Павел Александрович недовольно поморщился и поспешно ответил:
   – Да, много раз, ангел мой, гораздо больше, чем это было необходимо.
   Заметив кислую гримаску жены, он поспешил добавить:
   – Но не переживай, мое золотко, ты всех потрясешь: Вальтер к вернисажу пришлет какого-то Жаррона.
   – Кто это? – удивилась Ольга. – Я даже не слыхала о таком.
   – Говорят, он очень моден, – заверил жену Павел Александрович.
   – Первый раз слышу это имя, – она выразительно посмотрела на Георгия, призывая его в союзники: – Жорж, а ты о нем слышал?
   – Я в этом полный профан, – ушел тот от ответа, не желая нервировать отца.
   Но и это не помогло, Павел Александрович начал раздражаться.
   – Вальтер показывал целую кипу проспектов, – холодно сказал он, – газеты, журналы. Везде «Жаррон! Жаррон! Жаррон!» Хвалят, восхищаются.
   Ольга нервно дернула плечом.
   – Мне-то что с этого? – со слезами в голосе сказала она. – Здесь Жаррона никто не знает. Ты обещал сногсшибательный вернисаж, а выходит нечто провинциальное. Как ты не поймешь, моему творчеству нужна оценка светилы.
   Павел Александрович спасовал перед слезами жены. Раздражения как не бывало. Он виновато развел руками и попросил:
   – Ангел мой, не спеши расстраиваться. Судя по тому сколько я заплатил этому Жаррону, именно он и есть настоящий светила.
   – Не обязательно, – горячась, возразила Ольга. – Заплаченная сумма может говорить не только об этом. Она может говорить и о том, что он настоящий мошенник, каких немало сейчас хлынуло в нашу страну.
   Павел Александрович просиял улыбкой. Ему было приятно, что Ольга сказала «в нашу страну». Он был патриотом.
   – Ангел мой, не волнуйся, мы раскрутим этого Жаррона. Я обеспечу ему такую рекламу, что в нашей стране его будут знать лучше, чем самого Врубеля или Васнецова.
   Ольга озадаченно уставилась на мужа. Она не знала, кто такой Васнецов и уж тем более Врубель.
   – Это тоже художники, – ехидно пояснил Георгий, заметивший ее замешательство.
   Слово «тоже» польстило Ольге. Таким образом Георгий косвенно признавал художницей и ее. На самом деле это «тоже» относилось лишь к Дэви и Жаррону.
   С точки зрения Георгия их садовник, регулярно подкрашивающий ограду сада, имел большее право считать себя художником, чем мачеха, картины которой если и были шедевром, то только ужасающего дилетантизма и безвкусицы.
   Правда, Георгий не спешил разочаровывать мачеху. Это было слишком опасно. К тому же Павел Александрович настолько не разбирался в живописи, что всякий раз приходил в восторг от нового, щедро вымазанного красками, полотна. Как только случалось это событие, Павел Александрович тащил сына в мастерскую жены, замирал в изумлении и восклицал:
   – Чудо! Не правда ли, Гоша?
   – Ты прав, это чудо, – соглашался Георгий и мысленно добавлял: «Чудо бездарности».

Глава 7

   Павел Александрович не обманул свою «обожаемую женушку». За две недели до вернисажа все, кто хоть как-нибудь соприкоснулись с искусством, только и говорили что о Жарроне, причем как о величайшем творце современности. Следом прошел слух, что маэстро Жаррон якобы собирается посетить их город, и уж совсем сенсационным стало сообщение о том, что он согласился удостоить своим присутствием открытие вернисажа мадам Полыгаловой.
   Посыпались визиты, звонки, поздравления…
   Ольга, предчувствуя явный успех вернисажа, разволновалась, что картин будет недостаточно. Она хотела сразить всех своей плодовитостью. Несколько дней не выходила она из мастерской и побила все мыслимые и немыслимые рекорды, создав еще двадцать «шедевров».
   – Нельзя так много работать, – добродушно поругивал ее Павел Александрович. – У людей от работы портится характер.
   Ольга и в самом деле стала нервной. В доме то и дело раздавался ее истеричный смех. Порой ее смех был слишком не к месту и вызывал у окружающих удивление. Марина тоже была возбуждена. Даже Павел Александрович немного волновался. Он слишком много времени и средств отдал предстоящему вернисажу. Как человек сверхрациональный, он считал что запланированный триумф жены – теперь и его триумф.
 
   И вот… вернисаж!!!
   Все было чинно и благолепно. Жаррон по-французски произнес длинную речь. Ольга сама переводила, бессовестно добавляя восторгов и от себя. Жаррон, ничего не понимая, соглашался, кивал.
   Он часто с восхищением поглядывал на Ольгу. Улыбка радости не сходила с его лица. При этом он не играл, потому что еще никогда не был так счастлив. Это был и его триумф. Он и мечтать не мог о таком приличном гонораре, не говоря уже об успехе, почитании и костюме, который ему выбрала в дорогом бутике сама красавица-Ольга.
   Поэтому речь Жаррона была длинна и цветиста. Своим переводом Ольга делала речь еще длинней. Аудитория слушала, затаив дыхание. Павел Александрович был важен и горд как никогда.
   «Это моя! Моя жена!» – было написано на его лице.
   Впрочем, Ольга старательно его не замечала.
   Наконец Жаррон торжественно перерезал ленточку, и сливки общества возымели возможность соприкоснуться с «настоящим искусством».
   Ольга стояла в центре зала и с любезной улыбкой принимала поздравления. Волосы ее были забраны вверх, от чего шея, украшенная бриллиантовым колье, выглядела еще длинней. Ее прекрасное лицо казалось лицом дамы, сошедшей со средневековых полотен. Ольга была восхитительна. Ее платье вызывало вожделение у мужчин и зависть у дам, хотя ни одна из них надеть такой наряд не решилась бы. Слишком смело, слишком рискованно. Ольге же, как француженке, было позволительно много больше местных дам, в чем и состояло особое ее очарование.
   Публика разбрелась по галерее и щедро делилась впечатлениями.
   – Прелесть! Прелесть! – слышалось там и тут.
   – Чудо!
   – Бездна таланта!
   – Какая изощренная фантазия!
   – Рука мастера!
   – Новое слово в искусстве!
   – Потрясающе!
   – Просто не верится, что столь молодая женщина так преуспела!
   Повсюду раздавались возгласы преувеличенного восхищения. Ольга с достоинством их встречала, лаская поклонников нежной улыбкой. Эту улыбку она выбирала для себя несколько дней, тайком репетируя ее перед зеркалом в гардеробной. На одну лишь секунду она сняла улыбку с лица: когда подошел Павел Александрович. Сняла, но тут же вернула.
   – Ангел мой, чувствую, вернисаж удался, – шепнул он, целуя жене пальчики.
   – Да, это так, дорогой, – сдержанно ответила она. – Но разве могло быть иначе?
   – Нет, не могло, – согласился он и добавил ложку дегтя в бочку меда: – Я слишком много денег сюда вложил.
   Ольга хотела рассердиться, но передумала. Она действительно заранее знала что обречена на триумф и даже была ознакомлена с хвалебными откликами критиков, статьи которых должны появиться в завтрашних газетах. Более того, ей была предоставлена возможность править эти статьи по своему усмотрению. Усмотрение Ольги (естественно) в этой ситуации было однозначным.
   – Иди к гостям, дорогой, – нежно сказала она, целуя мужа в лысину. – Не мешай мне блистать. И направь ко мне своего задиристого сына. Он здесь единственный еще не поздравил меня. В конце концов, это неприлично. Люди подумают, что мы в ссоре.
   – Да-да, ты права, – согласился Павел Александрович. – Сейчас он нагоняй от меня получит.
   Георгий бродил по галерее, щедро увешанной сумбурно раскрашенными полотнами, и не переставал удивляться.
   «Господи ты боже мой! – насмешливо думал он. – Сколько же приличной масляной краски перевела эта сумасбродка! Уж точно все заборы в городе можно было бы выкрасить!»
   На этой мысли Павел Александрович и застал своего сына и тут же качественно его отчитал, часто кивая на жену. В конце концов Георгий тоже посмотрел на Ольгу, причем без всякого удовольствия. Она же лукаво поманила его пальчиком и даже послала воздушный поцелуй. Он нехотя к ней подошел и сказал:
   – Куда ни плюнь – везде знакомые лица.
   – Видишь, какой успех! – горделиво воскликнула Ольга. – Но ты по-прежнему не одобряешь моего творчества?
   Георгий пожал плечами, после отповеди отца не желая вступать в противоречие с мачехой. Он был зол на весь белый свет и больше всех на поклонников псевдоталанта Ольги.
   «Классик неправ: в России две беды – дураки и… дуры, – мысленно досадовал он. – Это насколько надо не разбираться в искусстве, чтобы речь жалкого заезжего маляра могла произвести такое впечатление. Ха, поверили в талант человека, имеющего к живописи такое же отношение, как корова к балету. Ладно продажные искусствоведы, но здесь же полно нормальных умных людей, и все они в один голос хвалят эти позорные картины. Да что там хвалят, с интересом рассматривают их, – ужаснулся Георгий. – Неужели не видит никто, что король-то голый!»
   – Ты почему молчишь? – рассердилась мачеха. – Похвали меня в конце концов.
   Георгий впал в еще большую задумчивость. Заметив его сомнения, она возмутилась:
   – Знаешь, если долго колебаться, можно всех заколебать…
   Георгий не выдержал и спросил:
   – Ты в самом деле веришь, что это не стыдно людям показать?
   Она усмехнулась:
   – Ну… не все похвалы, наверное, искренни, и Жаррон несколько перестарался в своих восторгах…
   – Или ты, переводя их, – добавил Георгий.
   – Ты слишком строг, – рассердилась Ольга, но новые обожатели нарушили их беседу.
   – Я не верю. Неужели эти маленькие ручки способны на такое? – сладкоголосил директор банка.
   – Безумно интересно! – вторила его жена.
   Георгий с ненавистью подумал: «А вот и еще поклоннички, парочка уродов: одной жопы ягодицы. Он трясется перед собранием акционеров, самый крупный из которых мой отец, а его бомба-жена ему неумело подыгрывает».
   Ему было горько, что униженно подхалимничают они Ольге, а не ему – знают какова расстановка сил в семье Полыгалова.
   «Толстая чванливая дура,» – подумал он о жене банкира и отошел. Никто этого не заметил.
   Ольга, слушая восторги банкира, принялась разыгрывать смущение.
   – Нет, вы талант, истинный готовый талант, – лебезил он без всякой совести.
   – Ну что вы, – фальшиво отбивалась Ольга, – мне еще работать и работать…
   Неожиданно она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Повернувшись, наткнулась на пронзительно-синие глаза, иронически рассматривающие ее из-под густой каштановой шевелюры.
   «Где же я видела эти глаза?» – рассеянно подумала Ольга.
   – Какое на вас платье! Сразу чувствуется настоящий шик! Кто это? Белиз? Диор? – без умолку тараторила банкирша.
   – А пропо[1]… – начала было Ольга и осеклась.
   Она намеревалась полюбопытствовать у банкирши, не знает ли та, кто этот высокий синеглазый красавец, который так пристально изучает ее. Изредка Ольга путала языки и обращалась к собеседнику на французском. Но исправить ошибки она не успела.
   – Апропо! – обрадовалась банкирша, посчитав, что получила ответ. – Так это платье от Апропо! Какая прелесть! Я давно хотела иметь что-нибудь от него!
   Она отошла на два шага, чтобы получше рассмотреть Ольгу, а рассмотрев, задохнулась от восторга и закричала:
   – Я знаю, Апропо в этом сезоне очень моден!
   Ольга не знала как исправить ошибку и стоит ли ее исправлять, но с трудом удерживалась от смеха. Вместе с тем ее очень заинтересовал нахальный молодой человек, до сих пор не отводивший своих синих глаз. Ольгу волновали эти глаза, она решила воспользоваться осведомленностью вездесущей сплетницы-банкирши.
   – Милочка, вы знакомы со всеми приглашенными? – спросила она.
   – Конечно да, – ответила та, не понимая как может быть иначе.
   – Тогда не подскажете мне, кто это так вальяжно подпирает колонну? Только не оглядывайтесь сразу. Мне не хотелось бы обнаруживать свой интерес.
   Банкирша конечно же сразу оглянулась и удивленно пожала плечами.
   – Странно, – изумилась она. – Кто бы это мог быть? Я вижу его впервые. Однако как он красив. Вы не находите?
   – Нахожу, – согласилась Ольга, уже жалея, что затеяла этот разговор.
   «Так и до Павла дойдет, – подумала она, – а он и без того замучил своей ревностью».
   – С кем же он пришел? – упрямо гадала банкирша. – Похоже этот Аполлон без дамы.
   – Мне тоже так кажется, – согласилась Ольга, не чая как избавиться от ее общества и снова подманивая к себе Георгия.
   Как только он подошел, Ольга воскликнула:
   – Извините, мне нужно мужу сказать пару слов. Жорж, проводи меня.
   Подхватив пасынка под руку, она поспешила в сторону незнакомца, притворно жалуясь:
   – Уже устала от похвал.
   – Ничто не дается так дешево как хочется, – ядовито посочувствовал Георгий, но Ольга не слушала его.
   Все мысли ее крутились вокруг синеглазого незнакомца.
   «Где же я могла его видеть?» – напряженно гадала она, небрежно снимая бокал шампанского с услужливо протянутого официантом подноса.
   – Ольга, глянь налево, и владелец «Порша» заинтересовался твоим искусством, – ядовито произнес Георгий.
   «А-а! Точно! – вспомнила она. – Как я сразу не сообразила? Это же тот мужчина из кафе. Я столкнулась с ним когда ехала встречать Павла.»
   – Кто? Где? – прикинулась непонимающей она.
   – Владелец «Порша». У колонны. Разве не о нем ты спрашивала у банкирши? – хитро улыбаясь, ответил Георгий, поражая Ольгу своей проницательностью.
   Она улыбнулась:
   – А-аа, значит это тот нахал, который придавил нас своим автомобилем. То-то я думаю физиономия знакомая.
   Павел Александрович незаметно подошел и прервал их диалог. Он был счастлив и возбужден.
   – Ангел мой, ну что? Видишь какой успех? Ты не ожидала?
   – Ты что, весь вечер с этими вопросами будешь ко мне подходить? – раздраженно спросила Ольга.
   Он удивился:
   – Разве это плохо? Я радуюсь, потому что и сам не ожидал.
   – А я всегда была уверена в своем таланте, – гордо ответила она.
   Павел Александрович почему-то смутился и залепетал:
   – Я тоже, но и мне пришлось поработать и не только поработать, но и…
   «Слава богу, он не круглый в искусстве дурак,» – подумал Георгий.
   Уловив его злорадный взгляд, Ольга рассердилась, но гнев пролила на мужа.
   – Любимый, – прошипела она, – ты хочешь сказать, что я тебя разорила? А я-то думала, что это и в самом деле мой успех. Оказывается всего лишь театр…
   Павел Александрович всполошился.
   – Ангел мой, прости, ты не правильно поняла. Я всего лишь хотел сказать… – начал оправдываться он, но вдруг переменился в лице и закричал не своим голосом:
   – Что?!! Что такое?!! Глазам не верю! Кто это там так жизнерадостно беседует с президентом «ПЛИМЫ»? Неужели это наша Марина? Как эта девка оказалась здесь?
   Георгий мгновенно исчез.
   – Я пригласила ее, – невозмутимо ответствовала Ольга.
   Он ужаснулся:
   – Домработницу?!! На вернисаж?!!
   – Марина здесь не как домработница, а как моя подруга. И потом, мой вернисаж, кого хочу, того и приглашаю. Я же не ругаю тебя, что ты пригнал толпу незнакомых мне людей. Вот например тот красавчик, кто он такой?
   Павел Александрович взглянул на незнакомца и пожал плечами.
   – Понятия не имею. Ну уж наверное не человек с улицы, – безразлично сказал он и тут же вернулся к волнующей его теме:
   – Душечка, так нельзя. Домработнице здесь не место…
   – Можешь не продолжать. Я предвижу все, что ты скажешь. «Моветон[2], оскорбление для приглашенных.» Да кто знает, что она домработница? Кстати, Марина сегодня особенно хороша!
   – Напрасно ты так, многие знают, что она домработница, – не унимался Павел Александрович.
   – Ах, как невовремя ты хочешь устроить ссору, дорогой, – отмахнулась Ольга.
   – Ты не должна была так поступать. Это неуважение ко мне в первую очередь. Я столько сил отдал этой акции, – нудил Павел Александрович.
   – Я не знала, что ты так оскорбишься, – вовремя вспомнив про «Ягуар», пошла на мир Ольга. – Прости, прости, любовь моя. Впредь буду осторожней, буду советоваться с тобой.
   Оправдываясь, Ольга озабоченно поглядывала в сторону колонны. Ей вдруг захотела подойти к этому незнакомому мужчине, с интересом наблюдающим за ее бурной беседой с мужем.
   – Ну, все? Ты больше не сердишься? – поспешно произнесла она, собираясь оставить Павла Александровича, но тот притянул жену к себе и шепнул:
   – Поцелуй меня.
   Ольга торопливо чмокнула мужа и испуганно бросила взгляд на колонну. Незнакомец исчез. Ей почему-то стало грустно и одновременно жутко.
   – Пойду развлеку мэра, – сказал Павел Александрович.
   – Да, да, дорогой, иди.
   Она задумалась и не заметила как подошел Георгий.
   – Ну, что? – тронув ее за локоть спросил он.
   Ольга вздрогнула.
   – Ох, как ты меня напугал! – вскрикнула она. – Посмотри, даже мороз по коже.
   – Надо же, что с тобой происходит в последнее время? Ты сама не своя.
   – Да, что-то мне нехорошо. Надо выпить.
   – Обязательно надо, – издевательски согласился Георгий. – Поздно выпитая вторая – зря выпитая первая, так что поспеши.
   Ольга рассердилась:
   – Мне надо выпить только для успокоения нервов.
   – Неужели они у тебя есть? – усмехнулся Георгий. – При знакомстве я не обнаружил у тебя сразу двух вещей: совести и нервов.
   – Да, совесть меня не гложет, – с гордостью заявила Ольга, – я так зачерствела, что ей не по зубам! А вот нервы у меня есть.
   – Если и есть, то исключительно для того, чтобы было что успокоить. Иди, дорогая, скорей выпей.
 
   Поздно вечером, сидя в спальне у туалетного столика, Ольга подвела итог прошедшего дня и пришла к выводу, что если исключить Георгия, то можно признать: вернисаж удался. Но если удался, то почему так пусто на сердце?
   «Ещё один день оказался напрасной тратой макияжа,» – подумала Ольга, уныло глядя на себя в зеркало.
   – Павел, – крикнула она, – дорогой, у меня жутко болит голова. Может сегодня ты ляжешь спать в кабинете?
   – Как хочешь, родная, – откликнулся муж.
   Ольга повеселела.
   – Но сначала я намерен выполнить свой супружеский долг, – продолжил он, и Ольгу перекосило от злобы.
   «Так ужасно кончается день, начавшийся триумфом», – горестно подумала она.

Глава 8

   – Мадам, вы забыли солнцезащитные очки! – крикнула с порога дома Марина.
   Ольга весело сбегала по ступенькам к своему новенькому кабриолету. Она остановилась, поджидая спешащую навстречу девушку. Взяла очки, улыбнулась, поблагодарила:
   – Спасибо, крошка. Если бы не ты, пришлось бы возвращаться. Солнце сегодня ослепительное.
   – Смотри не пей по дороге, – не удержалась от напутствия подруга.
   – Не волнуйся, только апельсиновый сок. Лучше пожелай мне ни пуха ни пера.
   Марина удивилась:
   – Ни пуха ни пера? Зачем это? Ты же не в клетку с тиграми отправляешься.
   Ольга нахмурилась.
   – Знаешь, в последние дни мне как-то не по себе, – шепотом призналась она. – Особенно когда выхожу из дома.
   – Ну, тогда ни пуха ни пера, – пожала плечами Марина.
   – К черту, – уже задорно воскликнула Ольга и снова весело зацокала каблучками по ступенькам.
   Домработница проводила ее доброжелательным взглядом.
   – Вот оглашенная, – усмехнулась она.
   Если наедине Марина и Ольга обращались друг к другу на «ты», то в присутствии третьего лица подруги соблюдали декорум. Марина называла хозяйку «мадам», Ольга же употребляла в общении с домработницей массу ласкательных типа: душечка, лапушка и малышка.
   – Смотри, опять опоздаем, – сердито произнес Георгий, когда Ольга уселась в свой новенький «Ягуар». – Может лучше я поведу?
   – Еще чего? – возмутилась мачеха. – Я не пьяна и не собираюсь пить вообще.
   – Посмотрим, – отворачиваясь, буркнул Георгий. – Еще не вечер.
   Ольга повернула ключ в замке зажигания и лукаво спросила:
   – Значит, говоришь, опаздываем? Ну что ж, тогда с ветерком.
   Она резко сорвала кабриолет с места и рассмеялась громким неестественным смехом. Георгий побледнел. Он понял, что его мужеству предстоят серьезные испытания.
 
   Автомобиль мчался на предельной скорости. Ветер свистел в ушах и разговаривать было невозможно. На горизонте показалось придорожное кафе, в которое заходила Ольга, когда они встречали Павла Александровича в прошлый раз.
   – Ха! У этого заведения снова знакомый «Порш»! – прокричал Георгий.
   Ольга глянула в сторону промелькнувшего кафе и слегка притормозила.
   – Похоже тот тип завсегдатай местной забегаловки, – съязвил молодой человек.
   – У меня тоже складывается такое же впечатление, – согласилась она, разворачивая автомобиль.
   Георгий испугался:
   – Что ты делаешь?
   – Разве не видишь? Возвращаюсь, – невозмутимо ответила Ольга.
   – Зачем?
   – Зайду в кафе.
   – С ума сошла! Мы опоздаем. Отцу вряд ли понравится…
   Ольга рассердилась и не дала ему договорить.
   – Прекрати, – прикрикнула она. – Напрасно Павел сомневается его ли ты сын. Своей брюзгливостью ты перещеголял даже его. А ведь тебе едва исполнилось двадцать два года. Что же будет, когда ты доживешь до его преклонного возраста?
   – Тогда тебя не будет, старая кошелка, – сквозь зубы процедил Георгий.
   Ольга не услышала его. Она ловко припарковала автомобиль вплотную к «Порше» и уже собиралась выпрыгнуть на тротуар. Георгий ее остановил.
   – Не пойму, что ты задумала? – спросил он. – Зачем тебе эта забегаловка?
   – У меня две причины. Хочу выпить сока и хвастануть перед владельцем «Порша» своим новеньким кабриолетом.
   – Ерунда какая-то, – удивился Георгий. – К чему все это?
   – Отстань, – отмахнулась Ольга. – Разве ты не понял, что этот самовлюбленный индюк хотел нас унизить. Именно для этого он поставил свой дорогой «Порш» вплотную к нашему дешевому «опелю».
   – А теперь ты решила утереть ему нос?
   – Именно так.
   – Ты сумасшедшая! Это глупо. Кто он такой? Стоит ли перед свиньями метать бисер…
   – Пусть так! Я скоро вернусь! – ответила Ольга.
   Стремительно вспорхнув по ступенькам, она скрылась в дверях кафе.
 
   На этот раз в зале тихо играла грустная музыка и царил волнующий полумрак. Официант и бармен скучали. Синеглазый незнакомец сидел на высоком табурете, небрежно облокотившись на стойку. Он курил сигарету и с видимым наслаждением потягивал через трубочку сок.
   – О! Мадам! Как приятно снова приветствовать вас в нашем заведении! – радостно воскликнул официант, увидев Ольгу.
   Она игнорировала его восторг и решительно направилась к стойке.
   – Что вам угодно? Коньяк? Виски? – оживился бармен.
   – Персиковый сок, – коротко бросила Ольга и уселась на высокий табурет рядом с незнакомцем даже не взглянув на него.
   Мужчина, напротив, пристально наблюдал за ней, не скрывая своего интереса.
   – Мы, кажется, видимся уже второй раз? – с усмешкой спросил он.
   Ольга сделала вид, что лишь только заметила его присутствие. Незнакомец саркастично хмыкнул и видимо уже собрался уличить ее в неискренности, но Ольга его опередила.
   – Третий, – громко произнесла она и привычным движением откинула со лба спадавшую на глаза прядь волос.
   – Что – третий? – удивился мужчина.
   – Третий раз видимся, – пояснила она и, ядовито прищурившись, улыбнулась.
   Он обрадовался:
   – А-а! Вы имеете ввиду вернисаж? Но там была совсем другая женщина: светская неприступность.
   – Надо полагать, сейчас с вами разговаривает босяцкая доступность?
   – Нет, я не это хотел сказать…
   – А что же?
   Мужчина внимательно посмотрел на Ольгу. Его синие холодные глаза наполнились теплом.
   – Я хотел сказать, что такие встречи не могут состояться без всякой причины…
   Ольга высокомерно повела плечом.
   – Естественно, я вас выследила, – с ехидством сообщила она.
   Он усмехнулся:
   – Был бы счастлив, но, увы, это не так. Однако три случайные встречи просто обязывают, чтобы мы познакомились.
   Взгляд его говорил о многом. Ольга смягчилась:
   – Что ж, я не против. Но вы уже и без того знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас. Раз вы были на вернисаже в этом сомнений нет. Так что знакомство будет односторонним.
   Мужчина улыбнулся.
   – Меня зовут Игорь, – с неуместной нежностью в голосе сказал он. – Надеюсь, вы разрешите называть себя просто Ольгой?
   – Нет конечно, – уже шутливо возразила она. – Перед именем вы обязаны ставить мой титул.
   Бармен, сообразив что его клиенты завязывают знакомство, тактично удалился в подсобное помещение. Официант последовал за ним.
   Теперь они сидели в пустом зале.
   Оба молчали, но молчание было слишком красноречивым. Он смотрел на нее, она – в сторону, давая возможность любоваться собой, а в том, что он любуется, сомнений не было. Наконец он сказал:
   – Ольга…
   Голос его слегка охрип. Она посмотрела в его синие глаза – они подернулись поволокой.
   – Да, я слушаю.
   Было очевидно, что он не может говорить: переполняют чувства. Она сделала короткий глоток сока, для разрядки напряженности поморщилась и сказала:
   – Фу, горечь какая! Он что, из прокисших персиков?
   Игорь внезапно схватил ее руку и страстно поцеловал мягкую надушенную ладонь.
   – Ольга! Я хочу вас…
   Он запнулся, она вскрикнула:
   – Что?
   В ее голосе было слишком много возмущения; синие глаза потухли.