Мей неотрывно смотрела на девочку. И когда она заплакала, Мей погладила ее по головке и сказала Алешкину:
   - Ты хороший следователь, Альешкин. Но ты лучше поезжай в школу. ТУБ там один, с инспектором. А мы здесь с Космикой еще поговорим. Без посторонних мужчин.
   Мей шутила, а Алешкин не мог понять, как она может шутить в такую минуту. Но он знал, что интуиция Мей часто оказывалась сильнее его логики. Поэтому он тоже постарался улыбнуться весело и ушел.
   Во дворе школы он встретил Квазика. Тот сидел на ступеньках той самой злополучной лестницы и карманным ножом строгал сухой сучок кипариса. Стружки сыпались на ступеньки, и автощетка высовывалась и заметала их под лестницу.
   Увидя Алешкина, Квазик встал. Темные жаркие - материнские - глаза его были озабочены и печальны.
   - Вы из больницы? - спросил он. - Как там... как Космика?
   - Ничего Космика... Месяц полежит, потом опять бегать будет. А ты хотел мне что-то сказать?
   Алешкин взял у Квазика ножик, сложил его.
   - Положи в карман. А то пальцы обрежешь.
   - И пусть бы он падал, - вдруг заговорил Квазик. - Чего бы ему сделалось. Зачем она стала его держать? Разве его можно удержать. Полторы сотни килограммов... Смешно.
   - Это смешно только тебе, потому что ты иначе относишься к ТУБу, нежели Космика.
   - А вы считаете, она правильно к нему относится? Что робота можно полюбить, да?
   Алешкин с удивлением уставился на Квазика.
   <Смотри-ка ты, уж не ревность ли это ребячья. Ох, плохой я педагог, ничего я не понимаю в нынешних ребятишках. Но вопрос задан, нужно на него отвечать>
   - Тебе кажется, что робота полюбить нельзя, - сказал Алешкин. - Ну, а ненавидеть его можно?
   Инспектор сидел в кабинете за столом. На столе лежал тестер обратной связи. Возле стола стоял ТУБ со снятым контрольным щитком. Инспектор вертел в руках отвертку и задумчиво поглядывал на ТУБа.
   - Как там девочка? - спросил он Алешкина.
   - Плохо все закончилось, - сказал Инспектор, выслушав ответ. Конечно, ничего бы не случилось, если бы она не пыталась его поддержать. Полтораста килограммов... Он мне тут все рассказал. Хорошо работает у него блок условных понятий. Просто жалко, да... А вот почему упал> не знает. Я проверил обратные связи в киберлогике. Все в порядке. Не должен падать, а падает. Может быть, какая-нибудь сложная перебивка сигналов на поврежденную ногу. Но факт: неисправен! Значит, эксплуатация его запрещена законом. Придется составить акт.
   - Я понимаю, - тихо сказал Алешкин.
   В это время звякнул вызов видео.
   - Извините, - сказал Алешкин.
   Он увидел лицо Мей.
   - Я из больницы, - сказала она. - Космика хочет видеть Квазика.
   - Он где-то здесь. Сейчас я его пошлю к вам.
   Алешкин высунулся в окно и, увидя Квазика во дворе, передал ему просьбу Космики. Тот кинулся бегом. Алешкин вернулся к Инспектору, который уже начал писать акт.
   ТУБ повернулся к Алешкину, как будто ждал от него каких-то слов. Конечно, никакого выражения не могло появиться на его плоском подобии человеческого лица, и синие огоньки видеоэкранов сияли не ярче, чем обычно. Но у Алешкина было слишком богатое воображение. Он не мог спокойно смотреть на обреченного робота, который будто понимал, что ему грозит, и ждал от него помощи.
   Можно ли полюбить робота?
   - Я вам не нужен? - спросил он Инспектора.
   - Пока нет.
   Алешкин прошел по коридору и остановился у лестницы, где ТУБ упал в последний раз. На ступеньках остались следы от удара его панциря, даже кусочек пенолита откололся от ступеньки. Алешкин долго стоял у перил лестницы и смотрел на этот отколовшийся кусочек пенолита.
   Потом увидел Квазика.
   Запыхавшись, он поднялся по ступенькам к Алешкину. Видимо, мальчишка бежал всю дорогу от больницы до школы и с трудом переводил дыхание.
   В руках он держал проволоку.
   Алешкин неторопливо потянул ее у Квазика из рук. И все стало простым, как Колумбово яйцо.
   Он просунул пальцы рук в кольца, закрученные на концах.
   Согнул проволоку дугой.
   Получилась петля.
   Теперь можно забраться под лестницу, просунуть петлю в щель ступеньки, где ходят автощетки, и поймать ТУБ за ногу.
   А потом петлю быстро убрать, и он не успеет ее заметить.
   Он не будет знать, за что зацепился. Он не поймет, что его уронили нарочно.
   Ему это понятие недоступно. Так его запрограммировали.
   Квазик хотел что-то объяснить Алешкину, но тот перебил его:
   - Иди, мой милый, иди, паршивый мальчишка, в мой кабинет. Покажи эту штуку Инспектору. И расскажи ему все, что хотел рассказать мне. А я уже все понял и все знаю. Иди скорее...
   Дома Мей примеряла блузку перед зеркалом. Алешкин смотрел, как она это делает. Ему очень хотелось подойти, обнять ее за плечи, но в комнате был еще ТУБ.
   - Он очень скверный мальчик, - сказала Мей, - из него получится Яго.
   - Пока из него чуть не получился Отелло, - сказал Алешкин. - Вряд ли можно дать однозначную оценку ребенку, если у него злые эмоции взяли верх над рассудком. Но вот как ты догадалась, что Космика что-то знает, этого я не пойму.
   Мей улыбнулась.
   - Вы - мужчины. А вы когда-нибудь понимали женщину?
   - Где уж нам, - согласился Алешкин. - Пойдем-ка, ТУБ, поливать цветы. Ты тоже бестолковая старая развалина. Подумать только - кусочек проволоки плюс совсем немножко хитрости, и твоя кибернетическая башка ни о чем не могла догадаться. Пойдешь сегодня после двенадцати в больницу. Космика очень хочет тебя видеть.
   ...Это была обычная начальная школа - Два этажа из пеносиликата и армированного стекла. Таких школ в стране насчитывалось несколько тысяч.
   Это была пока единственная школа в стране, где штатную должность уборщицы занимал робот.