Страница:
- А может быть, нам сначала доставить товары Насиру и избавиться от груза, который нуждается в охране и требует забот, - предложил Абдулла, а потом пойдем к Омару Мансуру.
- Нет, нет, я не могу откладывать, - возразил Якуб. - Мне нужно поскорее увидеть продавца драгоценных камней и отобрать все лучшее, что у него будет. Ведь меня могут опередить?
- Могут, - согласился старик.
Маленькая лавчонка продавца драгоценных камней была похожа на шкатулку. Оконце, заделанное резным алебастром, пропускало нежный розоватый солнечный свет, который позволял видеть камни во всей их красе и великолепии. Омар Мансур был очень удивлен, узнав, что Якубу поручено отобрать столь дорогие камни.
- Ты пользуешься таким доверием у отца? - удивился купец. - Ведь эти камни стоят целое состояние.
- Наш Якуб понимает в камнях больше самого Мухаммада, - вмешался в разговор Абдулла. - Может быть, ты слыхал о знаменитом ученом Гурганджа Абу-Райхане ал-Бируни?
- Не слыхал. А кто он?
- Большой знаток драгоценных камней, - ответил Якуб. - А я, будучи его учеником, кое-чему научился.
Когда купец Омар поставил на низенький столик свой заветный ларец, Якуб с нетерпением ждал, скоро ли он откроет замысловатый замок. Потом он услышал нежный, мелодичный звон, и наконец крышка поднялась. Омар стал осторожно вынимать из ларца свои сокровища.
- Ну, вот рубины цвета пылающих углей. Посмотри, юноша.
Якуб положил себе на ладонь несколько крупных рубинов.
- Они разных оттенков, - сказал он, рассматривая их на свет. - Вот этот, побольше, и в самом деле таит в себе маленький костер, а вот этот, продолговатый, - более густого цвета, а этот вовсе свекольный. И шлифовка здесь разная. Они по цене должны быть разные. Как ты их оценил? - спросил он Омара.
- Я оценил их по величине, а они почти равные, - ответил купец с усмешкой. - Твои познания, юноша, даже чрезмерны. Не знаю, почему ты посчитал этот великолепный рубин менее ценным, чем тот, в котором ты увидел пылающие угли. Я не вижу здесь свекольного оттенка. Это твоя выдумка.
Они долго спорили и торговались, прежде чем Омар уступил, и Якуб, довольный тем, что не допустил оплошности, бережно спрятал рубины в мешочке на груди.
- А теперь покажи мне оникс. Мне хотелось бы получить у тебя сорт, называемый "албакрами". Это трехцветный оникс. Один слой коралловый или красный, над ним белый непрозрачный, а поверх него прозрачно-хрустальный.
- Вот чего захотел! - удивился Омар. - Ты захотел редкий, самый ценный сорт. Но у меня есть еще более удивительный оникс - с черным слоем. Посмотри.
- О! Это биссинский оникс! - воскликнул Якуб. - Я куплю его. Здесь черные и белые полосы очень красиво чередуются.
Якуб провел в лавчонке Омара полдня. Абдулла потерял всякое терпение и про себя уже бранил молодого хозяина, хотя видел, как умело, со знанием дела он выполняет поручение Мухаммада.
Прощаясь с Якубом, Омар признался, что никак не ожидал встретить такого молодого знатока драгоценных камней.
- Пожалуй, и сам Мухаммад ал-Хасияд не смог бы так верно, с таким пониманием отобрать камни, - сказал Омар. - Знай, юноша, я продешевил, и это случилось лишь по причине того, что ты знаешь о камнях больше, чем любой мой покупатель. Видно, что учитель твой большой знаток этого дела. Пусть аллах пошлет ему много светлых дней. Но ты впредь будь сдержанней, не кричи на старого человека, когда пытаешься ему доказать, что жемчуга плохо просверлены, а яхонты не самого лучшего сорта. Ведь я не знал, что ты делаешь покупку для самого бухарского хана.
Абдулла с трудом увел Якуба от ларца с драгоценностями. Он боялся, что его молодой хозяин забудет о своих делах и потерпит убыток. А главное, купит то, что не следует сейчас покупать для дела.
Базар уже пустел, когда погонщики привели верблюдов и Якуб разложил наконец перед купцом Насиром привезенные им ткани. Но что случилось с Насиром? Уж очень безразлично он разворачивает куски, хмурится и пренебрежительно бросает:
- Пожалуй, сейчас мне уже не нужно всех твоих товаров. Я кое-что купил в течение дня, с меня хватит. Разве если отдашь за полцены. Тогда возьму про запас.
- Как ты можешь? Я для тебя привез эти ткани, - сокрушался Якуб. Почему же ты раздумал? Я не могу продать тебе с таким убытком.
- Не уступай ему, - шепнул Абдулла хозяину. - Не продешеви. Насир хитер. Разве ты не видишь, как прячутся от нас его маленькие хитрые глаза! Так и бегают, словно шарят.
Торговались долго, до хрипоты. Абдулла дважды вьючил верблюдов и делал вид, что уводит их. А Насир все уверял, что назначенная им цена самая высокая, что он не прибавит и медного дирхема. Только после того, как вьюки уже в третий раз оказались на спинах верблюдов, купец хлопнул Якуба по плечу и предложил сходную цену. Он знал, что и так покупает с большой выгодой для себя. И как было не воспользоваться доверчивостью молодого купца?
В караван-сарай Якуб возвращался уже в сумерках, когда вечерняя прохлада привлекла на улицы города множество людей. Одни сидели на крышах домов, другие плыли на лодках, озаренных факелами, по реке Тигр. Люди пели, смеялись, бранились.
Якуб устал, он испытывал удовлетворение, оттого что в первый же день так много сделал. Но впереди было еще много дел, и так хотелось поскорее избавиться от всех забот и пойти на книжный базар.
"Ты смотри, Якуб, - говорил ему на прощание устод, - не забудь побывать в "Доме мудрости", там собраны редкие книги. К тому же там есть возвышение, откуда можно наблюдать за звездами. Там собраны лучшие астролябии".
Пока ему еще не удалось узнать про этот "Дом мудрости", но он непременно узнает и побывает там.
"Раз уж я в Багдаде, - думал Якуб, - мне следует увидеть все примечательное, связанное с науками. Многие говорят, что ученые Багдада знамениты на весь свет. Но это неудивительно. Должно быть, халиф приблизил их к себе так же, как постарался это сделать хорезмшах, приблизив к себе ученых Бухары, Самарканда и Нишапура".
Целые дни Якуб проводил на базарах Багдада. Абдулла всюду следовал за ним. Старик здесь бывал уже не раз и мог ответить на многочисленные вопросы Якуба, которому было одинаково интересно узнать, кто эти люди, одетые в пестрые, так непохожие на бухарские одежды, кто эти женщины с колокольчиками в длинных косах и золотыми обручами на ногах.
- Посмотри, Абдулла, - заметил как-то Якуб, - на эту женщину, что покупает финики: на ней удивительное ожерелье из агатовых палочек. Посмотри, как искусно сделано. Я такого никогда не видел.
- Здесь не такое еще увидишь, - махнул рукой Абдулла.
Старика все это мало занимало. Ему хотелось поскорее вернуться в Бухару и отдохнуть на крыше своей глиняной хижины. А Якубу все нужно знать, и так его все развлекает и занимает, что он даже не вспоминает о доме, о больном отце. "Странный юноша, - думал Абдулла. - Мне казалось, он добрый человек, а он черствый, к отцу равнодушен. И для чего тогда растить сыновей? И почему аллах создает их такими?.."
А Якуб, возвращаясь в караван-сарай, садился у крошечного фитилька, торчащего из помятого бронзового светильника, и принимался за пергамент. Он записывал все: что продал, что купил, какая цена, в чем усмотрел выгоду, а в чем убыток. Якуб знал, что, как бы ни были удачны его сделки, они не доставят радости отцу, если Мухаммад не получит вот этих записей. Как-то Якуб показал Абдулле эти записи и кое-что ему прочел. Старик был доволен. Он этого не знал. И теперь он понял, что неверно судил Якуба.
- Ты лучше, чем я думал, - сказал старик юноше. - Я боялся, что ты забыл о том, что отец болен, не понял, что дверь бедствий широка, а день радости краток...
ЯД В ПЕРСТНЕ ДЖАФАРА
В один из дней Якуб проходил мимо невольничьего рынка. Невольничий рынок в Багдаде был самым обширным, самым шумным и многолюдным. Ведь здесь продавали людей, и каждому работорговцу хотелось показать свой товар возможно выгоднее, чтобы получить за него более высокую цену. На багдадском рынке можно было купить невольника из Хазарии, негра из африканских джунглей, стройного нубийца, черноглазую красавицу из Туниса, здесь были голубоглазые, светловолосые славяне из далекого Киева. Сколько горя и страданий было на лицах несчастных, волею судьбы заброшенных к берегам Тигра, в ненавистный для них город мира - Багдад! Здесь только и говорили о всемогущем аллахе, добром и милосердном боге, и с именем аллаха разлучали мать с грудным младенцем, брата - с сестрой, мужа - с женой.
- Прежде всего смотри на глаза и брови, потом на нос, губы и зубы. Потом смотри на его волосы, ибо господь великий и славный всем людям вложил красоту в глаза и брови... - Так говорил старый толстый мусульманин в пестрой чалме и полосатом шелковом халате.
Он, видно, поучал своего сына, который впервые пришел купить себе раба.
- Я сам буду выбирать, - ответил старику молодой.
Он подошел к работорговцу из бедуинов и стал рассматривать молодого смуглого юношу, рядом с которым стояла красивая девушка с курчавой головой и серебряным кольцом в носу.
Якуб остановился и стал прислушиваться к разговору покупателя с продавцом-бедуином.
- Ты посмотри, какие у него ровные белые зубы, - говорил бедуин, бесцеремонно раскрывая рот юноши, словно это была лошадь. - Он молод и здоров. Видишь, какая красивая у него была невеста?
Девушка громко заплакала, спрятав лицо в длинном рукаве своей голубой рубашки.
- Этот раб годен только для того, чтобы смотреть за собаками и лошадьми, - услышал Якуб каркающий голос какой-то богатой старухи, которая торговала раба с широкими бровями и с глазами навыкате.
У раба было злое и неприятное лицо, и старуха хотела его купить вдвое дешевле, чем запросил торговец.
Непривычно все это было для Якуба. И в Бухаре и в Самарканде он видел рабов, которыми владели царедворцы и богатые люди, но там не было невольничьих рынков и никто не знал, как были куплены эти люди.
- Послушай, Якуб, эти люди, должно быть, из кочевников хорезмийских степей. Послушай... их говор мне знаком, - сказал Абдулла, подзывая Якуба к группе людей, где были женщины и дети.
"Да, этот говор мне тоже знаком, - подумал Якуб. - Надо послушать, о чем они говорят". Якуб обратил внимание на стройную, красивую женщину, в рваной одежде, непричесанную и очень печальную. Тонкой нежной рукой она гладила голову курчавого малыша. В подол ее платья вцепилась девочка лет восьми, такая же красивая и такая же печальная. Мальчуган, приподымаясь на цыпочках, о чем-то шептал ей на ухо. А мать, видимо не слушая его, все гладила и гладила его головку, а потом, склонившись над ним, горько заплакала.
Якуб понимал ее горе: она боялась, что ее разлучат с детьми. И в самом деле, что будет, если их разлучат? Как она перенесет это несчастье? Якубу захотелось чем-нибудь помочь этой несчастной. Он сделал вид, что собирается выбрать себе рабыню, и подошел ближе. Увидев покупателя, женщина еще громче заплакала, а малыш, цепляясь за подол ее платья, шепнул ей на своем языке:
- Не плачь. Перстень нам поможет...
- Какой перстень? О чем ты говоришь, сынок? - спросила женщина.
Она была уверена, что никто ее не поймет. Но Якуб отлично понимал их речь и внимательно прислушивался.
- В голове, - прошептал мальчик. - Погладь голову - ты нащупаешь перстень отца. Я спрятал его в волосах.
Женщина молча прижалась к голове сына, и Якуб увидел испуг на ее лице. Она, должно быть, нащупала перстень.
"Как странно... Откуда перстень у такого мальчугана? Кто же его отец?" Якубу было интересно узнать это.
А женщина, оглянувшись по сторонам и увидев, что работорговец занят разговором с каким-то покупателем, стала поспешно извлекать перстень из запутанных густых волос мальчугана. Она вытащила его, посмотрела и быстро спрятала в рукаве своей рваной одежды.
"Почему же она испугалась, если нашла драгоценный перстень? Ведь он может ей пригодиться в беде", - подумал Якуб.
А мальчик с надеждой и радостью во взоре снова обратился к матери. Он говорил ей о том, что перстень этот отец сунул ему незаметно, когда его уводили разбойники. Он спросил у матери, спасет ли их этот перстень. И Якуб услышал, как мать, прижав к себе детей, сказала им:
- Не плачьте и не пугайтесь. Этот перстень спасет нас в случае разлуки. Если нас продадут врозь и мы должны будем расстаться - для нас это хуже смерти, не правда ли, мы не вынесем такого несчастья! Перстень поможет нам. Ведь он с ядом... Под камнем коробочка с ядом. Как только нас вздумают разлучить, каждый из нас должен лизнуть этот яд, и мы все уйдем на небо и там будем вместе.
Судорожно цепляясь за мать, дети ответили ей горьким плачем. Тут Якуб не выдержал, подошел к женщине и обратился к ней на языке ее племени. Он сказал, что слышал разговор о перстне и хочет им помочь. Он попросил женщину продать ему перстень и сказал, что добавит денег, чтобы выкупить их и дать им свободу.
Задыхаясь от слез, женщина благодарила Якуба. Путаясь, не находя слов, она пыталась коротко рассказать ему о том ужасном несчастье, какое случилось с их семьей и со всем кочевьем, подвергшимся нападению разбойников.
- Я вижу, идет хозяин, - сказал Якуб. - Попробую с ним сторговаться. Не знаю, сколько он запросит... Только попрошу тебя, притворись больной, сделай вид, что ты едва стоишь на ногах, иначе он запросит слишком много.
- Увы, мне не надо притворяться, - вздохнула невольница. - Разве ты не видишь, какое желтое у меня лицо, как дрожат мои руки и ноги? Уже много дней я пребываю в страшном ознобе, а по ночам горю как в огне. Мне не надо притворяться... - Звякнув бронзовыми цепями, женщина опустилась на землю.
Тут Якуб увидел цепи, сковавшие ее ноги, и понял, почему дети не отходили от нее: все они были прикованы к одной цепи.
Когда к Якубу подошел богато одетый человек с толстой кожаной плеткой в руках, юноша обратился к нему с важным видом молодого господина, который может себе позволить купить все, что ему вздумается. Играя своим перстнем, чтобы обратить внимание на драгоценный изумруд, Якуб спросил, сколько нужно уплатить за этих "маленьких щенят". Так он назвал детей.
- Они пригодятся мне на конюшне, - сказал он. - А эта женщина, их мать, мне не нужна. Посмотри: она так больна, что едва держится на ногах.
- Как - больна! - возмутился работорговец. - Она притворяется. Я их кормил и не бил. Я разорился. Тому виной моя доброта. А это все притворство. - Пинком ноги он поднял женщину, но та со стоном снова опустилась на землю. - Она в самом деле не стоит на ногах или так ловко притворяется? Может быть, ей плетка поможет?
Он поднял плетку, но Якуб остановил его и спросил:
- А сколько за всех троих? Разумеется, ты учтешь, что она больна!..
Они долго торговались, а женщина тем временем не переставала плакать. К концу дня, как всегда, озноб сменялся жаром, и она едва держалась на ногах. К тому же она давно не ела и очень горевала о том, что голодны ее дети. Когда она увидела, как Якуб отсчитывает серебряные дирхемы, она стала плакать от радости и счастья. Ей не верилось, что близка желанная свобода.
Но вот и счастливый миг. Якуб потребовал снять цепи, и работорговец сделал это очень быстро и умело. Должно быть, он давно уже наловчился торговать людьми.
- Теперь мы в твоей власти, - улыбнулась женщина. - Веди нас куда-нибудь подальше от невольничьего рынка.
Они пошли в караван-сарай, и надо было видеть радость Абдуллы, когда Якуб сказал ему, что эта женщина с детьми из хорезмийских степей свободна. Старик стал кормить детей, и Якуб испытывал необычайную радость, глядя на молодую мать и курчавого малыша, которые то плакали, то смеялись и непрестанно обращались к нему со словами благодарности.
Утолив голод, дети тут же уснули, а женщина стала рассказывать Якубу и Абдулле о своем кочевье, о муже, который владел большим стадом овец и всегда мог прокормить свою семью. Она рассказала о том, как посланные Махмудом Газневидским воины напали на их кочевье, угнали стада и забрали в рабство мужчин.
- Мы остались нищими и обездоленными, - говорила она. - Нас забрали в рабство и продали багдадским купцам. Когда мы покидали свои селения, они были охвачены пламенем.
- Откуда у тебя такой дорогой перстень? - спросил Якуб.
- Муж получил его от купца, который шел с караваном мимо наших мест и подвергся нападению разбойников. Мой муж с людьми нашего племени помог прогнать разбойников и выручил купца, шедшего с караваном. Он оставил ему в благодарность вот этот перстень, хорошего коня и дорогую одежду. Ведь муж спас ему не только достояние, но и жизнь. А теперь мы сироты и нам некуда идти.
Якуб предложил женщине доставить ее в родные края, где ее соплеменники поставят ей шатер и помогут прокормить детей.
Ночью, когда караван-сарай утих и только храп нарушал безмолвие, Абдулла увидел Якуба с каламом в руках. Он спросил юношу:
- Ты много уплатил за них? Ты не боишься разгневать отца? Я не помню случая, чтобы он покупал невольника.
Якуб признался, что не хочет говорить об этом отцу и намерен доставить невольников в хорезмийские степи так, чтобы отец и не узнал о происшедшем. А деньги, потраченные на них, он получит, продав свой перстень с изумрудом, а также драгоценный перстень этой женщины, которая собиралась лишить себя жизни и загубить детей, воспользовавшись ядом.
- Да, ты поможешь им! - воскликнул старик. - Это хорошо, что ты их выкупил. Человек должен жить, пока аллах дарует ему дни. Это хорошо, что яд из перстня Джафара не пошел им во вред, а, наоборот, помог спасти им жизнь.
Якуб копнул ножом земляной пол и, смешав яд с большой горстью земли, закопал его.
- А если все-таки не хватит денег, - сказал Абдулла, - ты не трать полученное за товары. Отец болен, не надо его тревожить. Я дам тебе взаймы. Я кое-что накопил для подарков племяннице. Ведь она у меня невеста.
* * *
Дни, оставшиеся до возвращения в Бухару, Якуб потратил на знакомство с "Домом мудрости", на посещение книжного базара, на поиски книг, которые могли бы пригодиться устоду. Здесь же, на базаре, он узнал у одного почтенного шейха о большом замке, в котором сохранилась прекрасная библиотека, названная "Сокровищницей мудрости". С давних времен туда приходили люди из разных стран и оставались там изучать всевозможные науки. Незнакомец рассказал Якубу, что услышал про это абу-Машар, астролог из Хорасана. Он направлялся в хаджж, но, увидев эту библиотеку, остался там. Он изучил в ней науку о звездах и настолько увлекся этой наукой, что стал отступником.
- И было это концом его знакомства с хаджжем, с религией и с исламом, - говорил шейх. - Так что, сынок, - обратился он к Якубу, - не всякая сокровищница знаний может принести пользу. Как видишь, абу-Машару она причинила вред.
Слова старого шейха запали в душу Якубу. Он захотел побывать в Керкере, около Багдада, где была эта "Сокровищница мудрости", но ему помешали заботы, свалившиеся на него неожиданно.
Внезапно тяжело заболела бедная женщина, мать детей, которых Якуб выкупил и хотел доставить в родные хорезмийские степи. Больная еще больше похудела, пожелтела и от сильного озноба долгие часы не переставала стучать зубами. Абдулла заботливо поил ее настоем трав, прикладывал к голове мокрую глину, взятую с могилы святого. А когда увидел, что не помогает, отправился на базар и купил шкуру ядовитой змеи. Он привязал эту шкуру к левой руке в надежде, что это непременно исцелит больную, ослабит жар и озноб. Больной не стало легче. И когда Якуб узнал об этом, он не пожалел денег и привел в караван-сарай опытного врачевателя. Осмотрев больную, лекарь сказал Якубу горестную весть: тяжкий недуг уже сделал свое дело, больная догорает, как светильник без масла.
- Но что-нибудь можно сделать для нее? Нельзя ли обнадеживающим словом поднять ей дух, вселить надежду? - спросил Якуб. - Я знаю, друг моего устода Абу-Райхана ал-Бируни, известный врачеватель ибн Сина, до последнего мгновения старается поддержать надежду в больном. И я знаю, этот удивительный лекарь вернул к жизни безнадежных больных.
Старик призадумался, и на его продолговатом, словно обтянутом пергаментом лице мелькнула улыбка.
- Ты знаком с таким знаменитым врачевателем? Слава о нем дошла до Багдада. Должно быть, я не умею делать того, что он умеет. Надо тебе сказать, когда больной подает хоть малейшую надежду, тогда я подхватываю эту надежду и всеми способами внушаю ему уверенность в хорошем исходе. Поверь мне, я вернул к жизни сотни людей. Но сейчас мне нечего было сказать... И все же я пойду. Я кое-что скажу. Я был неправ, поторопился. Ведь речь шла о невольнице. Так мне сказал старый погонщик.
- Для аллаха всемогущего все правоверные равны, - схитрил Якуб. Насколько мне известно, эта женщина из племени, которое приняло веру аллаха.
Строгое восковое лицо лекаря смягчилось, в суровых, словно остекленевших глазах мелькнул огонек. Он молча поспешил к ложу больной и, присев рядом, стал ей говорить о том, что многое зависит от ее воли. И если она очень пожелает, если очень поверит в свое исцеление, то, приняв те лекарства, которые он оставил ей, она скоро подымется и сможет отправиться в дальнее путешествие. И, по мере того как он говорил все это, у женщины светлело лицо, оживали глаза.
- Я очень хочу выздороветь. Это нужно моим малюткам. Ведь без меня они погибнут. Кто доставит их в родные степи? Кто поможет им найти людей нашего племени? Нам выпало большое счастье. На страшном пути невольников нам встретились благородные люди. Не только Якуб ибн Мухаммад проявил к нам величайшую доброту и щедрость, но и старый погонщик верблюдов Абдулла оказал нам великодушие. Его можно сравнить только с заботливой матерью... Как же теперь?..
Женщина горько плакала, и лекарь, которого растрогали ее слова, протянул ей порошки в пергаментной бумаге и сказал, что он дает ей очень редкое и дорогое лекарство, которое поможет. Но только не следует ни плакать, ни огорчаться.
Лекарство и в самом деле принесло облегчение, и Якуб уже склонен был верить в полное исцеление женщины. Как он этого желал! Прожив несколько лет рядом с такими учеными, как ал-Бируни и знаменитый ибн Сина, Якуб уже многое понимал в медицине. Вспоминая рассуждения великого медика, он думал о том, что не столько лихорадка, сколько горе подкосило здоровье женщины и сделало ее такой слабой и немощной. Но, рассуждая так, он убеждал себя в том, что освобождение женщины из рабства должно было стать лучшим лекарством. Почему же этого не случилось?
Пять дней больную навещал знаменитый багдадский лекарь, но женщина не поднялась. Она угасла, как гаснет слабый огонек светильника на ветру.
Провожая ее в последний путь, Якуб вспомнил слова Абу-Али ибн Сины, которого он очень почитал и о котором много думал все эти дни. В своих стихах Абу-Али писал:
От праха черного и до небесных тел
Я тайны разгадал мудрейших слов и дел.
Коварства я избег, распутал все узлы,
Лишь узел смерти я распутать не сумел...*
_______________
* Перевод С. Липкина.
* * *
Сироты остались на попечении Якуба. И, отправляясь в обратный путь, он совершенно не знал, что ему делать, куда их девать.
Обратный путь был печальным, даже скорбным. И не только оттого, что дети, которых опекал Абдулла и которых всячески старался развлечь Якуб, не переставали плакать и причитать на своем малопонятном гортанном языке, но и потому, что Якуба мучила мысль о человеческом горе, которое, как ему казалось, затопило всю землю. Он непрестанно думал о несчастных, попавших в рабство. Ночью ему мерещился невольничий рынок и люди - черные, желтые, белые, в деревянных колодках, в бронзовых цепях, с печальными, скорбными глазами. Он думал об отце, который болен загадочной болезнью и неизвестно, выздоровеет ли. Ведь эта женщина, мать детей, не думала о том, что в ее теле затаился столь страшный недуг!..
Совсем еще недавно, несколько дней назад, Якубу казалось, что он будет гордиться и радоваться, как умело он выполнил трудное поручение отца. Он был так счастлив в тот день, когда получил все товары, которые должен был закупить на багдадском базаре, и когда сделал последние записи на своем пергаменте, чтобы потом во всех делах отчитаться перед отцом. Заботы и огорчения помешали ему побывать в Керкере и увидеть "Сокровищницу мудрости". Он не смог увидеть астрономов и посмотреть багдадские астролябии... Куда же теперь везти детей? Где найти это племя кочевников? Ведь дети никого не знают. Если же он возьмет их к себе домой, тогда он должен рассказать отцу о случившемся: о том, как он купил невольницу с детьми на багдадском базаре, о смерти матери этих детей. И тогда Якубу неизбежно надо признаться отцу в том, что он продал свой драгоценный перстень и взял взаймы у Абдуллы изрядную сумму денег, чтобы расплатиться с работорговцем. Может быть, отец бы и дал денег и позволил взять сирот в свой дом, но без разрешения нельзя делать такие вещи! Он не может огорчать больного отца.
Якуб стал угрюмым и неразговорчивым. Он дни и ночи думал о судьбе несчастных сирот, но ничего не придумал. Когда они были уже в трех днях пути от Бухары, он решил поговорить с Абдуллой.
Выслушав Якуба, Абдулла призадумался.
- Вот что, - сказал он. - Если уж ты начал доброе дело, то не следует его бросать на полпути - ведь ты отлично знаешь, что аллах видит все добрые дела на земле. Не отдавай детей неведомым людям кочевого племени. Да и где ты найдешь то племя, к которому они принадлежат? Я думаю, что при желании ты добудешь немного денег, чтобы помочь сиротам. А я отвезу их к твоему знакомому, ткачу Ибрагиму из Ведара, и попрошу его взять детей на свое попечение. Твой отец нередко посылает меня в Ведар за тканями, я буду их навещать. Дети научатся работать на ткацком станке и добудут себе пропитание.
- Нет, нет, я не могу откладывать, - возразил Якуб. - Мне нужно поскорее увидеть продавца драгоценных камней и отобрать все лучшее, что у него будет. Ведь меня могут опередить?
- Могут, - согласился старик.
Маленькая лавчонка продавца драгоценных камней была похожа на шкатулку. Оконце, заделанное резным алебастром, пропускало нежный розоватый солнечный свет, который позволял видеть камни во всей их красе и великолепии. Омар Мансур был очень удивлен, узнав, что Якубу поручено отобрать столь дорогие камни.
- Ты пользуешься таким доверием у отца? - удивился купец. - Ведь эти камни стоят целое состояние.
- Наш Якуб понимает в камнях больше самого Мухаммада, - вмешался в разговор Абдулла. - Может быть, ты слыхал о знаменитом ученом Гурганджа Абу-Райхане ал-Бируни?
- Не слыхал. А кто он?
- Большой знаток драгоценных камней, - ответил Якуб. - А я, будучи его учеником, кое-чему научился.
Когда купец Омар поставил на низенький столик свой заветный ларец, Якуб с нетерпением ждал, скоро ли он откроет замысловатый замок. Потом он услышал нежный, мелодичный звон, и наконец крышка поднялась. Омар стал осторожно вынимать из ларца свои сокровища.
- Ну, вот рубины цвета пылающих углей. Посмотри, юноша.
Якуб положил себе на ладонь несколько крупных рубинов.
- Они разных оттенков, - сказал он, рассматривая их на свет. - Вот этот, побольше, и в самом деле таит в себе маленький костер, а вот этот, продолговатый, - более густого цвета, а этот вовсе свекольный. И шлифовка здесь разная. Они по цене должны быть разные. Как ты их оценил? - спросил он Омара.
- Я оценил их по величине, а они почти равные, - ответил купец с усмешкой. - Твои познания, юноша, даже чрезмерны. Не знаю, почему ты посчитал этот великолепный рубин менее ценным, чем тот, в котором ты увидел пылающие угли. Я не вижу здесь свекольного оттенка. Это твоя выдумка.
Они долго спорили и торговались, прежде чем Омар уступил, и Якуб, довольный тем, что не допустил оплошности, бережно спрятал рубины в мешочке на груди.
- А теперь покажи мне оникс. Мне хотелось бы получить у тебя сорт, называемый "албакрами". Это трехцветный оникс. Один слой коралловый или красный, над ним белый непрозрачный, а поверх него прозрачно-хрустальный.
- Вот чего захотел! - удивился Омар. - Ты захотел редкий, самый ценный сорт. Но у меня есть еще более удивительный оникс - с черным слоем. Посмотри.
- О! Это биссинский оникс! - воскликнул Якуб. - Я куплю его. Здесь черные и белые полосы очень красиво чередуются.
Якуб провел в лавчонке Омара полдня. Абдулла потерял всякое терпение и про себя уже бранил молодого хозяина, хотя видел, как умело, со знанием дела он выполняет поручение Мухаммада.
Прощаясь с Якубом, Омар признался, что никак не ожидал встретить такого молодого знатока драгоценных камней.
- Пожалуй, и сам Мухаммад ал-Хасияд не смог бы так верно, с таким пониманием отобрать камни, - сказал Омар. - Знай, юноша, я продешевил, и это случилось лишь по причине того, что ты знаешь о камнях больше, чем любой мой покупатель. Видно, что учитель твой большой знаток этого дела. Пусть аллах пошлет ему много светлых дней. Но ты впредь будь сдержанней, не кричи на старого человека, когда пытаешься ему доказать, что жемчуга плохо просверлены, а яхонты не самого лучшего сорта. Ведь я не знал, что ты делаешь покупку для самого бухарского хана.
Абдулла с трудом увел Якуба от ларца с драгоценностями. Он боялся, что его молодой хозяин забудет о своих делах и потерпит убыток. А главное, купит то, что не следует сейчас покупать для дела.
Базар уже пустел, когда погонщики привели верблюдов и Якуб разложил наконец перед купцом Насиром привезенные им ткани. Но что случилось с Насиром? Уж очень безразлично он разворачивает куски, хмурится и пренебрежительно бросает:
- Пожалуй, сейчас мне уже не нужно всех твоих товаров. Я кое-что купил в течение дня, с меня хватит. Разве если отдашь за полцены. Тогда возьму про запас.
- Как ты можешь? Я для тебя привез эти ткани, - сокрушался Якуб. Почему же ты раздумал? Я не могу продать тебе с таким убытком.
- Не уступай ему, - шепнул Абдулла хозяину. - Не продешеви. Насир хитер. Разве ты не видишь, как прячутся от нас его маленькие хитрые глаза! Так и бегают, словно шарят.
Торговались долго, до хрипоты. Абдулла дважды вьючил верблюдов и делал вид, что уводит их. А Насир все уверял, что назначенная им цена самая высокая, что он не прибавит и медного дирхема. Только после того, как вьюки уже в третий раз оказались на спинах верблюдов, купец хлопнул Якуба по плечу и предложил сходную цену. Он знал, что и так покупает с большой выгодой для себя. И как было не воспользоваться доверчивостью молодого купца?
В караван-сарай Якуб возвращался уже в сумерках, когда вечерняя прохлада привлекла на улицы города множество людей. Одни сидели на крышах домов, другие плыли на лодках, озаренных факелами, по реке Тигр. Люди пели, смеялись, бранились.
Якуб устал, он испытывал удовлетворение, оттого что в первый же день так много сделал. Но впереди было еще много дел, и так хотелось поскорее избавиться от всех забот и пойти на книжный базар.
"Ты смотри, Якуб, - говорил ему на прощание устод, - не забудь побывать в "Доме мудрости", там собраны редкие книги. К тому же там есть возвышение, откуда можно наблюдать за звездами. Там собраны лучшие астролябии".
Пока ему еще не удалось узнать про этот "Дом мудрости", но он непременно узнает и побывает там.
"Раз уж я в Багдаде, - думал Якуб, - мне следует увидеть все примечательное, связанное с науками. Многие говорят, что ученые Багдада знамениты на весь свет. Но это неудивительно. Должно быть, халиф приблизил их к себе так же, как постарался это сделать хорезмшах, приблизив к себе ученых Бухары, Самарканда и Нишапура".
Целые дни Якуб проводил на базарах Багдада. Абдулла всюду следовал за ним. Старик здесь бывал уже не раз и мог ответить на многочисленные вопросы Якуба, которому было одинаково интересно узнать, кто эти люди, одетые в пестрые, так непохожие на бухарские одежды, кто эти женщины с колокольчиками в длинных косах и золотыми обручами на ногах.
- Посмотри, Абдулла, - заметил как-то Якуб, - на эту женщину, что покупает финики: на ней удивительное ожерелье из агатовых палочек. Посмотри, как искусно сделано. Я такого никогда не видел.
- Здесь не такое еще увидишь, - махнул рукой Абдулла.
Старика все это мало занимало. Ему хотелось поскорее вернуться в Бухару и отдохнуть на крыше своей глиняной хижины. А Якубу все нужно знать, и так его все развлекает и занимает, что он даже не вспоминает о доме, о больном отце. "Странный юноша, - думал Абдулла. - Мне казалось, он добрый человек, а он черствый, к отцу равнодушен. И для чего тогда растить сыновей? И почему аллах создает их такими?.."
А Якуб, возвращаясь в караван-сарай, садился у крошечного фитилька, торчащего из помятого бронзового светильника, и принимался за пергамент. Он записывал все: что продал, что купил, какая цена, в чем усмотрел выгоду, а в чем убыток. Якуб знал, что, как бы ни были удачны его сделки, они не доставят радости отцу, если Мухаммад не получит вот этих записей. Как-то Якуб показал Абдулле эти записи и кое-что ему прочел. Старик был доволен. Он этого не знал. И теперь он понял, что неверно судил Якуба.
- Ты лучше, чем я думал, - сказал старик юноше. - Я боялся, что ты забыл о том, что отец болен, не понял, что дверь бедствий широка, а день радости краток...
ЯД В ПЕРСТНЕ ДЖАФАРА
В один из дней Якуб проходил мимо невольничьего рынка. Невольничий рынок в Багдаде был самым обширным, самым шумным и многолюдным. Ведь здесь продавали людей, и каждому работорговцу хотелось показать свой товар возможно выгоднее, чтобы получить за него более высокую цену. На багдадском рынке можно было купить невольника из Хазарии, негра из африканских джунглей, стройного нубийца, черноглазую красавицу из Туниса, здесь были голубоглазые, светловолосые славяне из далекого Киева. Сколько горя и страданий было на лицах несчастных, волею судьбы заброшенных к берегам Тигра, в ненавистный для них город мира - Багдад! Здесь только и говорили о всемогущем аллахе, добром и милосердном боге, и с именем аллаха разлучали мать с грудным младенцем, брата - с сестрой, мужа - с женой.
- Прежде всего смотри на глаза и брови, потом на нос, губы и зубы. Потом смотри на его волосы, ибо господь великий и славный всем людям вложил красоту в глаза и брови... - Так говорил старый толстый мусульманин в пестрой чалме и полосатом шелковом халате.
Он, видно, поучал своего сына, который впервые пришел купить себе раба.
- Я сам буду выбирать, - ответил старику молодой.
Он подошел к работорговцу из бедуинов и стал рассматривать молодого смуглого юношу, рядом с которым стояла красивая девушка с курчавой головой и серебряным кольцом в носу.
Якуб остановился и стал прислушиваться к разговору покупателя с продавцом-бедуином.
- Ты посмотри, какие у него ровные белые зубы, - говорил бедуин, бесцеремонно раскрывая рот юноши, словно это была лошадь. - Он молод и здоров. Видишь, какая красивая у него была невеста?
Девушка громко заплакала, спрятав лицо в длинном рукаве своей голубой рубашки.
- Этот раб годен только для того, чтобы смотреть за собаками и лошадьми, - услышал Якуб каркающий голос какой-то богатой старухи, которая торговала раба с широкими бровями и с глазами навыкате.
У раба было злое и неприятное лицо, и старуха хотела его купить вдвое дешевле, чем запросил торговец.
Непривычно все это было для Якуба. И в Бухаре и в Самарканде он видел рабов, которыми владели царедворцы и богатые люди, но там не было невольничьих рынков и никто не знал, как были куплены эти люди.
- Послушай, Якуб, эти люди, должно быть, из кочевников хорезмийских степей. Послушай... их говор мне знаком, - сказал Абдулла, подзывая Якуба к группе людей, где были женщины и дети.
"Да, этот говор мне тоже знаком, - подумал Якуб. - Надо послушать, о чем они говорят". Якуб обратил внимание на стройную, красивую женщину, в рваной одежде, непричесанную и очень печальную. Тонкой нежной рукой она гладила голову курчавого малыша. В подол ее платья вцепилась девочка лет восьми, такая же красивая и такая же печальная. Мальчуган, приподымаясь на цыпочках, о чем-то шептал ей на ухо. А мать, видимо не слушая его, все гладила и гладила его головку, а потом, склонившись над ним, горько заплакала.
Якуб понимал ее горе: она боялась, что ее разлучат с детьми. И в самом деле, что будет, если их разлучат? Как она перенесет это несчастье? Якубу захотелось чем-нибудь помочь этой несчастной. Он сделал вид, что собирается выбрать себе рабыню, и подошел ближе. Увидев покупателя, женщина еще громче заплакала, а малыш, цепляясь за подол ее платья, шепнул ей на своем языке:
- Не плачь. Перстень нам поможет...
- Какой перстень? О чем ты говоришь, сынок? - спросила женщина.
Она была уверена, что никто ее не поймет. Но Якуб отлично понимал их речь и внимательно прислушивался.
- В голове, - прошептал мальчик. - Погладь голову - ты нащупаешь перстень отца. Я спрятал его в волосах.
Женщина молча прижалась к голове сына, и Якуб увидел испуг на ее лице. Она, должно быть, нащупала перстень.
"Как странно... Откуда перстень у такого мальчугана? Кто же его отец?" Якубу было интересно узнать это.
А женщина, оглянувшись по сторонам и увидев, что работорговец занят разговором с каким-то покупателем, стала поспешно извлекать перстень из запутанных густых волос мальчугана. Она вытащила его, посмотрела и быстро спрятала в рукаве своей рваной одежды.
"Почему же она испугалась, если нашла драгоценный перстень? Ведь он может ей пригодиться в беде", - подумал Якуб.
А мальчик с надеждой и радостью во взоре снова обратился к матери. Он говорил ей о том, что перстень этот отец сунул ему незаметно, когда его уводили разбойники. Он спросил у матери, спасет ли их этот перстень. И Якуб услышал, как мать, прижав к себе детей, сказала им:
- Не плачьте и не пугайтесь. Этот перстень спасет нас в случае разлуки. Если нас продадут врозь и мы должны будем расстаться - для нас это хуже смерти, не правда ли, мы не вынесем такого несчастья! Перстень поможет нам. Ведь он с ядом... Под камнем коробочка с ядом. Как только нас вздумают разлучить, каждый из нас должен лизнуть этот яд, и мы все уйдем на небо и там будем вместе.
Судорожно цепляясь за мать, дети ответили ей горьким плачем. Тут Якуб не выдержал, подошел к женщине и обратился к ней на языке ее племени. Он сказал, что слышал разговор о перстне и хочет им помочь. Он попросил женщину продать ему перстень и сказал, что добавит денег, чтобы выкупить их и дать им свободу.
Задыхаясь от слез, женщина благодарила Якуба. Путаясь, не находя слов, она пыталась коротко рассказать ему о том ужасном несчастье, какое случилось с их семьей и со всем кочевьем, подвергшимся нападению разбойников.
- Я вижу, идет хозяин, - сказал Якуб. - Попробую с ним сторговаться. Не знаю, сколько он запросит... Только попрошу тебя, притворись больной, сделай вид, что ты едва стоишь на ногах, иначе он запросит слишком много.
- Увы, мне не надо притворяться, - вздохнула невольница. - Разве ты не видишь, какое желтое у меня лицо, как дрожат мои руки и ноги? Уже много дней я пребываю в страшном ознобе, а по ночам горю как в огне. Мне не надо притворяться... - Звякнув бронзовыми цепями, женщина опустилась на землю.
Тут Якуб увидел цепи, сковавшие ее ноги, и понял, почему дети не отходили от нее: все они были прикованы к одной цепи.
Когда к Якубу подошел богато одетый человек с толстой кожаной плеткой в руках, юноша обратился к нему с важным видом молодого господина, который может себе позволить купить все, что ему вздумается. Играя своим перстнем, чтобы обратить внимание на драгоценный изумруд, Якуб спросил, сколько нужно уплатить за этих "маленьких щенят". Так он назвал детей.
- Они пригодятся мне на конюшне, - сказал он. - А эта женщина, их мать, мне не нужна. Посмотри: она так больна, что едва держится на ногах.
- Как - больна! - возмутился работорговец. - Она притворяется. Я их кормил и не бил. Я разорился. Тому виной моя доброта. А это все притворство. - Пинком ноги он поднял женщину, но та со стоном снова опустилась на землю. - Она в самом деле не стоит на ногах или так ловко притворяется? Может быть, ей плетка поможет?
Он поднял плетку, но Якуб остановил его и спросил:
- А сколько за всех троих? Разумеется, ты учтешь, что она больна!..
Они долго торговались, а женщина тем временем не переставала плакать. К концу дня, как всегда, озноб сменялся жаром, и она едва держалась на ногах. К тому же она давно не ела и очень горевала о том, что голодны ее дети. Когда она увидела, как Якуб отсчитывает серебряные дирхемы, она стала плакать от радости и счастья. Ей не верилось, что близка желанная свобода.
Но вот и счастливый миг. Якуб потребовал снять цепи, и работорговец сделал это очень быстро и умело. Должно быть, он давно уже наловчился торговать людьми.
- Теперь мы в твоей власти, - улыбнулась женщина. - Веди нас куда-нибудь подальше от невольничьего рынка.
Они пошли в караван-сарай, и надо было видеть радость Абдуллы, когда Якуб сказал ему, что эта женщина с детьми из хорезмийских степей свободна. Старик стал кормить детей, и Якуб испытывал необычайную радость, глядя на молодую мать и курчавого малыша, которые то плакали, то смеялись и непрестанно обращались к нему со словами благодарности.
Утолив голод, дети тут же уснули, а женщина стала рассказывать Якубу и Абдулле о своем кочевье, о муже, который владел большим стадом овец и всегда мог прокормить свою семью. Она рассказала о том, как посланные Махмудом Газневидским воины напали на их кочевье, угнали стада и забрали в рабство мужчин.
- Мы остались нищими и обездоленными, - говорила она. - Нас забрали в рабство и продали багдадским купцам. Когда мы покидали свои селения, они были охвачены пламенем.
- Откуда у тебя такой дорогой перстень? - спросил Якуб.
- Муж получил его от купца, который шел с караваном мимо наших мест и подвергся нападению разбойников. Мой муж с людьми нашего племени помог прогнать разбойников и выручил купца, шедшего с караваном. Он оставил ему в благодарность вот этот перстень, хорошего коня и дорогую одежду. Ведь муж спас ему не только достояние, но и жизнь. А теперь мы сироты и нам некуда идти.
Якуб предложил женщине доставить ее в родные края, где ее соплеменники поставят ей шатер и помогут прокормить детей.
Ночью, когда караван-сарай утих и только храп нарушал безмолвие, Абдулла увидел Якуба с каламом в руках. Он спросил юношу:
- Ты много уплатил за них? Ты не боишься разгневать отца? Я не помню случая, чтобы он покупал невольника.
Якуб признался, что не хочет говорить об этом отцу и намерен доставить невольников в хорезмийские степи так, чтобы отец и не узнал о происшедшем. А деньги, потраченные на них, он получит, продав свой перстень с изумрудом, а также драгоценный перстень этой женщины, которая собиралась лишить себя жизни и загубить детей, воспользовавшись ядом.
- Да, ты поможешь им! - воскликнул старик. - Это хорошо, что ты их выкупил. Человек должен жить, пока аллах дарует ему дни. Это хорошо, что яд из перстня Джафара не пошел им во вред, а, наоборот, помог спасти им жизнь.
Якуб копнул ножом земляной пол и, смешав яд с большой горстью земли, закопал его.
- А если все-таки не хватит денег, - сказал Абдулла, - ты не трать полученное за товары. Отец болен, не надо его тревожить. Я дам тебе взаймы. Я кое-что накопил для подарков племяннице. Ведь она у меня невеста.
* * *
Дни, оставшиеся до возвращения в Бухару, Якуб потратил на знакомство с "Домом мудрости", на посещение книжного базара, на поиски книг, которые могли бы пригодиться устоду. Здесь же, на базаре, он узнал у одного почтенного шейха о большом замке, в котором сохранилась прекрасная библиотека, названная "Сокровищницей мудрости". С давних времен туда приходили люди из разных стран и оставались там изучать всевозможные науки. Незнакомец рассказал Якубу, что услышал про это абу-Машар, астролог из Хорасана. Он направлялся в хаджж, но, увидев эту библиотеку, остался там. Он изучил в ней науку о звездах и настолько увлекся этой наукой, что стал отступником.
- И было это концом его знакомства с хаджжем, с религией и с исламом, - говорил шейх. - Так что, сынок, - обратился он к Якубу, - не всякая сокровищница знаний может принести пользу. Как видишь, абу-Машару она причинила вред.
Слова старого шейха запали в душу Якубу. Он захотел побывать в Керкере, около Багдада, где была эта "Сокровищница мудрости", но ему помешали заботы, свалившиеся на него неожиданно.
Внезапно тяжело заболела бедная женщина, мать детей, которых Якуб выкупил и хотел доставить в родные хорезмийские степи. Больная еще больше похудела, пожелтела и от сильного озноба долгие часы не переставала стучать зубами. Абдулла заботливо поил ее настоем трав, прикладывал к голове мокрую глину, взятую с могилы святого. А когда увидел, что не помогает, отправился на базар и купил шкуру ядовитой змеи. Он привязал эту шкуру к левой руке в надежде, что это непременно исцелит больную, ослабит жар и озноб. Больной не стало легче. И когда Якуб узнал об этом, он не пожалел денег и привел в караван-сарай опытного врачевателя. Осмотрев больную, лекарь сказал Якубу горестную весть: тяжкий недуг уже сделал свое дело, больная догорает, как светильник без масла.
- Но что-нибудь можно сделать для нее? Нельзя ли обнадеживающим словом поднять ей дух, вселить надежду? - спросил Якуб. - Я знаю, друг моего устода Абу-Райхана ал-Бируни, известный врачеватель ибн Сина, до последнего мгновения старается поддержать надежду в больном. И я знаю, этот удивительный лекарь вернул к жизни безнадежных больных.
Старик призадумался, и на его продолговатом, словно обтянутом пергаментом лице мелькнула улыбка.
- Ты знаком с таким знаменитым врачевателем? Слава о нем дошла до Багдада. Должно быть, я не умею делать того, что он умеет. Надо тебе сказать, когда больной подает хоть малейшую надежду, тогда я подхватываю эту надежду и всеми способами внушаю ему уверенность в хорошем исходе. Поверь мне, я вернул к жизни сотни людей. Но сейчас мне нечего было сказать... И все же я пойду. Я кое-что скажу. Я был неправ, поторопился. Ведь речь шла о невольнице. Так мне сказал старый погонщик.
- Для аллаха всемогущего все правоверные равны, - схитрил Якуб. Насколько мне известно, эта женщина из племени, которое приняло веру аллаха.
Строгое восковое лицо лекаря смягчилось, в суровых, словно остекленевших глазах мелькнул огонек. Он молча поспешил к ложу больной и, присев рядом, стал ей говорить о том, что многое зависит от ее воли. И если она очень пожелает, если очень поверит в свое исцеление, то, приняв те лекарства, которые он оставил ей, она скоро подымется и сможет отправиться в дальнее путешествие. И, по мере того как он говорил все это, у женщины светлело лицо, оживали глаза.
- Я очень хочу выздороветь. Это нужно моим малюткам. Ведь без меня они погибнут. Кто доставит их в родные степи? Кто поможет им найти людей нашего племени? Нам выпало большое счастье. На страшном пути невольников нам встретились благородные люди. Не только Якуб ибн Мухаммад проявил к нам величайшую доброту и щедрость, но и старый погонщик верблюдов Абдулла оказал нам великодушие. Его можно сравнить только с заботливой матерью... Как же теперь?..
Женщина горько плакала, и лекарь, которого растрогали ее слова, протянул ей порошки в пергаментной бумаге и сказал, что он дает ей очень редкое и дорогое лекарство, которое поможет. Но только не следует ни плакать, ни огорчаться.
Лекарство и в самом деле принесло облегчение, и Якуб уже склонен был верить в полное исцеление женщины. Как он этого желал! Прожив несколько лет рядом с такими учеными, как ал-Бируни и знаменитый ибн Сина, Якуб уже многое понимал в медицине. Вспоминая рассуждения великого медика, он думал о том, что не столько лихорадка, сколько горе подкосило здоровье женщины и сделало ее такой слабой и немощной. Но, рассуждая так, он убеждал себя в том, что освобождение женщины из рабства должно было стать лучшим лекарством. Почему же этого не случилось?
Пять дней больную навещал знаменитый багдадский лекарь, но женщина не поднялась. Она угасла, как гаснет слабый огонек светильника на ветру.
Провожая ее в последний путь, Якуб вспомнил слова Абу-Али ибн Сины, которого он очень почитал и о котором много думал все эти дни. В своих стихах Абу-Али писал:
От праха черного и до небесных тел
Я тайны разгадал мудрейших слов и дел.
Коварства я избег, распутал все узлы,
Лишь узел смерти я распутать не сумел...*
_______________
* Перевод С. Липкина.
* * *
Сироты остались на попечении Якуба. И, отправляясь в обратный путь, он совершенно не знал, что ему делать, куда их девать.
Обратный путь был печальным, даже скорбным. И не только оттого, что дети, которых опекал Абдулла и которых всячески старался развлечь Якуб, не переставали плакать и причитать на своем малопонятном гортанном языке, но и потому, что Якуба мучила мысль о человеческом горе, которое, как ему казалось, затопило всю землю. Он непрестанно думал о несчастных, попавших в рабство. Ночью ему мерещился невольничий рынок и люди - черные, желтые, белые, в деревянных колодках, в бронзовых цепях, с печальными, скорбными глазами. Он думал об отце, который болен загадочной болезнью и неизвестно, выздоровеет ли. Ведь эта женщина, мать детей, не думала о том, что в ее теле затаился столь страшный недуг!..
Совсем еще недавно, несколько дней назад, Якубу казалось, что он будет гордиться и радоваться, как умело он выполнил трудное поручение отца. Он был так счастлив в тот день, когда получил все товары, которые должен был закупить на багдадском базаре, и когда сделал последние записи на своем пергаменте, чтобы потом во всех делах отчитаться перед отцом. Заботы и огорчения помешали ему побывать в Керкере и увидеть "Сокровищницу мудрости". Он не смог увидеть астрономов и посмотреть багдадские астролябии... Куда же теперь везти детей? Где найти это племя кочевников? Ведь дети никого не знают. Если же он возьмет их к себе домой, тогда он должен рассказать отцу о случившемся: о том, как он купил невольницу с детьми на багдадском базаре, о смерти матери этих детей. И тогда Якубу неизбежно надо признаться отцу в том, что он продал свой драгоценный перстень и взял взаймы у Абдуллы изрядную сумму денег, чтобы расплатиться с работорговцем. Может быть, отец бы и дал денег и позволил взять сирот в свой дом, но без разрешения нельзя делать такие вещи! Он не может огорчать больного отца.
Якуб стал угрюмым и неразговорчивым. Он дни и ночи думал о судьбе несчастных сирот, но ничего не придумал. Когда они были уже в трех днях пути от Бухары, он решил поговорить с Абдуллой.
Выслушав Якуба, Абдулла призадумался.
- Вот что, - сказал он. - Если уж ты начал доброе дело, то не следует его бросать на полпути - ведь ты отлично знаешь, что аллах видит все добрые дела на земле. Не отдавай детей неведомым людям кочевого племени. Да и где ты найдешь то племя, к которому они принадлежат? Я думаю, что при желании ты добудешь немного денег, чтобы помочь сиротам. А я отвезу их к твоему знакомому, ткачу Ибрагиму из Ведара, и попрошу его взять детей на свое попечение. Твой отец нередко посылает меня в Ведар за тканями, я буду их навещать. Дети научатся работать на ткацком станке и добудут себе пропитание.