Миллер Уолтер Майкл. Темное благословение

   В его голосе звучала оскорбленная и отвергнутая мольба.
   — Ну хватить выть! — вскричал Пол. — Где монастырь? Как мне туда добраться?
   Держа юношу под прицелом, он отошел на безопасное расстояние.
   — Иди прямо по бульвару… Сам найдешь… Это рядом. Кажется, на четвертой улице.
   Парень поднял голову, и Пол увидел размеры раны. Она была глубокой и рваной. А мальчик плакал.
   — Вставай. Ты поведешь меня туда.
   Боль заглушила позыв страстного желания. Паренек с трудом встал на ноги, прижал шейный платок к щеке и, смерив своего обидчика гневным взглядом, неохотно побрел по дороге. Пол последовал за ним, отстав шагов на десять.
   — Если ты заведешь меня в какую-нибудь ловушку, кожистый, клянусь, я тебя убью!
   — Здесь нет никаких ловушек, — тихо ответил юноша.
   Пол недоверчиво фыркнул, но повторять предупреждение не стал.
   — Почему ты решил, что я тоже кожистый? — с насмешкой спросил он у парня.
   — Потому что в Галвестоне живут только гиперы. Это наша колония. Когда-то сюда забредали такие, как ты, но священники взорвали мост динамитом. Негиперы выводили колонию из равновесия. С тех пор как исчез их запах, у нас не возникает никаких проблем. Днем на дамбе сидит сторож, и если какой-нибудь гипер идет в Галвестон, наш человек переправляет его через канал. Когда приходят негиперы, сторож рассказывает им о колонии, и те, как правило, уходят.
   Пол застонал. Он попал в крысиное гнездо. А есть ли здесь шанс на спасение? Прежде чем идти дальше, он должен придумать вариант отхода. Неужели это конец? Неужели все так безнадежно? Черт, а что если старик, встреченный им на пути в Хьюстон, был прав, говоря о мире и покорности чуме. От подобных мысли становилось тошно. Он должен найти какой-нибудь затерянный остров, найти здоровую женщину и жить с ней вдали от этой вымирающей цивилизации.
   — Разве сторож не останавливал тебя на мосту? — спросил его парень. — Он еще не вернулся. Наверное, до сих пор сидит на своем посту.
   Пол тихо выругался, обрывая бесполезный разговор. Теперь он знал, что там произошло. Зачумленный сторож увидел здоровых путников и вместо того, чтобы предупредить их об опасности, переплыл канал на лодке и отправился за ними в погоню. Хотя если бродяги были при оружии, его тело уже лежит в какой-нибудь канаве на краю шоссе.
   Когда они дошли до 23-стрит и до городского центра осталось лишь несколько кварталов, Пол приказал мальчишке замереть на месте. Он услышал чей-то смех. На тротуаре под арками нависших деревьев раздались шаги. Пол шепнул парню, что им надо спрятаться за живой изгородью. Они присели в тени в нескольких ярдах друг от друга. А голоса становились все громче и ближе.
   — У брата Джеймса прекрасный тенор, — говорил кто-то мягким голосом. — К сожалению, он поет латынь с ужасным западным акцентом. В его устах она звучит довольно странно. Готов поспорить, что брат Джон не даст ему сольную партию. Он — ярый сторонник правильного произношения. Да и сами подумайте, такое исполнение внесло бы в хор шутовскую ноту! А мы еще спрашиваем, почему это сестры все время смеются?
   Другой мужчина хохотнул и начал что-то отвечать, но тут же умолк. Их шаги затихли неподалеку от того места, где прятался Пол. Сквозь кусты он разглядел двух монахов в коричневых сутанах. Они стояли на тротуаре и подозрительно осматривались вокруг.
   — Брат Томас, ты чувствуешь запах?
   — Да, я чувствую.
   Пол слегка изменил положение и направил ружье на кожистых монахов. Те замерли в смущенном молчании, вглядываясь в темноту. Внезапно один из них зажал нос пальцами. Другой последовал его примеру.
   — Блажен будь Господь, — дрожащим голосом пропел первый.
   — Да святится имя Твое, — вторил другой.
   — Блажен будь Иисус Христос, истинный Бог и Человек.
   — Блажен будь…
   Подобрав сутаны до колен и бормоча литанию божественных восхвалений, оба монаха развернулись и быстро удалились прочь. Вскочив на ноги, Пол удивленно смотрел им вслед. Бегство кожистых от своей потенциальной жертвы было для него почти невероятным делом. Он спросил об этом юного проводника, и тот, прижимая платок к окровавленной щеке, стыдливо склонил курчавую голову.
   — Епископ издал постановление, в котором запретил касаться всех негиперов, — жалобным голосом объяснил подросток. — Он сказал, что грешно касаться человека, если тот не покоряется тебе по собственной воле. И еще он сказал, что нам не следует нарушать обычные пути людского общения, ибо сие есть плотское желание. Вот так!
   — А что же ты полез ко мне?
   — Ну… Я не так религиозен.
   — Ладно, малыш, это твои проблемы. Но я советую тебе стать религиозным на то время, пока мы будем вместе. А теперь ступай вперед.
   Они шли по бульвару, не встречая других пешеходов. Минут через двадцать парень остановился в тени неуклюжего кирпичного здания, несколько окон которого желтели светом масляных фонарей. Омытая лунным светом статуя скорбящей женщины на козырьке входных дверей подсказала Полу, что это монастырский госпиталь.
   — Все в порядке, парень. Войди и приведи ко мне доктора. Скажи, что его ждет у двери посетитель. Если проболтаешься, что я не кожистый, мне придется убить тебя, понял? И знаешь, что… Ты прости меня за лицо…
   Юноша побрел к двери. Пол сел в тени дерева, обеспечив себе круговой обзор на двадцать ярдов. Теперь он был готов к защите от любого нападения. Вскоре на крыльце появился священник в черной одежде. Он вышел на тротуар и осмотрелся вокруг.
   — Сюда, сюда! — зашептал ему Пол.
   Священник сделал несколько шагов. Посреди дороги он вдруг снова остановился и повел своим носом.
   — В-вы не гипер, — произнес он обвиняющим тоном.
   — Да, это правда. И у меня есть ружье, поэтому даже думайте о нападении.
   — Что случилось? Вы больны? Мальчик сказал…
   — Там, у канала, есть девушка… кожистая. Она ранена. Сухожилие над пяткой перебито пулей. Вы должны ей помочь.
   — Конечно, но…
   Священник смущенно замолчал.
   — Неужели вы…? Негипер… Вы помогаете кожистой?
   Его голос звенел от изумления.
   — Вот такой я простак! — буркнул Пол. — А теперь берите, что вам надо, и отправимся в дорогу.
   — Да благословит вас Господь, — в замешательстве прошептал священник, торопливо возвращаясь к крыльцу.
   Пол облегченно хмыкнул и прокричал ему вслед:
   — Только не вздумайте натравливать на меня своих маньяков! В моем ружье на всех зарядов хватит!
   — Я только приведу хирурга, — ответил священник.
   Через пять минут где-то рядом раздалось приглушенное ворчание стартера. Двигатель закашлял и ожил. Пол испуганно отбежал от дерева и спрятался в зарослях кустов. Под темной аркой ворот появилась машина скорой помощи. Она выехала на улицу и остановилась у обочины. Из окна показалось лицо человека, с любопытством рассматривавшего ночные тени.
   —Эй, ты где? — крикнул он.
   Но это был не священник. Пол встал и сделал несколько шагов.
   — Мы должны подождать отца Мендельхауса, — сообщил водитель. — Он выйдет через несколько минут.
   — Ты кожистый?
   — Конечно. Впрочем, не беспокойся. Я заткнул нос затычкой и надел на руки резиновые перчатки. Теперь мне плевать на твой запах. Вид негипера тоже вызывает какое-то желание, но его можно контролировать усилием воли. Одним словом, я не собираюсь заражать тебя, приятель. Хотя и не пойму, почему вы все так упорно нам сопротивляетесь. Рано или поздно ты сам прибежишь, чтобы получить невродерму. И поверь, мир уже не вернется к прежнему состоянию.
   Пол смачно сплюнул в ответ.
   — Так ты хирург?
   — Ну да, хирург. Меня зовут отец Вильямсон. На самом деле я не специалист, но делал кое-какие операции в Корее. А что там с девушкой? Болевой шок? Истерия?
   — Я не знаю.
   Они молчали, пока не вернулся отец Мендельхаус. В одной руке у него была сумка, в другой — коричневая бутыль. Он держал ее за горлышко щипцами. Когда священник проходил мимо фар, Пол заметил, что бутыль слегка запотела. Мендельхаус поставил ее на тротуар, затем повернулся к Полом, который по-прежнему скрывался в тени.
   — Молодой человек, вы могли бы встать за изгородь и раздеться? Вам надо натереться этим маслом.
   — Мне что-то не хочется.
   — Не волнуйтесь, масло простерилизовано. Возможно, оно покажется вам немного горячим, но это только антисептик и дезодорант. Масло уничтожит ваш запах и даст вам какую-то защиту от случайно попавших микроорганизмов.
   Немного подумав, Пол решил довериться священнику. Он отнес горячую бутыль в кусты, разделся и окатил себя теплым ароматным маслом. Затем, натянув одежду на мокрое тело, он подошел к машине скорой помощи.
   — Садитесь назад, — сказал ему Мендельхаус. — Не бойтесь, вот уже несколько недель в салон машины никто не заходил. А как вы, вероятно, знаете, микроорганизмы, не попавшие в организм, погибают через пять-шесть часов. Они передаются с кожи на кожу, или если человек берет в руки предмет, к которому недавно прикасался гипер.
   Пол осторожно забрался внутрь. Мендельхаус отодвинул защитное стекло и обратился к нему с переднего сидения:
   — Вам придется указывать нам дорогу.
   — Езжайте прямо по бульвару. И скажите, где вы достали бензин для этой машины?
   Священник ответил не сразу.
   — Это наш секрет. Ну да ладно… Я расскажу. В гавани заякорен танкер. Люди покидали город слишком быстро, чтобы позаботиться о нем. Машин было мало, и топлива в Галвестоне хватило всем. Чуть дальше на север их бросали на дорогах, где попало. Однако наш остров расположен в стороне от основных междугородных трасс, поэтому за бензином к нам никто не приезжал. Сейчас мы пользуемся техникой, оставленной в ремонтных мастерских. К сожалению, у большей части машин что-нибудь не в порядке, а механиков для их починки у нас нет.
   Пол не стал упоминать, что он знает эту работу. У священника могли появиться плохие идеи. Он замкнулся в мрачном молчании. А машина тем временем мчалась к побережью. Пол смотрел на затылки священников, чьи силуэты четко выделялись на фоне освещенного фарами асфальта. Они совершенно не беспокоились о своей болезни. Мендельхаус был небольшого роста, с коротко подстриженными белокурыми волосами и густыми бровями. Его худощавое аристократическое лицо выглядело болезненно-серым, но довольно веселым и симпатичным. Таким могло быть лицо аскета, но из-за проворных синих глаз оно казалось слишком живым и подвижным для мистика, погруженного в свой внутренний духовный мир. Вильямсон же был проще и несмотря на черную сутану выделялся флегматичным видом.
   — Как вам нравится наш план? — спросил отец Мендельхаус.
   — Какой еще план? — ворчливо буркнул Пол.
   — Как? Неужели юноша вам ничего не рассказал? Мы хотим сделать этот остров убежищем для гиперов — для тех людей, которые решили очистить себя от похоти касаний и обратить свои взоры на воссоздание разрушенного мира. Мы даже пытаемся изучать вновь обретенные свойства психики. У нас есть такие замечательные умы, как доктор Рельмон из фордхэмского госпиталя и отец Сейс из Нотр-Дама. А недавно два биолога из бостонского университета…
   — Неужели кожистые пытаются вылечить чуму? — с изумлением спросил Пол.
   Мендельхаус весело рассмеялся.
   — Я не говорил о лечении, сын мой. Я говорил о ее исследовании.
   — А зачем?
   — Чтобы знать, как с ней жить. Вещи становятся злыми только из-за неправильного отношения к ним — этому нас учит философия древних. Возьмем, к примеру, морфий. Как одно из творений Создателя, он безусловно хорош — особенно, если его в малых дозах используют для ослабления боли. Когда же им злоупотребляет наркоман, морфий превращается в зло. Мы помним об этом, изучая невродерму.
   Пол презрительно фыркнул.
   — Вся ясно. Значит, проказа становится злом только в том случае, если больной злоупотребил микробом, верно?
   Священник снова засмеялся.
   — Тут вы меня срезали. Но я не философ. И вам не следует сравнивать невродерму с проказой.
   Пол вздрогнул.
   — Ах, мне не следует, черт вас возьми? Да она в сотню раз хуже!
   — Вот как? И вы можете объяснить мне, чем она хуже? Возможно, вы знаете симптомы?
   Пол замолчал, перебирая их в уме: бесцветные пятна на коже; небольшое, но постоянное нервное возбуждение; галлюцинации и безумное желание заражать других. Все это казалось ему довольно плохим. И он перечислил симптомы вслух.
   — Конечно, люди не умирают от этого, — добавил он. — Но что же лучше — смерть или безумие?
   Повернувшись к нему, священник ехидно улыбнулся в небольшое окошко.
   — Вы можете назвать меня безумным? Да, жертвы болезни часто сходят с ума. Но это не прямой результат невродермы. Скажите, сын мой, что бы вы чувствовали, если бы каждый вопил и убегал, заметив ваше приближение, или наоборот, охотился за вами, словно за опасным преступником? Как долго бы вы сохраняли здравомыслие?
   Пол ничего не ответил. Возможно, проклятая болезнь все же как-то содействовала этому…
   — Между прочим, когда все это началось, сходили с ума не только больные люди.
   — А как же страстные желания… Галлюцинации?
   — Действительно, — задумчиво произнес священник. — Галлюцинации… Но скажите, если все человечество начинает слепо и безрассудно спасаться от вас, не будут ли люди называть ваши взгляды и чувства вымыслом и галлюцинациями?
   Пол промолчал. Не было никакого смысла спорить с Мендельхаусом, который наверняка тоже страдал от странных иллюзий и, вероятно, считал их реальностью.
   — А это страстное желание, — продолжал священник. — Действительно, такую одержимую страсть можно рассматривать как неприятный симптом. Но это способ выживания. И хотя мы не уверены в принципах действия, невродерма, благодаря каким-то процессам в мозге, может стимулировать эротические ощущения в руках. Сейчас мы уже знаем, что микроорганизмы проникают в мозг. Но что они там делают, одному Богу известно.
   — Вам удалось обнаружить что-нибудь интересное? — с любопытством спросил Пол.
   Мендельхаус улыбнулся.
   — Экий вы! Я не скажу вам этого, так как не хочу, чтобы меня обозвали «спятившим кожистым». Я же чувствую — вы мне не верите.
   Осмотревшись по сторонам, Пол увидел, что они подъезжают к рыбацким домикам. Он показал водителю на освещенное окно, и машина свернула с дороги. Вскоре они остановились. Священники вышли и понесли носилки к двери, а Пол, решив немного подождать, прокрался за ними следом и сел в траву неподалеку от дома.
   Когда Виллии окажут помощь и перенесут ее в машину, обещал он себе, я отправлюсь к мосту и, переплыв канал, вернусь на материк.

* * *

   Минут через пять в дверном проеме появился Мендельхаус. Он медленно и торжественно зашагал к Полу, хотя тот сидел в густой тени и считал, что заметить его невозможно. При приближении священника Пол быстро вскочил на ноги. Тревога сжала его горло.
   — Ну, как она? Виллия…
   — У нее нервный кризис, — печально произнес Мендельхаус. — Она почти… э-э… немного не в себе. Может быть из-за сильного жара. Но…
   — Да?
   — Она пыталась покончить с собой. Ножом. Говорит, что картечь была бы лучше… Во всяком случае, что-то подобное.
   — Вот черт! Ну как же!
   Пол сел на траву и закрыл лицо руками.
   — Она почти не навредила себе, — тихо сказал священник. — Слегка порезала запястье. Похоже, у нее не было сил на основательную попытку самоубийства. Отец Виль дал ей гипосульфит, ввел сыворотку от столбняка и какой-то сульфамид… К сожалению, у нас нет пенициллина.
   Он посмотрел на несчастного Пола.
   — Вы любите эту девушку?
   Пол напрягся и вскинул голову.
   — Да вы что здесь, все с ума посходили? Любить маленькую кожистую бродяжку? Чтобы вас всех черти…
   — Блаженно будь…
   — Послушайте, отец. С ней будет все нормально? Я лучше уберусь отсюда!
   Он, покачиваясь, поднялся на ноги.
   — Я не знаю, сын мой. Вполне реальны и инфекция, и шок. Если бы девушка попала к нам раньше, то она была бы в безопасности. И будь у нее последняя стадия невродермы, это тоже бы помогло.
   — Почему?
   — По разным причинам. Когда-нибудь вы поймете. Но вы устали, друг мой. Может быть вернетесь с нами в госпиталь? Третий этаж абсолютно пустой. Там нет никакой опасности инфицирования. Кроме того, мы держим наготове стерильную комнату — на тот случай, если к нам поступит больной-негипер. Вы даже сможете запереться изнутри, хотя, поверьте, в этом нет никакой необходимости. Этажом ниже живут монахини. Мужская братия обитает в цокольном этаже. В здании нет ни одного мирянина. И я гарантирую, что вас не побеспокоят.
   — Нет, мне надо уходить, — угрюмо ответил Пол, затем его голос смягчился. — Хотя я ценю ваше предложение, отче.
   — Как хотите. Но лично мне очень жаль. Вы могли бы получить какой-нибудь транспорт. Может, все-таки подождете?
   — Нет, и точка! Я не собирался этого говорить, но ваш остров заставляет меня нервничать.
   — Почему?
   Пол посмотрел на серые руки священника.
   — И что… вы по-прежнему не хотите прикоснуться ко мне?
   Мендельхаус показал на свой нос.
   — Ватные тампоны и немного камфоры. Я не чувствую ваш запах.
   Он смущенно помолчал.
   — Нет, я не стану лгать вам. Желание прикоснуться есть… в какой-то степени.
   — И в минуту слабости вы можете…
   Священник выпрямил плечи. Его глаза холодно сверкнули.
   — Я дал вам слово, молодой человек. Иногда, когда я смотрю на красивую женщину, во мне пробуждается желание. Когда я вижу, как человек ест жирный кусок в дни поста, я чувствую зависть и голод. Когда я вижу доктора, которому дают большой гонорар, меня раздражает обет воздержания. Но в этой внутренней борьбе мы очищаем душу. Да, я гипер, но превыше всего я слуга Бога!
   Он резко кивнул, повернулся на каблуках и зашагал прочь. На полпути к домику священник остановился.
   — Она зовет Пола. Вы не знаете, кто это мог бы быть? Возможно, кто-то из ее семьи?
   Пол стоял, не говоря ни слова. Священник пожал плечами и направился к двери.
   — Отец, подождите…
   — Да?
   — Я действительно немного устал. Эта комната… Я хотел сказать, вы покажите мне завтра, где взять транспорт?
   — Обязательно покажу.
   Они вернулись в монастырь перед самой полночью. Впервые за несколько недель Пол лежал на удобном матраце — лежал без сна, рассматривая узоры лунного света на подоконнике. Где-то внизу, в операционной находилась Виллия, и хирург пытался сшить ее разорванное сухожилие. Пол вернулся с ними на машине скорой помощи. Он сидел у самых носилок, уклоняясь порою от блуждавших рук и вслушиваясь в стоны девушки.
   Теперь же Пол чувствовал, как все его тело зудело и чесалось. Каким дураком он оказался — касался веревки, лодки, тачки, сидел в их машине. Он мог подхватить несколько случайных микроорганизмов, оставшихся на предметах после прикосновения зараженных людей. А сейчас он лежал здесь — в гнезде чумы.
   Но странно, это было самое спокойное место, которое он видел за последние месяцы. Монастырь принял чуму — возможно, с мазохистским самодовольством — но совершенно спокойно. Крест или кара, или что-нибудь еще. Казалось, они приняли ее почти с радостью. Впрочем, в этом не было ничего особенного. Все кожистые ходили с дикими от счастья глазами под наркотической дозой своего «любвеобильного» желания. Хотя у священника глаза были вполне нормальные.
   Все равно человек, одержимый таким желанием, не может быть нормальным. А если и правда — очищение?
   — Мир и спокойствие, — прошептал он и начал засыпать.
   На рассвете его разбудил стук в дверь. Пол с отвращением отозвался и сел в постели. Дверь, которую он забыл закрыть на ночь, медленно отворилась. Круглолицая монахиня вошла в комнату и опустила на стол поднос с завтраком. Увидев его лицо, она остановилась, потом закрыла глаза, сморщила нос и беззвучно зашептала молитву. Через несколько секунд женщина медленно попятилась назад.
   — Я извиняюсь, сэр! — произнесла она из-за двери дрожащим голосом. — Я думала… что здесь больной. Простите меня. Я не знала, что вы негипер.
   Пол услышал ее быстрый бег по коридору. И тогда он действительно почувствовал себя в безопасности. А вдруг они этого и добиваются? Что если это ловушка? Он оставил дробовик в прихожей. И теперь кто он такой — гость или пленник? Месяцы бегства от серого ужаса сделали его подозрительным человеком.
   Пол начал одеваться. Едва он закончил натягивать брюки, как появился Мендельхаус. Священник открыл дверь и остановился на пороге. Он улыбнулся и со слабым укором произнес:
   — Так это вы, Пол?
   — Она пришла в себя?
   Голос Пола был хриплым и слабым. Священник кивнул.
   — Хотите с ней увидеться?
   — Нет. Я собираюсь уходить.
   — Это пошло бы ей на пользу.
   — Да, но это не пойдет на пользу мне! — раздраженно крикнул Пол. — Я уже и так слишком долго нахожусь в окружении серокожих!
   Мендельхаус пожал плечами, но в его глазах промелькнуло презрение.
   — Как угодно. Вы можете уйти прямо сейчас. По внешней лестнице, чтобы не беспокоить сестер.
   — Лучше скажите, чтобы избежать их прикосновений!
   — Поверьте, ни одна из них не прикоснется к вам.
   Пол молча оделся. Перемена отношений расстроила его. Но эта показная «терпимость», с которой они якобы относились к нему, обижала Пола. Она скорее походила на «терпимость» врачей в психиатрической больнице.
   — Я готов! — проворчал он.
   Пройдя по коридору, Мендельхаус вывел его на залитый солнцем балкон. Они спустились по каменной лестнице, и священник, по-прежнему стоя спиной к Полу, заговорил:
   — Она еще не совсем в себе, и у нее небольшая температура. Два года назад никто не стал бы беспокоиться по такому поводу, но сейчас у нас нет многих лекарств. Если сульфа не остановит инфекции, нам придется ампутировать ей ногу. Мы будем знать об этом через два-три дня.
   Он замолчал и, повернувшись, посмотрел на Пола, который замер на лестничной площадке.
   — Так вы идете или нет?
   — А где она? — тихо спросил Пол. — Я хочу посмотреть на нее.
   Священник нахмурил брови.
   — Вам действительно не следует встречаться с ней, сын мой. И я извиняюсь, если каким-то образом принуждал вас к этому. Вы и так сделал достаточно. Как я понимаю, вы спасли ей жизнь. Очень мало негиперов отважились бы на такой поступок. Я думаю…
   — Где она? — сердито оборвал его Пол.
   Священник кивнул.
   — Этажом ниже. Ступайте за мной.
   Когда они вошли в здание, Мендельхаус сложил руки рупором и прокричал:
   — Вошел негипер! Затыкайте носы или уходите с нашего пути. Не искушайте себя соблазном!
   Пока они шли по коридору, Пол чувствовал себя прокаженным. Священник провел его в третью комнату.
   Увидев Пола, Виллия вздрогнула и спрятала серые руки под одеялом. Она слабо улыбнулась, попыталась сесть, но ей это не удалось. Отец Вильямсон и сестра-монахиня, которые стояли у изголовья кровати, тихо развернулись и покинули комнату. Мендельхаус поспешил за ними следом и прикрыл за собою дверь.
   Последовала долгая болезненная пауза. Девушка смущенно улыбалась. Пол переминался с ноги на ногу.
   — Они наложили мне гипс, — доверчиво сообщила Виллия.
   — С тобой все в порядке, — поспешно заверил ее Пол. — Еще чуть-чуть, и ты встанешь на ноги. Здесь, в Галвестоне, тебе будет хорошо. Представляешь, тут одни кожистые.
   Она сжалась в комочек и резко закрыла глаза.
   — О, Господи! Господи! Я надеялась, что больше никогда не услышу этого слово. После прошлой ночи… когда эта старая женщина в качалке… Я осталась там одна, и ветер начал раскачивать кресло. О-о-о!
   Она взглянула на него блестящими от слез глазами.
   — Я скорее умру, чем прикоснусь к кому-нибудь, — после того, как увидела такое. К ней кто-то дотронулся, правда, Пол? Вот почему она это сделала…
   Он смутился и отступил к двери.
   — Виллия, прости меня за то, что я тогда сказал. Мне хотелось бы…
   — Не беспокойся, Пол! Я не буду касаться тебя.
   Она вытянула руки, поднесла их к лицу и с неистовой ненавистью осмотрела свои ладони.
   — Я чувствую отвращение к себе! — захлебываясь от слез, закричала она.
   Вот о чем говорил Мендельхаус. Неужели кожистые сходят с ума из-за того, что становятся отверженными, и чума здесь не при чем? Но ее же не гонят отсюда. Только негиперы, такие, как он…
   — Выздоравливай быстрее, Виллия, — пробормотал Пол и торопливо выскочил в коридор.
   Девушка дважды окликнула его, но потом замолчала.
   — Так быстро? — разочарованно спросил Мендельхаус, рассматривая его бледное лицо.
   — Где я могу взять машину?
   Священник потер подбородок.
   — Я только что говорил об этом с братом Мэтью. Э-э… как вы отнесетесь к тому, чтобы взять небольшую яхту вместо автомашины?
   Пол затаил дыхание. Яхта означала возможность выхода в море — к его маленькому необитаемому острову. Яхта была наилучшим решением. Он радостно закивал головой.
   — Хорошо, — сказал Мендельхаус. — Это небольшое судно находится в сухом доке маленькой бухты. Его, видимо, оставили, потому что не нашлось команды, чтобы снять со стапелей. Я позволил себе вольность и попросил брата Мэтью найти несколько мужчин, чтобы спустить яхту на воду.
   — А они кожистые?
   — Конечно. Но мы потом окурим судно, хотя, по правде сказать, это и необязательно. Через несколько часов опасность инфицирования исчезнет. Однако на подготовку яхты уйдет какое-то время. Завтра… Возможно, послезавтра… У судна потрескалось дно, и требуется небольшой ремонт.