Страница:
Адаптация к этим законам у всех была разной: кто-то презирал их, кто-то с ними смирялся, а Миша и его партнеры воспринимали новую социально-политическую погоду, как воспринимают после засухи блаженное ненастье земноводные: в мутной мороси и мошка под носом, и сам неприметен, и куда нырнуть имеется… Было бы с чем! А вынырнуть можно и в той же Океании, под пальмами, где предусмотрительный Миша уже завел банковский счетик и где мечталось приобрести со временем симпатичное личное строение со всеми, разумеется, удобствами, включая голубенький, наполненный солнцем бассейн.
Именно в эту благодать хотелось бы воплотить бесконечную рискованную суету с клиентами, разъездами, договорами, накладными, нервотрепкой, конспирацией, страхом, враньем и спекшимися в грязном льду серыми рыбьими тушками…
Впрочем, рыбы на складе уже давно не было. И кладовщик, он же бывший штатный районный скульптор, уволился, поступив на службу по специальности: изготовителем то ли могильных плит, то ли надгробий в соответствующее заведение.
Гримасы судьбы…
Бандитские будни
Злоключения Шкандыбаева
Обмен
Именно в эту благодать хотелось бы воплотить бесконечную рискованную суету с клиентами, разъездами, договорами, накладными, нервотрепкой, конспирацией, страхом, враньем и спекшимися в грязном льду серыми рыбьими тушками…
Впрочем, рыбы на складе уже давно не было. И кладовщик, он же бывший штатный районный скульптор, уволился, поступив на службу по специальности: изготовителем то ли могильных плит, то ли надгробий в соответствующее заведение.
Гримасы судьбы…
Бандитские будни
Финансовый кризис, начавшийся в августе девяносто восьмого года, на личном капитале Геннадия не отразился: прекрасно осведомленный о персональных качествах и богатом криминальном прошлом многих выдающихся банкиров, он предпочитал наличные расчеты и деньги хранил в тайниках, игнорируя сомнительную завлекательность банковских процентов. Мировоззрение финансовых воротил он полностью соотносил со своим собственным, уверенно сознавая: случись в стране очередной кавардак, связанный с изменением политического курса, – банкиров и доверенные им вклады можно будет найти лишь силами военной и политической разведок, за морями и долами… Хотя с банковским счетом все-таки рискнул, открыл таковой, доверился… Будь что будет! Правда, назывался банк «Чейс Манхэттен», а не какой-нибудь «Российский кредит». И полагал Гена, что если этот финансовый монстр – составляющая большой мировой политики – рухнет, то исключительно в случае либо глобального вселенского катаклизма, либо столь же глобальной ядерной войны. И уж тогда коли суждено денежкам гикнуться, туда им и дорога: на том свете иная валюта, и чего там не существует наверняка, так это всякого рода долларов и пунктов их обмена.
Однако сбережения как таковые – категория аморфная, способная удовлетворить разве ленивого рантье, ведущего замкнутое существование, а Геннадию же, человеку общественно активному и возглавляющему определенного рода коллектив, требовались доходы прогрессивные и каждодневные, а с доходами этими в условиях нагрянувшей всеобщей нищеты становилось все туже и туже.
Долларовая лавина, пронесшаяся по стране в начале девяностых, унеслась на Запад, уместившись в сейфах тех банков, что, в отличие от разбойничьих российских, являлись не временными аккумуляторами предназначенной к хищению валюты, а распределительными базами стабильной, бережно пестуемой экономики. И контролировали экономику не жулики, а лица, претендующие на тотальную мировую власть. И не существовало в этих изощренных, холодных умах формулы «украл – убежал», потому что украдено ими было уже практически все, а потому бегать им было не от чего и не от кого.
К ним бегали… В том числе – российские бонзы и капиталы этих бонз.
В перспективе, как и любой жулик, Геннадий вынашивал план проведения обеспеченной старости в курортном местечке развитой державы, однако только после составления определенного капитала. Какого именно, он и сам не ведал, руководствуясь принципом: покуда прет фишка, гони игру…
Вот только с фишкой стало плохо, причем у всех и повсеместно, в том числе и у соседа-конкурента Пемзы, а посему по прибытии с теплой Мадейры в холодные московские джунгли Геннадий получил информацию о возобновлении территориальных претензий со стороны старого бандита, о закрытии многих «закрышенных» компаний, а также о пяти бойцах-дезертирах, решивших попытать счастья в Праге, Берлине и Чикаго. Еще один дезертир поменял группировку: ушел патрульным потрошителем в ГАИ.
Плачевная финансовая ситуация и неурядицы в трудовом коллективе повергли Геннадия в озлобление и расстройство. Одновременно в его сознании утвердилась агрессивная установка на добычу денег любыми путями.
Следуя договоренностям, достигнутым с Константином, сразу же после похорон Грыжи он предъявил материальные претензии вдове Люське, запальчиво принявшейся возражать, что к делам покойного она ни малейшего отношения не имеет и ответственности по его долгам не несет.
– Я-то что?.. – горестным тоном говорил любовнице Геннадий. – Я-то ничего… А вот пацаны… У них ведь понятия твердые: брал из общака – верни…
– Не знаю я общаков ваших! И знать не желаю!
– Вот это ты им и объясни… А они тебе объяснят и про квартиру твою, и про «кадиллак», и про дом загородный… И спросят: откуда все эти прибамбасы взялись? Если не в курсе, расскажут…
– Ты мне не угрожай, скотина!..
– А мне-то чего тебе угрожать? Я-то что? Я ничего… С Костей вон поговори, он к тебе очень даже душевно относится… Вдруг подскажет чего?
Вероломный Костя, следуя тщательно разработанному плану Люськиного «развода», в последнее время выказывал новоиспеченной вдове всяческое сочувствие и участие, играя роль «доброго» следователя, и именно его поддержки искала наивная жертва.
– Вот такой у нас, значит, базарчик идет, – с ухмылкой говорил Константин Геннадию, включая запись своего телефонного разговора с экс-супругой умерщвленного товарища.
В динамике раздался жалостный всхлип, а после возмущенный Люськин голос твердо поведал:
– Слушай! Заезжал Толстый… Сначала он меня трахнул, а потом сказал, что я должна ему денег!
– Как?! За что?! – на сопереживающей ноте откликнулся Константин.
– Говорит, Грыжа общак раздербанил…
– Да ты не волнуйся, разберемся, – успокаивал взволнованную женщину подлый интриган. – Я ребят соберу. Если Гена не прав, мы его на место поставим!
– А… если прав?
– А вот и выясним!
– Костя, я на тебя очень надеюсь… Этот крокодил… он меня точно сожрет!
– В обиду не дадим!
– Может, приедешь сегодня? – В голосе Люськи проскользнуло кокетство. – Ты ведь такой умный… Хотя бы совет дашь…
Константин выключил запись. Как показалось Геннадию – с некоторой поспешностью.
– Ну, ездил? – спросил сумрачно.
– Заехал… – отозвался тот с неохотой.
– И чего посоветовал?
– Дождаться схода… А там – разведем по полной программе. Зарядим пацанов, они жути подпустят, факты наладят… А после – домашний арест, нотариус… В общем, через недельку отправим ее в Рязань к маме, откуда сюда и пришлепала. На билет скинемся… Пемзу, кстати, навестить пора. День рождения у него сегодня, не забыл?
– Угу, – кивнул Геннадий.
– Подарок купить надо.
– Гони пять сотен, подарок уже в багажнике.
– Что за подарок?
– Колеса и диски. Для «жигуля». Он же, сам говорил, на «девятке» ездит…
– Да ты чего… Несолидно!
– Нормально!
– Покажи хоть, что за колеса…
Узрев в багажнике тщательно отмытые от гаражной пыли покрышки, Константин, холодно усмехнувшись, обернулся к компаньону:
– Ты хочешь сказать, что это фуфло штуку зелени весит?
– Когда покупал – весило, – равнодушно пожал плечами Геннадий, понимая, что нынешняя цена колесам – долларов триста.
– Не, я ему лучше свой подарок куплю, – качнул головой Константин.
– Ну ладно, падай в долю, как тебе жаба позволяет… – сдался Гена.
– Сотня…
– Да ты чего? Две хотя бы…
– Полторы.
– Ну ты кроила!
– От кого слышу, а?..
День рождения Пемзы, отмечавшийся в ресторане одной из центральных гостиниц, собрал толпу разнообразной братвы.
Приглашенные бандитские вожаки сидели за отдельным столом, возглавляемым виновником торжества, шестерки занимали места в углах и по краю зала, обмениваясь новостями и меряясь толщиной своих цепей, увесистостью перстней. Все как обычно…
Привычный затрапезный облик Пемзы преображал лощеный моднющий костюм, шедший ему как вороне – павлиний хвост. Изысканный покрой и столь же изысканная материя никак не сочетались с костлявым, угловатым туловищем и потасканной мордой с сияющими фиксами.
С искусностью опытных шлюх подавив в себе омерзение, Гена и Костя расцеловались со слюнявым, морщинистым Пемзой. После обряда целования Геннадий жизнерадостно молвил:
– Подарочек в машине. извиняй, сюда тащить не стали…
– Чего за подарочек? – отозвался Пемза ворчливо.
– Разбегаться будем, увидишь…
– Не, взглянем сейчас, я любопытный…
Оторвавшись от начинавшегося застолья, юбиляр в сопровождении соратников вышел на улицу.
– Вот… – Геннадий торжественно открыл багажник «мерседеса». – Рули, как говорится, со свистом…
– Ты мне… своего «мерина»?! – ошеломленно произнес Пемза. – Ну, Геночка, ты – красавец! Ну – удружил…
– Да не, я… это… колеса… – смущенно разъяснил Геннадий, ткнув пальцем в глубь багажника.
– А-а… – разочарованно протянул Пемза. Затем, с испытующим прищуром глядя на резину, произнес: – Что же! Круто! – Выпростав манжеты рубашки из рукавов пиджака, достал верхнюю покрышку, уважительно поджав губы, покачал ее в руках, как отец новорожденного младенца… И вдруг – резким, неуловимым движением надел покрышку на голову Геннадия. Прокомментировал с жесткой ленцой: – Жлобам – от нашего стола! – И, повернувшись на каблуках, под уважительный хохоток мигом все уяснивших прихвостней, обступивших «мерседес», двинулся к ресторанной двери.
Содрав с шеи покрышку, оставившую на щеке угольный след, Геннадий, жалко моргая, смотрел на удалявшуюся щегольскую спину старого негодяя, умело и точно опозорившего его перед всей любопытствующей сволочью.
– Ну вот, подставились, теперь жди «стрелочки» и ответных подарков, – донесся сквозь плавающую перед глазами пелену голос Константина.
– Ладно, поехали, – усаживаясь в машину, проговорил Геннадий. Лицо его пылало, пальцы мелко дрожали. – Вот гад! Ишь… Ничего слаще морковки не жрал, крыса тюремная, а тут… расперло его!
– Денежки мне пришли, – равнодушно откликнулся Константин.
– Что? А-а… На тебе твои… – Геннадий, чувствуя исходившую от напарника неприязнь, зло отсчитал доллары. Его трясло как в лихорадке от тяжко осознаваемого унижения. – Тварь… – шипел он. – Завалю, вот и весь расклад! Завтра же!
– А теперь прикинь, сколько бабок уйдет на войну, – сказал Костя, вылезая из машины. Стоя у раскрытой дверцы, еще раз вдумчиво и презрительно повторил: – Прикинь!
И ушел, так дверцу и не затворив.
Исходя ненавистью, Геннадий поехал на базу. В кабинете застал одного из бригадиров группировки, привезшего хилую наличность из подшефного ресторанчика.
– Где деньги?! – взревел взбешенный Геннадий. – Ты мне чего это недоразумение суешь?!
– Да там у них клиент – как мамонт, на корню мрет, а аренда душит прямо конкретно!
– Плевать! Чтобы платили как надо!..
– Да я тебе точно говорю, разруха в общепите… Кстати, там с месяц назад два лоха погуляли – внагляк и на шару! Один другого развел и порожняком под расчет придухарил… Порожняк мы оформили, он не в отказе, но с бабками не торопится… Хотя – напоминаем гражданину ласково…
– Процент идет?
– Знамо дело! Потому и ласково…
– На сколько оприходовать его можно?
– Вроде нищета по прикиду… Но хата есть… А значит, если с огоньком подойти, то насчитаем цифирь вразумительную…
– Так и подходи с огоньком! – выкрикнул Геннадий и ударил кулаком по столу. – За жабры лоха! И трясти неимоверно!
– Понял… Я, кстати, думал, ты у Пемзы гуляешь, ребята сказали – отбыл…
– Поздравил да назад, – скривился Геннадий. – Чего засиживаться?.. И ты… чего здесь?! – вновь вскинулся на подчиненного. – Езжай карася потрошить! Закобенится – сюда его! В клетку сначала, потом – в колодец! Работать надо! В общак гроши несете, а запросы – как у главного пахана, президента нашего! Аппетиты как у акул, а шевелитесь как налимы в иле!
– Нам в личный карман МВФ транши не перегоняет… По четверть миллиарда…
– Никому не перегоняет! Карман надо уметь подставлять!
Подчиненный бандит уже давно ушел, а взбудораженный Геннадий, сидя за столом, все еще бил по нему кулаками, вращал грозными очами и поливал красноречием в потолок и по сторонам, рассуждая на тему необходимого трудолюбия и вообще творческой инициативы.
Однако сбережения как таковые – категория аморфная, способная удовлетворить разве ленивого рантье, ведущего замкнутое существование, а Геннадию же, человеку общественно активному и возглавляющему определенного рода коллектив, требовались доходы прогрессивные и каждодневные, а с доходами этими в условиях нагрянувшей всеобщей нищеты становилось все туже и туже.
Долларовая лавина, пронесшаяся по стране в начале девяностых, унеслась на Запад, уместившись в сейфах тех банков, что, в отличие от разбойничьих российских, являлись не временными аккумуляторами предназначенной к хищению валюты, а распределительными базами стабильной, бережно пестуемой экономики. И контролировали экономику не жулики, а лица, претендующие на тотальную мировую власть. И не существовало в этих изощренных, холодных умах формулы «украл – убежал», потому что украдено ими было уже практически все, а потому бегать им было не от чего и не от кого.
К ним бегали… В том числе – российские бонзы и капиталы этих бонз.
В перспективе, как и любой жулик, Геннадий вынашивал план проведения обеспеченной старости в курортном местечке развитой державы, однако только после составления определенного капитала. Какого именно, он и сам не ведал, руководствуясь принципом: покуда прет фишка, гони игру…
Вот только с фишкой стало плохо, причем у всех и повсеместно, в том числе и у соседа-конкурента Пемзы, а посему по прибытии с теплой Мадейры в холодные московские джунгли Геннадий получил информацию о возобновлении территориальных претензий со стороны старого бандита, о закрытии многих «закрышенных» компаний, а также о пяти бойцах-дезертирах, решивших попытать счастья в Праге, Берлине и Чикаго. Еще один дезертир поменял группировку: ушел патрульным потрошителем в ГАИ.
Плачевная финансовая ситуация и неурядицы в трудовом коллективе повергли Геннадия в озлобление и расстройство. Одновременно в его сознании утвердилась агрессивная установка на добычу денег любыми путями.
Следуя договоренностям, достигнутым с Константином, сразу же после похорон Грыжи он предъявил материальные претензии вдове Люське, запальчиво принявшейся возражать, что к делам покойного она ни малейшего отношения не имеет и ответственности по его долгам не несет.
– Я-то что?.. – горестным тоном говорил любовнице Геннадий. – Я-то ничего… А вот пацаны… У них ведь понятия твердые: брал из общака – верни…
– Не знаю я общаков ваших! И знать не желаю!
– Вот это ты им и объясни… А они тебе объяснят и про квартиру твою, и про «кадиллак», и про дом загородный… И спросят: откуда все эти прибамбасы взялись? Если не в курсе, расскажут…
– Ты мне не угрожай, скотина!..
– А мне-то чего тебе угрожать? Я-то что? Я ничего… С Костей вон поговори, он к тебе очень даже душевно относится… Вдруг подскажет чего?
Вероломный Костя, следуя тщательно разработанному плану Люськиного «развода», в последнее время выказывал новоиспеченной вдове всяческое сочувствие и участие, играя роль «доброго» следователя, и именно его поддержки искала наивная жертва.
– Вот такой у нас, значит, базарчик идет, – с ухмылкой говорил Константин Геннадию, включая запись своего телефонного разговора с экс-супругой умерщвленного товарища.
В динамике раздался жалостный всхлип, а после возмущенный Люськин голос твердо поведал:
– Слушай! Заезжал Толстый… Сначала он меня трахнул, а потом сказал, что я должна ему денег!
– Как?! За что?! – на сопереживающей ноте откликнулся Константин.
– Говорит, Грыжа общак раздербанил…
– Да ты не волнуйся, разберемся, – успокаивал взволнованную женщину подлый интриган. – Я ребят соберу. Если Гена не прав, мы его на место поставим!
– А… если прав?
– А вот и выясним!
– Костя, я на тебя очень надеюсь… Этот крокодил… он меня точно сожрет!
– В обиду не дадим!
– Может, приедешь сегодня? – В голосе Люськи проскользнуло кокетство. – Ты ведь такой умный… Хотя бы совет дашь…
Константин выключил запись. Как показалось Геннадию – с некоторой поспешностью.
– Ну, ездил? – спросил сумрачно.
– Заехал… – отозвался тот с неохотой.
– И чего посоветовал?
– Дождаться схода… А там – разведем по полной программе. Зарядим пацанов, они жути подпустят, факты наладят… А после – домашний арест, нотариус… В общем, через недельку отправим ее в Рязань к маме, откуда сюда и пришлепала. На билет скинемся… Пемзу, кстати, навестить пора. День рождения у него сегодня, не забыл?
– Угу, – кивнул Геннадий.
– Подарок купить надо.
– Гони пять сотен, подарок уже в багажнике.
– Что за подарок?
– Колеса и диски. Для «жигуля». Он же, сам говорил, на «девятке» ездит…
– Да ты чего… Несолидно!
– Нормально!
– Покажи хоть, что за колеса…
Узрев в багажнике тщательно отмытые от гаражной пыли покрышки, Константин, холодно усмехнувшись, обернулся к компаньону:
– Ты хочешь сказать, что это фуфло штуку зелени весит?
– Когда покупал – весило, – равнодушно пожал плечами Геннадий, понимая, что нынешняя цена колесам – долларов триста.
– Не, я ему лучше свой подарок куплю, – качнул головой Константин.
– Ну ладно, падай в долю, как тебе жаба позволяет… – сдался Гена.
– Сотня…
– Да ты чего? Две хотя бы…
– Полторы.
– Ну ты кроила!
– От кого слышу, а?..
День рождения Пемзы, отмечавшийся в ресторане одной из центральных гостиниц, собрал толпу разнообразной братвы.
Приглашенные бандитские вожаки сидели за отдельным столом, возглавляемым виновником торжества, шестерки занимали места в углах и по краю зала, обмениваясь новостями и меряясь толщиной своих цепей, увесистостью перстней. Все как обычно…
Привычный затрапезный облик Пемзы преображал лощеный моднющий костюм, шедший ему как вороне – павлиний хвост. Изысканный покрой и столь же изысканная материя никак не сочетались с костлявым, угловатым туловищем и потасканной мордой с сияющими фиксами.
С искусностью опытных шлюх подавив в себе омерзение, Гена и Костя расцеловались со слюнявым, морщинистым Пемзой. После обряда целования Геннадий жизнерадостно молвил:
– Подарочек в машине. извиняй, сюда тащить не стали…
– Чего за подарочек? – отозвался Пемза ворчливо.
– Разбегаться будем, увидишь…
– Не, взглянем сейчас, я любопытный…
Оторвавшись от начинавшегося застолья, юбиляр в сопровождении соратников вышел на улицу.
– Вот… – Геннадий торжественно открыл багажник «мерседеса». – Рули, как говорится, со свистом…
– Ты мне… своего «мерина»?! – ошеломленно произнес Пемза. – Ну, Геночка, ты – красавец! Ну – удружил…
– Да не, я… это… колеса… – смущенно разъяснил Геннадий, ткнув пальцем в глубь багажника.
– А-а… – разочарованно протянул Пемза. Затем, с испытующим прищуром глядя на резину, произнес: – Что же! Круто! – Выпростав манжеты рубашки из рукавов пиджака, достал верхнюю покрышку, уважительно поджав губы, покачал ее в руках, как отец новорожденного младенца… И вдруг – резким, неуловимым движением надел покрышку на голову Геннадия. Прокомментировал с жесткой ленцой: – Жлобам – от нашего стола! – И, повернувшись на каблуках, под уважительный хохоток мигом все уяснивших прихвостней, обступивших «мерседес», двинулся к ресторанной двери.
Содрав с шеи покрышку, оставившую на щеке угольный след, Геннадий, жалко моргая, смотрел на удалявшуюся щегольскую спину старого негодяя, умело и точно опозорившего его перед всей любопытствующей сволочью.
– Ну вот, подставились, теперь жди «стрелочки» и ответных подарков, – донесся сквозь плавающую перед глазами пелену голос Константина.
– Ладно, поехали, – усаживаясь в машину, проговорил Геннадий. Лицо его пылало, пальцы мелко дрожали. – Вот гад! Ишь… Ничего слаще морковки не жрал, крыса тюремная, а тут… расперло его!
– Денежки мне пришли, – равнодушно откликнулся Константин.
– Что? А-а… На тебе твои… – Геннадий, чувствуя исходившую от напарника неприязнь, зло отсчитал доллары. Его трясло как в лихорадке от тяжко осознаваемого унижения. – Тварь… – шипел он. – Завалю, вот и весь расклад! Завтра же!
– А теперь прикинь, сколько бабок уйдет на войну, – сказал Костя, вылезая из машины. Стоя у раскрытой дверцы, еще раз вдумчиво и презрительно повторил: – Прикинь!
И ушел, так дверцу и не затворив.
Исходя ненавистью, Геннадий поехал на базу. В кабинете застал одного из бригадиров группировки, привезшего хилую наличность из подшефного ресторанчика.
– Где деньги?! – взревел взбешенный Геннадий. – Ты мне чего это недоразумение суешь?!
– Да там у них клиент – как мамонт, на корню мрет, а аренда душит прямо конкретно!
– Плевать! Чтобы платили как надо!..
– Да я тебе точно говорю, разруха в общепите… Кстати, там с месяц назад два лоха погуляли – внагляк и на шару! Один другого развел и порожняком под расчет придухарил… Порожняк мы оформили, он не в отказе, но с бабками не торопится… Хотя – напоминаем гражданину ласково…
– Процент идет?
– Знамо дело! Потому и ласково…
– На сколько оприходовать его можно?
– Вроде нищета по прикиду… Но хата есть… А значит, если с огоньком подойти, то насчитаем цифирь вразумительную…
– Так и подходи с огоньком! – выкрикнул Геннадий и ударил кулаком по столу. – За жабры лоха! И трясти неимоверно!
– Понял… Я, кстати, думал, ты у Пемзы гуляешь, ребята сказали – отбыл…
– Поздравил да назад, – скривился Геннадий. – Чего засиживаться?.. И ты… чего здесь?! – вновь вскинулся на подчиненного. – Езжай карася потрошить! Закобенится – сюда его! В клетку сначала, потом – в колодец! Работать надо! В общак гроши несете, а запросы – как у главного пахана, президента нашего! Аппетиты как у акул, а шевелитесь как налимы в иле!
– Нам в личный карман МВФ транши не перегоняет… По четверть миллиарда…
– Никому не перегоняет! Карман надо уметь подставлять!
Подчиненный бандит уже давно ушел, а взбудораженный Геннадий, сидя за столом, все еще бил по нему кулаками, вращал грозными очами и поливал красноречием в потолок и по сторонам, рассуждая на тему необходимого трудолюбия и вообще творческой инициативы.
Злоключения Шкандыбаева
Устройство на службу в «Ставриду» и каждодневная рабочая суета все более отдаляли Шкандыбаева от того неприятного осеннего утра, когда он очнулся в ресторанном подвале в окружении головорезов, предъявивших ему немыслимый счет за ужин с канувшим в неизвестность Петром, чей образ уже потускнел в памяти Шкандыбаева. Увяли и восторги, связанные с грандиозным проектом железнодорожной африканской магистрали, материализация которого представлялась ныне затеей сомнительной и многотрудной. Куда более занимали текущая работа по поиску денежных рыбных интересантов и будущая доля из дивидендов «Ставриды».
Однако телефонные звонки из ресторана регулярно тревожили недобросовестного должника, но на наглые и порой нецензурные требования вернуть обозначенную сумму он отвечал, что как только, так сразу, ибо покуда стеснен материально, после чего телефонную связь расторгал, легкомысленно полагая, что таким поведением способствует накоплению в кредиторах усталости и чувства безнадежности.
Действуя подобным образом, Шкандыбаев исходил из стереотипов, применимых к собственной персоне, а потому полной и ошарашивающей неожиданностью явилась для него встреча на улице с двумя крепкими пареньками, один из которых, вежливо поздоровавшись, ткнул Шкандыбаева кулаком под дых, а второй, поймав оседающую на асфальт жертву за воротник, забросил ее, как живодер кота, в чрево просторного автомобиля с затемненными стеклами.
Способность полноценно дышать и изъясняться Шкандыбаев обрел лишь в помещении какого-то офиса, куда его доставили с завязанными грубой, тугой тряпкой глазами.
Освобожденный от повязки, Шкандыбаев увидел оклеенные пухлыми модными обоями стены, стол из мореного дуба, а за ним – необыкновенно тучного молодого человека с такой злобной и сытой мордой, что в сознании похищенного сразу же утвердился зловещий термин: мафия…
Оглянувшись, Шкандыбаев обнаружил за своей спиной еще несколько типажей, чей откровенно циничный облик обоснованность термина подтвердил бесповоротно.
– Ты что же, паскуда, по кабакам на халяву тренируешься проезжать? – подала голос сидящая за столом уголовная личность. – А? Чего молчишь, гнида? Язык отсох? Так мы его сейчас вмиг реанимируем…
– Я же говорил… – держась за перехваченное судорогой горло пляшущими пальцами, пролепетал Шкандыбаев. – Я ожидаю денег… И как только…
– А ты в курсе, что должок вырос? – перебил его толстый гангстер, по-бульдожьи выпятив челюсть. – Тебя, падла, предупреждали? Предупреждали ведь?!
– Д-да…
– В общем, считай, погулял ты на десятку зеленых, – прозвучал безапелляционный вердикт. – Теперь вопрос: когда будешь отдавать?
Мысли Шкандыбаева спутались… «Когда?» Прекрасный вопрос! Прекрасный прежде всего тем, что означает: отсюда его, Шкандыбаева, отпустят… И свобода, как говорится, встретит у входа… У выхода, точнее. Но! Если он согласится с названной суммой, да еще подпишет какие-нибудь долговые бумаги, то встреча со свободой будет весьма условной и недолгой…
– Чувствую, тебе надо как следует все обмозговать… У нас для этого как раз отдельный кабинетик имеется… – Главарь приподнялся из-за стола и сделал неопределенный жест жирной пятерней, которую украшал внушительный перстень из драгметалла.
Моментально уловив суть жеста, нелюди, стоявшие позади Шкандыбаева, подхватили пленника под локотки и препроводили коридором в одну из комнат, всю площадь которой занимала клетка, сваренная из толстенной витой арматуры и покрашенная безысходно-черной краской.
Миг – и страдалец очутился внутри клетки, тут же запертой на сложного типа замок.
В ограниченном арматурной конструкцией пространстве мысли Шкандыбаева засуетились живо и горячо, как пчелки над белой акации гроздью душистой…
«Так… Продать им африканский проект? – упорно размышлял Шкандыбаев. – Можно… Но едва ли поймут перспективу… А поймут – украдут идею. Занять деньги в «Ставриде»? Шеф – чудо-человек, но вот дать взаймы – это едва ли, это он не любит… – И вдруг полыхнуло: – Купюра! Этим бандитам она наверняка нужна как воздух! Миллион одной бумажкой!»
Он утер неверной ладонью выступивший на лбу горячечный пот. Неужели страдания не напрасны? Он не только найдет сегодня реального покупателя, но и заработает на нем сто тысяч! Десять из них пусть забирают, пусть двадцать забирают, лишь бы оказаться вне этой проклятой клетки…
– Эй! – слабо выкрикнул он в пустоту жутковатого помещения. – Эй, есть здесь…
На его зов входная дверь незамедлительно приоткрылась, и из-за двери прозвучал грубый вопрос:
– Чего бакланишь, чмо залетное?
– Я… это… Насчет долга…
И через минуту он уже стоял навытяжку перед толстым гангстером, объясняя ему смысл обмена уникальной купюры на расхожие американские дензнаки.
– За восемьдесят процентов? Лимон баксов? – недоверчиво щурился тот. – А купюра не липа?
– Все через банк, все официально! – замахал Шкандыбаев слабыми руками. – Вы будете иметь дело с серьезными людьми!
– Едем! – Огромная туша поднялась из-за стола. – Покалякаем с твоими корешками… Но учти: соврал или чего не так – десятка уже сегодня будет двадцаткой!
Вновь жесткая матерчатая лента легла на очи пленника, и бандитский лимузин с черным остеклением перенес его городскими лабиринтами прямехонько к офису родной «Ставриды», где, освобожденный от конспиративной повязки, он провел – уже на правах служащего – толстого негодяя и его поджарого, стриженного «под бобрик» компаньона прямиком к своему прямому начальнику.
– Скажешь, что знакомые, понял? – проинструктировал Шкандыбаева перед дверьми кабинета толстый мерзавец.
– Все понятно, все понятно, – торопливо поддакнул обретающий служебное достоинство менеджер.
Начальник Александр Гринько, он же Миша Коротков, встретил посетителей суховато, но в целом дружелюбно.
Разговор гангстеров и рыбного дилера, к великому облегчению Шкандыбаева, подтвердил правдивость сделанного им в разбойничьем логове предложения: обозначенная купюра действительно находилась в хранилище банка, куда интересантам было предложено проследовать для ее всестороннего рассмотрения; обмен же крупнокалиберного дензнака на расхожие купюрки шеф Шкандыбаева после краткого торга согласился провести за семьдесят пять процентов от номинала раритета, после чего от слов договаривающиеся стороны перешли к делу, прямиком направившись в банк.
Когда вооруженные охранники с бесстрастными лицами принесли в один из кабинетов учреждения опечатанную папочку с купюрой, сердце Шкандыбаева захолонуло: неужели?!
Да, сбылись ожидания! Да, растаял кошмар бандитского узилища! И воссиял горизонт будущего благоденствия!
Пощупав ярко-зеленую вязь банковской краски и рассмотрев купюру, на которой вместо физиономии того или иного исторического президента изображалась статуя Свободы с факелом, толстый бандит робко, но и одобрительно кивнул головой. Произнес:
– Толково…
– А теперь посмотрите на это чудо в ультрафиолете, – произнес гладко зачесанный молодой человек, видимо, банковский служащий, он же аферист Анохин.
Были закрыты жалюзи и отворена дверца книжного шкафа, в глубине которого свет голубенькой лампы озарил драгоценную бумагу, тут же вспыхнувшую тайными светящимися знаками.
– Ну вот, – подытожил банковский служащий. – Находитесь вы в официальном учреждении, составим, если необходимо, документик…
Словно очнувшись от сна, поджарый бандит с силой протер ладонью лицо. Сказал:
– Не пойму… Вы вроде банк… Так почему не можете обменять всю эту живопись один в один?..
– Потому что в этом случае придется платить межбанковский налог, – доверительно поведал зачесанный. – А частное лицо – другое дело. Частное лицо со своими налогами разбирается самостоятельно. К тому же лично я, к примеру, не имею миллиона, чтобы выкупить эту купюру. Все просто…
– А чего это слово означает? – продолжил настойчивый оппонент, ткнув ногтем в надпись внизу дензнака, гласившую: «NON-NEGOTIABLE».
– В дословном переводе, – устало молвил банковский служащий, – это означает: «недоговорный документ»…
– То есть?
– То есть купюра предназначена исключительно для банковского обращения, – пояснил терпеливым тоном служивый человек. – Да вы сами представьте: заходит человек с этой купюрой куда-нибудь…
– В ресторан! – подал голос понятливый Шкандыбаев.
– Вот-вот! – кивнул финансовый работник. – И гуляет там долларов на триста… А потом выкладывает на стол миллиончик одной бумажкой – сдачу, пожалуйста…
Толстый гангстер со снисходительной усмешкой оглядел зардевшегося Шкандыбаева. Произнес:
– В следующий раз так и делай, понял?
Шкандыбаев кокетливо поиграл бровями.
Пожали руки, наметив обмен на ближайшие дни.
– Ну все, брат, до встречи… – Толстый пожал Шкандыбаеву руку. – Десяточка за тобой, учти…
– Да нет проблем! – воскликнул окрыленный должник.
Когда автомобиль бандитов скрылся за углом здания банка, Миша Коротков обратился к расторопному менеджеру, у которого светилось от счастья лицо:
– Что за народ?
– Знакомые… – со значительной интонацией откликнулся Шкандыбаев, небрежно и косо взглянув поверх головы начальника.
Между тем в отъезжающем от банка автомобиле развивался следующий диалог.
– Пемза концы ищет, чтобы бабки за бугор переправить, понял, Костя?
– Ну и?..
– Вот мы ему и зарядим: лимон с полтешком за эту купюрку… Триста штук навара!
– Класс! Только… Если там заморочки со всякими налогами, как этот хмырь плел… Понимаешь, какая какофония начнется? Придет Пемза в какой-нибудь банк, а его там окучат: плати, скажут, пятьдесят процентов! Вообще… откуда лимончик? Он же номерной, усекаешь?
– А наши какие проблемы? Лимон настоящий? Ну и все. А если претензии – пусть на банк наезжает. Наше дело простое: вот товар. Нравится – покупай. Нет – извини… Наше дело свести… А разборы… да чихал я на разборы! Пемза и так оборзел… Надо его, Костя, того… Иначе жить не даст, вон уже на наш вещевой рынок губы раскатал, воду мутит… Кончать его надо. Но так, аккуратно, мол, мы ни при чем…
– Все косяки на нас пойдут, как ни темни…
– Придумаем чего-нибудь… Люську в Рязань отправил?
– Да. Вся в соплях.
– Ну… чего сделаешь? Жизнь!
Однако телефонные звонки из ресторана регулярно тревожили недобросовестного должника, но на наглые и порой нецензурные требования вернуть обозначенную сумму он отвечал, что как только, так сразу, ибо покуда стеснен материально, после чего телефонную связь расторгал, легкомысленно полагая, что таким поведением способствует накоплению в кредиторах усталости и чувства безнадежности.
Действуя подобным образом, Шкандыбаев исходил из стереотипов, применимых к собственной персоне, а потому полной и ошарашивающей неожиданностью явилась для него встреча на улице с двумя крепкими пареньками, один из которых, вежливо поздоровавшись, ткнул Шкандыбаева кулаком под дых, а второй, поймав оседающую на асфальт жертву за воротник, забросил ее, как живодер кота, в чрево просторного автомобиля с затемненными стеклами.
Способность полноценно дышать и изъясняться Шкандыбаев обрел лишь в помещении какого-то офиса, куда его доставили с завязанными грубой, тугой тряпкой глазами.
Освобожденный от повязки, Шкандыбаев увидел оклеенные пухлыми модными обоями стены, стол из мореного дуба, а за ним – необыкновенно тучного молодого человека с такой злобной и сытой мордой, что в сознании похищенного сразу же утвердился зловещий термин: мафия…
Оглянувшись, Шкандыбаев обнаружил за своей спиной еще несколько типажей, чей откровенно циничный облик обоснованность термина подтвердил бесповоротно.
– Ты что же, паскуда, по кабакам на халяву тренируешься проезжать? – подала голос сидящая за столом уголовная личность. – А? Чего молчишь, гнида? Язык отсох? Так мы его сейчас вмиг реанимируем…
– Я же говорил… – держась за перехваченное судорогой горло пляшущими пальцами, пролепетал Шкандыбаев. – Я ожидаю денег… И как только…
– А ты в курсе, что должок вырос? – перебил его толстый гангстер, по-бульдожьи выпятив челюсть. – Тебя, падла, предупреждали? Предупреждали ведь?!
– Д-да…
– В общем, считай, погулял ты на десятку зеленых, – прозвучал безапелляционный вердикт. – Теперь вопрос: когда будешь отдавать?
Мысли Шкандыбаева спутались… «Когда?» Прекрасный вопрос! Прекрасный прежде всего тем, что означает: отсюда его, Шкандыбаева, отпустят… И свобода, как говорится, встретит у входа… У выхода, точнее. Но! Если он согласится с названной суммой, да еще подпишет какие-нибудь долговые бумаги, то встреча со свободой будет весьма условной и недолгой…
– Чувствую, тебе надо как следует все обмозговать… У нас для этого как раз отдельный кабинетик имеется… – Главарь приподнялся из-за стола и сделал неопределенный жест жирной пятерней, которую украшал внушительный перстень из драгметалла.
Моментально уловив суть жеста, нелюди, стоявшие позади Шкандыбаева, подхватили пленника под локотки и препроводили коридором в одну из комнат, всю площадь которой занимала клетка, сваренная из толстенной витой арматуры и покрашенная безысходно-черной краской.
Миг – и страдалец очутился внутри клетки, тут же запертой на сложного типа замок.
В ограниченном арматурной конструкцией пространстве мысли Шкандыбаева засуетились живо и горячо, как пчелки над белой акации гроздью душистой…
«Так… Продать им африканский проект? – упорно размышлял Шкандыбаев. – Можно… Но едва ли поймут перспективу… А поймут – украдут идею. Занять деньги в «Ставриде»? Шеф – чудо-человек, но вот дать взаймы – это едва ли, это он не любит… – И вдруг полыхнуло: – Купюра! Этим бандитам она наверняка нужна как воздух! Миллион одной бумажкой!»
Он утер неверной ладонью выступивший на лбу горячечный пот. Неужели страдания не напрасны? Он не только найдет сегодня реального покупателя, но и заработает на нем сто тысяч! Десять из них пусть забирают, пусть двадцать забирают, лишь бы оказаться вне этой проклятой клетки…
– Эй! – слабо выкрикнул он в пустоту жутковатого помещения. – Эй, есть здесь…
На его зов входная дверь незамедлительно приоткрылась, и из-за двери прозвучал грубый вопрос:
– Чего бакланишь, чмо залетное?
– Я… это… Насчет долга…
И через минуту он уже стоял навытяжку перед толстым гангстером, объясняя ему смысл обмена уникальной купюры на расхожие американские дензнаки.
– За восемьдесят процентов? Лимон баксов? – недоверчиво щурился тот. – А купюра не липа?
– Все через банк, все официально! – замахал Шкандыбаев слабыми руками. – Вы будете иметь дело с серьезными людьми!
– Едем! – Огромная туша поднялась из-за стола. – Покалякаем с твоими корешками… Но учти: соврал или чего не так – десятка уже сегодня будет двадцаткой!
Вновь жесткая матерчатая лента легла на очи пленника, и бандитский лимузин с черным остеклением перенес его городскими лабиринтами прямехонько к офису родной «Ставриды», где, освобожденный от конспиративной повязки, он провел – уже на правах служащего – толстого негодяя и его поджарого, стриженного «под бобрик» компаньона прямиком к своему прямому начальнику.
– Скажешь, что знакомые, понял? – проинструктировал Шкандыбаева перед дверьми кабинета толстый мерзавец.
– Все понятно, все понятно, – торопливо поддакнул обретающий служебное достоинство менеджер.
Начальник Александр Гринько, он же Миша Коротков, встретил посетителей суховато, но в целом дружелюбно.
Разговор гангстеров и рыбного дилера, к великому облегчению Шкандыбаева, подтвердил правдивость сделанного им в разбойничьем логове предложения: обозначенная купюра действительно находилась в хранилище банка, куда интересантам было предложено проследовать для ее всестороннего рассмотрения; обмен же крупнокалиберного дензнака на расхожие купюрки шеф Шкандыбаева после краткого торга согласился провести за семьдесят пять процентов от номинала раритета, после чего от слов договаривающиеся стороны перешли к делу, прямиком направившись в банк.
Когда вооруженные охранники с бесстрастными лицами принесли в один из кабинетов учреждения опечатанную папочку с купюрой, сердце Шкандыбаева захолонуло: неужели?!
Да, сбылись ожидания! Да, растаял кошмар бандитского узилища! И воссиял горизонт будущего благоденствия!
Пощупав ярко-зеленую вязь банковской краски и рассмотрев купюру, на которой вместо физиономии того или иного исторического президента изображалась статуя Свободы с факелом, толстый бандит робко, но и одобрительно кивнул головой. Произнес:
– Толково…
– А теперь посмотрите на это чудо в ультрафиолете, – произнес гладко зачесанный молодой человек, видимо, банковский служащий, он же аферист Анохин.
Были закрыты жалюзи и отворена дверца книжного шкафа, в глубине которого свет голубенькой лампы озарил драгоценную бумагу, тут же вспыхнувшую тайными светящимися знаками.
– Ну вот, – подытожил банковский служащий. – Находитесь вы в официальном учреждении, составим, если необходимо, документик…
Словно очнувшись от сна, поджарый бандит с силой протер ладонью лицо. Сказал:
– Не пойму… Вы вроде банк… Так почему не можете обменять всю эту живопись один в один?..
– Потому что в этом случае придется платить межбанковский налог, – доверительно поведал зачесанный. – А частное лицо – другое дело. Частное лицо со своими налогами разбирается самостоятельно. К тому же лично я, к примеру, не имею миллиона, чтобы выкупить эту купюру. Все просто…
– А чего это слово означает? – продолжил настойчивый оппонент, ткнув ногтем в надпись внизу дензнака, гласившую: «NON-NEGOTIABLE».
– В дословном переводе, – устало молвил банковский служащий, – это означает: «недоговорный документ»…
– То есть?
– То есть купюра предназначена исключительно для банковского обращения, – пояснил терпеливым тоном служивый человек. – Да вы сами представьте: заходит человек с этой купюрой куда-нибудь…
– В ресторан! – подал голос понятливый Шкандыбаев.
– Вот-вот! – кивнул финансовый работник. – И гуляет там долларов на триста… А потом выкладывает на стол миллиончик одной бумажкой – сдачу, пожалуйста…
Толстый гангстер со снисходительной усмешкой оглядел зардевшегося Шкандыбаева. Произнес:
– В следующий раз так и делай, понял?
Шкандыбаев кокетливо поиграл бровями.
Пожали руки, наметив обмен на ближайшие дни.
– Ну все, брат, до встречи… – Толстый пожал Шкандыбаеву руку. – Десяточка за тобой, учти…
– Да нет проблем! – воскликнул окрыленный должник.
Когда автомобиль бандитов скрылся за углом здания банка, Миша Коротков обратился к расторопному менеджеру, у которого светилось от счастья лицо:
– Что за народ?
– Знакомые… – со значительной интонацией откликнулся Шкандыбаев, небрежно и косо взглянув поверх головы начальника.
Между тем в отъезжающем от банка автомобиле развивался следующий диалог.
– Пемза концы ищет, чтобы бабки за бугор переправить, понял, Костя?
– Ну и?..
– Вот мы ему и зарядим: лимон с полтешком за эту купюрку… Триста штук навара!
– Класс! Только… Если там заморочки со всякими налогами, как этот хмырь плел… Понимаешь, какая какофония начнется? Придет Пемза в какой-нибудь банк, а его там окучат: плати, скажут, пятьдесят процентов! Вообще… откуда лимончик? Он же номерной, усекаешь?
– А наши какие проблемы? Лимон настоящий? Ну и все. А если претензии – пусть на банк наезжает. Наше дело простое: вот товар. Нравится – покупай. Нет – извини… Наше дело свести… А разборы… да чихал я на разборы! Пемза и так оборзел… Надо его, Костя, того… Иначе жить не даст, вон уже на наш вещевой рынок губы раскатал, воду мутит… Кончать его надо. Но так, аккуратно, мол, мы ни при чем…
– Все косяки на нас пойдут, как ни темни…
– Придумаем чего-нибудь… Люську в Рязань отправил?
– Да. Вся в соплях.
– Ну… чего сделаешь? Жизнь!
Обмен
Узнав о существовании денежного знака достоинством в один миллион долларов, Пемза всерьез озаботился возможностью стать его обладателем. Всякого рода смутные времена, чреватые повсеместным закручиванием гаек после вакханалии беззакония, взяточничества и воровства, представлялись матерому вору весьма реальным завершением эпопеи российской демократии. И в этом случае бумажка, эквивалентная увесистому чемодану с валютой, обретала бы дополнительную ценность хотя бы как предмет контрабанды. Другое дело – стоит ли бумажка пресловутый тяжеловесный миллион? Не вводят ли его в заблуждение эти оторвы – Костя и Гена?
Проведя осторожное расследование, связанное с подслушиванием разговоров вожаков соседей, Пемза убедился в отсутствии у них мошеннического умысла; кроме того, купюру продавал банк, готовый подписать гарантийные обязательства по ее состоятельности, а потому, дав согласие на обмен, Пемза взял с собой опытного эксперта, бывшего фальшивомонетчика, должного исследовать раритет всесторонне.
Предложение о предварительном ознакомлении покупателя с купюрой было категорически отвергнуто банкирами, раздраженно пояснившими, что процедуры пустопорожних смотрин им уже надоели, срочности в продаже не существует, да и вообще предложение остается актуальным лишь в течение суток.
Банк, по сведениям Пемзы, контролировался кровожадной чеченской группировкой, качать права на ровном месте явно не следовало, так что с покупкой поневоле пришлось поторапливаться.
В банк он прибыл в сопровождении четырех прямоугольных охранников, чья внешность наглядно соотносилась с обидной теорией дедушки Дарвина. Хотя… человек больше походит на обезьяну, чем обезьяна на человека.
Пройдя с чемоданчиком, заключавшим в себе расходную наличность, по служебному узкому коридорчику, вошли, настороженно озираясь, в служебное помещение, в котором уже попивали кофе Геннадий с Костей, а также находился один из служащих: молодой, гибкий человек с приятным, открытым лицом.
После вежливых приветствий и рукопожатий молодой человек стеснительно уточнил, принесены ли в банк необходимые средства, и, получив подтверждение, раскрыл сейф, из которого извлек девственно новенькую купюру с изображением известной всему миру статуи античного типа, оснащенной факелом.
Проведя осторожное расследование, связанное с подслушиванием разговоров вожаков соседей, Пемза убедился в отсутствии у них мошеннического умысла; кроме того, купюру продавал банк, готовый подписать гарантийные обязательства по ее состоятельности, а потому, дав согласие на обмен, Пемза взял с собой опытного эксперта, бывшего фальшивомонетчика, должного исследовать раритет всесторонне.
Предложение о предварительном ознакомлении покупателя с купюрой было категорически отвергнуто банкирами, раздраженно пояснившими, что процедуры пустопорожних смотрин им уже надоели, срочности в продаже не существует, да и вообще предложение остается актуальным лишь в течение суток.
Банк, по сведениям Пемзы, контролировался кровожадной чеченской группировкой, качать права на ровном месте явно не следовало, так что с покупкой поневоле пришлось поторапливаться.
В банк он прибыл в сопровождении четырех прямоугольных охранников, чья внешность наглядно соотносилась с обидной теорией дедушки Дарвина. Хотя… человек больше походит на обезьяну, чем обезьяна на человека.
Пройдя с чемоданчиком, заключавшим в себе расходную наличность, по служебному узкому коридорчику, вошли, настороженно озираясь, в служебное помещение, в котором уже попивали кофе Геннадий с Костей, а также находился один из служащих: молодой, гибкий человек с приятным, открытым лицом.
После вежливых приветствий и рукопожатий молодой человек стеснительно уточнил, принесены ли в банк необходимые средства, и, получив подтверждение, раскрыл сейф, из которого извлек девственно новенькую купюру с изображением известной всему миру статуи античного типа, оснащенной факелом.