Милани Мино. Волчок

Милани Мино

Волчок

   Мино Милани
   Волчок
   Глава 1.
   До рассвета оставалось уже недолго. Кабинеты редакции опустели. Последний экземпляр "Дейли Миррор" был отправлен в газетный киоск. Остановились усталые печатные станки. Закончилась еще одна рабочая ночь.
   Я уже надевал плащ, собираясь отправиться домой, как вдруг зазвонил телефон. Я снял трубку.
   -- Купер слушает.
   -- А, я застал тебя, Мартин, отлично! -- обрадовался полковник Спленнервиль, президент и директор газеты. -- что делаешь?
   -- Собираюсь домой, шеф.
   -- Отменяется. Летя скорее в Нью-Осмонд. Там что-то случилось в метро. Состав сошел с рельс.
   -- Послушайте, полковник...
   -- Никаких разговоров, Мартин. Я узнал об этом от одного моего друга, который оказался в этом составе. Катастрофа произошла пять минут назад. Поспешишь -- приедешь первым.
   -- Послушайте, но почему именно я должен туда ехать? В газете столько молодых журналистов, которые хотят работать... Из редакции новостей, например... Почему не послать кого-нибудь из них?
   -- Я не посылаю никого из них, -- зарычал в трубку Спленнервиль, -потому что в "новостях" никого нет! Что за газета, черт возьми! Стоит мне уйти, как все тут же разбегаются!
   -- И все же, шеф... -- начал было я.
   -- Мне нужен хороший репортаж и отличные снимки! Немедленно! -приказал полковник и опустил трубку в тот момент, когда я хотел его спросить:
   -- Но как же я смогу фотографировать?
   Я так и остался с трубкой в руках. Что делать? Звонить Дегу?
   "Не будят друзей в такую пору, Мартин!" -- сказал я сам себе, взял шляпу, фотоаппарат и вышел.
   Было холодно, накрапывал дождь, небо покрыто мрачными тучами. Огни Манхэттена отражались в мокром асфальте. Я сел в машину, направился в Нью-Осмонд и прибыл туда через полчаса. На площади стояло много машин -полиция, скорая помощь, пожарные. Несколько полицейских сдерживали небольшую толпу. Вокруг не наблюдалось никакой суеты, все было спокойно, фоторепортеры еще не набежали. Невероятно, но я кажется действительно прибыл сюда первым.
   Я предъявил удостоверение корреспондента полицейскому. Что-то проворчав, он разрешил мне спуститься по лестнице, опутанной мощными пожарными шлангами. На станции метро народу было мало: лишь несколько полицейских да группа пожарных в ослепительно ярких касках. Горел весь свет, и движение поездов продолжалось по двум туннелям. Третий однако был закрыт несколькими щитами. Я направился туда.
   -- Где это случилось? -- спросил я у сержанта полиции. Он указал на туннель:
   -- В полумиле отсюда, внутри. Вы из прессы, да? Ну, тогда идите.
   Я спустился на рельсы и двинулся по туннелю. Сюда доставили несколько огромных прожекторов, так что свет просто слепил. Пройдя до поворота, я увидел сошедший с рельсов и прижатый к стене состав. Несколько рабочих приводили пути в порядок. Стоял резкий запах горелого металла. Казалось, событие пустяковое.
   -- Это не похоже на катастрофу, -- заметил я, подходя к одному пожарному и показывая ему свое удостоверение. -- А где пассажиры? Где погибшие?
   -- У себя дома, -- отрезал он. -- Кто вам сказал, что были погибшие и раненые? Только у одного -- сильный ушиб, возможно сотрясение мозга. А вот ущерб довольно серьезный.
   -- Что же мне тут делать в таком случае?
   Он махнул рукой:
   -- Идите взгляните на рельсы. Может, и найдете, что написать... Дорогу, ребята! -- крикнул он группе рабочих, склонившихся над рельсами шагах в десяти от моторного вагона. -- Вот посмотрите. [
   ]Я взглянул и был потрясен. Мне пришлось повидать много всяких странных вещей. Но такого я еще никогда не видел
   Кусок рельса -- метров пяти-шести длиной -- был искривлен самым невероятным образом: казалось, чья-то стальная рука взяла и скрутила его в штопор. И сделано это было, видимо, без всяких усилий: на нем не было ни трещин, ни разломов. Можно было подумать, что его просто так, играючи, взяли, скрутили и бросили...
   -- Как это может быть? -- пробормотал я. -- Кто это так развлекается, превращая рельсы в штопор?
   -- Никогда не видел ничего подобного, -- сказал один из полицейских. -Мне известно не больше вашего.
   -- Повторяю вам -- рельс был раскален! -- громко говорил машинист поезда, вытирая пот со лба. -- Когда я увидел, что он красного цвета, я начал тормозить, что было сил. Не сделай я этого, нас бы всех разнесло на куски!
   -- Это точно! Так и было, -- поддержал машиниста его помощник, худой парень, еще не оправившийся от испуга. -- Я все видел. Рельсы пылали, я вам скажу! Поэтому Норман и затормозил.
   -- И благодаря тормозу спае и свою шкуру, и пассажиров, -- снова заговорил машинист. Он посмотрел на меня:
   -- Вы из прессы, да? Вот и хорошо, напишите, обязательно напишите, что я спас людей. Состав сошел с рельс, согласен. Но поезд можно починить, а мертвого человека уже никто не вернет к жизни!
   -- О'кей, напишу, не сомневайтесь.
   Я задал еще несколько вопросов, осмотрел локомотив. Стена туннеля была сильно повреждена --ободрана, исцарапана на протяжении пятидесяти метров. И в самом деле, просто чудо, что все обошлось без жертв.
   Я вернулся к рельсу и еще раз осмотрел его самым тщательным образом пядь за пядью. Что за сила могла так скрутить его? Когда я задавал себе этот вопрос, в ушах у меня зазвонили колокольчики тревоги. Странно. Обычно колокольчики звонят лишь в том случае, когда опасность где-то совсем рядом. Большая опасность.
   Я невольно вздрогнул. Сделал дюжину снимков, записал кое-что в блокнот и ушел. Наверху толпа уже разошлась, машины пожарной и скорой помощи тоже уехали.
   Я вернулся в редакцию смертельно усталый, передал пленку в фотолабораторию и набросал небольшую заметку.
   -- Что это? -- спросил меня стенографист, которому я диктовал ее. -Фантастический рассказ?
   -- Почти. Ты бы видел этот рельс, мой мальчик. Хочешь, могу добавить сюда и про летающую тарелку... -- Тут снова зазвонили колокольчики тревоги. Я замолчал. Стенографист смотрел на меня, покусывая ручку.
   -- Ну, а дальше что? -- спросил он.
   -- Ах да...-- я продолжил диктовать. Но колокольчики все еще гремели.
   Я вернулся домой и поймал себя на том, что мои мысли все время возвращаются к этому скрученному рельсу. Я пытался найти какое-то объяснение, но не находил, хотя прекрасно знал, что рано или поздно любая загадка проясняется. Почти всегда так бывает в журналистике: кажется, будто нашел что-то совершенно невероятное, а потом появляется какой-нибудь человек, который объясняет тебе, что ничего странного нет, и дело совсем простое, а рельсы скручиваются подобным образом в результате каких-то вибраций, и вообще это происходило уже тысячу раз...
   Моя заметка, впрочем, была напечатана на восьмой странице дневного выпуска. Это означает, что событие уже утратило интерес. Нет жертв -- нет и сенсации. Фотография получилась довольно хорошей -- видны были моторный вагон, рабочие, скрученный рельс.
   "Ладно, Мартин, -- сказал я себе, -- дело закрыто!"
   Нет. Дело не было закрыто. Позднее, уже вечером, когда я отоспался и вернулся в редакцию, раздался стук в дверь. В комнату осторожно заглянул Дег.
   -- Можно, Мартин? -- спросил он.
   -- Привет, Дег. Конечно, можно. В чем дело?
   -- Тут у меня твои снимки, Мартин, -- сказал он, кладя папку на стол. -- Я хочу сказать, фотографии этого происшествия в метро. Они удачно получились. Все умеете делать!
   -- А как же! Только не говори об этом полковнику, Дег.
   Он улыбнулся и начал показывать мне снимки, которые сам увеличил. По чистой случайности, думаю, они получились действительно удачно. Очень отчетливо были видны все детали: моторный вагон, лежащий на боку, распахнутые двери, исцарапанная стена туннеля, гравий между шпал, рельс, превратившийся в штопор...
   И тут я увидел его.
   Я увидел возле скрученного рельса маленький волчок. Одна из тех игрушек, которыми развлекаются дети, забава, которую можно купить в любом магазине.
   Я, должно быть, вздрогнул или побледнел, словом, сделал что-то, весьма удивившее Дега:
   -- Что случилось? Что-то не так, Мартин?
   Я посмотрел другие снимки. Вот он. Самый обычный волчок. Правда, на нем не было привычных разноцветных полосок... Старая, поломанная игрушка, наверное, ее выбросил какой-то мальчишка, которому она надоела...
   -- Что случилось, Мартин? -- снова спросил Дег.
   Я посмотрел на него. Прошло, наверное, с полминуты. Я ждал, пока умолкнут колокольчики тревоги.
   -- Это... волчок, Дег, -- недоуменно произнес я.
   Он не понял. Попытался улыбнуться:
   -- Волчок?
   -- Да. Вот тут, видишь?
   -- Конечно, вижу. ,
   Я глубоко вздохнул. Наверное, мои слова прозвучали глупо. Я сказал:
   -- Дег, этого волчка не было, когда я делал эти снимки... Не было, -продолжал я, повышая голос и тем самым не давая ему прервать меня. -- Я осмотрел рельс пядь за пядью. Уверен -- его не было.
   Наступило долгое молчание. Мы с Дегом смотрели друг на друга. Дег хотел улыбнуться, но у него это плохо получилось, и он пробормотал:
   -- Вы хотите сказать, что... не видели его, Мартин?
   -- Нет. Я хочу сказать, что его там не было.
   -- Но... -- Он замолчал и показал пальцем на волчок.
   -- Да, вот он, вижу. Есть волчок. Но тогда...
   -- Господин Купер, будьте добры, -- раздался в это время из динамика голосок Рози, секретарши полковника, -- шеф хочет видеть вас. По поводу интервью на сессии Объединенных наций.
   -- Да, да, иду... -- Я с трудом отвлекся от своих странных мыслей и звона колокольчиков. Я взял свои блокноты и направился к двери. Прежде чем выйти, повернулся к Дегу, который так и остался у стола.
   -- Дег, -- сказал я, -- отбой! Будем считать, что я ничего не говорил. Раз волчок есть на снимке, значит, он там был. Я его не заметил, вот и все. Бывает. Призраки не существуют, а тем более призраки-волчки. -- Я прекрасно понимал, что не был убежден в своих словах, но продолжал: -- Так или иначе, линию чинят, а для печати это дело не представляет интереса. Поэтому не будем ломать голову из-за этого волчка, не так ли?.
   -- Да, конечно.
   -- Ладно. Еще увидимся.
   Остальное произошло часом позже. Мне позвонил Слимми, руководитель отдела новостей.
   -- Еще одна беда, Мартин, снова в метро, как и вчера. В том же туннеле, в Нью-Осмонде, только на расстоянии километра.
   -- Да? А что случилось сегодня? Еще один рельс превратился в штопор?
   -- Нет, похоже, что-то с кабелем высокого напряжения. Перерублен. Это произошло десять минут на. Разумеется, уже пошли разговоры про саботаж. Не хочешь съездить туда взглянуть, вместе с Дегом?
   Колокольчики тревоги загремели как никогда прежде. Я взглянул на снимки, которые Дег оставил на моем столе. Этот маленький волчок... и ответил в трубку:
   -- Нет, Слимми, мне некогда. Извини.
   -- Ну, поскольку первую заметку написал ты, я подумал...
   -- Серьезно, Слимми, мне очень жаль, -- прервал я его.
   -- О'кей, пошлю кого-нибудь из моих ребят.
   Я положил трубку, набрал номер Дега и попросил его ждать меня в четыре утра с фотоаппаратом. В это время в туннеле поубавится полиции, журналистов, рабочих, пожарных. Тогда мы и пойдем...
   -- Искать волчок, -- проговорил я.
   Глава 2.
   Все оказалось, как я и предполагал. В четыре утра на станции Нью-Осмонд почти никого не было. Мы долго шли по пустому перрону к туннелю, закрытому для движения. Сонный полицейский, что дежурил у щитов, загораживавших вход, спокойна пропустил нас. Мы спустились на рельсы и направились в темный туннель. На соседних линиях движение продолжалось, и время от времени земля вздрагивала у нас под ногами. С грохотом, похожие на огнедышащие чудовища, проносились составы.
   На месте вчерашнего происшествия возле скрученного рельса и моторного вагона все еще работала бригада ремонтников. Минут через десять мы подошли к участку, где произошла вторая; авария. Или акт саботажа. Здесь тоже горели яркие светильники, но всего два техника осматривали черные ленты кабелей, висевших под потолком туннеля. Услышав наши шаги, они обернулись, и я показал им свое удостоверение.
   -- Я -- Купер из "Дейли Миррор".
   -- Немного опоздали, -- неохотно ответил один из них.
   -- Бывает. Можно узнать, что тут произошло? Какого рода повреждение? -
   -- Будь это просто повреждение!.. тут не просто повреждение, тут такое...
   Мы подошли ближе, и Дег воскликнул:
   -- Боже милостивый!
   По всей стене от основания до половины свода на отлично уложенных плитах и по кирпичу шла зигзагообразная канавка глубиной примерно в два сантиметра и такой же ширины. Словно огромная дрель нечаянно провела эту бессмысленную непрерывную линию а дойдя до толстого жгута, кабеля, просто перерезала его, словно бритва тонкую бечевку. У самой земли дрель -- или что-то другое -- казалось, обессилела -- канавка окончилась. Я невольно взглянул на черный гравий между рельсами. Может, дрель оставлена на земле...
   -- Но что же это было? -- спросил я.
   Один из техников пожал плечами:
   -- Хотел бы я знать.... -- ответил он и сразу же добавил:-- Не спрашивайте нас, пожалуйста, нам нечего сказать вам.
   -- Можно сделать несколько снимков?
   -- Конечно. Только нас не снимайте, пожалуйста.
   Я подошел к Дегу, который возился с фотоаппаратом, и шепнул:
   -- Дег, смотри внимательно прежде, чем делать снимок.
   -- Я уже смотрю, Мартин, -- ответил юноша, сжав губы. Он, видимо, все еще не понимал меня. Наверное, решил, что я немного тронулся. Он начал работать, а я самым тщательным образом осматривал туннель. Ничего! Только гравий. Кое-где обрывки проводов. Ветошь. Я посмотрел и под нею. Дег продолжал фотографировать. Техники отошли в сторону и молча наблюдали за его работой.
   -- Скоро закончите ремонт? -- поинтересовался я.
   -- Мы-то закончим часов через пять-шесть, если не обнаружим еще чего-нибудь. А вот устранить этот разрыв кабеля... На это понадобится три дня.
   -- Благодарю вас, -- ответил я. -- Ты все снял, Дег? Тогда пошли.
   Мы вышли из метро, со стороны океана дул холодный ветер. Мы поехали в Бронкс, к реке, где Дег жил в своем небольшом уютном домике в удивительно спокойном квартале. В его подвале была оборудована фотолаборатория.
   -- Тут есть кофе, выпейте, Мартин, а я пока проявлю пленку.... -- он говорил как-то неуверенно.
   -- Ты, наверное, думаешь, что я рехнулся, не так ли, Дег?
   Он покачал головой и удалился, ничего не ответив.
   Дег вернулся минут через двадцать с большими отпечатками, только что вынутыми из ванночки, с бумаги еще стекала вода. Он остановился в дверях. Я поднялся ему навстречу. Мне уже не надо было задавать ему никаких вопросов.
   -- Покажи, -- попросил я.
   Дег прилепил снимки один за другим на деревянную доску. Мы стояли и, как заколдованные, молча смотрели на этот маленький волчок, лежащий на гальке между рельсами, возле окурка, как раз у того места, где был перерублен кабель. Маленькая игрушка, которую, наверное, выбросил какой-нибудь мальчик.
   Я был предельно спокоен -- именно потому, что никак не мог объяснить этот феномен. Однако, когда я поднял чашечку горячего кофе, пальцы мои дрожали.
   -- А почему он не виден простым глазом, Мартин? --спросил Дег. Я покачал головой. Что тут можно ответить. Он продолжал: -- и какое отношение может иметь этот волчок к таким повреждениям? -- Я опять промолчал. -- Боже милостивый! -- воскликнул Дег и стиснул голову обеими руками. Я оторвал взгляд от снимка с волчком.
   -- Знаешь, Дег, есть один человек, который может помочь нам. Постарайся отпечатать эти снимки получше. Я хочу сказать, увеличь их как можно крупнее, чтобы можно было рассмотреть волчок как следует. Хорошо?
   -- Да, Мартин, я понял. Увеличу до предела. А вы куда?
   Я помахал ему рукой, открывая дверь.
   -- Ладно, ты оставайся. Я позвоню тебе.
   Солнце едва поднялось, скрытое низкими тучами, когда я вошел в лабораторию профессора Чимнея в Центре Технологической Медицины. Чимней, лауреат Нобелевской премии, один из самых великих ученых, каких я знал, был единственным человеком, который мог помочь мне, не задавая при этом излишних вопросов. Он был невысокого роста, с густой шевелюрой, и лицом скорее походил на крестьянина, нежели на ученого. Его помощник проводил меня в кабинет профессора. Чимней, встретив меня, покачал своей крупной головой:
   -- Мартин, тебе не следовало приходить так рано. Я работал вею ночь, устал и собираюсь поспать, -- говоря это, он пожал мне руку.
   -- Даже если б вы уже слали, я все равно разбудил бы вас, профессор. Дело срочное.
   -- Ну тогда объясни, что тебя привело сюда?
   -- То, что вы -- великий ученый и мой друг.
   -- За дружбу спасибо! Ну, так в чем дело? Чем я могу помочь? -- На невозмутимом лице его была заметна усталость.
   -- Профессор, -- спросил я, -- какая разница между глазом человека и объективом фотоаппарата?
   Глаза его блеснули. Он скривил губы и вместо ответа спросил:
   -- А что ты хочешь увидеть, Мартин? -- Но так как я не ответил, продолжал; -- Разница большая. Глаз не все видит, например, инфракрасные лучи, тепловое излучение и многое другое. Фотообъектив в некоторых условиях может дать изображение того, что для глаза недоступно, поэтому...
   -- Я хочу увидеть одну невидимую вещь, -- прервал я профессора и показал на свои глаза. -- Мне нужны два таких объектива. Можете дать их? Пока больше ничего не могу сказать, профессор. Пока еще рано. Извините.
   Он посмотрел на меня, вздохнул, поколебался минуту, обдумывая что-то. Потом медленно и устало прошел к двери. И прежде чем выйти, попросил:
   -- Опусти все шторы, Мартин. Необходима полная темнота.
   Он вернулся через несколько минут и положил на письменный стол небольшой кожаный чемоданчик. С. улыбкой глядя на меня, он извлек из него странные массивные очки, в которых вместо линз были вставлены два окуляра от микроскопа. Он надел эти очки, с трудом закрепив их на затылке, и стал похож на какое-то зловещее гигантское насекомое.
   -- Как марсианин, правда? -- улыбнулся профессор. -- Сейчас я не вижу абсолютно ничего, но если погасишь свет... Вон там, справа от тебя...
   Я быстро выполнил его просьбу, и в комнате стало совершенно темно. Я замер в ожидании.
   Было очень странно сознавать, что меня могут видеть в этой кромешной темноте. Сама мысль, что она больше не защищает, вызывала у меня острое ощущение беспомощности. Я пошевелился, потрогал, сам не зная почему, горло, но жест этот показался мне глупым, и я не нашел ничего лучшего, как поправить галстук. И тогда в темноте раздался добродушный смех Чимнея.
   -- Волнуешься, Мартин?
   -- Ну... Нет, профессор.
   -- Тогда оставь в покое галстук и поправь лучше прическу. Волосы у тебя действительно в беспорядке.
   В восторге и изумлении я пробормотал:
   -- Вы -- великий человек, профессор!
   -- Согласен, однако хватит комплиментов. -- Потом добавил: -- Зажги свет, Мартин. Прибор основан на одном довольно простом принципе, о котором, однако, никто прежде не подумал. Я рассчитал, что... -- тут он умолк, нахмурился и добавил: -- Я разговорился, а тебе, наверное, некогда меня слушать, не так ли?
   -- Не совсем, профессор... Но мне помнится, вы хотели лечь спать.
   Он улыбнулся, подошел к какому-то небольшому прибору, стоявшему на столе, заваленном инструментами, что-то потрогал, вытянул вверх короткую пластиковую трубку и спросил меня:
   -- Эта трубка что-нибудь излучает, как ты думаешь?
   -- Ничего не вижу.
   -- Хорошо. Теперь надень очки, а я погашу свет.
   Я исполнил его просьбу. Поначалу не видел ничего, но когда Чимней щелкнул выключателем, все, что было в комнате -- мебель, инструменты, книги, приборы -- все внезапно вырвалось из темноты, освещенное зыбким, красноватым светом. Предметы были видны вполне отчетливо, как будто освещались мощной яркой лампой.
   -- Это... потрясающе! -- воскликнул я.
   -- Посмотри на трубку, -- сказал профессор, --теперь видно?
   Из трубки, точно плюмаж, поднималось вверх облако тумана. Казалось, его можно было потрогать. Я спросил:
   -- То, что я вижу, профессор, это тепло? Инфракрасные лучи?
   -- Совершенно верно, -- подтвердил он. -- Сними, Мартин, очки. Не знаю, смогут ли они помочь тебе, --проговорил он, включая свет, -- но больше мне предложить пока нечего. К сожалению.
   -- Хорошо, профессор. Я буду держать вас в курсе дела. Спасибо.
   Я вышел от него, неся в кожаном футляре очки. Мое сердце было преисполнено благодарности и страха. Что я увижу там, в метро? Увижу ли вообще что-нибудь? И... было ли там что-нибудь, что можно увидеть?
   Я остановился у первого же телефона-автомата и позвонил Дегу.
   -- У меня тут одна чертовски важная штука, дорогой мой, -- сказал я, -когда я ее...
   -- Мартин -- прервал меня Дег. Голос его звучал глухо и взволнованно. и тут же зазвонили колокольчики тревоги. Я спросил:
   -- Что случилось? Что-нибудь со снимками?
   -- Приезжайте скорее, Мартин, пожалуйста. Скорее -- повторил он. -- Мне страшно.
   Я бросился в машину и помчался к нему. Дважды пролетел на красный свет, обогнал кого-то на повороте, набрал целую коллекцию штрафов, зато пересек город в рекордном темпе. Дег ждал, прохаживаясь по тротуару. Завидев меня, он бросился навстречу.
   -- Что произошло? -- с тревогой спросил я.
   -- Пойдемте... Эти увеличенные снимки... Волчок --Мы вбежали в подъезд, он отпер дверь в квартиру, прошел на кухню, и, остановившись на пороге, торжественным жестом, указал:
   -- Смотрите!
   Огромные отпечатки были развешаны повсюду -- на стене, на шкафах, на доске. С некоторых еще стекала вода, другие еще не совсем просохли. Дег увеличил изображение волчка действительно до предела, если не сказать больше. Картинка получилась нечеткой, размытой -- она распадалась на множество черных, серых и белых точек, но благодаря этому передавала истинную сущность снятого предмета.
   Я так и замер на пороге, рассматривая одну за другой все эти фотографии. Прошла минута. Две, пять минут...
   Наконец, Дег проговорил:
   -- Видите?
   Ох, еще бы я не видел! Я видел перед собой большую машину, идеальную в своей рациональной компактной конструкции. Ясно видны были широкие металлические обручи, множество отверстий, похожих на выхлопные, сопла, и узкие, словно прикрытые веки, иллюминаторы. Мне показалось даже, что за мной кто-то наблюдает.
   -- Что это, Мартин?
   -- Это не волчок, -- ответил я, проходя в комнату. -- Это похоже на то, что мы называем... Ну да... На то, что мы называем летающими тарелками.
   При этих словах меня охватил страх. Поначалу все мое существо возмутилось, прямо-таки восстало:
   "Этого не может быть!" -- хотел было закричать я. Но в конце концов этот внутренний голос умолк. Я был вынужден отступить перед очевидностью.
   Мы молча опустились на диван, не зная, что и сказать. Потом Дег поднялся, прошелся взад и вперед по комнате, пошевелил губами, словно собираясь, что-то сказать, но так ничего и не произнес.
   Тогда я спросил его:
   -- Что теперь будем делать?
   -- Вот! Я то же самое хотел спросить. Что теперь делать?
   -- Не знаю, -- ответил я и поднялся. -- Поеду в редакцию, разумеется. А впрочем, я знаю, что надо делать, -- добавил я, обращаясь скорее к себе, чем к Дегу. -- Конечно, знаю! Сегодня ночью я опять спущусь в туннель и, что бы ни произошло, узнаю, что там такое. Этот день, Дег, будет самым долгим в моей жизни.
   Глава 3.
   Все утро я провел у себя в кабинете, просматривая новости с телетайпной ленты, полученные за последние тридцать шесть часов. Среди них я нашел две, которые показались мне интересными. В первом случае сообщалось, что около десяти вечера -- то есть за несколько часов до того, как состав сошел с рельс -- один мальчик в Нью-Осмонде видел из окна, как "страшный диск, весь светящийся и с хвостом, упал на землю". Во втором говорилось про одного продавца сосисок, который готов был поклясться: "что-то светящееся пролетело передо мной и упало куда-то". Управление аэронавтики и Пентагон, отмечалось в сообщении, уже заявили, что не желают принимать во внимание эти два свидетельства.
   Но я-то их во внимание принял. Может быть, это что-то светящееся и был волчок, он-то и упал с неба, попал потом через какой-нибудь вентиляционный канал с потоком воздуха в туннель метро. Может, это был какой-нибудь инструмент, брошенный рабочими. А может, и в самом деле прилетел из космоса?..
   -- Боже милостивый, Мартин! -- пробормотал я. Я ломал над этим вопросом голову, волнуясь и считая минуты, которые оставались до вечера, как вдруг мне сообщили по телефону чертовски интересную новость: профсоюзы объявили забастовку. Остановился весь общественный транспорт. Город переполнился автомобилями, всюду возникли пробки, движение было блокировано. Возле некоторых станций метро возникли потасовки...
   Я схватил плащ, взял кожаный футляр с очками и выбежал из кабинета. Забастовка. Поезда стоят, станции пустые, работы приостановлены... Я в волнении возблагодарил небо. Спасибо. Ожидание окончено. Прекратилась эта агония. Я направился на станцию Нью-Осмонд.
   Я добрался туда только часа через полтора и спустился вместе с возмущенной толпой, заполнявшей лестницы. На перроне тоже оказалось много народу. Забастовка не была всеобщей -- некоторые поезда ходили. Я увидел, что проход в туннель, куда проник волчок, все еще был перегорожен щитами, перед ним горел красный газовый фонарь. Я протиснулся сквозь толпу, спрыгнул с перрона на шпалы и быстро зашагал по подземному коридору, прижимаясь к стене, ожидая в любую секунду услышать за спиной свисток или окрик. Но никто не обратил на меня внимания. У полицейских было немало других забот. Я вошел в темный туннель, оставив позади недовольно гудящую толпу. Дальше была полная темнота -- все бригады ремонтников покинули его. Да, само небо помогало мне.
   Я прошел дальше и надел очки, которые дал профессор Чимней. В совершенной темноте я вдруг ясно увидел в розоватой окраске все, что было вокруг: рельсы, стены, гальку между шпал, оснастку, электрические кабели, сигнальные огни... Дальше я пошел быстрее, внимательно всматриваясь во все, что под ногами. Беспокойство, не покидавшее меня весь день, нарастало.