Молчанова Ирина. Виртуальный ангел

   – Люся, а ты почему здесь?! Кто тебе разрешил пересесть?
   – Никто, просто...
   – Раз никто, марш на свое место!
   Учительницу по литературе слушались все без исключения, уж кого-кого, а ее подарками и мытьем класса умаслить не удавалось.
   Подруга пересела на последнюю парту, куда ее сослали первого сентября за опоздание, и учительница объявила:
   – А теперь проверочная.
   Алла Борисовна написала на доске стихотворение, задала сделать разбор, сама же уселась за стол и принялась заполнять журнал, попивая кофе из пластмассового стаканчика.
   В классе стало очень тихо, слышался только скрип ручек по бумаге и гудение лампы над средним рядом.
   Карина определила размер стихотворения, только собиралась поискать тропы, как снова почувствовала тычки в спину. Она посмотрела через плечо на Рому и одними губами спросила:
   – Что?
   – Какой размер?
   – Пятистопный хорей.
   – Алмазова! – гаркнула Алла Борисовна. – В свою тетрадь смотри!
   Карина испуганно отвернулась. Сердце билось в груди как сумасшедшее, даже руки задрожали – с соседнего ряда на нее хищно смотрела Света. Одноклассница выглядела раздраженной. Она демонстративно перевела взгляд с Карины на доску и откинула длинную бордовую косу за спину, задев пушистым кончиком лицо сидящего позади Жени, с которым флиртовала уже целых три дня.
   «Не отвлекаться, – сказала себе Карина, перечитывая стихотворение, – еще не хватало трояк получить...»
   Когда сосед с задней парты снова ее ткнул, она сделала вид, будто ничего не заметила, но Рома оказался назойливым.
   – Алмазова, – позвал он, – пс-с...
   – Ну что? – не выдержала она.
   – А это анафора, да? – подчеркнул он карандашом третью строчку.
   – Нет, какая анафора, сравнение!
   Рома нахмурился.
   – А эта? – указал он на следующую строчку.
   – Метафора, кажется... не уверена, еще не дошла до этого места...
   – Алмазова и Грачев, – громыхнул в тишине голос учительницы, – работы мне на стол, сами – за дверь!
   – Алла Борисовна... – просительно начал Рома, но учительница его оборвала:
   – За дверь, Грачев, я сказала, работу и свой дневник мне на стол.
   Рома нехотя начал скидывать вещи в рюкзак.
   – Алмазова, – послышался еще один окрик, затем учительница подошла и забрала у них листки с работами. От резких движений литераторши в лицо повеяло холодом.
   Карина затылком чувствовала, что все на нее смотрят. Карандаши, линейка, ластик, как назло, падали из рук, создавая лишний шум, а молния на рюкзаке никак не хотела застегиваться.
   – Мы долго будем ждать? – раздраженно спросила Алла Борисовна. – Вы отнимаете время у своих одноклассников!
   Рома уже подошел к двери, когда Карина неуклюже развернулась и смахнула рюкзаком с соседней парты Светин пенал. Разноцветные ручки разлетелись по полу, одна выкатилась к доске, а две другие улетели под чужие парты.
   – Балбеска! – прошипела Света.
   – Прости, прости, я случайно, – залепетала Карина, бросаясь собирать ручки, но не успела она выудить даже одну, оказавшуюся под партой двойняшек, как рука учительницы схватила ее за рюкзак и поволокла к двери. Карину выпихнули из класса, точно безбилетника из автобуса. Дверь с грохотом закрылась.
   – Психопатка, – негромко сказал стоявший неподалеку Рома, – не боись, на следующем уроке она и не вспомнит об этом.
   Карина недоверчиво посмотрела на него. Ее никогда прежде не выгоняли из класса, а то, что при этом вот так накричали и забрали дневник, казалось совсем нереальным.
   – А в дневнике что-нибудь напишет? – осторожно спросила она.
   – Ага, – беспечно улыбнулся Рома, – фигню всякую, типа, мешала вести урок или даже сорвала урок... – Он задумчиво помолчал. – Наша Алка любит пафосно взывать к родителям. Да чего я рассказываю, урок закончится, сама посмотришь.
   Сердце неприятно сжалось. В ее дневнике частыми гостями были пятерки и четверки, очень редкими – тройки, а замечаний вовсе не водилось.
   – Ты чего такая убитая? – изумился парень. – Подумаешь, выгнали. Велика беда.
   – Может, тебе и не велика...
   Он не дослушал и кивком указал на лестничный проход.
   – Пошли, на чердаке можно посидеть, здесь дежурные шныряют, а у нас нет пропусков.
   Карина молча поплелась следом, разглядывая его взъерошенный затылок и раздумывая о красной записи в дневнике, которую сегодня вечером придется показать родителям.
   «Ну и как это объяснить? Мама, просто одноклассник ткнул меня в спину, я повернулась к нему и...» – сваливать свою вину на кого-то ей не нравилось, маме бы это понравилось еще меньше. А папа любил говорить: «Сам пропадай, а товарища выручай». Дедушка был с ним полностью согласен, он наверняка бы вспомнил войну, когда солдаты плечом к плечу сражались за родину и на целый взвод делили одну папироску. Дед терпеть не мог малодушных людей, это только бабушка таких жалела и приговаривала: «Ну трусишка, что с нее взять? Зайчонок – ничего с этим теперь не поделать». И ее ласковое «зайчонок» звучало куда унизительнее, чем десяток обидных слов деда и отца, вместе взятых.
   Рома взбежал по лестнице, остановился на самом верху и засунул руки в карманы темно-синих джинсов.
   – Завтра попросим переписать проверочную, и все хоккей, – беспечно заявил он.
   – Ты так уже делал? – полюбопытствовала Карина, осматривая разрисованные граффити стены и скамейку без спинки в углу, возле приоткрытой дверцы на чердак.
   – Я всегда так и делаю, – заявил парень и уселся на скамейку, после чего похлопал рядом с собой, чтобы она тоже присела.
   – А разве по технике безопасности дверь на чердак не должна быть закрыта? – удивилась она, опускаясь на скамейку.
   – Да это мы с пацанами сломали замок! Хочешь, крышу покажу?
   – Нет, спасибо.
   – А чего так? – Рома насупился. – Вся такая правильная, я просто обалдеваю.
   – На улице холодно, без куртки можно простыть.
   – Болеть классно, – тут же возразил он, – сидишь себе за компом, играешь в игрухи, чатишься с девчонками, попиваешь куриный бульон. Эх, вот бы заболеть, надоела эта дурацкая школа!
   – А мне нравится в школу ходить... – Подумав, она прибавила: – Иногда.
   – Какая же ты скучная! – фыркнул Рома. – Ну никому, ваще никому эта школа на фиг не сдалась, уж поверь мне, а ты... вундеркинд, блин... правильно Галька про тебя сказала... – парень осекся.
   – А что она сказала?
   – Да ничего, забей.
   Какое-то время они молчали, потом он неожиданно повернулся к ней и воскликнул, точно его осенило:
   – Вот видишь?!
   – Что? Где? – завертела она головой.
   – А-ай! – Он безнадежно махнул рукой и передразнил: – Что, где – на бороде! Я про тебя говорю. Какая ты. Даже настаивать не умеешь!
   – А зачем настаивать, если ты не хочешь говорить? – недоуменно вскинула брови Карина.
   – Другая бы на твоем месте попыталась узнать, что же сказала Галька... вон Светка бы душу вынула, но выяснила, что ей нужно, а ты... ты со странностями!
   – Аа-а-а, вот о чем ты. Так это не странности, просто передавать слова человека, с которым дружишь, кому-то еще некрасиво. Разве нет?
   Рома досадливо скрипнул зубами.
   – Некрасиво, скажешь тоже! На-армально, так все делают, не парься.
   Она не стала спорить и попыталась перевести разговор на другую тему:
   – Ты не знаешь, сколько осталось до конца урока?
   Парень отодвинул рукав синего свитера и лениво протянул:
   – Пять минут. А что, не терпится дневник получить?
   Не терпелось ей другое, но она мудро решила об этом промолчать.
   Они поднялись, постояли с минуту, рассматривая граффити на стене, а когда стали спускаться по лестнице, Рома неожиданно предложил:
   – Слушай, давай поцелуемся?
   Не уверенная до конца, что правильно его поняла, Карина обернулась.
   – Не-ет, ты не думай ничего такого, – тряхнул он головой, – просто... так надо. – Его руки легли ей на плечи. – Мы быстренько, – заверил парень, – даже не заметишь.
   Карина убрала его руки и поправила свой чуть перекосившийся серый бадлон. ^[1]
   – Зачем это еще?
   Раздался звонок на перемену.
   – Да какая разница? Просто так, раз – и все!
   Она отодвинулась от него подальше к стене. Его предложение поставило ее в тупик, даже слов не находилось, чтобы ответить на него достойно и окончательно не покраснеть.
   – А как же Света, разонравилась, что ли? – выдавила она наконец из себя.
   – Ты не поняла, – поморщился парень, – просто мы чмокнемся у всех на виду, а Светка ревновать станет!
   – Ах... вот как.
   – Ну да! Чего тебе стоит подыграть мне? – Он самодовольно расплылся в улыбке. – Не каждый день небось, такой шанс выпадает! Подумай!
   Слово «шанс» неприятно резануло слух.
   – Спасибо, нет, – твердо сказала она и, не дожидаясь, пока он станет дальше уговаривать, спрыгнула с последней ступеньки и направилась к проходу в рекреацию, где уже слышались голоса одноклассников.
   – Эй, стой! – крикнул Рома. – Я все уже придумал... стой!
   Он догнал ее у самого прохода и сжал в объятиях.
   У нее перехватило дыхание, даже оттолкнуть его не было сил. Стало страшно и почему-то одновременно радостно. У него оказалось так много длинных ресниц, их кончики печально смотрели вниз, точь-в-точь как у хорошенького щенка. Она никогда прежде ни с кем не целовалась, только в щечку, и то в детском саду. Колени стали деревянными и не гнулись, она стояла, выпрямившись как палка, и пыталась вспомнить, что же нужно сделать, когда грудная клетка, точно мяч, накачана воздухом до предела.
   – Мы быстренько, – шепнул он и прижался к ее губам.
   Она сжала челюсти и почувствовала, как его скользкий язык уперся ей в зубы. Неожиданно стало очень смешно. От нехватки кислорода внутри образовался пузырь и неумолимо двинулся наружу. Карина дернулась в сторону как раз вовремя – из горла вырвался громкий хрюк.
   Рома в ужасе отшатнулся, его обычно бледное лицо стало пунцовым от стыда. На них ошеломленно смотрели все одноклассники во главе с учительницей по литературе.
   Первой опомнилась Света. Она резко развернулась и убежала назад в кабинет. Галя поспешила за подругой, но на полпути вернулась назад, взяла за руку Женю и потащила за собой. Прежде чем переступить порог кабинета, парень обернулся, посмотрел в упор на Рому и покрутил пальцем у виска.
   Кто-то перешептывался, кто-то смеялся, некоторые просто смотрели с укором, а Алла Борисовна, прижимавшая к груди их дневники, была вне себя от гнева.
   – Алмазова, – неожиданно сиплым голосом произнесла учительница, глядя вовсе не на нее, а на Рому, – за мной... оба!
   Опустив глаза, Карина посеменила за учительницей. Спрашивать, куда их ведут, не имело смысла, ответ выбивал монотонный стук учительских каблуков: к директору, к директору, к директору...
   «Какой странный день, – подумалось ей, – сколько всего случилось в первый раз. Первое замечание, первый серьезный разговор с мальчиком, первый поцелуй... меня впервые все без исключения заметили... но как ужасно!»
   – Это ты виновата! – зло прищуриваясь, пихнул ее плечом Рома. – Даже целоваться толком не умеешь! Деревенщина!
   – Ну и нечего было меня целовать, – буркнула Карина. Ей порядком надоело терпеть его пренебрежение и вздорный нрав, пусть даже она подозревала, что вздорность больше показная, чем настоящая. Менее обидно от этого почему-то не становилось.
   «Уж лучше как раньше, – промелькнуло в голове, – кому надо обижать невидимку, с невидимками и не разговаривают толком... зато проблем меньше».
   Алла Борисовна завела их в уютный, но мрачноватый кабинет директора и сразу же объявила:
   – Вот, Михаил Гаврилович, полюбуйтесь! Сорвали урок, выгнала их, а они развратничают в стенах школы вместо того, чтобы посидеть и подумать о своем поведении!
   Директор повел из стороны в сторону короткими черными усиками, огорченно отодвинул кружку чая с блюдечком ароматных пышек и уставился на них.
   – Разврат – это очень плохо, – печально изрек он, – объяснитесь, будьте любезны, молодые люди.
   Было непонятно, серьезен он или шутит, но на всякий случай Карина решила предоставить возможность объясниться Роме, а он не заставил себя долго ждать:
   – Михал Гаврилыч, – парень внезапно взял ее за руку, – простите нас, пожалуйста, мы с девушкой влюбились тут. – Он с неподдельным страданием опустил глаза и смущенно прибавил: – Увлеклись немножко, с кем не бывает!
   Директор добродушно улыбнулся и посмотрел поверх очков на учительницу по литературе.
   – Алла Борисовна, ну что скажете, простим их?
   Алла Борисовна прощать никого не планировала, но спорить с директором не стала, вытолкала ребят из кабинета и сердито сказала:
   – Я это так не оставлю! Будете мне класс драить! – Она помахала в воздухе их дневниками. – И родителям сообщим, чем вы занимаетесь в учебные часы!
   – Ой, да сообщайте, – передернул плечами Рома, – по барабану!
   Учительница плотно сжала губы.
   – Алмазова, свой дневник заберешь в конце дня, когда придешь мыть класс, а ваш дневник, уважаемый Грачев, я отдам лично в руки родителям. Жду их завтра, ровно в два часа!
   – Угу, сто раз, – огрызнулся парень.
   Алла Борисовна его то ли не услышала, то ли предпочла сделать вид, но больше ничего не сказала и с гордо поднятой головой зашагала по коридору.
   Карина посмотрела на свою ладонь, которую Рома продолжал крепко сжимать, и сказала:
   – Можешь отпустить, никто больше на нас не смотрит.
   Парень довольно грубо отбросил ее руку.
   – Скажи спасибо, что я нас спас!
   Она покосилась на него. Благодарить отчего-то совсем не хотелось.
   – Ну, что молчишь, язык проглотила?
   – А чего говорить-то? – не выдержала Карина. – Если хочешь правду, то вот она: не тыкал бы ты меня на уроке, ничего бы не произошло!
   По-щенячьи невинные глаза недоуменно уставились на нее. Так он какое-то время смотрел, потом дружески шлепнул по плечу и заявил:
   – Ха, смотрю, начинаешь соображать! – Рома подмигнул ей. – Это даже интересно... знаешь... – он обернулся и умолк.
   Позади них стояла Галя. Девушка любимым жестом поправила стриженные под каре белые волосы и сложила руки в разноцветных браслетах на груди.
   – Тебе чего? – недовольно осведомился Рома.
   – С Кариной хочу посекретничать, – презрительно скривилась Галя, – надеюсь, ты не против, Ромчик?
   – Мне-то что, – пожал плечами парень, – я вообще на урок пошел.
   Галя кивнула ей.
   – Давай за мной.
   – А куда? – стараясь идти с ней рядом, спросила Карина.
   – Сейчас все узнаешь.
   От недоброго взгляда одноклассницы стало не по себе, а когда Галя подошла к двери самого худшего во всей школе туалета, сердце екнуло от страха. Она не раз видела, как другие девочки выходили отсюда со слезами на глазах. Люся однажды рассказывала, что хотела сходить туда с двойняшками, посмотреть на чужие разборки, но девчонки из одиннадцатого класса их не пустили.
   Галя открыла дверь и пихнула Карину внутрь.
   В туалете стоял густой дым, сквозь него едва виднелись очертания раковин. Карина закашлялась. В ее семье никто не курил.
   – Привела? – послышался чей-то голос от дальней кабинки.
   – Привела, – отозвалась провожатая, снова толкая ее в спину, только уже сильнее.
   Из дыма, как привидение, появилась Света.
   – Ну наконец-то, – проворчала она.
   Галя посмотрела на часики.
   – У нас три минуты, Светуль, давай поскорее, ты ведь знаешь, как химик орет, если опоздать!
   Света прислонилась к раковине и вызывающе спросила:
   – Ну, что скажешь, тихоня?!
   – А что нужно сказать? – теребя нос, в котором нещадно щекотало от едкого дыма, спросила Карина.
   – Слышала? – фыркнула Света, обращаясь к подруге. – Она не знает, что сказать!
   Галя закивала и снова встревоженно посмотрела на часы.
   – Давай, говори ей, что хотела, и пойдем, Эдуард Петрович и так нас с тобой не любит!
   В носу продолжало щекотать все сильнее, пока Карина громко не чихнула.
   – Чахоточная какая-то! – рассердилась Света, брезгливо передергиваясь.
   Карина шмыгнула носом и чихнула еще раз, затем снова и снова, пока не закрыла лицо рукавом бадлона.
   – Ты издеваешься? – повысила голос Света.
   – Очень дымно.
   – Света-а-а, – проныла Галя, – ну ты скажешь ей или как?!
   – Не торопи, блин! – Света, словно часовой, прошлась от одной кабинки к другой и остановилась перед зеркалом.
   – Хочешь, я скажу? – выпятила грудь Галя и, не дожидаясь ответа, повернулась к Карине и толкнула ее. – Эй ты, слушай сюда, – приказала она. – Еще раз увидим тебя возле Грачева, зубами плеваться будешь! Поняла?!
   Карина прижалась к двери кабинки и смогла только кивнуть. Язык не слушался, а ноги с руками неожиданно стали тяжелыми-тяжелыми.
   – Ты поняла? – переспросила Света.
   – Да.
   – Еще хоть раз вякнешь ему что-то, – прищурилась Света, – будешь плеваться зубами!
   Прозвенел звонок на урок. Света торопливо вынула из сумочки какой-то маленький баллончик, пшикнула себе в рот, затем передала его подруге.
   Они уже подошли к дверям, когда Галя обернулась и спросила:
   – Знаешь, что будет, если пожалуешься кому-нибудь?
   – То самое, про зубы? – тихо предположила Карина.
   Подружки переглянулись, и Света удовлетворенно заключила:
   – Она все поняла!
   Дверь за одноклассницами закрылась, воцарилась тишина, нарушаемая лишь ударами капель из плохо закрытого крана.
   Карина обессиленно присела на корточки. Тряслись руки, ноги стали значительно легче, но так ослабели, что не держали ее. От затылка к позвоночнику бежали мурашки, в кончик носа точно вонзились тоненькие иголки. Слезы скользкой пленкой плясали в глазах, готовые в любой миг сорваться с ресниц и обжечь щеки. Так обидно ей было последний раз, когда продавщица с рынка, куда она два раза в неделю ходила за косточками для Артемона, накричала на нее перед всеми покупателями. А все из-за случайно задетого мешочка с сахаром, который просыпался по ее вине. Она хотела отдать деньги за испорченный товар, но продавщица швырнула их ей в лицо. Тогда тоже трясло от обиды, и слезы казались неиссякаемыми. Больше на этот рынок она не ходила, ездила на другой – в двух остановках от дома. Но школа – это не какой-то рынок, в нее нельзя перестать ходить по собственному желанию...
   Послышался чей-то голос, Карина быстро вытерла кулаками глаза, но подняться не успела, в туалет вошла учительница географии Татьяна Николаевна. На ее руке алела повязка «Дежурная». Эта худощавая женщина с крючковатым носом и длинными волосами, убранными в пучок, вела у них урок только однажды, когда замещала больную коллегу.
   – Так-так, – произнесла она, размахивая перед собой рукой и шумно принюхиваясь.
   – Здравствуйте, – выдавила из себя Карина.
   – И кто же у нас тут курит! – проигнорировав ее приветствие, воскликнула учительница.
   – Я не...
   – Ну-ка, – Татьяна Николаевна больно взяла девочку за плечо и подняла на ноги. – Попалась, милочка! Теперь уж легким испугом не отделаешься, это я тебе гарантирую.
   – Я не курила, правда! – выпалила Карина.
   Учительница недоверчиво зацокала языком и насмешливо указала куда-то на пол.
   Карина опустила глаза.
   Из-под ее спортивного тапка виднелся кончик окурка.
   – Это не мой!
   – А вот об этом, моя хорошая, ты расскажешь директору школы, – выводя ее из туалета, сладко проворковала учительница. – А он ой как не любит курилок вроде тебя.
   – Снова к директору? – ужаснулась Карина. – Но я уже была!
   Учительницу географии это ничуть не смутило, она лишь крепче сжала ее плечо и довольно приветливо улыбнулась.
   – Раз так, значит, виновата ты дважды, а это уже, лапонька, двойное преступление.

Глава 2
Снежинка на ниточке

   – Я преступница, – призналась она, глядя в преданные глаза Артемона.
   Пудель заскулил и поджал одну лапку.
   – Что теперь будет? – Карина стянула варежки и убрала под шапку выбившиеся волосы.
   Прошло полчаса, а подруга не появилась. Во дворе неподалеку от Люсиного дома, где они обычно встречались, совсем стемнело, а фонарь почему-то так и не включили. Стало холоднее, от мороза пощипывало ноздри, собака то и дело жалобно поглядывала на нее, точно спрашивала: «Не пора ли нам домой?» Ей и самой хотелось поскорее в тепло, выпить горячего чаю с лимоном, завернуться в плед, посидеть на подоконнике, почитать избранные дневники. Но мысль о другом дневнике, исписанном красными чернилами вдоль и поперек, не давала покоя. Скрывать от домашних то, что случилось в школе, было непривычно и тяжело. Поэтому пришлось взять Артемона и отправиться на улицу. Какое-то время она просто гуляла, потом стала заходить в магазинчики, чтобы погреться, но с собакой никуда не пускали, а оставлять друга на морозе одного было несправедливо. Люся обещала присоединиться к ней ближе к вечеру, но, кажется, и на этот раз свое слово не сдержала.
   Карина расчистила варежками снег на скамейке и позвала:
   – Забирайся, Артоша, все теплее, чем на снегу!
   Уговаривать пуделя не пришлось, он запрыгнул на скамейку и водрузил передние лапы ей на колени. Она погладила шершавые подушечки и вздохнула.
   – Совсем ледяные.
   Артемон в отличие от нее не любил зиму.
   – Не нужно было тебя брать, – с запоздалым раскаянием прошептала она, поглаживая собаку по голове. – Ты ведь ни в чем не виноват... а мерзнешь из-за меня... – Карина услышала смех и обернулась.
   – Ты что, с собакой разговариваешь? – весело спросила Люся.
   Подруга пришла не одна, рядом с ней, приплясывая от холода, в ботинках на тонкой подошве и без шапки, стоял Женя.
   Парень усмехнулся, глядя на Артемона, и обратился к Люсе:
   – Не с кем ей больше говорить, хоть с собачкой парой слов перекинется, и то радость!
   Подруга захихикала.
   Карина не обиделась: она знала, Люся хорошо относится к ее псу, даже косточки ему частенько приносит, а смеется лишь потому, что хочет понравиться Жене. Он Люсе с пятого класса нравился, да и не только ей, некоторые девочки даже валентинки ему посылали. А его, кажется, только компьютерные игры интересовали и школьные драки, которые он снимал на телефон, а потом выкладывал в Интернет. Учился Женя хорошо лишь по одному-единственному предмету – по информатике, на остальных был редким посетителем. С девчонками общался мало и только тогда, когда те его вынуждали, как Света с Галей последнее время.
   – Ну все, я пошел, покедова, Люська, – сказал Женя и, уже сделав несколько шагов к выходу из дворика, бросил через плечо: – И тебе, звезда поцелуев, пока!
   – До завтра! – крикнула Люся.
   Карина промолчала. При воспоминании о поцелуе на виду у всех, а точнее о том, как он ужасно завершился, к щекам прилил жар.
   Подружка уселась на спинку скамейки, поставила ноги на сиденье.
   – Не поверишь, что было! – без предисловий начала Люся. – Иду я, значит, с тобой встречаться, как обещала, и тут вижу – Женька! Ну мы: «привет, „привет“, „куда идешь“, короче, слово за слово, начали болтать о том, что в школе сегодня было... – подруга засмеялась. – Про тебя поговорили, как ты опозорилась, про Ромку, про Светку, в общем, обо всем. И тут он говорит: „Пошли в кафе“, ну я не дура, естественно, говорю: „Конечно, пошли“. И мы пошли, и все это время говорили-говорили.... – Люся перевела дыханье. – Каринка, он такой классный! Ты бы только видела!