Страница:
В подобной ситуации оказалась и еще одна группа людей, недавно лишившаяся своих преимуществ – борцы, боксеры и тяжелоатлеты. Когда одновременно с подувшими ветрами свободы, которые требовали сократить государственную полицию до размеров кадрового костяка, разразился бюджетный кризис, спортивные общества стали по всей стране превращаться в небольшие частные охранные фирмы.
Сеть продавцов угнанных машин первоначально принадлежала борцам. По всей стране эта сплоченная группа единомышленников взяла под свой контроль мотели вдоль крупных магистралей. Полагаясь на отменную мускулатуру и высокое взаимное доверие, они развязали волну насилия, с целью запугать и одновременно подчинить себе мелких воров и уличные банды. К 1992 году борцы практически взяли в кольцо все крупные города Болгарии, хотя в некоторых районах они столкнулись с конкурентами – бывшими полицейскими и сотрудниками ДС, которые занимались «крышеванием». Но самые блестящие головы додумались объединить обе «специальности» – спортсмены были мускульной силой, а полицейские создавали сети. Так стали плодиться смешанные организации, которые господствовали в экономике, и появились две группы, безраздельно доминировавшие на рынках, – они были известны под аббревиатурами SIC и VIS.
SIC и VIS надели на себя личину страховых компаний, легальных предприятий, которые выросли из их преступной деятельности по контрабанде машин. Один софийский таксист объяснял: «Я купил свой «Мерседес» в июне 1992 года и, естественно, застраховал его в государственной компании, чтобы уменьшить поборы дорожной полиции. В то время нас останавливали каждые несколько километров, и полицейские просто требовали денег без всякого повода. Но если ты нарушал правила движения, например ездил без страховки, то платить приходилось вдвое больше. Однако очень быстро ко мне подошли несколько крутых парней – ну, вы знаете: короткие стрижки, татуировки, кожаные куртки, – и сказали, что мне придется купить страховку в SIC. Я так и сделал – не хотелось с ними связываться. А некоторые шоферы отказались – и уже через считаные часы у них угнали машины. Обратно они могли получить их, только заплатив за страховку в SIC… с процентами, конечно».
Это было не просто вымогательством. Если вашу машину угоняли, а у вас была страховка SIC, эти громилы перерыли бы все и нашли ее. Они оказывали реальные услуги (хотя не обходилось без угроз) и нисколько не приветствовали более мелких «агентов», которые пытались втиснуться на их территорию.
SIC, VIS и позже TIM превратились в крупные компании, деятельность которых распространялась на самые разные сектора экономики, как легальные, так и нелегальные. «Мы говорим не просто о тех парнях с золотыми цепями на бычьих шеях, которые занимают лучшие места в вашем любимом ресторане, – гневно говорил один европейский дипломат, не сдерживая отвращения. – Они бывали достаточно наглы и уверенны в себе, чтобы полностью перекрывать оживленные улицы в центре Софии только потому, что им хотелось позавтракать в тишине, не нарушаемой уличным шумом!»
Некоторые олигархи (например, «Мультигруп») поручали компаниям SIC и VIS оказание услуг безопасности. Другие предпочитали вербовать собственные отряды костоломов. От этих последних Илья Павлов, проявив осторожность, впоследствии отмежевался. Впрочем, до этого он водил тесную дружбу с некоторыми из самых известных бандитов. В первую очередь он работал с одним из боссов SIC, Младеном Михайловым, по кличке Маджо, – не в последнюю очередь потому, что Маджо начинал свою карьеру его шофером. Было бы несправедливо винить только Илью Павлова за то, что он выбрал такую жизнь, проходившую между вопиющей коррупцией, крупными хищениями и организованной преступностью. Особенно нравственным человеком он не был. Однако он воспользовался представившейся возможностью в то время, когда болгарское государство едва не рухнуло. По всей Восточной Европе люди стали замечать: когда страна входит в штопор, обломки, летящие от процесса перемен, в первую очередь погребают под собой закон. Капитализма здесь не существовало вплоть до 1989 года, так что безнадежно слабые государства, которые возникали по всему Советскому Союзу и Восточной Европе, просто не имели никакой возможности определить, что было «законным», а что – «незаконным». У них не было ни денег, ни опыта, чтобы регулировать коммерческие операции. Те, кто за первые три года после падения коммунизма заняли прочные позиции, нередко сами получали возможность диктовать правила игры для своего «дивного нового мира», пока продвигались наверх.
Международная природа торговли угнанными машинами диктовала возникающим болгарским синдикатам необходимость устанавливать связи с такими же группировками в других балканских и восточноевропейских странах. Каждая из этих стран сделала себе репутацию на торговле каким-то определенным товаром. Например, в Югославии это было оружие и сигареты. В Болгарии – машины. На Украине – переправка рабочих-нелегалов и женщин. Наркотики перевозили все.
Особое место в этих новых преступных взаимосвязях играли Венгрия и Чехословакия, благодаря тому, что за последнее десятилетие им удалось установить тесные экономические и коммерческие связи с соседями – Германией и Австрией. Вместе с тем в качестве бывших соцстран они до сих пор поддерживали безвизовый режим с остальной Восточной Европой. Казахи, грузины, болгары, молдаване, югославы и латыши могли временно проживать в этих странах без всяких хлопот.
Русские, разумеется, тоже.
Особенно оживленный рынок обмена валют возник в Венгрии, которая сразу же стала центром операций по отмыванию денег. Она оказалась настолько привлекательной для транснациональных преступных махинаций, что могущественные мафиозные группировки из России сделали Будапешт своим форпостом в Центральной Европе, откуда стремились расширять свою деятельность на Запад. Йово Николов, главный в Софии эксперт по болгарской организованной преступности, объяснял мне: «Когда пришли русские, они вытеснили из Венгрии и Чехословакии новую болгарскую мафию. Все начиналось с контрабанды автомобилей, но потом эти ребята заметили кое-что еще».
Этим «кое-чем еще» была так называемая «дорога стыда» – шоссе, связывавшее Дрезден и Прагу и проходившее через Северную Богемию, оплот чехословацкой тяжелой промышленности. В обстановке экономического спада и хаоса молодые чешки стали продавать себя за карманные деньги на шоссе Е55. Девушки-подростки, на чью таксу можно было лишь скромно пообедать, удовлетворяли желания нескончаемых колонн потных водителей «БМВ» и грузных водителей-дальнобойщиков, которые курсировали между Богемией и Саксонией.
Журнал «Шпигель» в то время писал: «Со всей Восточной Европы на «богатую границу» стекались люди, молодые проститутки, готовые предложить услуги немолодым немцам». Национальный аспект такого сексуального «натиска на восток» делал эту постыдную торговлю особенно привлекательной для некоторых клиентов, поскольку многие из них были восточными немцами (так что между потными водителями «БМВ» попадались и потные водители «Трабантов»).
Женщины, которые работали на «дороге стыда», в общем и целом, попадали туда добровольно: как бы то ни было, идти на панель их вынуждали экономические обстоятельства, однако физического принуждения они не испытывали. Незначительное меньшинство пригоняли туда сводники-одиночки, но большинство работало добровольно, поскольку зарабатывало таким образом себе на хлеб. Немало было среди них молодых цыганок; они становились жертвами предрассудков сразу в двух отношениях – и как цыганки, и как проститутки.
Болгарские бандиты, рыскавшие в окрестностях Праги и в Северной Богемии, заметили, что какое-либо эффективное «регулирование» этой спонтанной торговли телом практически отсутствует. Потенциальный рынок был огромен: было хорошо известно, что тысячи немцев ежегодно ездили в Юго-Восточную Азию и на Карибское море, развлекаясь сексуальным туризмом. Почему бы не воспользоваться существующим спросом и не предложить им красивых молодых женщин за низкую плату сразу же за границей Германии, в несколько более комфортной обстановке, чем придорожные стоянки для отдыха на шоссе Е55? И вот болгарские группировки принялись выкупать, строить или арендовать дешевые мотели на севере Богемии. Чтобы прибыль была максимальной, они брали на работу женщин, которые никак не были связаны с этими местами и потому оказывались посговорчивее. То есть бандиты стремились привозить сюда соотечественниц. Однако, в отличие от чешек, болгарки занимались проституцией не добровольно – они даже понятия не имели, что их ожидает.
Девятнадцатилетняя Станимира проживала вместе с подругой в убогой квартире в Русе, портовом городе на Дунае, на севере Болгарии, и та предложила ей вырваться отсюда: «Она сказала мне, что у нее отличная работа – помощницей в магазине, что я тоже смогу так работать, и получать около 3 тыс. немецких марок в месяц[1]. Из Болгарии мы отправились через Венгрию и Словакию в Дуби, в Чехии. Первое, что я заметила в жилом здании, куда мы пришли, – это то, что все окна там были забраны решетками».
Это строение в северочешском городке Дуби принадлежало бывшему болгарскому гангстеру и располагалось прямо у «дороги стыда». Цветомир Белчев, которому едва стукнуло сорок, уже прошел по известному пути: окончил Спортивную академию в болгарском Разграде, после чего зажил жизнью преступника. В девятнадцать лет он был приговорен к двенадцатилетнему заключению за попытку убийства, но едва он освободился, как снова загремел за решетку. «В своей тюремной камере он основал политическую партию «Возрождение», защищавшую права заключенных, – значится в досье, заведенном на Белчева болгарским МВД; это указывает на то, что уголовником он был весьма умным. – Воспользовавшись этим, весь 1990 год он организовывал забастовки, бунты и акции протеста. В следующем году он баллотировался в президенты». Когда политическая карьера Белчева сошла на нет, он перебрался в Чехию, чтобы изучать тамошние деловые перспективы – подальше от назойливого ока болгарской полиции. В Болгарии же вербовкой девушек занималась его мать.
Едва Станимира приехала, ей сообщили, что работать она будет не официанткой, а проституткой. Вначале она наотрез отказалась. «В павильоне напротив отеля «Спорт» Белчев избил меня до синяков, руками и ногами. Он пинал меня своими подбитыми железом ботинками. Потом он вызвал по рации своих дружков, Красси и Черного, и велел им тоже избивать меня. Меня оттащили в подвал, где эти двое продолжили лупить и пинать меня, в основном в живот. Черный одной рукой держал меня за голову, а другой, кулаком, избивал. Когда я потеряла сознание, меня окатили водой, а очнулась я прикованной наручниками к батарее. Меня мучили ужасные боли. Весь день я провела прикованной. Потом в одной из комнат загородного дома Белчев меня изнасиловал».
Белчев и его присные истязали и насиловали каждую из сорока женщин, спасенных полицией, которая летом 1997 года наконец нагрянула в бордель в Дуби. Во время своего заключения женщины были обязаны зарабатывать не менее 3 тыс. долларов в месяц (естественно, этих денег они и в глаза не видели). Отказ отдаться кому-либо из банды приводил к изнасилованию и избиению. Чешские следователи подозревали, что как минимум одну девушку бандиты убили, и их подозрение подтвердилось, когда через несколько лет после ареста Белчева труп жертвы был найден на участке возле дома. Женщины полностью зависели от своих истязателей: это неизменно были молодые, запуганные девушки, лишенные паспортов, не знавшие местного языка и всегда презираемые за проституцию.
Дело Белчева стоит особняком, потому что его удалось схватить, его рэкет – пресечь, а девушек – освободить (удивительно, но из тюремной камеры Белчев продолжал управлять тремя борделями с помощью мобильного телефона, который ему обманом пронес адвокат). Во всех же прочих местах, не успела улечься пыль от рухнувшей Берлинской стены, а бандиты и проходимцы уже принялись налаживать громадную сеть по нелегальной переправке женщин, которая дотягивалась до каждого уголка Европы. Банды из Болгарии быстро стали играть в этой индустрии ключевую роль в силу стратегического положения этой страны. Каждый участок болгарской границы сулил соблазнительные торговые перспективы. Греция, лежащая южнее, является кратчайшим путем в Евросоюз – едва женщины пересекут эту границу, их можно переправлять в любую страну объединенной Европы (кроме Великобритании и Ирландии) без единой полицейской проверки. На юго-востоке лежал путь в Турцию – маршрут, который предназначался для стремительно растущей продажи женщин на Ближний Восток, в особенности в Объединенные Арабские Эмираты. Путь на запад вел к переправщикам из Македонии и Албании (а позже и из Косово), где спрос на женщин рос в геометрической прогрессии с тех пор, как в 1994 году там был размещен миротворческий контингент ООН (львиная доля балканского трафика женщин обслуживает миротворцев и гражданских служащих ООН). Двигаясь на север, банды могли переправлять женщин в Чехию и Германию, откуда можно было вернуться на угнанной машине.
Трафик женщин и контрабанда машин в определенной степени перекрывались. Эти промыслы явно использовали одни и те же маршруты и статьи расходов, однако с некоторых пор полиция стала определять их как самостоятельные предприятия. Как правило, переправка женщин осуществляется небольшими самостоятельными группами, которые возят свой «товар» из одного региона в другой и сами не знают, где именно отыщется покупатель. Угон машин, поставленный на широкую ногу, – дело другое, требующее управления более крупными и хорошо организованными синдикатами. Продается ли и распространяется товар крупными или мелкими синдикатами – это обычно зависит от характера товара, географии его происхождения и места назначения, несмотря на то что продажи большинства подобных товаров и услуг совпадают друг с другом (в особенности в отношении торговых путей).
Трафик женщин привлекателен для преступников тем, что обеспечивает хорошую возможность для старта. Женщины могут легально пересекать границы и не привлекают внимания специальных розыскных собак. Первоначальные расходы на этот бизнес – лишь малая толика от того, что требуется для участия в похищении машин. Накладные расходы здесь минимальны, а поскольку этот «товар» – похищенные женщины – производит услуги, его можно использовать снова и снова. Всего одна женщина может приносить переправщику от 5 до 10 тыс. долларов в месяц. Эти подсчеты не затрагивают такой ужасающей реальности, как многократные изнасилования и неправдоподобная эксплуатация. Однако ни поставщик (бандит), ни потребитель (состоятельный западноевропеец) не видят в таком отношении ничего, кроме экономических факторов. Первый живет в среде, в которой почти нет места управлению и полицейскому надзору: если он не продаст эту женщину, за него это сделает кто-то еще. Второй же, по всей видимости, оставляет свою совесть в прихожей, вместе с пальто и шляпой.
По всей Восточной Европе переход к капитализму давался полицейским исключительно тяжело. Многие презирали их за то, что раньше, при коммунизме, они участвовали в репрессиях против инакомыслящих. А в новых демократиях повседневные тяготы полицейских являли собой контраст с тем разгульным образом жизни, которым наслаждались некоторые из их бывших коллег, участвовавших в сколачивании новых преступных империй. При новых рыночных условиях зарплаты полицейских были смехотворными: когда в годы после падения коммунизма я ездил по Болгарии, Югославии и Румынии, то всякий раз вынужден был платить не меньше 50 долларов неофициальных штрафов, налагавшихся на меня бедствующими дорожными полицейскими. Власть закона, которая так необходима для этих истерзанных обществ, была в них фикцией.
А потом – и не в последний раз – Запад сделал одну крупную, ужасную глупость. Тридцатого мая 1992 года Совет Безопасности ООН принял в Нью-Йорке Резолюцию №757, налагавшую экономические санкции на Сербию и Черногорию. Раздираемые войнами, разоренные и истерзанные Балканы вот-вот должны были превратиться в фабрику криминала и контрабанды, едва ли вообще имевшую параллели в истории. Пока весь мир заламывал руки и стенал об ужасном националистическом натиске югославских народов и их правительств, балканские мафии стали забывать о своих этнических различиях и сливаться в неимоверном преступном сотрудничестве. Сотрудничеству этому, в свою очередь, предстояло распространяться по всему земному шару, объединяя самые влиятельные мафии – в частности мафии Колумбии, России и Золотого Треугольника[2]. И чтобы хотя бы отчасти осознать, что происходит, «международному сообществу» потребовались годы.
Глава вторая
Сеть продавцов угнанных машин первоначально принадлежала борцам. По всей стране эта сплоченная группа единомышленников взяла под свой контроль мотели вдоль крупных магистралей. Полагаясь на отменную мускулатуру и высокое взаимное доверие, они развязали волну насилия, с целью запугать и одновременно подчинить себе мелких воров и уличные банды. К 1992 году борцы практически взяли в кольцо все крупные города Болгарии, хотя в некоторых районах они столкнулись с конкурентами – бывшими полицейскими и сотрудниками ДС, которые занимались «крышеванием». Но самые блестящие головы додумались объединить обе «специальности» – спортсмены были мускульной силой, а полицейские создавали сети. Так стали плодиться смешанные организации, которые господствовали в экономике, и появились две группы, безраздельно доминировавшие на рынках, – они были известны под аббревиатурами SIC и VIS.
SIC и VIS надели на себя личину страховых компаний, легальных предприятий, которые выросли из их преступной деятельности по контрабанде машин. Один софийский таксист объяснял: «Я купил свой «Мерседес» в июне 1992 года и, естественно, застраховал его в государственной компании, чтобы уменьшить поборы дорожной полиции. В то время нас останавливали каждые несколько километров, и полицейские просто требовали денег без всякого повода. Но если ты нарушал правила движения, например ездил без страховки, то платить приходилось вдвое больше. Однако очень быстро ко мне подошли несколько крутых парней – ну, вы знаете: короткие стрижки, татуировки, кожаные куртки, – и сказали, что мне придется купить страховку в SIC. Я так и сделал – не хотелось с ними связываться. А некоторые шоферы отказались – и уже через считаные часы у них угнали машины. Обратно они могли получить их, только заплатив за страховку в SIC… с процентами, конечно».
Это было не просто вымогательством. Если вашу машину угоняли, а у вас была страховка SIC, эти громилы перерыли бы все и нашли ее. Они оказывали реальные услуги (хотя не обходилось без угроз) и нисколько не приветствовали более мелких «агентов», которые пытались втиснуться на их территорию.
SIC, VIS и позже TIM превратились в крупные компании, деятельность которых распространялась на самые разные сектора экономики, как легальные, так и нелегальные. «Мы говорим не просто о тех парнях с золотыми цепями на бычьих шеях, которые занимают лучшие места в вашем любимом ресторане, – гневно говорил один европейский дипломат, не сдерживая отвращения. – Они бывали достаточно наглы и уверенны в себе, чтобы полностью перекрывать оживленные улицы в центре Софии только потому, что им хотелось позавтракать в тишине, не нарушаемой уличным шумом!»
Некоторые олигархи (например, «Мультигруп») поручали компаниям SIC и VIS оказание услуг безопасности. Другие предпочитали вербовать собственные отряды костоломов. От этих последних Илья Павлов, проявив осторожность, впоследствии отмежевался. Впрочем, до этого он водил тесную дружбу с некоторыми из самых известных бандитов. В первую очередь он работал с одним из боссов SIC, Младеном Михайловым, по кличке Маджо, – не в последнюю очередь потому, что Маджо начинал свою карьеру его шофером. Было бы несправедливо винить только Илью Павлова за то, что он выбрал такую жизнь, проходившую между вопиющей коррупцией, крупными хищениями и организованной преступностью. Особенно нравственным человеком он не был. Однако он воспользовался представившейся возможностью в то время, когда болгарское государство едва не рухнуло. По всей Восточной Европе люди стали замечать: когда страна входит в штопор, обломки, летящие от процесса перемен, в первую очередь погребают под собой закон. Капитализма здесь не существовало вплоть до 1989 года, так что безнадежно слабые государства, которые возникали по всему Советскому Союзу и Восточной Европе, просто не имели никакой возможности определить, что было «законным», а что – «незаконным». У них не было ни денег, ни опыта, чтобы регулировать коммерческие операции. Те, кто за первые три года после падения коммунизма заняли прочные позиции, нередко сами получали возможность диктовать правила игры для своего «дивного нового мира», пока продвигались наверх.
Международная природа торговли угнанными машинами диктовала возникающим болгарским синдикатам необходимость устанавливать связи с такими же группировками в других балканских и восточноевропейских странах. Каждая из этих стран сделала себе репутацию на торговле каким-то определенным товаром. Например, в Югославии это было оружие и сигареты. В Болгарии – машины. На Украине – переправка рабочих-нелегалов и женщин. Наркотики перевозили все.
Особое место в этих новых преступных взаимосвязях играли Венгрия и Чехословакия, благодаря тому, что за последнее десятилетие им удалось установить тесные экономические и коммерческие связи с соседями – Германией и Австрией. Вместе с тем в качестве бывших соцстран они до сих пор поддерживали безвизовый режим с остальной Восточной Европой. Казахи, грузины, болгары, молдаване, югославы и латыши могли временно проживать в этих странах без всяких хлопот.
Русские, разумеется, тоже.
Особенно оживленный рынок обмена валют возник в Венгрии, которая сразу же стала центром операций по отмыванию денег. Она оказалась настолько привлекательной для транснациональных преступных махинаций, что могущественные мафиозные группировки из России сделали Будапешт своим форпостом в Центральной Европе, откуда стремились расширять свою деятельность на Запад. Йово Николов, главный в Софии эксперт по болгарской организованной преступности, объяснял мне: «Когда пришли русские, они вытеснили из Венгрии и Чехословакии новую болгарскую мафию. Все начиналось с контрабанды автомобилей, но потом эти ребята заметили кое-что еще».
Этим «кое-чем еще» была так называемая «дорога стыда» – шоссе, связывавшее Дрезден и Прагу и проходившее через Северную Богемию, оплот чехословацкой тяжелой промышленности. В обстановке экономического спада и хаоса молодые чешки стали продавать себя за карманные деньги на шоссе Е55. Девушки-подростки, на чью таксу можно было лишь скромно пообедать, удовлетворяли желания нескончаемых колонн потных водителей «БМВ» и грузных водителей-дальнобойщиков, которые курсировали между Богемией и Саксонией.
Журнал «Шпигель» в то время писал: «Со всей Восточной Европы на «богатую границу» стекались люди, молодые проститутки, готовые предложить услуги немолодым немцам». Национальный аспект такого сексуального «натиска на восток» делал эту постыдную торговлю особенно привлекательной для некоторых клиентов, поскольку многие из них были восточными немцами (так что между потными водителями «БМВ» попадались и потные водители «Трабантов»).
Женщины, которые работали на «дороге стыда», в общем и целом, попадали туда добровольно: как бы то ни было, идти на панель их вынуждали экономические обстоятельства, однако физического принуждения они не испытывали. Незначительное меньшинство пригоняли туда сводники-одиночки, но большинство работало добровольно, поскольку зарабатывало таким образом себе на хлеб. Немало было среди них молодых цыганок; они становились жертвами предрассудков сразу в двух отношениях – и как цыганки, и как проститутки.
Болгарские бандиты, рыскавшие в окрестностях Праги и в Северной Богемии, заметили, что какое-либо эффективное «регулирование» этой спонтанной торговли телом практически отсутствует. Потенциальный рынок был огромен: было хорошо известно, что тысячи немцев ежегодно ездили в Юго-Восточную Азию и на Карибское море, развлекаясь сексуальным туризмом. Почему бы не воспользоваться существующим спросом и не предложить им красивых молодых женщин за низкую плату сразу же за границей Германии, в несколько более комфортной обстановке, чем придорожные стоянки для отдыха на шоссе Е55? И вот болгарские группировки принялись выкупать, строить или арендовать дешевые мотели на севере Богемии. Чтобы прибыль была максимальной, они брали на работу женщин, которые никак не были связаны с этими местами и потому оказывались посговорчивее. То есть бандиты стремились привозить сюда соотечественниц. Однако, в отличие от чешек, болгарки занимались проституцией не добровольно – они даже понятия не имели, что их ожидает.
Девятнадцатилетняя Станимира проживала вместе с подругой в убогой квартире в Русе, портовом городе на Дунае, на севере Болгарии, и та предложила ей вырваться отсюда: «Она сказала мне, что у нее отличная работа – помощницей в магазине, что я тоже смогу так работать, и получать около 3 тыс. немецких марок в месяц[1]. Из Болгарии мы отправились через Венгрию и Словакию в Дуби, в Чехии. Первое, что я заметила в жилом здании, куда мы пришли, – это то, что все окна там были забраны решетками».
Это строение в северочешском городке Дуби принадлежало бывшему болгарскому гангстеру и располагалось прямо у «дороги стыда». Цветомир Белчев, которому едва стукнуло сорок, уже прошел по известному пути: окончил Спортивную академию в болгарском Разграде, после чего зажил жизнью преступника. В девятнадцать лет он был приговорен к двенадцатилетнему заключению за попытку убийства, но едва он освободился, как снова загремел за решетку. «В своей тюремной камере он основал политическую партию «Возрождение», защищавшую права заключенных, – значится в досье, заведенном на Белчева болгарским МВД; это указывает на то, что уголовником он был весьма умным. – Воспользовавшись этим, весь 1990 год он организовывал забастовки, бунты и акции протеста. В следующем году он баллотировался в президенты». Когда политическая карьера Белчева сошла на нет, он перебрался в Чехию, чтобы изучать тамошние деловые перспективы – подальше от назойливого ока болгарской полиции. В Болгарии же вербовкой девушек занималась его мать.
Едва Станимира приехала, ей сообщили, что работать она будет не официанткой, а проституткой. Вначале она наотрез отказалась. «В павильоне напротив отеля «Спорт» Белчев избил меня до синяков, руками и ногами. Он пинал меня своими подбитыми железом ботинками. Потом он вызвал по рации своих дружков, Красси и Черного, и велел им тоже избивать меня. Меня оттащили в подвал, где эти двое продолжили лупить и пинать меня, в основном в живот. Черный одной рукой держал меня за голову, а другой, кулаком, избивал. Когда я потеряла сознание, меня окатили водой, а очнулась я прикованной наручниками к батарее. Меня мучили ужасные боли. Весь день я провела прикованной. Потом в одной из комнат загородного дома Белчев меня изнасиловал».
Белчев и его присные истязали и насиловали каждую из сорока женщин, спасенных полицией, которая летом 1997 года наконец нагрянула в бордель в Дуби. Во время своего заключения женщины были обязаны зарабатывать не менее 3 тыс. долларов в месяц (естественно, этих денег они и в глаза не видели). Отказ отдаться кому-либо из банды приводил к изнасилованию и избиению. Чешские следователи подозревали, что как минимум одну девушку бандиты убили, и их подозрение подтвердилось, когда через несколько лет после ареста Белчева труп жертвы был найден на участке возле дома. Женщины полностью зависели от своих истязателей: это неизменно были молодые, запуганные девушки, лишенные паспортов, не знавшие местного языка и всегда презираемые за проституцию.
Дело Белчева стоит особняком, потому что его удалось схватить, его рэкет – пресечь, а девушек – освободить (удивительно, но из тюремной камеры Белчев продолжал управлять тремя борделями с помощью мобильного телефона, который ему обманом пронес адвокат). Во всех же прочих местах, не успела улечься пыль от рухнувшей Берлинской стены, а бандиты и проходимцы уже принялись налаживать громадную сеть по нелегальной переправке женщин, которая дотягивалась до каждого уголка Европы. Банды из Болгарии быстро стали играть в этой индустрии ключевую роль в силу стратегического положения этой страны. Каждый участок болгарской границы сулил соблазнительные торговые перспективы. Греция, лежащая южнее, является кратчайшим путем в Евросоюз – едва женщины пересекут эту границу, их можно переправлять в любую страну объединенной Европы (кроме Великобритании и Ирландии) без единой полицейской проверки. На юго-востоке лежал путь в Турцию – маршрут, который предназначался для стремительно растущей продажи женщин на Ближний Восток, в особенности в Объединенные Арабские Эмираты. Путь на запад вел к переправщикам из Македонии и Албании (а позже и из Косово), где спрос на женщин рос в геометрической прогрессии с тех пор, как в 1994 году там был размещен миротворческий контингент ООН (львиная доля балканского трафика женщин обслуживает миротворцев и гражданских служащих ООН). Двигаясь на север, банды могли переправлять женщин в Чехию и Германию, откуда можно было вернуться на угнанной машине.
Трафик женщин и контрабанда машин в определенной степени перекрывались. Эти промыслы явно использовали одни и те же маршруты и статьи расходов, однако с некоторых пор полиция стала определять их как самостоятельные предприятия. Как правило, переправка женщин осуществляется небольшими самостоятельными группами, которые возят свой «товар» из одного региона в другой и сами не знают, где именно отыщется покупатель. Угон машин, поставленный на широкую ногу, – дело другое, требующее управления более крупными и хорошо организованными синдикатами. Продается ли и распространяется товар крупными или мелкими синдикатами – это обычно зависит от характера товара, географии его происхождения и места назначения, несмотря на то что продажи большинства подобных товаров и услуг совпадают друг с другом (в особенности в отношении торговых путей).
Трафик женщин привлекателен для преступников тем, что обеспечивает хорошую возможность для старта. Женщины могут легально пересекать границы и не привлекают внимания специальных розыскных собак. Первоначальные расходы на этот бизнес – лишь малая толика от того, что требуется для участия в похищении машин. Накладные расходы здесь минимальны, а поскольку этот «товар» – похищенные женщины – производит услуги, его можно использовать снова и снова. Всего одна женщина может приносить переправщику от 5 до 10 тыс. долларов в месяц. Эти подсчеты не затрагивают такой ужасающей реальности, как многократные изнасилования и неправдоподобная эксплуатация. Однако ни поставщик (бандит), ни потребитель (состоятельный западноевропеец) не видят в таком отношении ничего, кроме экономических факторов. Первый живет в среде, в которой почти нет места управлению и полицейскому надзору: если он не продаст эту женщину, за него это сделает кто-то еще. Второй же, по всей видимости, оставляет свою совесть в прихожей, вместе с пальто и шляпой.
По всей Восточной Европе переход к капитализму давался полицейским исключительно тяжело. Многие презирали их за то, что раньше, при коммунизме, они участвовали в репрессиях против инакомыслящих. А в новых демократиях повседневные тяготы полицейских являли собой контраст с тем разгульным образом жизни, которым наслаждались некоторые из их бывших коллег, участвовавших в сколачивании новых преступных империй. При новых рыночных условиях зарплаты полицейских были смехотворными: когда в годы после падения коммунизма я ездил по Болгарии, Югославии и Румынии, то всякий раз вынужден был платить не меньше 50 долларов неофициальных штрафов, налагавшихся на меня бедствующими дорожными полицейскими. Власть закона, которая так необходима для этих истерзанных обществ, была в них фикцией.
А потом – и не в последний раз – Запад сделал одну крупную, ужасную глупость. Тридцатого мая 1992 года Совет Безопасности ООН принял в Нью-Йорке Резолюцию №757, налагавшую экономические санкции на Сербию и Черногорию. Раздираемые войнами, разоренные и истерзанные Балканы вот-вот должны были превратиться в фабрику криминала и контрабанды, едва ли вообще имевшую параллели в истории. Пока весь мир заламывал руки и стенал об ужасном националистическом натиске югославских народов и их правительств, балканские мафии стали забывать о своих этнических различиях и сливаться в неимоверном преступном сотрудничестве. Сотрудничеству этому, в свою очередь, предстояло распространяться по всему земному шару, объединяя самые влиятельные мафии – в частности мафии Колумбии, России и Золотого Треугольника[2]. И чтобы хотя бы отчасти осознать, что происходит, «международному сообществу» потребовались годы.
Глава вторая
Кровавая нажива
«Пять минут, Дик, – отрезал Сэнди Бергер, советник Билла Клинтона по национальной безопасности. – У него будет пять минут с президентом, и не больше». Дик Склар был разочарован. Он считал, что президент Черногории Мило Джуканович заслуживал более продолжительной встречи со своим американским коллегой. Однако Бергер был тверд.
За плечами Склара было несколько лет малозаметной работы в качестве неутомимого посредника Клинтона. Он знал позицию президента по Балканам, однако столь краткая встреча, уготованная моложавому Джукановичу, удивила его. Всем представлялось, что президент Черногории представлял неизвестное горное мини-государство, над которым традиционно подтрунивала литература – от Джона Бьюкена до Агаты Кристи. Однако, как указывал Склар, «Джуканович оказался самым смелым нашим сторонником во время косовской кампании». И именно благодаря победе в этой войне Клинтон и его команда пребывали в таком приподнятом настроении, когда в середине июля 1999 года они прибыли в Словению – альпийское государство, расположенное между Балканами и Центральной Европой.
Поборники Мило Джукановича, человека, который дал Черногории независимость и доход от транзита сигарет.
Несколькими неделями раньше югославская армия запросила перемирия, к явному облегчению Клинтона и его ближайших советников. Это была трудная война – она оказалась вовсе не тем недельным броском, который перед началом боевых действий пророчили высокопоставленные чиновники из администрации. Теперь президент путешествовал по Европе, выражая благодарность восемнадцати союзникам Америки по НАТО и прочим своим сторонникам за то, что они остались с ней.
В неблагополучной федеративной семье под названием «Югославия» Черногория доводилась младшей сестрой капризной и агрессивной Сербии. Однако несмотря на то, что во время войны в Косово аэропорты, морские порты и границы Черногории контролировала югославская армия, высокий и гибкий баскетболист-любитель, ставший президентом Черногории, был как заноза для сербского диктатора Слободана Милошевича. Джуканович не только поддерживал политику Запада (несмотря на то что с 1992 года Черногория страдала от жестких экономических санкций ООН), но и обеспечил надежное укрытие противникам Милошевича, сделав так, что инакомыслие в Сербии не было задушено.
Милошевич задирал и пугал Джукановича, но черногорец настоял на своем, а это требовало отваги.
Джуканович вел себя на редкость осторожно. В ходе кампании НАТО разбомбило десятки объектов на территории Черногории, однако он поддерживал эти удары иностранного агрессора по своей республике.
Дик Склар считал, что такой риск, который Джуканович взвалил на себя ради Запада, заслуживал чего-то большего, чем пятиминутный обмен пустыми словами в отеле с чудесным названием «Слон» в словенской столице Любляне. Однако едва президенты сели беседовать, Склар успокоился: Клинтон немедленно проникся симпатией к Джукановичу, и они, позабыв о протоколе, больше часа беседовали обо всем подряд: о Милошевиче, о войне, о Косово и о будущем Балкан. Потом Джуканович выразит свое удовлетворение тем, что Клинтон знаком с историей Черногории: как всегда, президент США выполнил свое домашнее задание. Однако затронули они и еще один вопрос, который заставил Джукановича проявить несвойственное ему смущение: вопрос о сигаретах. Могло показаться странным, что Клинтон, который не курил, поднял этот вопрос. Но тогда он уже знал, что любовь к сигаретам была главным пороком Джукановича, и он считал, что обязан предупредить своего черногорского коллегу насчет «вреда для здоровья».
Почти все 90-е годы страна Джукановича Черногория, с населением всего в 500 тыс. человек (у остальных балканских народов лень черногорцев вошла в поговорку), стала центром многомиллиардного преступного промысла, который приносил доходы всюду – в Америке, на всем Ближнем Востоке, в Средней Азии, в странах Магриба и в Западной Европе.
Маршруты балканской контрабанды в 90-х годах.
Неделя за неделей в два главных аэропорта страны партиями прибывало по несколько тонн нелегальных сигарет, которые сразу же переправлялись в порт Бар. Я вспоминаю, как весной 1996 года ехал по пустым черногорским дорогам, с удовольствием предвкушая вид, который порадует меня, едва я выберусь на побережье Адриатики, сразу же к северу от озера Шкодер. Живописную горную дорогу ограждали отвесные стены ярко-желтых утесов в добрые несколько десятков метров высотой. Морская вода в этой части Адриатики прозрачная и ярко-голубая, свободная от той зеленовато-черной грязи, которые изрыгают вдоль северо-западного побережья промышленные левиафаны Италии. Но взглянув ради такого вида вниз, на порт Бар, я заметил также, что в гавани толкутся сотни крохотных скоростных моторных лодок. Все они загружались контрабандными сигаретами и стремительно уходили в море, совершая свой двухсоткилометровый рывок к проливу Отранто и в порт-партнер Бари, где итальянская мафия уже готовилась их разгружать.
Каждый блок сигарет облагался налогом, который Мило Джуканович именовал «транзитным». Милошевич урезал потоки федеральных средств, поступавших в Черногорию едва ли не до нуля, и поэтому, утверждал Джуканович, «транзитный налог» был единственным способом удерживать государство на плаву и избегать давления сербов.
Любой житель Балкан знает, что его регион является центром незаконной торговли сигаретами. Вскоре после того, как в 1991 году в бывшей Югославии разразилась война, по ресторанам Загреба, Белграда и Сараева шастали мальчишки от шести лет и старше, и на шее у них висели деревянные подносы, где были аккуратно уложены западные сигареты высшего качества. На тротуарах через каждые двадцать пять метров стояли старики, чьи изборожденные морщинами лица выдавали страсть к курению длиною в жизнь, и предлагали «Уинстон» и «Мальборо» в блоках по десять пачек. В Лондоне блок стоил бы 75 долларов, в Нью-Йорке, возможно, 40 долларов. Но на Балканах такой блок уходил всего за десять баксов. Такая ценовая разница делала курение абсолютно доступной вредной привычкой даже в суровое военное время. На Балканах курило более половины населения: это был богатый рынок.
У меня был постоянный поставщик по имени Мико, пухлощекий белградский парень с копной каштановых волос. (Пусть уважаемые читатели знают, что с тех пор я избавился от табачной зависимости.) Было важно установить с вашим поставщиком сигарет доверительные отношения, поскольку существовало две разновидности нелегальных сигарет, которые непосвященный не отличил бы друг от друга, – и тем не менее различались они сильно. Первая разновидность изготавливалась из низкосортного местного табака и затем паковалась под видом западного продукта. На вид это был фирменный товар, однако вкус у него был такой, будто сигареты набивали опилками пополам с козьими катышками.
Сигареты второго вида были высококачественной продукцией западных табачных компаний, нерастаможенной и предназначавшейся для экспорта. Их покупали непосредственно на фабриках в Америке, Европе и Японии, а затем отправляли в Европу через одну из двух зон свободной торговли в Европе – голландский Роттердам или швейцарский кантон Цуг. Там их продавали в третьи страны, где уровень коррупции был повыше – возможно, в Египет, а возможно, в Узбекистан. Чиновники и преступные синдикаты облагали сигареты налогами на каждом этапе их путешествия, и те, что предназначались для рынков Евросоюза, делали последнюю остановку в Черногории, прежде чем попасть в страны ЕС на моторных лодках. Но и при том, что каждый отрезал себе кусок от сигаретных прибылей (таможенники в Египте, начальники портов в Румынии и так далее), сигареты тем не менее были на 50% дешевле, когда поступали на черный рынок в Италии или Великобритании, потому что акцизы на табак в этих странах очень высоки.
За плечами Склара было несколько лет малозаметной работы в качестве неутомимого посредника Клинтона. Он знал позицию президента по Балканам, однако столь краткая встреча, уготованная моложавому Джукановичу, удивила его. Всем представлялось, что президент Черногории представлял неизвестное горное мини-государство, над которым традиционно подтрунивала литература – от Джона Бьюкена до Агаты Кристи. Однако, как указывал Склар, «Джуканович оказался самым смелым нашим сторонником во время косовской кампании». И именно благодаря победе в этой войне Клинтон и его команда пребывали в таком приподнятом настроении, когда в середине июля 1999 года они прибыли в Словению – альпийское государство, расположенное между Балканами и Центральной Европой.
Поборники Мило Джукановича, человека, который дал Черногории независимость и доход от транзита сигарет.
Несколькими неделями раньше югославская армия запросила перемирия, к явному облегчению Клинтона и его ближайших советников. Это была трудная война – она оказалась вовсе не тем недельным броском, который перед началом боевых действий пророчили высокопоставленные чиновники из администрации. Теперь президент путешествовал по Европе, выражая благодарность восемнадцати союзникам Америки по НАТО и прочим своим сторонникам за то, что они остались с ней.
В неблагополучной федеративной семье под названием «Югославия» Черногория доводилась младшей сестрой капризной и агрессивной Сербии. Однако несмотря на то, что во время войны в Косово аэропорты, морские порты и границы Черногории контролировала югославская армия, высокий и гибкий баскетболист-любитель, ставший президентом Черногории, был как заноза для сербского диктатора Слободана Милошевича. Джуканович не только поддерживал политику Запада (несмотря на то что с 1992 года Черногория страдала от жестких экономических санкций ООН), но и обеспечил надежное укрытие противникам Милошевича, сделав так, что инакомыслие в Сербии не было задушено.
Милошевич задирал и пугал Джукановича, но черногорец настоял на своем, а это требовало отваги.
Джуканович вел себя на редкость осторожно. В ходе кампании НАТО разбомбило десятки объектов на территории Черногории, однако он поддерживал эти удары иностранного агрессора по своей республике.
Дик Склар считал, что такой риск, который Джуканович взвалил на себя ради Запада, заслуживал чего-то большего, чем пятиминутный обмен пустыми словами в отеле с чудесным названием «Слон» в словенской столице Любляне. Однако едва президенты сели беседовать, Склар успокоился: Клинтон немедленно проникся симпатией к Джукановичу, и они, позабыв о протоколе, больше часа беседовали обо всем подряд: о Милошевиче, о войне, о Косово и о будущем Балкан. Потом Джуканович выразит свое удовлетворение тем, что Клинтон знаком с историей Черногории: как всегда, президент США выполнил свое домашнее задание. Однако затронули они и еще один вопрос, который заставил Джукановича проявить несвойственное ему смущение: вопрос о сигаретах. Могло показаться странным, что Клинтон, который не курил, поднял этот вопрос. Но тогда он уже знал, что любовь к сигаретам была главным пороком Джукановича, и он считал, что обязан предупредить своего черногорского коллегу насчет «вреда для здоровья».
Почти все 90-е годы страна Джукановича Черногория, с населением всего в 500 тыс. человек (у остальных балканских народов лень черногорцев вошла в поговорку), стала центром многомиллиардного преступного промысла, который приносил доходы всюду – в Америке, на всем Ближнем Востоке, в Средней Азии, в странах Магриба и в Западной Европе.
Маршруты балканской контрабанды в 90-х годах.
Неделя за неделей в два главных аэропорта страны партиями прибывало по несколько тонн нелегальных сигарет, которые сразу же переправлялись в порт Бар. Я вспоминаю, как весной 1996 года ехал по пустым черногорским дорогам, с удовольствием предвкушая вид, который порадует меня, едва я выберусь на побережье Адриатики, сразу же к северу от озера Шкодер. Живописную горную дорогу ограждали отвесные стены ярко-желтых утесов в добрые несколько десятков метров высотой. Морская вода в этой части Адриатики прозрачная и ярко-голубая, свободная от той зеленовато-черной грязи, которые изрыгают вдоль северо-западного побережья промышленные левиафаны Италии. Но взглянув ради такого вида вниз, на порт Бар, я заметил также, что в гавани толкутся сотни крохотных скоростных моторных лодок. Все они загружались контрабандными сигаретами и стремительно уходили в море, совершая свой двухсоткилометровый рывок к проливу Отранто и в порт-партнер Бари, где итальянская мафия уже готовилась их разгружать.
Каждый блок сигарет облагался налогом, который Мило Джуканович именовал «транзитным». Милошевич урезал потоки федеральных средств, поступавших в Черногорию едва ли не до нуля, и поэтому, утверждал Джуканович, «транзитный налог» был единственным способом удерживать государство на плаву и избегать давления сербов.
Любой житель Балкан знает, что его регион является центром незаконной торговли сигаретами. Вскоре после того, как в 1991 году в бывшей Югославии разразилась война, по ресторанам Загреба, Белграда и Сараева шастали мальчишки от шести лет и старше, и на шее у них висели деревянные подносы, где были аккуратно уложены западные сигареты высшего качества. На тротуарах через каждые двадцать пять метров стояли старики, чьи изборожденные морщинами лица выдавали страсть к курению длиною в жизнь, и предлагали «Уинстон» и «Мальборо» в блоках по десять пачек. В Лондоне блок стоил бы 75 долларов, в Нью-Йорке, возможно, 40 долларов. Но на Балканах такой блок уходил всего за десять баксов. Такая ценовая разница делала курение абсолютно доступной вредной привычкой даже в суровое военное время. На Балканах курило более половины населения: это был богатый рынок.
У меня был постоянный поставщик по имени Мико, пухлощекий белградский парень с копной каштановых волос. (Пусть уважаемые читатели знают, что с тех пор я избавился от табачной зависимости.) Было важно установить с вашим поставщиком сигарет доверительные отношения, поскольку существовало две разновидности нелегальных сигарет, которые непосвященный не отличил бы друг от друга, – и тем не менее различались они сильно. Первая разновидность изготавливалась из низкосортного местного табака и затем паковалась под видом западного продукта. На вид это был фирменный товар, однако вкус у него был такой, будто сигареты набивали опилками пополам с козьими катышками.
Сигареты второго вида были высококачественной продукцией западных табачных компаний, нерастаможенной и предназначавшейся для экспорта. Их покупали непосредственно на фабриках в Америке, Европе и Японии, а затем отправляли в Европу через одну из двух зон свободной торговли в Европе – голландский Роттердам или швейцарский кантон Цуг. Там их продавали в третьи страны, где уровень коррупции был повыше – возможно, в Египет, а возможно, в Узбекистан. Чиновники и преступные синдикаты облагали сигареты налогами на каждом этапе их путешествия, и те, что предназначались для рынков Евросоюза, делали последнюю остановку в Черногории, прежде чем попасть в страны ЕС на моторных лодках. Но и при том, что каждый отрезал себе кусок от сигаретных прибылей (таможенники в Египте, начальники портов в Румынии и так далее), сигареты тем не менее были на 50% дешевле, когда поступали на черный рынок в Италии или Великобритании, потому что акцизы на табак в этих странах очень высоки.