– Машина ждет нас у подъезда, – сказал Хавьер. – Мы полетим на моем самолете.
   – У тебя есть свой самолет? – Она посмотрела на него с изумлением.
   – Si. Ты замужем за очень богатым человеком, mi amor, или ты забыла и об этом тоже?
   Она прикусила нижнюю губу, отвела взгляд от идущего рядом мужчины.
   – Психолог сказал, что мужьям трудно смириться с тем, что жены после травмы не могут их вспомнить. Должно быть, ты очень разочарован и зол на меня.
   «Ты даже не представляешь, как я зол», – думал Хавьер Мелендес, машинально открывая перед женой больничные двери. Злость бушевала в нем, наполняла раскаленным ядом вены, казалось, он вот-вот начнет извергаться как вулкан, покрывая все вокруг пеплом и лавой. Сегодня утром история побега Эмелии снова была во всех газетах, как и на прошлой неделе. Заголовки кричали о ее романе с Маршаллом и его трагических последствиях. Хавьер понимал, что его ненависть к предательнице прорывается наружу, он обещал себе лучше контролировать эмоции. Какой смысл наказывать Эмелию сейчас, когда она ничего не помнит и не понимает, в чем виновата?
   – Прости, querida. – Бережно взяв жену за плечо, он подтолкнул ее к лимузину. – Я еще не отошел от потрясения, которое испытал, едва не потеряв тебя. Впредь постараюсь быть более чутким.
   – Это нормально, – тихо сказала она, когда они устроились бок о бок на заднем сиденье. – Мне тоже трудно. Кажется, что я живу чужой жизнью в чужом теле.
   – Это твоя жизнь. – Он посмотрел в глаза Эмелии, испуганно сияющие в полумраке салона. – Ты сама ее выбрала.
   Она рассеянно погладила мягкую кожаную обшивку сиденья.
   – Мы долго встречались, прежде чем пожениться?
   – Недолго.
   – Сколько?
   – Шесть недель.
   Глаза Эмелии расширились, напомнив Хавьеру озера после весеннего паводка.
   – Не могу поверить, что вышла замуж так скоро после знакомства…
   Голос молодой женщины звучал задумчиво, как будто она говорила сама с собой. Покачав головой, она поморщилась, заправила за ухо прядь светлых, с медовым отливом волос, пробежала языком по губам. Несмотря на твердое намерение игнорировать ее близость, Хавьер почувствовал, как в чреслах разгорается пожар. Сидя рядом, он вдыхал ванильный аромат кожи Эмелии, представлял, как она извивается под ним в постели, изнемогая от страсти, пока они оба не достигают пика. Он стиснул зубы и отвернулся к окну машины, в которое стучался осенний дождь.
   – Мы венчались в церкви? – спросила Эмелия, помолчав.
   – Да. На церемонии было больше четырех сотен гостей. Нашу свадьбу назвали свадьбой года. Возможно, ты вспомнишь, когда посмотришь фотографии.
   Хавьер искоса наблюдал за ней, размышляя, что об их жизни стоит рассказывать, а что лучше оставить за скобками. Доктор не велел давить на нее. Эмелия была все еще дезориентирована, она все еще переживала потерю любовника. Она больше не упоминала Питера, но Хавьер замечал, что глаза жены то и дело наполняются слезами скорби, и каждый раз ощущал, как в грудь вонзается острый кол ревности.
   – У тебя есть семья? – Эмелия внезапно повернулась, встретила его взгляд. – Родители, братья, сестры?
   – Мама умерла, когда я был маленьким. Несколько лет спустя отец женился во второй раз. Мою сводную сестру зовут Изабелла. – Хавьер помолчал, прежде чем продолжить. – Отец развелся с матерью Изабеллы, женился снова. Как все и предполагали, из этого брака тоже не вышло ничего хорошего. Он умер во время бракоразводного процесса.
   – Мне жаль, – почти прошептала Эмелия. – Я знала твоего отца?
   – Нет. – Губы Хавьера дрогнули в горькой усмешке. – Мы с ним не общались последние десять лет его жизни.
   – Как грустно. – Ее сочувствие казалось неподдельным. – Почему вы перестали общаться?
   Хавьер глубоко вдохнул, медленно выдохнул.
   – Мой отец был очень упрямым человеком, жестким и в бизнесе, и дома. Поэтому все его браки заканчивались объявлением войны. Он любил контроль и власть, его взбесило мое желание самому распоряжаться своей жизнью. Мы обменялись оскорблениями и с тех пор не сказали друг другу ни слова.
   Эмелия посмотрела на каменное выражение лица мужа, спрашивая себя, далеко ли яблочко укатилось от яблоньки.
   – Ты похож на него внешне?
   Их глаза встретились. Заглянув в гипнотическую черную глубину взгляда Хавьера, Эмелия затрепетала.
   – Разве что цветом волос и глаз, больше ничего общего. Я похож на мать.
   – Сколько тебе было, когда ее не стало?
   – Четыре года. – Он отвел взгляд, голос звучал ровно и бесстрастно. – Почти пять.
   Представив его совсем маленьким мальчиком, так рано лишившимся матери, Эмелия почувствовала сострадание, от которого защемило сердце. Она хорошо понимала его чувства. Ее мать умерла, когда Эмелия только вошла в подростковый возраст, но боль потери от этого легче не стала. Всю юность, с четырнадцати лет, Эмелия чувствовала себя очень одинокой. Она не была особенно близка со своими блестящими светскими родителями, но тем не менее за прошедшие годы столько раз желала, чтобы случилось чудо, и она смогла провести с мамой хотя бы еще один день…
   – А со сводной сестрой ты в хороших отношениях?
   При упоминании сестры черты лица Хавьера смягчились, в глазах появилось тепло, губы тронула улыбка, полная чуть снисходительной нежности.
   – Как ни странно, да. Она намного младше, только-только достигла совершеннолетия. С тех пор как умер наш отец, я стараюсь принимать более активное участие в жизни Изабеллы. Она живет в Париже с матерью, но часто приезжает в гости.
   – Значит, с ней я знакома? – спросила Эмелия, странно взволнованная проявлением его эмоций.
   – Да. Вы встречались много раз.
   – Мы ладили?
   – Я бы не назвал вас лучшими подругами, к сожалению. Возможно, я слишком приучил Изабеллу к тому, что все мое внимание принадлежит ей. Она отнеслась к тебе как к конкурентке.
   «Если я правильно поняла, его сестра – избалованная девчонка, привыкшая получать все, что захочет, – нахмурилась Эмелия. – Немудрено, что мы не нашли общего языка».
   – Почему все твое внимание принадлежало сестре? У тебя же были женщины и до того, как мы познакомились…
   – Разумеется, были.
   Высокомерная уверенность этого заявления заставила Эмелию испытать неожиданный укол ревности. Вопрос в том, сколько женщин он соблазнил до нее? В жизни Эмелии до Хавьера – при условии, что она не помнила, как занималась с ним любовью, – был только один мужчина. Она переспала с ним назло отцу во время вспышки подросткового бунта. Эмелия отнюдь не испытывала гордости за тот период мучительного взросления. Случайный секс нанес такой удар по ее самоуважению и самооценке, что впоследствии ей так и не удалось поставить свою романтическую жизнь обратно на рельсы.
   В животе стало горячо, когда Эмелия предположила, чему Хавьер мог научить ее за два года совместной жизни. Наверняка такой искушенный мужчина хорошо поднатаскал неопытную жену в постельной акробатике, о которой, судя по самодовольному виду, знал так много.
   Обращенные на нее темные глаза Хавьера сверкнули, словно он прочитал мысли жены.
   – Нам было хорошо вместе, Эмелия.
   – Ох… – Она сглотнула в панике. – Я… я не думаю, что уже готова… возобновить нашу супружескую жизнь с того места, на котором мы закончили. Если ты понимаешь, о чем я…
   – Не готова? – Испанец выгнул бровь.
   – Доктор сказал, мы не должны торопиться. – Эмелия сжала ноги, удивленная и шокированная тем, как жарко и влажно вдруг стало между ними. – Доктор рекомендовал делать все медленно, постепенно.
   – Ну конечно, разве мы можем ослушаться доктора? – Несмотря на ироничный тон, сладострастная искра все еще мерцала в черных глазах Хавьера.
   Не удержавшись, Эмелия взглянула на его резко очерченный, чувственный рот. Сколько раз эти губы прикасались к ее губам? Какими были его поцелуи – жесткими или бережными, полными яростной страсти или властной, но все-таки нежности? По спине молодой женщины снизу к основанию шеи пробежали мурашки. Мысли опять заспешили в волнующем эротическом направлении.
   Куда еще Хавьер любил ее целовать? Повторял ли языком очертания ее деликатного ушка, гладил ли шею загорелыми пальцами? Сердце Эмелии с грохотом колотилось о грудную клетку. Неужели она чувствовала губы и язык Хавьера и там, внизу, когда он исследовал самые потаенные уголки ее женского естества, заставляя стонать и изгибаться от наслаждения? В каких позах они занимались любовью и какую он предпочитал? Ласкала ли она губами его мужское орудие, опустившись перед ним на колени? О господи, неужели да?!
   Взглянув в пылающее лицо жены, Хавьер поднял руку и едва ощутимо провел кончиком пальца по ее щеке.
   – Ты совсем ничего не помнишь, querida?
   – Н-нет… Прости… – Она стиснула губы, которые покалывало от желания почувствовать его поцелуй.
   – Не важно, – сказал он с улыбкой, хотя глаза остались непроницаемыми. – У нас будет много времени, чтобы все вернуть, шаг за шагом. Как в первый раз, si?
   Судя по ощущениям, сердце Эмелии отрастило крылья и хлопало ими, пытаясь улететь.
   – Я помню, что у меня было мало опыта. До тебя я встречалась только с одним мужчиной.
   – Ты быстро училась. Очень, очень способная ученица.
   – Наверное, это странно – быть женатым на женщине, которая даже не помнит вкус твоего поцелуя.
   Хавьер взял жену за подбородок, приподнял ее лицо, вынуждая Эмелию смотреть прямо в темный омут его глаз.
   – Думаю, эту маленькую тайну я могу открыть тебе прямо здесь и сейчас.
   – Я не предлагала… – Она постаралась отстраниться, но он ожидал этого и крепче сжал пальцы.
   – А я предлагаю.
   Все тело Эмелии покрылось гусиной кожей, когда он, нагнув голову, приблизил губы к ее губам. Она почувствовала теплый бриз его дыхания, невесомую как перышко ласку, которая заставила ее податься вперед в ожидании большего. Эмелия ждала, полуприкрыв глаза, задыхаясь от напряжения, почти оглушенная трепыханиями собственного сердца.
   Хавьер отпустил подбородок жены, взял ее лицо в ладони, описывая пальцами гипнотические круги по нежной коже щек. Он не отрывал взгляда от ее губ. Эмелия невольно облизнулась, всем существом желая, чтобы он придвинулся еще чуть ближе и все-таки прикоснулся к ней…
   – Нет, – насмешливо сказал Хавьер своим глубоким, низким голосом. – Пожалуй, я не должен целовать тебя сейчас, чтобы не осложнить ситуацию. Не хотелось бы поставить под угрозу твое выздоровление, не правда ли, милая?
   – Да… Наверное, это не самая удачная идея.
   С удовлетворенным смешком он отпустил жену и откинулся на сиденье.
   – Я тоже так подумал. Ничего, это может немного подождать.
   Эмелия молчала, пытаясь представить, что творится у него в голове. Она не сомневалась, что сложившаяся ситуация раздражает Хавьера. Здоровый, настоящий мужчина в самом расцвете сил, за два года брака он, должно быть, привык все время иметь под рукой любящую жену, всегда готовую пойти навстречу его желаниям и потребностям. А сейчас эта жена смотрит на него как на незнакомца. Если она и дальше будет сторониться его, как скоро Хавьер пойдет за утешением к другой женщине? Эта мысль Эмелии совсем не понравилась. Но почему? Почему видение Хавьера в объятиях любовницы вызывает у нее такую желчную реакцию, если Эмелия не в силах вспомнить ничего о том времени, которое они с мужем провели вместе?
   Она посмотрела на свою украшенную кольцами руку. Странно, но тяжесть золота на пальцах казалась знакомой – во всяком случае, более знакомой, чем мужчина, который подарил ей эти украшения. Эмелия покрутила блестящий ободок. Кольцо сидело слишком свободно, наверное, она еще больше похудела в больнице. Молодая женщина только сейчас обратила внимание, что загар под кольцами не такой темный, значит, она действительно носила их раньше. Подняв глаза, Эмелия наткнулась взглядом на мрачно-сосредоточенное лицо мужа.
   – Что-то не так?
   – Все в порядке. Я беспокоюсь, как ты перенесешь полет.
   Хавьер наклонился, чтобы дать указания водителю, Эмелия почувствовала касание его бедра. Физический контакт взволновал ее, заставил задуматься о том, как часто его сильные стройные ноги переплетались с ее в порыве страсти. Хавьер не стал целовать ее сейчас, но сколько времени он даст ей, прежде чем потребует положенной ему по праву супружеской близости?
   В аэропорту, пройдя таможню, они поднялись на борт частного самолета. Эмелия не помнила, летала ли на «Гольфстримах» раньше, но ей казалось, что она даже близко их не видела, разве что на страницах журналов. Ее отец, человек весьма состоятельный, летал только коммерческими рейсами, в первом или бизнес-классе. Неужели за два года замужества она действительно привыкла к бесстыдной роскоши, к частным самолетам и бриллиантовым побрякушкам?
   Даже паспорт на имя Эмелии Мелендес не убедил ее в реальности происходящего. Если верить отметкам паспортного контроля, она то и дело летала в Париж, Рим, Прагу, Монте-Карло и Цюрих, но ее память не сохранила ни одной из этих поездок.
   Внутри самолета все буквально кричало о благосостоянии его владельца. Обслуживающий персонал был вежлив и почтителен. В отличие от многих толстосумов из окружения отца Эмелии, Хавьер относился к людям, которые на него работали, с уважением: здороваясь, назвал каждого по имени, поинтересовался семейными делами, словно воспринимал супругов и детей своих сотрудников как членов собственной семьи.
   – Посмотрите сегодняшнюю прессу? – спросила одна из стюардесс.
   – Нет, спасибо, Аня, – ответил испанец со слегка вымученной улыбкой.
   Эмелия недовольно поморщилась. Ей хотелось узнать, что происходит в этом незнакомом ей мире, наверстать два года забытых новостей и сплетен. К тому же вдруг в газетах писали об автокатастрофе, в которую она попала? Какие-то подробности могли пролить свет на обстоятельства и причины трагедии. Питер, менеджер модного отеля, где останавливались сливки общества, был публичной фигурой, наверняка его гибель вызвала резонанс. Эмелия полагала, что она имеет право узнать, как именно потеряла лучшего друга.
   – Не дуйся, querida, – сказал Хавьер, который правильно истолковал причину брошенного на него недовольного взгляда жены. – Я стараюсь защитить тебя.
   – От чего?
   – В прессе появлялись некоторые неприятные публикации на тему твоей аварии.
   – Например? – Эмелия нахмурилась.
   – Обычные слухи и красноречивые недомолвки, так любимые журналистами. Ты – жена очень влиятельного бизнесмена, Эмелия. Ты можешь этого не помнить, но газетчики постоянно преследовали тебя в надежде на скандальный материал. Скандалы продают газеты и журналы, даже если они основаны на вымысле.
   Эмелия рассеянно пожевала ноготь. Ее преследовали газетчики? С какой стати? Она жила ничем не примечательной, скучной жизнью, или, во всяком случае, так ей казалось, пока она не вышла из комы. Эмелия давно оставила мечты стать известной пианисткой и давать концерты, ее амбиции не шли дальше частных уроков музыки. Карьера героини светских хроник, которая вырисовывалась со слов Хавьера, определенно не была частью ее жизненного плана.
   – И что в газетах пишут про аварию?
   Выражение его черных глаз стало тяжелым и неприятным.
   – Пишут, что ты сбежала с Питером Маршаллом.
   – Как сбежала? В смысле, сбежала от тебя?
   – Это всего лишь досужие сплетни, Эмелия. О нас судачили раньше и будут судачить еще. Я вынужден все время опровергать подобные истории.
   – Я могу не помнить двух последних лет своей жизни, но, уверяю тебя, я не из тех женщин, которые убегают от мужей с другими мужчинами. Ты конечно же не веришь этим сплетням?
   Движение его губ было похоже скорее не на улыбку, а на гримасу досадливого смирения.
   – Чрезмерное внимание прессы, сплетни, домыслы, подтасованные факты – неотъемлемая часть нашей жизни, querida. Цена успеха. Я предупреждал тебя об этом, когда мы начали встречаться.
   Самолет побежал по взлетной полосе. Эмелия снова принялась кусать ноготь. Ей совершенно не нравилось, что какие-то люди бросают тень на ее имя и репутацию. Сама мысль о супружеской неверности была ей отвратительна. Эмелия достаточно насмотрелась на безобразные последствия измен своего отца, чтобы не ступать на эту скользкую дорогу.
   – Не беспокойся о журналистах, – сказал Хавьер. – Я вообще не стал бы упоминать о них, если бы не опасался, что они будут поджидать нас в Испании. На всякий случай, я прошу тебя не отвечать на вопросы и не поддаваться на провокации. Ты поняла?
   – Но если репортеры настолько бесцеремонны и настойчивы, как ты говоришь, я не смогу скрываться от них вечно.
   – Эмелия, по крайней мере в ближайшее время ты будешь делать то, что я тебе говорю. Я – твой муж, постарайся помнить хотя бы об этом.
   Эмелия почувствовала, как злость горячей змейкой сжимает ее внутренности. Она расправила плечи:
   – Не знаю, что за жену ты рассчитывал получить в моем лице, но я – не домашняя рабыня и не имею никакого желания ею становиться. Моя память здесь совершенно ни при чем.
   Хавьер заиграл желваками. Его глаза так потемнели от гнева, что стало невозможно различить зрачок.
   – Не затевай драку, в которой не сможешь победить, Эмелия, – сказал он сквозь зубы. – Сейчас ты слаба и уязвима. Я не хочу, чтобы на тебя оказывали давление, усугубляя стресс. Я выполняю указания врачей и буду признателен, если ты последуешь моему примеру.
   – Не нужно говорить со мной как с ребенком. – Эмелия решительно скрестила руки на груди. – Пусть я немного выбита из колеи, но это не значит, что мне начисто отшибло разум или чувство собственного достоинства.
   Она видела, с каким трудом Хавьер сдерживает в узде свой испанский темперамент. Его плотно сжатые губы побелели, как и костяшки пальцев, в ярости терзавших ткань дорогих брюк.
   – Прости, любимая, – сказал он после паузы, которая, по приблизительным подсчетам Эмелии, длилась не менее десяти лет. – Я забыл, что тебе пришлось вынести. Сейчас не время для старых добрых семейных ссор.
   – И ты прости меня. – Она выдохнула от облегчения. – Мне кажется, я немного не в себе.
   – Это точно. – Он даже попытался улыбнуться.
   Эмелия закрыла глаза, намереваясь притвориться спящей. Но видимо, и вправду задремала, а когда проснулась, самолет заходил на посадку.
   Вопреки опасениям Хавьера, журналисты не ждали их в засаде по ту сторону таможни, и супруги Мелендес беспрепятственно погрузились в поджидавшую их машину.
   Хавьер обменялся с шофером несколькими словами по-испански, и Эмелия с удивлением осознала, что понимает их диалог. Она совершенно точно не владела испанским, когда приехала в Лондон искать работу. Выучила за два года в браке? Но почему родной язык ее мужа задержался в памяти, а сам муж стерся без следа?
   – Она что-нибудь вспомнила? – спросил водитель.
   – Ничего, – ответил Хавьер.
   Эмелия не показала виду, что содержание разговора не осталось для нее тайной. Она решила пока не признаваться, что вспомнила испанский язык, хотя вряд ли смогла бы ответить на вопрос почему.
   По дороге на виллу Эмелия смотрела в окно, надеясь, что пролетающий мимо пейзаж заденет хоть какие-то струны в ее памяти. Но если бы она не знала, что должна помнить Испанию, она могла бы поклясться, что видит эти места впервые. Иногда Эмелия ловила на себе выжидательный взгляд Хавьера, словно он тоже надеялся на прорыв. Груз его ожиданий тяготил Эмелию – тем более она чувствовала непонятную напряженность за вполне благопристойным фасадом их отношений. Она убеждала себя, что это всего-навсего оправдываются слова врачей: Хавьеру трудно смириться с тем, что она его забыла. Но интуиция подсказывала, что странно избирательный характер ее амнезии – всего лишь часть проблемы.
   Когда машина въехала в большие кованые ворота и покатила по тенистой аллее к вилле, у Эмелии перехватило дыхание. Особняк Хавьера был воплощенной в камне мечтой олигарха: надежно изолированный от внешнего мира, неприлично роскошный и наверняка столь же неприлично дорогой в содержании дом с террасами посреди огромного ухоженного парка.
   Как только автомобиль остановился, массивные двери особняка открылись, выпустив им навстречу женщину в черно-белой униформе.
   – Добро пожаловать домой, сеньор. – Женщина смерила Эмелию высокомерным взглядом и добавила почти сквозь зубы: – Добро пожаловать домой, сеньора.
   – Спасибо, – сказала Эмелия с натянутой улыбкой. – Очень приятно снова оказаться… хм… дома.
   – Querida. – Рука Хавьера легла ей на спину. – Это Алдана, домоправительница. Не волнуйся. Я объяснил прислуге, что ты никого из них не помнишь.
   – Простите, – сказала Эмелия Алдане. – Надеюсь, вы не обижаетесь.
   – Это не имеет значения, – холодно ответила та, складывая руки на обширной груди.
   – Я отведу жену наверх. – И Хавьер перешел на испанский: – Ты сделала все, как я просил, когда звонил из Лондона?
   – Да, сеньор.
   Спина Эмелии горела там, где он прикасался к ней. Даже сквозь одежду она чувствовала каждый из его пальцев, словно на них были закреплены электроды. Разряды пронизывали ее с ног до головы, когда она пыталась представить, как его руки ласкали ее обнаженное тело в супружеской постели.
   Поднимаясь вместе с Хавьером по широкой парадной лестнице, Эмелия задыхалась от нарастающей паники. Неужели этот незнакомый, в сущности, мужчина ведет ее в спальню, которую она должна будет с ним разделить?

Глава 3

   Почувствовав настороженность жены, смущенной, помимо всего прочего, неприкрытой враждебностью домоправительницы, Хавьер счел нужным дать пояснения:
   – Невежливость Алданы не должна тебя тревожить или огорчать. Это ничего не значит, она успокоится через день-другой. Алдана встретила тебя так же, когда мы приехали сюда после свадьбы. Она считала, я совершил самую большую ошибку в своей жизни, женившись на иностранке, да еще так скоро, через несколько недель после знакомства.
   Эмелия с трудом удержалась от гримасы, вспомнив выражение ненависти в черных птичьих глазах домоправительницы. Не может быть, чтобы Алдана смотрела на нее волком все два года, что Эмелия жила здесь, а она, хозяйка дома, спокойно мирилась с подобным отношением со стороны прислуги!
   Эмелия схватилась за перила, чтобы снять часть тяжести с ватных ног. В груди было тесно, словно она только что пробежала марафон на высокогорье.
   – Что с тобой? – Хавьер взял ее за руку.
   – Голова немного закружилась. Сейчас все пройдет.
   Она ощутила пожатие его пальцев, и от этого прикосновения дыхание сбилось еще больше, чем от подъема по бесконечной лестнице. Хавьер смотрел на нее непроницаемым взглядом.
   – Алдана в конце концов одобрила твой выбор жены? – спросила Эмелия.
   – Я не нуждаюсь в одобрении домоправительницы, Эмелия. Мы женаты, вопрос закрыт. Это касается только нас двоих, больше никого.
   После короткой передышки, закусив губу, Эмелия преодолела последние ступеньки. Она оглядывалась в поисках следов своей прошлой жизни, но не находила никаких свидетельств того, что провела на вилле почти два года. Стены украшали подлинники известных художников – места для семейных фотографий не нашлось. Формальный декор был призван демонстрировать благосостояние, а не создавать уютную домашнюю атмосферу. Эмелия не видела в безупречных, почти музейных интерьерах ничего, что отражало бы ее вкус и пристрастия. Интересно почему?
   Хавьер открыл перед ней двери в спальню, напоминавшую размерами спортивный зал.
   – Это была наша комната.
   Эмелия обратила внимание, что ее муж употребил прошедшее время. Значило ли это, что Хавьер все-таки не собирался жить здесь вместе с ней? Она хотела уточнить, но не решилась.
   – Она очень большая…
   – Ты что-нибудь узнаешь?
   Она посмотрела на огромную кровать, невольно представив себе, как лежала на ней с Хавьером. Желудок судорожно сжался, и молодая женщина поспешно перевела взгляд на прикроватный столик, украшенный их свадебным фото. Дыхание снова сбилось, когда она взяла снимок в руки, вгляделась в собственную улыбку почти двухлетней давности и наморщила лоб, пытаясь добраться до уголков сознания, где просто обязаны были сохраниться хотя бы отрывочные воспоминания о самом важном дне ее жизни.
   Ее подвенечное платье, пышное, щедро, но со вкусом отделанное стразами, сделало бы честь представительнице королевской фамилии. Эмелия могла только робко предположить, сколько оно стоило. Вуаль длиной как минимум метров пять крепилась к драгоценной тиаре, в которой невеста действительно выглядела как принцесса. Сложная прическа, безукоризненный макияж, букет из цветов апельсинового дерева – все говорило о том, что церемония была тщательно спланирована. Фотография напомнила Эмелии все те великосветские бракосочетания, которые она посещала с отцом. Много шума, еще больше – показного благополучия и счастья, толпы гостей, большая часть которых через год даже не вспомнит имен жениха и невесты. Эмелия ненавидела эти элитарные мероприятия и каждый раз клялась себе, что ни за что не превратит свою свадьбу в одно из них. Но, судя по снимку, сдержать данное себе слово ей не удалось, и ее свадьба тоже больше походила на театрализованное представление для избранной публики.
   На фотографии Хавьер был одет в костюм с белой рубашкой и галстуком в серебряную с черным полоску. Он выглядел властным, элегантным и самоуверенным, как всегда, но его улыбка показалась Эмелии не слишком естественной, особенно по сравнению с ее собственной. Она задумалась, заметила ли его вымученную радость в тот день, забеспокоилась ли, или была слишком занята, пребывая в центре всеобщего внимания?
   – Мне жаль. – Рука дрогнула, когда она ставила снимок на место. – Я ничего не помню. Мне кажется, все это происходило с кем-то другим.
   Хавьер перестал искоса разглядывать жену и перевел взгляд на изображение новобрачных во всем свадебном великолепии.
   – Иногда, когда я смотрю на этот снимок, мне тоже так кажется.
   Эмелия удивленно посмотрела на мужа. Следовало ли ей понимать эти слова как сожаление о поспешном браке? А кто тянул его под венец, куда он так торопился, позвольте спросить? Большинство современных мужчин идет на любые ухищрения, лишь бы избежать официальных супружеских уз, им гораздо милее гражданский или, еще того лучше, гостевой брак, позволяющий сохранять независимость…
   Или страсть, которая, предположительно, бросила их в объятия друг друга, померкла и облупилась после двух лет совместной жизни? Над отношениями в семье нужно постоянно работать, это Эмелия уяснила, глядя, как ее отец рушит один свой брак за другим, не делая даже попытки научиться чему-то на предыдущих ошибках. Может быть, Хавьер разочаровался в ней? Он не производил впечатления безумно влюбленного мужчины. Эмелия видела в его глазах огонь физического желания, но не настоящую, идущую от души и сердца любовь, которой хватило бы до конца их дней.
   – Что-то не так, Эмелия? – спросил он, перехватив ее взгляд.
   – Э… Мне любопытно, почему ты так поторопился с предложением руки и сердца. Почти все мужчины, которых я знала, заставляли своих подруг ждать годами. Отчего такая спешка?
   Что-то мелькнуло в глубине его глаз, словно Хавьер, как опытный шулер, мысленно тасовал колоду карт, выбирая подходящую случаю.
   – А как ты думаешь? – будничным тоном спросил он. – Поверь, я не принуждал тебя принимать мое предложение. Ты сама хотела выйти за меня.
   – Не знаю… – протянула Эмелия. – Может быть, я просто не помню, что меня снедало страстное желание найти мужа. Мне всего двадцать пять…
   – Двадцать семь, – поправил ее Хавьер.
   – Т-точно. Двадцать семь…
   – Я захотел тебя в тот самый момент, когда увидел сидящей за роялем. – Кончиками пальцев он приподнял ее лицо за подбородок. – Нас потянуло друг к другу с первого взгляда. Не было смысла откладывать то, чего мы оба так желали.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента