- Вы просите у меня того, что превышает силы человеческие,-сказал
он.-Но я так вас люблю, что готов от вас отказаться.
Они долго еще сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, потом
Пандора поднялась в свою спальню. На следующий день Байрон объявил, что
издатель Мэр-рэй вызывает его в Лондон, и покинул Виндхерст. В этот день
Пандора сделала в дневнике запись, которая от души позабавила молодого
француза.
"О глупец, глупец! - писала она.- Все кончено, все потеряно, и я
осуждена вовеки не знать любви. Как он не понял, что я ведь не могла сразу
броситься ему на шею. Разве женщина, воспитанная в таких правилах, как я, и
вдобавок такая молодая, могла повести себя с цинизмом тех бесстыдных
распутниц, с какими он привык иметь дело до сих пор? Я должна была
поплакать. А он, искушенный в любви мужчина, должен был успокоить, утешить
меня и заставить уступить чувству, которое уже так сильно владело мною. Но
он уехал, погубив все наши надежды! Никогда в жизни не прощу ему этого!"
После этого эпизода действующие лица обменялись еще двумя письмами.
Письмо Байрона было составлено в осторожных выражениях. Он, несомненно,
думал о муже, который мог вскрыть конверт. Черновик письма Пандоры выдавал
нежные чувства молодой женщины и ее затаенную ярость. В дальнейших записях
дневника
(16) еще несколько раз упоминалось имя Байрона, то в связи с его новой
поэмой, то в связи с очередным скандалом. Бросались иронические намеки, в
которых проглядывала глубокая досада. Но после 1815 года Байрон, как видно,
совершенно изгладился из памяти Пандоры.
Сквозь маленькое окошко в подземелье просочился бледный свет.
Забрезжило утро. Эрве, точно выйдя из транса, медленно огляделся вокруг и
вернулся в XX век. Какое прелестное и забавное приключение пережил он за
минувшую ночь! С каким удовольствием он его опишет! Но теперь, окончив
работу, он почувствовал усталость после бессонной ночи. Он потянулся,
зевнул, задул свечи и поднялся в отведенную ему комнату.
Звон колокольчика возвестил час ленча. В холле поджидал величественный
Миллер, который проводил француза в гостиную, где уже находилась леди
Спенсер-Свифт.
- Добрый день, господин Марсена,- сказала она своим резким мужским
голосом.- Мне сказали, что вы всю ночь не ложились. Надеюсь, что вы по
крайней мере хорошо поработали.
- Отлично. Я все прочитал и сделал двадцать страниц выписок. Это
бесподобная история. Не могу вам выразить...
Она перебила его:
- Я ведь вам говорила. Эта малютка Пандора, судя по портрету, всегда
казалась мне женщиной, созданной для страсти.
- Она действительно была создана для страсти. Но вся прелесть истории в
том и состоит, что она никогда не была любовницей Байрона.
Леди Спенсер-Свифт побагровела.
- Что?-переспросила она.
Молодой человек, который захватил с собой свои выписки, рассказал
хозяйке всю историю, попытавшись при этом проанализировать характеры обоих
действующих лиц.
- Вот каким образом,-закончил он,-лорд Байрон в первый и последний раз
в своей жизни уступил бесу нежности, а прабабка вашего мужа вовек не
простила ему этой снисходительности.
Леди Спенсер-Свифт слушала не перебивая, но тут она не вытерпела.
(17)
- Nonsense! - воскликнула она.- Вы плохо разобрали текст или
чего-нибудь не поняли... Пандора не была любовницей лорда Байрона?! Да все
на свете знают, что она ею была. В этом графстве нет ни одной семьи, где бы
ни рассказывали эту историю... Не была любовницей лорда Байрона!.. Очень
сожалею, господин Марсена, но если таково ваше последнее слово, я не могу
разрешить вам опубликовать эти документы... Как! Вы намерены разгласить во
Франции и в здешних краях, что эта великая любовь никогда не существовала!
Да ведь Пандора перевернется в гробу, сударь!
- Но почему? Пандора-то знает правду лучше всех, ведь она сама записала
в дневнике, что между нею и Байроном не произошло ничего предосудительного!
- Этот дневник,- объявила леди Спенсер-Свифт,- вернется на свое место в
сейф и больше никогда оттуда не выйдет. Где вы его оставили?
- На столе в подземелье, леди Спенсер-Свифт. У меня не было ключа, и
поэтому я не мог положить его в сейф.
- Сейчас же после ленча мы с вами спустимся вниз и водворим все на
прежнее место. Мне не следовало показывать вам семейный архив. Бедняжка
Александр был против этого и на сей раз оказался прав... Что до вас, сударь,
я вынуждена потребовать от вас полного молчания об этом... так называемом...
открытии...
- Само собой разумеется, леди Спенсер-Свифт, я не могу напечатать ни
строчки без вашего позволения, к тому же я ни за что па свете не хотел бы
вызвать ваше неудовольствие. И однако, признаюсь вам, я не понимаю...
- Вам нет нужды понимать,- ответила она.- Я прошу вас о другом -
забудьте. Он вздохнул:
- Что поделаешь. Забуду... И об этом дневнике, и о своей книге.
- Очень мило и любезно с вашей стороны. Впрочем, я ничего иного и не
ждала от француза. А теперь поговорим о чем-нибудь другом. Скажите, господин
Марсена, как вам нравится английский климат?
После ленча они спустились в подземелье в сопровождении Миллера.
Дворецкий раскрыл тяжелые створки сейфа. Старуха собственноручно уложила
среди кожаных футляров и столового серебра белый альбом и пачку пожелтевших
писем, перевязанных розовой лентой. Миллер снова запер сейф.
- Вот и все,- весело сказала она.- Теперь уж он останется здесь навеки.
Когда они поднялись наверх, первая группа туристов, прибывшая с
автобусом, уже покупала в холле входные билеты и открытки с видами замка.
Миллер стоял наготове - чтобы начать сцену с портретами.
- Зайдемте на минуту,- сказала леди Спенсер-Свифт французу.
Она остановилась поодаль от группы туристов, но внимательно
прислушивалась к словам Миллера.
- Вот это,- объяснял дворецкий,- сэр Уильям Спенсер-Свифт (1775-1835).
Он сражался при Ватерлоо и был личным другом Веллингтона. Портрет кисти сэра
Томаса Лоуренса, так же как и портрет леди Спенсер-Свифт.
Молоденькая туристка, живо выступившая вперед, чтобы получше разглядеть
портрет, прошептала:
- Той самой...
- Да...- сказал Миллер, понизив голос.- Той, которая была любовницей
лорда Байрона.
Старая леди Спенсер-Свифт с торжеством взглянула на француза.
- Вот видите! - сказала она.