Мильтон Джон. Потерянный рай

   Единая, и Еву потерять -
   Равно что самого себя утратить!"
   Адаму Ева молвила в ответ:
   "— О, славный искус редкостной любви,
   Блестящий довод, благостный пример!
   Как следовать ему? Я не равна
   Тебе по совершенству и горжусь
   Рождением от твоего ребра
   Бесценного. Мне радостно внимать
   Словам твоим, когда ты говоришь
   О нашей слитности: у нас двоих
   И сердце и душа — одни; теперь,
   Воистину, ты это доказал,
   Решив, что прежде, чем тебя со мной,
   Столь тесно связанных любовью нежной,
   Смерть либо нечто худшее навек
   Разъединит, — мою вину, мой грех,
   Преступное деяние моё
   И ты разделишь, — ежели вкусить
   Преступно от прекрасного плода,
   Чьи качества (добро всегда к добру
   Ведёт прямым иль косвенным путём)
   Любовь твою проверить помогли
   Счастливым испытаньем; без него
   Не проявилась бы она с такой
   Возвышенностью. Если б я сочла,
   Что смелый мой поступок повлечёт
   Угрозу смерти, — казни бы сама
   Подверглась. Одиноко я умру,
   Но не решусь тебя склонять к делам,
   Что твой покой способны погубить,
   Тем более когда любовь ко мне,
   Её сердечность, верность, постоянство
   Ты нынче беспримерно доказал.
   Я чувствую совсем иной исход -
   Отнюдь не смерть: удвоенную жизнь,
   Взор прояснённый, множество надежд
   И новых наслаждений, дивный вкус,
   Столь тонкий, что приятное досель
   Мне пресным представляется теперь
   И грубым. По примеру моему
   Вкуси, Адам, свободно и развей
   На все четыре ветра смертный страх!"
   Сказав, она супруга обняла,
   От счастья нежно плача, в торжестве
   Сознания любви, столь благородной,
   Готовой для возлюбленной стерпеть
   Господень гнев и смерть; она даёт
   Ему в награду, щедрою рукой
   (Злосчастная угодливость вполне
   Такой награды стоит) с ветви плод
   Прелестный и заманчивый; не вняв
   Рассудку, не колеблясь, он вкусил.
   Не будучи обманутым, он знал,
   Что делает, но преступил запрет,
   Очарованьем женским покорён.
   Земные недра содрогнулись вновь
   От муки, и Природа издала
   Вторичный стон. Гром глухо прогремел,
   Затмилось небо, капли тяжких слез
   Угрюмо уронило с вышины,
   Оплакав первородный, смертный грех.
   Но ничего Адам не замечал,
   Вкушая жадно; Ева, не страшась,
   Провинность повторяла заодно,
   Чтоб грех возможно больше усладить
   Любовным соучастьем. Наконец,
   Как одурманенные молодым
   Вином, они безумно предались
   Веселью; мнилось им, что обрели
   Божественность, что, презирая Землю,
   Вот-вот на мощных крыльях воспарят.
   Но действие иное произвёл
   Обманный плод. Он плотские разжёг
   Желанья. Похотливо стал глядеть
   Адам на Еву; алчно и она
   Ответствовала. Сладострастный жар
   Обоих обуял, и начал так
   Адам к восторгам Еву наклонять:
   "— Я вижу — твой изящен, верен вкус;
   Он мудрости немалое звено;
   Ко всем сужденьям вкус мы придаём,
   Язык считая правым судией.
   Ты нынче порадела хорошо,
   Хвалю за это. Много мы услад
   Утратили, к чудесному плоду
   Не прикасаясь; истинную сласть
   Не знали мы досель. Когда настолько
   Запретное приятно, — десяти
   Дерев запретных, вместо одного,
   Нам надо бы желать. Но поспешим!
   Пристало нам, прекрасно подкрепясь,
   Утехой завершить богатый пир.
   С тех пор как в первый раз тебя узрел,
   Исполненную всяких совершенств,
   И в жены взял, ни разу красота
   Твоя не распаляла так во мне
   Желания тобою обладать
   И насладиться. Краше, чем всегда,
   Ты нынче — это Древа дивный дар!"
   Подобное твердя, не упускал
   Он взглядов и намёков любострастных,
   Понятных ей. Зажглись её глаза
   Ответным заразительным огнём.
   Он, без отпора, за руку повёл
   Её на затенённый бугорок,
   Под сень ветвей, под кров густой листвы.
   Фиалки, незабудки, гиацинты
   И асфоделии служили им
   Цветочным ложем, — мягкое как пух,
   Прохладное земное лоно! Там
   Они любви роскошно предались,
   Всем наслажденьям плотским, увенчав
   Провинность обоюдную, стремясь
   Сознание греховности размыкать;
   Затем, усталые от страстных ласк,
   Заснули, усыплённые росой.
   Но эта власть коварного плода,
   Что с помощью дурманящих паров,
   Веселием и лестью охмелив,
   Их душами играла и ввела
   Все чувства и способности в обман,
   Иссякла, — отлетел а тяжкий сон,
   Угаром наведённый, полный грёз
   Мучительных. Супруги поднялись,
   Как после хвори; глядя друг на друга,
   Постигли, сколь прозрели их глаза
   И омрачился дух. Невинность вмиг
   Исчезла, что, подобно пелене,
   Хранила их от пониманья зла;
   Взаимное доверье, правда, честь
   Врождённые покинули чету
   Виновную, покрытую теперь
   Стыдом, что облачением срамным
   Преступников лишь больше оголял.
   Как некогда на пагубном одре
   Далилы-филистимлянки, Самсон,
   Могучий муж из Данова колена,
   Остриженный, очнулся, потеряв
   Былую силу, — так, не говоря
   Ни слова, обнажённые, они
   Сидели, добродетелей навек
   Лишась, ошеломлённые стыдом,
   С растерянными лицами. Но вот
   Адам, хотя не менее жены
   Смущённый, принуждённо произнёс:
   "— Вняла, о Ева, ты в недобрый час
   Лукавцу-гаду, — кто б людскую речь
   Подделывать его ни научил.
   Он был правдив, о нашем возвестив
   Паденье, но, суля величье, лгал.
   Воистину глаза прозрели наши,
   Добро и Зло познали мы; Добро
   Утратили, а Зло приобрели.
   Тлетворен плод познанья, если суть
   Познанья в этом; мы обнажены,
   Утратив честь, невинность, чистоту
   И верность, — все, что украшало нас,
   А нынче мрачно и осквернено.
   На лицах наших — похоти печать,
   Обильно зло рождающей и стыд,-
   Последнее из неисчетных зол.
   Уверься в первом — мы Добра лишились!
   Как покажусь теперь очам Творца
   И Ангелов, которых созерцал
   С таким восторгом, с радостью такой?
   Небесные их лики нашу плоть
   Земную нестерпимым ослепят
   Лучистым блеском. О, когда б я мог
   Средь глухомани дикой, в дебрях жить,
   В коричневой, как сумерки, тени
   Непроницаемой лесных вершин
   Заоблачных, куда ни звёздный свет,
   Ни солнечный — проникнуть не дерзнут!
   Вы, сосны, кедры, пологом ветвей
   Неисчислимых спрячьте же от них
   Меня, чтоб я не видел их вовек!
   Однако способ вымыслить пора;
   Как в доле этой жалкой заслонить
   Нам друг от друга части наших тел,
   Срамные, непристойные для глаз.
   Большие листья мягкие дерев
   Любых, краями сшитые, могли б
   Нам чресла опоясать, скрыв места
   Срединные, чтоб стыд, — недавний гость,
   Там не гнездился и не укорял
   В нечистоте и блудодействе нас!"
   Такой он дал совет; они пошли
   В густую дебрь и выбрали вдвоём
   Смоковницу; не из породы, славной
   Плодами, но иную, этот вид
   Индийцам, населяющим Декан
   И Малабар, известен в наши дни.
   Во весь размах простершись от ствола,
   Склонись, пускают ветви сеть корней,
   И дочери древесные растут
   Вкруг матери, тенистый лес колонн
   Образовав; над ним — высокий свод
   И переходы гулкие внизу,
   Где знойным днём индийцы-пастухи
   В тени прохладу ищут и следят
   Сквозь просеки, прорубленные в чаще,
   За пастбищами, где бредут стада.
   Сорвав большие листья, шириной
   На Амазонок бранные щиты
   Похожие, стачали, как могли,
   Адам и Ева прочно, по краям,
   И чресла опоясали. Увы!
   Заслоном этим тщетным скрыть нельзя
   Их преступленье и жестокий стыд.
   Им далеко до славной наготы
   Былой! Так, позже увидал Колумб
   Нагих, лишь в опоясках перяных,
   Американцев; дикие, они
   Бродили в зарослях, на островах,
   Скитались по лесистым берегам.
   Виновники сочли, что их позор
   Частично скрыт листвою, но, в душе
   Спокойствия ничуть не обретя,
   Присели и заплакали. Ручьём
   Не только слезы жгучие струились,
   Но буря грозная у них в груди
   Забушевала: ураган страстей,
   Страх, недоверье, ненависть, раздор
   И гнев смятеньем обуяли дух,-
   Ещё недавно тишины приют
   И мира, сотрясаемый теперь
   Тревогой бурной. Волей перестал
   Рассудок править, и она ему
   Не подчинялась. Грешную чету
   Поработила похоть, несмотря
   На низкую свою породу, власть
   Над разумом верховным захватив.
   На Еву устремив холодный взор,
   В расстройстве, с непривычным отчужденьем,
   Адам продолжил прерванную речь:
   "— О, если б ты вняла моим словам,
   Со мной осталась бы, как я просил,
   Когда тебя, неведомо зачем,
   Злосчастным этим утром привлекло
   Желанье безрассудное: бродить
   Одной, — мы были б счастливы и днесь,
   Не лишены всех наших прежних благ,
   Не жалки, наги, не посрамлены,
   Как ныне. Пусть никто от сей поры
   Предписанную долгом искушать
   Свою не смеет верность. Кто спешит
   Испытывать её, — считай, готов
   Предательски поколебаться в ней!"
   В обиде на упрёк, вскричала Ева:
   "— Адам суровый! Как твои уста
   Столь горькие слова произнесли?
   Ты нашу обоюдную беду
   Приписываешь слабости моей,
   Желанью странному бродить одной.
   Но эта же беда могла стрястись
   В твоём присутствии, а может быть,
   С тобой самим. У Древа или здесь
   Ты, искушённый бы, не распознал
   Коварства Змия, вняв его речам.
   Не знаю: почему бы он вражду
   К тебе и мне питал? А посему
   Обмана я иль козней не ждала.
   Ужели разлучаться никогда
   Нельзя с тобою? Лучше бы ребром
   Твоим безжизненным остаться мне!
   Я такова. Зачем же, мой глава,
   Ты мне решительно не воспретил
   Спешить навстречу, — по словам твоим,-
   Опасности великой? Твой отпор
   Был слаб; ты был сговорчивым; ты сам
   Приветствовал, позволил мне уйти,
   Когда бы отказал ты наотрез,
   Не согрешили бы ни я, ни ты!"
   Гневясь впервые, возразил Адам:
   "— Любовь ли это? Это ли ответ,
   Неблагодарная, моей любви,
   Оставшейся приверженной тебе,
   Уже погибшей, хоть ещё меня
   Вина не отягчала? Сохранить
   Я мог бы жизнь, блаженствовать бессмертно"
   Но умереть с тобою предпочёл.
   И ты меня решилась попрекнуть
   Своим грехопаденьем, утверждать,
   Что я виновник; мол, я не был строг
   Довольно, чтоб тебя остановить!
   Но что я сделать мог? Я упреждал,
   Увещевал, предсказывал грозу,
   Грядущую от скрытого Врага,
   Подстерегающего каждый миг.
   Прибегнуть ли к насилию? Но здесь
   Невместно принужденьем ущемлять
   Свободу воли. Знай, ты чересчур
   Самоуверенна! Ты поддалась
   Надежде неразумной — обойти
   Опасность, или чаяла соблазн
   Со славою отвергнуть. Может быть,
   Я заблуждался, слишком высоко
   Ценя все то, что я воображал
   Твоими совершенствами, сочтя
   Тебя неуязвимой против Зла.
   Проклятию теперь я предаю
   Ошибку эту, ставшую преступным
   Грехом, в котором ты меня винишь!
   Так будет с каждым, кто превыше меры,
   Доверившись достоинствам жены,
   Даёт ей волю, уступает власть;
   Тогда не знает удержу она,
   Но, действуя сама и жертвой став
   Последствий горьких, в поисках причин
   Потворство мужа первая клянёт".
   В попрёках обоюдных зря текли
   Часы; никто себя не осуждал,
   И тщетным спорам не было конца.

КНИГА ДЕСЯТАЯ

   Прегрешение Человека стало известным; сторожевые Ангелы покидают Рай и возвращаются на Небеса, дабы доказать свою бдительность. Бог оправдывает их, вещая, что они не властны были воспрепятствовать вторжению Сатаны, и посылает Своего Сына судить ослушников. Сын нисходит на Землю и возглашает заслуженный приговор, но, сострадая падшим, прикрывает их наготу и возносится к Отцу. Грех и Смерть, до сей поры сидевшие у Врат Ада, в силу удивительной симпатии угадывают успех Сатаны в новозданном мире, решаются не быть долее затворниками Ада, но, последуя Сатане — их властелину, стремятся проникнуть в обиталище Человека. Для удобного сообщения между Адом и новозданным миром они воздвигают обширный путь, или мост, через Хаос по следам, проложенным Сатаной. Приближаясь к Земле, они встречаются с Сатаной, который, гордый своим успехом, возвращается в Ад. Их взаимные приветствования. Сатана является в Пандемониум и кичливо объявляет всеобщему собранию о своём торжестве над Человеком. Вместо рукоплесканий в ответ раздаётся соединённый свист и шипение всего собрания, обращённого, вместе с Сатаною, в змиев, согласно приговору, произнесённому в Раю. Обманутые призраками запретного Древа, выросшего пред ними, они жадно кидаются к плодам, но пожирают прах и горький пепел. Грех и Смерть действуют в Раю. Бог провозглашает конечную победу Сына над ними и возрождение всего сотворённого; теперь же повелевает Ангелам совершить различные изменения в небе и стихиях.
   Адам, все более сознавая своё падение, горестно сетует, отвергая утешения Евы; однако она все же успокаивает его. Дабы отклонить проклятие, долженствующее пасть на их потомство, Ева предлагает жестокие меры, но Адам не одобряет их и, питая надежду, напоминает о возвещённом обетовании, что Семя Жены сотрёт главу Змия, и увещевает умилостивить разгневанного Бога молитвами и покаянием.

 
   Меж тем уже прознали в Небесах
   О мстительном злодействе Сатаны,
   Что в Рай прокрался, принял Змия вид
   И Еву от запретного плода
   Вкусить склонил, а та ввела в соблазн
   Адама. От всевидящего Ока
   Творца ничто не может ускользнуть,
   Всезнающее обмануть нельзя
   Господне сердце; праведен Господь
   И мудр во всем, Врагу не запретив
   Надёжность Человека искушать,
   Вооружённого избытком сил
   И волею свободной, в полноте,
   Достаточной, чтоб ковы разглядеть
   Дружков притворных и прямых врагов
   И отразить. Всевышнего запрет
   Был ведом людям: к этому плоду
   Не прикасаться, кто б ни соблазнял.
   За непокорство их постигла казнь
   (Чего им было ждать?). Умножив грех,
   Ослушники погибли поделом.
   Отряды Ангельские, торопясь,
   На Небо из Эдема воспарили,
   Супругам соболезнуя, грустя
   Безмолвно, ибо ведали уже
   О их грехопаденье и безмерно
   Дивились: как незримый Враг проник
   Украдкой в Рай? Когда ж Небесных Врат
   Достигла эта горестная весть,
   Явили неизбывную печаль
   Все лики Эмпирейские, но скорбь,
   В глубоком состраданье растворясь,
   Блаженство их нарушить не могла.
   Вокруг прибывших сонмы собрались
   Насельников Небес, чтоб разузнать
   Подробности события в Раю,
   Но стражи поспешили дать отчёт
   Пред Высочайшим Троном, доказать
   Творцу, что недреманным был надзор.
   Как вдруг, среди раскатов громовых,
   Из облаков таинственных, воззвал
   Всевышний и Предвечный Бог-Отец:
   "— Вы, Ангельское сонмище! Вы, Силы,
   Покинувшие Райские посты,
   Где ваш надзор успеха не имел!
   Да не смущает вас и не дивит
   Случившееся ныне на Земле.
   Ни ваши неусыпные труды,
   Ни зоркость не могли предотвратить
   События, предсказанного Мной,
   Когда, бежав из Ада, пересёк
   Пучину Искуситель. Я прозрел
   Его победу, ведал наперёд,
   Что соблазнённый Человек, прельстясь
   Коварной ложью, потеряет все,
   Поверив наговорам на Творца.
   Его погибель не была ничуть
   Мной обусловлена. Я не стеснил
   Малейшим нагнетеньем ни одним
   Его свободной воли; в равновесье
   Полнейшем, предоставлена она
   Своей наклонности. Но Человек
   По собственному изволенью пал.
   За преступленье смертный приговор
   Осталось вынести, но упреждённый,
   Что в день паденья должен умереть,
   Угрозу мнимой счёл, поскольку смерть
   Его не поразила в тот же миг,
   Чего он опасался. Но Адам,
   Ещё до истеченья дня, поймёт:
   Отсрочка — не прощение вины.
   Не будет Правосудие Моё -
   Вослед за Милостью — оскорблено!
   Кого пошлю судьёй? Тебя, Мой Сын
   Соцарствующий, коему вручил
   Я право суд вершить на Небесах,
   Земле и в Преисподней. Усмотреть
   Легко, что с Правосудьем пожелал
   Я Милосердье сочетать, послав
   Посредника и человеколюбца,
   Согласного по доброй воле стать
   Спасенья ради жертвою, при сём -
   Спасителем, на Землю низойдя,
   Вочеловечиться и воплотиться,
   Чтоб Человека падшего судить}"
   Так молвив, одесную распахнул
   Отец блистанье славы всей Своей
   И Сына лучезарно озарил;
   Сияньем Сын явил Отца вполне,
   С божественною кротостью сказав:
   "— Тебе решать. Предвечный Мой Отец,
   Мне — волю Вышнюю творить дано
   На Небе и Земле, да утвердишь
   Ты на любимом Сыне навсегда
   Благоволенье Отчее. Сойду
   На Землю обвиняемых судить.
   Но знаешь Ты: какой бы ни постиг
   Их приговор, — но горший на Меня
   Падёт по истечению времён.
   Я пред Тобой сей приговор избрал
   И не жалею, ибо, обратив
   Возмездье на Себя, его смягчу,
   Умерю правосудье милосердьем,
   Им равно честь воздам, да возблестит
   Их слава, да ослабится Твой гнев.
   Мне помощи не надо на суде,
   Где нет свидетелей, помимо двух
   Виновных; третий скрылся, доказав
   Побегом преступленье. Он презрел
   Законность и заочно осуждён.
   Улики против Змия — ненужны!"
   Он с Трона лучезарного восстал,
   Сверканьем славы Отчей осиян.
   Как свита именитая, за Ним
   Престолы, Власти, Силы и Господства
   Проследовали до Небесных Врат,
   Откуда открывался на Эдем
   И на окрестности обширный вид.
   Туда он вмиг спустился; быстроту
   Божественную временем нельзя
   Определить, хотя и на крылах
   Оно летит стремительных минут.
   С полудня плавно Солнце на закат
   Склонялось. Тиховейные ветра,
   Что Землю освежают в должный час,
   Уже проснулись, вечер возвестив
   Прохладный. Охладился также гнев
   Того, кто милосердным Судией,
   И заодно Заступником, сошёл
   Изречь над Человеком приговор.
   Глас Господа, ходившего в Раю,
   До слуха провинившейся четы
   Воздушное дыханье донесло
   На склоне дня. Услышали они,
   И от лица Господня, меж древес,
   Укрылись в буйной чаще; и воззвал
   Господь к Адаму и промолвил так:
   "— Где ты, Адам, столь радостно приход
   Встречавший Мой, узрев издалека?
   Отсутствием твоим Я удручён,
   И там, куда почтительности долг
   Являлся, без призыва, нахожусь
   Теперь в уединенье. Предстаю
   Не с прежним ли сверканьем? Или, сам
   Переменись, ты скрылся? Или ты
   Случайно задержался? Появись!"
   Явился; Ева нехотя плелась
   Второй, — а ведь грешить спешила первой.
   Чета была уныла, смущена;
   Их взор уже любви не выражал
   Ни к Богу, ни друг к другу, — только стыд,
   Отчаянье, сознание вины,
   Ожесточенье, ненависть, разлад,
   Лукавство и досаду. Наконец
   Молчавший в замешательстве Адам
   Ответил кратко: "— Голос Твой в Раю
   Я услыхал и убоялся, ибо
   Я наг, и скрылся!" Кроткий Судия
   Сказал безгневно: "— Голос Мой не раз
   Ты радостно и не боясь ничуть
   Слыхал, — почто теперь он страшен стал?
   И кто тебе поведал, что ты наг?
   Не ел ли ты от Древа, чьи плоды
   Я строго запретил тебе вкушать?"
   Адам сказал, снедаемый тоской:
   "— О Небо! Тяжко мне держать ответ
   Пред Судией моим! Неужто грех
   Лить на себя приму иль должно мне
   Моё второе Я, подругу жизни,
   Винить? Она осталась мне верна,
   И надо бы её проступок скрыть
   И наказанье от неё отвлечь,
   Но грозный долг, злосчастная нужда
   Велят мне говорить, чтоб грех и казнь
   Невыносимым бременем двойным
   Не пали на одну мою главу.
   Когда б я умолчал, Ты все равно
   Открыл бы утаённое. Жена,
   Мне созданная в помощь, лучший дар,
   Ниспосланный Тобою, воплощенье
   Моих желаний, чудо красоты
   Небесной, средоточие добра,
   Столь дивная, что от её руки
   Я никакого зла не ожидал;
   Её любой поступок был оправдан,
   Столь мило совершала их она;
   Жена дала мне плод, и я вкусил".
   Державный Вездесущий произнёс:
   "— Ужель она твой Бог, что оказал
   Ты вящую, чем голосу Творца,
   Покорность? Разве Ева создана
   Твоим вождём, главой, хотя бы ровней,
   Что для неё достоинством мужским
   Ты поступился, высоту презрел,
   На каковую был превознесён
   Над Евой, сотворённой из тебя
   И для тебя? Её по статям всем
   Ты превосходишь; дивной красотой
   Наделена она, дабы любовь
   Твою привлечь, отнюдь не подчинить.
   Её дарам прекрасным надлежит
   Под властью быть, — не властвовать самим.
   Твоё призванье, твой удел — главенство,
   Когда бы впрямь себе ты цену знал!"
   Затем Он Еву кратко вопросил:
   «— Что, женщина, ты сделала, скажи?»
   И Ева, сокрушённая стыдом,
   Призналась, но испытывая страх
   И слов не находя, пред Судией,
   В смущении дала такой ответ:
   «— Змий обольстил меня, и я вкусила».
   Немедля стал чинить над Змием суд
   Господь, хоть безъязыкий скот не мог
   На Сатану переложить вину,
   Который исказил и осквернил
   Его предназначение, избрав
   Орудьем зла. Итак, за естество
   Растленное по праву проклят Змий.
   Дальнейший смысл от Человека скрыт,
   Всю истину ему не должно знать,
   Поскольку не убавило б греха
   Такое знанье. В сущности, Господь
   На Сатану, первопричину Зла,
   Направил приговор и поразил
   Его в словах таинственных, сочтя
   Их наилучшими в те времена;
   Он Змию так проклятье возгласил:
   "— За то, что сделал это, — проклят будь
   Пред всеми ты скотами, пред зверьми
   Земными; и на чреве будешь ты
   Своём ходить, прах будешь есть все дни
   Своей ты жизни. Положу вражду
   Отныне меж тобою и Женой,
   Меж семенем Жены и меж твоим.
   Оно пятой главу твою сотрёт,
   И жалить будешь ты его в пяту!"
   Так предвозвещено все, что сбылось,
   Когда Марии — новой Евы — Сын,
   Христос узрел, как, молнией с Небес,
   Пал Сатана, Князь воздуха; затем
   Сын Человеческий, восстав из гроба,
   Владычества и Силы одолел
   Растленные и в полном торжестве,
   В сиянье вознесясь, пленённый плен
   Повлёк по воздуху, который был
   Владеньем долголетним Сатаны.
   Под нашими стопами, наконец,
   Тот сокрушит Врага, кто роковой
   Удар ему предвозвестил теперь.
   Он женщине решенье объявил:
   "— Умножу, умножая скорбь твою
   В беременности; ты детей рождать
   В болезни будешь; к мужу твоему
   Влечение твоё, и будет он
   Господствовать всецело над тобой".
   Адама он приговорил последним:
   "— За то, что внял жене своей, вкусив
   От Древа, о котором Я запрет
   Изрёк, поведав: от него не ешь! -
   В твоих деяньях проклята Земля;
   Все дни твоей ты жизни станешь впредь
   Питаться в скорби от неё; волчцы
   И тернии она тебе взрастит,
   И ты кормиться будешь полевой
   Травой, и в поте твоего лица
   Есть будешь хлеб, пока не отойдёшь
   Обратно в землю, из которой взят,
   Зане ты прах и обратишься в прах".
   Так Суд вершил Небесный Судия
   И Он же — наш Спаситель, отдалив
   Удар смертельный, возвещённый днесь;
   И, сжалившись при виде их, нагих,
   Открытых воздуху, что должен был
   Большие измененья претерпеть,
   Не пренебрёг от сей поры слугой
   Предстать пред ними. Как поздней своим
   Он слугам ноги умывал, теперь
   Покрыл, подобно нежному отцу,
   Их наготу и кожами одел
   С животных умерщвлённых или с тех,
   Кто, словно гады, сбрасывают кожи,
   Дабы на молодые заменить.
   Не преминув одеть Своих врагов,
   Не только внешнюю их наготу
   Он кожами прикрыл, но во сто крат
   Постыднейшую наготу их душ
   Греховных Правды ризами облёк
   И заслонил от Своего Отца;
   Затем, к Нему мгновенно вознесясь,
   В блаженном лоне Отчем опочил
   Во славе, и Отца, хотя Господь
   Всеведущ, о суде оповестив
   Над Человеком грешным, за него
   Ходатайство умильное добавил.
   Меж тем, до преслушанья и суда,
   Сидели Грех и Смерть лицом к лицу
   У настоять растворённых Адских Врат,
   Откуда яростный хлестал огонь
   Б пучине Хаоса, с тех пор, как Враг
   Их миновал, пропущенный Грехом.
   Уродина, молчание прервав,
   Заговорила, к Смерти обратясь:
   "— Зачем в таком бездействии, мой сын,
   Мы, глядя друг на друга, здесь сидим,
   Тогда как Сатана, великий наш
   Родитель, ратует в иных мирах,
   Устроить наилучшее стремясь
   Пристанище для нас, любимых чад.
   Бесспорно, он желанного достиг,
   Поскольку, неудачу потерпев,
   Вернулся бы: клевреты Божества
   Удобнейшего места не найдут,
   Чтоб жажду мести удовлетворить
   И покарать мятежника. В себе
   Я чую силу новую; крыла,
   Сдаётся, вырастают за спиной;
   За гранью этой хляби мне даны
   Обширные владения, туда
   Сама не знаю что меня влечёт,
   Симпатия иль соприродной силы
   Влияние, способное сопрячь
   Явленья сходственные связью тайной,
   Бездействуя загадочным путём,
   Чрез пропасти немереных пространств.
   Ты — тень моя и следовать за мной
   Обязан. Никакая в мире власть
   Не может Грех со Смертью разлучить.
   Но чтобы возвращенье Сатаны
   Нелёгкий перелёт не задержал,
   Чрез эту неприступную пучину
   Непроходимую, вдвоём с тобой,
   Отважимся на подвиг, что вполне
   Нам по плечу: мы перебросим мост