. Экипаж, устрашенный, очевидно, стремительной расправой над эскадрой Дюбуа, не рискнул никуда драпать, а покорно дождался возвращения своих пленителей и так же покорно пошел, куда указывали – даже призовую команду снова высаживать не потребовалось. Так и прибыли они через трое суток на Большой Хват – линейный крейсер с полусонным экипажем и грузовой корабль рядышком.
Где-то далеко, два дня спустя. Координаты не установлены.
– …таким образом, связь с нашими эмиссарами потеряна.– Вы утверждали, что у них идеальное прикрытие и обнаружить их практически невозможно.
– От случайностей никто не застрахован.
– Эта случайность ставит под удар десять циклов работы. А если кто-то догадается, какую задачу они выполняли? Нас разнесут в клочья!
– Сомневаюсь, что такое возможно…
– Наши предки тоже сомневались, и где они сейчас? Может, напомнить вам, что мы потеряли в последней войне?
– Я помню.
– А раз помните – что предпринимаете?
– Увы, сейчас нам остается только ждать, но, думаю, ваши опасения преувеличены. Скорее всего, они погибли, а разговорить трупы еще никому не удавалось.
– А если нет? Впрочем, я поверю вам. Однако, если вы ошибаетесь, нас ждет казнь, и не думаю, что от рук мастеров пыток ниже второго класса…
Глава 2
Профессионалы и любители
Их восемь – нас двое, расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть…
В. Высоцкий
До встречи с покупателем были еще сутки, и сутки эти Соломин решил провести с толком. Его корабли разместились на дальнем рейде, и первое, что сделал капитан, – оценил обстановку вокруг пиратской базы. Обстановка опасений вроде бы не вызывала, но только на первый взгляд.
Большой Хват был прибежищем для всех пиратов этого сектора. Таких баз было в этих местах еще три, на них пираты сбывали награбленное, покупали необходимое, отдыхали, развлекались, спускали деньги – словом, занимались тем, чем и положено заниматься на космической Тортуге. Только вот Большой Хват, несмотря на претензионное название, был базой небольшой, и больше пяти кораблей, включая трофейные, на его рейде, на памяти Соломина, никогда не собиралось. Отчасти из-за такой вот малолюдности Соломин, в основном, на нем и базировался – большие деньги любят тишину, а шум, гам и вечные понты – атмосфера, царящая на других базах, – были, на его взгляд, признаком сборища дилетантов, способного скорее помешать, нежели помочь. В общем-то он угадал – на Большом Хвате, месте тихом и удаленном, многие серьезные люди предпочитали вести переговоры. А раз серьезные люди были здесь частыми гостями, то всегда находились солидные клиенты, готовые перекупить у Соломина груз, и в результате он получал больший барыш хотя бы даже из-за того, что вокруг не было серьезных конкурентов. Однако не в том суть – главным сейчас было наличие на рейде аж восьми кораблей, для Большого Хвата просто столпотворение, и это настораживало.
Прямо как в старой песне, служившей неофициальным гимном русских пилотов-истребителей. «Их восемь – нас двое»… Второй раз за три дня это веселое сочетание. Правда, как и в прошлый раз, сами по себе корабли эти не были противниками «Эскалибуру» и его калибрам, однако сейчас корабль лежал в дрейфе, а значит, находился в досягаемости абордажных команд всей этой восьмерки. Стоило подстраховаться – так, на всякий случай, и потому первое, что сделал Соломин, это связался с доном Мигелем.
Настоящего имени хозяина Большого Хвата и крестного отца всей местной пиратской вольницы дона Мигеля никто не знал. Вряд ли он был Мигелем, и уж наверняка не был никаким доном и испанским грандом, этот латинос и не слишком крупный мафиози. Однако он любил, чтобы его называли именно так. Соломин не спорил – ему было плевать. Точно так же он с пониманием отнесся к правилу отстегивать хозяину базы десятую долю от добычи. Однако когда дон Мигель в свое время озвучил остальные условия взаимовыгодного сотрудничества, Соломин изобразил невинную улыбку и вежливо поинтересовался, что будет, если вот прямо сейчас его линейный крейсер откроет огонь. Дон Мигель был не дурак и отлично понимал, когда следует остановиться, поэтому, взглянув на развернутые в сторону Большого Хвата орудийные башни, он тут же поумерил аппетиты. С тех пор они с Соломиным плодотворно сотрудничали, благо добычи бывший капитан военного флота захватывал больше, чем все остальные пираты, вместе взятые, да и топлива закупал тоже изрядно. Словом, взаимное уважение без излишней приязни или неприязни – чисто деловые отношения, как это и принято среди джентльменов удачи.
Дон Мигель возлежал всей своей колоссальной рыхлой тушей на подушках, и худенькая девочка лет двенадцати массировала ему пятки. Хе-хе, этот ком жира содержал целый гарем из таких вот малолеток, и те, кто его плохо знал, считали старого мафиози самым обычным педофилом. На самом деле дон Мигель был самым обычным импотентом, просто он почему-то считал, что выставленный напоказ мнимый недостаток маскирует настоящий. В чем тут фокус, Соломин не знал, да и не хотел разбираться – с его колокольни недостаток психический выглядел куда хуже недостатка физического, тем более, при желании, вполне излечимого, однако ему было, по большому счету, плевать. Он и об истинном положении вещей узнал случайно – просто разведчики, на всякий случай, взломали базу данных Большого Хвата и узнали немало интересного, хотя и не очень важного. Так что теперь перекатывающийся из стороны в сторону ком концентрированного холестерина не вызывал у Соломина никакого любопытства – только недоумение и легкую брезгливость. Он и в самом деле не понимал, как может неглупый человек довести себя до такого вот состояния, хотя и это ему тоже было, в общем-то, безразлично. Так, легкое любопытство, и не более.
– О, мой друг! Чему обязан столь поздним звонком? – дон Мигель приподнялся на подушках, и Соломин запоздало вспомнил, что по внутреннему времени Большого Хвата сейчас почти одиннадцать вечера. Впрочем, дон Мигель, надо отдать ему должное, был деловой человек и к серьезным разговорам был готов в любое время дня и ночи. Неудивительно, в общем-то – отмахнешься раз, отмахнешься другой, а потом пропустишь какой-нибудь кусочек важной информации и проснешься потом по частям. В смысле, одна нога здесь, а другая на соседней планете. А голову и вовсе не найдут.
Изображение на экране было хорошее, качественное, и мимика мафиози была ясно видна. Недовольство пополам с любопытством. Что же, не будем разочаровывать.
– Дела, дон Мигель, дела. Как вы смотрите на то, чтобы разориться?
– Поясните свою мысль, сеньор капитан.
– Да все просто, дон Мигель. Большая часть ваших сбережений вложена в эту базу. Что будет, если она рассыплется на камешки?
– А с чего бы ей рассыпаться?
– А куда она денется, если мой крейсер откроет огонь?
Метаморфоза, произошедшая с доном Мигелем, кого-нибудь более впечатлительного, чем Соломин, могла бы и напугать. Один миг – и вместо расплывшегося и дружелюбного толстяка перед капитаном оказался готовый к схватке тигр. Да, толстый, да, неуклюжий, но не потерявший былую хватку. Девчонка массажистка с писком скатилась с ложа и вжалась в дальний угол комнаты.
– Может, поясните мне, сеньор капитан, что за шутки вы шутите? Или вам моча в голову ударила?
– Мне – нет, а вот кое-кому здесь – возможно. У меня намечается очень важная сделка, дон Мигель, и есть подозрение, что кое-кто из мальчиков, что сейчас собрались на рейде, отнюдь не против в ней поучаствовать. Мне же, извините уж за прямоту, компаньоны не нужны. Тем более битком набитые абордажниками. Ведь все они на борту, на базу если и ходят, то малыми группами и особенно не напиваются. Я прав?
– Да, – кивнул дон Мигель, пристально глядя на Соломина.
– Вот и я о том же. Может быть, я ошибаюсь, может быть, перестраховываюсь, но лучше пусть меня считают живым трусом, чем мертвым дураком. Дон Мигель, искренне вас прошу, предупредите наших легковооруженных коллег, чтобы в ближайшие пару дней, а лучше до того, как я уйду в рейд, они сидели тихонечко и ротики на чужой кусок не разевали. По любому боту, который попытается выйти в космос, а уж тем более по любому вздумавшему маневрировать кораблю я немедленно открою огонь. На таком расстоянии базу я зацеплю при любых раскладах, поэтому, дон Мигель, в ваших интересах, чтобы молокососы не дергались. А уж если будет сражение, в Большой Хват точно что-нибудь прилетит, не от меня – так от них. Надеюсь, мы поняли друг друга? Да, и защиту пускай тоже не включают – от моих орудий она все равно не спасет, а я это буду расценивать как враждебный акт со всеми вытекающими последствиями.
Дан Мигель медленно кивнул. Его пятая точка тоже чувствовала неприятности, и теперь он начинал понимать, какого масштаба они, случись что, будут. В том же, что Соломин откроет огонь, он и на секунду не сомневался – решительный характер капитана был известен немолодому мафиози очень хорошо, равно как и мощь орудий такого корабля. Дон Мигель не всегда был таким, как сейчас – когда-то он был офицером мексиканского флота и успел послужить на разных кораблях, в том числе и на линкоре «Санта-Изабелла». Возможности линейных кораблей он знал не понаслышке, а ведь «Эскалибур» был и моложе, и мощнее, поэтому шутки шутить ему при таких раскладах совершенно не хотелось. Даже случайное попадание может наделать дел, а в том, что они будут, можно было не сомневаться. И наверняка не только случайные.