Молчанова Ирина. Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид

Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид
Ирина Молчанова

   Моему вдохновителю – Александру Власову
   Иногда ты говоришь, что у меня ледяное сердце…
   Но это сердце любит тебя!

   Моей маме
   Ты единственный человек, который всегда верит в меня!
   В мире, где так много сомнений и сомневающихся, можно выпросить, вытребовать, купить себе поддержку, но только не искреннюю веру.

   Моей семье
   Когда близкие принимают все с завидным спокойствием, можно побыть и писателем.

   Инне Лутиковой
   Звезды улыбаются, когда гламур в шоколаде
   Спасибо, что заказала для меня музыку!

   Команде издательства «АСТ»
   Спасибо, что поставили музыку!

   Моим читателям
   Тем, кто давно и безнадежно влюблен в мое творчество!
   Тем, кто не устает писать мне отзывы, день за днем вызывая мои улыбки!

Глава 1
А потом появился дьявол…

   Слезы застывали на щеках от мороза, превращаясь в лед, глаза нестерпимо жгло. Слиплись заиндевевшие ресницы, коркой покрылся толстый шерстяной шарф. В тиши белоснежного парка только осины жалобно скрипели и снег хрустел под сапогами.
   Катя подтянула съехавшую с плеча сумку и быстро обернулась. Пар изо рта метнулся в сторону. Позади – никого: укутанные снегом деревья, черные воронья гнезда в ветвях, тропа с вереницей следов, разноцветные огоньки города. Девушка провела по щекам варежкой, стирая ледяные дорожки слез, и пошла быстрее.
   «Почудилось», – успокоила она себя, шевеля в варежках окоченевшими пальцами.
   Уже как месяц с лишним ей частенько казалось, что кто-то идет следом. По утрам, когда шла до колледжа темным парком, или вечером, возвращаясь с работы. Но сколько ни оборачивалась, ни прислушивалась – легкие шаги оказывались лишь плодом ее воображения. Она сама не знала, кого боялась увидеть.
   Замерзшая речка вилась змеей вдалеке, а из трубы завода на другом конце парка тянулся ввысь серый дым.
   Девушка замедлила шаг, по спине побежали мурашки. Старая береза на обочине, где на каждой ветке сидело по две-три вороны, последнее время наводила ужас. Птицы вели себя так тихо, словно с минуту на минуты должен был наступить конец света и они его учуяли самыми первыми. При виде черных остроклювых фигур на белом фоне, застывших в полумраке, перехватывало дыхание. Блестящие глаза птиц, казалось, были прикованы к девушке.
   Катя сделала осторожный шаг, и хруст снега под подошвой сапога разрезал тишину, как нож поджаристый хлеб. Воронье не шевелилось. Стало жарко, шарф начал душить, пальто отяжелело и потянуло к земле.
   Раньше, когда проходила тут, воронье кружило над парком, каркало себе, и ей даже в голову не приходило бояться. Но около месяца назад все изменилось. С ее появлением птицы больше не летали, они замирали на ветвях, как от прикосновения посоха Деда Мороза.
   Шаг… и оглушительный хруст, за ним еще и еще. Девушка смотрела на заснеженные кусты, за которыми начинался спасительный поворот, и ей хотелось бежать без оглядки. Подальше от блестящих взглядов черных маленьких глаз и этой страшной тишины.
   Послышался плачущий скрип. Катя медленно обернулась, краем глаза успев заметить какое-то молниеносное движение за деревьями. Горячий пар собственного дыхания обжег лицо. Окаменевшие острые клювы смотрели туда же – за белеющие стволы берез.
   – Кто здесь? – прошептала девушка, но так тихо, что едва ли кто-то смог бы ее расслышать. Глаза заболели от холода и напряжения, ноги точно вросли в снег. Сердце неистово колотилось, она пыталась задерживать шумное дыхание, но из-за этого нестерпимо кололо в боку. Ноздри превратились в крошечные дырочки, приходилось вдыхать через рот, чтобы не задохнуться. Ледяной воздух врывался в горло и острыми иглами проходил насквозь, поселяя холод в каждой клеточке тела.
   За пределами парка сработала сигнализация машины, для девушки это стало сродни выстрела на старте. Она рванулась вперед и побежала. Воронье, как всегда бывало, когда она скрывалась за поворотом, ожило. Захлопали десятки крыльев, разнеслось по тихому парку пронзительное карканье.
   Катя бежала до тех пор, пока не взлетела на пригорок и не выскочила на тротуар. Прохожие удивленно смотрели на нее, а она стояла, согнувшись пополам, не в силах отдышаться. Из-под шапки выбились длинные рыжие волосы в мелких кудряшках, нижние пуговицы на пальто расстегнулись. Над лесом кружили черные фигуры, тревожное карканье не смолкало, и ему вторил рычащий, захлебывающийся собачий лай.
   Девушка окинула взглядом огромный крюк, который ей пришлось бы делать, не пойди она парком, и тоскливо вздохнула. Самый короткий путь наискосок – через мрачный лес – позволял приходить домой почти на сорок минут раньше.
   Люди продолжали с любопытством оборачиваться, кто-то смотрел на парк, привлеченный странным поведением птиц, кто-то останавливался – фотографировал на телефон. Катя выпрямилась и на дрожащих ногах двинулась через трамвайные пути. Она перешла дорогу и на миг приостановилась, глядя на белеющие впереди березы. Тут, в продолжении парка, начиналась березовая аллея, и девушка вдруг засомневалась, что хочет по ней идти. Ее дом находился неподалеку. Нужно было лишь немного пройти по неосвещенной аллее и свернуть на тропинку, ведущую во двор пятиэтажного кирпичного дома.
   «Глупо, чего навыдумывала? – одернула себя Катя, даже смешно стало от своих нелепых страхов. – Семнадцать лет ходила, а теперь что? С триллерами на ночь нужно завязывать, так и с ума сойти можно…»
   Девушка быстро добежала до парадной и взлетела по лестнице на пятый этаж.
   – Уже одиннадцать ноль девять! – встретила ее мама, настежь распахивая входную дверь.
   – Да, я знаю, – тяжело дыша и разматывая с шеи шарф, выдохнула Катя, – начальница задержала.
   При воспоминании о Жене в носу снова закололо, а к глазам подступили слезы. Так на нее не кричали никогда даже родители, и теми словами, которые позволила в ее адрес молодая начальница, никто не называл.
   – А чего лицо отворачиваешь? – тут же прицепилась мама, хватая за плечо и разворачивая дочь к себе.
   – Ничего. – Катя опустила глаза и соврала: – Устала сильно.
   Валентина Васильевна хлопнула себя по полным бедрам.
   – Да как же тут не устать – шляться неизвестно где! Вон, – кивнула она на кухню, – отец говорит, девчонку из нашего подъезда убили на прошлой неделе. Хлоп – и нет! Тоже шастала по вечерам, как ты…
   – Мама, – слабо запротестовала Катя, вдевая замерзшие ноги в мягкие тапки.
   Валентина Васильевна поджала губы:
   – Псих какой-нибудь нападет – помамкаешь тогда, ой помамкаешь.
   Катя уже пошла в свою комнату, влача за собой сумку с учебниками, а мать все не успокаивалась:
   – Где это видано, девчонка молодая возвращается с работы так поздно?! На улице стоит, как эти… – Валентина Васильевна понизила голос до шепота: – проститу-у-утки! С листовками бегать за каждым… постыдилась бы!
   Катя прикрыла дверь в комнату, прислонилась к стене и на пару минут закрыла глаза.
   Из коридора доносилось:
   – Твоя дочь, скажи ей, – требовала мать. Отец в своей обычной манере огрызался:
   – Свою голову ей приставить? Сама возьми да скажи! Послушает она тебя! Взрослая стала… Скажи ей попробуй – она тебе скажет!
   Катя разжала пальцы, сумка шмякнулась на пол. В комнате было темно, свет проникал лишь из окна, бледно освещая подоконник с кактусом в горшочке.
   – Иди есть давай! – застучала в дверь мама.
   – Я перекусила уже, – соврала девушка.
   Маму это не убедило, она назойливо просунула в комнату голову.
   – А чего в темноте сидишь, как крот?
   – Да просто… – Катя быстро ударила по выключателю и зажгла свет.
   Валентина Васильевна деловито огляделась, прошлась по комнатке, посмотрела в окно и точно невзначай поинтересовалась:
   – Опять в забегаловке ела?
   – Ага, – кивнула девушка, садясь на кровать и стаскивая джинсы.
   Мама наблюдала.
   Катя тянула время, медленно разворачивая пижамные штаны.
   – Что это у тебя? – указала мать на ее лодыжку.
   – Синяк, – констатировала девушка, мысленно дивясь: «Ну зачем спрашивать о таком?»
   – Бледная – не могу, – покачала мать головой, – ты хоть в зеркало себя видела? А все оттого, что питаешься кое-как, шастаешь непонятно где… неизвестно с кем!
   Катя накрыла свои худенькие белоснежные ноги пижамными штанами и выдавила из себя:
   – Мне хочется отдыхать.
   – Отдыхай! – передернула плечами мать. – А я тебе уже что, мешаю? Может, мне из дому уйти прикажешь теперь? Отдыхай, мешают ей, выдумала!
   Дверь комнаты с грохотом закрылась, и Катя обессиленно откинулась на постель.
   Родители думали, что у нее все еще переходный возраст. Им нравилось придумывать оправдание тому, чего не могли понять. Девушка горько усмехнулась. Ей было очень интересно, что бы они сказали, увидь хоть разок ее одногруппниц из колледжа. Также винили бы во всем переходный возраст или отцепились от нее раз и навсегда, поняв наконец – не все уж так плохо.
   Катя сходила приняла душ, переоделась в пижаму и присела на подоконник, глядя на желтый свет фонаря в пустынном заснеженном дворике. Мысли о ссоре с начальницей не выходили из головы, прокручивались, как кадры из фильма – снова и снова. К щекам приливал жар, сердце болезненно сжималось.
   «Нужно было ответить ей, а не стоять и терпеть…»
   В глазах защипало. Хотелось плакать от пережитого унижения, оттого, что снесла его молча. Трусливо побоялась увольнения, стояла и кивала как глупая размазня на все оскорбления и обвинения.
   Катя прислонилась щекой к ледяному стеклу и провела ладонью по острым шипам кактуса. Иголочки сгибались под нажимом пальцев, вонзаясь в нежную кожу и причиняя легкую боль.
   Слезы остались в глазах. В любой момент за чем-нибудь могла войти мама – она бы не поняла или истолковала по-своему. Стала бы жалеть, тут же отсчитывать и рассказывать, в чем вся проблема, не имея о ней даже понятия. Винила бы во всем какого-нибудь мифического смазливого мальчика, который «поигрался и выкинул», отцу сказала бы: «Полюбуйся доченькой», – посоветовала бы повзрослеть – все как обычно.
   В небе висела одинокая белая луна, она походила на вырезанный из бумаги кружок.
   Катя улыбнулась наивным мыслям. Иногда ей нравилось представлять себя где-нибудь очень далеко – хоть на самой луне, лишь бы там никогда не наступало отрезвляющего «завтра». Например, остановилось время, которое заставляло двигаться вперед, как хомячка в колесике – крутиться-крутиться… Такое место, где можно бесконечно сидеть на подоконнике и ничего не делать, и ничего не бояться. Где колесо не продолжало бы крутиться, если хомячок упал в изнеможении, где не нужно умирать, чтобы отдохнуть, и можно плакать, никого не стыдясь. Или еще лучше, – где повода плакать просто нет.
   Девушка скользнула взглядом по белому от снега огромному тополю, растущему прямо перед окном, и вздрогнула. На дереве кто-то был, судя по силуэту, размером с крупного человека. Катя неловко вскочила, задернула занавеску и спряталась за стену. Она не успела хорошо рассмотреть притаившееся за стволом существо, но яркие зеленые глаза ее напугали – они светились как у кошки.
   «А может, померещилось? – засомневалась девушка. – А может, кошка? Высоко же забралась, бедненькая…»
   Катя осторожно отодвинула край занавески и выглянула из-за стены.
   Во дворе – тишина. У подъезда фонарь, скамейка – ничего особенного. Тополь в снегу, ни человеческого силуэта, ни страшных зеленых глаз.
   Девушка негромко засмеялась.
   – Вот так потихоньку и сходят с ума, – пробормотала она, – сперва начинает слишком часто казаться… – Катя окончательно успокоилась, даже развеселилась и уже хотела отойти от окна, когда заметила на снежном стволе тополя отпечаток. Не веря своим глазам, она посмотрела вниз, прикидывая, возможно ли влезть на дерево, если ты не кот, а первая ветка, за которую реально уцепиться, находится на уровне второго этажа. Никто раньше такого подвига не совершал, дворовые мальчишки и те не пытались – ведь бесполезно.
   Теперь ей по-настоящему стало жутко. Темный парк, шаги за спиной, странное поведение птиц и собак, светящиеся зеленые глаза… Что-то происходило. А в бледном свете луны, точно в подтверждении нехороших мыслей, на снегу отчетливо виднелся след человеческой руки.

* * *

   – Улёт, девки! – звонко хохотала Алиса Гендусян, задирая ногу и демонстрируя всем чулки в сеточку, а заодно и новенькие сапожки на железной шпильке. – Я ему говорю – купи-и-и! Он такой послушный, берет и покупает! – хвасталась девушка.
   – И все в шоколаде, – поддакнула староста группы, которой очень хотелось походить на крутую Алису.
   Девчонки, собравшиеся вокруг первых парт, засмеялись.
   Катя сделала вид, что читает учебник, но одна из подружек Алисы поймала ее взгляд и нарочно громко, чтобы все услышали, воскликнула:
   – А наша Катька Малого отшила, слышали новость?!
   – Костяна?
   – Да ладно, гонишь!
   – Эта?!
   Алиса спрыгнула с парты и, громко стуча каблуками, приблизилась к последней парте.
   – Как делишки? – нагло спросила девушка, усаживаясь на край парты и сдвигая Катины тетради задом, обтянутым короткой не по сезону юбкой.
   – Нормально, – спокойно ответила Катя.
   – Ой, а что это такое? – Алиса схватила ключи с брелком в виде сердечка и всем показала. – Миленько! – Ключи шлепнулись назад на парту, а глаза Гендусян принялись шарить в поисках еще что-нибудь интересного. Не нашли, тогда одногруппница перешла к главному: – Катька, а чего Малого-то отшила? Чего не понравилось?
   В классе стало тихо – все слушали.
   Алиса продолжала:
   – Дорогуша, да ты так девственницей и помрешь! Непорядок!
   Девочки поддержали ее гоготом.
   Гендусян снова взяла ключи и покачала брелком перед Катиным носом:
   – Сердечко на брелочке, любви хочется, а сама ломаешься. Принца, что ли, ждешь?
   Еще один взрыв смеха.
   Катя вырвала у девушки ключи и мрачно заметила:
   – Лучше никак, чем за сапоги.
   Повисла тишина, щеки Алисы порозовели, но виду, что оскорбилась, та не подала, обронила лишь: «Как знаешь, как знаешь», – и вернулась к остальным девочкам, объяснив всем:
   – Дремучий лес!
   В класс вошел преподаватель по основам менеджмента. Девочки притихли и расселись за парты.
   Валерия Игнатьевича все студентки колледжа люто ненавидели. Сдать его предмет с первого раза удавалось только парням, девчонок молодой женоненавистник мурыжил до посинения.
   – Надеюсь, – распахивая журнал, проворчал преподаватель, – домашнее задание готово.
   – Здравствуй, школа! Достал! – прошипела Алиса, раздраженно вытаскивая из сумочки тетрадь.
   Цепкие карие глаза преподавателя уставились на девушку.
   – Гендусян хочет выступить?
   – Застрелиться скорее, – тихо сказала Алиса, но Валерий Игнатьевич ее услышал и, поджав губы, кивнул:
   – Не имею ничего против.
   В дверь постучали, зашли трое парней – достояние группы. Почему-то специальность «менеджер по туризму» сильному полу казалась чисто бабской.
   Катя раскрыла книгу на нужной странице и с облегчение вздохнула, когда выступать у доски с домашним заданием вызвали не ее. Уходя из школы после девятого класса, ей казалось, что жизнь круто изменится. Думала, будет все по-взрослому – оказалось, сменила шило на мыло. Никто не стал относиться к ней как к личности, уважать мнение или что-то еще. Учителя стали называться преподавателями – только и всего.
   Она неоднократно успела пожалеть, что не потерпела еще два года в школе, чтобы потом поступить в институт. Мама изначально выступала против колледжа и теперь постоянно напоминала: «Я же говорила! А ты не послушала!» Возразить было нечего, желание кому-то что-то доказать, принять самостоятельное решение, ослиное упрямство – все это счастья не принесло.
   Занятия закончились в пять, за окнами успело стемнеть. Катя оделась и вышла из четырехэтажного старого здания колледжа. На улице за последнюю неделю стало теплее, снег успел растаять и снова выпасть. Ребята с первого курса катались на длинном катке посреди двора, кидались снежками и валяли друг друга в снегу – те же школьники.
   – Катька! – послышался позади окрик, и об ее плечо разбился снежок.
   Девушка обернулась. Через двор к ней в расстегнутой куртке, с торчащей из кармана шапкой спешил Костя Малошин. Или просто Малой, как его все называли. Смазливый русоволосый хулиган.
   Парень поравнялся с ней и бесцеремонно хлопнул по спине. Катя поежилась, но ничего не сказала и улыбнулась в ответ на широкую ухмылку Малого.
   – Куда ты собралась?
   Они вышли за ворота колледжа, девушка махнула в сторону дворов.
   – На работу, тут неподалеку торговый центр…
   – Ну пошли тогда. – Он схватил ее за руку и потащил за собой, как непослушного ребенка.
   Малой в отличие от нее учился в колледже последний год, и Катю это очень радовало. Его грубые приставания давным-давно ей уже надоели. А отказов он не воспринимал, ему казалось, что все, кто его отшивает, просто дурачатся и не понимают своего счастья.
   Парень изобразил на лице плохо сыгранный интерес.
   – Ну, как у тебя дела?
   – Обычно, все как всегда, – едва поспевая за ним, пробубнила Катя.
   Он засмеялся и передразнил:
   – А-абыч-чно! А чего-нить новенькое?!
   – Все старенькое. – Катя вырвала у него свою руку. У парня осталась лишь ее рукавица, которую он игриво тут же принялся подбрасывать, приговаривая:
   – Давай-ка, отними! Не достанешь! Ха-ха!
   Катя вздохнула. Умственное развитие парня осталось где-то в пятом классе, зато физически – вымахал. А обижать таких больших и сильных детей было чревато последствиями, поэтому она тоном матери произнесла:
   – Костя, у меня замерзла рука.
   Малой покорно вернул рукавицу, но тут же нашел себе новую забаву. Он ухватил девушку за край шарфа и начал стегать по плечу.
   – Теперь ты моя собачка, ав-ав! Я тебя выгуливаю!
   Катя посмотрела в счастливое лицо своего юного «хозяина» и подивилась, о какой только любви могла толковать Алиса, зная, что представляет из себя Малой.
   – Иди, будь хорошей пёсей, – кивнул он на желтый снег под домом, – сделай свои дела.
   Девушка потеряла всякое терпение, но не успела и рта раскрыть, как парень выпустил ее шарф и обернулся. Голос из игриво-ласкового стал грубым и раздраженным:
   – Кому там делать не фиг?
   Позади никого не оказалось, но на куртке Малого отпечатался след от снежка.
   – Ща кто-то схлопочет, я ща…
   Еще один снежок угодил парню прямо в лоб, за ним еще один разбился о затылок. А потом произошло немыслимое: снежки полетели со всех сторон с такой быстротой, что парень не успевал закрывать от них голову.
   Катя пораженно вертелась на месте, не понимая, откуда идет обстрел. Она стояла рядом с белым от снега Костей, но в нее ни один снежок не попал.
   – Я разберусь сейчас! – крикнул Малой, опрометью бросаясь в сторону колледжа.
   Парень скрылся за углом дома, а Катя почувствовала, как щеки обдало порывом ледяного ветра. Через мгновение все стихло.
   Девушка недолго еще постояла и пошла на работу. С того дня, когда увидела на дереве отпечаток чьей-то руки, парком она больше не ходила и за неделю успела позабыть о тех странностях, что начали твориться в ее жизни. Чувство, будто кто-то идет за ней по пятам, никуда не делось, напротив, усилилось, но посреди оживленного проспекта почти не беспокоило. Дома же она задергивала окно плотными шторами и старалась лишний раз к нему не подходить. Голуби, которые так надоедали каждое утро клацаньем когтей по подоконнику, бесследно исчезли. Теперь ей не хватало их присутствия. Выбирая между гнетущей тишиной, кем-то или чем-то необъяснимым, она предпочитала безобидных божьих тварей. Но божьи твари боялись, они разбегались, разлетались от нее как от прокаженной.
   Торговый центр сиял разноцветными вывесками, знакомая по работе девочка уже стояла перед входом, предлагая прохожим рекламные буклеты.
   «Опять Женя наорет», – подумала Катя, прибавляя шагу. Она обошла центр и вдавила звонок возле железной массивной двери. Щелкнули замки.
   Девушка набрала в легкие побольше воздуха, чтобы сразу объяснить свое опоздание, но ей повезло – молодая начальница разговаривала по телефону. Голова ее покоилась на спинке кресла, длинные ноги – в черных сапогах на тумбочке, на лице блуждала довольная улыбка. Женя лишь на секунду отвлеклась, зажала трубку плечом, кивнула на стол, где лежала стопка буклетов, и глазами указала на дверь, мол: «Бери и проваливай».
   Катя схватила листовки и выскочила на улицу. Начальница редко пребывала в хорошем настроении, обычно выйти из офиса без нагоняя никому не удавалось.
   Девочка у входа в центр приплясывала на одном месте, чтоб согреться. Большинство прохожих брали у нее листовки из жалости, а как заходили за угол, выкидывали в мусорку.
   Катя вбежала по лестнице.
   Замотанная в клетчатый шарф, красноносая Юля, кок увидела ее, первым делом спросила:
   – Эта дура сильно на тебя орала?
   – Не, – улыбнулась Катя, – по телефону говорила.
   – Повезло тебе, – хрипло просипела Юля, всовывая очередной буклет в руки костлявому пареньку в дутике, – на Лидку так гнала… просто до слез довела.
   – А где сейчас Лида? – удивленно огляделась Катя.
   Девушка поморщилась и кивнула на стеклянные двери центра.
   – Лидка хотела уволиться, сидела в офисе ревела, так Женя ее утешила как-то и поставила сегодня в тепле… – Юля обиженно надула губы. – А я – больная, с температурой, должна тут стоять. Следующий раз, блин, тоже поплачу.
   – Понятно, – пробормотала Катя и, не дожидаясь, пока девушка еще что-нибудь скажет, пошла на свою «точку» – на другую сторону от выхода из торгового центра.
   Люди снисходительно брали у нее разноцветные листовки, бросали в пакеты с покупками, совали, не глядя, в карман или сразу сминали в кулаке. Катя ни на кого старалась не смотреть, вытягивала руку с двумя-тремя листовками и ждала, когда кто-нибудь сам возьмет. Если бы Женя увидела это, она орала бы громко и долго. Золотое правило промоутеров требовало смотреть в глаза потенциальному клиенту: зацепить, заговорить, вручить.
   Катя со вздохом переложила в вытянутую руку еще несколько листовок взамен тем, которые кто-то выхватил, и потопала на месте. Ноги без движения быстро замерзли. В животе урчало от голода, съеденная на обед булочка с изюмом и запитая компотом из столовой осталась только в памяти.
   Рука с брошюрками вновь опустела, Катя с любопытством проводила взглядом мужчину в коричневой кожаной куртке, выложила новые разноцветные листочки и, как всегда бывало по четвергам, погрузилась в мечты о предстоящих выходных. Когда не нужно никуда идти в потемках, можно лежать в постели и ни о чем не думать, особенно если родители отправятся на дачу – проведать дом. А то мама любила по выходным закатывать генеральную уборку. Ее не волновало, что шум пылесоса помешает кому-то спать. «На том свете все выспимся», – говорила она, вламываясь поутру в комнату со своими швабрами, ведрами и тряпками. Так что желание попасть на тот свет – утром в субботу или воскресенье – стало уже неотъемлемой частью жизни.
   Катя тяжело вздохнула. Она сомневалась, что кто-то на том свете, впрочем, как и на этом, воспринимал ее желания всерьез. А то бы она уже давно выспалась.
   Девушка покосилась на человека, вырвавшего у нее листовки, хотела выставить новые, но замешкалась. Молодой мужчина в коричневой куртке и темно-синих джинсах уже проходил один раз мимо.
   «Может, забыл что-то в магазине и вернулся? Подумаешь! Да я сама, бывает, по три раза возвращаюсь. Только зачем ему столько листовок? Забыл, что взял уже? Такой рассеянный?» – Девушка напряженно всматривалась в прямую спину в коричневой куртке, пока та внезапно не растворилась. Катя, не веря своим глазам, проморгалась. Человек растворился вовсе не в толпе, – людей на стоянке перед центром было не так уж и много. Мужчина растворился в воздухе.
   «Глюки, вызванные паранойей», – окончательно уверилась девушка, оглядываясь. Она и сама до последнего момента не понимала, как сильно пугают ее происходящие вокруг необъяснимые вещи. Теперь стало ясно – она боится до чертиков. И сколько бы ни ругала жизнь, расстаться с ней пока не готова. Дома – в постели, где самое страшное, что могло грозить, – это быть огретой шлангом от пылесоса, думать о смерти ей нравилось. Совсем другим делом оказалось столкнуться с реальной угрозой.
   «А если это маньяк? Ведь никто не знает, как устроен мозг сумасшедших. По каким критериям они выбирают жертв. Как ведут охоту на них… А может, и не маньяк, может, это вовсе не человек…»
   Рассказать кому-нибудь о своих страхах она не могла. Птицы на деревьях замирали, собаки сходили с ума от лая, шаги за спиной, отпечаток ладони на дереве, светящиеся зеленые глаза, снежки, непонятно откуда взявшиеся, человек в коричневой куртке, который растворился в воздухе… – с такими россказнями сразу в дурку.
   «Возможно, там было бы безопаснее», – между тем закралось в голову.
   Катя даже не заметила, как раздала все листовки.
   – Счастливица, – позавидовала Юля, перекладывая из одной руки в другую все еще внушительную пачку брошюрок. – Ну покедова, до завтра!