Сделало ли появление современного оружия войну среди первобытных племен более кровавой? Ратцель убежден, что «огнестрельное оружие ослабило войну, но увеличило потери» среди диких племен. Факты не подтверждают данное предположение. Первым следствием появления огнестрельного оружия явилось изменение тактики войны. Маори до того, как стали пользоваться огнестрельным оружием, сражались лицом к лицу, теперь они сражаются на расстоянии. Другие полинезийцы, после того как получили огнестрельное оружие, привыкли «сражаться на расстоянии и целыми днями беспорядочно стрелять из засады», в результате они научились лучше маскироваться, но не сражаться. Способ ведения войны целиком, так же как и весь образ жизни американских индейцев, изменился с появлением лошади и ружья: и то и другое было адаптировано к их нуждам и искусно использовалось. Как правило, огнестрельное оружие вытесняет также национальное оружие, как это произошло у племен гор Ракхайн (Араканских) (современный запад Мьянмы (Бирмы). – Ред.) и обитателей острова Малекула (острова Новые Гебриды). В последнем случае тем не менее иногда в качестве исключения используют палицы и томагавки, так как они очень любимы за свою точность и бесшумность. Введение огнестрельного оружия в разных случаях приводит к различным результатам. Оно сделало бечуанов более воинственными и увеличило количество войн среди племен маканга (в районе озера Ньяса). В других случаях оно сделало войну более жестокой, дав преимущество тому, кто первый получил доступ к оружию белого человека. Именно поэтому индейские племена черноногих практически полностью истребили своих противников. Только в нескольких случаях дикие племена научились эффективно использовать огнестрельное оружие. Американские индейцы представляют собой выдающийся пример среди менее развитых народов; среди более развитых это марокканские берберы, хорошо вооруженные ружьями Ремингтона и амуницией, полученной от контрабандистов из Испании и Гибралтара, и которые стали настоящими экспертами в использовании этого оружия. Это особенно справедливо в отношении племен рифов в районе Танжера, которые сейчас занимаются охраной домов и собственности, и «горе грабителю, на которого направлено дуло ружья рифа». Первобытные народы в целом поначалу неверно поняли назначение огнестрельного оружия, но многие так и не научились правильно пользоваться им. Уроженцы Канарских островов, открыв для себя разрушительную силу европейского оружия, «посчитали, что чем сильнее шум выстрела, которым сопровождается ранение, тем более смертельной будет рана, и поэтому во время битвы они имитировали голосом звуки, производимые арбалетами и аркебузами испанцев». Тасманийцы так и не поняли, что представляют собой ружья; они верили, что, когда европейцы стреляли из них, они оставались безоружными. Они также не поняли устройства оружия, и во время осады Вераты держали коврики в надежде, что это защитит их от пуль.
Знакомство с огнестрельным оружием ослабило войну в Фиджи, потому что оно впервые сделало возможным создание больших конфедераций. Более того, это не привело к увеличению смертности, так как мушкеты, которыми обладали аборигены, были очень плохого качества. «Мушкеты, которые были в ранние годы завезены в огромном количестве торговцами, были кремневыми ружьями или фитильными мушкетами, и если они были разъедены ржавчиной, то часто становились более опасными для человека, держащего курок, чем для того, на кого целились. Стрелки-аборигены не знали обычая, распространенного на острове Вити-Леву и в других частях архипелага, который заключался в том, что там отпиливали большую часть ствола и стреляли, держа ружье на весу на вытянутой руке». Население Соломоновых островов обладало огнестрельным оружием, но Элтон слышал всего о нескольких случаях, когда люди умирали от огнестрельных ран. «Хотя аборигены, – писал он, – являются очень хорошими стрелками, когда спокойны и собранны, они, что достаточно удивительно, стреляют из ружей не целясь. Некоторое время назад абориген выстрелил в меня с расстояния десяти шагов, намереваясь убить, но промахнулся». Гиллан говорит о сражении, которое произошло в Порт-Стэнли (Новые Гебриды) вскоре после его прибытия туда. Пятьдесят человек с одного острова вступили в противоборство с более чем двустами воинами с соседнего острова, и обе стороны применяли ружья. К тому моменту, как он прибыл туда, спустя несколько минут после начала битвы весь порох был израсходован и, как следствие, сражение замерло. Но вместо того, чтобы найти груды изувеченных тел, Гиллан с удивлением обнаружил, что никто ни с одной, ни с другой стороны не был задет пулей, хотя стрельба велась с расстояния не более чем в триста ярдов. «Мир был правильно и счастливо восстановлен, и дело было закрыто, к огромному облегчению обеих сторон».
Народ чин (Британская Индия) (куки-чин и качин, ныне на западе и севере Мьянмы (Бирмы). – Ред.) изобрел свой собственный порох, возможно переняв технологию у китайцев через бирманцев. Их ружья, однако, не очень эффективны из-за низкого качества их пуль. «Несомненно, свинец является их любимым металлом, но он едва ли подходит для пуль, и чинам пришлось использовать латунь, колокольную бронзу, железо, круглые камни и даже шарики». О них также известно, что они использовали в качестве пуль куски телеграфного провода. Хотя у горцев Бирмы были мушкеты, они не стали более опасными противниками, чем раньше, так как «порох был самодельным и не очень сильным». Обладание огнестрельным оружием уменьшило потери в войнах маори (Новая Зеландия), так как они теперь сражались на расстоянии. Бангала (Центральная Африка) (современный Конго со столицей в Киншасе (бывший Заир). – Ред.) являются гораздо менее успешными воинами, когда у них в руках оружие белых, а не свое собственное. Сражаясь с ружьем, воин бангала очень скованный, нервный и, очевидно, становится очень трусливым, потому что не понимает тайны пороха, но, если вы дадите ему щит и копье, его смелость становится очевидной, так же как и его безразличие к ранам и смерти».
Обладание оружием и соответствующей амуницией изменило способы ведения боевых действий и ввело новые обычаи войны среди баконго. Уикс писал: «Иногда сражающиеся города израсходовали запас пороха до того, как какая-либо из сторон получала преимущество над другой. Делается перерыв на два или три месяца, чтобы противники могли пополнить свои запасы, и в назначенный день они опять начнут стрелять друг в друга. Я знаю, что это случалось не единожды, и в этих областях порох растет в цене. В другой раз они договорились отложить начало битвы, пока каждая из сторон не будет обладать достаточным запасом пороха, и это также поднимало его цену в районе». Их ружья до смешного неэффективны, следовательно, смертоносность войны значительно уменьшается. Но им тем не менее нравится новое оружие, потому что оно производит много шума. Их оружием до этого были луки и стрелы, топоры, копья и мечи, но они были заменены «жалкими дешевыми кремневыми ружьями, предлагавшимися торговцами, большое число этих ружей во многих случаях было устаревшим и часто приносило больше вреда человеку, который стрелял из него, а не тому, в кого стреляли. Использовавшийся порох часто был испорченным и производил больше шума и дыма, чем наносил реального вреда, – такой порох обладал меньшей метательной силой и был менее взрывоопасен. Пулями были кусочки скрученного провода, разбитая железная руда, камни или кусочки разрубленного металла, которые могли поместиться в ствол». Когда оружие заряжено для стрельбы, «стрелок не упирает приклад себе в правое плечо и не смотрит вдоль ствола, когда берет цель, напротив, он держит приклад ружья напротив кисти его наполовину согнутой правой руки и, не прицеливаясь, нажимает на курок пальцем левой. Таким способом он защищает свои глаза от искр пороха, когда тот горит, и свою голову в том случае, если казенная часть ствола взорвется от слишком большого числа пороха, забитого в него; но цель становится неточной и неясной, и человек, в которого стреляют, находится в большей безопасности, чем люди в непосредственной близости от стреляющего. Ружья конго (баконго) не бьют на расстояние, превышающее 50 ярдов (45,8 м), а сражающиеся во время битвы находятся на расстоянии примерно 100 ярдов (91,4 м), в результате чего война становится бескровной. Я знаю случай, когда более двухсот мужчин сражались против тридцати двух, и после того, как две неравные стороны стреляли друг в друга на протяжении двух с половиной дней, один человек был ранен в лодыжку долетевшей пулей, которая настолько легко повредила его мышцы, что я смог извлечь ее перочинным ножиком». Это напоминает французскую дуэль, описанную Марком Твеном в книге «Пешком по Европе».
Первобытные племена в целом – суммируя вышесказанное – скорее более воинственны, чем миролюбивы, и их войны бывали жестокими и кровопролитными гораздо чаще, чем относительно мирными и бескровными. Кочевники, как правило, более воинственны, чем оседлые племена, которые занимаются земледелием, поэтому чаще воюют; их постоянные странствия в поисках воды и пастбищ или охотничьих угодий ведут к постоянным конфликтам с другими племенами. Горцы практически повсеместно более воинственны, чем племена равнин и долин. Последние чаще занимаются земледелием, так как их земля более плодородна, тогда как среда обитания горцев больше располагает к охоте и скотоводству. Сельскохозяйственные цивилизации тем не менее не обязательно расположены к миру. Напротив, с ростом населения и централизации войны становятся более распространенными и разрушительными. Так, мексиканские ацтеки, перуанские инки, африканские королевства Дагомея и Бенин, а также древние цивилизации Египта, Месопотамии (Шумер и его наследники, включая Вавилонию и Ассирию), а также Ирана были созданы более воинственными племенами, чем те, которые жили вокруг них. Столкновений было множество, и успешные завоевания стали осуществляться.
Древние войны забирали множество человеческих жизней и приносили большие разрушения. Записи говорят о целых племенах и народах, стертых с лица земли. Мы никогда не узнаем, скольких постигла подобная участь до того, как в эпоху Великих географических открытий первобытные племена стали частью общечеловеческой истории, но это число должно быть огромным. Принципом примитивной войны было убить всех мужчин и захватить женщин и детей. Многие племена не брали пленных, а если брали, то немедленно их убивали. Самой ранней формой ослабления жестокости войны было разделение женщин и детей. Факты, изложенные ниже – охота за головами, кровная месть, каннибализм и человеческие жертвоприношения, – будут далее свидетельствовать об общей жестокости и разрушительности примитивной войны.
Глава 5
Знакомство с огнестрельным оружием ослабило войну в Фиджи, потому что оно впервые сделало возможным создание больших конфедераций. Более того, это не привело к увеличению смертности, так как мушкеты, которыми обладали аборигены, были очень плохого качества. «Мушкеты, которые были в ранние годы завезены в огромном количестве торговцами, были кремневыми ружьями или фитильными мушкетами, и если они были разъедены ржавчиной, то часто становились более опасными для человека, держащего курок, чем для того, на кого целились. Стрелки-аборигены не знали обычая, распространенного на острове Вити-Леву и в других частях архипелага, который заключался в том, что там отпиливали большую часть ствола и стреляли, держа ружье на весу на вытянутой руке». Население Соломоновых островов обладало огнестрельным оружием, но Элтон слышал всего о нескольких случаях, когда люди умирали от огнестрельных ран. «Хотя аборигены, – писал он, – являются очень хорошими стрелками, когда спокойны и собранны, они, что достаточно удивительно, стреляют из ружей не целясь. Некоторое время назад абориген выстрелил в меня с расстояния десяти шагов, намереваясь убить, но промахнулся». Гиллан говорит о сражении, которое произошло в Порт-Стэнли (Новые Гебриды) вскоре после его прибытия туда. Пятьдесят человек с одного острова вступили в противоборство с более чем двустами воинами с соседнего острова, и обе стороны применяли ружья. К тому моменту, как он прибыл туда, спустя несколько минут после начала битвы весь порох был израсходован и, как следствие, сражение замерло. Но вместо того, чтобы найти груды изувеченных тел, Гиллан с удивлением обнаружил, что никто ни с одной, ни с другой стороны не был задет пулей, хотя стрельба велась с расстояния не более чем в триста ярдов. «Мир был правильно и счастливо восстановлен, и дело было закрыто, к огромному облегчению обеих сторон».
Народ чин (Британская Индия) (куки-чин и качин, ныне на западе и севере Мьянмы (Бирмы). – Ред.) изобрел свой собственный порох, возможно переняв технологию у китайцев через бирманцев. Их ружья, однако, не очень эффективны из-за низкого качества их пуль. «Несомненно, свинец является их любимым металлом, но он едва ли подходит для пуль, и чинам пришлось использовать латунь, колокольную бронзу, железо, круглые камни и даже шарики». О них также известно, что они использовали в качестве пуль куски телеграфного провода. Хотя у горцев Бирмы были мушкеты, они не стали более опасными противниками, чем раньше, так как «порох был самодельным и не очень сильным». Обладание огнестрельным оружием уменьшило потери в войнах маори (Новая Зеландия), так как они теперь сражались на расстоянии. Бангала (Центральная Африка) (современный Конго со столицей в Киншасе (бывший Заир). – Ред.) являются гораздо менее успешными воинами, когда у них в руках оружие белых, а не свое собственное. Сражаясь с ружьем, воин бангала очень скованный, нервный и, очевидно, становится очень трусливым, потому что не понимает тайны пороха, но, если вы дадите ему щит и копье, его смелость становится очевидной, так же как и его безразличие к ранам и смерти».
Обладание оружием и соответствующей амуницией изменило способы ведения боевых действий и ввело новые обычаи войны среди баконго. Уикс писал: «Иногда сражающиеся города израсходовали запас пороха до того, как какая-либо из сторон получала преимущество над другой. Делается перерыв на два или три месяца, чтобы противники могли пополнить свои запасы, и в назначенный день они опять начнут стрелять друг в друга. Я знаю, что это случалось не единожды, и в этих областях порох растет в цене. В другой раз они договорились отложить начало битвы, пока каждая из сторон не будет обладать достаточным запасом пороха, и это также поднимало его цену в районе». Их ружья до смешного неэффективны, следовательно, смертоносность войны значительно уменьшается. Но им тем не менее нравится новое оружие, потому что оно производит много шума. Их оружием до этого были луки и стрелы, топоры, копья и мечи, но они были заменены «жалкими дешевыми кремневыми ружьями, предлагавшимися торговцами, большое число этих ружей во многих случаях было устаревшим и часто приносило больше вреда человеку, который стрелял из него, а не тому, в кого стреляли. Использовавшийся порох часто был испорченным и производил больше шума и дыма, чем наносил реального вреда, – такой порох обладал меньшей метательной силой и был менее взрывоопасен. Пулями были кусочки скрученного провода, разбитая железная руда, камни или кусочки разрубленного металла, которые могли поместиться в ствол». Когда оружие заряжено для стрельбы, «стрелок не упирает приклад себе в правое плечо и не смотрит вдоль ствола, когда берет цель, напротив, он держит приклад ружья напротив кисти его наполовину согнутой правой руки и, не прицеливаясь, нажимает на курок пальцем левой. Таким способом он защищает свои глаза от искр пороха, когда тот горит, и свою голову в том случае, если казенная часть ствола взорвется от слишком большого числа пороха, забитого в него; но цель становится неточной и неясной, и человек, в которого стреляют, находится в большей безопасности, чем люди в непосредственной близости от стреляющего. Ружья конго (баконго) не бьют на расстояние, превышающее 50 ярдов (45,8 м), а сражающиеся во время битвы находятся на расстоянии примерно 100 ярдов (91,4 м), в результате чего война становится бескровной. Я знаю случай, когда более двухсот мужчин сражались против тридцати двух, и после того, как две неравные стороны стреляли друг в друга на протяжении двух с половиной дней, один человек был ранен в лодыжку долетевшей пулей, которая настолько легко повредила его мышцы, что я смог извлечь ее перочинным ножиком». Это напоминает французскую дуэль, описанную Марком Твеном в книге «Пешком по Европе».
Первобытные племена в целом – суммируя вышесказанное – скорее более воинственны, чем миролюбивы, и их войны бывали жестокими и кровопролитными гораздо чаще, чем относительно мирными и бескровными. Кочевники, как правило, более воинственны, чем оседлые племена, которые занимаются земледелием, поэтому чаще воюют; их постоянные странствия в поисках воды и пастбищ или охотничьих угодий ведут к постоянным конфликтам с другими племенами. Горцы практически повсеместно более воинственны, чем племена равнин и долин. Последние чаще занимаются земледелием, так как их земля более плодородна, тогда как среда обитания горцев больше располагает к охоте и скотоводству. Сельскохозяйственные цивилизации тем не менее не обязательно расположены к миру. Напротив, с ростом населения и централизации войны становятся более распространенными и разрушительными. Так, мексиканские ацтеки, перуанские инки, африканские королевства Дагомея и Бенин, а также древние цивилизации Египта, Месопотамии (Шумер и его наследники, включая Вавилонию и Ассирию), а также Ирана были созданы более воинственными племенами, чем те, которые жили вокруг них. Столкновений было множество, и успешные завоевания стали осуществляться.
Древние войны забирали множество человеческих жизней и приносили большие разрушения. Записи говорят о целых племенах и народах, стертых с лица земли. Мы никогда не узнаем, скольких постигла подобная участь до того, как в эпоху Великих географических открытий первобытные племена стали частью общечеловеческой истории, но это число должно быть огромным. Принципом примитивной войны было убить всех мужчин и захватить женщин и детей. Многие племена не брали пленных, а если брали, то немедленно их убивали. Самой ранней формой ослабления жестокости войны было разделение женщин и детей. Факты, изложенные ниже – охота за головами, кровная месть, каннибализм и человеческие жертвоприношения, – будут далее свидетельствовать об общей жестокости и разрушительности примитивной войны.
Глава 5
КАННИБАЛИЗМ И ВОЙНА
Каковы основные причины, заставляющие человека сражаться? Все войны по своей сути бывают либо оборонительными, либо наступательными, так же как и способы их ведения. Любая группа людей может развязать войну, чтобы защитить себя; агрессия практически всегда встречает сопротивление. Исследование глубинных причин войны тем не менее более всего связано с мотивами, которые ведут к агрессии. Защищающееся племя могло придумать другое достаточное количество поводов для ответных мер, а нападающие могли захватывать достояние и людей защищающихся, чтобы завоевать добычу, большую площадь земель и т. п. Следовательно, утверждение, что племя защищается или нападает, несет очень мало информации об истинных причинах войны. Причины конфликта повсеместно могут быть скрыты. Похожим образом возмездие или ответные меры могут вести к войне, но настоящей причиной является ситуация, сложившаяся в результате нападения, которое теперь должно быть отомщено. Это может объяснить вспышку насилия, но не объясняет мотива, почему некоторые племена достаточно агрессивны для того, чтобы нападать. Поводы также должны быть отделены от настоящих мотивов; они говорят лишь о том, что агрессор жаждет войны. Хотя, например, если вождь племени на острове Ротума хотел сражаться, но у него не было никакой явной причины, он крал женщину и затем, не дожидаясь требования о ее возвращении, сам объявлял войну. Кража женщины в данном случае не являлась настоящей причиной войны.
Войны могут начинаться по различным причинам, хотя все глубинные причины обычно группируются по нескольким категориям. Они могут быть классифицированы под следующими названиями: война по экономическим мотивам, война из-за женщин, из-за славы и по религиозным мотивам. Выражаясь проще, эти мотивы – голод, любовь, тщеславие и страх перед призраками. Все обычаи могут быть также сгруппированы вокруг этих мотивов поведения, тем более война, чье влияние распространялось на всю социальную структуру и все социальные интересы. Поскольку общество является органическим целым, четыре главные причины войны могут быть разделены только на бумаге; в реальной жизни они всегда тесно сплетены. Так, хотя в охоте за скальпами доминируют религиозные мотивы, другие причины там также взаимосвязаны; мужчина считался недостойным своего имени, а также не мог жениться, пока не добудет свою первую голову; кроме того, практически всегда в войне присутствовало желание наживы.
Религия поощряла войну, требуя человеческих жертвоприношений, санкционируя охоту за скальпами и настаивая на кровной мести. Мечта о славе реализуется в желании добыть трофеи, знаки отличия воина, и в войне из-за славы. Серьезным мотивом является также приобретение женщин в качестве рабынь, наложниц или жен. Но самой фундаментальной причиной войны является голод и другие экономические мотивы, и это прямо связано с борьбой за жизнь. Группы (племена) людей вступали в прямой конфликт в процессе борьбы за выживание; они боролись за охотничьи земли и пастбища, за еду, за места для водопоя, за добычу. Самым простым экономическим мотивом является поиск еды. На самых низких уровнях социальной революции люди сами по себе воспринимались как объект пополнения запасов продовольствия. Человеческая плоть – это животное мясо, и каннибализм в подобных случаях является способом выживания. Каннибализм был очень широко распространен, как мы можем судить по большому числу племен-антропофагов, известных этнографам, и даже среди сохранившихся племен. Свидетельства о примитивных племенах, народах показывают, что каннибализм, особенно если он практиковался членами враждебного племени, обычно усиливался либо явным голодом, либо уже сформировавшимся пристрастием к человеческому мясу (при его регулярном употреблении).
История человечества полна войн, целью которых было заставить врага служить для удовлетворения собственных нужд. На самых нижних стадиях социальной организации единственным способом, которым одна орда могла сделать это по отношению к членам другой орды, – это убить и съесть их. Первобытное людское формирование еще не могло обратить врагов в рабов, так как было недостаточно организовано для того, чтобы содержать невольников, и не могло организовать для них специальной работы. Нибур многими примерами показал, что рабство в любом ощутимом количестве или степени не может существовать, пока не достигнут определенный уровень развития сельского хозяйства. Племена, которые добывали пропитание охотой или скотоводством, не имели реальной нужды в рабах. Некоторые рыболовецкие племена, однако, были известны тем, что держали рабов, поскольку оседлая природа их жизни делала возможным их использование и охрану. Там, где рабства не существовало, если победители сохраняли жизнь плененного врага, они обычно усыновляли его. Есть несколько свидетельств усыновления, но в большинстве случаев врага убивали – либо в битве, либо после пленения. В другом случае он мог быть съеден. Пленники использовались в качестве еды, а не в качестве ее производителей. Поэтому каннибализм становился причиной войны.
Охота на людей очень похожа на охоту на животных. Такая форма войны «является крайней формой преследования дичи». Используются то же оружие и аналогичная тактика. У аборигенов Нигерии «преследование может легко превратиться в битву, даже между самими охотниками, где у обоих одинаковое оружие, и поиски животных могут превратиться в охоту на людей».
У племени каннибалов карапачи (Южная Америка) принято, что «если один из них ведет преследование в лесу и слышит, что другой охотник имитирует крик животного, он сразу же издает такой же крик, чтобы привлечь того ближе, и, если тот охотник оказывается из другого племени, он убивает его, а если может, то и съедает в соответствии с обычаем». Фробениус собрал множество примеров таких элементарных столкновений, которые он называл охотой людей, так как они очень напоминали охоту животных.
Каннибализм в качестве причины войны особенно часто встречается в Меланезии. О жителях Новой Каледонии говорится, что «желание поесть человеческого мяса было причиной частых войн между различными племенами. Вождь иногда говорил своим людям: «Мы давно не ели мяса; пойдем и добудем его». Борьба заканчивалась, когда они добивались желаемого, убив несколько человек». Человеческое мясо было деликатесом, и меланезийцы ели его потому, что оно им нравилось, и стремление добыть человечину, несомненно, часто становилось причиной войны. Одно племя «жило за счет войны на стороне любого племени, которое могло нанять их, и единственной платой, которую они просили, были тела убитых». Фон Пфейл писал в 1899 году, что каннибализм на архипелаге Бисмарка был настолько безудержным в своей агрессивности, что ни один канака не мог путешествовать за пределами своего района без угрозы быть убитым или съеденным. Каннибалы островов Нью-Джорджия (в архипелаге Соломоновы острова) «часто совершали набеги из засад, чтобы удовлетворить свой аппетит». Жители островов Фиджи были очень привязаны к людоедству, и «набеги совершались исключительно для того, чтобы добыть человеческого мяса». Желание получить такую еду было часто главной причиной войны между деревнями. На Маркизских островах, где практически все племена являлись каннибалами, множество небольших войн и стычек было развязано по той же самой причине. Леторно называет каннибализм причиной войны в Новой Зеландии; племена маори «пройдут сотни миль, чтобы сражаться, только потому, что они смогут накормить себя человеческим мясом или получить рабов, которые должны будут выступить в качестве главного блюда на большом празднике, который маори устраивали для своих родителей или друзей, либо непосредственно перед началом кампании, либо в каком-либо другом случае особого веселья. Жители Новой Зеландии были очень избирательны, предпочитая нежное мясо женщин и детей».
Отдельные племена антропофагов Австралии, согласно Таплину, охотились на людей, сидя в засадах и пожирая членов других племен после того, как им удавалось внезапно наброситься на них и убить. Нарриньери (жили в районе устья р. Муррей и южнее – от современной Аделаиды до примерно Маунт-Гамбира и Портленда. – Ред.) ненавидели меркани потому, что те имели привычку красть толстых людей и съедать их. Если у мужчины была полная жена, он старался быть особенно внимательным и не оставлять ее без защиты, иначе ее украли бы прожорливые меркани.
Ба-гуана (Африка) «испытывают совершенно искреннюю страсть к человеческому мясу... Тела врагов расчленяют и помещают в кладовые». Племена фанг (Центральная Африка) подстерегали представителей других племен, чтобы убить и съесть их. Население Верхнего Нила, монбуту, является закоренелыми каннибалами; они редко едят другое мясо, кроме мяса пленных. «Они находятся в состоянии постоянной войны с племенами, живущими вокруг них, чтобы обеспечить себя человеческим мясом. Они разделывают тела мертвых на поле битвы, а двигаясь домой, гонят перед собой, как овец, пленников, которых они планируют использовать для пополнения будущих запасов».
Мексиканские ацтеки вели войны преимущественно для того, чтобы собрать жертв для своих религиозных жертвоприношений, и убитые пленные позднее съедались во время празднеств, и Пейн отмечает, что война велась в равной степени и по первой, и по второй причине. В Южной Америке аборигены северо-западных провинций «постоянно воевали друг с другом, и такие войны скорее велись с целью пополнения запасов, а не ради восстановления своих границ, поскольку почти все они были каннибалами». Подобным образом индейцы Риу-Негру «шли войной на другие племена, чтобы получить пленников для еды», а кочевники макуши (Северная Бразилия) атаковали оседлых индейцев, чтобы убить и съесть их.
Каннибализм также является результатом войны. Убитый может быть съеден после битвы только потому, что победившему хочется человеческого мяса, а пленников позже может ждать та же участь. Павшие и пленные съедаются, чтобы хорошее мясо не пропадало, человек сам по себе на этом этапе является военной добычей.
Кригер утверждает, что аборигены Новой Гвинеи разделывали и ели своих убитых врагов. На архипелаге Папуа, в случае если пленный не используется в качестве раба, он съедается победителями. Аборигены Фиджи прибегали к подобной же практике. Они часто разделывали тела убитых и жарили их на поле битвы. Иногда они даже не задумывались о том, чтобы убить свою жертву, прежде чем готовить ее; Макдональд видел, как в большой котел бросили живого пленника. Пленных также брали для того, чтобы съесть их позже, обычно после того, как те наберут вес. Когда племя с острова Уки-Ни-Маси (Соломоновы острова) участвовало в войне с соседними племенами, то его люди «всегда съедали любого неудачливого врага, которого они брали в плен и убивали». Когда они не были достаточно обеспечены пленниками, поскольку были «чрезвычайно трусливыми и плохими бойцами», они покупали людей для человеческих жертв на своих праздниках. Преимущественно это были женщины, которых «регулярно откармливали их обладатели», пока не приходило время праздников. Затем их намеренно убивали и съедали, как если бы это были откормленные свиньи. Повсеместно на Соломоновых островах военнопленных продавали в качестве еды.
В Северном Квинсленде (Австралия) убитых в битве не съедали, но убитых членов племени пожирали с готовностью. Племя лоритья (Центральная Австралия, север штата Южная Австралия) тем не менее поедало своих павших врагов, как делало большинство австралийских племен. Только крайне редко австралийские племена поедали своих врагов из-за нехватки еды. Маори, напротив, подготавливали огромное количество человеческих тел, чтобы обеспечить все племя и их друзей едой во время празднеств. Каждый враг, павший в битве, служил победителю едой. Охота за мясом и необходимость в обеспеченности едой во время осад были причинами такой практики. Другие появятся позднее. Иногда маори станут разрывать пленного или раненого врага на куски прямо на поле боя, даже не дожидаясь, пока он умрет, и не утруждая себя его убийством. Их каннибалистские празднества часто длились по несколько дней после битвы и становились темой многих их песен. В 1826 году, согласно официальным данным, племя хоуги съело триста человек. В 1823 году, во время войны за Роторуа (остров Северный, Новая Зеландия), тела шестидесяти воинов, убитых в битве, были разделаны, приготовлены и съедены за два дня. Треджер упоминает случаи, когда за один раз съедались сто пятьдесят и даже двести пятьдесят пленных. Другие полинезийские племена также пожирали своих врагов. Японские айны иногда ели пленных, захваченных во время ночных набегов на деревни друг друга. Африканские монбуту «запасали для будущего использования тела павших в битве и гнали пленных перед собой, как мясники гонят овец на скотобойню, и они просто должны были позднее стать жертвами их ужасной и болезненной жадности». Племя ниам-ниам из верховьев Нила похожим образом убивало и ело военнопленных. Зимба превзошли маори в своей степени каннибализма, как это видно из осады португало-арабского города Килва в Восточной Африке. «Город был в итоге взят и разорен, и они съели тысячи своих пленников». Багешу поедали не только пленников, но и собственных мертвецов, поэтому их страну называли землей без могил. Ба-мбала, которые ели «все, что живет и движется, от людей до кузнечиков и муравьев, считали человеческое мясо особым деликатесом и поедали всех врагов, убитых на войне, а зачастую и иностранных рабов». Подобным же образом ба-гуана являются каннибалами сознательно, они наслаждаются человеческим мясом. «Они убивают и съедают любого, кто попадает в их руки». Тела всех врагов уничтожают, мясо готовится и жарится, как любое другое.
Каннибализм широко распространен в регионе Конго, особенно среди воинственных племен, которые поедают и пленных, и рабов. Племена Верхнего Конго, помимо того что поедали пленников войны, основали настоящую систему перевозок человеческого мяса: «Мужчины, женщины и дети постоянно приобретались и продавались для целей каннибалов». Болоки (бобанги) «ели человеческое мясо потому, что оно им нравилось», считая его великолепным деликатесом. Даже мертвые тела, которые плыли по реке, вытаскивали на берег и пожирались. «Сражаясь, они [болоки] не ели павших со своей стороны, но если они захватывали тело врага, то пожирали его с аппетитом». Бангала ели человечину потому, что, как они говорили, «она им нравится больше, чем иное мясо». Они относятся к каннибализму не с большим интересом, чем к съедению, например, козла. Считается обычаем поедать тех, кто погиб в битве, а также покупать для тех же целей рабов.
Войны могут начинаться по различным причинам, хотя все глубинные причины обычно группируются по нескольким категориям. Они могут быть классифицированы под следующими названиями: война по экономическим мотивам, война из-за женщин, из-за славы и по религиозным мотивам. Выражаясь проще, эти мотивы – голод, любовь, тщеславие и страх перед призраками. Все обычаи могут быть также сгруппированы вокруг этих мотивов поведения, тем более война, чье влияние распространялось на всю социальную структуру и все социальные интересы. Поскольку общество является органическим целым, четыре главные причины войны могут быть разделены только на бумаге; в реальной жизни они всегда тесно сплетены. Так, хотя в охоте за скальпами доминируют религиозные мотивы, другие причины там также взаимосвязаны; мужчина считался недостойным своего имени, а также не мог жениться, пока не добудет свою первую голову; кроме того, практически всегда в войне присутствовало желание наживы.
Религия поощряла войну, требуя человеческих жертвоприношений, санкционируя охоту за скальпами и настаивая на кровной мести. Мечта о славе реализуется в желании добыть трофеи, знаки отличия воина, и в войне из-за славы. Серьезным мотивом является также приобретение женщин в качестве рабынь, наложниц или жен. Но самой фундаментальной причиной войны является голод и другие экономические мотивы, и это прямо связано с борьбой за жизнь. Группы (племена) людей вступали в прямой конфликт в процессе борьбы за выживание; они боролись за охотничьи земли и пастбища, за еду, за места для водопоя, за добычу. Самым простым экономическим мотивом является поиск еды. На самых низких уровнях социальной революции люди сами по себе воспринимались как объект пополнения запасов продовольствия. Человеческая плоть – это животное мясо, и каннибализм в подобных случаях является способом выживания. Каннибализм был очень широко распространен, как мы можем судить по большому числу племен-антропофагов, известных этнографам, и даже среди сохранившихся племен. Свидетельства о примитивных племенах, народах показывают, что каннибализм, особенно если он практиковался членами враждебного племени, обычно усиливался либо явным голодом, либо уже сформировавшимся пристрастием к человеческому мясу (при его регулярном употреблении).
История человечества полна войн, целью которых было заставить врага служить для удовлетворения собственных нужд. На самых нижних стадиях социальной организации единственным способом, которым одна орда могла сделать это по отношению к членам другой орды, – это убить и съесть их. Первобытное людское формирование еще не могло обратить врагов в рабов, так как было недостаточно организовано для того, чтобы содержать невольников, и не могло организовать для них специальной работы. Нибур многими примерами показал, что рабство в любом ощутимом количестве или степени не может существовать, пока не достигнут определенный уровень развития сельского хозяйства. Племена, которые добывали пропитание охотой или скотоводством, не имели реальной нужды в рабах. Некоторые рыболовецкие племена, однако, были известны тем, что держали рабов, поскольку оседлая природа их жизни делала возможным их использование и охрану. Там, где рабства не существовало, если победители сохраняли жизнь плененного врага, они обычно усыновляли его. Есть несколько свидетельств усыновления, но в большинстве случаев врага убивали – либо в битве, либо после пленения. В другом случае он мог быть съеден. Пленники использовались в качестве еды, а не в качестве ее производителей. Поэтому каннибализм становился причиной войны.
Охота на людей очень похожа на охоту на животных. Такая форма войны «является крайней формой преследования дичи». Используются то же оружие и аналогичная тактика. У аборигенов Нигерии «преследование может легко превратиться в битву, даже между самими охотниками, где у обоих одинаковое оружие, и поиски животных могут превратиться в охоту на людей».
У племени каннибалов карапачи (Южная Америка) принято, что «если один из них ведет преследование в лесу и слышит, что другой охотник имитирует крик животного, он сразу же издает такой же крик, чтобы привлечь того ближе, и, если тот охотник оказывается из другого племени, он убивает его, а если может, то и съедает в соответствии с обычаем». Фробениус собрал множество примеров таких элементарных столкновений, которые он называл охотой людей, так как они очень напоминали охоту животных.
Каннибализм в качестве причины войны особенно часто встречается в Меланезии. О жителях Новой Каледонии говорится, что «желание поесть человеческого мяса было причиной частых войн между различными племенами. Вождь иногда говорил своим людям: «Мы давно не ели мяса; пойдем и добудем его». Борьба заканчивалась, когда они добивались желаемого, убив несколько человек». Человеческое мясо было деликатесом, и меланезийцы ели его потому, что оно им нравилось, и стремление добыть человечину, несомненно, часто становилось причиной войны. Одно племя «жило за счет войны на стороне любого племени, которое могло нанять их, и единственной платой, которую они просили, были тела убитых». Фон Пфейл писал в 1899 году, что каннибализм на архипелаге Бисмарка был настолько безудержным в своей агрессивности, что ни один канака не мог путешествовать за пределами своего района без угрозы быть убитым или съеденным. Каннибалы островов Нью-Джорджия (в архипелаге Соломоновы острова) «часто совершали набеги из засад, чтобы удовлетворить свой аппетит». Жители островов Фиджи были очень привязаны к людоедству, и «набеги совершались исключительно для того, чтобы добыть человеческого мяса». Желание получить такую еду было часто главной причиной войны между деревнями. На Маркизских островах, где практически все племена являлись каннибалами, множество небольших войн и стычек было развязано по той же самой причине. Леторно называет каннибализм причиной войны в Новой Зеландии; племена маори «пройдут сотни миль, чтобы сражаться, только потому, что они смогут накормить себя человеческим мясом или получить рабов, которые должны будут выступить в качестве главного блюда на большом празднике, который маори устраивали для своих родителей или друзей, либо непосредственно перед началом кампании, либо в каком-либо другом случае особого веселья. Жители Новой Зеландии были очень избирательны, предпочитая нежное мясо женщин и детей».
Отдельные племена антропофагов Австралии, согласно Таплину, охотились на людей, сидя в засадах и пожирая членов других племен после того, как им удавалось внезапно наброситься на них и убить. Нарриньери (жили в районе устья р. Муррей и южнее – от современной Аделаиды до примерно Маунт-Гамбира и Портленда. – Ред.) ненавидели меркани потому, что те имели привычку красть толстых людей и съедать их. Если у мужчины была полная жена, он старался быть особенно внимательным и не оставлять ее без защиты, иначе ее украли бы прожорливые меркани.
Ба-гуана (Африка) «испытывают совершенно искреннюю страсть к человеческому мясу... Тела врагов расчленяют и помещают в кладовые». Племена фанг (Центральная Африка) подстерегали представителей других племен, чтобы убить и съесть их. Население Верхнего Нила, монбуту, является закоренелыми каннибалами; они редко едят другое мясо, кроме мяса пленных. «Они находятся в состоянии постоянной войны с племенами, живущими вокруг них, чтобы обеспечить себя человеческим мясом. Они разделывают тела мертвых на поле битвы, а двигаясь домой, гонят перед собой, как овец, пленников, которых они планируют использовать для пополнения будущих запасов».
Мексиканские ацтеки вели войны преимущественно для того, чтобы собрать жертв для своих религиозных жертвоприношений, и убитые пленные позднее съедались во время празднеств, и Пейн отмечает, что война велась в равной степени и по первой, и по второй причине. В Южной Америке аборигены северо-западных провинций «постоянно воевали друг с другом, и такие войны скорее велись с целью пополнения запасов, а не ради восстановления своих границ, поскольку почти все они были каннибалами». Подобным образом индейцы Риу-Негру «шли войной на другие племена, чтобы получить пленников для еды», а кочевники макуши (Северная Бразилия) атаковали оседлых индейцев, чтобы убить и съесть их.
Каннибализм также является результатом войны. Убитый может быть съеден после битвы только потому, что победившему хочется человеческого мяса, а пленников позже может ждать та же участь. Павшие и пленные съедаются, чтобы хорошее мясо не пропадало, человек сам по себе на этом этапе является военной добычей.
Кригер утверждает, что аборигены Новой Гвинеи разделывали и ели своих убитых врагов. На архипелаге Папуа, в случае если пленный не используется в качестве раба, он съедается победителями. Аборигены Фиджи прибегали к подобной же практике. Они часто разделывали тела убитых и жарили их на поле битвы. Иногда они даже не задумывались о том, чтобы убить свою жертву, прежде чем готовить ее; Макдональд видел, как в большой котел бросили живого пленника. Пленных также брали для того, чтобы съесть их позже, обычно после того, как те наберут вес. Когда племя с острова Уки-Ни-Маси (Соломоновы острова) участвовало в войне с соседними племенами, то его люди «всегда съедали любого неудачливого врага, которого они брали в плен и убивали». Когда они не были достаточно обеспечены пленниками, поскольку были «чрезвычайно трусливыми и плохими бойцами», они покупали людей для человеческих жертв на своих праздниках. Преимущественно это были женщины, которых «регулярно откармливали их обладатели», пока не приходило время праздников. Затем их намеренно убивали и съедали, как если бы это были откормленные свиньи. Повсеместно на Соломоновых островах военнопленных продавали в качестве еды.
В Северном Квинсленде (Австралия) убитых в битве не съедали, но убитых членов племени пожирали с готовностью. Племя лоритья (Центральная Австралия, север штата Южная Австралия) тем не менее поедало своих павших врагов, как делало большинство австралийских племен. Только крайне редко австралийские племена поедали своих врагов из-за нехватки еды. Маори, напротив, подготавливали огромное количество человеческих тел, чтобы обеспечить все племя и их друзей едой во время празднеств. Каждый враг, павший в битве, служил победителю едой. Охота за мясом и необходимость в обеспеченности едой во время осад были причинами такой практики. Другие появятся позднее. Иногда маори станут разрывать пленного или раненого врага на куски прямо на поле боя, даже не дожидаясь, пока он умрет, и не утруждая себя его убийством. Их каннибалистские празднества часто длились по несколько дней после битвы и становились темой многих их песен. В 1826 году, согласно официальным данным, племя хоуги съело триста человек. В 1823 году, во время войны за Роторуа (остров Северный, Новая Зеландия), тела шестидесяти воинов, убитых в битве, были разделаны, приготовлены и съедены за два дня. Треджер упоминает случаи, когда за один раз съедались сто пятьдесят и даже двести пятьдесят пленных. Другие полинезийские племена также пожирали своих врагов. Японские айны иногда ели пленных, захваченных во время ночных набегов на деревни друг друга. Африканские монбуту «запасали для будущего использования тела павших в битве и гнали пленных перед собой, как мясники гонят овец на скотобойню, и они просто должны были позднее стать жертвами их ужасной и болезненной жадности». Племя ниам-ниам из верховьев Нила похожим образом убивало и ело военнопленных. Зимба превзошли маори в своей степени каннибализма, как это видно из осады португало-арабского города Килва в Восточной Африке. «Город был в итоге взят и разорен, и они съели тысячи своих пленников». Багешу поедали не только пленников, но и собственных мертвецов, поэтому их страну называли землей без могил. Ба-мбала, которые ели «все, что живет и движется, от людей до кузнечиков и муравьев, считали человеческое мясо особым деликатесом и поедали всех врагов, убитых на войне, а зачастую и иностранных рабов». Подобным же образом ба-гуана являются каннибалами сознательно, они наслаждаются человеческим мясом. «Они убивают и съедают любого, кто попадает в их руки». Тела всех врагов уничтожают, мясо готовится и жарится, как любое другое.
Каннибализм широко распространен в регионе Конго, особенно среди воинственных племен, которые поедают и пленных, и рабов. Племена Верхнего Конго, помимо того что поедали пленников войны, основали настоящую систему перевозок человеческого мяса: «Мужчины, женщины и дети постоянно приобретались и продавались для целей каннибалов». Болоки (бобанги) «ели человеческое мясо потому, что оно им нравилось», считая его великолепным деликатесом. Даже мертвые тела, которые плыли по реке, вытаскивали на берег и пожирались. «Сражаясь, они [болоки] не ели павших со своей стороны, но если они захватывали тело врага, то пожирали его с аппетитом». Бангала ели человечину потому, что, как они говорили, «она им нравится больше, чем иное мясо». Они относятся к каннибализму не с большим интересом, чем к съедению, например, козла. Считается обычаем поедать тех, кто погиб в битве, а также покупать для тех же целей рабов.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента