Страница:
– Например, – рассказывал Генрих, – тому, кого поймают за кражу дичи, отрубают руку. Лес священен, а правосудие в Англии образцовое. Если когда-нибудь я стану королем Англии, то ратифицирую «лесной суд присяжных» и заставлю применять наказание. Уж поверьте мне.
Алиенору это привело в недоумение. Неужели Англия, о которой она так мечтала, столь ужасна?
– Да уж что там, – ответил Генрих, – у вас своих лесорубов и еретиков хватает.
Генрих уважал любой труд и ненавидел лень. Для того чтобы страна хорошо жила, ее население должно быть активным и никогда не проявлять инертности.
– Вы мне нравитесь, Генрих, потому что вам по душе простая жизнь, – сказала Алиенора. – Наши прекрасные виконты де Комборн, де Вантадур, де Тюренн, наши владельцы замка де Помпадур, де Сегюр, де Ноай едва ли обращают внимание на этих отважных простых людей. У нас любят яркие цвета, и, если мельник благосклонно относится к деревне и ее окрестностям, деревенские женщины и девушки не стесняются попросить у него в подарок полосатые пояса, украшенные серебром. Конечно, они очень рискуют: мужья могут их побить, если обнаружат подарки. Поэтому свое приданое они прячут на сеновале.
И снова Генрих сажает жену в свое седло, однако некоторое сомнение закрадывается в его душу.
– Все эти простаки, на общение с которыми мы потратили столько времени, исправно ли они платят аренду?
– Об этом надо спросить у нашего прево, у вигье[10]. Наши крестьяне платят – как и у вас – десятины, оброки, барщины, которые время от времени выкупают, кроме того, имеются наши собственные налоги. В каждом хозяйстве есть улей, и крестьяне обязаны давать либо мед, либо воск для освещения. Нам не хватает света от очагов. Но мы не можем конкурировать с вашим налогом, который называем «винада» и который у вас, несомненно, имеется в Анжу. Винада… Красивое название. Аббатство Болье привело все в порядок, ухаживало за виноградниками, которые существовали еще во времена римлян. Видите, насколько этот налог стар…
– Чтобы защитить Пуату, Анжу, Нормандию, а может быть, скоро и Англию, единственный выход – война! И победа в этой войне для нас столь же ценна, как соль ваших копей. Значит, ее нужно приближать.
– Женщины предпочитают мир, монсеньор, это их самое заветное желание.
– Я буду защищать ваше герцогство, но не так, как это понимают при любовном ухаживании. Вассал вашего сердца, я господин в своем королевстве.
Они проезжали мимо болота, в котором на исходе дня зажигались блуждающие огоньки, перескакивающие с травинки на травинку и внезапно вспыхивающие там, где их никто не ожидал, и так же неожиданно гаснущие, когда, казалось, они были совсем близко!
– У вас много знакомых музыкантов, которые преклоняются перед вами. Я же в их кошачьих концертах не нуждаюсь.
Поздно ночью, верхом на одной лошади, доведенной до изнеможения, супруги возвратились в замок, где в покои Алиеноры им подали обильный, восстанавливающий силы ужин.
Глава 3
Глава 4
Алиенору это привело в недоумение. Неужели Англия, о которой она так мечтала, столь ужасна?
– Да уж что там, – ответил Генрих, – у вас своих лесорубов и еретиков хватает.
Генрих уважал любой труд и ненавидел лень. Для того чтобы страна хорошо жила, ее население должно быть активным и никогда не проявлять инертности.
– Вы мне нравитесь, Генрих, потому что вам по душе простая жизнь, – сказала Алиенора. – Наши прекрасные виконты де Комборн, де Вантадур, де Тюренн, наши владельцы замка де Помпадур, де Сегюр, де Ноай едва ли обращают внимание на этих отважных простых людей. У нас любят яркие цвета, и, если мельник благосклонно относится к деревне и ее окрестностям, деревенские женщины и девушки не стесняются попросить у него в подарок полосатые пояса, украшенные серебром. Конечно, они очень рискуют: мужья могут их побить, если обнаружат подарки. Поэтому свое приданое они прячут на сеновале.
И снова Генрих сажает жену в свое седло, однако некоторое сомнение закрадывается в его душу.
– Все эти простаки, на общение с которыми мы потратили столько времени, исправно ли они платят аренду?
– Об этом надо спросить у нашего прево, у вигье[10]. Наши крестьяне платят – как и у вас – десятины, оброки, барщины, которые время от времени выкупают, кроме того, имеются наши собственные налоги. В каждом хозяйстве есть улей, и крестьяне обязаны давать либо мед, либо воск для освещения. Нам не хватает света от очагов. Но мы не можем конкурировать с вашим налогом, который называем «винада» и который у вас, несомненно, имеется в Анжу. Винада… Красивое название. Аббатство Болье привело все в порядок, ухаживало за виноградниками, которые существовали еще во времена римлян. Видите, насколько этот налог стар…
– Чтобы защитить Пуату, Анжу, Нормандию, а может быть, скоро и Англию, единственный выход – война! И победа в этой войне для нас столь же ценна, как соль ваших копей. Значит, ее нужно приближать.
– Женщины предпочитают мир, монсеньор, это их самое заветное желание.
– Я буду защищать ваше герцогство, но не так, как это понимают при любовном ухаживании. Вассал вашего сердца, я господин в своем королевстве.
Они проезжали мимо болота, в котором на исходе дня зажигались блуждающие огоньки, перескакивающие с травинки на травинку и внезапно вспыхивающие там, где их никто не ожидал, и так же неожиданно гаснущие, когда, казалось, они были совсем близко!
– У вас много знакомых музыкантов, которые преклоняются перед вами. Я же в их кошачьих концертах не нуждаюсь.
Поздно ночью, верхом на одной лошади, доведенной до изнеможения, супруги возвратились в замок, где в покои Алиеноры им подали обильный, восстанавливающий силы ужин.
Глава 3
Рождение Гийома
В первую очередь рождение сына Алиеноры касалось его отца, Генриха, который в это время находился в Англии. О рождении собственного наследника он узнал почти одновременно с новостью о смерти Эсташа, наследника короля Стефана. Понятна радость двадцатилетнего отца, но кончина претендента на трон Англии порадовала его вдвойне.
– Теперь у меня есть сын, – объявил он своему казначею Гарену. – Я смогу передать ему корону.
– Монсеньор, безусловно, вы правы, но еще остается отец Эсташа.
– Я даю ему три месяца. Ты видел, в каком состоянии находится Англия? Я прикажу заковать в кандалы всех наемников предателя, которые досаждали простым людям, грабили и разоряли мои леса. Я добьюсь одобрения Церкви, пообещав восстановить мир, и успокою архиепископа Теобальда. У меня есть перечень полутора тысяч замков, которые я заставлю сжечь, чтобы показать их владельцам-изменникам, кто здесь хозяин. Во Французском королевстве этот несчастный Людовик зависит от любого из своих вассалов. Его супруга свалилась мне прямо в руки. В старых королевствах подобных королей не уважают. Мой прадед не считался ни с какими препятствиями для выполнения своей воли, и он был прав. Как ты думаешь, стали бы называть его Завоевателем просто так? Мы вернемся к старым добрым английским традициям. Я применю нормандский закон: сорок дней в году рыцари, число которых установлю сам, будут предоставлены мне баронами, и надо проследить, чтобы они соблюдали срок службы. Мне одному будет принадлежать право чеканить монету, как это делал герцог Нормандский, а суд будут творить мои судьи, а не бароны. Я постараюсь примирить правосудие с Церковью. Архиепископу Теобальду не придется жаловаться на меня, если он поможет мне быстро завоевать корону. Но потом прелаты будут слушаться меня, потому что я устрою так, что назначать их буду сам.
– А как же Папа, монсеньор?
– Тебе хорошо известно, – сказал Генрих, что англичане не любят пап. Если папы не устраивают их, англичане заставляют избирать других. Однако папы являются могучими союзниками, которых надо вознаградить, если они будут ходить по струнке.
– Монсеньор, всемогущая Церковь может не только возвести вас на трон, но и свергнуть.
– Если нужно вывести Англию из состояния разбоя, в которое она погружена, я стану правой рукой Церкви с хорошим канцлером и хорошим архиепископом.
А в это время Алиенора мирно проводила свои дни в Пуатье. Плантагенет решил, что она может также жить и в Анжу или Руане. Как только он получит уверенность в том, что ему достанется английский трон, супруга соберет вещи, чтобы присоединиться к нему. Алиенора пользовалась благословенными днями, радовалась рождению сына, и это делало ее счастливой. Гийом, будущий граф Пуатье, прекрасно развивался и понемногу подрастал.
Она присвоила ему титул герцога Аквитанского, пытаясь таким образом развеять мечты Людовика об Аквитании, которую сначала предназначала для дочерей. Малышки последний раз видели мать, когда она, покинув короля, обещала как-нибудь их навестить. Согласно обычаю, маленьких девочек выдавали замуж почти с колыбели, и они часто покидали семейный кров в самом раннем возрасте, отправляясь в семью будущего мужа, где их воспитывали до тех пор, пока они не достигали возраста, когда можно было выйти замуж. Алиенора была бесконечно благодарна Генриху за то, что он дал ей мальчика, который уничтожил преследовавшее ее проклятие[11].
Богу было угодно, чтобы Людовик VII успокоился и, следуя совету Бернара Клервоского, выбрал в супруги очень религиозную христианку.
В своем герцогстве Алиенора окружила себя трубадурами, заставляя их петь гимны любви.
Почему любовь считают грехом? На суровость Церкви надо было ответить подобающим языком, языком любви, лишенной пороков, которые ей приписывали. Именно с этим намерением во время вечерних посиделок герцогиня приглашала лютнистов и флейтистов. Сидя у ее ног, они вели разговоры о музыке. Велись также и беседы на исторические темы. Пуатье должен стать спасительным прибежищем для всех, кто почитает любовь. Для тех, кто свободно выражает свои мысли в поэтической форме стихами «кансон», в то время как весна возрождает в полях фарандолы влюбленных.
Переезжая из замка в замок, Алиенора всюду представляет своего сына, но уже начинает чувствовать, что ей не хватает силы и страстных ласк Плантагенета. Она знает, что муж скрупулезно выполняет все, что наметил для завоевания Англии: он сосредоточил внимание всех властей на своей персоне, роль высокопоставленных чиновников будет сведена к его аппарату, даже самые близкие доверенные люди смогут только слепо повиноваться ему. И все же герцогиня надеется, что муж предоставит ей часть своей власти, когда отправится в какой-нибудь военный поход. Она опасалась только влияния на него матери. Матильда построила свою жизнь так, чтобы увенчать Генриха короной Англии. Он захочет подмять под себя Пуату. На этом кончается доверие Алиеноры. Конечно, она нуждалась в нем, чтобы усмирить семьи Тюреннов, Лузиньянов, Комборнов, которые всегда создавали смуту, а также Туаров, но она опасалась, как бы Генрих не пробудил старые кровавые конфликты.
Однако в данный момент все это ее не волнует, и она полностью предается радостям материнства, восхвалениям, которые ей изящно посвящает Бернарт де Вентадорн, молодой красавчик-трубадур, чей поэтический талант совершенствовался в путешествиях, пока не достиг замка Алиеноры в Пуатье. Его лютня столь же нежна, как и его взгляд, потому что он воспевает совсем простую радость жизни и желание любви. Генрих ревнует к нему, несмотря на все заверения, которые Алиенора дает мужу через своих посланников. Плантагенету поют дифирамбы и мечтают о том, как приготовят к его коронации, если она действительно произойдет, большой жест[12], который поведает о заслугах Генриха и величии его предков. Поэма не затрагивает ничего нового, но говорит о том, что уже называют «темой»[13] Бретани, и Плантагенет это знает.
С начала XII века между портами Бордо, Ла-Рошель и Англией существовали оживленные торговые отношения. В поисках соли в них заходили корабли в расширенные устья рек Луары и Жиронды, и моряки передавали устные истории бардов и подвиги всех королей и графов, которые когда-либо правили Бретанью[14].
Генрих должен стать героем легенды и воином и не вызвать к себе ненависти. Однако этот парадокс ее не встревожил. Но как отыскать след доброго короля Артура? Ходили слухи, что после его смерти солдаты спрятали тело в дупле столетнего дуба, чтобы останки не достались врагам[15].
За четыре месяца Генрих подготовил Англию к своей коронации. Рождение Вильгельма (Гийома) его ободряет, победа кажется близкой. Он высадился в Англии во главе небольшой армии в тот момент, когда последователи Стефана осаждали замок Уолингфорд, хозяин которого поддерживал королеву Матильду. Генрих решает стать союзником осажденных. Он осмеливается осадить дворец епископа Солсберийского. Тем временем из-за сильных дождей Темза вышла из берегов, и вражеское войско отступило. Генрих осадил замок Кроумарш. Фламандские наемники, которых оплачивал Стефан, увидев стратегический талант и военное могущество Генриха, не захотели более рисковать жизнью и защищать Стефана. Сразу же встал вопрос о перемирии. Теобальд Бекский, архиепископ Кентерберийский, был одним из первых, кто посоветовал Стефану не вызывать гнева Генриха. К нему присоединился епископ Винчестерский[16], брат Стефана Блуаского, который не желал видеть Эсташа, никуда не годного и опасного сына Стефана, на троне Англии. Эсташ заболел и умер, чего Генрих совсем не ожидал. Это событие произошло как раз накануне рождения его сына Вильгельма.
Не в состоянии остановиться в своих намерениях, Плантагенет один за другим завоевал замки – Стамфордский, Ноттингемский, Редингский, Барнуэлльский, Уорвикский – и добился покорности одного из самых могущественных баронов Англии, графа Лестерского. Алиенора могла приказать своим поэтам уже начинать оттачивать рифмы в поэмах, посвященных герою дня. Генрих Плантагенет из Нормандской династии, без сомнения, будет королем сильным, твердым и диким. Мир, о котором мечтала бедная Англия, был подписан 6 ноября 1153 года в Уоллингфорде. Архиепископ Кентерберийский не ошибся в своем выборе. Правление королевством было доверено Генриху Плантагенету, которого в результате переговоров назвали наследником Стефана. Договор был ратифицирован на ассамблее баронов в Винчестере и объединил Стефана и Генриха в Лондоне, и ликующая толпа встретила их рукоплесканиями[17].
В середине января Генрих принял присягу верности крупнейших баронов и по этому случаю объявил о двух проектах, которые наметил: реформе денежной системы и составлении списка из полутора тысяч замков, подлежащих разрушению[18]. При этом самой срочной мерой оставалось выдворение фламандских наемников, нанесших огромный ущерб стране, среди которых были такие, как Вильгельм Ипрский, завладевший значительными земельными наделами. Повсюду Генрих действует как освободитель. После взятия и разрушения Кроумарша он призвал к порядку таких людей, как Вильгельм де Керси, Ричард де Люсе, Вильгельм Мартел, заставив вернуть добычу, отнятую у населения. Вскоре была объявлена амнистия. Генрих призывает в свое окружение, несомненно, чтобы лучше за ними следить, своих прежних преследователей, чем приводит Гарена, казначея, в необыкновенную ярость.
Вскоре Генрих садится на корабль, чтобы увидеть сына, но этот старый лис, король Франции, всегда готовый укусить, требует испросить его согласия на это. Людовик, как всегда, нуждался в деньгах. Генрих выкупил свою вассальную зависимость, вернул себе замки Вернон и Нефмарше.
Гораздо больше его беспокоила Аквитания. Во время женитьбы на герцогине Генриху довольно ясно дали понять, что он не является герцогом Аквитанским. Кроме баронов Онис и Сантонж и города Ла-Рошель, которые были преданы, благодаря обещанию увеличить торговлю с Англией, он чувствовал по отношению к себе сильную враждебность. Бароны не одобряли, что одна из их женщин вышла замуж за этого баронета Анжуйского. Но Алиенора любила Генриха, и в будущем Плантагенет рассчитывал доказать, что она даст ему хорошую династию. Его сын уже носит титул герцога, что усиливает позицию Алиеноры по отношению к первому мужу и баронам соседних областей. Генрих счел уместным по совету своей матери, королевы Мод (Матильды), привезти Алиенору в Нормандию, чтобы ее там приняли. В конце марта он встретился со своей сияющей супругой, увидел сына Вильгельма и взял в свои руки герцогства, которые его отец Жоффруа был вынужден отдать, когда искал союзников против Стефана. Затем вместе с Алиенорой Генрих совершает ознакомительную поездку по Аквитании.
Супруга находит его повзрослевшим и удовлетворенным. Она мысленно хвалит себя за веселый вид и смелый взгляд мужа. Генрих снова обретает над ней полную власть, и для него не остается сомнения: жена и герцогство неразделимы. Он хочет быть хозяином всего этого. Алиенора успокаивает мужа:
– Владельцы замков, которые стоят на страже нашего герцогства, вассалы моей семьи, верные жители Пуату из нашего окружения – все готовы вам служить. Многочисленные бароны, особенно из Гаскони, вас приняли. Наши извечные враги Туары и графы Ангулемские никогда не могли вынести возвышение графов из династии Пуатье.
– Я ими займусь. Теперь я знаю этих наследственных врагов Пуату…
– Теперь у меня есть сын, – объявил он своему казначею Гарену. – Я смогу передать ему корону.
– Монсеньор, безусловно, вы правы, но еще остается отец Эсташа.
– Я даю ему три месяца. Ты видел, в каком состоянии находится Англия? Я прикажу заковать в кандалы всех наемников предателя, которые досаждали простым людям, грабили и разоряли мои леса. Я добьюсь одобрения Церкви, пообещав восстановить мир, и успокою архиепископа Теобальда. У меня есть перечень полутора тысяч замков, которые я заставлю сжечь, чтобы показать их владельцам-изменникам, кто здесь хозяин. Во Французском королевстве этот несчастный Людовик зависит от любого из своих вассалов. Его супруга свалилась мне прямо в руки. В старых королевствах подобных королей не уважают. Мой прадед не считался ни с какими препятствиями для выполнения своей воли, и он был прав. Как ты думаешь, стали бы называть его Завоевателем просто так? Мы вернемся к старым добрым английским традициям. Я применю нормандский закон: сорок дней в году рыцари, число которых установлю сам, будут предоставлены мне баронами, и надо проследить, чтобы они соблюдали срок службы. Мне одному будет принадлежать право чеканить монету, как это делал герцог Нормандский, а суд будут творить мои судьи, а не бароны. Я постараюсь примирить правосудие с Церковью. Архиепископу Теобальду не придется жаловаться на меня, если он поможет мне быстро завоевать корону. Но потом прелаты будут слушаться меня, потому что я устрою так, что назначать их буду сам.
– А как же Папа, монсеньор?
– Тебе хорошо известно, – сказал Генрих, что англичане не любят пап. Если папы не устраивают их, англичане заставляют избирать других. Однако папы являются могучими союзниками, которых надо вознаградить, если они будут ходить по струнке.
– Монсеньор, всемогущая Церковь может не только возвести вас на трон, но и свергнуть.
– Если нужно вывести Англию из состояния разбоя, в которое она погружена, я стану правой рукой Церкви с хорошим канцлером и хорошим архиепископом.
А в это время Алиенора мирно проводила свои дни в Пуатье. Плантагенет решил, что она может также жить и в Анжу или Руане. Как только он получит уверенность в том, что ему достанется английский трон, супруга соберет вещи, чтобы присоединиться к нему. Алиенора пользовалась благословенными днями, радовалась рождению сына, и это делало ее счастливой. Гийом, будущий граф Пуатье, прекрасно развивался и понемногу подрастал.
Она присвоила ему титул герцога Аквитанского, пытаясь таким образом развеять мечты Людовика об Аквитании, которую сначала предназначала для дочерей. Малышки последний раз видели мать, когда она, покинув короля, обещала как-нибудь их навестить. Согласно обычаю, маленьких девочек выдавали замуж почти с колыбели, и они часто покидали семейный кров в самом раннем возрасте, отправляясь в семью будущего мужа, где их воспитывали до тех пор, пока они не достигали возраста, когда можно было выйти замуж. Алиенора была бесконечно благодарна Генриху за то, что он дал ей мальчика, который уничтожил преследовавшее ее проклятие[11].
Богу было угодно, чтобы Людовик VII успокоился и, следуя совету Бернара Клервоского, выбрал в супруги очень религиозную христианку.
В своем герцогстве Алиенора окружила себя трубадурами, заставляя их петь гимны любви.
Почему любовь считают грехом? На суровость Церкви надо было ответить подобающим языком, языком любви, лишенной пороков, которые ей приписывали. Именно с этим намерением во время вечерних посиделок герцогиня приглашала лютнистов и флейтистов. Сидя у ее ног, они вели разговоры о музыке. Велись также и беседы на исторические темы. Пуатье должен стать спасительным прибежищем для всех, кто почитает любовь. Для тех, кто свободно выражает свои мысли в поэтической форме стихами «кансон», в то время как весна возрождает в полях фарандолы влюбленных.
Переезжая из замка в замок, Алиенора всюду представляет своего сына, но уже начинает чувствовать, что ей не хватает силы и страстных ласк Плантагенета. Она знает, что муж скрупулезно выполняет все, что наметил для завоевания Англии: он сосредоточил внимание всех властей на своей персоне, роль высокопоставленных чиновников будет сведена к его аппарату, даже самые близкие доверенные люди смогут только слепо повиноваться ему. И все же герцогиня надеется, что муж предоставит ей часть своей власти, когда отправится в какой-нибудь военный поход. Она опасалась только влияния на него матери. Матильда построила свою жизнь так, чтобы увенчать Генриха короной Англии. Он захочет подмять под себя Пуату. На этом кончается доверие Алиеноры. Конечно, она нуждалась в нем, чтобы усмирить семьи Тюреннов, Лузиньянов, Комборнов, которые всегда создавали смуту, а также Туаров, но она опасалась, как бы Генрих не пробудил старые кровавые конфликты.
Однако в данный момент все это ее не волнует, и она полностью предается радостям материнства, восхвалениям, которые ей изящно посвящает Бернарт де Вентадорн, молодой красавчик-трубадур, чей поэтический талант совершенствовался в путешествиях, пока не достиг замка Алиеноры в Пуатье. Его лютня столь же нежна, как и его взгляд, потому что он воспевает совсем простую радость жизни и желание любви. Генрих ревнует к нему, несмотря на все заверения, которые Алиенора дает мужу через своих посланников. Плантагенету поют дифирамбы и мечтают о том, как приготовят к его коронации, если она действительно произойдет, большой жест[12], который поведает о заслугах Генриха и величии его предков. Поэма не затрагивает ничего нового, но говорит о том, что уже называют «темой»[13] Бретани, и Плантагенет это знает.
С начала XII века между портами Бордо, Ла-Рошель и Англией существовали оживленные торговые отношения. В поисках соли в них заходили корабли в расширенные устья рек Луары и Жиронды, и моряки передавали устные истории бардов и подвиги всех королей и графов, которые когда-либо правили Бретанью[14].
Генрих должен стать героем легенды и воином и не вызвать к себе ненависти. Однако этот парадокс ее не встревожил. Но как отыскать след доброго короля Артура? Ходили слухи, что после его смерти солдаты спрятали тело в дупле столетнего дуба, чтобы останки не достались врагам[15].
За четыре месяца Генрих подготовил Англию к своей коронации. Рождение Вильгельма (Гийома) его ободряет, победа кажется близкой. Он высадился в Англии во главе небольшой армии в тот момент, когда последователи Стефана осаждали замок Уолингфорд, хозяин которого поддерживал королеву Матильду. Генрих решает стать союзником осажденных. Он осмеливается осадить дворец епископа Солсберийского. Тем временем из-за сильных дождей Темза вышла из берегов, и вражеское войско отступило. Генрих осадил замок Кроумарш. Фламандские наемники, которых оплачивал Стефан, увидев стратегический талант и военное могущество Генриха, не захотели более рисковать жизнью и защищать Стефана. Сразу же встал вопрос о перемирии. Теобальд Бекский, архиепископ Кентерберийский, был одним из первых, кто посоветовал Стефану не вызывать гнева Генриха. К нему присоединился епископ Винчестерский[16], брат Стефана Блуаского, который не желал видеть Эсташа, никуда не годного и опасного сына Стефана, на троне Англии. Эсташ заболел и умер, чего Генрих совсем не ожидал. Это событие произошло как раз накануне рождения его сына Вильгельма.
Не в состоянии остановиться в своих намерениях, Плантагенет один за другим завоевал замки – Стамфордский, Ноттингемский, Редингский, Барнуэлльский, Уорвикский – и добился покорности одного из самых могущественных баронов Англии, графа Лестерского. Алиенора могла приказать своим поэтам уже начинать оттачивать рифмы в поэмах, посвященных герою дня. Генрих Плантагенет из Нормандской династии, без сомнения, будет королем сильным, твердым и диким. Мир, о котором мечтала бедная Англия, был подписан 6 ноября 1153 года в Уоллингфорде. Архиепископ Кентерберийский не ошибся в своем выборе. Правление королевством было доверено Генриху Плантагенету, которого в результате переговоров назвали наследником Стефана. Договор был ратифицирован на ассамблее баронов в Винчестере и объединил Стефана и Генриха в Лондоне, и ликующая толпа встретила их рукоплесканиями[17].
В середине января Генрих принял присягу верности крупнейших баронов и по этому случаю объявил о двух проектах, которые наметил: реформе денежной системы и составлении списка из полутора тысяч замков, подлежащих разрушению[18]. При этом самой срочной мерой оставалось выдворение фламандских наемников, нанесших огромный ущерб стране, среди которых были такие, как Вильгельм Ипрский, завладевший значительными земельными наделами. Повсюду Генрих действует как освободитель. После взятия и разрушения Кроумарша он призвал к порядку таких людей, как Вильгельм де Керси, Ричард де Люсе, Вильгельм Мартел, заставив вернуть добычу, отнятую у населения. Вскоре была объявлена амнистия. Генрих призывает в свое окружение, несомненно, чтобы лучше за ними следить, своих прежних преследователей, чем приводит Гарена, казначея, в необыкновенную ярость.
Вскоре Генрих садится на корабль, чтобы увидеть сына, но этот старый лис, король Франции, всегда готовый укусить, требует испросить его согласия на это. Людовик, как всегда, нуждался в деньгах. Генрих выкупил свою вассальную зависимость, вернул себе замки Вернон и Нефмарше.
Гораздо больше его беспокоила Аквитания. Во время женитьбы на герцогине Генриху довольно ясно дали понять, что он не является герцогом Аквитанским. Кроме баронов Онис и Сантонж и города Ла-Рошель, которые были преданы, благодаря обещанию увеличить торговлю с Англией, он чувствовал по отношению к себе сильную враждебность. Бароны не одобряли, что одна из их женщин вышла замуж за этого баронета Анжуйского. Но Алиенора любила Генриха, и в будущем Плантагенет рассчитывал доказать, что она даст ему хорошую династию. Его сын уже носит титул герцога, что усиливает позицию Алиеноры по отношению к первому мужу и баронам соседних областей. Генрих счел уместным по совету своей матери, королевы Мод (Матильды), привезти Алиенору в Нормандию, чтобы ее там приняли. В конце марта он встретился со своей сияющей супругой, увидел сына Вильгельма и взял в свои руки герцогства, которые его отец Жоффруа был вынужден отдать, когда искал союзников против Стефана. Затем вместе с Алиенорой Генрих совершает ознакомительную поездку по Аквитании.
Супруга находит его повзрослевшим и удовлетворенным. Она мысленно хвалит себя за веселый вид и смелый взгляд мужа. Генрих снова обретает над ней полную власть, и для него не остается сомнения: жена и герцогство неразделимы. Он хочет быть хозяином всего этого. Алиенора успокаивает мужа:
– Владельцы замков, которые стоят на страже нашего герцогства, вассалы моей семьи, верные жители Пуату из нашего окружения – все готовы вам служить. Многочисленные бароны, особенно из Гаскони, вас приняли. Наши извечные враги Туары и графы Ангулемские никогда не могли вынести возвышение графов из династии Пуатье.
– Я ими займусь. Теперь я знаю этих наследственных врагов Пуату…
Глава 4
Коронация
Холодным ранним утром начала ноября, когда Генрих и Алиенора находились в Нормандии, в замок в Руане приехали гонцы. Тут же проснувшись, Генрих понял, что послание прибыло из Англии, и догадался, что оно очень важное. Развернув свиток, Плантагенет узнал о том, чего так долго ждал: пришла весть о назначении его королем Англии. Он сразу же подумал о матери, посвятившей этой цели всю свою жизнь. Справедливое вознаграждение судьбы. Генрих взглянул на спящую супругу, которая снова была беременна. Он разбудил ее, даже несколько грубо.
Новость пришла в тот момент, когда Плантагенет разрешил спорный вопрос с королем Франции, вернув себе крепости Вернон и Нефмарше за две тысячи марок, – поступок, о котором воздержался сообщить Алиеноре. Он принес присягу Людовику VII за герцогство Нормандское в августе 1154 года и чувствовал, что у него развязаны руки. Может быть, Алиенора нашла бы скандальным то, что он считал долгом своей чести ладить, по крайней мере для видимости, с ее бывшим мужем, так как согласился присоединиться к королевскому войску, собранному Людовиком для замирения Вексена.
Плантагенет посылает гонцов к своим братьям Гийому и Жоффруа и просит их срочно вернуться в Барфлёр с войсками. Алиенора приказывает готовить дорожные сундуки. Генрих наденет знаменитый королевский плащ с горностаевой опушкой. Она видит себя увенчанной английской королевской короной, усыпанной драгоценными камнями, вес которых заставлял сгибаться некоторых хилых английских королев. По ту сторону Ла-Манша лучше не быть слабой. Там ожидают сильных женщин, способных заставить себя бояться.
Генрих мобилизовал в Барфлёре всю нормандскую знать, чтобы она сопровождала его в Лондон, на случай, если в последний момент возникнут какие-нибудь осложнения. Со времени Винчестерского договора Нормандия стала центром англо-нормандского государства и сердцем нового королевства Плантагенета. Нормандские бароны занимают привилегированное положение в Англии, например семейство Мандевиллей, служившее арбитром в конфликте между Стефаном и Матильдой. Тот, кого Генрих ожидает с нетерпением, это епископ Байё, Филипп д’Аркур, самый значительный из баронов дю Бессен. Более сговорчивые по отношению к Генриху, чем бароны из Пуатье, длинноволосые нормандцы отвечают «Здесь!» на призыв короля Англии, и на дорогах, тянущихся вдоль берегов, от О до Котантена, с заходом в Канн, можно было видеть знатных рыцарей в доспехах и прекрасной экипировке, направляющихся в Барфлёр.
Генрих ждет их здесь, словно коронация должна происходить именно в этих местах, столь многочисленной была собравшаяся толпа. Он спешит погрузиться на корабли, которые в прежние времена возили его предка Великого Вильгельма! Лишь доспехи изменились, а дух завоевания остался прежним. Генрих, чувствующий себя здесь в своей тарелке больше, чем в Пуатье, ведет как королевская персона, в которую он скоро превратится. Он у себя дома, а Алиенора, как только ступила на нормандскую землю, перешла от сюзерена в положение вассала. Тем не менее Генрих держится рядом, рассказывает ей о лесах и замке Бонневиль-сюр-Тук, где Вильгельм Завоеватель принял присягу Гарольда[19]. В районе Донфрон ему принадлежат леса Теншебрей, богатые местными легендами, и песчаные равнины, где растет ракитник с золотистыми цветами, которые его отец и дед носили на своих шляпах[20], и еще более богатые леса, где росли особые виды дубов с толстой корой. Огромные деревья в день прибытия Генриха в Барфлёр очень сильно раскачивались от морских ветров, предвестников зимних штормов.
Холодно. Крестьяне в полях натягивают свои капюшоны, плотнее запахивают старые овечьи шкуры, вывернутые наизнанку, которые служат им жилетами. Генрих, в своем длинном плаще, держит военный совет. Он ведет разговор с епископом Байё о распоряжениях, которые нужно выполнить для коронации, о своем желании успокоить раздоры. Епископ уверяет его, что английский народ мечтает только о мире и он станет его гарантом. Бароны спрашивают друг друга: можно ли этому верить? Сеньоры из Лонгвилля и Арка, главные вассалы герцога на побережье, склоняются перед прелатом. Графы д’О – одни из самых могущественных англо-нормандских сеньоров, всем своим видом показывают, какие они важные и богатые.
Симон д’Эвре, знакомый с Алиенорой, как и многие другие сеньоры, по походам, ведет с ней беседу. Его земли находятся на границе Нормандии, в сфере влияния французского короля. Генрих, которому хочется узнать содержание этой беседы, направляет графа Роберта Лестерского, владеющего одним из самых крупных англонормандских поместий – Бретей. Формально граф должен справиться о здоровье Алиеноры, потому что благородные бароны беспокоятся о своей королеве и младенце Гийоме. На самом деле Генрих уже завидует ее новой власти. Порывы ветра бьют Алиенору в лицо, ей неуютно, к тому же она неважно себя чувствует, поскольку снова беременна.
Воспоминание, не очень давнее, о кораблекрушении «Белого корабля» в 1120 году в этом море, которое поглотило цвет англо-нормандской молодежи, все еще живо в ее памяти. Не будь этого кораблекрушения, Матильда, мать Генриха, не была бы призвана править Англией: ее брат, сын Генриха Боклерка Гийом Аделей, должен был стать его преемником, но погиб при кораблекрушении.
Надо было бы бросить вызов стихии, но вот уже неделю бушующие волны ревели, как дикие быки. Генрихом овладела бешеная ярость. Наконец, 7 декабря, стихия немного утихла. Ветер дул в сторону Англии. Тогда корабль поднял якорь, и после беспокойного переезда герцог со свитой высадился 8 декабря в Саутгемптоне. Новую королеву Англии встретили холод и туман, но она тут же забыла неудобства путешествия, предчувствуя радость знакомства со своим королевством. Прошло всего лишь мгновение, и интуиция подсказала ей, что пасмурная погода, как она знала из своего опыта прибытия в Париж для первого замужества, является плохим предзнаменованием, но прогнала эту мысль при виде ликующей толпы, которая ожидала королевскую пару в порту.
Она смотрит, как Генрих с развевающейся гривой рыжих волос твердым шагом спускается по сходням – глаза блестят, изящные руки протянуты навстречу тем, кто его приветствует. Может быть, Англия возродится? Короля и королеву эскорт сопровождает до Лондона, отовсюду несутся приветствия и песни. Генрих не говорит на англо-нормандском, еще непризнанном языке. Он больше привык к латыни и даже, как вся высшая знать, к окситанскому языку, но к нему приходит воспоминание о языке его детства, и на приветствия он отвечает восклицаниями «Thanks! Holy Christmas!»[21].
Первая церемония происходит в Винчестере, где сохранились остатки королевской казны, которой царствование Стефана нанесло большой ущерб. А 19 декабря в большом аббатстве Вестминстер происходит коронация Генриха и Алиеноры. Они приближаются к алтарю. Мантия короля, изготовленная из экарлата[22], окаймлена горностаем, мантия королевы, сшитая из дамасского шелка с золотой нитью, тоже оторочена горностаем, но ее кайма уже, чем у Генриха. Они идут во главе процессии. Королевская поступь впечатывается в память этого аббатства, воздвигнутого веком раньше[23]. Они преклоняют колена, внимательно слушая проповедь архиепископа Теобальда Кентерберийского, который благословит их после того, как они принесут королевские присяги святой Церкви, Богу и народу Англии. Бароны королевства уже принесли присягу Генриху.
Эта коронация станет высшим священным обрядом. Под тяжелой, богато украшенной короной Алиенора держит голову прямо. Тяжела ты, королевская ноша. Действительно ли Генрих молится? Слушает ли слова прелата? Сможет ли он с честью нести эту ношу?
Его будущее проясняется, он думает о границах нового королевства от Байонны до Карлайла на севере Шотландии. Подобная география уже перестала быть плодом его воображения! Бордо, Ла-Рошель, Нант, Домфрон, Авранш, Кан, Руан, Саутгемптон, наконец, Лондон! Все эти города мерцали в золоте витражей в приглушенном свете аббатства. Бог оказал честолюбцу поддержку. Настал час триумфа, и слава, которая задела его своим крылом, вызвала у Плантагенета никогда ранее не испытанное чувство наслаждения: «Генрих – король Англии! Да здравствует король Генрих!»
Новость пришла в тот момент, когда Плантагенет разрешил спорный вопрос с королем Франции, вернув себе крепости Вернон и Нефмарше за две тысячи марок, – поступок, о котором воздержался сообщить Алиеноре. Он принес присягу Людовику VII за герцогство Нормандское в августе 1154 года и чувствовал, что у него развязаны руки. Может быть, Алиенора нашла бы скандальным то, что он считал долгом своей чести ладить, по крайней мере для видимости, с ее бывшим мужем, так как согласился присоединиться к королевскому войску, собранному Людовиком для замирения Вексена.
Плантагенет посылает гонцов к своим братьям Гийому и Жоффруа и просит их срочно вернуться в Барфлёр с войсками. Алиенора приказывает готовить дорожные сундуки. Генрих наденет знаменитый королевский плащ с горностаевой опушкой. Она видит себя увенчанной английской королевской короной, усыпанной драгоценными камнями, вес которых заставлял сгибаться некоторых хилых английских королев. По ту сторону Ла-Манша лучше не быть слабой. Там ожидают сильных женщин, способных заставить себя бояться.
Генрих мобилизовал в Барфлёре всю нормандскую знать, чтобы она сопровождала его в Лондон, на случай, если в последний момент возникнут какие-нибудь осложнения. Со времени Винчестерского договора Нормандия стала центром англо-нормандского государства и сердцем нового королевства Плантагенета. Нормандские бароны занимают привилегированное положение в Англии, например семейство Мандевиллей, служившее арбитром в конфликте между Стефаном и Матильдой. Тот, кого Генрих ожидает с нетерпением, это епископ Байё, Филипп д’Аркур, самый значительный из баронов дю Бессен. Более сговорчивые по отношению к Генриху, чем бароны из Пуатье, длинноволосые нормандцы отвечают «Здесь!» на призыв короля Англии, и на дорогах, тянущихся вдоль берегов, от О до Котантена, с заходом в Канн, можно было видеть знатных рыцарей в доспехах и прекрасной экипировке, направляющихся в Барфлёр.
Генрих ждет их здесь, словно коронация должна происходить именно в этих местах, столь многочисленной была собравшаяся толпа. Он спешит погрузиться на корабли, которые в прежние времена возили его предка Великого Вильгельма! Лишь доспехи изменились, а дух завоевания остался прежним. Генрих, чувствующий себя здесь в своей тарелке больше, чем в Пуатье, ведет как королевская персона, в которую он скоро превратится. Он у себя дома, а Алиенора, как только ступила на нормандскую землю, перешла от сюзерена в положение вассала. Тем не менее Генрих держится рядом, рассказывает ей о лесах и замке Бонневиль-сюр-Тук, где Вильгельм Завоеватель принял присягу Гарольда[19]. В районе Донфрон ему принадлежат леса Теншебрей, богатые местными легендами, и песчаные равнины, где растет ракитник с золотистыми цветами, которые его отец и дед носили на своих шляпах[20], и еще более богатые леса, где росли особые виды дубов с толстой корой. Огромные деревья в день прибытия Генриха в Барфлёр очень сильно раскачивались от морских ветров, предвестников зимних штормов.
Холодно. Крестьяне в полях натягивают свои капюшоны, плотнее запахивают старые овечьи шкуры, вывернутые наизнанку, которые служат им жилетами. Генрих, в своем длинном плаще, держит военный совет. Он ведет разговор с епископом Байё о распоряжениях, которые нужно выполнить для коронации, о своем желании успокоить раздоры. Епископ уверяет его, что английский народ мечтает только о мире и он станет его гарантом. Бароны спрашивают друг друга: можно ли этому верить? Сеньоры из Лонгвилля и Арка, главные вассалы герцога на побережье, склоняются перед прелатом. Графы д’О – одни из самых могущественных англо-нормандских сеньоров, всем своим видом показывают, какие они важные и богатые.
Симон д’Эвре, знакомый с Алиенорой, как и многие другие сеньоры, по походам, ведет с ней беседу. Его земли находятся на границе Нормандии, в сфере влияния французского короля. Генрих, которому хочется узнать содержание этой беседы, направляет графа Роберта Лестерского, владеющего одним из самых крупных англонормандских поместий – Бретей. Формально граф должен справиться о здоровье Алиеноры, потому что благородные бароны беспокоятся о своей королеве и младенце Гийоме. На самом деле Генрих уже завидует ее новой власти. Порывы ветра бьют Алиенору в лицо, ей неуютно, к тому же она неважно себя чувствует, поскольку снова беременна.
Воспоминание, не очень давнее, о кораблекрушении «Белого корабля» в 1120 году в этом море, которое поглотило цвет англо-нормандской молодежи, все еще живо в ее памяти. Не будь этого кораблекрушения, Матильда, мать Генриха, не была бы призвана править Англией: ее брат, сын Генриха Боклерка Гийом Аделей, должен был стать его преемником, но погиб при кораблекрушении.
Надо было бы бросить вызов стихии, но вот уже неделю бушующие волны ревели, как дикие быки. Генрихом овладела бешеная ярость. Наконец, 7 декабря, стихия немного утихла. Ветер дул в сторону Англии. Тогда корабль поднял якорь, и после беспокойного переезда герцог со свитой высадился 8 декабря в Саутгемптоне. Новую королеву Англии встретили холод и туман, но она тут же забыла неудобства путешествия, предчувствуя радость знакомства со своим королевством. Прошло всего лишь мгновение, и интуиция подсказала ей, что пасмурная погода, как она знала из своего опыта прибытия в Париж для первого замужества, является плохим предзнаменованием, но прогнала эту мысль при виде ликующей толпы, которая ожидала королевскую пару в порту.
Она смотрит, как Генрих с развевающейся гривой рыжих волос твердым шагом спускается по сходням – глаза блестят, изящные руки протянуты навстречу тем, кто его приветствует. Может быть, Англия возродится? Короля и королеву эскорт сопровождает до Лондона, отовсюду несутся приветствия и песни. Генрих не говорит на англо-нормандском, еще непризнанном языке. Он больше привык к латыни и даже, как вся высшая знать, к окситанскому языку, но к нему приходит воспоминание о языке его детства, и на приветствия он отвечает восклицаниями «Thanks! Holy Christmas!»[21].
Первая церемония происходит в Винчестере, где сохранились остатки королевской казны, которой царствование Стефана нанесло большой ущерб. А 19 декабря в большом аббатстве Вестминстер происходит коронация Генриха и Алиеноры. Они приближаются к алтарю. Мантия короля, изготовленная из экарлата[22], окаймлена горностаем, мантия королевы, сшитая из дамасского шелка с золотой нитью, тоже оторочена горностаем, но ее кайма уже, чем у Генриха. Они идут во главе процессии. Королевская поступь впечатывается в память этого аббатства, воздвигнутого веком раньше[23]. Они преклоняют колена, внимательно слушая проповедь архиепископа Теобальда Кентерберийского, который благословит их после того, как они принесут королевские присяги святой Церкви, Богу и народу Англии. Бароны королевства уже принесли присягу Генриху.
Эта коронация станет высшим священным обрядом. Под тяжелой, богато украшенной короной Алиенора держит голову прямо. Тяжела ты, королевская ноша. Действительно ли Генрих молится? Слушает ли слова прелата? Сможет ли он с честью нести эту ношу?
Его будущее проясняется, он думает о границах нового королевства от Байонны до Карлайла на севере Шотландии. Подобная география уже перестала быть плодом его воображения! Бордо, Ла-Рошель, Нант, Домфрон, Авранш, Кан, Руан, Саутгемптон, наконец, Лондон! Все эти города мерцали в золоте витражей в приглушенном свете аббатства. Бог оказал честолюбцу поддержку. Настал час триумфа, и слава, которая задела его своим крылом, вызвала у Плантагенета никогда ранее не испытанное чувство наслаждения: «Генрих – король Англии! Да здравствует король Генрих!»