Страница:
Констанс. Я настаиваю.
Джон. Ты больше меня не любишь?
Констанс. Причем тут это? А, ты думаешь, женщина может любить мужчину лишь при условии, что он ее содержит. Не слишком ли низко ты ценишь собственную привлекательность? А как же твое обаяние и чувство юмора?
Джон. Это же абсурд, Констанс. Я могу обеспечивать тебя всем необходимым. Предлагать мне тысячу фунтов за стол и кров оскорбительно.
Констанс. Ты не думаешь, что это оскорбление ты как раз можешь и проглотить? Тысяча фунтов может много чего купить.
Джон. Я не собираюсь их брать. Твое желание идти работать мне никогда не нравилось. Я думал, тебе хватает дел с домашним хозяйством.
Констанс. С тех пор, как я пошла работать, ты начал испытывать какие-то неудобства?
Джон. Скорее нет, чем да.
Констанс. Поверь мне, только те женщины, которые ничего не имеют, жалуются, что домашнее хозяйство отнимает у них все время и силы. Если ты знаешь, чего хочешь, и имеешь опытных слуг, все можно сделать ровно за десять минут.
Джон. Так или иначе, ты хотела работать и я уступил. Я думал, что ты нашла себя приятное времяпрепровождение, но уж конечно не собирался извлекать из этого прибыль.
Констанс. Знаю, не собирался.
Джон. Констанс, меня не покидает мысль, что твоя решимость в отношении работы как-то связана с Мари-Луизой.
(Пауза. Потом голос Констанс становится очень серьезным.)
Констанс. Тебя не удивляло, почему я не упрекала тебя романом с Мари-Луизой?
Джон. Удивляло. Причину я мог найти только в твоей ни с кем ни сравнимой доброте.
Констанс. Ты ошибался. Я не считала себя в праве упрекать тебя.
Джон. Но почему, Констанс? Ты имела полное право. Мы вели себя, как две свиньи. Я, возможно, грязный пес, но, слава Богу, знаю, что я — грязный пес.
Констанс. Твое желание ко мне остыло. Как я могла тебя в этом винить? Если ты меня не желал, какая тебе от меня была польза? Ты же видишь, как мало внимания я уделяю хорошо налаженному домашнему хозяйству.
Джон. Но ты же мать моего ребенка.
Констанс. Давай не преувеличивать важность этого аспекта, Джон. Я выполнила естественную функцию моего пола. А после его рождения присматривали за ним другие, лучше знающие это утомительное дело люди. Давай уж честно признаем, в твоем доме я была паразитом. Чтобы не потерять меня, ты официально согласился взять на себя определенные обязательства, и я испытывала к тебе безмерную благодарность, ибо ты ни словом, ни делом не показывал, что я не более чем дорогой, а иногда и мешающий элемент интерьера.
Джон. Я никогда не считал, что ты мне мешала. И я не понимаю, почему ты называешь себя паразитом. Разве я когда-нибудь ворчал по поводу хоть одного потраченного на тебя пенса?
Констанс (насмешливо). То есть я считала, что у тебя прекрасные манеры, а на поверку выходит, что ты глуповат? Неужели ты такой же дурак, как среднестатистический мужчина, который мгновенно клюет на блеф среднестатистической женщины? Мол, раз уж ты женился на ней, то должен выполнять все ее желания и обеспечивать все нужды, жертвуя собственными удовольствиями, интересами, удобствами? И при этом почитать за счастье право быть ее рабом и кредитором? Да перестань, Джон, быть такого не может. Теперь, когда женщины проломили стены гаремов, у них нет выхода, кроме как жить по законам улицы.
Джон. Ты слишком многое оставляешь за скобками. Неужто ты не думаешь, что мужчина может испытывать чувство благодарности к к женщине, которую любил в прошлом?
Констанс. Я думаю, чувство благодарности особенно сильно у мужчин, пока не требует от них жертв.
Джон. Что ж, у тебя, конечно, своеобразный взгляд на отношения мужчины и женщины, но, полагаю, мне это только на руку. В конце концов, ты узнала о том, что происходило, задолго до того, как все выплыло наружу. Но мне по-прежнему неясно, что заставило тебя начать работать.
Констанс. Я, как и положено женщине, ленива. Пока соблюдались внешние приличия, я соглашалась брать все, что мне дают, ничего не давая взамен. Была паразитом, и это знала. Но когда дело обернулось так, что только твоя вежливость или недостаток ума мешали сказать мне об этом в глаза, я решила переменить свою жизнь. Подумала, что пора занять позицию, с которой, будь на то мое желание, я могла бы вежливо и спокойно, но со всей решительностью, предложить тебе катиться ко всем чертям.
Джон. И теперь ты занимаешь эту позицию?
Констанс. Именно так. Я ничего тебе не должна. Я могу содержать себя. Я оплатила все свои расходы за последний год. Из всех свобод в действительности важна только одна, и свобода эта — экономическая. Как ни крути, кто платит, тот и заказывает музыку. Что ж, теперь я обладаю этой свободой, и безмерная радость переполняет мою душу. Насколько я помню, те же чувства я испытывала, лишь когда ела первое в жизни клубничное мороженное.
Джон. Знаешь, я бы предпочел, чтобы ты месяц устраивала мне сцены и смешивала с грязью, как любая среднестатистическая женщина, чем целый год копила холодную злобу, чтобы сейчас вылить ее на меня.
Констанс. Милый, о чем ты говоришь? Ты знаешь меня пятнадцать лет. Неужели ты меня можно упрекнуть в неискренности? Не копила я никакой злобы. Как можно, дорогой, я очень тебя люблю.
Джон. Уж не хочешь же ты сказать, что проделала все это не для того, чтобы я чувствовал себя отъявленным негодяем?
Констанс. Да нет же. Клянусь честью. Заглядывая в свое сердце, я нахожу в тем только любовь и самые нежные, теплые чувства к тебе. Или ты мне не веришь?
(Джон какое-то время смотрит на нее, на его лице написано недоумение.)
Джон. Как это ни странно, верю. Ты — удивительная женщина, Констанс.
Констанс. Я знаю, но ты никому об этом не говори. Негоже давать близкому человеку отрицательную характеристику.
Джон (с обаятельной улыбкой). Чертовски жаль, что я не смог вырваться. Не нравится мне, что ты едешь одна.
Констанс. Но я еду не одна. Разве я тебе не говорила?
Джон. Нет.
Констанс. Значит, только собиралась. Я еду с Бернардом.
Джон. Да? Ты ничего не говорила. А с кем еще?
Констанс. Ни с кем.
Джон. Однако! (Он безусловно потрясен новостью.) Как-то это странно.
Констанс. Да нет же. А почему?
Джон (не зная, как ему реагировать). Ну, знаешь ли, как-то не принято, что молодая женщина едет в шестинедельный отпуск с мужчиной, которого едва ли можно принять за ее отца.
Констанс. Действительно, Бернард чуть старше тебя.
Джон. А ты не думаешь, что начнутся сплетни?
Констанс. Дорогой, я же не собираюсь объявлять об этом по всеуслышание. Более того, я никому об этом не говорила, тебе первому, и, естественно, могу рассчитывать на то, что ты ни с кем не будешь делиться этой новостью.
(Джон вдруг чувствует, что ему жмет воротник рубашки, пальцами пытается растянуть его.)
Джон. Тебя наверняка кто-нибудь увидит, пойдут разговоры.
Констанс. Я в этом сильно сомневаюсь. Видишь ли, мы поедем на автомобиле и не собираемся бывать там, куда ездят все. С нашими милыми друзьями хлопот не будет. Чтобы их встретить, надо ехать на модный курорт в пик сезона.
Джон. Разумеется я не так глуп, чтобы подозревать самое худшее, если женщина и мужчина путешествуют вместе, но я не могу отрицать, что все это довольно необычно. У меня и в мыслях нет, что между вами что-то может быть, но обычный человек именно об этом и подумает.
Констанс (предельно холодно). Я всегда думала, что у обычных людей больше здравого смысла, чем представляется умникам.
Джон (нахмурившись). Что ты хочешь этим сказать?
Констанс. Разумеется, мы едем как муж и жена.
Джон. Не дури мне голову, Констанс. Ты не понимаешь, что говоришь. Это не смешно.
Констанс. Но, бедный мой Джон, за кого ты нас принимаешь? Или я так безобразна, что ты не веришь моим словам? По какой другой причине я могу ехать с Бернардом? Если б мне требовался компаньон, я бы взяла с собой женщину. Мы бы жаловались друг другу на головную боль, мыли головы в одном салоне и обменивались выкройками вечерних платьев. С женщиной путешествовать куда приятнее.
Джон. Я, возможно, очень глуп, но никак не могу взять в толк, что ты мне говоришь. Ты действительно хочешь, чтобы я поверил, что Бернард Керсал — твой любовник?
Констанс. Конечно же, нет.
Джон. Тогда о чем мы сейчас говорим?
Констанс. Дорогой мой, по-моему все ясно и понятно. Я еду в отпуск на шесть недель, и Бернард великодушно предложил сопровождать меня.
Джон. А как же я?
Констанс. Никак. Ты остаешься дома и приглядываешь за своими пациентами.
Джон (стараясь держать себя в руках). Я всегда полагал себя благоразумным человеком, я не собираюсь давать волю эмоциям. Многие мужчины начали бы топать ногами или крушить мебель. У меня нет намерения устраивать сцену, но ты должна признать, что твои слова — большой сюрприз.
Констанс. Только на первый момент, дорогой. Я уверена, что уже через несколько минут, обдумав их, ты поймешь, что ничего экстраординарного я не сказала.
Джон. Я сомневаюсь, что у меня найдутся эти минуты. Мне как-то нехорошо, боюсь, у меня вот-вот будет апоплексический удар.
Констанс. Так расстегни воротник. Ты и впрямь сильно раскраснелся.
Джон. С чего ты взяла, что я разрешу тебе уехать?
Констанс (добродушно). Главным образом, с того, что ты не можешь меня остановить.
Джон. Я просто не могу поверить, что ты это серьезно. Не понимаю, как такая идея могла прийти тебе в голову.
Констанс. Я подумала, что перемена пойдет мне на пользу.
Джон. Ерунда.
Констанс. Почему? Тебе-то пошла. Или не помнишь? Ты мрачнел и скучнел. А потом у тебя начался роман с Мари-Луизой и ты совершенно преобразился. Стал веселым, радостным, лучился энергией, с таким и жить одно удовольствие. Эффект был налицо.
Джон. Мужчины — это одно, женщины — совсем другое.
Констанс. Ты думаешь о возможных последствиях? Но викторианская эра, когда через определенный период времени, прошедший после любовных шалостей, появлялся младенец, осталась в далеком прошлом.
Джон. Я не об этом. Если жене изменяет муж, ей все сочувствуют, а вот если жена изменяет мужу, над ним просто смеются.
Констанс. Это один из бытовых предрассудков, которые здравомыслящие люди должны полностью игнорировать.
Джон. Ты хочешь, чтобы я сидел и смотрел, как мужчина уводит жену у меня из-под носа? Может, ты еще попросишь меня пожать ему руку и пожелать счастливого пути?
Констанс. Как раз собиралась. Он приедет с минуты на минуту, чтобы попрощаться с тобой.
Джон. Я вышибу ему мозги.
Констанс. Я бы тебе не советовала. Мужчина он крепкий, и у меня сложилось впечатление, что у него отлично поставлен удар левой.
Джон. Тогда я получу безмерное удовольствие, высказав ему все, что я о нем думаю.
Констанс. С чего? Или ты забыл как я вела себя с Мари-Луизой? Мы же были лучшими подругами. Она никогда не покупала шляпу, не посоветовавшись со мной.
Джон. В моих венах течет кровь, а не вода.
Констанс. На данный момент меня больше интересует серое вещество в твоей голове.
Джон. Он тебя любит?
Констанс. Безумно. Или ты не знаешь?
Джон. Я? Откуда?
Констанс. В последний год он проводил здесь довольно много времени. У тебя сложилось впечатление, что он приходил, чтобы повидаться с тобой?
Джон. Я не обращал на него внимания. Мне показалось, что с ним скучно.
Констанс. С ним скучно. Но он очень милый.
Джон. Что он за мужчина, если ест хлеб ближнего и пьет его вино, а потом занимается любовью с его женой?
Констанс. Должна сказать, такой же, как ты, Джон.
Джон. Отнюдь. Мортимер из тех, кому на роду написано быть посмешищем.
Констанс. Для всех нас замысел провидения — тайна за семью печатями.
Джон. Я вижу, ты решила меня довести. Сейчас я что-нибудь разобью.
Констанс. Начни вон с той сине-белой вазы, которую твой дядя Генри подарил нам на свадьбу. Разбей ее, это современная имитация под старину.
(Джон берет вазу и швыряет об пол. Ваза разбивается.)
Джон. Вот.
Констанс. Тебе полегчало?
Джон. Ни капельки.
Констанс. Тогда жаль, что ты ее разбил. Мы могли бы подарить ее на свадьбу одному из твоих коллег в больнице.
(Дворецкий вводит в гостиную миссис Калвер.)
Бентли. Миссис Калвер.
Констанс. О, мама, как хорошо, что ты пришла. Я надеялась повидаться с тобой до отъезда.
Миссис Калвер. Я вижу, у вас упала ваза.
Констанс. Да нет, Джон вышел из себя и подумал, что сможет стравить пар, если что-то разобьет.
Миссис Калвер. Ерунда. Джон никогда не выходит из себя.
Джон. Это вы так думаете, миссис Калвер. Да, я вышел из себя. Я очень вспыльчивый. Вы с Констанс заодно?
Констанс. Нет, мама ничего не знает.
Джон. Сделайте что-нибудь, чтобы остановить ее. Вы же можете на нее повлиять. Вы должны понимать, что вся эта затея абсурдна.
Миссис Калвер. Мой дорогой мальчик, я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.
Джон. Она собирается в Италию с Бернардом Керсалом. Вдвоем.
Миссис Калвер (изумленно). Это неправда. С чего ты взял?
Джон. Она сама только что мне сказала. Между прочим, тем же тоном, каким говорят о том, что надо почистить пальто.
Миссис Калвер. Это правда, Констанс?
Констанс. Более чем.
Миссис Калвер. Но разве ты не ладишь с Джоном? Я всегда думала, что вы живете душа в душу.
Джон. Я тоже. Мы никогда не ссорились. Всегда находили общий язык.
Миссис Калвер. Разве ты больше не любишь Джона, дорогая?
Констанс. Разумеется, люблю.
Джон. Как же ты можешь меня любить, если намерена нанести мне самое жестокое оскорбление, на какое только способна нанести женщина мужчине?
Констанс. Не идиотничай, Джон. Год тому назад ты точно также оскорбил меня.
Джон (подходит к ней, вдруг понимает, в чем, все-таки дело). Ты таким образом хочешь расквитаться со мной за Мари-Луизу.
Констанс. Ты просто дурак, Джон. Такая мысль даже не приходила мне в голову.
Миссис Калвер. Но тогда была совершенно другая ситуация. Джон, конечно, поступил очень нехорошо, но он извинился за содеянное и был наказан. Конечно, его поведение причинила нам немало горя. Но мужчина есть мужчина, и от него всегда можно ожидать чего-то подобного. А потому можно и извинить. Женщину — нет. Полигамия у мужчин в крови, и благоразумная женщина всегда простит им случайный проступок, понимая, что где-то они — жертвы обстоятельств. Женщины же по природе своей моногамны. Они просто не должны желать больше одного мужчины, вот почему вир осуждает их, если они выходят за естественные ограничения своего пола.
Констанс (с улыбкой). Сложно, знаешь ли, понять, почему вкусненькое для мужа, не может быть сладеньким для жены.
Миссис Калвер. Мы все знаем, что верность для мужчин — пустой звук. Они могут не пропускать ни одной юбки и при этом оставаться честными, трудолюбивыми, заслуживающими доверия. У женщин все иначе. Они становятся лживыми, раздраженными, ленивыми, беспомощными, нечестными. Вот почему опыт десяти тысячелетий, накопленный человечеством, требует от женщин верности. Все знают, что добродетель — ключ к остальным достоинствам.
Констанс. Они нечестны в том, что отдают уже не принадлежащее им. Они продали себя за стол, кров и защиту. Они — личное движимое имущество. Они полностью зависят от мужей, а когда изменяют, становятся лгуньями и воровками. Я — другое дело. Я экономически независима от Джона, а потому требую и сексуальной независимости. Сегодня я внесла на счет Джона тысячу фунтов за свое годичное содержание.
Джон. Я отказываюсь их брать.
Констанс. Тем не менее, придется.
Миссис Калвер. Это не повод выходить из себя.
Констанс. Я полностью сохраняю самообладание.
Джон. Если ты думаешь, что свободная любовь — удовольствие, то ты ошибаешься. Поверь мне, приписываемые ей достоинства сильно преувеличены.
Констанс. В этом случае остается только удивляться, почему люди никак не поставят на ней крест.
Джон. Я знаю, о чем говорю, можешь мне поверить. Она обладает всеми недостатками супружеской жизни, без преимуществ последней. Заверяю тебя, дорогая, игра не стоит свеч.
Констанс. Ты, возможно, прав, но ты знаешь, как трудно судить о чем-либо по чужому опыту. Думаю, лучше испытать все на себе.
Миссис Калвер. Ты любишь Бернарда?
Констанс. По правде говоря, я еще не решила. Как узнать, любишь человека или нет?
Миссис Калвер. Дорогая, я знаю, как это проверить. Могла бы ты воспользоваться его зубной щеткой?
Констанс. Нет.
Миссис Калвер. Тогда ты его не любишь.
Констанс. Он боготворил меня пятнадцать лет. Такая преданность, естественно, находит отклик в моем сердце. Я хочу как-то показать ему, что меня нельзя называть неблагодарной. Видите ли, через шесть недель он возвращается в Японию. Обратно вернется только через семь лет. Сейчас мне тридцать шесть и он меня обожает. Через семь лет мне будет сорок три. Женщина в таком возрасте часто сохраняет очарование, но крайне редко привлекает пятидесятипятилетних мужчин. Я пришла к выводу: сейчас или никогда, и спросила его, не хочет ли он, чтобы я провела с ним эти последние шесть недель в Италии. И когда в Неаполе я буду махать платочком его уходящему кораблю, я нндеюсь, он будет знать, что все эти годы бескорыстной любви чего-то да стоили.
Джон. Шесть недель. Ты собираешься оставить его через шесть недель?
Констанс. Да, конечно. Из-за того, что я установила временные рамки нашей любви, думаю, мы сможем испытать неземное блаженство и расстанемся, пребывая на седьмом небе. Ты же сам знаешь, Джон, роза особенно прекрасна в период полного расцвета, а потом ее лепестки опадают.
Джон. Ты меня потрясла до глубины души, удивила до предела. Я просто не знаю, что и сказать. Ты захватила меня врасплох.
(Миссис Калвер, которая стоит у окна, вскрикивает.)
Констанс. Что такое?
Миссис Калвер. Бернард. Он только что подъехал.
Джон. Ты хочешь, чтобы я принимал его так, словно мне неведомы твои планы?
Констанс. Наилучший вариант. Устраивать сцену ревности глупо, и она не изменит моего решения уехать с ним.
Джон. Я же должен принимать во внимание собственное достоинство.
Констанс. Зачастую сохранить его в наилучшем виде удается, спрятав в карман. Я буду очень признательна тебе, Джон, если ты будешь принимать его так, как я принимала Мари-Луизу, зная, что она — твоя любовница.
Джон. Он знает, что я знаю?
Констанс. Разумеется, нет. Он придерживается традиционных взглядов, знаешь ли, и не может непринужденно обмануть друга. Он абсолютно уверен, что ты не в курсе.
Миссис Калвер. Констанс, никакие мои аргументы не заставят тебя изменить принятое решение?
Констанс. Не заставят, дорогая.
Миссис Калвер. Тогда я не буду понапрасну сотрясать воздух и уйду до того, как он поднимется сюда.
Констанс. Как тебе будет удобно. До свидания, мама. Ты получишь от меня много открыток.
Миссис Калвер. Я не одобряю твою выходку, Констанс, и не собираюсь притворяться в обратном. Толку от этого не будет. В мужчинах природой заложены порочность, склонность к обману и изменам жене. Женщине же положено хранить добродетельность, прощать и страдать. Так повелось с начала веков и никакие новые идеи не смогут изменить основополагающие законы нашего общества.
(Входит дворецкий, за ним Бернард.)
Бентли. Мистер Керсал.
Миссис Калвер. Добрый день, Бернард, и до свидания. Я как раз ухожу.
Бернард. Какая жалость. До свидания.
(Она уходит.)
Констанс (Бернарду). Добрый день. Один момент (Дворецкому). Бентли, пожалуйста, отнеси мои вещи вниз и положи в такси, хорошо?
Бентли. Хорошо, мадам.
Бернард. Ты уже уезжаешь? Как хорошо, что я успел тебя застать. Я бы всю жизнь корил себя за то, что не попрощался.
Констанс. И дай мне знать, когда подъедет такси.
Бентли. Да, мадам.
Констанс. Теперь я могу уделить внимание и тебе.
(Дворецкий уходит.)
Бернард. Тебе не терпится уехать в отпуск?
Констанс. Более чем. Для меня такое путешествие впервые, и я живу предвкушением.
Бернард. Ты едешь одна, не так ли?
Констанс. Да, совсем одна.
Бернард. Жаль, что ты не смог вырваться, старичок.
Джон. Чертовски жаль.
Бернард. Полагаю, это проблема всех хороших специалистов. Работа их не отпускает. Вот и тебе приходится прежде всего думать о своих пациентах.
Джон. Приходится.
Констанс. К тому же Джона Италия не впечатляет.
Бернард. О, так ты едешь в Италию? Вроде бы ты упоминала Испанию.
Джон. Нет, речь всегда шла об Италии.
Бернард. Действительно, тебе не это не очень подходит, старичок. Хотя, вроде бы рядом с озером Комо есть прекрасные поля для гольфа.
Джон. Неужели?
Бернард. А ты, случайно, не окажешься неподалеку от Неаполя в конце июля?
Констанс. Не знаю. С планами я еще не определилась.
Бернард. Спрашиваю только потому, что мой пароход отплывает из Неаполя. Было бы забавно встретиться там.
Джон. Очень забавно.
Констанс. Надеюсь, в мое отсутствие ты будешь часто видеться с Джоном. Боюсь, без меня ему будет одиноко, бедняжке. Почему бы вам не пообедать вместе не следующей неделе?
Бернард. Я очень сожалею, но я тоже уезжаю.
Констанс. Правда? Вроде бы ты собирался оставаться в Лондоне до самого отъезда в Японию.
Бернард. Я собирался, но мой доктор отправил меня на воды.
Джон. И от чего тебе надо лечиться?
Бернард. О конкретной болезни речь не идет. Он порекомендовал мне пройти общеукрепляющий курс.
Джон. Правда? И как фамилия твоего доктора?
Бернард. Ты его не знаешь. Мы вместе воевали.
Джон. Понятно!
Бернард. Поэтому, к сожалению, я должен с тобой попрощаться. Конечно, не хочется покидать Лондон, учитывая, что в Европу я попаду лишь через несколько лет, но, с другой стороны, глупо не воспользоваться рекомендациями специалиста, если уж ты к нему обратился.
Джон. Особенно, если свои рекомендации он оценивает в три гинеи.
Констанс. Очень жаль. Я-то рассчитывала, что во время моего отсутствия ты проследишь за тем, чтобы Джон не попал под дурное влияние.
Бернард. Едва ли я смог бы это гарантировать. Но мы смогли бы несколько раз сходить в театр, сыграли бы в гольф.
Констанс. В общем, хорошо бы провели время, не так ли Джон?
Джон. Просто отлично.
(Входит дворецкий.)
Бентли. Такси ждет, мадам.
Констанс. Благодарю.
(Дворецкий уходит.)
Бернард. Тогда разрешите откланяться. На случай, что не увижу вас вновь, позвольте поблагодарить за всю ту доброту и радушие, которые я видел от вас за год, проведенный в Лондоне.
Констанс. Мы рады, что ты заглянул к нам.
Бернард. Ты и Джон так тепло принимали меня. Я и представить себе не мог, что этот год будет для меня таким удачным.
Констанс. Нам будет тебя недоставать. Джон так радовался, что есть человек, который может пойти со мной в театр, когда его срочно вызывают на операцию. Не правда ли, дорогой?
Джон. Правда, дорогая.
Констанс. Он никогда не волновался, зная, что я с тобой. Не волновался, дорогой?
Джон. Не волновался, дорогая.
Бернард. И я страшно рад, что оказался хоть чем-то полезен. Не забывайте меня, хорошо?
Констанс. Едва ли нам это удастся, не так ли, дорогой?
Джон. Никогда, дорогая.
Бернард. А если у вас появится свободная минутка, напишите мне, хорошо? Вы просто не знаете, как дороги нам, изгнанникам, письма с родины.
Констанс. Разумеется, напишем. Оба. Не так ли, дорогой?
Джон. Да, дорогая.
Констанс. Джон так хорошо пишет письма. Они такие остроумные, забавные.
Бернард. Ловлю вас на слове. Что ж, прощай, старичок. Всего тебе хорошего.
Джон. Спасибо, старичок.
Бернард. Прощай, Констанс. Мне столько надо сказать тебе, но я не знаю, с чего начать.
Джон. Ты больше меня не любишь?
Констанс. Причем тут это? А, ты думаешь, женщина может любить мужчину лишь при условии, что он ее содержит. Не слишком ли низко ты ценишь собственную привлекательность? А как же твое обаяние и чувство юмора?
Джон. Это же абсурд, Констанс. Я могу обеспечивать тебя всем необходимым. Предлагать мне тысячу фунтов за стол и кров оскорбительно.
Констанс. Ты не думаешь, что это оскорбление ты как раз можешь и проглотить? Тысяча фунтов может много чего купить.
Джон. Я не собираюсь их брать. Твое желание идти работать мне никогда не нравилось. Я думал, тебе хватает дел с домашним хозяйством.
Констанс. С тех пор, как я пошла работать, ты начал испытывать какие-то неудобства?
Джон. Скорее нет, чем да.
Констанс. Поверь мне, только те женщины, которые ничего не имеют, жалуются, что домашнее хозяйство отнимает у них все время и силы. Если ты знаешь, чего хочешь, и имеешь опытных слуг, все можно сделать ровно за десять минут.
Джон. Так или иначе, ты хотела работать и я уступил. Я думал, что ты нашла себя приятное времяпрепровождение, но уж конечно не собирался извлекать из этого прибыль.
Констанс. Знаю, не собирался.
Джон. Констанс, меня не покидает мысль, что твоя решимость в отношении работы как-то связана с Мари-Луизой.
(Пауза. Потом голос Констанс становится очень серьезным.)
Констанс. Тебя не удивляло, почему я не упрекала тебя романом с Мари-Луизой?
Джон. Удивляло. Причину я мог найти только в твоей ни с кем ни сравнимой доброте.
Констанс. Ты ошибался. Я не считала себя в праве упрекать тебя.
Джон. Но почему, Констанс? Ты имела полное право. Мы вели себя, как две свиньи. Я, возможно, грязный пес, но, слава Богу, знаю, что я — грязный пес.
Констанс. Твое желание ко мне остыло. Как я могла тебя в этом винить? Если ты меня не желал, какая тебе от меня была польза? Ты же видишь, как мало внимания я уделяю хорошо налаженному домашнему хозяйству.
Джон. Но ты же мать моего ребенка.
Констанс. Давай не преувеличивать важность этого аспекта, Джон. Я выполнила естественную функцию моего пола. А после его рождения присматривали за ним другие, лучше знающие это утомительное дело люди. Давай уж честно признаем, в твоем доме я была паразитом. Чтобы не потерять меня, ты официально согласился взять на себя определенные обязательства, и я испытывала к тебе безмерную благодарность, ибо ты ни словом, ни делом не показывал, что я не более чем дорогой, а иногда и мешающий элемент интерьера.
Джон. Я никогда не считал, что ты мне мешала. И я не понимаю, почему ты называешь себя паразитом. Разве я когда-нибудь ворчал по поводу хоть одного потраченного на тебя пенса?
Констанс (насмешливо). То есть я считала, что у тебя прекрасные манеры, а на поверку выходит, что ты глуповат? Неужели ты такой же дурак, как среднестатистический мужчина, который мгновенно клюет на блеф среднестатистической женщины? Мол, раз уж ты женился на ней, то должен выполнять все ее желания и обеспечивать все нужды, жертвуя собственными удовольствиями, интересами, удобствами? И при этом почитать за счастье право быть ее рабом и кредитором? Да перестань, Джон, быть такого не может. Теперь, когда женщины проломили стены гаремов, у них нет выхода, кроме как жить по законам улицы.
Джон. Ты слишком многое оставляешь за скобками. Неужто ты не думаешь, что мужчина может испытывать чувство благодарности к к женщине, которую любил в прошлом?
Констанс. Я думаю, чувство благодарности особенно сильно у мужчин, пока не требует от них жертв.
Джон. Что ж, у тебя, конечно, своеобразный взгляд на отношения мужчины и женщины, но, полагаю, мне это только на руку. В конце концов, ты узнала о том, что происходило, задолго до того, как все выплыло наружу. Но мне по-прежнему неясно, что заставило тебя начать работать.
Констанс. Я, как и положено женщине, ленива. Пока соблюдались внешние приличия, я соглашалась брать все, что мне дают, ничего не давая взамен. Была паразитом, и это знала. Но когда дело обернулось так, что только твоя вежливость или недостаток ума мешали сказать мне об этом в глаза, я решила переменить свою жизнь. Подумала, что пора занять позицию, с которой, будь на то мое желание, я могла бы вежливо и спокойно, но со всей решительностью, предложить тебе катиться ко всем чертям.
Джон. И теперь ты занимаешь эту позицию?
Констанс. Именно так. Я ничего тебе не должна. Я могу содержать себя. Я оплатила все свои расходы за последний год. Из всех свобод в действительности важна только одна, и свобода эта — экономическая. Как ни крути, кто платит, тот и заказывает музыку. Что ж, теперь я обладаю этой свободой, и безмерная радость переполняет мою душу. Насколько я помню, те же чувства я испытывала, лишь когда ела первое в жизни клубничное мороженное.
Джон. Знаешь, я бы предпочел, чтобы ты месяц устраивала мне сцены и смешивала с грязью, как любая среднестатистическая женщина, чем целый год копила холодную злобу, чтобы сейчас вылить ее на меня.
Констанс. Милый, о чем ты говоришь? Ты знаешь меня пятнадцать лет. Неужели ты меня можно упрекнуть в неискренности? Не копила я никакой злобы. Как можно, дорогой, я очень тебя люблю.
Джон. Уж не хочешь же ты сказать, что проделала все это не для того, чтобы я чувствовал себя отъявленным негодяем?
Констанс. Да нет же. Клянусь честью. Заглядывая в свое сердце, я нахожу в тем только любовь и самые нежные, теплые чувства к тебе. Или ты мне не веришь?
(Джон какое-то время смотрит на нее, на его лице написано недоумение.)
Джон. Как это ни странно, верю. Ты — удивительная женщина, Констанс.
Констанс. Я знаю, но ты никому об этом не говори. Негоже давать близкому человеку отрицательную характеристику.
Джон (с обаятельной улыбкой). Чертовски жаль, что я не смог вырваться. Не нравится мне, что ты едешь одна.
Констанс. Но я еду не одна. Разве я тебе не говорила?
Джон. Нет.
Констанс. Значит, только собиралась. Я еду с Бернардом.
Джон. Да? Ты ничего не говорила. А с кем еще?
Констанс. Ни с кем.
Джон. Однако! (Он безусловно потрясен новостью.) Как-то это странно.
Констанс. Да нет же. А почему?
Джон (не зная, как ему реагировать). Ну, знаешь ли, как-то не принято, что молодая женщина едет в шестинедельный отпуск с мужчиной, которого едва ли можно принять за ее отца.
Констанс. Действительно, Бернард чуть старше тебя.
Джон. А ты не думаешь, что начнутся сплетни?
Констанс. Дорогой, я же не собираюсь объявлять об этом по всеуслышание. Более того, я никому об этом не говорила, тебе первому, и, естественно, могу рассчитывать на то, что ты ни с кем не будешь делиться этой новостью.
(Джон вдруг чувствует, что ему жмет воротник рубашки, пальцами пытается растянуть его.)
Джон. Тебя наверняка кто-нибудь увидит, пойдут разговоры.
Констанс. Я в этом сильно сомневаюсь. Видишь ли, мы поедем на автомобиле и не собираемся бывать там, куда ездят все. С нашими милыми друзьями хлопот не будет. Чтобы их встретить, надо ехать на модный курорт в пик сезона.
Джон. Разумеется я не так глуп, чтобы подозревать самое худшее, если женщина и мужчина путешествуют вместе, но я не могу отрицать, что все это довольно необычно. У меня и в мыслях нет, что между вами что-то может быть, но обычный человек именно об этом и подумает.
Констанс (предельно холодно). Я всегда думала, что у обычных людей больше здравого смысла, чем представляется умникам.
Джон (нахмурившись). Что ты хочешь этим сказать?
Констанс. Разумеется, мы едем как муж и жена.
Джон. Не дури мне голову, Констанс. Ты не понимаешь, что говоришь. Это не смешно.
Констанс. Но, бедный мой Джон, за кого ты нас принимаешь? Или я так безобразна, что ты не веришь моим словам? По какой другой причине я могу ехать с Бернардом? Если б мне требовался компаньон, я бы взяла с собой женщину. Мы бы жаловались друг другу на головную боль, мыли головы в одном салоне и обменивались выкройками вечерних платьев. С женщиной путешествовать куда приятнее.
Джон. Я, возможно, очень глуп, но никак не могу взять в толк, что ты мне говоришь. Ты действительно хочешь, чтобы я поверил, что Бернард Керсал — твой любовник?
Констанс. Конечно же, нет.
Джон. Тогда о чем мы сейчас говорим?
Констанс. Дорогой мой, по-моему все ясно и понятно. Я еду в отпуск на шесть недель, и Бернард великодушно предложил сопровождать меня.
Джон. А как же я?
Констанс. Никак. Ты остаешься дома и приглядываешь за своими пациентами.
Джон (стараясь держать себя в руках). Я всегда полагал себя благоразумным человеком, я не собираюсь давать волю эмоциям. Многие мужчины начали бы топать ногами или крушить мебель. У меня нет намерения устраивать сцену, но ты должна признать, что твои слова — большой сюрприз.
Констанс. Только на первый момент, дорогой. Я уверена, что уже через несколько минут, обдумав их, ты поймешь, что ничего экстраординарного я не сказала.
Джон. Я сомневаюсь, что у меня найдутся эти минуты. Мне как-то нехорошо, боюсь, у меня вот-вот будет апоплексический удар.
Констанс. Так расстегни воротник. Ты и впрямь сильно раскраснелся.
Джон. С чего ты взяла, что я разрешу тебе уехать?
Констанс (добродушно). Главным образом, с того, что ты не можешь меня остановить.
Джон. Я просто не могу поверить, что ты это серьезно. Не понимаю, как такая идея могла прийти тебе в голову.
Констанс. Я подумала, что перемена пойдет мне на пользу.
Джон. Ерунда.
Констанс. Почему? Тебе-то пошла. Или не помнишь? Ты мрачнел и скучнел. А потом у тебя начался роман с Мари-Луизой и ты совершенно преобразился. Стал веселым, радостным, лучился энергией, с таким и жить одно удовольствие. Эффект был налицо.
Джон. Мужчины — это одно, женщины — совсем другое.
Констанс. Ты думаешь о возможных последствиях? Но викторианская эра, когда через определенный период времени, прошедший после любовных шалостей, появлялся младенец, осталась в далеком прошлом.
Джон. Я не об этом. Если жене изменяет муж, ей все сочувствуют, а вот если жена изменяет мужу, над ним просто смеются.
Констанс. Это один из бытовых предрассудков, которые здравомыслящие люди должны полностью игнорировать.
Джон. Ты хочешь, чтобы я сидел и смотрел, как мужчина уводит жену у меня из-под носа? Может, ты еще попросишь меня пожать ему руку и пожелать счастливого пути?
Констанс. Как раз собиралась. Он приедет с минуты на минуту, чтобы попрощаться с тобой.
Джон. Я вышибу ему мозги.
Констанс. Я бы тебе не советовала. Мужчина он крепкий, и у меня сложилось впечатление, что у него отлично поставлен удар левой.
Джон. Тогда я получу безмерное удовольствие, высказав ему все, что я о нем думаю.
Констанс. С чего? Или ты забыл как я вела себя с Мари-Луизой? Мы же были лучшими подругами. Она никогда не покупала шляпу, не посоветовавшись со мной.
Джон. В моих венах течет кровь, а не вода.
Констанс. На данный момент меня больше интересует серое вещество в твоей голове.
Джон. Он тебя любит?
Констанс. Безумно. Или ты не знаешь?
Джон. Я? Откуда?
Констанс. В последний год он проводил здесь довольно много времени. У тебя сложилось впечатление, что он приходил, чтобы повидаться с тобой?
Джон. Я не обращал на него внимания. Мне показалось, что с ним скучно.
Констанс. С ним скучно. Но он очень милый.
Джон. Что он за мужчина, если ест хлеб ближнего и пьет его вино, а потом занимается любовью с его женой?
Констанс. Должна сказать, такой же, как ты, Джон.
Джон. Отнюдь. Мортимер из тех, кому на роду написано быть посмешищем.
Констанс. Для всех нас замысел провидения — тайна за семью печатями.
Джон. Я вижу, ты решила меня довести. Сейчас я что-нибудь разобью.
Констанс. Начни вон с той сине-белой вазы, которую твой дядя Генри подарил нам на свадьбу. Разбей ее, это современная имитация под старину.
(Джон берет вазу и швыряет об пол. Ваза разбивается.)
Джон. Вот.
Констанс. Тебе полегчало?
Джон. Ни капельки.
Констанс. Тогда жаль, что ты ее разбил. Мы могли бы подарить ее на свадьбу одному из твоих коллег в больнице.
(Дворецкий вводит в гостиную миссис Калвер.)
Бентли. Миссис Калвер.
Констанс. О, мама, как хорошо, что ты пришла. Я надеялась повидаться с тобой до отъезда.
Миссис Калвер. Я вижу, у вас упала ваза.
Констанс. Да нет, Джон вышел из себя и подумал, что сможет стравить пар, если что-то разобьет.
Миссис Калвер. Ерунда. Джон никогда не выходит из себя.
Джон. Это вы так думаете, миссис Калвер. Да, я вышел из себя. Я очень вспыльчивый. Вы с Констанс заодно?
Констанс. Нет, мама ничего не знает.
Джон. Сделайте что-нибудь, чтобы остановить ее. Вы же можете на нее повлиять. Вы должны понимать, что вся эта затея абсурдна.
Миссис Калвер. Мой дорогой мальчик, я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.
Джон. Она собирается в Италию с Бернардом Керсалом. Вдвоем.
Миссис Калвер (изумленно). Это неправда. С чего ты взял?
Джон. Она сама только что мне сказала. Между прочим, тем же тоном, каким говорят о том, что надо почистить пальто.
Миссис Калвер. Это правда, Констанс?
Констанс. Более чем.
Миссис Калвер. Но разве ты не ладишь с Джоном? Я всегда думала, что вы живете душа в душу.
Джон. Я тоже. Мы никогда не ссорились. Всегда находили общий язык.
Миссис Калвер. Разве ты больше не любишь Джона, дорогая?
Констанс. Разумеется, люблю.
Джон. Как же ты можешь меня любить, если намерена нанести мне самое жестокое оскорбление, на какое только способна нанести женщина мужчине?
Констанс. Не идиотничай, Джон. Год тому назад ты точно также оскорбил меня.
Джон (подходит к ней, вдруг понимает, в чем, все-таки дело). Ты таким образом хочешь расквитаться со мной за Мари-Луизу.
Констанс. Ты просто дурак, Джон. Такая мысль даже не приходила мне в голову.
Миссис Калвер. Но тогда была совершенно другая ситуация. Джон, конечно, поступил очень нехорошо, но он извинился за содеянное и был наказан. Конечно, его поведение причинила нам немало горя. Но мужчина есть мужчина, и от него всегда можно ожидать чего-то подобного. А потому можно и извинить. Женщину — нет. Полигамия у мужчин в крови, и благоразумная женщина всегда простит им случайный проступок, понимая, что где-то они — жертвы обстоятельств. Женщины же по природе своей моногамны. Они просто не должны желать больше одного мужчины, вот почему вир осуждает их, если они выходят за естественные ограничения своего пола.
Констанс (с улыбкой). Сложно, знаешь ли, понять, почему вкусненькое для мужа, не может быть сладеньким для жены.
Миссис Калвер. Мы все знаем, что верность для мужчин — пустой звук. Они могут не пропускать ни одной юбки и при этом оставаться честными, трудолюбивыми, заслуживающими доверия. У женщин все иначе. Они становятся лживыми, раздраженными, ленивыми, беспомощными, нечестными. Вот почему опыт десяти тысячелетий, накопленный человечеством, требует от женщин верности. Все знают, что добродетель — ключ к остальным достоинствам.
Констанс. Они нечестны в том, что отдают уже не принадлежащее им. Они продали себя за стол, кров и защиту. Они — личное движимое имущество. Они полностью зависят от мужей, а когда изменяют, становятся лгуньями и воровками. Я — другое дело. Я экономически независима от Джона, а потому требую и сексуальной независимости. Сегодня я внесла на счет Джона тысячу фунтов за свое годичное содержание.
Джон. Я отказываюсь их брать.
Констанс. Тем не менее, придется.
Миссис Калвер. Это не повод выходить из себя.
Констанс. Я полностью сохраняю самообладание.
Джон. Если ты думаешь, что свободная любовь — удовольствие, то ты ошибаешься. Поверь мне, приписываемые ей достоинства сильно преувеличены.
Констанс. В этом случае остается только удивляться, почему люди никак не поставят на ней крест.
Джон. Я знаю, о чем говорю, можешь мне поверить. Она обладает всеми недостатками супружеской жизни, без преимуществ последней. Заверяю тебя, дорогая, игра не стоит свеч.
Констанс. Ты, возможно, прав, но ты знаешь, как трудно судить о чем-либо по чужому опыту. Думаю, лучше испытать все на себе.
Миссис Калвер. Ты любишь Бернарда?
Констанс. По правде говоря, я еще не решила. Как узнать, любишь человека или нет?
Миссис Калвер. Дорогая, я знаю, как это проверить. Могла бы ты воспользоваться его зубной щеткой?
Констанс. Нет.
Миссис Калвер. Тогда ты его не любишь.
Констанс. Он боготворил меня пятнадцать лет. Такая преданность, естественно, находит отклик в моем сердце. Я хочу как-то показать ему, что меня нельзя называть неблагодарной. Видите ли, через шесть недель он возвращается в Японию. Обратно вернется только через семь лет. Сейчас мне тридцать шесть и он меня обожает. Через семь лет мне будет сорок три. Женщина в таком возрасте часто сохраняет очарование, но крайне редко привлекает пятидесятипятилетних мужчин. Я пришла к выводу: сейчас или никогда, и спросила его, не хочет ли он, чтобы я провела с ним эти последние шесть недель в Италии. И когда в Неаполе я буду махать платочком его уходящему кораблю, я нндеюсь, он будет знать, что все эти годы бескорыстной любви чего-то да стоили.
Джон. Шесть недель. Ты собираешься оставить его через шесть недель?
Констанс. Да, конечно. Из-за того, что я установила временные рамки нашей любви, думаю, мы сможем испытать неземное блаженство и расстанемся, пребывая на седьмом небе. Ты же сам знаешь, Джон, роза особенно прекрасна в период полного расцвета, а потом ее лепестки опадают.
Джон. Ты меня потрясла до глубины души, удивила до предела. Я просто не знаю, что и сказать. Ты захватила меня врасплох.
(Миссис Калвер, которая стоит у окна, вскрикивает.)
Констанс. Что такое?
Миссис Калвер. Бернард. Он только что подъехал.
Джон. Ты хочешь, чтобы я принимал его так, словно мне неведомы твои планы?
Констанс. Наилучший вариант. Устраивать сцену ревности глупо, и она не изменит моего решения уехать с ним.
Джон. Я же должен принимать во внимание собственное достоинство.
Констанс. Зачастую сохранить его в наилучшем виде удается, спрятав в карман. Я буду очень признательна тебе, Джон, если ты будешь принимать его так, как я принимала Мари-Луизу, зная, что она — твоя любовница.
Джон. Он знает, что я знаю?
Констанс. Разумеется, нет. Он придерживается традиционных взглядов, знаешь ли, и не может непринужденно обмануть друга. Он абсолютно уверен, что ты не в курсе.
Миссис Калвер. Констанс, никакие мои аргументы не заставят тебя изменить принятое решение?
Констанс. Не заставят, дорогая.
Миссис Калвер. Тогда я не буду понапрасну сотрясать воздух и уйду до того, как он поднимется сюда.
Констанс. Как тебе будет удобно. До свидания, мама. Ты получишь от меня много открыток.
Миссис Калвер. Я не одобряю твою выходку, Констанс, и не собираюсь притворяться в обратном. Толку от этого не будет. В мужчинах природой заложены порочность, склонность к обману и изменам жене. Женщине же положено хранить добродетельность, прощать и страдать. Так повелось с начала веков и никакие новые идеи не смогут изменить основополагающие законы нашего общества.
(Входит дворецкий, за ним Бернард.)
Бентли. Мистер Керсал.
Миссис Калвер. Добрый день, Бернард, и до свидания. Я как раз ухожу.
Бернард. Какая жалость. До свидания.
(Она уходит.)
Констанс (Бернарду). Добрый день. Один момент (Дворецкому). Бентли, пожалуйста, отнеси мои вещи вниз и положи в такси, хорошо?
Бентли. Хорошо, мадам.
Бернард. Ты уже уезжаешь? Как хорошо, что я успел тебя застать. Я бы всю жизнь корил себя за то, что не попрощался.
Констанс. И дай мне знать, когда подъедет такси.
Бентли. Да, мадам.
Констанс. Теперь я могу уделить внимание и тебе.
(Дворецкий уходит.)
Бернард. Тебе не терпится уехать в отпуск?
Констанс. Более чем. Для меня такое путешествие впервые, и я живу предвкушением.
Бернард. Ты едешь одна, не так ли?
Констанс. Да, совсем одна.
Бернард. Жаль, что ты не смог вырваться, старичок.
Джон. Чертовски жаль.
Бернард. Полагаю, это проблема всех хороших специалистов. Работа их не отпускает. Вот и тебе приходится прежде всего думать о своих пациентах.
Джон. Приходится.
Констанс. К тому же Джона Италия не впечатляет.
Бернард. О, так ты едешь в Италию? Вроде бы ты упоминала Испанию.
Джон. Нет, речь всегда шла об Италии.
Бернард. Действительно, тебе не это не очень подходит, старичок. Хотя, вроде бы рядом с озером Комо есть прекрасные поля для гольфа.
Джон. Неужели?
Бернард. А ты, случайно, не окажешься неподалеку от Неаполя в конце июля?
Констанс. Не знаю. С планами я еще не определилась.
Бернард. Спрашиваю только потому, что мой пароход отплывает из Неаполя. Было бы забавно встретиться там.
Джон. Очень забавно.
Констанс. Надеюсь, в мое отсутствие ты будешь часто видеться с Джоном. Боюсь, без меня ему будет одиноко, бедняжке. Почему бы вам не пообедать вместе не следующей неделе?
Бернард. Я очень сожалею, но я тоже уезжаю.
Констанс. Правда? Вроде бы ты собирался оставаться в Лондоне до самого отъезда в Японию.
Бернард. Я собирался, но мой доктор отправил меня на воды.
Джон. И от чего тебе надо лечиться?
Бернард. О конкретной болезни речь не идет. Он порекомендовал мне пройти общеукрепляющий курс.
Джон. Правда? И как фамилия твоего доктора?
Бернард. Ты его не знаешь. Мы вместе воевали.
Джон. Понятно!
Бернард. Поэтому, к сожалению, я должен с тобой попрощаться. Конечно, не хочется покидать Лондон, учитывая, что в Европу я попаду лишь через несколько лет, но, с другой стороны, глупо не воспользоваться рекомендациями специалиста, если уж ты к нему обратился.
Джон. Особенно, если свои рекомендации он оценивает в три гинеи.
Констанс. Очень жаль. Я-то рассчитывала, что во время моего отсутствия ты проследишь за тем, чтобы Джон не попал под дурное влияние.
Бернард. Едва ли я смог бы это гарантировать. Но мы смогли бы несколько раз сходить в театр, сыграли бы в гольф.
Констанс. В общем, хорошо бы провели время, не так ли Джон?
Джон. Просто отлично.
(Входит дворецкий.)
Бентли. Такси ждет, мадам.
Констанс. Благодарю.
(Дворецкий уходит.)
Бернард. Тогда разрешите откланяться. На случай, что не увижу вас вновь, позвольте поблагодарить за всю ту доброту и радушие, которые я видел от вас за год, проведенный в Лондоне.
Констанс. Мы рады, что ты заглянул к нам.
Бернард. Ты и Джон так тепло принимали меня. Я и представить себе не мог, что этот год будет для меня таким удачным.
Констанс. Нам будет тебя недоставать. Джон так радовался, что есть человек, который может пойти со мной в театр, когда его срочно вызывают на операцию. Не правда ли, дорогой?
Джон. Правда, дорогая.
Констанс. Он никогда не волновался, зная, что я с тобой. Не волновался, дорогой?
Джон. Не волновался, дорогая.
Бернард. И я страшно рад, что оказался хоть чем-то полезен. Не забывайте меня, хорошо?
Констанс. Едва ли нам это удастся, не так ли, дорогой?
Джон. Никогда, дорогая.
Бернард. А если у вас появится свободная минутка, напишите мне, хорошо? Вы просто не знаете, как дороги нам, изгнанникам, письма с родины.
Констанс. Разумеется, напишем. Оба. Не так ли, дорогой?
Джон. Да, дорогая.
Констанс. Джон так хорошо пишет письма. Они такие остроумные, забавные.
Бернард. Ловлю вас на слове. Что ж, прощай, старичок. Всего тебе хорошего.
Джон. Спасибо, старичок.
Бернард. Прощай, Констанс. Мне столько надо сказать тебе, но я не знаю, с чего начать.