Милани Мино. Рожденные в пламени

   -- Ах, да... Это я.
   -- Я вас не побеспокою?
   -- Нисколько. Чем могу быть полезен, господин...
   --- Моррисон, -- ответил он и как-то странно, устало улыбнулся. Черные глаза его блестели: -- Френсис Моррисон.
   -- Конечно, господин Моррисон, входите. -- И я, посторонившись, пропустил его в квартиру. Он вошел легким, уверенным шагом полного сил человека. Я разглядывал его, и колокольчики тревоги постепенно умолкали. Волнение улеглось. Итак, я подошел к завершению истории. Я отлично понимал, кто был этот юноша.
   -- Садитесь, пожалуйста, господин Моррисон, -- я указал ему на кресло, -- и скажите мне...
   -- Чем вы можете быть полезны? -- закончил он мой вопрос. Усмехнулся и пожал плечами: -- Ничем особенно... Но... Я прочел ваше объявление в похоронном разделе "Дейли Монитор"... Знаете, то...
   -- По поводу Прискотта и Де Вито, -- прервал я его. На этот раз глаза его вспыхнули. Он опустился в кресло. Широкоплечий, с крепкой, по-юношески тонкой шеей. Я заметил, что пальцы его нервно постукивали по подлокотникам кресла.
   -- Да... Именно по поводу Прискотта и Де Вито.
   -- Так в чем дело?
   Он долго смотрел на меня, не зная, говорить или не говорить. Я прекрасно понимал, о чем он думает, -- он спрашивал себя, откуда мне известны эти имена. Тогда я сказал:
   -- Но вы же не знакомы ни с тем, ни с другим, господин Моррисон. Эти двое умерли в сорок пятом. А сейчас на дворе семидесятый год. В сорок пятом вас еще на свете не было, мне кажется... Вам, должно быть, лет двадцать -двадцать два...
   Он слегка покраснел, пожал плечами.
   -- Да, это верно... Де Вито был моим дядей, -- тихо ответил он, -- и дома... я часто слышал разговоры о нем и о Марке Прискотте... Он был его другом. Да, конечно, меня еще на свете не было, когда они погибли на войне, но это ваше объявление, знаете... Может быть, вы были знакомы с ними, подумал я, -- он попытался улыбнуться, -- и вот пришел к вам узнать что-нибудь. О Прискотте, например.
   -- Прискотт умер, -- сообщил я.
   Он стиснул кулаки.
   -- Умер? -- воскликнул он и едва не вскочил от волнения.
   Мне стало очень жаль его.
   -- А что? Разве вы не знали, что он умер 16 июля сорок пятого года?
   -- Это верно -- ответил он. Лицо его покрылось потом, и он сильно побледнел, нервно сжимая кулаки. Я вышел наполнить два стакана виски, с содовой и, вернувшись, протянул ему один. Выпил немного сам и сказал:
   -- Теперь я хотел бы спросить вас кое о чем.
   -- Да, конечно -- согласился он, глядя на меня.
   -- Однако прежде мне надо набраться мужества, --предупредил я.
   Он с недоумением посмотрел на меня:
   -- Почему?
   -- Потому что нужно иметь мужество, чтобы разговаривать с призраком. А вы, Де Вито, -- призрак или почти что...
   Услышав это, он закрыл глаза и минуту сидел так, опустив мохнатые ресницы, а когда снова взглянул на меня, глаза его были полны еле сдерживаемых слез. Он прошептал:
   -- Призрак? Но... я живой Из плоти и крови... -- он почти по-детски ущипнул себя за руку. -- Видите?
   -- Вижу. Только вы -- Виктор Де Вито, а не Френсис Моррисон. А Прискотт скончался у меня на глазах, погиб в автомобильной катастрофе в Колорадо...
   При этих словах Де Вито закрыл лицо руками
   А умерев, он сразу же утратил свою маску молодости, -- продолжал я. -Ту, которой обладаете вы Де Вито, ту, которую обрели в тот день, когда умерли.
   Наступила тишина. С улицы доносился обычный городской шум: рокот машин и шаги людей, бесстрастно проходивших мимо осенним дождливым вечером. Наконец он произнес:
   -- Вы ошибаетесь.
   -- Нет. Я все угадал. Я прекрасно понимаю, что у меня никогда не окажется никаких доказательств.|о я узнал правду, Де Вито. И не ошибся.
   Все так же, закрыв лицо руками, он произнес:
   -- Я не это хотел сказать. Вы ошибаетесь, когда утверждаете, будто 15 июля сорок пятого года я умер. В тот день я, наоборот, -- продолжал он неожиданно громким дрожащим голосом, -- родился! -- Он опустил руки и посмотрел на меня как бы с вызовом: -- Я рожден в пламени, господин Купер! Это не маска, -- выкрикнул он, касаясь своего лица, -- а мое настоящее лицо, и оно всегда будет таким, пока я не умру по-настоящему, как случилось с Прискоттом... О да, -- он опять снизил голос, -- странная у меня жизнь... я весь какой-то ненастоящий: имя, лицо, все... Мне платят, чтобы я молчал, и я знаю: если заговорю, меня поместят в сумасшедший дом...
   -- Со мной вы можете не опасаться этого.
   -- Конечно, поэтому я здесь. Я пришел к вам, чтобы поговорить по-дружески. С того дня мне все время хотелось поговорить с кем-нибудь, кто поверил бы мне. Я пробовал, но можете себе представить... Разумеется, меня принимали за безумца... -- Он опил глоток и продолжал: -- Когда я прочел ваше объявление, то подумал, что с вами мне, наверное, удается поговорить обо всем и я смогу рассказать...
   -- Слушаю вас, Де Вито. Я ваш друг. Весь мир, кроме, может бить, двух-трех человек, принял бы нас с вами за сумасшедших. Но я умею молчать так же, как и вы.
   -- Но как вы узнали? --поинтересовался он.
   -- Это долгая история. Лучше расскажите вы. Что случилось с "Грей-12"?
   -- "Грей-12"... -- проговорил он и вздрогнул, словно на него повеяло холодом. Он поднял на меня взгляд и все время, пока рассказывал, смотрел мне прямо в глаза: -- Мы получили задание уже в полете, когда снижались на Акаву для заправки. Мы даже не знали, что у вас на борту. Кое о чем мы, конечно, догадывались. Нас многие месяцы тренировали... учили сбрасывать только одну бомбу. Нетрудно было представить, что в подходящий момент нам придется сбросить что-нибудь... необыкновенное. -- Пот градом катился у него со лба, и время от времени он машинально вытирал его. -- Больше не было никаких сомнений, -- продолжал он. -- Когда мы закончили заправку и самолет уже собирался взлететь, командир Хистон четко и ясно по внутренней связи сообщил всему экипажу: "Ребята, не волнуйтесь, оставайтесь на своих местах. Через минуту будем в воздухе. И попридержите язык. Как только окажемся в зоне операции, все ваши разговоры будут записываться на пленку. Наш полет исторический. Задание -- сбросить на врага атомную бомбу. Цель -- Токио... -- Де Вито произнес последние слова так тихо, что я с трудом расслышал их Он вздохнул и продолжал: -- Что произошло потом, я не знаю... Едва Хистон умолк, сразу же сразу, как только он умолк, понимаете, -- он растерянно посмотрел на меня. -- Я хочу сказать, у нас в ушах еще звучал его голос, как вдруг... -- Он внезапно поднялся, выпил все, что оставалось в стакане, и быстро прошелся по комнате, словно хотел убежать. Потом остановился. Испуганно посмотрел на меня. Я подошел к нему:
   -- Успокойтесь, Де Вито. Это дело прошлого.
   -- Прошлого... Прошлого... -- простонал он, сжимая руки.-- Как может быть делом прошлого... такое... Что было потом? Могу сказать вам только одно слово... -- Он мгновение колебался и наконец с таким видом, словно открывал невероятный секрет, произнес;
   -- Пламя.
   -- Пламя? -- шепотом повторил я.
   -- Да, было только пламя. Ни шума, ни грохота -- ничего... Все происходило очень медленно... Видели, наверное, в кино замедленную съемку? Так вот, все происходило очень и очень медленно... Я видел это пламя повсюду, везде, вокруг, видел, как развалился самолет, видел моих товарищей -- они раскалились докрасна, словно металл на наковальне, и исчезли... Мне почудилось, -- добавил он изумленно, -- будто мы летели в этом пламени... Тогда я умер, -- твердо сказал он, потом добавил: -- Тогда я и родился.
   Де Вито вернулся в кресло и опустился в него. Он выглядел совершенно спокойным. Помолчав минуту, продолжал рассказ:
   -- Потом я пошел в этом пламени, и тут ко мне кто-то приблизился, и мы двинулись вместе. Это оказался Прискотт. Он посмотрел на меня и что-то сказал, но я не помню что. Он взял меня за руку... В этом пламени было так прекрасно, -- добавил он, зарыв глаза и словно отдаваясь воспоминаниям, -так прекрасно, что мне хотелось бы остаться там навсегда, но... пламя пропало... Вокруг остались только обгорелые камни, дым, жар, расплавленный асфальт. Не знаю, сколько времени прошло... И за нами пришли. Они были в спецодежде. Смотрели на нас, как на привидения... Вы правы, господин Купер... Не хотели верить нам, но поверили в конце концов... в конце концов...
   Де Вито еще долго рассказывал мне о многих годах, проведенных в изоляции в госпитале, о десятилетиях, прожитых едва ли не в тюремных застенках, о своих страхах и наконец о вновь обретенной свободе и о напрасных попытках разыскать Прискотта, единственного человека, с которым он мог вспомнить о том, что произошло... Де Вито говорил всю ночь напролет, три или четыре раза повторив всю историю, и я слушал его, хотя понимал, что никогда не смогу обнародовать его рассказ, потому что невозможно остаться в живых во время взрыва атомной бомбы да еще когда находишься в двух шагах от нее. Не смогу использовать его рассказ и потому, что он уже считается погибшим, и его имя выгравировано на бронзовой доске. Не смогу, потому что меня примут за: сумасшедшего, или решат, что я ударился в сочинение научно-фантастических романов. Да, он говорил всю ночь. Он еще раз повторил, что когда пламя исчезло, они с Прискоттом расплакались и больше ничего не понимали, пока не увидели жутко перепуганных людей в спецодежде. Де Вито все говорил и говорил.
   Он собрался уходить, когда на горизонте, что виднелся между небоскребами, уже занималась заря. Он пожал мне руку и, пошатываясь, направился к двери. Уже на пороге он обернулся и спросил:
   -- Вы сказали, что Прискотт постарел после смерти... Да?
   -- Да, он выглядел пятидесятилетним.
   Де Вито опустил глаза:
   -- Так будет и со мной... -- Он усмехнулся: -- Если умру в семьдесят лет... представляю, какие лица будут у тех, кто... кто увидит мой труп... Ну, ладно, -- заключил он, безнадежно махнув рукой, -- прощайте. Может быть... Может быть, я еще зайду к вам, господин Купер. Когда опять захочется поговорить обо всем этом... Хорошо?
   -- Приходите, когда захотите, Де Вито.
   Он кивнул и помахал мне рукой. Я смотрел ему вслед, пока он шел по коридору к лифту. Шел спокойно, и мне показалось, будто он скользил; скользил по воздуху, оторвавшись от пола, оторвавшись от земли. Возможно, так оно и было. И он ушел, унося с собой свой невероятный секрет.