Милани Мино. Пришедший из вечности

   -- Это древнегреческое название, Джек, вы это знаете? -- осторожно опросил я.
   -- Да, мы не очень привыкли к греческому языку, не так ли? -- Он улыбнулся, но глаза его по-прежнему оставались ледяными. -- Не часто здесь, в НАСА, приходится слышать этот язык, только однажды, там, внизу, на базаре... -- последние слова он произнес медленно и задумчиво. Я не был уверен, что правильно понял его я переспросил:
   -- На базаре? -- Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и замолчал. Теперь я уже не сомневался -- что-то неладно, что-то явно не так.
   -- Джек, -- обратился я к нему.
   -- А да, я говорил о своем походе...
   -- О вашей прогулке, разве не так вы называли это?
   -- ... прогулка? Да, верно. До того места... греческое название, я все время забываю его...
   -- Фермопилы.
   -- Именно так. Поначалу все шло хорошо. Вот только, пожалуй, немного жала правая сандалия...
   В моей голове тихо зазвонили колокольчики тревоги.
   -- Естественно, впрочем, для воина, который совершил такой трудный и длительный марш. С стороны, мы должны были добраться до Фермопил... медленно говорил он.
   Я прервал его:
   -- Такой длинны марш? Я бы не сказал, что это длилось так долго, Джек. И поясните, почему вы упомянули о тунике и сандалии? Прежде вы не вспоминали о них.
   -- Ну да -- туника и сандалии. А как иначе я должен назвать их? -удивился он и, не дожидаясь ответа, продолжал: -- Цель была -- Фермопилы. А когда я дошел туда, меня остановили... -- Он опять некоторое время помолчал и странным низким глубоким голосом закончил: -- Я увидел, как прибыли... они.
   -- Они?
   Я поймал себя на том, что перехожу на шепот:
   -- Они... кто?
   И вдруг у меня мелькнула мысль: "Он шутит!" Нет, он не шутил. Я почувствовал, что меня бросило в жар --от невероятного, просто невозможного. Что делать? Колокольчики тревоги звонили что было сил. Тогда я спросил:
   -- Кто это они?
   Темпль вонзил в меня свои светлые глаза и ответил:
   -- Персы.
   Я переспросил:
   -- Персы?
   И меня охватил панический страх, по всему телу побежали мурашки, да, именно так, как обычно пишут в сказках, и я решил, что, наверное, схожу с ума или брежу, и потому ухватился за какую-то ниточку надежды: "Может быть, он и в самом деле шутит или говорят каким-нибудь шифром?"
   -- Их было много. Гораздо больше, час мы ожидали. Все войско.
   Нет. Это был не шифр. И Джек не шутил. Очень может быть, он вообще никогда в жизни не шутил. Он наморщил лоб, поставил локти на стол, соединил руки и опустил их на подбородок. Он смотрев на меня, но не видел. Взор его впился в какую-то точку, невероятно далекую, но вполне реальную.
   -- Разумно было ждать их в Фермопилах? Как ты считаешь? -- тихо спросил он. -- Им волей-неволей пришлось бы пройти этим путем. Они не смогли бы долго продержаться в Фессалии! -- Он, усмехнулся. -- Это нищая страна! Чем так прикажете питаться? Пылью, что ли?
   Я сделал огромное усилие, чтобы взять себя в руки, и остался сидеть на месте.
   Теперь, казалось мне, все ясно Вовсе не я сошел с ума, а он. Не журналист Мартин Купер бредил, а астронавт Джек Темпль. Может, быть, это была расплата? Утратой рассудка обернулась для него столь отважная затея -всего за сто пятнадцать минут слетать на Луну и обратно... Люди слишком, многим рисковали. Пока астронавт молчал, погрузившись в свои далекие мысли, я соображал: "Что делать? Позвать кого-нибудь? Сообщить во всеуслышание, что Темпль сошел с ума? Да, именно это и нужно сделать..." Я взглянул на дверь. Она заперта. Окон нет. Микрофонов, естественно, тоже. Грей держал свое слово. Я хотел было встать и все же направиться к выходу, но меня охватил какой-то непонятный страх... О нет, я не боялся, что Темпль завопит, как одержимый, и бросится душить меня, нет... Меня напугала трансформация его мозга. Мне следовало уйти. Прочь. И как можно скорее. Это слишком большое испытание для меня.
   -- Или по-твоему, -- стремительно спросил он, мы должны были занять другую позицию? Может, нам следовало защищать Афины? Ответь!
   Совершенно растерявшись, я проговорил:
   -- Нет... Не знаю...
   -- Не знаешь? В эллинском ареопаге тоже никто ничего не знал! -- Теперь голос его звучал твердо. Лицо стало жестким и злым. Он стукнул кулаком по столу. -- А пока а мы спорили, Ксеркс со своими легионами продвигался вперед! -- Он протянул руку и схватил меня за запястье. -- А ты говоришь, что не знаешь!
   Я ответил:
   -- Нет, ты прав. Я тоже выбрал бы Фермопилы.
   И действительно, другого выбора в эту минуту у меня не было. Он не отпустил бы меня, это очевидно. Похоже, он остался доволен ответом, оставив мою руку, и у меня открылась последняя возможность вскочить, броситься к двери, поднять тревогу и позвать на помощь. Но я не двинулся с места. Как говорит полоний в "Гамлете"? "Он безумен, но есть система в его безумии". Да, есть система в безумии Темпля. Я уже не испытывал страха, колокольчики тревоги умолкли. Теперь мне хотелось только одного -- понять, что происходит. Темпль глубоко вздохнул и с улыбкой проговорил:
   -- Это было единственное место. А знаешь, кого нам следовало больше всего опасаться?
   -- Ксеркса? -- рискнул предположить я. Он покачал головой.
   -- Нет, не его. Численности войска. Персов было слишком много, а нас мало. Когда Леонид выбрал Фермопилы, он сделал это не без умысла. Там очень узкий проход между морем и горами. Ксеркс не мог там развернуть всю свою армию широким фронтом. Ему пришлось бы выстроить ее в колонну -- длинную, это верно, но очень узкую -- плечом к плечу всего по несколько человек... Поэтому-то Леонид и выбрал Фермопилы.
   Темпль о чем-то задумался, а я стал лихорадочно приводить в порядок свои собственные мысли и рыться в памяти. Да, конечно, я знал эту историю, кто не знает ее... Не помню, правда, в каком году от Рождества Христова персы под предводительством царя царей Ксеркса начали поход на Грецию; Тогда греки соединились в оборонительный союз во главе со спартанским царем Леонидом и заняли проход Фермопилы -- что-то вроде длинной кишки в ложбине между морем и горами. Там они и сидели в засаде, ожидая, пока подойдут персы. Ну, конечно, я знал даже, чем закончилась эта битва, а... он? А Темлль знал? Еще несколько минут назад я готов был биться об заклад, что в голове Темпля, вернее, в этом компьютере, который был у него вместо мозга, никогда не было и следов таких названий, как Фермопилы, ни такого имени -Леонид, ни тем более Ксеркс. А теперь? Он сошел с ума? Что ж, вполне возможно. Но врачи ведь только что обследовали его и нашли совершенно нормальным. Так в чем же дело? Я вспомнил, что мне доводилось слышать о людях, которые после катастрофы или же из-за высокой температуры вдруг начинали говорить на языке, который никогда в жизни не изучали, рассказывали о событиях, о которых не могли ничего знать. Но такой человек, как, Джек Темпль -- словно выкованный из стали, похожий на робота -- разве мог такой монолит настолько поддаться стрессу, чтобы утратить ощущение реальности?
   -- Если бы не болваны, вроде тебя, не знающие, как поступать, Леонид добрался бы до Фермопил гораздо раньше. И тогда, -- продолжал он, приблизив ко мне свое гордое и прекрасное лицо, -- нас собралось бы не четыре тысячи, а гораздо больше, -- он опустил глаза. -- И мы выдержали бы напор персов.
   -- Четыре. тысячи? -- переспросил я. Мне припоминалась совсем другая цифра. Мне представлялось, что с Леонидом в Фермопилах было всего триста человек.
   -- Может быть, больше, -- тихо добавил он, -- но не намного. А надо было по крайней мере десять тысяч войска, чтобы остановить Ксеркса. Греки слишком быстро позабыли... Знаешь, что я тебе скажу? -- спросил он, глядя на меня со странной и горькой усмешкой. -- Многие из нас, спартанцев, знали, что погибнут... Да. И я тоже знал, что меня ожидает... А ты присутствовал на процессии?
   -- Нет...
   -- Где же ты был?
   -- Я... Не помню. Представляешь, не помню... -- Я не ожидал такого вопроса. И мне опять захотелось вскочить и убежать. Но тут он необычайно взволнованно и в то же время устало продолжал: .
   -- Никогда не забуду эту процессию... о, никогда! Ветер приносил запахи с наших гор -- так бывает, когда долго нет дождя, и солнце высушивает травы... выжигает поля... горький запах трав... тмина, розмарина, лавра, мака цвета крови... Гора была покрыта желтой, сухой травой, серыми, сверкавшими на солнце камнями, и женщины спустились к нам. Они были закутаны в белые пеплосы, и одежда развевалась на ветру, словно крылья голубок... Мы двинулись было на позиции, но остановились и как зачарованные смотрели на них. Их пение еще не доносилось до нас, но потом ветер, изменил направление, и мы услышали... -- Он снова. закрыл глаза и тихо запел какую-то необычную, волнующую мелодию, Я слушал древние слова и почувствовал, как меня вдруг захватило, зачаровало это негромкое пение. Я уже не думал уходить. Остался. И перестал считать минуты.
   Когда Темпль закончил песню, я спросил:
   -- А что было потом?
   Он посмотрел на меня и кивнул:
   -- Вели быка на заклание и, как обычно, положили между рогами белые повязки и венки из цветов... И была там одна женщина, ее звали Телиде, жена одного из наших легионеров... Она подошла и положила лавровый венок между этими большими рогами... Мы заметили, что многие девушки плакали. Они не приблизились к нам, а остановились у подножия горы, продолжая петь.
   Он замолчал. Я уже ни о чем больше не думал, а только жадно слушал его рассказ.
   -- Стоял яркий солнечный день. Мы отправились в путь по берегу моря, а оно было бирюзовым и бурным. Мы видели и других женщин и землепашцев. Они стояли вдоль дороги, наблюдая, как мы проходили мимо. Некоторые из них подносили нам воду, мед, разбавленное вино... -- Он сделал жест, как бы говоря, что хочет поставить точку. -- Я предупредил Леонида, что мы движемся слишком медленно.
   Я спросил:
   -- Поэтому вы и пришли в Фермопилы так поздно? --Он сухо возразил:
   -- Леонид был не виноват! Он двигался медленно, не торопясь, ибо ждал подмогу из Микен! -- Темпль горько и презрительно усмехнулся: -- Из Микен, из этого большого города, где правили когда-то Агамемнон и Менелай! Знаешь, сколько воинов пришло оттуда для участия в нашей общей обороне? Знаешь?
   Я сделал отрицательный жест.
   Он опять приблизился ко мне:
   -- Всего восемьдесят человек! -- сказал он, глядя мне в глаза. -- Или что-то около этого! Хорошие воины, -- продолжал он, -- это не имеет значения. Персы!.. Повторяю тебе, я первый увидел их. Думаю, что... -- он внезапно умолк.
   Я с тревогой в голосе воскликнул:
   -- Что? Продолжай! Что ты думаешь? -- Я испугался, что он перестанет рассказывать.
   Темпль поднялся. Прошелся по пустой, стерильной комнате, где тихо гудела какая-то электроника, повернулся ко мне и строго сказал:
   -- Думаю, что мне никогда не доводилось видеть ничего подобного, нет, никогда. Это было -- и он сделал величественный жест, -- это было поистине море людей. Они двигались вперед внушительными и стройными отрядами, поднимая такую тучу желтой пыли, что солнечные лучи с трудом пробивались сквозь нее. Люди, кони -- белое, красное и черное море. Воины с плюмажами и большими щитами. Мы услышали звуки их призывных труб, и земля, казалось, дрожала даже там, где стояли мы... Когда солнце освещало ряды отборной гвардии Ксеркса, казалось, будто они воспламеняются, так сверкали их доспехи -- подобно серебряному зеркалу. Они пели, и земля словно надвигалась на нас вместе с персами. Леонид подошел ко мне -- я находился на крутизне -- и другие воины окружили нас: Некоторое время мы стояли молча. Мы и представить себе не могли, что персов такое великое множество? В это время мы уже не сомневались, что погибнем все до единого Но, -- добавил он, глубоко вздохнув, -- спартанцы и рождаются для такой участи. Чтобы погибнуть на войне.
   -- Погибнуть на войне -- повторил я.
   -- Мы были очень хорошо вооружены. Илоты, наши рабы, несли большой запас копий. Щиты у нас были крепкие. Все мы, спартанцы, были в доспехах и шлемах. А лучники? Да, мы знали, что у персов тьма лучников. Но колесницы беспокоили больше. Увидев их, мы поняли, почему Леонид выбрал сражения именно это место. Здесь, в этом узком проходе колесницы бессильны... Так или иначе, -- добавил Темпль, опуская руки, -- мы поджидали персов. Молились Аресу. Думали о Спарте... Не только о Спарте, но и обо всей Греции. Мы сражались за наши города. За всех жен и детей. За наши алтари.
   Темпль произнес эти слова, выпрямившись во весь свой могучий рост. И если до этого момента он казался мне обычным астронавтом, нечто среднее между человеком будущего и пареньком из Кентукки, обожающим яблочный пирог, -- если прежде он представлялся мне именно таким, то теперь уже нет. Это был не Джек Темпль, а герой. Неважно, что за герой, как звали его -- Леонид, Клейт, Клитий, Протей... любое греческое имя. Я поднялся. Передо мной стоял человек, пришедший из прошлого времени, пришедший рассказать свою историю.
   Я почти приказал:
   -- Продолжай!
   -- Они обрушились на нас на следующий день. Сначала прислали гонцов, предлагая сдаться. Угрожали, что затмят солнце своими стрелами. Мы посмеялись им в лицо. Они напустили на нас своих лучников, и мы действительно оказались под дождем стрел. Однако большого урона он нам не нанес. Мы недоумевали -- ведь гвардия Ксеркса была в доспехах... Почему он не направил их в первых рядах? Идиот! Он послал их вслед за лучниками, и когда у них кончились стрелы, они уже не смогли отступить: слишком много воинов напирало сзади. Наступление персов продолжалось. Все орали, пели, трубили, падали на землю, затаптывали друг друга. Лучникам пришлось наступать впереди всех. Они напали на наши фланги... Поначалу это была совсем не битва! Мясорубка, бойня -- вот что это было. Правая рука у меня была красной от вражеской крови. И когда Леонид дал сигнал к атаке, мы пошли по телам павших лучников и столкнулись с толпой других персов, которые не могли двигаться, и мы копьями убивали их... убивали... -- Последние слова Темпль произнес совсем тихо, потом вернулся к столу и сел. Провел рукой по лбу. Не глядя на меня, продолжал: -- Если бы Эфиальт не предал нас, если бы персы не зашли к нам с тыла, мы бы удержали их, хотя нас было всего четыре тысячи. Но ты же знаешь, как все получилось. В горах была тропинка, вернее -- козья тропа. Только очень немногие знали о ней... И Эфиальт показал эту тропу персам. Те ночью прошли по ней и утром оказались у нас в тылу. Тогда, -- вспоминал Темпль, слегка волнуясь и мрачнея, -- Леонид приказал всем отступать. Не оставалось больше никакой надежды, мы знали это. Леонид решил: мы, спартанцы, останемся и задержим персов, а остальные смогут уйти... Вот так! Он держал в резерве тысячу двести воинов-союзников, а сражались мы, спартанцы, -- и он ударил себя в грудь, -- это, мы сражались! Мы ринулись вперед, как в первый день битвы, мы налетели на них, и все пели, и рука у меня опять была красной от крови!.. Ксеркс никогда не забудет нашу атаку!.. Сколько персов мы убили! Ты можешь сосчитать, сколько листьев на дереве? Или капель вина в большой чаще? Тысячи и тысячи, и еще тысячи, и еще! -- Он поднял крепко сжатые кулаки. -- И мы говорили: "Идите в Спарту и скажите, что мы легли тут, выполняя ее волю!" Вот, что мы говорили, что кричали, сражаясь! Но потом они перестроили свои ряды и напали на нас сразу со всех сторон, как лавина... Лавиной двинулись на нас люди и кони. Они шли не торопясь, с копьями наперевес, и на нас снова обрушился дождь стрел. Леонид был равен и вскоре скончался, и мы сражались, стоя на его теле. Пали многие из нас, триста спартанцев... триста спартанцев пали... триста... -- Он опустился на стул, оперся локтями о стол и уронил лицо в ладони. Я слышал, как его дыхание становится все тише и спокойнее. Потом наступила полная тишина.
   Я нарушил это волшебное молчание;
   -- А ты? -- спросил я.
   Он поднял голову, лицо его было мокрым от пота.
   -- Я был среди тех, кто погиб последним, -- сказал он и опустил глаза. -- Но это нельзя считать удачей. Я видел, что земля была покрыта телами убитых врагов. И прежде чем умереть, подумал, что никакая армия не могла бы устоять после стольких потерь и продолжать сражение... -- Теперь он говорил неуверенно, как бы с трудом припоминая то, чему был свидетелем. -- Мы, спартанцы, в Фермопилах... заложили фундамент... победы... греки... сделают... остальное.
   Он как бы сникал, я чувствовал это Удивительная страница закрывалась. Я испытывал едва ли не чувство отчаяния.
   --А скажи-ка мне... -- я соображал, что бы еще спросить его, -- скажи мне а колесницы... Да! Они все-таки использовали их
   Он подергал головой, совсем как пьяный.
   -- Нет, нет... не оставалось места, впрочем хватило бы... всего одного удара... одного только...
   Дико зазвонили колокольчики тревоги. Слишком я успокоился. Короткий звонок.
   -- Фермопилы... как использовать колесницы на этой земле? Я видел, как они толкали вперед несколько колесниц... Очень шумно... И это, конечно, глупо, толкать их перед танком... Не было нужды. Тут хватило бы одной... одной хорошей автоматной очереди... А может, мы остановили бы их только копьями... Я думаю... но не уверен... Никогда нельзя быть ни в чем уверенным... Это было бы более прогрессивно... То, что ново сегодня, например, реактивное топливо... которое, наверное, исключает водород... завтра может уже устареть может оказаться смехотворным... -- Он снова закрыл лицо руками. Замолчал.
   Я был совершенно спокоен. Выходит, на этом все закончилось. А дальше? Я поднялся и спросил;
   -- Как тебя убили в Фермопилах?
   Темпль слегка приподнял голову. Он выглядел очень усталым. Не открывая глаз, проговорил:
   -- ...стрела... я был рад, что никто не смог разрубить меня мечом... стрела... вот сюда... -- и он тронул ямочку под кадыком, -- вонзилась сюда... и я... умер...
   Он медленно, совсем медленно опустил голову и замер.
   -- Джек!
   Я подождал, пока пройдет некоторое время. Потом снова позвал его:
   -- Джек! -- И, протянув руку, я потрепал его по волосам.
   Темпль вздрогнул. Поднял голову, тряхнул ею, поморгал и с изумлением посмотрел на меня.
   -- Черт возьми, -- проговорил он, поднеся руки к вискам, и улыбнулся широкой доверчивой, улыбкой: -- Черт возьми! Что со мной было? -- воскликнул он. -- Уснул?
   -- Ну... как сказать...
   Он встал и потянулся.
   -- Непростительно! -- усмехнулся Джек. -- Не пишите об этом, ладно? Представляете, как выглядит астронавт, который засыпает на Луне? Ха-ха-ха... -- Он посмотрел на меня своими серыми, холодными глазами. Вот он передо мной -- Джек Темпль.
   Он сделал решительный жест:
   -- Ну, давайте, стреляйте в меня своими вопросами: Жду. Вперед, черт побери! Хотите, чтобы я рассказал, как высаживался на Луну?
   Глава 3.
   И Темпль рассказал мне о том, как высаживался на Луну. Рассказал подробно, вспомнив каждую фазу приземления. Прежде я уже слышал от других астронавтов примерно то же самое. Потом он описал Луну, сказав самые обычные банальные слова, какие я не раз слышал и раньше: небо черное, Земля похожа на зелено-голубую дыню, подвешенную в пустом пространстве, почт на Луне желтоватая, серая, кратеры, горы, камни, пыль я так далее и так далее. Думаю, что рано или поздно придется послать на нашу спутницу философа или поэта, если мы хотим узнать нечто более яркое и интересное.
   Он говорил, ни разу не сбившись -- не сказав "туника" вместо "комбинезон", и мне трудно было просто слушать его, не то, что следить за сутью его рассказа. Я опять, как и прежде, обливался холодным потом. Мне так и хотелось крикнуть: "Расскажи лучше о Леониде, а не о Луне!" Но, разумеется" я не сделал этого, а только спрашивал себя: "А может, мне все это приснилось?". И продолжал испытывать какое-то странное волнение, едва ли не ужас, время от времени согласно кивая и поддакивая:
   -- Да, да, конечно, интересно...
   Наконец я встал, собрал бумаги с поспешными и совсем ненужными записями:
   -- Ну, Джек, вы рассказали мне немало интересно, -- поблагодарил я.
   Он улыбнулся:
   -- Хватит?
   -- Вполне! Да, послушайте, Джек... а какое у вас впечатление... -- я поколебался, не решаясь задать свой вопрос, -- какое впечатление осталось от вашего перехода к тому участку, который называется Фермопилы? -- Я произнес это название, преодолев страх. Кто знает, может, это слово поразит его, заставит вспомнить, приведет...
   Куда?
   Нет, ничего, на что я надеялся, чего опасался, не произошло.
   -- Какое впечатление? -- переспросил он. --Да никакого! Я, ведь натренировался еще здесь, на Земле. Это было совсем нетрудно. .
   -- Согласен. Но я не это имел в виду. Я хотел сказать...
   -- Все было запрограммировано до секунды. Я не хочу сказать, что я и в самом деле превратился в почтовую посылку, но...
   -- Я хотел напомнить про Фермопилы...Знаете, при всех исторических описаниях, при всем том, что там случилось...
   -- Случилось? -- Он едва ли не с недоверием посмотрел на меня. -- Что могло там случиться?
   -- Нет, Джек, не там, не на Луне. Есть такое место, которое называется Фермопилы... -- я вдруг по, чувствовал ужасную усталость, -- и на Земле тоже. В Греции, слышали?
   -- В Греции? Вы уверены?
   -- Ну, да.
   -- Черт возьми! Вот это новость! А мне никто не говорил об этом!.. Знаете, что я вам скажу, Купер? Рано или поздно я съезжу туда и тогда смогу ответить на ваш вопрос, -- добавил он, указывая на меня пальцем. -- Какое странное, однако, название, -- усмехнулся он. -- Вы уверены, что нужно говорить ФермопИлы, а не ФермОпилы?
   -- Уверен. Абсолютно.
   -- Ну! А что же там случилось такого важного?
   -- Не помню точно, -- ответил я. Теперь я опять обрел полное спокойствие. Я заглянул в глубокую беззвездную ночь, а сейчас опять взошло дневное светило... Я направился к двери.
   -- Было очень приятно побеседовать с вами, Джек! Вы просто молодчина!
   -- Как и все мои коллеги, не более того! -- ответил Джек и проводил меня до двери, продолжая разговор о каких-то пустяках. Он был в прекрасном расположении духа и вполне уверен в себе. Когда уже у выхода я протянул ему руку, он расстегнул воротник комбинезона, и я увидел пластырь под кадыком, в самой ямочке... Колокольчики тревога гром звякнули. Я невольно воскликнул, показав на его горло:
   -- Пластырь!
   Он удивленно взглянул на меня, не понимая, о чем я говорю. Потом, заметив мой взгляд, потрогал шею и спросил:
   -- Это?
   Я еще не пришел в себя от изумления, но все еще пытаясь изобразить равнодушие, сказал:
   -- Черт возьми, выходит, вы умолчали, что поранились во время полета!
   Джек колебался только мгновение, потом улыбнулся и пожал плечами.
   -- Поранился? Нет, это какая-то царапина, пустяк... Я даже не заметил... Когда мне сказали об этом, я удивился и спросил: "Ранка на шее? У меня?"
   -- Но как же так? Может, произошел какой-нибудь несчастный случай?
   -- Нет, -- повторил он, сжав губы. -- уверяю вас. Полет прошел точно по заданной программе. Наилучший полет, какой только можно себе представить. А это, -- он снова, потрогал пластырь, -- просто не знаю, откуда это ваялось. Может быть, когда снимал комбинезон.... Не знаю! Не болит. А может, врач хотел взять кровь.
   -- Может быть, -- пробормотал я, -- это была стрела?
   -- Что? Как вы сказали?
   -- Ничего, -- ответил я, покачав головой, пожал ему руку и ушел.
   Грей беседовал со своими коллегами. Увидав меня, он улыбнулся и пошел навстречу.
   -- Вое? Все в порядке? Ото! -- Он указал на пачку листков у меня в руке. -- Сколько же вы исписали!
   -- Да, немало.
   -- Как вы нашли Темпля?
   -- Я... Он великолепен!
   -- Это успех. Успех, который превзошел все наши ожидания. Послушаете, Купер, мне жаль, что не смогу проводить вас в Нью-Йорк, у меня здесь очень много дел.
   -- Не беспокойтесь... Я только хотел расспросить вас еще кое о чем.
   -- Да, пожалуйста, слушаю вас.
   -- Речь идет о Темпле. Почему именно его отобрали для этого полета? Именно его, а не кого-нибудь другого?
   -- Гм... Не знаю, смогу ли ответить на ваш вопрос. Право, не знаю даже... -- Он поколебался, потом решительно продолжал: -- Пойдемте. Я познакомлю вас с нужным человеком. Это Том Чест, знаете его, нет? Он сможет объяснить вам. почему был выбран именно Темпль.
   Таким образом Грей отвел меня к Честу, руководителю группы астронавтов, и я задал ему тот же вопрос. Чест понимающе кивнул, извлек из ящика стола папку, открыл ее, выбрал из лежавших в ней бумаг карточку Темпля, пробежал ее глазами и сказал:
   -- Темпль? Он не лучше других в том, что касается технической и научной подготовки. У нас было в резерве три человека, подготовленных так же хорошо, как и он. Мы располагаем, -- с гордостью добавил он, -- целой командой превосходных астронавтов. .
   -- Это я знаю. Так как же вы выбирали? Бросали жребий? Кидали монетку, говоря: "Решка за Темпля, орел за кого-то другого?"
   Он отрицательно покачал головой.
   -- Конечно, нет. Мы выбрали Темпля, потому что он крепче... я имею в виду, крепок, как и остальные, но на один атом... на пол-атома крепче, -поправился он, -- Физически и психологически, понимаете? Он похож на думающий камень. Стальной человек с молниеносными рефлексами. Способен в считанные секунды делать в уме невероятные расчеты. Может согнуть штангу или разорвать телефонный справочник. Знаете, как тренировали японских охотников?
   -- Они ловили мух на лету, если не ошибаюсь.
   -- Совершенно верно. Темпль умеет делать то же самое. Он может разговаривать с вами о каких-нибудь даже очень сложных материях, а в это время мимо летит муха, он -- цап! -- мгновенно ловит ее! Ни разу не промахнулся, уверяю вас... У него ж тренировочных полетах дважды были аварийные ситуации, причем не по его вине, и он выходил из положения в таких обстоятельствах, где и лучшие пилоты погибли бы. Вот почему мы выбрали его...-- Он сжал губы и добавил: -- У него маловато воображения, согласен. Вы, наверное, заметили это, да?