Страница:
осваивали. Тактические занятия, стрельбы, вождение машин и многие другие
виды боевой подготовки заполняли все дни, а подчас и ночи.
Первомайский праздник 1941 г. запомнился мне двумя событиями. Командир
корпуса, принимавший парад воинских частей в Тирасполе, поручил мне сделать
то же самое в Бендерах. Парад прошел хорошо, и настроение было по-настоящему
праздничное. Второе событие было далеко не радостным. Это было прощание с
матерью. Она приехала ко мне с Украины погостить, и я посвящал ей все свои
свободные минуты. 2 мая она уехала домой, взяв с меня обещание приехать за
ней при первой возможности.
В тот день мне подумалось: хорошо, что она будет дома, в Донбассе,
вдали от границы, за которой притаился враг. Я не знал, что война, которая
скоро заполыхает, докатится и туда, не знал, что не увижу больше мать...
Три дня спустя меня вызвали в Москву, в Наркомат обороны.
...Новое назначение было не таким, как предполагалось. Приказ наркома
обороны предписывал мне отправиться в Киевский особый военный округ и
принять командование 1-й артиллерийской противотанковой бригадой резерва
Главнокомандования (РГК). Она была не только по номеру, но и формирование
начала первой из десяти таких бригад, создававшихся в то время в Красной
Армии. Словом, я должен был стать не танкистом, к чему готовился последнее
время, а полной противоположностью этому - истребителем танков. Но это не
огорчило меня. Быть может потому, что заинтересовал сам факт создания новых
формирований - артиллерийских соединений, специально предназначенных для
отражения танковых ударов противника. Радовало то, что по штату вся тяга в
бригаде была механическая - ни одной лошади, только моторы. А это означало
подвижность, маневренность на поле боя. \15\
Я понимал: изменение организационных форм противотанковой артиллерии,
несомненно, связано с тем, что политическое и военное руководство страны
видело неизбежность войны, нависавшей над нашей страной. Потому и стремилось
оно достичь количественного и качественного усиления артиллерии
противотанковой обороны общевойсковых соединений. Опыт войны на Западе
показал, что армии буржуазных государств Европы не устояли против
массированного применения танков немецко-фашистским вермахтом. Они не
противопоставляли ему массирования противотанковых огневых средств,
организационно рассредоточили их в общевойсковых соединениях.
Артиллерийские противотанковые бригады в нашей армии должны были
явиться подвижным оперативным резервом командования армии или фронта,
предназначавшимся для локализации прорыва крупных танковых масс противника
на том или ином участке фронта. Бригады как раз и являлись мощными и
высокоманевренными артиллерийскими соединениями, способными создать костяк
противотанковой обороны на путях вторжения вражеских танков. Только
моторизованные артиллерийские противотанковые соединения совместно с танками
можно было противопоставить массированному применению танков врага.
Еще одно подтверждение давно уже не покидавшей меня мысли о том, что
война быстро надвигалась на нашу страну, я получил в Киеве, куда, не
задерживаясь в Москве, отправился, чтобы представиться командованию округа.
Здесь мне предстояло узнать, где искать свою бригаду.
Командующий войсками округа генерал-полковник М. П. Кирпонос принял
меня сразу. Я знал о нем немногое: он был образованным в военном отношении
человеком и проявил себя храбрым и волевым командиром во время войны с
белофиннами в 1939- 1940 гг. Войдя к нему в кабинет, я увидел, что из-за
стола поднялся человек выше среднего роста со звездами генерал-полковника в
петлицах. Он сделал несколько шагов мне навстречу, приветливо поздоровался
и, пригласив сесть, сразу приступил к делу.
Сначала М. П. Кирпонос счел необходимым пояснить, почему при назначении
командира бригады выбор пал на меня. Оказывается, решающую роль сыграло то,
что мне довелось служить и в коннице, и в артиллерии, и в танковых войсках,
да кроме того, я получил артиллерийское образование. Действительно, 11 лет
службы в 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии, около четырех лет в 1-й
Особой кавалерийской дивизии, остальное время - в других родах войск и на
учебе.
- Поэтому полагаю,- сказал командующий округом,- что вы справитесь с
возложенной на вас задачей.- И тут же добавил: - Однако учтите: времени
мало. Люди и техника для бригады находятся в пути, а часть их уже на месте.
Скоро вы получите все недостающее по штатам военного времени. Сосредоточьте
\16\ внимание на боевой подготовке и форсировании формирования.
Поторопитесь!..
М. П. Кирпонос поставил меня в известность о том, что бригада,
оставаясь резервом Главнокомандования, одновременно подчинена в оперативном
отношении командующему 5-й армией, штаб которой находился в г. Лупке.
Сказав, что туда мне и надлежит выехать немедленно, Михаил Петрович тепло,
душевно попрощался, пожелал успеха.
Во время беседы он по телефону дал кому-то указание направить со мной
поездом полученную новую легковую машину с водителем. Я понял, что он не
только строгий начальник, но и заботливый человек по отношению к своим
подчиненным.
Больше не довелось мне встретиться с этим храбрым, мужественным
генералом. Не прошло и пяти месяцев, как он погиб в дни тяжелых испытаний,
оставив по себе добрую и светлую память в сердцах тех, кто знал его близко,
и многих из тех, кто, подобно мне, виделся с ним лишь однажды.
С такой же теплотой вспоминается мне член Военного совета округа
корпусный комиссар Н. Н. Вашугин, с которым я познакомился в кабинете
командующего. Он тут же увел меня к себе, расспросил о прежней службе,
учебе. Потом спросил, доволен ли я своим назначением. Выслушав меня и
получив ответы на все вопросы, он, улыбнувшись, сказал:
- Рад видеть, что вы из комсомольца, красноармейца, получившего боевое
крещение восемнадцатилетним юношей, выросли до генерала, коммуниста. Боевой
опыт и хорошая теоретическая подготовка - важное и нужное дело для
командира, особенно на службе в приграничном округе.
Н. Н. Вашугин дал много хороших советов относительно работы
политорганов и парторганизаций бригады. Он произвел на меня впечатление
человека, глубоко убежденного в непреоборимой силе нашего народа и пашей
партии. Ничто в нем не давало повода думать, что он способен потерять
душевное равновесие и покончить с собой, как это и случилось в самом начале
войны.
Представился я тогда и начальнику штаба округа генерал-лейтенанту М. А.
Пуркаеву. О нем сейчас пишут, что он был суховат и излишне резок. Не знаю,
может быть. Но меня он принял хорошо, был приветлив, рассказал об
особенностях службы в округе, о новых формированиях, в том числе и о 1-й
артиллерийской противотанковой бригаде.
Сдержанным и скупым на слова он стал лишь тогда, когда речь зашла о
положении дел на границе. Впрочем, и того, что сказал начальник штаба
округа, было, пожалуй, более чем достаточно, чтобы почувствовать его
встревоженность. Порекомендовав прежде всего завершить сколачивание частей и
развернуть боевую подготовку, он сказал: \17\
- Группировка немецких войск на границе увеличивается. Их пограничники
ведут себя нагло, вызывающе.
На этом мы с ним и простились. У меня не оказалось времени даже на то,
чтобы повидаться с товарищами, служившими в Киеве. Я должен был спешить на
запад, навстречу неизвестному.
II
С командующим 5-й армией генерал-майором танковых войск М. И. Потаповым
мне раньше не приходилось встречаться. Я знал лишь, что он участвовал в боях
на Халхин-Голе в 1939 г. Да еще приходилось слышать о нем, как о волевом,
энергичном генерале. \18\
Встретил он меня просто, держался по-товарищески. И мне с ним было
легко. Казалось, мы давно знакомы, а не только что впервые встретились. Он
ознакомил меня с дислокацией войск. Потом показал на карте железнодорожную
станцию Киверцы, расположенную чуть севернее Луцка.
-Здесь начала формироваться твоя бригада,-сказал он.- Займешь вот тут,
рядом, участок леса, построишь лагерь...- Улыбнулся, развел руками.- В Луцке
у меня даже приличной квартиры нет для тебя. Но мы еще построим и казармы
для бригады, и квартиры. А пока бери что есть. Знаю, нелегко тебе придется с
формированием и размещением частей. Приезжай почаще, будем вместе
преодолевать трудности.- И в заключение повторил напутствие, которое я
получил в Москве и Киеве: - Главное - без промедления заканчивай
сколачивание частей и подразделений. Все внимание - боевой подготовке...
Командарм познакомил меня с членом Военного совета армии дивизионным
комиссаром М. С. Никишевым, начальником политотдела бригадным комиссаром Е.
А. Кальченко и начальником артиллерии генерал-майором В. И. Сотенским. Сразу
же после этого я выехал в Киверцы.
Там меня уже ждали. Прибывшие к этому времени части и подразделения
были построены. Докладывал старший из офицеров командир 712-го артполка
полковник А. П. Еременко. Поздоровавшись, я обошел строй, с удовлетворением
отметил отличную выправку и вообще хороший внешний вид личного состава.
Прежде всего нужно было позаботиться о размещении людей в лагере. Не
стационарном, конечно, а полевом, устройство которого не требовало много
времени. Я отвел на это три дня. Весь личный состав тотчас же приступил к
оборудованию лагеря. Одновременно по моему приказанию начальник штаба майор
Н. И. Крылов начал составлять план занятий для всех частей и подразделений
на ближайшие несколько дней и, кроме того, на месяц. Расписание, как мы
договорились, должно было предусматривать уплотненную боевую подготовку-по
8-10 часов в день, а также 2-3 ночных занятия в неделю.
С заместителем по политчасти батальонным комиссаром Н. П. Земцовым мы
обсудили в общих чертах задачи партийно-политической работы на ближайшее
время. Он тут же принялся разрабатывать соответствующий план. Для
культурно-массовых мероприятий решили отвести субботние вечера и
воскресенья. Все остальные дни, а если понадобится, то и ночи, должна была
занять боевая подготовка.
При ближайшем ознакомлении личный состав произвел на меня такое же
хорошее впечатление, как и при первой встрече. Бойцы и младшие командиры в
основном были из рабочих крупных промышленных предприятий. Среди них было
много коммунистов, комсомольцев. Большинство имело среднее или незаконченное
\19\ среднее образование. Должности старшего и среднего командного состава
были укомплектованы хорошо подготовленными офицерами, имевшими большой опыт
командования.
Словом, бойцы, командиры, политработники, почти все шесть тысяч
человек, составлявших бригаду, были как на подбор. И это почувствовалось уже
в том, как выполнил личный состав первую поставленную ему задачу. Люди
работали, не зная устали, не считаясь со временем, и полевой лагерь был
готов к назначенному сроку. А тем временем прибывали все новые эшелоны с
людьми и боевой техникой. Разгрузка шла быстро, четко. Вновь прибывшие
буквально с ходу включались в напряженный ритм жизни бригады, в боевую
учебу.
Успеху занятий способствовало исключительно высокое моральное состояние
личного состава. Кроме того, красноармейцы и младшие командиры от подъема до
отбоя видели рядом с собой своих непосредственных начальников. Командиры и
политработники всех рангов учили личным примером, по очень простому, но
всегда оправдывающему себя методу "делай, как я", и это тоже воодушевляло
бойцов, помогало им добиваться успехов в учебе.
Занятия по огневой подготовке сменялись маршами, полевыми учениями с
большим количеством вводных, отрывкой окопов, сменой огневых позиций и
боевыми стрельбами. Учеба велась днем и ночью, при любой погоде.
Подразделения часто поднимались по тревоге. Все было подчинено задаче
выработать необходимые навыки и стойкость истребителей танков в ограниченное
время. \20\
А вечерами, после до отказа заполненного дня, бойцы занимались еще и
различными хозяйственными делами, связанными с дооборудованием лагеря. Но
никто не жаловался на такую значительную физическую нагрузку. Напротив, все
понимали, что иначе нельзя. Так и говорили об этом во время бесед в
Ленинских палатках, на партийных и комсомольских собраниях.
Да, иначе нам нельзя было. И об этом заходила речь при каждой моей
встрече с командармом.
С 8 мая, дня моего прибытия в Киверцы, прошла всего лишь неделя, а мне
уже пришлось побывать у него несколько раз. Этого требовали интересы
быстрейшего формирования и укомплектования бригады. И вот, разрешив насущные
вопросы, мы всегда как-то незаметно переходили к обмену мнениями об
обстановке на границе.
Угроза со стороны гитлеровской Германии была очевидной. К тому времени,
после разгрома армий стран Западной Европы, а затем балканских - Югославии и
Греции, немецко-фашистское командование усилило переброску своих войск на
восток, к нашим границам. В какой-то мере мы знали об этом, и с каждым днем
вопрос о намерениях фашистов становился все более тревожным.
Мы часто беседовали об этом, и постепенно положение на границе стало
для нас самым насущным вопросом. Однажды Потапов выразил беспокойство по
поводу того, что в механизированных корпусах было недостаточно новых танков
KB и Т-34. И тут же спросил, все ли вооружение получено бригадой. Я доложил,
что прибыла вся материальная часть артиллерии. И добавил, что хотя вместо
107 мм пушек прибыли зенитные 85 мм, однако по своим тактико-техническим
данным они могут быть с успехом использованы против танков. Тем более, что
начальная скорость, а следовательно, и пробивная способность их снарядов
выше, чем у 76 мм.
Михаил Иванович внимательно выслушал, удовлетворенно кивнул головой.
- Это очень, очень хорошо,- подчеркнуто сказал он. Помолчал, думая о
чем-то. Потом заговорил снова, тихо, спокойно:
- По всему видать, Кирилл Семенович, что времени у нас с тобой немного.
Обстановка очень тревожная. Сосредоточение немцами нескольких десятков
дивизий перед нами на границе определенно имеет отношение к нам. Думаю, что
фашистское командование готовит против нас не просто провокацию, а что-то
похуже...
16 июня генерал Потапов вновь вызвал меня. Когда переговорили о текущих
делах, он спросил:
- Читал сообщение ТАСС от 14 июня? Что думаешь по этому поводу?
Люди моего поколения, вероятно, хорошо помнят это сообщение, о котором
впоследствии было написано много надуманного. В сообщении указывалось, что
слухи о намерении Германии \21\ напасть на СССР "лишены всякой почвы". Но
это был лишь дипломатический ход, имевший целью выявить реакцию вероятного
противника. Правда, такой характер этого сообщения стал ясен много времени
спустя. Тогда же, в середине июня 1941 г., я мог лишь ответить, что
сообщение меня удивило. Было бы, мол, прекрасно, если бы на нас не
собирались напасть, но что-то не верится в мирные намерения фашистской
Германии. Так что полагаю, добавил я, сообщение сообщением, а нам нужно быть
начеку. Михаил Иванович кивнул головой:
- Я тоже так думаю, ведь немцы действительно сосредоточивают против нас
много войск. Помолчав, он сказал:
- У тебя, Кирилл Семенович, части моторизованные, подбери хороших,
грамотных в военном отношении людей, и пошли к границе, пусть произведут
рекогносцировку местности и понаблюдают за немцами, их поведением. Да и для
тебя это будет полезно: бригаде надо изучать местность но всему возможному
фронту армии. Кто знает, что может быть в дальнейшем.
Он подошел к сейфу, достал карту и ознакомил меня с дислокацией и
группировкой войск армии в полосе Влодава - Крыстынополь.
За неделю до начала Великой Отечественной войны в состав войск 5-й
армии входили 15-й и 27-й стрелковые корпуса, 22-й механизированный \22\
корпус, Ковельский и Владимир-Волынский укрепленные районы, два узла обороны
Струмиловского укрепленного района{2}, 939-й отдельный батальон связи, а
также ряд тыловых армейских частей. Кроме того, на территории армейского
оборонительного района дислоцировались некоторые соединения и части, которые
находились только в оперативном подчинении армия.
Правофланговый 15-й стрелковый корпус под командованием полковника И.
И. Федюнинского имел в своем составе две стрелковые дивизии, два
артиллерийских полка, зенитный артиллерийский дивизион, батальон связи и
саперный батальон. 45-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора
Г. И. Шерстюка дислоцировалась в семи населенных пунктах, удаленных от
границы и рассредоточенных по фронту и в глубину на 20-60 км. 62-я
стрелковая дивизия под командованием полковника М. П. Тимошенко с 20 июня
1941 г. располагалась в районе юго-западнее г. Ковель. Корпусные части и
управление корпуса дислоцировались в районе города Ковель.
В состав левофлангового 27-го стрелкового корпуса под командованием
генерал-майора П. Д. Артеменко входили три стрелковые дивизии и такие же
корпусные части, как в правофланговом. 87-я стрелковая дивизия под
командованием генерал-майора Ф. Ф. Алябушева находилась в 12 км от границы,
и только ее артиллерийский противотанковый дивизион был расположен в 25 км
от границы. 124-я стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор Ф. Г.
Сущий, дислоцировалась отдельными гарнизонами в десяти населенных пунктах в
10-12 км от границы и на глубину до 40 км. 135-я стрелковая дивизия под
командованием генерал-майора Ф. Н. Смехотворова располагалась с 21 июня 1941
г. в 90 км от границы, где она заменила 62-ю стрелковую дивизию. Управление
корпуса и корпусные части - в 110 км от границы.
22-й механизированный корпус под командованием генерал-майора танковых
войск С. М. Кондрусева в составе 19-й танковой, 215-й моторизованной дивизий
и корпусных частей дислоцировался в 140 км от границы. Кроме того, в районе
Владимир-Волынского находилась его 41-я танковая дивизия.
Когда генерал М. И. Потапов ознакомил меня со всем этим, мы простились,
и я уехал к себе. По пути в лагерь в голову то и дело приходила одна и та же
мысль: что готовит противник? А в том, что он задумал недоброе, уже почти не
оставалось сомнений. Прибыв поздно ночью в лагерь, я прошелся по передней
линейке, заглянул в палатки. Все было спокойно, бойцы спали. Потом зашел в
штаб, в свою комнату, просмотрел план занятий на завтрашний день, продумал,
что еще нужно сделать. Однако тревога \23\ не унималась, и мысли опять
возвращались к нашему разговору с Потаповым. Я испытывал желание с
кем-нибудь поделиться своими мыслями. Но время было позднее, и я лог
отдыхать с тревогой в душе.
В течение месяца с небольшим бригада в основном была сформирована и
теперь представляла собой крепко сколоченный и хорошо управляемый войсковой
организм. Продолжалась усиленная боевая подготовка. Изо дня в день росли
воинское мастерство и физическая закалка бойцов и командиров. Уже были
созданы во всех подразделениях и активно работали под руководством
политотдела партийные и комсомольские организации, сразу же ставшие
застрельщиками повышения боевой выучки, политических знаний и дисциплины.
Многое было достигнуто за этот короткий срок. Бойцы и командиры
убедились в мощности своих орудий и в том, что броня современных немецких
танков в случае их нападения наверняка будет пробиваться нашими снарядами.
Уверенность в этом, появившаяся после того, как орудийные расчеты начали
действовать слаженно, поражая без промаха цели на стрельбищах, имела
исключительно важное значение. Ведь первое условие успеха в бою - вера в
свои силы.
Обрели эту веру и штабы. Они хорошо справились с планированием и
контролем боевой подготовки. Теперь им оставалось столь же успешно
отработать технику управления моторизованными подразделениями, обладающими
высокой подвижностью. Эта задача диктовалась тем, что наши штабные работники
здесь, в бригаде, впервые встретились с полной заменой конной тяги моторами.
Мощное, высокоподвижное огневое противотанковое соединение-такой была
наша бригада. Она имела в своем составе два пушечных артиллерийских полка,
минно-саперный и автотранспортный батальоны и подразделения обслуживания. В
каждом полку было по два дивизиона 76 мм пушек (24 орудия), по три дивизиона
85 мм пушек (36 орудий) и по одному зенитному дивизиону (восемь 37 мм орудий
и 36 пулеметов ДШК). Таким образом, в бригаде было 48 орудий 76 мм, 72
орудия 85 мм, 16 орудий 37 мм и 72 пулемета ДШК. Полностью были мы
обеспечены снарядами, в том числе бронебойными, полученными как раз в тот
день, когда командарм приказал произвести рекогносцировку в районе границы.
Пока я думал обо всем этом, мысленно проверяя боеготовность бригады,
окончилась короткая июньская ночь. Начало светать.
В то утро я выслал три разведывательно-рекогносцировочные группы к
границе - в районе Любомля, Устилуга, Сокаля. Благодаря этому мы к 19 июня
располагали сведениями о том, что вблизи Устилуга и Владимир-Волынского
замечено оживленное \24\ движение по ту сторону Западного Буга. Стало также
известно, что оттуда ведется усиленное наблюдение за нашей стороной, а
немецкие саперы удаляют инженерные заграждения на границе.
У меня не оставалось сомнений в том, что фашисты нападут на нас в один
из ближайших дней. Так я и сказал командующему армией.
Этот наш разговор произошел 20 июня, когда Потапов вновь вызвал меня к
себе в Луцк. Всегда очень корректный, Михаил Иванович на этот раз был так
взволнован, что даже не пригласил сесть. Впрочем, он и сам был на ногах.
Поздоровавшись и продолжая нервно вышагивать по кабинету, он как-то прямо, в
упор, спросил, что я думаю о возможности войны с немцами. Услышав мой ответ,
что за Бугом готовятся к нападению и столкновения нам не избежать, он
перестал ходить, повернулся ко мне и резко сказал:
- Нам действительно нужно быть начеку. Похоже, что фашисты и впрямь не
нынче, так завтра нападут на нас. И не одни мы с тобой так думаем.
Он взял со стола листок, протянул мне. Это было распоряжение
генерал-полковника Кирпоноса, сделанное им, как я узнал впоследствии, по
указанию наркома обороны. В распоряжении отмечалось, что многие командиры
неоправданно увлекаются созданием красивых парков для машин и орудий, в
яркие цвета раскрашивают боевую технику и при этом держат ее на открытых
площадках. Далее предписывалось немедленно вывести всю боевую технику из
открытых мест в леса, рассредоточить и укрыть ее от наблюдения как
наземного, так и особенно с воздуха.
Все эти замечания относились и к 1-й артиллерийской противотанковой
бригаде. Буквально два дня назад мы закончили оборудование точно такого
парка, о каких писал командующий округом. Расчистили дорожки и площадки,
посыпали их желтым песком и даже сделали обрамление из мелких камешков. 18
июня, когда все это было готово, у нас в лагере побывал командарм. А так как
у танкистов, к числу которых и он принадлежал, устройство образцовых парков
боевых машин было традицией, то ему наши старания очень понравились.
Теперь же оказалось, что хвалить нас в этом отношении не за что.
Возвратившись в Киверцы, в лагерь, я собрал командный состав и сообщил
о требовании командующего войсками округа. Тут же определил места
рассредоточения частей и приказал немедленно вывести из парка и
замаскировать в лесу всю боевую технику, а к исходу следующего дня сделать
то же самое с тягачами, автомобилями и другими машинами.
Когда под вечер 21 июня в расположение бригады прибыл генерал Потапов,
этот приказ был уже выполнен. Командарм \25\ ознакомился с рассредоточением
и маскировкой частей, сказал, что доволен.
Наступила ночь на 22 июня. Мне нужно было попасть рано утром в штаб
армии, поэтому я решил заночевать в Луцке. В лагере все уже спали, когда я
уехал. Со мной были мой адъютант старший лейтенант Н. И. Губанов и шофер В.
А. Кекелия. Вскоре мы были в городе, на временной квартире, предоставленной
мне по распоряжению Потапова. Наскоро поужинав, легли спать.
III
Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал
взволнованный голос Потапова: фашисты напали на нас, ведут артиллерийский
обстрел войск на границе, бомбят аэродромы и города. Без промедления я
позвонил в лагерь своему заместителю по политической части батальонному
комиссару Н. П. Земцову и приказал объявить боевую тревогу, а сам быстро
оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла машина.
Было раннее тихое утро. Едва мы выехали на улицу, как тишину взорвали
частые выстрелы. Мы слышали их до тех пор, пока не выехали из города. Для
нас это были первые выстрелы войны.
Как вскоре выяснилось, огонь вели оуновцы, украинские и польские
националисты, враждебно настроенные против нас, и засланные
немецко-фашистским командованием диверсанты. Тут я, кстати, вспомнил, что
только позавчера на одном хуторе, возле Луцка, в сарае со старым сеном наши
чекисты засекли и оцепили нелегальное сборище 20 оуновцев, деятельность
которых в последнее время оживилась. Видно, тогда их не всех выловили...
Наша машина проскочила город и выехала на шоссейную дорогу. Проезжая
мимо аэродрома, мы увидели, что его бомбят около тридцати немецких
бомбардировщиков. Ни один наш самолет не поднялся в воздух, часть из них
горела на земле. Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию,
виды боевой подготовки заполняли все дни, а подчас и ночи.
Первомайский праздник 1941 г. запомнился мне двумя событиями. Командир
корпуса, принимавший парад воинских частей в Тирасполе, поручил мне сделать
то же самое в Бендерах. Парад прошел хорошо, и настроение было по-настоящему
праздничное. Второе событие было далеко не радостным. Это было прощание с
матерью. Она приехала ко мне с Украины погостить, и я посвящал ей все свои
свободные минуты. 2 мая она уехала домой, взяв с меня обещание приехать за
ней при первой возможности.
В тот день мне подумалось: хорошо, что она будет дома, в Донбассе,
вдали от границы, за которой притаился враг. Я не знал, что война, которая
скоро заполыхает, докатится и туда, не знал, что не увижу больше мать...
Три дня спустя меня вызвали в Москву, в Наркомат обороны.
...Новое назначение было не таким, как предполагалось. Приказ наркома
обороны предписывал мне отправиться в Киевский особый военный округ и
принять командование 1-й артиллерийской противотанковой бригадой резерва
Главнокомандования (РГК). Она была не только по номеру, но и формирование
начала первой из десяти таких бригад, создававшихся в то время в Красной
Армии. Словом, я должен был стать не танкистом, к чему готовился последнее
время, а полной противоположностью этому - истребителем танков. Но это не
огорчило меня. Быть может потому, что заинтересовал сам факт создания новых
формирований - артиллерийских соединений, специально предназначенных для
отражения танковых ударов противника. Радовало то, что по штату вся тяга в
бригаде была механическая - ни одной лошади, только моторы. А это означало
подвижность, маневренность на поле боя. \15\
Я понимал: изменение организационных форм противотанковой артиллерии,
несомненно, связано с тем, что политическое и военное руководство страны
видело неизбежность войны, нависавшей над нашей страной. Потому и стремилось
оно достичь количественного и качественного усиления артиллерии
противотанковой обороны общевойсковых соединений. Опыт войны на Западе
показал, что армии буржуазных государств Европы не устояли против
массированного применения танков немецко-фашистским вермахтом. Они не
противопоставляли ему массирования противотанковых огневых средств,
организационно рассредоточили их в общевойсковых соединениях.
Артиллерийские противотанковые бригады в нашей армии должны были
явиться подвижным оперативным резервом командования армии или фронта,
предназначавшимся для локализации прорыва крупных танковых масс противника
на том или ином участке фронта. Бригады как раз и являлись мощными и
высокоманевренными артиллерийскими соединениями, способными создать костяк
противотанковой обороны на путях вторжения вражеских танков. Только
моторизованные артиллерийские противотанковые соединения совместно с танками
можно было противопоставить массированному применению танков врага.
Еще одно подтверждение давно уже не покидавшей меня мысли о том, что
война быстро надвигалась на нашу страну, я получил в Киеве, куда, не
задерживаясь в Москве, отправился, чтобы представиться командованию округа.
Здесь мне предстояло узнать, где искать свою бригаду.
Командующий войсками округа генерал-полковник М. П. Кирпонос принял
меня сразу. Я знал о нем немногое: он был образованным в военном отношении
человеком и проявил себя храбрым и волевым командиром во время войны с
белофиннами в 1939- 1940 гг. Войдя к нему в кабинет, я увидел, что из-за
стола поднялся человек выше среднего роста со звездами генерал-полковника в
петлицах. Он сделал несколько шагов мне навстречу, приветливо поздоровался
и, пригласив сесть, сразу приступил к делу.
Сначала М. П. Кирпонос счел необходимым пояснить, почему при назначении
командира бригады выбор пал на меня. Оказывается, решающую роль сыграло то,
что мне довелось служить и в коннице, и в артиллерии, и в танковых войсках,
да кроме того, я получил артиллерийское образование. Действительно, 11 лет
службы в 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии, около четырех лет в 1-й
Особой кавалерийской дивизии, остальное время - в других родах войск и на
учебе.
- Поэтому полагаю,- сказал командующий округом,- что вы справитесь с
возложенной на вас задачей.- И тут же добавил: - Однако учтите: времени
мало. Люди и техника для бригады находятся в пути, а часть их уже на месте.
Скоро вы получите все недостающее по штатам военного времени. Сосредоточьте
\16\ внимание на боевой подготовке и форсировании формирования.
Поторопитесь!..
М. П. Кирпонос поставил меня в известность о том, что бригада,
оставаясь резервом Главнокомандования, одновременно подчинена в оперативном
отношении командующему 5-й армией, штаб которой находился в г. Лупке.
Сказав, что туда мне и надлежит выехать немедленно, Михаил Петрович тепло,
душевно попрощался, пожелал успеха.
Во время беседы он по телефону дал кому-то указание направить со мной
поездом полученную новую легковую машину с водителем. Я понял, что он не
только строгий начальник, но и заботливый человек по отношению к своим
подчиненным.
Больше не довелось мне встретиться с этим храбрым, мужественным
генералом. Не прошло и пяти месяцев, как он погиб в дни тяжелых испытаний,
оставив по себе добрую и светлую память в сердцах тех, кто знал его близко,
и многих из тех, кто, подобно мне, виделся с ним лишь однажды.
С такой же теплотой вспоминается мне член Военного совета округа
корпусный комиссар Н. Н. Вашугин, с которым я познакомился в кабинете
командующего. Он тут же увел меня к себе, расспросил о прежней службе,
учебе. Потом спросил, доволен ли я своим назначением. Выслушав меня и
получив ответы на все вопросы, он, улыбнувшись, сказал:
- Рад видеть, что вы из комсомольца, красноармейца, получившего боевое
крещение восемнадцатилетним юношей, выросли до генерала, коммуниста. Боевой
опыт и хорошая теоретическая подготовка - важное и нужное дело для
командира, особенно на службе в приграничном округе.
Н. Н. Вашугин дал много хороших советов относительно работы
политорганов и парторганизаций бригады. Он произвел на меня впечатление
человека, глубоко убежденного в непреоборимой силе нашего народа и пашей
партии. Ничто в нем не давало повода думать, что он способен потерять
душевное равновесие и покончить с собой, как это и случилось в самом начале
войны.
Представился я тогда и начальнику штаба округа генерал-лейтенанту М. А.
Пуркаеву. О нем сейчас пишут, что он был суховат и излишне резок. Не знаю,
может быть. Но меня он принял хорошо, был приветлив, рассказал об
особенностях службы в округе, о новых формированиях, в том числе и о 1-й
артиллерийской противотанковой бригаде.
Сдержанным и скупым на слова он стал лишь тогда, когда речь зашла о
положении дел на границе. Впрочем, и того, что сказал начальник штаба
округа, было, пожалуй, более чем достаточно, чтобы почувствовать его
встревоженность. Порекомендовав прежде всего завершить сколачивание частей и
развернуть боевую подготовку, он сказал: \17\
- Группировка немецких войск на границе увеличивается. Их пограничники
ведут себя нагло, вызывающе.
На этом мы с ним и простились. У меня не оказалось времени даже на то,
чтобы повидаться с товарищами, служившими в Киеве. Я должен был спешить на
запад, навстречу неизвестному.
II
С командующим 5-й армией генерал-майором танковых войск М. И. Потаповым
мне раньше не приходилось встречаться. Я знал лишь, что он участвовал в боях
на Халхин-Голе в 1939 г. Да еще приходилось слышать о нем, как о волевом,
энергичном генерале. \18\
Встретил он меня просто, держался по-товарищески. И мне с ним было
легко. Казалось, мы давно знакомы, а не только что впервые встретились. Он
ознакомил меня с дислокацией войск. Потом показал на карте железнодорожную
станцию Киверцы, расположенную чуть севернее Луцка.
-Здесь начала формироваться твоя бригада,-сказал он.- Займешь вот тут,
рядом, участок леса, построишь лагерь...- Улыбнулся, развел руками.- В Луцке
у меня даже приличной квартиры нет для тебя. Но мы еще построим и казармы
для бригады, и квартиры. А пока бери что есть. Знаю, нелегко тебе придется с
формированием и размещением частей. Приезжай почаще, будем вместе
преодолевать трудности.- И в заключение повторил напутствие, которое я
получил в Москве и Киеве: - Главное - без промедления заканчивай
сколачивание частей и подразделений. Все внимание - боевой подготовке...
Командарм познакомил меня с членом Военного совета армии дивизионным
комиссаром М. С. Никишевым, начальником политотдела бригадным комиссаром Е.
А. Кальченко и начальником артиллерии генерал-майором В. И. Сотенским. Сразу
же после этого я выехал в Киверцы.
Там меня уже ждали. Прибывшие к этому времени части и подразделения
были построены. Докладывал старший из офицеров командир 712-го артполка
полковник А. П. Еременко. Поздоровавшись, я обошел строй, с удовлетворением
отметил отличную выправку и вообще хороший внешний вид личного состава.
Прежде всего нужно было позаботиться о размещении людей в лагере. Не
стационарном, конечно, а полевом, устройство которого не требовало много
времени. Я отвел на это три дня. Весь личный состав тотчас же приступил к
оборудованию лагеря. Одновременно по моему приказанию начальник штаба майор
Н. И. Крылов начал составлять план занятий для всех частей и подразделений
на ближайшие несколько дней и, кроме того, на месяц. Расписание, как мы
договорились, должно было предусматривать уплотненную боевую подготовку-по
8-10 часов в день, а также 2-3 ночных занятия в неделю.
С заместителем по политчасти батальонным комиссаром Н. П. Земцовым мы
обсудили в общих чертах задачи партийно-политической работы на ближайшее
время. Он тут же принялся разрабатывать соответствующий план. Для
культурно-массовых мероприятий решили отвести субботние вечера и
воскресенья. Все остальные дни, а если понадобится, то и ночи, должна была
занять боевая подготовка.
При ближайшем ознакомлении личный состав произвел на меня такое же
хорошее впечатление, как и при первой встрече. Бойцы и младшие командиры в
основном были из рабочих крупных промышленных предприятий. Среди них было
много коммунистов, комсомольцев. Большинство имело среднее или незаконченное
\19\ среднее образование. Должности старшего и среднего командного состава
были укомплектованы хорошо подготовленными офицерами, имевшими большой опыт
командования.
Словом, бойцы, командиры, политработники, почти все шесть тысяч
человек, составлявших бригаду, были как на подбор. И это почувствовалось уже
в том, как выполнил личный состав первую поставленную ему задачу. Люди
работали, не зная устали, не считаясь со временем, и полевой лагерь был
готов к назначенному сроку. А тем временем прибывали все новые эшелоны с
людьми и боевой техникой. Разгрузка шла быстро, четко. Вновь прибывшие
буквально с ходу включались в напряженный ритм жизни бригады, в боевую
учебу.
Успеху занятий способствовало исключительно высокое моральное состояние
личного состава. Кроме того, красноармейцы и младшие командиры от подъема до
отбоя видели рядом с собой своих непосредственных начальников. Командиры и
политработники всех рангов учили личным примером, по очень простому, но
всегда оправдывающему себя методу "делай, как я", и это тоже воодушевляло
бойцов, помогало им добиваться успехов в учебе.
Занятия по огневой подготовке сменялись маршами, полевыми учениями с
большим количеством вводных, отрывкой окопов, сменой огневых позиций и
боевыми стрельбами. Учеба велась днем и ночью, при любой погоде.
Подразделения часто поднимались по тревоге. Все было подчинено задаче
выработать необходимые навыки и стойкость истребителей танков в ограниченное
время. \20\
А вечерами, после до отказа заполненного дня, бойцы занимались еще и
различными хозяйственными делами, связанными с дооборудованием лагеря. Но
никто не жаловался на такую значительную физическую нагрузку. Напротив, все
понимали, что иначе нельзя. Так и говорили об этом во время бесед в
Ленинских палатках, на партийных и комсомольских собраниях.
Да, иначе нам нельзя было. И об этом заходила речь при каждой моей
встрече с командармом.
С 8 мая, дня моего прибытия в Киверцы, прошла всего лишь неделя, а мне
уже пришлось побывать у него несколько раз. Этого требовали интересы
быстрейшего формирования и укомплектования бригады. И вот, разрешив насущные
вопросы, мы всегда как-то незаметно переходили к обмену мнениями об
обстановке на границе.
Угроза со стороны гитлеровской Германии была очевидной. К тому времени,
после разгрома армий стран Западной Европы, а затем балканских - Югославии и
Греции, немецко-фашистское командование усилило переброску своих войск на
восток, к нашим границам. В какой-то мере мы знали об этом, и с каждым днем
вопрос о намерениях фашистов становился все более тревожным.
Мы часто беседовали об этом, и постепенно положение на границе стало
для нас самым насущным вопросом. Однажды Потапов выразил беспокойство по
поводу того, что в механизированных корпусах было недостаточно новых танков
KB и Т-34. И тут же спросил, все ли вооружение получено бригадой. Я доложил,
что прибыла вся материальная часть артиллерии. И добавил, что хотя вместо
107 мм пушек прибыли зенитные 85 мм, однако по своим тактико-техническим
данным они могут быть с успехом использованы против танков. Тем более, что
начальная скорость, а следовательно, и пробивная способность их снарядов
выше, чем у 76 мм.
Михаил Иванович внимательно выслушал, удовлетворенно кивнул головой.
- Это очень, очень хорошо,- подчеркнуто сказал он. Помолчал, думая о
чем-то. Потом заговорил снова, тихо, спокойно:
- По всему видать, Кирилл Семенович, что времени у нас с тобой немного.
Обстановка очень тревожная. Сосредоточение немцами нескольких десятков
дивизий перед нами на границе определенно имеет отношение к нам. Думаю, что
фашистское командование готовит против нас не просто провокацию, а что-то
похуже...
16 июня генерал Потапов вновь вызвал меня. Когда переговорили о текущих
делах, он спросил:
- Читал сообщение ТАСС от 14 июня? Что думаешь по этому поводу?
Люди моего поколения, вероятно, хорошо помнят это сообщение, о котором
впоследствии было написано много надуманного. В сообщении указывалось, что
слухи о намерении Германии \21\ напасть на СССР "лишены всякой почвы". Но
это был лишь дипломатический ход, имевший целью выявить реакцию вероятного
противника. Правда, такой характер этого сообщения стал ясен много времени
спустя. Тогда же, в середине июня 1941 г., я мог лишь ответить, что
сообщение меня удивило. Было бы, мол, прекрасно, если бы на нас не
собирались напасть, но что-то не верится в мирные намерения фашистской
Германии. Так что полагаю, добавил я, сообщение сообщением, а нам нужно быть
начеку. Михаил Иванович кивнул головой:
- Я тоже так думаю, ведь немцы действительно сосредоточивают против нас
много войск. Помолчав, он сказал:
- У тебя, Кирилл Семенович, части моторизованные, подбери хороших,
грамотных в военном отношении людей, и пошли к границе, пусть произведут
рекогносцировку местности и понаблюдают за немцами, их поведением. Да и для
тебя это будет полезно: бригаде надо изучать местность но всему возможному
фронту армии. Кто знает, что может быть в дальнейшем.
Он подошел к сейфу, достал карту и ознакомил меня с дислокацией и
группировкой войск армии в полосе Влодава - Крыстынополь.
За неделю до начала Великой Отечественной войны в состав войск 5-й
армии входили 15-й и 27-й стрелковые корпуса, 22-й механизированный \22\
корпус, Ковельский и Владимир-Волынский укрепленные районы, два узла обороны
Струмиловского укрепленного района{2}, 939-й отдельный батальон связи, а
также ряд тыловых армейских частей. Кроме того, на территории армейского
оборонительного района дислоцировались некоторые соединения и части, которые
находились только в оперативном подчинении армия.
Правофланговый 15-й стрелковый корпус под командованием полковника И.
И. Федюнинского имел в своем составе две стрелковые дивизии, два
артиллерийских полка, зенитный артиллерийский дивизион, батальон связи и
саперный батальон. 45-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора
Г. И. Шерстюка дислоцировалась в семи населенных пунктах, удаленных от
границы и рассредоточенных по фронту и в глубину на 20-60 км. 62-я
стрелковая дивизия под командованием полковника М. П. Тимошенко с 20 июня
1941 г. располагалась в районе юго-западнее г. Ковель. Корпусные части и
управление корпуса дислоцировались в районе города Ковель.
В состав левофлангового 27-го стрелкового корпуса под командованием
генерал-майора П. Д. Артеменко входили три стрелковые дивизии и такие же
корпусные части, как в правофланговом. 87-я стрелковая дивизия под
командованием генерал-майора Ф. Ф. Алябушева находилась в 12 км от границы,
и только ее артиллерийский противотанковый дивизион был расположен в 25 км
от границы. 124-я стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор Ф. Г.
Сущий, дислоцировалась отдельными гарнизонами в десяти населенных пунктах в
10-12 км от границы и на глубину до 40 км. 135-я стрелковая дивизия под
командованием генерал-майора Ф. Н. Смехотворова располагалась с 21 июня 1941
г. в 90 км от границы, где она заменила 62-ю стрелковую дивизию. Управление
корпуса и корпусные части - в 110 км от границы.
22-й механизированный корпус под командованием генерал-майора танковых
войск С. М. Кондрусева в составе 19-й танковой, 215-й моторизованной дивизий
и корпусных частей дислоцировался в 140 км от границы. Кроме того, в районе
Владимир-Волынского находилась его 41-я танковая дивизия.
Когда генерал М. И. Потапов ознакомил меня со всем этим, мы простились,
и я уехал к себе. По пути в лагерь в голову то и дело приходила одна и та же
мысль: что готовит противник? А в том, что он задумал недоброе, уже почти не
оставалось сомнений. Прибыв поздно ночью в лагерь, я прошелся по передней
линейке, заглянул в палатки. Все было спокойно, бойцы спали. Потом зашел в
штаб, в свою комнату, просмотрел план занятий на завтрашний день, продумал,
что еще нужно сделать. Однако тревога \23\ не унималась, и мысли опять
возвращались к нашему разговору с Потаповым. Я испытывал желание с
кем-нибудь поделиться своими мыслями. Но время было позднее, и я лог
отдыхать с тревогой в душе.
В течение месяца с небольшим бригада в основном была сформирована и
теперь представляла собой крепко сколоченный и хорошо управляемый войсковой
организм. Продолжалась усиленная боевая подготовка. Изо дня в день росли
воинское мастерство и физическая закалка бойцов и командиров. Уже были
созданы во всех подразделениях и активно работали под руководством
политотдела партийные и комсомольские организации, сразу же ставшие
застрельщиками повышения боевой выучки, политических знаний и дисциплины.
Многое было достигнуто за этот короткий срок. Бойцы и командиры
убедились в мощности своих орудий и в том, что броня современных немецких
танков в случае их нападения наверняка будет пробиваться нашими снарядами.
Уверенность в этом, появившаяся после того, как орудийные расчеты начали
действовать слаженно, поражая без промаха цели на стрельбищах, имела
исключительно важное значение. Ведь первое условие успеха в бою - вера в
свои силы.
Обрели эту веру и штабы. Они хорошо справились с планированием и
контролем боевой подготовки. Теперь им оставалось столь же успешно
отработать технику управления моторизованными подразделениями, обладающими
высокой подвижностью. Эта задача диктовалась тем, что наши штабные работники
здесь, в бригаде, впервые встретились с полной заменой конной тяги моторами.
Мощное, высокоподвижное огневое противотанковое соединение-такой была
наша бригада. Она имела в своем составе два пушечных артиллерийских полка,
минно-саперный и автотранспортный батальоны и подразделения обслуживания. В
каждом полку было по два дивизиона 76 мм пушек (24 орудия), по три дивизиона
85 мм пушек (36 орудий) и по одному зенитному дивизиону (восемь 37 мм орудий
и 36 пулеметов ДШК). Таким образом, в бригаде было 48 орудий 76 мм, 72
орудия 85 мм, 16 орудий 37 мм и 72 пулемета ДШК. Полностью были мы
обеспечены снарядами, в том числе бронебойными, полученными как раз в тот
день, когда командарм приказал произвести рекогносцировку в районе границы.
Пока я думал обо всем этом, мысленно проверяя боеготовность бригады,
окончилась короткая июньская ночь. Начало светать.
В то утро я выслал три разведывательно-рекогносцировочные группы к
границе - в районе Любомля, Устилуга, Сокаля. Благодаря этому мы к 19 июня
располагали сведениями о том, что вблизи Устилуга и Владимир-Волынского
замечено оживленное \24\ движение по ту сторону Западного Буга. Стало также
известно, что оттуда ведется усиленное наблюдение за нашей стороной, а
немецкие саперы удаляют инженерные заграждения на границе.
У меня не оставалось сомнений в том, что фашисты нападут на нас в один
из ближайших дней. Так я и сказал командующему армией.
Этот наш разговор произошел 20 июня, когда Потапов вновь вызвал меня к
себе в Луцк. Всегда очень корректный, Михаил Иванович на этот раз был так
взволнован, что даже не пригласил сесть. Впрочем, он и сам был на ногах.
Поздоровавшись и продолжая нервно вышагивать по кабинету, он как-то прямо, в
упор, спросил, что я думаю о возможности войны с немцами. Услышав мой ответ,
что за Бугом готовятся к нападению и столкновения нам не избежать, он
перестал ходить, повернулся ко мне и резко сказал:
- Нам действительно нужно быть начеку. Похоже, что фашисты и впрямь не
нынче, так завтра нападут на нас. И не одни мы с тобой так думаем.
Он взял со стола листок, протянул мне. Это было распоряжение
генерал-полковника Кирпоноса, сделанное им, как я узнал впоследствии, по
указанию наркома обороны. В распоряжении отмечалось, что многие командиры
неоправданно увлекаются созданием красивых парков для машин и орудий, в
яркие цвета раскрашивают боевую технику и при этом держат ее на открытых
площадках. Далее предписывалось немедленно вывести всю боевую технику из
открытых мест в леса, рассредоточить и укрыть ее от наблюдения как
наземного, так и особенно с воздуха.
Все эти замечания относились и к 1-й артиллерийской противотанковой
бригаде. Буквально два дня назад мы закончили оборудование точно такого
парка, о каких писал командующий округом. Расчистили дорожки и площадки,
посыпали их желтым песком и даже сделали обрамление из мелких камешков. 18
июня, когда все это было готово, у нас в лагере побывал командарм. А так как
у танкистов, к числу которых и он принадлежал, устройство образцовых парков
боевых машин было традицией, то ему наши старания очень понравились.
Теперь же оказалось, что хвалить нас в этом отношении не за что.
Возвратившись в Киверцы, в лагерь, я собрал командный состав и сообщил
о требовании командующего войсками округа. Тут же определил места
рассредоточения частей и приказал немедленно вывести из парка и
замаскировать в лесу всю боевую технику, а к исходу следующего дня сделать
то же самое с тягачами, автомобилями и другими машинами.
Когда под вечер 21 июня в расположение бригады прибыл генерал Потапов,
этот приказ был уже выполнен. Командарм \25\ ознакомился с рассредоточением
и маскировкой частей, сказал, что доволен.
Наступила ночь на 22 июня. Мне нужно было попасть рано утром в штаб
армии, поэтому я решил заночевать в Луцке. В лагере все уже спали, когда я
уехал. Со мной были мой адъютант старший лейтенант Н. И. Губанов и шофер В.
А. Кекелия. Вскоре мы были в городе, на временной квартире, предоставленной
мне по распоряжению Потапова. Наскоро поужинав, легли спать.
III
Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал
взволнованный голос Потапова: фашисты напали на нас, ведут артиллерийский
обстрел войск на границе, бомбят аэродромы и города. Без промедления я
позвонил в лагерь своему заместителю по политической части батальонному
комиссару Н. П. Земцову и приказал объявить боевую тревогу, а сам быстро
оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла машина.
Было раннее тихое утро. Едва мы выехали на улицу, как тишину взорвали
частые выстрелы. Мы слышали их до тех пор, пока не выехали из города. Для
нас это были первые выстрелы войны.
Как вскоре выяснилось, огонь вели оуновцы, украинские и польские
националисты, враждебно настроенные против нас, и засланные
немецко-фашистским командованием диверсанты. Тут я, кстати, вспомнил, что
только позавчера на одном хуторе, возле Луцка, в сарае со старым сеном наши
чекисты засекли и оцепили нелегальное сборище 20 оуновцев, деятельность
которых в последнее время оживилась. Видно, тогда их не всех выловили...
Наша машина проскочила город и выехала на шоссейную дорогу. Проезжая
мимо аэродрома, мы увидели, что его бомбят около тридцати немецких
бомбардировщиков. Ни один наш самолет не поднялся в воздух, часть из них
горела на земле. Мы проскочили мимо аэродрома и прибыли в лагерь, к зданию,