Страница:
- Извольте выполнять, молодой человек. От вас требуют не личной услуги, а выполнения элементарных обязанностей. И не забывайтесь: вы - на флоте, а это многому обязывает.
И матрос понял. Позже, будучи уже боцманом, он сам рассказывал молодежи об этом инциденте.
Но были о капитане и негативные отзывы. Особенно - после прохождения пролива Зунд. Вся акватория в районе Копенгагена изобиловала яхтами. В хорошую погоду множество яхт в самых различных направлениях носились по голубовато-зеленым волнам. Некоторые отчаянные яхтсмены пересекали курс теплохода буквально под самым форштевнем. Обычно судоводителям в этом месте не по себе. Одни нервничают, ругаются. Другие прут напролом. Таких капитан отчитывал: "Ведь на яхтах - люди; хоть и хулиганят, но давить их за это не следует". И возникало мнение о нерешительности капитана. Причем, механики и мотористы согласно поддакивали, мол "... всех задергает реверсами". Однако,
постепенно это мнение рассеивалось, как туман с проявлением ветерка. И полностью рассеялось после следующих событий.
Жаркий тропический день давал о себе знать с самого утра. Особенно ощущалось это в работе. А работа была авральная: весь экипаж работал по подготовке судна для погрузки сахара-сырца насыпью. Для осуществления этой погрузки "Льгов" следовал из Гаваны в небольшой кубинский порт Изабелла Манагуа. До этого в трюмах находилась техника, а для погрузки пищевого продукта требовалась особенная чистота. Матросы вычищали танки, чистили и мыли трюмы. Шли с открытыми трюмами, чтобы все скорее высыхало. После ошвартовки в Изабелле подготовительные работы подходили к концу. Было 12 марта 1963 года.
Уже темнело, когда раздались частые выстрелы. Судно было обстреляно из крупнокалиберных пулеметов американского производства, установленных на одном из быстроходных катеров, принадлежащих противникам режима Фиделя Кастро - "гусанос". Моряки не поддавались панике, благодаря умелому и хладнокровному руководству капитана Демидова. С этого дня авторитет Александра Африкановича среди экипажа резко возрос.
Уже потом мы узнали, каким образом приобретались те навыки управления не только судном, но и людьми в экстремальных ситуациях. Жизнь и время учили и воспитывали. Морская жизнь. Военное время.
Начало войны Александр Африканович встретил на капитанском мостике парохода "Балхаш" уже капитаном дальнего плавания, известным не только на флоте Балтийского морского пароходства.
С первых же дней войны торговые суда Балтики были переключены на военные перевозки. Согласно мобилизационного плана происходило вооружение флота. На судах строили погреба для боеприпасов, крепили палубы. Капитанские мостики обшивали вторыми стенками; между стенками закладывали мешки с песком. Экипажи создавали орудийные и пулеметные расчеты для установленных на судах пулеметов и зенитных орудий. Пароход "Балхаш" был одним из таких судов. Участник Таллинской эпопеи, он затонул 27 августа 1941 года в результате вражеской бомбардировки на переходе из Таллина в Ленинград. Затонул в течение нескольких минут после серии бомб, сброшенных на пароход немецкими самолетами. Большинство моряков затонувшего "Балхаша" были спасены подоспевшими катерами. Капитан лично организовал спасение экипажа и покинул судно последним, когда вода доходила уже до планширя.
С осени 1941 года, когда рейсы на балтике стали невозможны, многих балтийских моряков откомандировали в другие бассейны. На суда Дальневосточного пароходства отправили и капитана Демидова. Эти суда ходили в США и Англию, доставляя в Советский Союз материалы и боевое снаряжение. Кроме этого оно возили снабжение и пополнения для советских военно-морских баз, расположенных на островах Охотского моря.
Капитан Демидов А.А. командовал пароходом "Перекоп". 18 декабря 1941 года при выходе из Формузского пролива в Южно-Китайском море "Перекоп", следовавший из Владивостока в Сингапур, подвергся бомбардировке семи самолетов с японскими опознавательными знаками. В результате нескольких прямых попаданий пароход "Перекоп" затонул. Восемь членов экипажа погибли. Спаслось тридцать два человека, из которых трое были серьезно ранены. Сам капитан был ранен осколками в голову, спину и ноги. Оставшиеся в живых в шлюпках добрались до маленького острова Натуна в Южно-Китайском море, населенного малайцами и охраняемого небольшим голландским гарнизоном. Питались моряки тем, что удавалось добыть на этом острове. Они научились сами и научили местных жителей варить соль и получать кокосовое масло.
Японцы обнаружили советских моряков на острове. часто совершая нападения на этот остров, они вынуждали солдат голландского гарнизона (ведь с Нидерландами Япония находилась в состоянии войны) скрываться в лесных зарослях, а моряков с "Перекопа" шантажировали, запугивали, не давая возможности связаться не только с посольством, но и вообще с кем-либо, кроме проживающих на острове. И все-таки, благодаря дисциплине и стойкости моряков во главе с капитаном Демидовым, всем, оставшимся в живых после гибели "Перекопа", удалось возвратиться на Родину 25 ноября 1943 года, после почти двухлетнего пребывания на острове.
Об этих событиях интересно и красочно рассказывает сам Демидов А.А. в своей книге "40 лет на капитанском мостике", изданной Лениздатом в 1970 году.
Меня всегда удивляла прекрасная память этого человека. Он помнил даже детали. После выхода в свет своей книги он, будучи уже тяжело больным, продолжал работать над серией морских рассказов. Когда мы с курсантами Ленинградской мореходной школы в 1972 году навестили больного капитана, он выглядел бодро, много рассказывал. Не забыл поинтересоваться у меня о сыне (сын родился, когда нас обстреляли в том кубинском рейсе), не бросил ли я писать стихи, он любил стихи, особенно о море.
И еще удивила его физическая сила. Как могла в таком худощавом, седом (ну, обыкновенный старичок) человеке находиться такая физическая сила?!. Уходя от Александра Африкановича, мы пожали на прощание друг другу руки. Он подал левую (правая была парализована). Его рукопожатие было рукопожатием крепкого, физически здорового мужчины в расцвете сил. А впрочем, ничего удивительного. Просто в нем гармонично сочеталась физическая сила с духовной. ИНТЕРНИРОВАННЫЕ
Юрий Дмитриевич Клименченко никак не соглашался дать на одни сутки номер журнала "Дальний Восток", в котором была опубликована его документальная повесть "Замок Вюльцбург". Даже на совет ветеранов пароходства не приносил.
- Милости прошу ко мне на Полюстровский (там проживал писатель). Читайте, выписывайте, сколько душе угодно, но на руки не дам, не обессудьте. У меня единственный экземпляр.
Необходимо заметить, что сведения о жизни и деятельности членов экипажей шести балтийских судов, интернированных фашистами, настолько скудны, что эта страница истории Балтийского морского пароходства во время Великой Отечественной войны является самой неисследованной, даже непрочитанной. Кроме произведений Ю.Д.Клименченко, писателя и участника описываемых им событий, литературы нет.
- А ты ищи. Пока живы очевидцы, участники событий, это не так сложно.
Такой совет мною был получен от капитана дальнего плавания Хрисанфа Антоновича Балицкого (капитан т/х "Хасан" во время интернирования). Я и сейчас с огромной благодарностью и любовью вспоминаю этого замечательного человека, одного из первых капитанов Балтики.
Мною были записаны воспоминания капитанов интернированных во время войны судов Х.А.Балицкого, С.Г.Далька, М.И.Богданова, руководителей подпольного движения в концлагере, перерыты архивы. Правда, ни в Центральном архиве ММФ (ЦАММФ), ни в архиве Балтийского Государственного морского пароходства (БГМП) кроме общего сведения про интернированных ничего не было. А в Ленинградском партийном архиве (ЛПА) вся (!) опись была в штампах: "Не выдавать!" Меня же очень интересовали некоторые вещи, в частности: кто был капитаном парохода "Эльтон"? Во всех доступных источниках имелись данные капитанов всех судов, кроме "Эльтона". Про капитана же "Эльтона" просто указывалось капитан "Эльтона". Ни имени, ни отчества, ни фамилии.
И я искал. Велика была моя радость, когда я нашел Ивана Федоровича Краснухина, мастера производственного обучения Ленинградской мореходной школы, а во время войны - матроса парохода "Магнитогорск", интернированного фашистами. В его воспоминаниях вроде бы нет ничего нового, но это были воспоминания не руководителя или активиста, опытного моряка, а человека, который вышел в 1941 году совсем еще молоденьким беспартийным пареньком едва ли не в первый свой рейс. Мне повезло здорово еще и потому, что у Ивана Федоровича сохранилась фотокарточка тех лет: группа интернированных моряков летом 1943 года во время отдыха на лесопильном заводе в городе Вайсенбург. Фотографировал их часовой, охраняющий объект (на фотокарточке запечатлелась даже его тень) на территории завода. Большинство в беретах, кое-кто в старых австрийских шинелях, в обмотках.
Такие вещи, как фотографирование на память, не разрешались, однако, охранник на свой страх и риск их сфотографировал, а Иван Федорович даже получил снимок на память. Получили ли снимки на память другие моряки, сфотографированные тогда же, он не знает. Это не афишировалось, так как все понимали, что за хранение такой фотокарточки могли быть очень большие неприятности, как им самим, так и фотографу. Причем, им самим могли быть не меньшие неприятности после войны, если б об этой фотокарточке узнали наши особисты. Иван Федорович хранил свою фотокарточку, как только мог: и в щелях барака, и завернутую в бумагу - в обуви, и в койке... И сохранил.
- Где вам удалось достать такую фотокарточку? Смотри-ка: Володя Сысоев, механик с "Хасана"; боцман с "Магнитогорска" Игорь Кроль; практиканты Рижской мореходки... - неподдельно удивляется Ю.Д.Клименченко.
Разумеется, Юрию Дмимтриевичу была презентована копия снимка. Он принял ее с благодарностью. Я же в течение трех дней имел возможность подробно ознакомиться с повестью "Замок Вюльцбург", опубликованной в журнале "Дальний Восток".
Много испытаний выпало на долю моряков интернированных судов. К моменту нападения Германии на Советский Союз эти суда стояли в портах Штеттин, Данциг и Любек, где уже хозяйничали фашисты. У многих было предчувствие приближения войны. Но что значит - предчувствие, если одно высказывание самой мысли об этом было небезопасным. Уверенность "великого вождя всех времен и народов" и его ближайшего окружения в том, что Германия не посмеет напасть на Советский Союз в нарушение условий договора о ненападении, подписанного руководителями Германии и СССР в 1939 году, было непререкаемым законом для каждой государственной и общественной структуры, для каждого человека. Поэтому и ТАСС сообщало всего за неделю до начала войны"...слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы". Даже когда война уже началась, о чем определенно говорили радиограммы, поступающие с судов, находящихся в Балтийском море !нападение на пароход "Рухно", торпедирование и гибель парохода "Гайсма" и т.д.), никаких официальных распоряжений от Наркомморфлота не поступало. Официальное распоряжение о том, чтобы все суда, находящиеся в южной части Балтийского моря зашли в ближайшие советские порты, поступило только 23 июня в 5 часов утра, то есть через сутки после начала войны. Это привело к тому, что фашистами было интернировано 32 советских судна с девятьюстами моряков из разных пароходств страны.
Но еще за несколько дней до нападения на нашу страну советские суда, стоявшие в портах Германии и оккупированных ею государств, были практически арестованы. Вот как это происходило на теплоходе "Хасан", который находился в порту Штеттин.
17 июня представитель портовой полиции под предлогом того, что фарватер закрыт для плавания иностранных судов, изъял мерительное свидетельство и сертификат на годность к плаванию. Капитан Балицкий сообщил о создавшемся тревожном положении заместителю полпреда в Берлине Зайцеву, а также представителю торгпредства в Штеттине Иванову. Представитель из Берлина обвинил Балицкого в паникерстве.
А 22 июня и экипажи интернированных судов были арестованы. Около девяти часов утра на пароходе "Эльтон", стоявшем рядом с "Хасаном", моряки услышали по радио и передали на "Хасан" о бомбежке советских городов немецкой авиацией. Сразу же были сожжены все секретно-мобилизационные и не подлежащие оглашению документы, а через четверть часа после этого на борт "Хасана" ворвались немецкие солдаты и расставили часовых.
При таких же примерно обстоятельствах были захвачены экипажи остальных советских судов, стоявших в немецких портах.
Моряки были заключены в различные концлагеря, но через две недели, когда немцы объявили, что будет произведен обмен моряков на немцев, интернированных в СССР, все команды были сведены в один концлагерь, который находился неподалеку от Берлина, у деревни Бланкенфельд. В нем собралось около двухсот пятидесяти моряков, но лишь пятьдесят восемь из них были отвезены в Турцию для отправки на Родину. Оставшиеся жили в лагере до 1 октября 1942 года, когда их отправили в Баварию, в город Вайсенбург. Там они были заключены в средневековую крепость Вюльцбург, расположенную в пятидесяти километрах от Нюрнберга.
Крепостные, двадцатиметровой толщины стены, неприступные рвы с поднятыми мостами отгораживали эту крепость от внешнего мира. В первую мировую войну в ней содержались русские военнопленные. Теперь же в ней находились помимо интернированных моряков советские военнопленные офицеры и генералы. Их и моряков разделяла колючая проволока. Общим было только место прогулки (на прогулку их водили поочередно) и лагерная уборная.
Моряков держали впроголодь. На завтрак давали кусок хлеба, в котором содержалось 80% древесной пыли, на обед похлебку-эрзац, от которой поднималась тошнота и боли в желудке.
- Есть хотелось всегда, - вспоминает Иван Федорович Краснухин. - То, что выдавалось на обед или завтрак, съедалось в один присест. Были случаи, когда в жару высыхали маленькие болотца, заключенные собирали на их дне улиток и ели этих улиток.
И это говорит человек, который работал на заводе, а для работающих норма питания была иная, чем для тех, кто на работы не выходил, не важно - не мог в результате недомогания или не хотел в знак протеста. А таких было немало. Чтобы не работать у немцев, некоторые моряки прививали себе болезни. Все капитаны и часть моряков из комсостава ни разу не вышли на работу и просидели в крепости безвыходно три с половиной года. Чтобы сломить непокорных, фашисты применяли угрозы и насилие, заставляя выходить на работу. Тех, кто не ходил на завод, заставляли делать в лагере пустую, никому не нужную работу мартышкин труд. Были случаи, когда моряка заставляли на тачке перевозить кучу гравия из одного места в другое, а другой моряк отвозил этот гравий снова на прежнее место. Получив от капитанов корректный отказ выходить на работу, руководство лагеря объявило, что капитаны не выходят на работу не в знак протеста, а в соответствии со своим положением - капитаны. Однако, питание у них, как и у всех неработающих, было скудным.
За всякие мелкие провинности заключенные подвергались порке и другим наказаниям.
Во время пребывания в этой крепости от голода и истязаний погибло тридцать четыре человека, двадцать человек были брошены в карцеры и тюрьмы за отказ от работы и попытки побега. Побег готовился совместно с военнопленными: должны были бежать двое военных и трое моряков. Побег сорвался по вине предателя из военнопленных военврача Дубровского. Другие побеги были также неудачны.
Ни толстые стены, ни глубокие рвы, ни жестокие наказания не смогли сломить заключенных. Они узнавали о положении на фронтах из тайных прослушиваний радиопередач. А приемник смастерили сами из обрывков проволоки, кусков жести и случайно найденных деталей. Моряки сами нарисовали географическую карту, и каждый раз кто-нибудь из них вычерчивал на ней изменения линии фронта. Все, естественно, приходилось прятать от охраны.
Капитаны в крепости продолжали руководить людьми, сохраняя структуру судовых экипажей.
Моряки принципиально не учили немецкий язык и не говорили на нем, кто мог это делать. Зато изучали английский язык. Капитан Балицкий даже перевел с английского языка на русский два романа.
Здесь же в крепости был создан кружок штурманов маломерных судов и механиков третьего разряда. С матросами занимались капитаны Балицкий и Дальк. Учились серьезно. Устраивали потом экзамены, причем записи приходилось вести на этикетках, обрывках рекламы и т.д. Эти записи гласили: "Подлежит обмену на диплом в конторе капитана Ленинградского порта". После возвращения на Родину многие из этих курсантов получили дипломы судоводителей и механиков.
21 апреля 1945 года всех моряков вывели из крепости и погнали по направлению к Дунаю. Приближалась американская армия. Немцам нужно было предотвратить встречу этой армии с советскими моряками. Но встреча все же состоялась. В сорока километрах от Вюльцбурга, в деревне Мекенлое, колонну моряков настигли войска третьей американской союзной армии, и моряки были освобождены. А 9 июля победного года сто восемьдесят моряков, оставшихся в живых, прибыли в город на Неве.
- Хрисанф Антонович, как вы считаете, почему в литературе об интернированных нигде не упоминается фамилия капитана парохода "Эльтон"?
- Все просто. По этому вопросу меня вызывали в Смольный. И там я сказал, что скажу тебе. Капитан Иван Иванович Филиппов не был ни изменником Родины, ни просто слабым человеком. У него было свое мнение на отдельные явления. Что ему было поставлено в вину? Когда фашисты оккупировали палубы советских судов и приказали спустить государственные флаги, мы флаги не спустили, и они были сорваны фашистами. Филиппов же исполнил приказ, мотивируя это тем, что флаги снимут все равно, да еще надругаются при этом. Так что стоит ли обострять отношения?.. Когда мы бойкотировали немецкий язык, он охотно разговаривал по-немецки - для практики. Мы его логики, особенно тогда, не понимали. Кроме того, когда командованию союзной армии нужен был человек из числа интернированных, знающий немецкий и английский языки, никто не изъявил желания остаться еще на какое-то время в Европе, всем хотелось поскорее домой. Капитан же Филиппов добровольно согласился остаться в роли переводчика. Конечно, это было нужно для дела, но все это тогда у нас вызывало неприязнь. В Смольном я сказал, что предателем капитан Филиппов не был. Что же касается решения не называть его фамилию даже при описании его действий, ну, такое может быть только у нас. Помню, после разоблачения антипартийной группы в 1956 году турбоэлектроход "Вячеслав Молотов" был переименован в "Балтику". И прекрасно. Но при описании его боевых действий во время войны не разрешалось писать "Вячеслав Молотов", а рекомендовали писать: "турбоэлектроход, именуемый ныне "Балтика". Вот так-то.
Светлыми летними вечерами на даче в Мартышкино мы беседовали с Балицким Хрисанфом Антоновичем о его былом, в том числе и о капитане Филиппове. Капитан Филиппов И.И. проживал на юге страны. Все послевоенное время после сложной процедуры проверки он проплавал между портами двух наших морей Азовского и Черного.
Да, по-разному сложились судьбы моряков с интернированных судов после войны. Большинство из них продолжало работать в Балтийском морском пароходстве. Правда, не все на загранлиниях. Но уважения заслуживают все, самоотверженно одолевшие тяготы жизни и унижения в немецких концлагерях.
НА КАПИТАНСКОМ МОСТИКЕ
С капитаном дальнего плавания Хирхасовым Борисом Михайловичем мне довелось встречаться в совете ветеранов Балтийского морского пароходства в 1972 году и у него дома на улице Карташихина, что на Васильевском острове. Нужно сказать, что первая встреча полностью оправдала мои ожидания. А ожидал я встретить рослого, крепкого человека с выправкой морского офицера. Действительно, от всей фигуры Бориса Михайловича исходила какая-то невидимая сила волевого человека.
Я беседовал с легендарной личностью и несколько робел, что, по-видимому, не ускользнуло от взгляда старого моряка. Он достал довольно объемистую папку, в которой находились порыжевшие от времени документы: газеты, донесения, письма, удостоверения...
- Наиболее памятными из тех военных дней для меня остались суровые дни августа-ноября 1941 года - наша партизанская жизнь. Возможно, из-за своей необычности для водоплавающих. По решению военного командования в середине августа в пароходстве были сформированы два партизанских отряда общей численностью сто человек, - рассказывает Борис Михайлович. - Я был назначен командиром одного из них. Моряки, инженеры, портовые рабочие - вот состав этих отрядов. Костяк формирования отрядов - добровольцы. Записывались чуть ли не целыми экипажами. Помню, боцман Д.Е.Гродзенчук заявил, что моряки его парохода на собрании решили все до одного вступить в партизаны, не колеблясь идти в тыл врага. Естественно, отбор был самый тщательный и строгий. Из тех моряков отобрали только тринадцать человек, остальных оставили на судне. А вообще, в первый же день после решения организовать партизанские отряды из моряков добровольцами в них записалось сто пятьдесят человек. Заявления поступали и в последующие дни. Всего же было отобрано только сто человек. Специалистов не было. Поэтому оба партизанских отряда подчинялись командиру второго отряда старшему лейтенанту Красной Армии Е.Ф.Туваловичу. Месячной подготовки было, конечно, недостаточно для выхода в рейды, но время было такое, что на большее рассчитывать мы не могли. Нас одели в синие комбинезоны. Не у всех было личное оружие, но зато почти каждый был обвешан пулеметными лентами.
Капитан рассказывает, а взгляд его сосредоточен где-то над моей головой - капитан там, в осени сорок первого, за линией фронта.
Наиболее серьезные операции проводились сообща, двумя отрядами, после предварительного совещания командования обоих отрядов. В архивах БГМП (Балтийское Государственное морское пароходство) и ЛПА сохранились документы, характеризующие деятельность партизан-моряков. Вот первые операции партизан, перешедших линию фронта во второй половине августа в районе железнодорожной станции Волосово. Одна группа партизан напала на железнодорожную станцию Извары, разгромила небольшой фашистский гарнизон в деревне Раково и уничтожила двухмоторный немецкий бомбардировщик, обнаруженный разведкой на окраине деревни Домашковицы. Другая группа заминировала Псковское шоссе на участке между Лугой и Ленинградом и взорвала несколько автомашин, в том числе одну штабную. По данным отряда советская авиация успешно наносила бомбовые удары по скоплениям мотомехчастей и танков врага, уничтожила аэродром противника с его материальной частью.
С получением приказа о возвращении в Ленинград на отдых, экипировку и получение нового задания, партизаны ночью прошли между немецкими дозорами, пулеметные расчеты которых располагались в двухстах - двухстах пятидесяти метрах один от другого, и к утру вышли к своим, не потеряв ни одного бойца. А через восемь дней - снова за линию фронта. Теперь было скомплектовано несколько отрядов по двадцать пять - тридцать человек в каждом. Общее командование осуществлял Е.Ф.Тувалович.
На этот раз переходили линию фронта у деревни Погостье. Район действия - станция Любань. В этом походе партизанами был уничтожен железнодорожный состав из одиннадцати вагонов с вооружением, происходили схватки с карателями. В конце октября 1941 года, когда партизаны снова возвращались в Ленинград, они взорвали еще один железнодорожный состав.
Партизанские отряды моряков-балтийцев действовали до конца ноября 1941 года. Ряды ленинградских партизан к тому времени выросли, и командование решило, что моряки должны вернуться на флот.
За мужество и героизм многие моряки были награждены боевыми наградами. Четверо - орденами Красного Знамени. Среди них - Борис Михайлович Хирхасов.
- Какие были ребята! - продолжает рассказ капитан. - Не всем довелось дожить до победы. В боях с фашистами пали Жора Арутюнов, Коля Комолов, Женя Шмаров и Саша Иванов. Позднее погиб Борис Ентин. Он вместе с И.М.Мельником, А.Н.Пенкиным и другими моряками, зарекомендовавшими себя опытными партизанами, был оставлен в партизанах ленинградских лесов после ликвидации отрядов моряков-партизан. Многие потом умерли от голода. Слишком мало о них написано. В балтийском центральном проектно-конструкторском бюро работает Г.И.Вольперт, бывший начальник штаба партизанского отряда моряков. Большая надежда на него. И талант есть, и материалы имеются.
Да. Какие были ребята!!. Разумеется, к ним относится и мой собеседник.
...И снова он в море. На этот раз на капитанском мостике парохода "Майя"
(ВТ-538), который под вражеским огнем совершил десятки круговых рейсов Ленинград - Ораниенбаум, выполняя задания командования по перевозке ценных грузов. И каждый рейс без преувеличения можно назвать огненным.
- Как-то загорелись нефтебаки, занялся причал, у которого стояла "Майя", - продолжает свой рассказ Борис Михайлович. Огонь быстро подбирался к судну по суше и по морю. А рядом сыпятся осколки разрывающихся у самого борта бомб. Пришлось рубить швартовы, чтобы от него уйти. Ушли благополучно.
И матрос понял. Позже, будучи уже боцманом, он сам рассказывал молодежи об этом инциденте.
Но были о капитане и негативные отзывы. Особенно - после прохождения пролива Зунд. Вся акватория в районе Копенгагена изобиловала яхтами. В хорошую погоду множество яхт в самых различных направлениях носились по голубовато-зеленым волнам. Некоторые отчаянные яхтсмены пересекали курс теплохода буквально под самым форштевнем. Обычно судоводителям в этом месте не по себе. Одни нервничают, ругаются. Другие прут напролом. Таких капитан отчитывал: "Ведь на яхтах - люди; хоть и хулиганят, но давить их за это не следует". И возникало мнение о нерешительности капитана. Причем, механики и мотористы согласно поддакивали, мол "... всех задергает реверсами". Однако,
постепенно это мнение рассеивалось, как туман с проявлением ветерка. И полностью рассеялось после следующих событий.
Жаркий тропический день давал о себе знать с самого утра. Особенно ощущалось это в работе. А работа была авральная: весь экипаж работал по подготовке судна для погрузки сахара-сырца насыпью. Для осуществления этой погрузки "Льгов" следовал из Гаваны в небольшой кубинский порт Изабелла Манагуа. До этого в трюмах находилась техника, а для погрузки пищевого продукта требовалась особенная чистота. Матросы вычищали танки, чистили и мыли трюмы. Шли с открытыми трюмами, чтобы все скорее высыхало. После ошвартовки в Изабелле подготовительные работы подходили к концу. Было 12 марта 1963 года.
Уже темнело, когда раздались частые выстрелы. Судно было обстреляно из крупнокалиберных пулеметов американского производства, установленных на одном из быстроходных катеров, принадлежащих противникам режима Фиделя Кастро - "гусанос". Моряки не поддавались панике, благодаря умелому и хладнокровному руководству капитана Демидова. С этого дня авторитет Александра Африкановича среди экипажа резко возрос.
Уже потом мы узнали, каким образом приобретались те навыки управления не только судном, но и людьми в экстремальных ситуациях. Жизнь и время учили и воспитывали. Морская жизнь. Военное время.
Начало войны Александр Африканович встретил на капитанском мостике парохода "Балхаш" уже капитаном дальнего плавания, известным не только на флоте Балтийского морского пароходства.
С первых же дней войны торговые суда Балтики были переключены на военные перевозки. Согласно мобилизационного плана происходило вооружение флота. На судах строили погреба для боеприпасов, крепили палубы. Капитанские мостики обшивали вторыми стенками; между стенками закладывали мешки с песком. Экипажи создавали орудийные и пулеметные расчеты для установленных на судах пулеметов и зенитных орудий. Пароход "Балхаш" был одним из таких судов. Участник Таллинской эпопеи, он затонул 27 августа 1941 года в результате вражеской бомбардировки на переходе из Таллина в Ленинград. Затонул в течение нескольких минут после серии бомб, сброшенных на пароход немецкими самолетами. Большинство моряков затонувшего "Балхаша" были спасены подоспевшими катерами. Капитан лично организовал спасение экипажа и покинул судно последним, когда вода доходила уже до планширя.
С осени 1941 года, когда рейсы на балтике стали невозможны, многих балтийских моряков откомандировали в другие бассейны. На суда Дальневосточного пароходства отправили и капитана Демидова. Эти суда ходили в США и Англию, доставляя в Советский Союз материалы и боевое снаряжение. Кроме этого оно возили снабжение и пополнения для советских военно-морских баз, расположенных на островах Охотского моря.
Капитан Демидов А.А. командовал пароходом "Перекоп". 18 декабря 1941 года при выходе из Формузского пролива в Южно-Китайском море "Перекоп", следовавший из Владивостока в Сингапур, подвергся бомбардировке семи самолетов с японскими опознавательными знаками. В результате нескольких прямых попаданий пароход "Перекоп" затонул. Восемь членов экипажа погибли. Спаслось тридцать два человека, из которых трое были серьезно ранены. Сам капитан был ранен осколками в голову, спину и ноги. Оставшиеся в живых в шлюпках добрались до маленького острова Натуна в Южно-Китайском море, населенного малайцами и охраняемого небольшим голландским гарнизоном. Питались моряки тем, что удавалось добыть на этом острове. Они научились сами и научили местных жителей варить соль и получать кокосовое масло.
Японцы обнаружили советских моряков на острове. часто совершая нападения на этот остров, они вынуждали солдат голландского гарнизона (ведь с Нидерландами Япония находилась в состоянии войны) скрываться в лесных зарослях, а моряков с "Перекопа" шантажировали, запугивали, не давая возможности связаться не только с посольством, но и вообще с кем-либо, кроме проживающих на острове. И все-таки, благодаря дисциплине и стойкости моряков во главе с капитаном Демидовым, всем, оставшимся в живых после гибели "Перекопа", удалось возвратиться на Родину 25 ноября 1943 года, после почти двухлетнего пребывания на острове.
Об этих событиях интересно и красочно рассказывает сам Демидов А.А. в своей книге "40 лет на капитанском мостике", изданной Лениздатом в 1970 году.
Меня всегда удивляла прекрасная память этого человека. Он помнил даже детали. После выхода в свет своей книги он, будучи уже тяжело больным, продолжал работать над серией морских рассказов. Когда мы с курсантами Ленинградской мореходной школы в 1972 году навестили больного капитана, он выглядел бодро, много рассказывал. Не забыл поинтересоваться у меня о сыне (сын родился, когда нас обстреляли в том кубинском рейсе), не бросил ли я писать стихи, он любил стихи, особенно о море.
И еще удивила его физическая сила. Как могла в таком худощавом, седом (ну, обыкновенный старичок) человеке находиться такая физическая сила?!. Уходя от Александра Африкановича, мы пожали на прощание друг другу руки. Он подал левую (правая была парализована). Его рукопожатие было рукопожатием крепкого, физически здорового мужчины в расцвете сил. А впрочем, ничего удивительного. Просто в нем гармонично сочеталась физическая сила с духовной. ИНТЕРНИРОВАННЫЕ
Юрий Дмитриевич Клименченко никак не соглашался дать на одни сутки номер журнала "Дальний Восток", в котором была опубликована его документальная повесть "Замок Вюльцбург". Даже на совет ветеранов пароходства не приносил.
- Милости прошу ко мне на Полюстровский (там проживал писатель). Читайте, выписывайте, сколько душе угодно, но на руки не дам, не обессудьте. У меня единственный экземпляр.
Необходимо заметить, что сведения о жизни и деятельности членов экипажей шести балтийских судов, интернированных фашистами, настолько скудны, что эта страница истории Балтийского морского пароходства во время Великой Отечественной войны является самой неисследованной, даже непрочитанной. Кроме произведений Ю.Д.Клименченко, писателя и участника описываемых им событий, литературы нет.
- А ты ищи. Пока живы очевидцы, участники событий, это не так сложно.
Такой совет мною был получен от капитана дальнего плавания Хрисанфа Антоновича Балицкого (капитан т/х "Хасан" во время интернирования). Я и сейчас с огромной благодарностью и любовью вспоминаю этого замечательного человека, одного из первых капитанов Балтики.
Мною были записаны воспоминания капитанов интернированных во время войны судов Х.А.Балицкого, С.Г.Далька, М.И.Богданова, руководителей подпольного движения в концлагере, перерыты архивы. Правда, ни в Центральном архиве ММФ (ЦАММФ), ни в архиве Балтийского Государственного морского пароходства (БГМП) кроме общего сведения про интернированных ничего не было. А в Ленинградском партийном архиве (ЛПА) вся (!) опись была в штампах: "Не выдавать!" Меня же очень интересовали некоторые вещи, в частности: кто был капитаном парохода "Эльтон"? Во всех доступных источниках имелись данные капитанов всех судов, кроме "Эльтона". Про капитана же "Эльтона" просто указывалось капитан "Эльтона". Ни имени, ни отчества, ни фамилии.
И я искал. Велика была моя радость, когда я нашел Ивана Федоровича Краснухина, мастера производственного обучения Ленинградской мореходной школы, а во время войны - матроса парохода "Магнитогорск", интернированного фашистами. В его воспоминаниях вроде бы нет ничего нового, но это были воспоминания не руководителя или активиста, опытного моряка, а человека, который вышел в 1941 году совсем еще молоденьким беспартийным пареньком едва ли не в первый свой рейс. Мне повезло здорово еще и потому, что у Ивана Федоровича сохранилась фотокарточка тех лет: группа интернированных моряков летом 1943 года во время отдыха на лесопильном заводе в городе Вайсенбург. Фотографировал их часовой, охраняющий объект (на фотокарточке запечатлелась даже его тень) на территории завода. Большинство в беретах, кое-кто в старых австрийских шинелях, в обмотках.
Такие вещи, как фотографирование на память, не разрешались, однако, охранник на свой страх и риск их сфотографировал, а Иван Федорович даже получил снимок на память. Получили ли снимки на память другие моряки, сфотографированные тогда же, он не знает. Это не афишировалось, так как все понимали, что за хранение такой фотокарточки могли быть очень большие неприятности, как им самим, так и фотографу. Причем, им самим могли быть не меньшие неприятности после войны, если б об этой фотокарточке узнали наши особисты. Иван Федорович хранил свою фотокарточку, как только мог: и в щелях барака, и завернутую в бумагу - в обуви, и в койке... И сохранил.
- Где вам удалось достать такую фотокарточку? Смотри-ка: Володя Сысоев, механик с "Хасана"; боцман с "Магнитогорска" Игорь Кроль; практиканты Рижской мореходки... - неподдельно удивляется Ю.Д.Клименченко.
Разумеется, Юрию Дмимтриевичу была презентована копия снимка. Он принял ее с благодарностью. Я же в течение трех дней имел возможность подробно ознакомиться с повестью "Замок Вюльцбург", опубликованной в журнале "Дальний Восток".
Много испытаний выпало на долю моряков интернированных судов. К моменту нападения Германии на Советский Союз эти суда стояли в портах Штеттин, Данциг и Любек, где уже хозяйничали фашисты. У многих было предчувствие приближения войны. Но что значит - предчувствие, если одно высказывание самой мысли об этом было небезопасным. Уверенность "великого вождя всех времен и народов" и его ближайшего окружения в том, что Германия не посмеет напасть на Советский Союз в нарушение условий договора о ненападении, подписанного руководителями Германии и СССР в 1939 году, было непререкаемым законом для каждой государственной и общественной структуры, для каждого человека. Поэтому и ТАСС сообщало всего за неделю до начала войны"...слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы". Даже когда война уже началась, о чем определенно говорили радиограммы, поступающие с судов, находящихся в Балтийском море !нападение на пароход "Рухно", торпедирование и гибель парохода "Гайсма" и т.д.), никаких официальных распоряжений от Наркомморфлота не поступало. Официальное распоряжение о том, чтобы все суда, находящиеся в южной части Балтийского моря зашли в ближайшие советские порты, поступило только 23 июня в 5 часов утра, то есть через сутки после начала войны. Это привело к тому, что фашистами было интернировано 32 советских судна с девятьюстами моряков из разных пароходств страны.
Но еще за несколько дней до нападения на нашу страну советские суда, стоявшие в портах Германии и оккупированных ею государств, были практически арестованы. Вот как это происходило на теплоходе "Хасан", который находился в порту Штеттин.
17 июня представитель портовой полиции под предлогом того, что фарватер закрыт для плавания иностранных судов, изъял мерительное свидетельство и сертификат на годность к плаванию. Капитан Балицкий сообщил о создавшемся тревожном положении заместителю полпреда в Берлине Зайцеву, а также представителю торгпредства в Штеттине Иванову. Представитель из Берлина обвинил Балицкого в паникерстве.
А 22 июня и экипажи интернированных судов были арестованы. Около девяти часов утра на пароходе "Эльтон", стоявшем рядом с "Хасаном", моряки услышали по радио и передали на "Хасан" о бомбежке советских городов немецкой авиацией. Сразу же были сожжены все секретно-мобилизационные и не подлежащие оглашению документы, а через четверть часа после этого на борт "Хасана" ворвались немецкие солдаты и расставили часовых.
При таких же примерно обстоятельствах были захвачены экипажи остальных советских судов, стоявших в немецких портах.
Моряки были заключены в различные концлагеря, но через две недели, когда немцы объявили, что будет произведен обмен моряков на немцев, интернированных в СССР, все команды были сведены в один концлагерь, который находился неподалеку от Берлина, у деревни Бланкенфельд. В нем собралось около двухсот пятидесяти моряков, но лишь пятьдесят восемь из них были отвезены в Турцию для отправки на Родину. Оставшиеся жили в лагере до 1 октября 1942 года, когда их отправили в Баварию, в город Вайсенбург. Там они были заключены в средневековую крепость Вюльцбург, расположенную в пятидесяти километрах от Нюрнберга.
Крепостные, двадцатиметровой толщины стены, неприступные рвы с поднятыми мостами отгораживали эту крепость от внешнего мира. В первую мировую войну в ней содержались русские военнопленные. Теперь же в ней находились помимо интернированных моряков советские военнопленные офицеры и генералы. Их и моряков разделяла колючая проволока. Общим было только место прогулки (на прогулку их водили поочередно) и лагерная уборная.
Моряков держали впроголодь. На завтрак давали кусок хлеба, в котором содержалось 80% древесной пыли, на обед похлебку-эрзац, от которой поднималась тошнота и боли в желудке.
- Есть хотелось всегда, - вспоминает Иван Федорович Краснухин. - То, что выдавалось на обед или завтрак, съедалось в один присест. Были случаи, когда в жару высыхали маленькие болотца, заключенные собирали на их дне улиток и ели этих улиток.
И это говорит человек, который работал на заводе, а для работающих норма питания была иная, чем для тех, кто на работы не выходил, не важно - не мог в результате недомогания или не хотел в знак протеста. А таких было немало. Чтобы не работать у немцев, некоторые моряки прививали себе болезни. Все капитаны и часть моряков из комсостава ни разу не вышли на работу и просидели в крепости безвыходно три с половиной года. Чтобы сломить непокорных, фашисты применяли угрозы и насилие, заставляя выходить на работу. Тех, кто не ходил на завод, заставляли делать в лагере пустую, никому не нужную работу мартышкин труд. Были случаи, когда моряка заставляли на тачке перевозить кучу гравия из одного места в другое, а другой моряк отвозил этот гравий снова на прежнее место. Получив от капитанов корректный отказ выходить на работу, руководство лагеря объявило, что капитаны не выходят на работу не в знак протеста, а в соответствии со своим положением - капитаны. Однако, питание у них, как и у всех неработающих, было скудным.
За всякие мелкие провинности заключенные подвергались порке и другим наказаниям.
Во время пребывания в этой крепости от голода и истязаний погибло тридцать четыре человека, двадцать человек были брошены в карцеры и тюрьмы за отказ от работы и попытки побега. Побег готовился совместно с военнопленными: должны были бежать двое военных и трое моряков. Побег сорвался по вине предателя из военнопленных военврача Дубровского. Другие побеги были также неудачны.
Ни толстые стены, ни глубокие рвы, ни жестокие наказания не смогли сломить заключенных. Они узнавали о положении на фронтах из тайных прослушиваний радиопередач. А приемник смастерили сами из обрывков проволоки, кусков жести и случайно найденных деталей. Моряки сами нарисовали географическую карту, и каждый раз кто-нибудь из них вычерчивал на ней изменения линии фронта. Все, естественно, приходилось прятать от охраны.
Капитаны в крепости продолжали руководить людьми, сохраняя структуру судовых экипажей.
Моряки принципиально не учили немецкий язык и не говорили на нем, кто мог это делать. Зато изучали английский язык. Капитан Балицкий даже перевел с английского языка на русский два романа.
Здесь же в крепости был создан кружок штурманов маломерных судов и механиков третьего разряда. С матросами занимались капитаны Балицкий и Дальк. Учились серьезно. Устраивали потом экзамены, причем записи приходилось вести на этикетках, обрывках рекламы и т.д. Эти записи гласили: "Подлежит обмену на диплом в конторе капитана Ленинградского порта". После возвращения на Родину многие из этих курсантов получили дипломы судоводителей и механиков.
21 апреля 1945 года всех моряков вывели из крепости и погнали по направлению к Дунаю. Приближалась американская армия. Немцам нужно было предотвратить встречу этой армии с советскими моряками. Но встреча все же состоялась. В сорока километрах от Вюльцбурга, в деревне Мекенлое, колонну моряков настигли войска третьей американской союзной армии, и моряки были освобождены. А 9 июля победного года сто восемьдесят моряков, оставшихся в живых, прибыли в город на Неве.
- Хрисанф Антонович, как вы считаете, почему в литературе об интернированных нигде не упоминается фамилия капитана парохода "Эльтон"?
- Все просто. По этому вопросу меня вызывали в Смольный. И там я сказал, что скажу тебе. Капитан Иван Иванович Филиппов не был ни изменником Родины, ни просто слабым человеком. У него было свое мнение на отдельные явления. Что ему было поставлено в вину? Когда фашисты оккупировали палубы советских судов и приказали спустить государственные флаги, мы флаги не спустили, и они были сорваны фашистами. Филиппов же исполнил приказ, мотивируя это тем, что флаги снимут все равно, да еще надругаются при этом. Так что стоит ли обострять отношения?.. Когда мы бойкотировали немецкий язык, он охотно разговаривал по-немецки - для практики. Мы его логики, особенно тогда, не понимали. Кроме того, когда командованию союзной армии нужен был человек из числа интернированных, знающий немецкий и английский языки, никто не изъявил желания остаться еще на какое-то время в Европе, всем хотелось поскорее домой. Капитан же Филиппов добровольно согласился остаться в роли переводчика. Конечно, это было нужно для дела, но все это тогда у нас вызывало неприязнь. В Смольном я сказал, что предателем капитан Филиппов не был. Что же касается решения не называть его фамилию даже при описании его действий, ну, такое может быть только у нас. Помню, после разоблачения антипартийной группы в 1956 году турбоэлектроход "Вячеслав Молотов" был переименован в "Балтику". И прекрасно. Но при описании его боевых действий во время войны не разрешалось писать "Вячеслав Молотов", а рекомендовали писать: "турбоэлектроход, именуемый ныне "Балтика". Вот так-то.
Светлыми летними вечерами на даче в Мартышкино мы беседовали с Балицким Хрисанфом Антоновичем о его былом, в том числе и о капитане Филиппове. Капитан Филиппов И.И. проживал на юге страны. Все послевоенное время после сложной процедуры проверки он проплавал между портами двух наших морей Азовского и Черного.
Да, по-разному сложились судьбы моряков с интернированных судов после войны. Большинство из них продолжало работать в Балтийском морском пароходстве. Правда, не все на загранлиниях. Но уважения заслуживают все, самоотверженно одолевшие тяготы жизни и унижения в немецких концлагерях.
НА КАПИТАНСКОМ МОСТИКЕ
С капитаном дальнего плавания Хирхасовым Борисом Михайловичем мне довелось встречаться в совете ветеранов Балтийского морского пароходства в 1972 году и у него дома на улице Карташихина, что на Васильевском острове. Нужно сказать, что первая встреча полностью оправдала мои ожидания. А ожидал я встретить рослого, крепкого человека с выправкой морского офицера. Действительно, от всей фигуры Бориса Михайловича исходила какая-то невидимая сила волевого человека.
Я беседовал с легендарной личностью и несколько робел, что, по-видимому, не ускользнуло от взгляда старого моряка. Он достал довольно объемистую папку, в которой находились порыжевшие от времени документы: газеты, донесения, письма, удостоверения...
- Наиболее памятными из тех военных дней для меня остались суровые дни августа-ноября 1941 года - наша партизанская жизнь. Возможно, из-за своей необычности для водоплавающих. По решению военного командования в середине августа в пароходстве были сформированы два партизанских отряда общей численностью сто человек, - рассказывает Борис Михайлович. - Я был назначен командиром одного из них. Моряки, инженеры, портовые рабочие - вот состав этих отрядов. Костяк формирования отрядов - добровольцы. Записывались чуть ли не целыми экипажами. Помню, боцман Д.Е.Гродзенчук заявил, что моряки его парохода на собрании решили все до одного вступить в партизаны, не колеблясь идти в тыл врага. Естественно, отбор был самый тщательный и строгий. Из тех моряков отобрали только тринадцать человек, остальных оставили на судне. А вообще, в первый же день после решения организовать партизанские отряды из моряков добровольцами в них записалось сто пятьдесят человек. Заявления поступали и в последующие дни. Всего же было отобрано только сто человек. Специалистов не было. Поэтому оба партизанских отряда подчинялись командиру второго отряда старшему лейтенанту Красной Армии Е.Ф.Туваловичу. Месячной подготовки было, конечно, недостаточно для выхода в рейды, но время было такое, что на большее рассчитывать мы не могли. Нас одели в синие комбинезоны. Не у всех было личное оружие, но зато почти каждый был обвешан пулеметными лентами.
Капитан рассказывает, а взгляд его сосредоточен где-то над моей головой - капитан там, в осени сорок первого, за линией фронта.
Наиболее серьезные операции проводились сообща, двумя отрядами, после предварительного совещания командования обоих отрядов. В архивах БГМП (Балтийское Государственное морское пароходство) и ЛПА сохранились документы, характеризующие деятельность партизан-моряков. Вот первые операции партизан, перешедших линию фронта во второй половине августа в районе железнодорожной станции Волосово. Одна группа партизан напала на железнодорожную станцию Извары, разгромила небольшой фашистский гарнизон в деревне Раково и уничтожила двухмоторный немецкий бомбардировщик, обнаруженный разведкой на окраине деревни Домашковицы. Другая группа заминировала Псковское шоссе на участке между Лугой и Ленинградом и взорвала несколько автомашин, в том числе одну штабную. По данным отряда советская авиация успешно наносила бомбовые удары по скоплениям мотомехчастей и танков врага, уничтожила аэродром противника с его материальной частью.
С получением приказа о возвращении в Ленинград на отдых, экипировку и получение нового задания, партизаны ночью прошли между немецкими дозорами, пулеметные расчеты которых располагались в двухстах - двухстах пятидесяти метрах один от другого, и к утру вышли к своим, не потеряв ни одного бойца. А через восемь дней - снова за линию фронта. Теперь было скомплектовано несколько отрядов по двадцать пять - тридцать человек в каждом. Общее командование осуществлял Е.Ф.Тувалович.
На этот раз переходили линию фронта у деревни Погостье. Район действия - станция Любань. В этом походе партизанами был уничтожен железнодорожный состав из одиннадцати вагонов с вооружением, происходили схватки с карателями. В конце октября 1941 года, когда партизаны снова возвращались в Ленинград, они взорвали еще один железнодорожный состав.
Партизанские отряды моряков-балтийцев действовали до конца ноября 1941 года. Ряды ленинградских партизан к тому времени выросли, и командование решило, что моряки должны вернуться на флот.
За мужество и героизм многие моряки были награждены боевыми наградами. Четверо - орденами Красного Знамени. Среди них - Борис Михайлович Хирхасов.
- Какие были ребята! - продолжает рассказ капитан. - Не всем довелось дожить до победы. В боях с фашистами пали Жора Арутюнов, Коля Комолов, Женя Шмаров и Саша Иванов. Позднее погиб Борис Ентин. Он вместе с И.М.Мельником, А.Н.Пенкиным и другими моряками, зарекомендовавшими себя опытными партизанами, был оставлен в партизанах ленинградских лесов после ликвидации отрядов моряков-партизан. Многие потом умерли от голода. Слишком мало о них написано. В балтийском центральном проектно-конструкторском бюро работает Г.И.Вольперт, бывший начальник штаба партизанского отряда моряков. Большая надежда на него. И талант есть, и материалы имеются.
Да. Какие были ребята!!. Разумеется, к ним относится и мой собеседник.
...И снова он в море. На этот раз на капитанском мостике парохода "Майя"
(ВТ-538), который под вражеским огнем совершил десятки круговых рейсов Ленинград - Ораниенбаум, выполняя задания командования по перевозке ценных грузов. И каждый рейс без преувеличения можно назвать огненным.
- Как-то загорелись нефтебаки, занялся причал, у которого стояла "Майя", - продолжает свой рассказ Борис Михайлович. Огонь быстро подбирался к судну по суше и по морю. А рядом сыпятся осколки разрывающихся у самого борта бомб. Пришлось рубить швартовы, чтобы от него уйти. Ушли благополучно.