Страница:
Я увидел командира второго батальона, подошел к нему:
– Здорово, Александр Петрович.
– Здравствуй, Вячеслав Николаевич.
– Слышал уже про затею со штабными?
– Слышал. Тьфу! – этим плевком он очень образно выразил свое отношение к происходящему и инициативе. – Получается, что мне уже не доверяют. Так?
– Хрен его знает, Петрович, в какие они игры играют. Мне самому эти игрушки не по нутру. Знаешь уже, наверное, что меня к тебе направляют.
– Слышал. И Юрку, и замполита тоже. Замполита-то зачем? Прямо как в тридцать седьмом году – особое совещание «тройки»! Кто приговор исполнять будет?
– Не пори чепухи.
– Слава, как мне чепухи не пороть, если остался без начальника штаба. Ротного поставить не могу ни одного, потому что роты оголятся, им замены тоже нет, взводных повыбивало. Всю ночь передавал эту гребаную гостиницу соседу, – комбат уже не говорил, а скорее рычал, басил. – Тут вы еще со своими фантазиями. Пойми, мил человек, против тебя с Юрием я ничего не имею, замполит тоже неплохой мужик, но зачем весь этот спектакль? Мне не доверяете?
– Да пошел ты, Петрович, тебе не доверяем. Я спал сном младенца, а тут такой наворот. Сам того же мнения. Я тебе палки в колеса вставлять не буду. Командуй, как опыт подсказывает, ты уже не мальчик. Что надо – помогу. Когда в батальон поедешь, если ничего нового не придумают, нас с напарником забери.
– Хорошо. Вы только никуда не теряйтесь. Водки много не берите, этого добра у меня хватает, а вот курева захватите – напряженка. Поесть тоже хватит.
Тут все присутствующие потянулись в помещение штаба. Там уже нас ждали и комбриг с Сан Санычем, и наш генерал. По всему выходило, что нам была отведена такая же участь, что и генералу при нашей бригаде, сидеть и наблюдать.
– Товарищи офицеры, – начал комбриг, – получен приказ начать операцию сегодня в 12.00. Также получен приказ о закреплении за каждым батальоном и отдельной ротой офицеров управления бригады и моих заместителей. Тем самым будет налажено бесперебойное взаимодействие.
Поднялся шум в зале.
– Тихо, товарищи офицеры, я понимаю ваше возмущение, но никто никого подменять не собирается, тем более не идет разговор, ни в коем случае, о недоверии. Сейчас начальник штаба зачитает, кто за каким батальоном закреплен.
Билич встал и быстро огласил список. Все получилось, как и рассказывал Казарцев, мы втроем попали во второй батальон.
– Каков план наступления? – спросил командир танкового батальона Мазур.
– Мы когда входили в город, был у нас план?
– Не было.
– Вот и сейчас его нет. Первая цель – Госбанк. Вторая – Дворец Дудаева. Остальное по обстоятельствам.
В зале опять поднялся шум. Все матерно обсуждали такой оборот дела.
– Первыми идут танкисты вместе со вторым батальоном, их прикрывают и поддерживают огнем первый и третий батальоны. Вопросы?
Но никто не стал задавать вопросов, понимая, что не услышит вразумительного ответа ни на один из них. Постепенно стали расходиться. Понимая, что я здесь бесполезен, вышел на улицу, Юрка следом. Замполит бригады и командир второго батальона остались у комбрига. Закурили.
– Ну, что по этому поводу думаешь? – спросил Юра, тоже закуривая.
– Ничего не думаю. Лучше ничего не думать. Пошли паковаться.
Следующий час прошел в собирании необходимого и допивании бутылки коньяка, оставшейся после завтрака. Потом зашел комбат второго батальона, и мы тронулись вперед. Прибыли на место минут через двадцать и тут же колонной поехали в сторону Минутки. Соседи, уже предупрежденные о нашей «славной» миссии, провожали нас, выкрикивая что-то ободрительное. Удивительно, но при подходе к Минутке нас никто не остановил, никто не обстрелял.
За четыре квартала от злополучной площади мы остановились, и комбат собрал своих офицеров на совещание. Вкратце он обрисовал то, что уже было нам известно. Представил нас как офицеров по взаимодействию со штабом бригады, добавил, что позднее присоединится и замполит бригады, также для оказания помощи. Многих офицеров мы уже знали. Трое из четырех ротных были кадровыми офицерами, а четвертый был назначен недавно вместо убитого Сереги Максименко. Но держался уже уверенно, как равный среди равных. Со стороны Минутки доносился грохот авиационного налета и артиллерийской подготовки. Сзади послышался грохот и лязг. Через пару минут показалась колонна танкового батальона. На третьей машине, сверкая белками глаз и показывая белизну зубов, сидел на башне Серега Мазур. Он остановил колонну и спрыгнул к нам.
– Здорово!
– Здорово, давно не виделись, и часа не прошло. Готов?
– Готов к чему?
– К своей «карусели». Наслышан уже. Толково придумано, лишь бы толк был.
– Поглядим. Когда начнем?
– Минут через пятнадцать авиация улетит, а артиллерия заглохнет, и начнем.
– Минут пять для верности надо выждать.
– Обязательно, а то по духам они, может, промажут, а по своим – в самое яблочко уложат.
– Точно, не раз уже бывало. Кто первым пойдет?
– Давай пускай своих танкистов.
– А не пошел бы ты на хрен, а? Когда в город входили, пехота зассала, а я своих бросил под гранатометчиков. Поэтому давай вместе.
– Вместе так вместе.
– Но мои танки через мост не пойдут, там точно будет навалом гранатометчиков. Мост помогу оседлать и перебраться, и огнем поддержу на той стороне, а там уже сам на свое пехотное счастье надейся.
– Вот так всегда.
– Не ворчи, дед. Наливай, а то уйду.
– Придет, нахамит, а потом еще наливай. У самого, что ли, нет, халявщик?
– Есть, только идти далеко.
– Ладно. Сашка, – позвал пехотный комбат своего механика-водителя, – неси закуску и бутылку «кристалловской».
– Ого, хорошо живешь – московскую водку пьешь, – мы были искренне поражены.
– Это у меня из домашних запасов, для особых случаев берегу.
Разлили водку на всех присутствующих офицеров, включая и ротных. Выпили, закусили прямо из банки мерзлой тушенкой. Пока пили, закончилась артподготовка, пару минут спустя смолк и авиационный гул. Наступила тишина, нарушаемая только редким треском автоматных и пулеметных очередей.
– Товарищ подполковник! – из БМП комбата высунулся боец. – Команда от «двадцать второго» (это был позывной комбрига) «555».
– Передай, что понял и выполняю, – прокричал комбат и побежал к своей машине.
Мы последовали следом. Танкисты и ротные второго батальона также кинулись к своим машинам, и они пошли. За квартал до Минутки нас остановили наши разведчики и рассказали, что им удалось оттеснить духов от моста с нашей стороны, но те залегли на самом мосту и на другой стороне. Мост, похоже, не был заминирован, но они за это не ручаются. Пехота спрыгнула с машин и, укрываясь за бортами и развалинами, ждала команды. Подошли танкисты. Договорились, что «махра» пойдет вперед, а «коробочки» – сзади на расстоянии пятидесяти метров.
Комбат, вопреки полевым уставам всего мира, пошел не сзади своего подразделения, а впереди вместе с наступающей в авангарде первой ротой. Нам с Юрой ничего не оставалось делать, как идти вместе с комбатом. Укрываясь за развалинами, мы короткими перебежками добрались до моста. Разведчики сдерживали бешеный напор духов, желающих отбить у них мост. Где-то начиная с середины моста были возведены из обломков бетона укрепления, за которыми укрылись духи и поливали наш берег свинцом. Не позволяя высунуть голову. И минометчики духов начали обкладывать нас минами. Пока что они вели пристрелочный огонь, мины падали в реку, но с каждым разом все ближе. Через несколько минут первые мины начали падать на наш берег. Вдобавок духи начали обстрел из подствольных гранатометов. Грохот стоял невыносимый. Вой мин нарастал, пули и осколки постоянно стучали о бетонные блоки, за которыми мы прятались. Появились первые потери.
В первой роте, в которой мы находились, мина разорвалась близко, и один из крупных осколков наполовину оторвал солдату голову. Тело лежало на животе, половина шеи была вырвана, а вторая половина под тяжестью головы склонилась направо. Из разорванного горла фонтаном хлестала кровь, окрашивая стену в бурый цвет. Подполз боец, но не для того, чтобы оказать помощь, а чтобы снять личный номер с разорванной шеи и вытащить документы из внутреннего кармана. Когда боец переворачивал покойного на спину, руки мертвеца судорожно дернулись и обхватили автомат, секунду назад принадлежавший ему. Как будто не хотел он расставаться с ним. Искоса понаблюдав за этой картиной, мы вновь начали наблюдать за духами. Те на своем берегу подтягивали силы, и появился БМП. Из-за нашей спины послышался уже знакомый лязг и грохот. Наши. Танкисты. Могли бы и пораньше.
Головной танк выстрелил, но первый выстрел был не прицельный, пролетел снаряд над головой у духов и разорвался где-то далеко у них за спинами. Второй выстрел был ближе, осколками он разогнал толпу духов. Несколько тел остались лежать неподвижно на мостовой, некоторые орали, корчились там же. Раненые. Минометный обстрел прекратился, и автоматный огонь поутих. Комбат скомандовал:
– Вторая рота! Подствольники к бою! Огонь! Первая и третья рота – вперед! – сам первым выскочил и, увлекая людей, побежал, пригибаясь почти к земле.
Кто с криками, кто с матами последовали его примеру, мы также влились в общий поток. Над нашими головами шелестели гранаты от подствольных гранатометов. На мосту, на другом берегу послышались хлопки и щелканье осколков от разорвавшихся гранат. За нашими спинами гулко заговорили танковые пушки, разрывы их снарядов разогнали, рассеяли пехоту на противоположном берегу. Пехота с моста ползком отошла и спряталась за сожженным танком. Вновь возобновился минометный обстрел. Вой мин действовал на нервы хуже, чем сами разрывы. Казалось, что воздух вокруг тебя вибрирует, сжимается, бьет по огрубевшим от разрывов барабанным перепонкам. Воля практически парализуется. Вой такой и ощущение такое, будто именно эта мина летит к тебе. Что сейчас она упадет на тебя с высоты двадцати метров и, ударившись о твое тело, разорвет его на многие сотни кусков, раскидает его. Но постепенно усилием воли заставляешь себя раскрыть глаза и посмотреть на мир.
Вторая рота подтянулась к нам, по радиостанции сообщали, что подошли первый и третий батальоны и готовы поддержать нас огнем при захвате моста. Через минуту в хор стрельбы из танковых пушек и автоматной трескотни вступили пушки БМП двух подошедших батальонов. Собачим тявканьем были слышны автоматные голоса первого батальона и более солидно – крупнокалиберные третьего.
Духи почти заткнулись. Противоположный берег был укутан в разрывы от снарядов и гранат. Воздух можно было трогать руками, на зубах скрипела пыль, в горле першило от сгоревшего тротила и еще какой-то гадости. Глаза начали слезиться, шок, страх после первых минут боя начал проходить. В висках застучала кровь, пот потек из-под подшлемника. Сразу стало жарко. Я расстегнул бушлат и ослабил крепление на бронежилете. Перевернулся на спину. Достал сигареты и спички. Прикурил. Юрка, лежавший рядом, протянул руку и жестом показал, что тоже хочет курить. Я ему дал. Говорить что-либо в этом адском грохоте было абсолютно бесполезно.
Затягиваясь, почти не ощущал вкуса сигареты. Одна горечь. Горечь, смешанная с пороховыми газами и никотином. По опыту знаю, что через пять-десять минут закончится эта какофония, и придется бежать, ползти по этому мосту. Не хочу! Хочу лежать и глазеть в небо. В голове путано возникли обрывки какой-то молитвы. Не смог вспомнить. Главное – вперед и выжить. По команде нашего комбата огонь перенесли дальше вглубь. БМП замолчали, могли нас зацепить. Комбат крикнул:
– Вперед! Ур-р-ра!
Люди стали выскакивать из своих укрытий и где ползком, где в полный рост побежали вперед. Я тоже побежал. Духи, увидев нашу атаку, открыли огонь. Справа кто-то визгливо закричал. Впереди боец как будто наткнулся на невидимое препятствие, отлетел назад, раскинув руки. Его автомат упал мне под ноги, я наступил на него и чуть не поскользнулся.
Пробегая мимо, я мельком посмотрел на тело. Пах был разорван. Брюки набухли от крови, открытые глаза не мигая смотрели в небо. «Готов» – пронеслось в мозгу. Стало страшно. Во рту опять, в который раз, почувствовался привкус крови. Страшно, очень страшно. Ноги становятся ватными. Я закричал. Закричал что-то нечленораздельное. Закричал, завопил от страха. Господи, помоги, помоги выжить.
Вот уже и до моста осталось немного. Вот он, заваленный обломками бетона, кирпича, обмотанный колючей проволокой. Впереди человек тридцать высыпали на мост. С другой стороны опять открыли ураганный огонь. Первые человек десять упали, двое еще шевелились, пытались отползти назад. Остальные отхлынули и укрылись за руинами бывшего духовского блокпоста.
Я тоже плюхнулся рядом, потом отполз за обломок бетона. Выставил автомат и дал короткую очередь в сторону духовского берега. Оглянулся. Офицеры остались чуть сзади. Я впереди всех офицеров. Значит, я здесь главный.
Стараясь перекричать шум боя, я заорал, чтобы попытались вытащить раненых с моста. Бойцы, лежавшие впереди, закивали, что поняли. Двое поползли вперед, а остальные открыли огонь, стараясь прикрыть своих. Раненые, увидев, что идет помощь, постарались ползти навстречу, но получалось у них это не очень хорошо. Сзади подполз комбат, прохрипел в самое ухо:
– Быстро бегаешь, Слава.
– Назад я еще быстрее бегаю, – ответил я.
– Почище «Северного» будет?
– Точно. Вот только мост им не дать взорвать.
– А для этого, Славян, надо его раньше захватить, – и вновь заорал комбат: – Вперед! Вперед, ребята!
И снова зашевелились люди и хлынули из своих щелей навстречу летящей смерти. Сам комбат также выскочил из-за плиты и побежал вперед, я за ним. Вот уже опять первые ворвались на мост. Те, кто полз за ранеными, поднялись на ноги и присоединились к остальным.
И вот я на мосту. Свист и грохот. Духи перенесли минометный огонь на мост. Грохот. Я падаю. Сел. Ощупал себя. Вроде все в порядке, только ничего не слышу. Постучал открытой ладонью по одному уху, по другому, как будто вытряхивая воду. Не помогает. Глухая пелена отделяет меня от окружающего мира. Потом сообразил – контузия. Ударная волна хлестанула по барабанным перепонкам, выгнула их в другую сторону. Ничего страшного. Со временем пройдет. Я посмотрел туда, где разорвалась мина. Помню, что впереди бежало четыре человека. Где они? Вот они. Разорванные тела четырех бойцов лежали поперек моста. Видимо, все осколки приняли. Мне не досталось. Пока не досталось. То ли от контузии, то ли от зрелища кишок или от того, что смерть была так рядом, от страха, в животе закрутило, и меня начало рвать. Выворачивало наизнанку долго, пока не пошла желчь. Я отплевался. Удивительно, но вместе с рвотными массами ушла и часть глухоты. Я начал слышать звуки.
Вокруг меня бежали люди. Некоторые падали и уже не шевелились, я сидел, как дурак, рядом с лужей собственной блевотины, и мне было хорошо. Жив!!! Жив!!! Во рту была горечь. Хотелось пить. Я нащупал фляжку и сделал большой глоток. И тут же почти все выплюнул. Пашка налил внутрь коньяк. Я выдохнул воздух из легких и отпил. В голове постепенно наступало прояснение. Так, надо сматываться отсюда. Но уходить с пустяковой контузией – это несерьезно. Я посмотрел на останки бойцов, которые приняли мои осколки.
Вперед, вперед. Мысли еще путались. Пробивались как сквозь ватную завесу. Я начал вставать. Зашатало. Я удержался с трудом на ногах. Все хорошо. Через час-полтора все пройдет. Контузия не первая. Надо только водку пить, не стесняться. И все будет замечательно. Вперед! Я упрямо сделал несколько шагов. Остановился. Огляделся. Впереди, примерно на половине моста, залегли солдаты. Я, как китайский болванчик, стоял у них за спиной и шатался. Удивительно, как меня еще не подстрелили, пролетело в голове. Как-то враз мне удалось найти ту точку, что позволяла мне удерживать без проблем вертикальное положение, и я на полусогнутых, все еще чужих ногах побежал к своим. Вперед, вперед.
Не добежав метров десять, я плюхнулся на живот и пополз. Добравшись до своих, я привалился к какому-то бетонному обломку. Бойцы, лежавшие чуть впереди, оглянулись и что-то прокричали, но мозги еще плохо соображали, и поэтому я не разобрал, что именно. Но, судя по их одобрительным и ободряющим жестам, что-то хорошее. Сообразив, что со слухом у меня не все в порядке, они подняли большие пальцы вверх. Я согласно покивал головой.
– Я не ранен, я просто контужен, – проорал я им.
Через наши головы вновь начали стрелять танкисты. Огонь противника поутих, и снова мы пошли вперед. Теперь я плелся где-то в середине. Стрелять я боялся, чтобы не зацепить своих. Сзади уже вошли на мост солдаты первого батальона. Наконец-то удалось пройти мост. Теперь главная задача – удержать его. Я оглянулся назад. Минометным огнем духи заставили первый батальон откатиться назад. Теперь на вражеском берегу был только наш, второй батальон. Мост был усеян трупами, по примерной оценке – не менее пятидесяти. Сто пятьдесят метров моста и пятьдесят убитых. Страшная арифметика. Раненых забрали с собой подразделения первого батальона.
Духи, не прекращая огня по мосту, начали обстреливать нас. И вот они поставили дымовую завесу. Верная примета того, что сейчас пойдут в наступление. Команду комбата передали по цепочке: «Приготовить подствольники. Огонь!». Мы начали обстреливать разрастающееся облако дыма из подствольников. Дыма и без этой завесы хватало. Но это был дым черного цвета. У кого из бойцов не было подствольных гранатометов, те стреляли длинными очередями по этому облаку. Послышались крики раненых, как из самого облака, так и с нашей стороны. Из облака послышался лязг гусениц. Или танк, или БМП? И оттуда начался расстрел наших хилых позиций. Случайные камни и обломки бетонных стен хреновое укрытие от снарядов.
Сверху послышался вой наших самолетов, и с неба посыпались авиабомбы. Ты никогда не был, читатель, под авианалетом? Нет? И слава Богу.
Бомбы, а это пятьсот килограммов металла и взрывчатки каждая, несутся к земле со страшным воем. Теперь вой мин показался мне сладкой серенадой. Вой авиабомбы парализует тело страхом, он заставляет вибрировать в унисон себе каждую клеточку твоего тела. Мысли уносятся прочь, и ты лежишь просто как кусок мяса, трясущийся от страха и ждущий своей смерти. Все человеческое тебя покидает. Рассказывали, что много наших легло от своей авиации, но самому лежать под родными бомбами не приходилось. И вот попробовал.
Первая бомба разорвалась далеко впереди, видимо, посеяв панику в рядах противника, потому что из облака стрельба по нам прекратилась. От разрыва бомбы пошла воздушная взрывная волна. Она окатила нас страшным грохотом и горячим воздухом. Казалось, что этот грохочущий воздух сорвет с тебя всю форму, сломает грудную клетку, разорвет рот, щеки. Барабанные перепонки лопнут, а из ушей уже течет кровь. Нас обсыпало целым градом мелких камней и щебня. Кто-то в стороне закричал. Я посмотрел туда. Боец катался по земле, зажав рукой глаз. Из-под пальцев струилась кровь. Ротный медбрат уже полз к нему. Солдаты, находившиеся рядом с раненым, схватили его и прижали к земле. Один доставал флягу с водой, другой рвал на нем бушлат и обнажал руку. Затем из своей аптечки он достал шприц-тюбик с промедолом и сделал укол. Дальше я не стал смотреть. По звуку было слышно, что летчики заходят еще на один вираж. И снова этот страшный звук. Этот парализующий волю вой. Слышно, как вой нарастает, как бомба несется к земле. Инстинктивно вжимаешься в землю и слышишь, как наступает тишина. Все ждут, куда, на кого упадет эта смерть. Мадам Смерть.
Разрыв прозвучал неожиданно близко. На левом фланге нашего батальона. И снова град щебня обсыпал нас. Странно, что после всех этих разрывов слух почти полностью восстановился, и чувствовать я стал себя гораздо лучше. Ворвался мир звуков. В голове звон после контузии еще не прошел, но на это вообще не стоило обращать ни малейшего внимания. Я посмотрел в сторону, где разорвалась последняя бомба, там зияла огромная воронка диаметром метров десять. И вокруг… И вокруг лежали части солдат, находившихся рядом со взрывом. Из воронки валил дым, и кисло воняло сгоревшей взрывчаткой, а также паленым мясом и жженой шерстью. Все эти запахи вызывали тошноту. Она волнами то подкатывалась, то откатывалась. По памяти я вспомнил, сколько людей там находилось, получалось, что взвода полтора. Примерно пятьдесят человек. О Боже! Уже сто человек потеряли, а мы еще толком и не укрепились на этом берегу! С левого фланга раздавались громкие крики и стоны раненых. Было слышно, как комбат матерится по радиостанции. Он не соблюдал никаких позывных, не соблюдал никакой дисциплины. Он просто орал в гарнитуру радиостанции:
– Отзовите авиацию! Отзовите авиацию, блядь! Эти пидоры мне полбатальона убили! Немедленно отзывай! Я не удержусь своими силами! Почему?! Спроси у этих негодяев, которым по хрену, куда сбрасывать свои бомбы! Скажите им спасибо. Отзывай этих пидормотов. Давай поддержку. Я начинаю окапываться. Сейчас духи пойдут в атаку. Все, отозвал самолеты? Молодец. Точно не знаю, но приблизительно у меня более сотни «двухсотых» и человек шестьдесят «трехсотых». Что я с ними буду делать?! Давай подмогу! И медиков и эвакуаторов. Некоторые есть нетранспортабельные. Все, кажется, духи наступают. Не будет поддержки – я ухожу. Поддержку давай. Да не с воздуха, долбодеб, а нашу давай. Обещали, что хваленый десант и морпех будет помогать! Где эти чмыри? У «Северного» спрашивай, где они! У Ханкалы спрашивай. У меня все, пошел на хрен! Некогда. Иди сюда, узнаешь, почему некогда. Пошел на хрен!!!
Духи вновь открыли массированный, плотный огонь по нам и по берегу, где были наши. Опять начали бить из минометов и стрелять из пушек на БМП. Подствольники, автоматы и пулеметы у них также не оставались без дела. Пули, осколки то и дело с противным звуком вонзались в асфальт перед нашим хилым укрытием, потом они начали со звоном крошить обломки бетона и кирпича, за которым и мы укрылись. Рикошет с противным визгом уходил вверх и куда-то в сторону. Казалось, что воздух стал горячим от постоянно висящего в нем раскаленного металла. Опять послышались крики и стоны новых раненых.
За спиной послышался скрежет и лязг гусениц. Мы все оглянулись. На ту сторону моста вышли два танка и открыли огонь. Духи поумерили пыл и перенесли весь свой огонь на танки. Тут настала наша очередь. Комбат вновь скомандовал: «Вперед!» Оставив наших раненых, мы снова ринулись вперед. Дым стоял над площадью сплошной стеной, толком ничего не разглядеть.
Растянулись цепью. Стреляем наугад, от живота, патронов не жалеем. Что в десяти метрах впереди, не видно, как ни напрягай глаза. Они слезятся от висящих пороховых газов. Вперед!!! Только вперед!!! Я вместе со всеми ору. Кто кричит «Ура!», кто кричит «Суки! Смерть сукам!!!», я просто, раскрыв широко рот, ору «А-а-а-а». Помогает заглушить страх. В крови вновь бушует адреналин, могу побить мировой рекорд по бегу. Из-за плотной завесы дыма нас встречают кинжальные автоматные очереди. Бьют так же, как и мы, от пояса длинными очередями. Видимо, специально подпустили поближе. Падаем. Залегли. Нельзя лежать на одном месте на открытой местности. Я перекатываюсь. Перекат, еще один. Ага, вот и милый сердцу обломочек стены, я пребольно ударился об него плечом. Ладно, ушиб не ранение, пройдет синяк. Я пристраиваюсь за этим валуном и начинаю стрельбу.
Первый шок от внезапного обстрела духов проходит, и мы принимаем встречный бой. Расстояние не больше пятнадцати метров, но у них неоспоримое преимущество. Они закрыты стенами, а мы задницами кверху на площади.
Автомат сухо щелкнул и перестал стрелять. Понятно, патроны кончились. Как всегда, не вовремя. Спаренные пристегнутые магазины опустели. Лежа задираю ствол у автомата и засовываю в подствольник гранату. Удобнее стрелять с колена, но теперь уже выбирать не приходится. Нажимаю левой рукой на спусковой крючок. Взрывается капсюль-детонатор, и граната летит в сторону противника. Перелет. Ну ничего, это мы сейчас откорректируем. Снова граната уходит в подствольник, и снова жму на крючок. Пока летит граната, быстро вынимаю магазин и вставляю еще один спаренный.
За спиной раздается грохот. Оглядываюсь. Ёшь твою мать! Духам удалось подбить оба наших танка. Они горят жирным пламенем. Донесся треск взрывающихся патронов, сейчас будут рваться снаряды. И точно. Через секунду послышался оглушительный взрыв, а за ним второй – у танков отлетели башни. Почти синхронно они медленно, очень медленно поднялись в воздух и, кувыркаясь, полетели в разные стороны. У первого танка башня с шумом упала в воду, у второго – на нашу сторону. Сами танки продолжали гореть. Корпус у первого раскололся посередине. В пламени продолжали рваться патроны.
Духи, осатанев от этой победы, переключили свое внимание, и заодно и огонь, на нас. Вновь мины начали собирать свой урожай. Бойцы под этим ураганным огнем начали окапываться. Повезло тому, кому попался разрушенный взрывами или гусеницами танков, БМП асфальт. Там была обнажена грязь, но под ней земля, в которую «махор» закопается по самые уши. Но таяли наши ряды. Таяли на глазах. Многие были ранены. Солнце уже не пробивалось сквозь плотный дым. С надеждой я вслушивался, не начнется ли стрельба на противоположной стороне площади. Именно там, по замыслу командования, должны были начать свою атаку десантники и морские пехотинцы. Но не было слышно с той стороны музыки боя. Жалкая горстка, не более ста пятидесяти человек, билась на открытой площади с хорошо укрытым противником.
– Здорово, Александр Петрович.
– Здравствуй, Вячеслав Николаевич.
– Слышал уже про затею со штабными?
– Слышал. Тьфу! – этим плевком он очень образно выразил свое отношение к происходящему и инициативе. – Получается, что мне уже не доверяют. Так?
– Хрен его знает, Петрович, в какие они игры играют. Мне самому эти игрушки не по нутру. Знаешь уже, наверное, что меня к тебе направляют.
– Слышал. И Юрку, и замполита тоже. Замполита-то зачем? Прямо как в тридцать седьмом году – особое совещание «тройки»! Кто приговор исполнять будет?
– Не пори чепухи.
– Слава, как мне чепухи не пороть, если остался без начальника штаба. Ротного поставить не могу ни одного, потому что роты оголятся, им замены тоже нет, взводных повыбивало. Всю ночь передавал эту гребаную гостиницу соседу, – комбат уже не говорил, а скорее рычал, басил. – Тут вы еще со своими фантазиями. Пойми, мил человек, против тебя с Юрием я ничего не имею, замполит тоже неплохой мужик, но зачем весь этот спектакль? Мне не доверяете?
– Да пошел ты, Петрович, тебе не доверяем. Я спал сном младенца, а тут такой наворот. Сам того же мнения. Я тебе палки в колеса вставлять не буду. Командуй, как опыт подсказывает, ты уже не мальчик. Что надо – помогу. Когда в батальон поедешь, если ничего нового не придумают, нас с напарником забери.
– Хорошо. Вы только никуда не теряйтесь. Водки много не берите, этого добра у меня хватает, а вот курева захватите – напряженка. Поесть тоже хватит.
Тут все присутствующие потянулись в помещение штаба. Там уже нас ждали и комбриг с Сан Санычем, и наш генерал. По всему выходило, что нам была отведена такая же участь, что и генералу при нашей бригаде, сидеть и наблюдать.
– Товарищи офицеры, – начал комбриг, – получен приказ начать операцию сегодня в 12.00. Также получен приказ о закреплении за каждым батальоном и отдельной ротой офицеров управления бригады и моих заместителей. Тем самым будет налажено бесперебойное взаимодействие.
Поднялся шум в зале.
– Тихо, товарищи офицеры, я понимаю ваше возмущение, но никто никого подменять не собирается, тем более не идет разговор, ни в коем случае, о недоверии. Сейчас начальник штаба зачитает, кто за каким батальоном закреплен.
Билич встал и быстро огласил список. Все получилось, как и рассказывал Казарцев, мы втроем попали во второй батальон.
– Каков план наступления? – спросил командир танкового батальона Мазур.
– Мы когда входили в город, был у нас план?
– Не было.
– Вот и сейчас его нет. Первая цель – Госбанк. Вторая – Дворец Дудаева. Остальное по обстоятельствам.
В зале опять поднялся шум. Все матерно обсуждали такой оборот дела.
– Первыми идут танкисты вместе со вторым батальоном, их прикрывают и поддерживают огнем первый и третий батальоны. Вопросы?
Но никто не стал задавать вопросов, понимая, что не услышит вразумительного ответа ни на один из них. Постепенно стали расходиться. Понимая, что я здесь бесполезен, вышел на улицу, Юрка следом. Замполит бригады и командир второго батальона остались у комбрига. Закурили.
– Ну, что по этому поводу думаешь? – спросил Юра, тоже закуривая.
– Ничего не думаю. Лучше ничего не думать. Пошли паковаться.
Следующий час прошел в собирании необходимого и допивании бутылки коньяка, оставшейся после завтрака. Потом зашел комбат второго батальона, и мы тронулись вперед. Прибыли на место минут через двадцать и тут же колонной поехали в сторону Минутки. Соседи, уже предупрежденные о нашей «славной» миссии, провожали нас, выкрикивая что-то ободрительное. Удивительно, но при подходе к Минутке нас никто не остановил, никто не обстрелял.
За четыре квартала от злополучной площади мы остановились, и комбат собрал своих офицеров на совещание. Вкратце он обрисовал то, что уже было нам известно. Представил нас как офицеров по взаимодействию со штабом бригады, добавил, что позднее присоединится и замполит бригады, также для оказания помощи. Многих офицеров мы уже знали. Трое из четырех ротных были кадровыми офицерами, а четвертый был назначен недавно вместо убитого Сереги Максименко. Но держался уже уверенно, как равный среди равных. Со стороны Минутки доносился грохот авиационного налета и артиллерийской подготовки. Сзади послышался грохот и лязг. Через пару минут показалась колонна танкового батальона. На третьей машине, сверкая белками глаз и показывая белизну зубов, сидел на башне Серега Мазур. Он остановил колонну и спрыгнул к нам.
– Здорово!
– Здорово, давно не виделись, и часа не прошло. Готов?
– Готов к чему?
– К своей «карусели». Наслышан уже. Толково придумано, лишь бы толк был.
– Поглядим. Когда начнем?
– Минут через пятнадцать авиация улетит, а артиллерия заглохнет, и начнем.
– Минут пять для верности надо выждать.
– Обязательно, а то по духам они, может, промажут, а по своим – в самое яблочко уложат.
– Точно, не раз уже бывало. Кто первым пойдет?
– Давай пускай своих танкистов.
– А не пошел бы ты на хрен, а? Когда в город входили, пехота зассала, а я своих бросил под гранатометчиков. Поэтому давай вместе.
– Вместе так вместе.
– Но мои танки через мост не пойдут, там точно будет навалом гранатометчиков. Мост помогу оседлать и перебраться, и огнем поддержу на той стороне, а там уже сам на свое пехотное счастье надейся.
– Вот так всегда.
– Не ворчи, дед. Наливай, а то уйду.
– Придет, нахамит, а потом еще наливай. У самого, что ли, нет, халявщик?
– Есть, только идти далеко.
– Ладно. Сашка, – позвал пехотный комбат своего механика-водителя, – неси закуску и бутылку «кристалловской».
– Ого, хорошо живешь – московскую водку пьешь, – мы были искренне поражены.
– Это у меня из домашних запасов, для особых случаев берегу.
Разлили водку на всех присутствующих офицеров, включая и ротных. Выпили, закусили прямо из банки мерзлой тушенкой. Пока пили, закончилась артподготовка, пару минут спустя смолк и авиационный гул. Наступила тишина, нарушаемая только редким треском автоматных и пулеметных очередей.
– Товарищ подполковник! – из БМП комбата высунулся боец. – Команда от «двадцать второго» (это был позывной комбрига) «555».
– Передай, что понял и выполняю, – прокричал комбат и побежал к своей машине.
Мы последовали следом. Танкисты и ротные второго батальона также кинулись к своим машинам, и они пошли. За квартал до Минутки нас остановили наши разведчики и рассказали, что им удалось оттеснить духов от моста с нашей стороны, но те залегли на самом мосту и на другой стороне. Мост, похоже, не был заминирован, но они за это не ручаются. Пехота спрыгнула с машин и, укрываясь за бортами и развалинами, ждала команды. Подошли танкисты. Договорились, что «махра» пойдет вперед, а «коробочки» – сзади на расстоянии пятидесяти метров.
Комбат, вопреки полевым уставам всего мира, пошел не сзади своего подразделения, а впереди вместе с наступающей в авангарде первой ротой. Нам с Юрой ничего не оставалось делать, как идти вместе с комбатом. Укрываясь за развалинами, мы короткими перебежками добрались до моста. Разведчики сдерживали бешеный напор духов, желающих отбить у них мост. Где-то начиная с середины моста были возведены из обломков бетона укрепления, за которыми укрылись духи и поливали наш берег свинцом. Не позволяя высунуть голову. И минометчики духов начали обкладывать нас минами. Пока что они вели пристрелочный огонь, мины падали в реку, но с каждым разом все ближе. Через несколько минут первые мины начали падать на наш берег. Вдобавок духи начали обстрел из подствольных гранатометов. Грохот стоял невыносимый. Вой мин нарастал, пули и осколки постоянно стучали о бетонные блоки, за которыми мы прятались. Появились первые потери.
В первой роте, в которой мы находились, мина разорвалась близко, и один из крупных осколков наполовину оторвал солдату голову. Тело лежало на животе, половина шеи была вырвана, а вторая половина под тяжестью головы склонилась направо. Из разорванного горла фонтаном хлестала кровь, окрашивая стену в бурый цвет. Подполз боец, но не для того, чтобы оказать помощь, а чтобы снять личный номер с разорванной шеи и вытащить документы из внутреннего кармана. Когда боец переворачивал покойного на спину, руки мертвеца судорожно дернулись и обхватили автомат, секунду назад принадлежавший ему. Как будто не хотел он расставаться с ним. Искоса понаблюдав за этой картиной, мы вновь начали наблюдать за духами. Те на своем берегу подтягивали силы, и появился БМП. Из-за нашей спины послышался уже знакомый лязг и грохот. Наши. Танкисты. Могли бы и пораньше.
Головной танк выстрелил, но первый выстрел был не прицельный, пролетел снаряд над головой у духов и разорвался где-то далеко у них за спинами. Второй выстрел был ближе, осколками он разогнал толпу духов. Несколько тел остались лежать неподвижно на мостовой, некоторые орали, корчились там же. Раненые. Минометный обстрел прекратился, и автоматный огонь поутих. Комбат скомандовал:
– Вторая рота! Подствольники к бою! Огонь! Первая и третья рота – вперед! – сам первым выскочил и, увлекая людей, побежал, пригибаясь почти к земле.
Кто с криками, кто с матами последовали его примеру, мы также влились в общий поток. Над нашими головами шелестели гранаты от подствольных гранатометов. На мосту, на другом берегу послышались хлопки и щелканье осколков от разорвавшихся гранат. За нашими спинами гулко заговорили танковые пушки, разрывы их снарядов разогнали, рассеяли пехоту на противоположном берегу. Пехота с моста ползком отошла и спряталась за сожженным танком. Вновь возобновился минометный обстрел. Вой мин действовал на нервы хуже, чем сами разрывы. Казалось, что воздух вокруг тебя вибрирует, сжимается, бьет по огрубевшим от разрывов барабанным перепонкам. Воля практически парализуется. Вой такой и ощущение такое, будто именно эта мина летит к тебе. Что сейчас она упадет на тебя с высоты двадцати метров и, ударившись о твое тело, разорвет его на многие сотни кусков, раскидает его. Но постепенно усилием воли заставляешь себя раскрыть глаза и посмотреть на мир.
Вторая рота подтянулась к нам, по радиостанции сообщали, что подошли первый и третий батальоны и готовы поддержать нас огнем при захвате моста. Через минуту в хор стрельбы из танковых пушек и автоматной трескотни вступили пушки БМП двух подошедших батальонов. Собачим тявканьем были слышны автоматные голоса первого батальона и более солидно – крупнокалиберные третьего.
Духи почти заткнулись. Противоположный берег был укутан в разрывы от снарядов и гранат. Воздух можно было трогать руками, на зубах скрипела пыль, в горле першило от сгоревшего тротила и еще какой-то гадости. Глаза начали слезиться, шок, страх после первых минут боя начал проходить. В висках застучала кровь, пот потек из-под подшлемника. Сразу стало жарко. Я расстегнул бушлат и ослабил крепление на бронежилете. Перевернулся на спину. Достал сигареты и спички. Прикурил. Юрка, лежавший рядом, протянул руку и жестом показал, что тоже хочет курить. Я ему дал. Говорить что-либо в этом адском грохоте было абсолютно бесполезно.
Затягиваясь, почти не ощущал вкуса сигареты. Одна горечь. Горечь, смешанная с пороховыми газами и никотином. По опыту знаю, что через пять-десять минут закончится эта какофония, и придется бежать, ползти по этому мосту. Не хочу! Хочу лежать и глазеть в небо. В голове путано возникли обрывки какой-то молитвы. Не смог вспомнить. Главное – вперед и выжить. По команде нашего комбата огонь перенесли дальше вглубь. БМП замолчали, могли нас зацепить. Комбат крикнул:
– Вперед! Ур-р-ра!
Люди стали выскакивать из своих укрытий и где ползком, где в полный рост побежали вперед. Я тоже побежал. Духи, увидев нашу атаку, открыли огонь. Справа кто-то визгливо закричал. Впереди боец как будто наткнулся на невидимое препятствие, отлетел назад, раскинув руки. Его автомат упал мне под ноги, я наступил на него и чуть не поскользнулся.
Пробегая мимо, я мельком посмотрел на тело. Пах был разорван. Брюки набухли от крови, открытые глаза не мигая смотрели в небо. «Готов» – пронеслось в мозгу. Стало страшно. Во рту опять, в который раз, почувствовался привкус крови. Страшно, очень страшно. Ноги становятся ватными. Я закричал. Закричал что-то нечленораздельное. Закричал, завопил от страха. Господи, помоги, помоги выжить.
Вот уже и до моста осталось немного. Вот он, заваленный обломками бетона, кирпича, обмотанный колючей проволокой. Впереди человек тридцать высыпали на мост. С другой стороны опять открыли ураганный огонь. Первые человек десять упали, двое еще шевелились, пытались отползти назад. Остальные отхлынули и укрылись за руинами бывшего духовского блокпоста.
Я тоже плюхнулся рядом, потом отполз за обломок бетона. Выставил автомат и дал короткую очередь в сторону духовского берега. Оглянулся. Офицеры остались чуть сзади. Я впереди всех офицеров. Значит, я здесь главный.
Стараясь перекричать шум боя, я заорал, чтобы попытались вытащить раненых с моста. Бойцы, лежавшие впереди, закивали, что поняли. Двое поползли вперед, а остальные открыли огонь, стараясь прикрыть своих. Раненые, увидев, что идет помощь, постарались ползти навстречу, но получалось у них это не очень хорошо. Сзади подполз комбат, прохрипел в самое ухо:
– Быстро бегаешь, Слава.
– Назад я еще быстрее бегаю, – ответил я.
– Почище «Северного» будет?
– Точно. Вот только мост им не дать взорвать.
– А для этого, Славян, надо его раньше захватить, – и вновь заорал комбат: – Вперед! Вперед, ребята!
И снова зашевелились люди и хлынули из своих щелей навстречу летящей смерти. Сам комбат также выскочил из-за плиты и побежал вперед, я за ним. Вот уже опять первые ворвались на мост. Те, кто полз за ранеными, поднялись на ноги и присоединились к остальным.
И вот я на мосту. Свист и грохот. Духи перенесли минометный огонь на мост. Грохот. Я падаю. Сел. Ощупал себя. Вроде все в порядке, только ничего не слышу. Постучал открытой ладонью по одному уху, по другому, как будто вытряхивая воду. Не помогает. Глухая пелена отделяет меня от окружающего мира. Потом сообразил – контузия. Ударная волна хлестанула по барабанным перепонкам, выгнула их в другую сторону. Ничего страшного. Со временем пройдет. Я посмотрел туда, где разорвалась мина. Помню, что впереди бежало четыре человека. Где они? Вот они. Разорванные тела четырех бойцов лежали поперек моста. Видимо, все осколки приняли. Мне не досталось. Пока не досталось. То ли от контузии, то ли от зрелища кишок или от того, что смерть была так рядом, от страха, в животе закрутило, и меня начало рвать. Выворачивало наизнанку долго, пока не пошла желчь. Я отплевался. Удивительно, но вместе с рвотными массами ушла и часть глухоты. Я начал слышать звуки.
Вокруг меня бежали люди. Некоторые падали и уже не шевелились, я сидел, как дурак, рядом с лужей собственной блевотины, и мне было хорошо. Жив!!! Жив!!! Во рту была горечь. Хотелось пить. Я нащупал фляжку и сделал большой глоток. И тут же почти все выплюнул. Пашка налил внутрь коньяк. Я выдохнул воздух из легких и отпил. В голове постепенно наступало прояснение. Так, надо сматываться отсюда. Но уходить с пустяковой контузией – это несерьезно. Я посмотрел на останки бойцов, которые приняли мои осколки.
Вперед, вперед. Мысли еще путались. Пробивались как сквозь ватную завесу. Я начал вставать. Зашатало. Я удержался с трудом на ногах. Все хорошо. Через час-полтора все пройдет. Контузия не первая. Надо только водку пить, не стесняться. И все будет замечательно. Вперед! Я упрямо сделал несколько шагов. Остановился. Огляделся. Впереди, примерно на половине моста, залегли солдаты. Я, как китайский болванчик, стоял у них за спиной и шатался. Удивительно, как меня еще не подстрелили, пролетело в голове. Как-то враз мне удалось найти ту точку, что позволяла мне удерживать без проблем вертикальное положение, и я на полусогнутых, все еще чужих ногах побежал к своим. Вперед, вперед.
Не добежав метров десять, я плюхнулся на живот и пополз. Добравшись до своих, я привалился к какому-то бетонному обломку. Бойцы, лежавшие чуть впереди, оглянулись и что-то прокричали, но мозги еще плохо соображали, и поэтому я не разобрал, что именно. Но, судя по их одобрительным и ободряющим жестам, что-то хорошее. Сообразив, что со слухом у меня не все в порядке, они подняли большие пальцы вверх. Я согласно покивал головой.
– Я не ранен, я просто контужен, – проорал я им.
Через наши головы вновь начали стрелять танкисты. Огонь противника поутих, и снова мы пошли вперед. Теперь я плелся где-то в середине. Стрелять я боялся, чтобы не зацепить своих. Сзади уже вошли на мост солдаты первого батальона. Наконец-то удалось пройти мост. Теперь главная задача – удержать его. Я оглянулся назад. Минометным огнем духи заставили первый батальон откатиться назад. Теперь на вражеском берегу был только наш, второй батальон. Мост был усеян трупами, по примерной оценке – не менее пятидесяти. Сто пятьдесят метров моста и пятьдесят убитых. Страшная арифметика. Раненых забрали с собой подразделения первого батальона.
Духи, не прекращая огня по мосту, начали обстреливать нас. И вот они поставили дымовую завесу. Верная примета того, что сейчас пойдут в наступление. Команду комбата передали по цепочке: «Приготовить подствольники. Огонь!». Мы начали обстреливать разрастающееся облако дыма из подствольников. Дыма и без этой завесы хватало. Но это был дым черного цвета. У кого из бойцов не было подствольных гранатометов, те стреляли длинными очередями по этому облаку. Послышались крики раненых, как из самого облака, так и с нашей стороны. Из облака послышался лязг гусениц. Или танк, или БМП? И оттуда начался расстрел наших хилых позиций. Случайные камни и обломки бетонных стен хреновое укрытие от снарядов.
Сверху послышался вой наших самолетов, и с неба посыпались авиабомбы. Ты никогда не был, читатель, под авианалетом? Нет? И слава Богу.
Бомбы, а это пятьсот килограммов металла и взрывчатки каждая, несутся к земле со страшным воем. Теперь вой мин показался мне сладкой серенадой. Вой авиабомбы парализует тело страхом, он заставляет вибрировать в унисон себе каждую клеточку твоего тела. Мысли уносятся прочь, и ты лежишь просто как кусок мяса, трясущийся от страха и ждущий своей смерти. Все человеческое тебя покидает. Рассказывали, что много наших легло от своей авиации, но самому лежать под родными бомбами не приходилось. И вот попробовал.
Первая бомба разорвалась далеко впереди, видимо, посеяв панику в рядах противника, потому что из облака стрельба по нам прекратилась. От разрыва бомбы пошла воздушная взрывная волна. Она окатила нас страшным грохотом и горячим воздухом. Казалось, что этот грохочущий воздух сорвет с тебя всю форму, сломает грудную клетку, разорвет рот, щеки. Барабанные перепонки лопнут, а из ушей уже течет кровь. Нас обсыпало целым градом мелких камней и щебня. Кто-то в стороне закричал. Я посмотрел туда. Боец катался по земле, зажав рукой глаз. Из-под пальцев струилась кровь. Ротный медбрат уже полз к нему. Солдаты, находившиеся рядом с раненым, схватили его и прижали к земле. Один доставал флягу с водой, другой рвал на нем бушлат и обнажал руку. Затем из своей аптечки он достал шприц-тюбик с промедолом и сделал укол. Дальше я не стал смотреть. По звуку было слышно, что летчики заходят еще на один вираж. И снова этот страшный звук. Этот парализующий волю вой. Слышно, как вой нарастает, как бомба несется к земле. Инстинктивно вжимаешься в землю и слышишь, как наступает тишина. Все ждут, куда, на кого упадет эта смерть. Мадам Смерть.
Разрыв прозвучал неожиданно близко. На левом фланге нашего батальона. И снова град щебня обсыпал нас. Странно, что после всех этих разрывов слух почти полностью восстановился, и чувствовать я стал себя гораздо лучше. Ворвался мир звуков. В голове звон после контузии еще не прошел, но на это вообще не стоило обращать ни малейшего внимания. Я посмотрел в сторону, где разорвалась последняя бомба, там зияла огромная воронка диаметром метров десять. И вокруг… И вокруг лежали части солдат, находившихся рядом со взрывом. Из воронки валил дым, и кисло воняло сгоревшей взрывчаткой, а также паленым мясом и жженой шерстью. Все эти запахи вызывали тошноту. Она волнами то подкатывалась, то откатывалась. По памяти я вспомнил, сколько людей там находилось, получалось, что взвода полтора. Примерно пятьдесят человек. О Боже! Уже сто человек потеряли, а мы еще толком и не укрепились на этом берегу! С левого фланга раздавались громкие крики и стоны раненых. Было слышно, как комбат матерится по радиостанции. Он не соблюдал никаких позывных, не соблюдал никакой дисциплины. Он просто орал в гарнитуру радиостанции:
– Отзовите авиацию! Отзовите авиацию, блядь! Эти пидоры мне полбатальона убили! Немедленно отзывай! Я не удержусь своими силами! Почему?! Спроси у этих негодяев, которым по хрену, куда сбрасывать свои бомбы! Скажите им спасибо. Отзывай этих пидормотов. Давай поддержку. Я начинаю окапываться. Сейчас духи пойдут в атаку. Все, отозвал самолеты? Молодец. Точно не знаю, но приблизительно у меня более сотни «двухсотых» и человек шестьдесят «трехсотых». Что я с ними буду делать?! Давай подмогу! И медиков и эвакуаторов. Некоторые есть нетранспортабельные. Все, кажется, духи наступают. Не будет поддержки – я ухожу. Поддержку давай. Да не с воздуха, долбодеб, а нашу давай. Обещали, что хваленый десант и морпех будет помогать! Где эти чмыри? У «Северного» спрашивай, где они! У Ханкалы спрашивай. У меня все, пошел на хрен! Некогда. Иди сюда, узнаешь, почему некогда. Пошел на хрен!!!
Духи вновь открыли массированный, плотный огонь по нам и по берегу, где были наши. Опять начали бить из минометов и стрелять из пушек на БМП. Подствольники, автоматы и пулеметы у них также не оставались без дела. Пули, осколки то и дело с противным звуком вонзались в асфальт перед нашим хилым укрытием, потом они начали со звоном крошить обломки бетона и кирпича, за которым и мы укрылись. Рикошет с противным визгом уходил вверх и куда-то в сторону. Казалось, что воздух стал горячим от постоянно висящего в нем раскаленного металла. Опять послышались крики и стоны новых раненых.
За спиной послышался скрежет и лязг гусениц. Мы все оглянулись. На ту сторону моста вышли два танка и открыли огонь. Духи поумерили пыл и перенесли весь свой огонь на танки. Тут настала наша очередь. Комбат вновь скомандовал: «Вперед!» Оставив наших раненых, мы снова ринулись вперед. Дым стоял над площадью сплошной стеной, толком ничего не разглядеть.
Растянулись цепью. Стреляем наугад, от живота, патронов не жалеем. Что в десяти метрах впереди, не видно, как ни напрягай глаза. Они слезятся от висящих пороховых газов. Вперед!!! Только вперед!!! Я вместе со всеми ору. Кто кричит «Ура!», кто кричит «Суки! Смерть сукам!!!», я просто, раскрыв широко рот, ору «А-а-а-а». Помогает заглушить страх. В крови вновь бушует адреналин, могу побить мировой рекорд по бегу. Из-за плотной завесы дыма нас встречают кинжальные автоматные очереди. Бьют так же, как и мы, от пояса длинными очередями. Видимо, специально подпустили поближе. Падаем. Залегли. Нельзя лежать на одном месте на открытой местности. Я перекатываюсь. Перекат, еще один. Ага, вот и милый сердцу обломочек стены, я пребольно ударился об него плечом. Ладно, ушиб не ранение, пройдет синяк. Я пристраиваюсь за этим валуном и начинаю стрельбу.
Первый шок от внезапного обстрела духов проходит, и мы принимаем встречный бой. Расстояние не больше пятнадцати метров, но у них неоспоримое преимущество. Они закрыты стенами, а мы задницами кверху на площади.
Автомат сухо щелкнул и перестал стрелять. Понятно, патроны кончились. Как всегда, не вовремя. Спаренные пристегнутые магазины опустели. Лежа задираю ствол у автомата и засовываю в подствольник гранату. Удобнее стрелять с колена, но теперь уже выбирать не приходится. Нажимаю левой рукой на спусковой крючок. Взрывается капсюль-детонатор, и граната летит в сторону противника. Перелет. Ну ничего, это мы сейчас откорректируем. Снова граната уходит в подствольник, и снова жму на крючок. Пока летит граната, быстро вынимаю магазин и вставляю еще один спаренный.
За спиной раздается грохот. Оглядываюсь. Ёшь твою мать! Духам удалось подбить оба наших танка. Они горят жирным пламенем. Донесся треск взрывающихся патронов, сейчас будут рваться снаряды. И точно. Через секунду послышался оглушительный взрыв, а за ним второй – у танков отлетели башни. Почти синхронно они медленно, очень медленно поднялись в воздух и, кувыркаясь, полетели в разные стороны. У первого танка башня с шумом упала в воду, у второго – на нашу сторону. Сами танки продолжали гореть. Корпус у первого раскололся посередине. В пламени продолжали рваться патроны.
Духи, осатанев от этой победы, переключили свое внимание, и заодно и огонь, на нас. Вновь мины начали собирать свой урожай. Бойцы под этим ураганным огнем начали окапываться. Повезло тому, кому попался разрушенный взрывами или гусеницами танков, БМП асфальт. Там была обнажена грязь, но под ней земля, в которую «махор» закопается по самые уши. Но таяли наши ряды. Таяли на глазах. Многие были ранены. Солнце уже не пробивалось сквозь плотный дым. С надеждой я вслушивался, не начнется ли стрельба на противоположной стороне площади. Именно там, по замыслу командования, должны были начать свою атаку десантники и морские пехотинцы. Но не было слышно с той стороны музыки боя. Жалкая горстка, не более ста пятидесяти человек, билась на открытой площади с хорошо укрытым противником.