Страница:
В Индийском океане Миссон сначала сделал своей базой остров Анжуан в группе Коморских островов, который был удобно расположен на пути к Красному морю. За время пребывания на Анжуане Миссон женился на сестре жены султана Маската и участвовал в войнах султаната. Есть основания полагать, что этот брак не был дипломатическим, — по крайней мере знатная арабка до самой своей гибели была с Миссоном неразлучна.
Когда Миссон перевел свою базу на Мадагаскар (причины его отказа от проведения социального эксперимента на Коморских островах неизвестны), он облюбовал бухту Диего-Суарес на северо-восточной оконечности острова (основные базы пиратов находились южнее). К тому времени братство располагало добычей, которая позволила устроить на берегу небольшое поселение Либерталию — первое в мире государство, построенное по принципам раннесоциалистических утопий.
Первыми жителями Либерталии стали сто с небольшим пиратов с «Победы», их жены, привезенные с Анжуана, и какое-то число африканцев — бывших португальских рабов. Кроме того, Миссон разослал письма пиратам «семи морей» с приглашением присоединиться к нему и строить Свободный город. Важно отметить, что призыв Миссона нашел отклик среди пиратов, и в короткий срок население Либерталии значительно выросло. О популярности уравнительных идей Миссона можно судить хотя бы по таким документально подтвержденным фактам, как бегство в Либерталию в 1697 году части экипажа «Приключения» Кидда или приход к Миссону известного Карибского пирата Тью, который отдал республике свой корабль и верно служил ей до самого конца. Есть также основания полагать, что мадагаскарские пираты, жившие на других базах, к республике Миссона враждебности не питали. Во всяком случае, когда португальская эскадра через несколько лет после основания Либерталии пыталась уничтожить ее, на помощь Миссону пришли пиратские корабли из бухты Святого Августина.
Либерталия, стоявшая на берегу залива, была хорошо укреплена с моря, где ее прикрывали батареи на бастионах. Город был застроен небольшими домиками, в которых обитали жители республики — либеры. Все они были равны независимо от цвета кожи или прошлых дел и заслуг. Миссон поощрял женитьбы пиратов на мальгашках, так как это соответствовало его идее создания всемирного свободного государства. С соседними племенами был заключен мир на том условии, что мальгаши предоставляют городу рабочую силу, а пираты защищают их от соседей и, если придется, от других пиратов.
В городе располагались мастерские и верфи (на них были построены по крайней мере два корабля — «Вперед» и «Свобода»), а вокруг него — сады и поля, где выращивались овощи и злаки. Частной собственности в республике не было — существовала общая городская казна, из которой по мере надобности черпались средства. Из нее же выдавались пенсии нетрудоспособным и старикам. Если корабли привозили добычу, то часть ее шла в казну, а остальное делилось между гражданами Либерталии.
Управлял городом совет старейшин, выборы в который происходили раз в три года. Сам Миссон был избран главой государства — протектором, Караччиоли, потерявший в одном из боев ногу — статс-секретарем, а командовал флотом капитан Тью.
Среди ограничений, которые налагались на жителей города, было запрещение употреблять бранные слова и играть в азартные игры. К сожалению, ни Миссон, ни кто-либо иной не пишут о том, как поддерживался порядок в Либерталии. Известно лишь, что опасных конфликтов в городе не было — может быть потому, что пираты в силу своих традиций были привычны к выборной демократии, а флот республики достаточно часто выходил на охоту в море, чтобы город, во многом зависящий от внешнего снабжения, ни в чем не испытывал недостатка.
Когда Либерталия окрепла, Миссон начал подумывать о расширении ее владений. На кораблях, построенных на собственных верфях, он прошел вдоль восточного берега острова, снимая карту побережья. Вернулся он полный новых планов, привез много освобожденных рабов. Вскоре после этого Миссон во главе всего флота ушел на север, чтобы добыть деньги для новых начинаний. В городе в основном остались женщины, дети, старики и инвалиды. В этот-то момент республике был нанесен смертельный удар.
Как говорилось, либеры старались поддерживать с соседними племенами добрые отношения. Однако если ближайшие соседи были связаны с Либерталией множеством семейных и личных уз, то жившие внутри острова племена воспринимали республику как обыкновенное поселение иностранцев и никаких теплых чувств к ней питать, разумеется, не могли. Воспользовавшись уходом Миссона со всем флотом, мальгаши напали на город. Нападение было тем более успешным, что последовало с суши, тогда как укреплена Либерталия была в основном с моря.
После короткого боя защитники города были разгромлены. Лишь несколько пиратов успели добраться до единственного оставшегося в городе бота и уйти в море. Они захватили с собой часть городской казны, но жену Миссона спасти не смогли. Ее убили. Погиб и Караччиоли.
Через несколько дней Тью и Миссон вернулись в Либерталию. Город был полностью разграблен и разрушен. Лишь несколько человек, скрывшихся в соседних лесах, бродили среди развалин.
Пираты похоронили погибших, однако восстанавливать город не стали. Удар был настолько силен, что само место казалось им проклятым. Миссон и Тью решили идти в Америку и там все начать снова. В Мозамбикском проливе корабли разлучил шторм. Больше Миссона никто никогда не видел. Остались лишь его записки, которые подавленный случившимся капитан передал одному из спутников Тью. После его смерти их нашли в бумагах бывшего пирата, и Джонсон включил их во «Всеобщую историю».
Томас Тью, не найдя товарищей, высадился на одном из островов в западной части Индийского океана и прожил там несколько лет, удалившись от дел. В конце концов спокойная жизнь ему надоела, он починил свой обветшавший корабль и решил еще раз попытать счастья в Красном море. Но времена уже были не те. Между 1710 и 1713 годами он погиб. По одной версии, он попал в плен к англичанам и был повешен, по другой — погиб в бою с индийским кораблем.
А о Либерталии, развалины которой быстро заросли колючим кустарником, надолго забыли. Значение ее стало понятно лишь в наши дни, и теперь о ней пишут все, кто обращается к истории Мадагаскара.
Об упадке пиратских поселений на Мадагаскаре, начавшемся в 1703-1705 годах, после разрушения Либерталии и ухода из Индийского океана многих пиратов, сообщает известный нам Вудс Роджерс. Незадолго до своего назначения багамским губернатором Роджерс появился у Восточной Африки с весьма прозаической целью — добыть рабов и отвезти их на Виргинские плантации. Зайдя по пути на Мадагаскар, Роджерс обнаружил в бухте Сент-Мари пиратское поселение, которое существовало уже несколько лет без внешних влияний. Бывшие пираты жили мирно, окруженные женами, детьми и внуками. Роджерс писал о них: «Я не могу сказать, что они были оборваны, так как одежды на них почти не оставалось и прикрывали они свой стыд шкурами диких зверей и не носили ни башмаков, ни чулок, и потому более всего напоминали изображения Геркулеса в львиной шкуре. Обросшие бородами, с длинными волосами, они являли собой самое дикое зрелище, какое возможно представить». Впечатление, произведенное на Вудса Роджерса пиратским поселением на Мадагаскаре, было подтверждено свидетельством пиратов, встреченных экспедицией Роджерса в 1711 году на мысе Доброй Надежды. Пираты рассказали, что поселения на Мадагаскаре насчитывают по шестьдесят-семьдесят человек, «большинство из которых обеднело».
Малабарский берег
Когда Миссон перевел свою базу на Мадагаскар (причины его отказа от проведения социального эксперимента на Коморских островах неизвестны), он облюбовал бухту Диего-Суарес на северо-восточной оконечности острова (основные базы пиратов находились южнее). К тому времени братство располагало добычей, которая позволила устроить на берегу небольшое поселение Либерталию — первое в мире государство, построенное по принципам раннесоциалистических утопий.
Первыми жителями Либерталии стали сто с небольшим пиратов с «Победы», их жены, привезенные с Анжуана, и какое-то число африканцев — бывших португальских рабов. Кроме того, Миссон разослал письма пиратам «семи морей» с приглашением присоединиться к нему и строить Свободный город. Важно отметить, что призыв Миссона нашел отклик среди пиратов, и в короткий срок население Либерталии значительно выросло. О популярности уравнительных идей Миссона можно судить хотя бы по таким документально подтвержденным фактам, как бегство в Либерталию в 1697 году части экипажа «Приключения» Кидда или приход к Миссону известного Карибского пирата Тью, который отдал республике свой корабль и верно служил ей до самого конца. Есть также основания полагать, что мадагаскарские пираты, жившие на других базах, к республике Миссона враждебности не питали. Во всяком случае, когда португальская эскадра через несколько лет после основания Либерталии пыталась уничтожить ее, на помощь Миссону пришли пиратские корабли из бухты Святого Августина.
Либерталия, стоявшая на берегу залива, была хорошо укреплена с моря, где ее прикрывали батареи на бастионах. Город был застроен небольшими домиками, в которых обитали жители республики — либеры. Все они были равны независимо от цвета кожи или прошлых дел и заслуг. Миссон поощрял женитьбы пиратов на мальгашках, так как это соответствовало его идее создания всемирного свободного государства. С соседними племенами был заключен мир на том условии, что мальгаши предоставляют городу рабочую силу, а пираты защищают их от соседей и, если придется, от других пиратов.
В городе располагались мастерские и верфи (на них были построены по крайней мере два корабля — «Вперед» и «Свобода»), а вокруг него — сады и поля, где выращивались овощи и злаки. Частной собственности в республике не было — существовала общая городская казна, из которой по мере надобности черпались средства. Из нее же выдавались пенсии нетрудоспособным и старикам. Если корабли привозили добычу, то часть ее шла в казну, а остальное делилось между гражданами Либерталии.
Управлял городом совет старейшин, выборы в который происходили раз в три года. Сам Миссон был избран главой государства — протектором, Караччиоли, потерявший в одном из боев ногу — статс-секретарем, а командовал флотом капитан Тью.
Среди ограничений, которые налагались на жителей города, было запрещение употреблять бранные слова и играть в азартные игры. К сожалению, ни Миссон, ни кто-либо иной не пишут о том, как поддерживался порядок в Либерталии. Известно лишь, что опасных конфликтов в городе не было — может быть потому, что пираты в силу своих традиций были привычны к выборной демократии, а флот республики достаточно часто выходил на охоту в море, чтобы город, во многом зависящий от внешнего снабжения, ни в чем не испытывал недостатка.
Когда Либерталия окрепла, Миссон начал подумывать о расширении ее владений. На кораблях, построенных на собственных верфях, он прошел вдоль восточного берега острова, снимая карту побережья. Вернулся он полный новых планов, привез много освобожденных рабов. Вскоре после этого Миссон во главе всего флота ушел на север, чтобы добыть деньги для новых начинаний. В городе в основном остались женщины, дети, старики и инвалиды. В этот-то момент республике был нанесен смертельный удар.
Как говорилось, либеры старались поддерживать с соседними племенами добрые отношения. Однако если ближайшие соседи были связаны с Либерталией множеством семейных и личных уз, то жившие внутри острова племена воспринимали республику как обыкновенное поселение иностранцев и никаких теплых чувств к ней питать, разумеется, не могли. Воспользовавшись уходом Миссона со всем флотом, мальгаши напали на город. Нападение было тем более успешным, что последовало с суши, тогда как укреплена Либерталия была в основном с моря.
После короткого боя защитники города были разгромлены. Лишь несколько пиратов успели добраться до единственного оставшегося в городе бота и уйти в море. Они захватили с собой часть городской казны, но жену Миссона спасти не смогли. Ее убили. Погиб и Караччиоли.
Через несколько дней Тью и Миссон вернулись в Либерталию. Город был полностью разграблен и разрушен. Лишь несколько человек, скрывшихся в соседних лесах, бродили среди развалин.
Пираты похоронили погибших, однако восстанавливать город не стали. Удар был настолько силен, что само место казалось им проклятым. Миссон и Тью решили идти в Америку и там все начать снова. В Мозамбикском проливе корабли разлучил шторм. Больше Миссона никто никогда не видел. Остались лишь его записки, которые подавленный случившимся капитан передал одному из спутников Тью. После его смерти их нашли в бумагах бывшего пирата, и Джонсон включил их во «Всеобщую историю».
Томас Тью, не найдя товарищей, высадился на одном из островов в западной части Индийского океана и прожил там несколько лет, удалившись от дел. В конце концов спокойная жизнь ему надоела, он починил свой обветшавший корабль и решил еще раз попытать счастья в Красном море. Но времена уже были не те. Между 1710 и 1713 годами он погиб. По одной версии, он попал в плен к англичанам и был повешен, по другой — погиб в бою с индийским кораблем.
А о Либерталии, развалины которой быстро заросли колючим кустарником, надолго забыли. Значение ее стало понятно лишь в наши дни, и теперь о ней пишут все, кто обращается к истории Мадагаскара.
Об упадке пиратских поселений на Мадагаскаре, начавшемся в 1703-1705 годах, после разрушения Либерталии и ухода из Индийского океана многих пиратов, сообщает известный нам Вудс Роджерс. Незадолго до своего назначения багамским губернатором Роджерс появился у Восточной Африки с весьма прозаической целью — добыть рабов и отвезти их на Виргинские плантации. Зайдя по пути на Мадагаскар, Роджерс обнаружил в бухте Сент-Мари пиратское поселение, которое существовало уже несколько лет без внешних влияний. Бывшие пираты жили мирно, окруженные женами, детьми и внуками. Роджерс писал о них: «Я не могу сказать, что они были оборваны, так как одежды на них почти не оставалось и прикрывали они свой стыд шкурами диких зверей и не носили ни башмаков, ни чулок, и потому более всего напоминали изображения Геркулеса в львиной шкуре. Обросшие бородами, с длинными волосами, они являли собой самое дикое зрелище, какое возможно представить». Впечатление, произведенное на Вудса Роджерса пиратским поселением на Мадагаскаре, было подтверждено свидетельством пиратов, встреченных экспедицией Роджерса в 1711 году на мысе Доброй Надежды. Пираты рассказали, что поселения на Мадагаскаре насчитывают по шестьдесят-семьдесят человек, «большинство из которых обеднело».
Малабарский берег
Малабарское побережье Индии было известно лучшими в Индии моряками, и раз так, то, разумеется, среди них были и пираты. Разница между этими занятиями была трудноуловима — чем оживленнее была торговля, чем больше кораблей проходило к Персидскому заливу, тем большим был соблазн захватить грузы этих кораблей. Малабарские пираты зачастую использовались поддержкой местных правителей, которые предоставляли им убежище, помогали сбывать награбленное и получали с этого определенный процент прибыли, — ситуация, сходная с той, что складывалась в малайских проливах либо у берегов Китая, где пиратство родилось вместе с торговлей и масштаб его зависел от размаха этой торговли.
Местное пиратство длительное время не грозило торговле истреблением. Малабарские пираты на своих лодках не нападали на большие корабли. Но революция в технике мореплавания, связанная с появлением европейских судов, а также нарушение естественного баланса сил европейскими пиратами, начиная с португальских грабителей и кончая карибскими буканьерами, привели к качественным изменениям в индийском пиратстве. С конца XVI века оно уже переплетается с борьбой против европейцев, которые, в свою очередь, склонны были именовать пиратами всех, кто не желал им покориться.
Столкновения с малабарскими пиратами, пиратами Гуджарата и Персидского залива почти не отмечены в документах европейских держав до конца XVII века. Но в 1683 году английский компанейский корабль «Президент» был атакован арабами Маската, причем в составе пиратской эскадры были два корабля европейского типа и четыре гораба (двухмачтовых корабля с малой осадкой). Горабы обычно подстерегали добычу в устьях рек или у отмелей, куда за ними не мог последовать глубоко сидящий океанский корабль. После ожесточенного боя «Президент», имевший преимущество в артиллерии, отбился от пиратов, потопив три гораба. В следующем году пираты окружили небольшую английскую шхуну, но во время боя она взорвалась. В 1685 году пираты приняли за торговый корабль английский фрегат «Феникс». Поняв свою ошибку, они попытались уйти, не принимая боя, но капитан «Феникса» спустил шлюпки, чтобы взять пиратский гораб на абордаж. Пираты отбили атаку; тогда, отозвав шлюпки, капитан «Феникса» приказал расстрелять гораб из пушек. После второго залпа тот пошел ко дну. Из воды было подобрано лишь сорок человек — более сотни погибло.
Документы отмечают еще несколько случаев нападения арабских и малабарских пиратов на компанейские суда. Реальной опасности, впрочем, они не представляли, и это признавали даже директора английской Ост-Индской компании. В их письме, датированном 1699 годом, говорится: «Что касается малабарских и прочих пиратов, мы не видим оснований, почему не вести против них не только оборонительной, но и наступательной войны в случае, если они встретятся нам на пути. Но представляется непрактичным занимать малые корабли охотой за ними, так как они не опасны как разбойники и добыча, которую можно захватить у них, не стоит усилий».
В дальнейшем, однако, борьба с местным пиратством заняла значительное место в сводках Компании, так как пиратами были объявлены маратхи Конаджи Ангрии.
В 1698 году Конаджи Ангрия стал командующим флотом маратхов, воевавших с государством Великих Моголов. Англичане принимали участие в этой борьбе на стороне Моголов. Конкретные причины возникновения вражды между Ангрией и англичанами нам неизвестны, но дату этого события можно установить довольно точно. В 1702 году Компания обращается к Конаджи Ангрии с просьбой освободить небольшой корабль из Каликута с шестью англичанами на борту, попавший в плен к маратхам. В ответ Конаджи направил англичанам гневное письмо, в котором предупредил, что заставит их запомнить свое имя. Письмо явно ссылается на обстоятельства, известные англичанам. В еще одном сохранившемся письме командующего маратхским флотом говорится, что он оказывал англичанам немало услуг, однако они обманули его доверие и впредь он намерен захватывать все английские корабли, где бы он их ни встретил.
После смерти известного предводителя маратхов Шиваджи в 1680 году государство маратхов переживало период разброда. Сын и преемник Шиваджи — раджа Самбхуджи был разбит Моголами и казнен. Его сын — малолетний наследник престола Сахуджи был взят заложником и лишь после смерти Аурангзеба в 1707 году получил свободу. Но и после этого положение еще долго не могло стабилизироваться, так как Сахуджи не обладал талантами деда, а военачальники маратхов старались обрести самостоятельность. Среди них был и Конаджи Ангрия, ставший фактически независимым хозяином значительной части Малабарского побережья, защищенного со стороны суши труднопроходимыми лесистыми горами.
В ноябре 1712 года флот Конаджи Ангрии захватил два английских корабля, следовавших в Бомбей. Один из них принадлежал самому губернатору Бомбея, на втором судне, груженном перцем и воском, направлялся со своей семьей в Бомбей фактор Компании в Карваре мистер Чоун. В завязавшемся бою Чоун погиб, а его молодая жена, семнадцатилетная Катрин, попала в плен к маратхам. Здесь следует сделать небольшое отступление, ибо судьба этой женщины весьма своеобразно переплетается с судьбами других действующих лиц нашей истории.
В сентябре 1709 года корабль Ост-Индской компании, шедший из Англии в Бенгалию, из-за сильных встречных ветров настолько задержался в Индийском океане, что, как сообщалось в докладе капитана губернатору Бомбея, «наши люди в большинстве слегли от цинги, и вода у нас совсем кончилась. Мы созвали совет офицеров, и, так как было уже поздно пробираться в Бенгал и ветры уже изменились, а положение на борту было очень тяжелым, мы решили пристать в Карваре и достать там свежие припасы».
Глава английской фактории в Карваре Джон Харви принял нежданных гостей радостно. И свежие новости, и множество незнакомых лиц были приятным развлечением для уродливого, хромого старика, проведшего много лет на службе Компании и составившего себе недурное состояние, нещадно обманывая как индийцев, так и собственное начальство (последнее было весьма обычным явлением, так как младшие и средние служащие Компании получали мало и воровство было единственным способом разбогатеть).
Среди пассажиров корабля, прибывшего в Карвар, был капитан Кук — пожилой офицер, который не смог сделать карьеры дома и нанялся на службу в Индию. Кука сопровождала жена и две дочери. Достаток гостеприимного хозяина произвел на Кука впечатление. И когда старик дал понять, что ему понравилась Катрин — четырнадцатилетная дочь Кука, тот с готовностью согласился оставить ее в Карваре. В конце концов Кук мог считать, что это лишь начало его выгодных сделок в Индии — еще одна дочь оставалась с ним, да две жили в Англии, и их всегда можно было выписать к себе. Дочери были бесприданницами, и капитан Кук полагал, что ему повезло. Как пишет современник, «мистер Харви предложил большую компенсацию, если отец и мать согласятся на эту женитьбу». Так четырнадцатилетнюю девочку продали старику в жены.
Немногие документы, из которых известна эта история, сухо регистрируют лишь внешние обстоятельства событий. И это позволяет нам, оставаясь на почве строгих фактов, наполнить их собственным воображением.
…Маленькая фактория в Карваре. Дом фактора, строение для младших служащих, склады и причал — все это обнесено высоким забором, который, разумеется, не спасет в случае войны, но в мирное время сохранит компанейское имущество от грабителей или нежеланных свидетелей. Живут здесь три-четыре служащих Компании и десяток-другой солдат из числа тех, о которых сэр Джон Гейер писал, что ни одного из них не мог бы произвести в капралы. Катрин — единственная европейка на много миль вокруг, если не считать жены коменданта маленького португальского форта, стоящего в устье реки. Неподалеку от забора фактории начинается индийский город, но туда Катрин не ходит. Не ездит она и в португальский форт, обитатели которого не дружны с Харви. Весь мир Катрин замкнут забором, на котором подолгу, словно заснув, сидят прилетающие с кладбища общипанные грифы, иногда поводя тяжелыми клювами в сторону марширующих на солнцепеке обтрепанных и больных лихорадкой солдат. Порой армянский купец, пришедший к мужу по делам, принесет ей какой-нибудь подарок, стоимость которого находится в прямой зависимости от важного дела. Подарки Харви прячет в сундук. Он часто говорит о том, что вот-вот завершит все дела и уедет в Бомбей, а потом в Англию. И Бомбей уже кажется Катрин центром мира, сказочным и веселым городом. Об Англии же она не смела и мечтать.
Редко, очень редко в фактории начинается суматоха — приходит корабль из Сурата или из Бенгалии. За два года, что Катрин прожила в Карваре, корабль из Бенгалии приходил лишь один раз. Галантный офицер передал ей письмо от отца, в котором тот между строк выражал сожаление, что продешевил. Девушки — лучший товар в колонии, и вторую дочь капитан Кук пристроил выгоднее и удачнее. Наверное, Катрин плакала, читая это письмо. Там, где сейчас отец, настоящие дома, не падают ночью на кровать ящерицы и змеи не заползают в комнату. Здесь же всегда так жарко, и в любой день раджа, о котором Харви говорит понизив голос, может привести своих диких солдат, чтобы они убили и Харви и Катрин.
В апреле 1711 года они все же прибыли в Бомбей. До октября, раньше чем кончится муссон, рассчитывать на отъезд в Англию не приходилось. За это время Харви надеялся отчитаться перед Компанией. Однако с отчетом возникли осложнения. Жуликом Харви, как оказалось, был не очень умелым и не очень удачливым. Например, выяснилось, что он дважды продал Компании свой собственный бот «Саламандра». Бухгалтерские страдания усугублялись тем, что в Индии находились в обращении десятки различных валют и перевод из фунтов в пагоды, из пагод в рупии, из рупий в фанамы, из фанам в португальские серафимы, из серафимов в матты, рейсы, будгерооки, пайсы и так далее требовал обширных знаний и немалой изворотливости. Старик проводил дни в канцеляриях, пытаясь оправдаться и превратить свои товары в твердую валюту. Однако эти пропахшие теплой пылью и мышиным пометом канцелярии, как бы перенесенные в неприкосновенности из Лондона и населенные выцветшими в трудах, пожелтевшими от лихорадки и дизентерии завистливыми и злыми клерками, обладали свойствами липкой бумаги от мух: раз попав туда, вырваться живым было трудно. У Харви не было в Бомбее ни влиятельных друзей, ни защитников. Он был мелкой компанейской сошкой, пытавшейся откусить от большого пирога и потерявшей на этом зубы.
А тем временем Катрин окунулась в роскошную (по сравнению с Карваром) и полную увлекательных знакомств бомбейскую жизнь. Ей еще не исполнилось семнадцати лет, но по индийским меркам она была уже взрослой женщиной, да к тому же еще хорошенькой, и поклонников у нее оказалось множество. Среди них выделялись двое — оба молодые, небогатые и полные надежд на лучшее будущее. Один — суперкарго потерпевшего крушение у Бомбея корабля Томас Чоун, проводивший время в вынужденном безделье, присматривая себе занятие; второй — молодой фактор Уильям Гиффорд, приехавший в Индию шесть лет назад семнадцатилетним клерком.
К осени обнаружилось, что дела мистера Харви далеки от завершения. Старику пришлось возвратиться в карварскую факторию. Катрин просила мужа оставить ее в Бомбее, но тот был неумолим.
Фактория в Карваре показалась Катрин еще более жалкой, чем прежде. Новый фактор, мистер Флитвуд, обращался с Харви грубо и обвинял его во всех грехах, а заодно старался свалить на него и свои грехи. Первый месяц Харви часто встречался с индийскими и армянскими купцами и подолгу шептался с ними, не обращая внимания на усмешки Флитвуда, строчившего доносы в Бомбей. Но вскоре купцы охладели к старику, и больше никто не приносил подарков Катрин. Харви худел, и Катрин поняла, что он уже вряд ли вернется в Англию. Когда он свалился от дизентерии, Катрин должна была выслушивать его одинаковые и скучные истории о том, как они заживут, вернувшись домой. А мистер Флитвуд, встречая молодую женщину у дверей флигеля — теперь большой дом занимал он сам, — намекал, что согласен, чтобы после смерти Харви Катрин осталась здесь в качестве его жены. Флитвуд был тоже немолод, жаден и завистлив.
В феврале мистер Харви умер, не оставив завещания. Флитвуд в тот же день, не дожидаясь, пока миссионер, приплывший на маленькой лодке из португальской крепости, прочтет положенные молитвы (мистер Харви был протестантом, но протестантского пастора поблизости не оказалось), наложил арест на все имущество Харви. Теперь Катрин даже не могла уехать отсюда. Она уже не плакала по ночам, и в ее голосе, когда она говорила с Флитвудом, появились визгливые интонации. Она считала себя вправе быть богатой — иначе были бессмысленными жертвы, принесенные ею в этой проклятой дыре. Она писала письма отцу в Калькутту, но ответа не было. Ей казалось, что ее забыли, что она состарится и умрет здесь среди стен, источенных термитами. От Флитвуда, который обещал все уладить, если Катрин выйдет за него замуж, она пряталась и даже велела служанке ночевать с ней в одной комнате.
Весть о смерти Харви дошла до Бомбея через две недели вместе с письмом, в котором Флитвуд сообщал о своих решительных действиях по охране компанейского имущества. На следующее утро бывший суперкарго Томас Чоун посетил губернатора. Мистера Флитвуда уже давно ждал более ответственный пост фактора в Персидском заливе, и Чоун, зная об этом, предложил свои услуги Компании. Оформление документов заняло еще две недели.
Когда паруса компанейского корабля «Анна» появились из-за низких стен португальской крепости в ответ на выстрел корабельной пушки белое облачко дыма поднялось над бастионом — португальцы салютовали «Анне», — Катрин первой выбежала на берег. Она ждала письмо от отца, ждала денег, на которые она могла бы добраться до Калькутты.
В шлюпке, причалившей к желтому от выгоревшей травы берегу, стоял Чоун. Красивый, надушенный, завитой, он был похож на принца, пришедшего выручить принцессу из лап дракона. Когда он, не поклонившись Флитвуду, прижал к груди рыдающую Катрин, та поняла, что все страдания кончились и теперь начнется светлая сказочная жизнь. В тот же вечер мистер Чоун официально сделал предложение вдове мистера Харви и получил ее согласие Мистер Флитвуд тем р менем собирал вещи и документы, чтобы отплыть Бомбей.
Они прожили вместе чуть более полугода. Армян ские и индийские купцы снова зачастили в дом; новый фактор нанес визит вежливости радже и пришелся там ко двору. Маленькая фактория вдруг приобрела для Катрин прелесть, и она перестала бояться ящериц гек конов; они были безвредны, добродушны, усердно охи тнлись на мух, стараясь не покидать темные деревянные планки, пересекающие побеленный потолок. Мол ние носные прыжки ящериц веселили молодых супругов. Катрин раздала солдатам небогатый гардероб мистера Харви — все равно Томасу ничего из вещей старого му жа не подошло бы: он был на голову выше покойного и шире его в плечах.
Но одно дело, весьма беспокоившее молодых супругов, требовало решения — дело о наследстве мистера Харви. Продажа товаров, принадлежавших Харви, принесла тринадцать тысяч рупий; треть из них принадлежала его вдове. Однако получить эти деньги было нельзя, так как бумаги затерялись в канцеляриях Бомбея. Супруги Чоун не намеревались делать подарков Компании. К осени обнаружилось, что Катрин ждет ребенка, и потому решено было отправиться на «Анне» в Бомбей, чтобы Катрин могла разрешиться от бремени в цивилизованном месте.
Так как «Анна» везла ценный груз перца и воска, ей навстречу были высланы вооруженная губернаторская яхта и фрегат «Вызов», чтобы сопровождать ее до Бомбея. Путешествие должно было быть недолгим. Под защитой пушек двух кораблей «Анна», казалось, была в безопасности.
Смелое нападение маратхских кораблей, возможно, было бы отражено, если бы фрегат «Вызов» не сбежал с поля боя. За трусость капитан «Вызова» был лишен права командовать английскими кораблями и потом долго, пока не устроился на корабль к какому-то индийскому купцу, забрасывал губернаторство жалобами на несправедливость решения совета Компании. «Анна» едва не дотянула, отбиваясь от врагов, до пушек португальской крепости, но тут у нее кончились боеприпасы, и маратхи взяли корабль на абордаж.
Чоун умер раньше, чем это случилось. Ядром ему оторвало руку, и он истек кровью на руках у Катрин. В семнадцать лет она во второй раз стала вдовой.
Это событие вызвало в Бомбее сильное волнение. Судьба Катрин была на устах у всех дам. Для Компании же важнее была потеря значительного груза перца и двух кораблей.
Через месяц маратхи прислали обратно всех пленных, за исключением миссис Чоун. Ее они согласны были отдать за выкуп — кто-то из английских пленных рассказал, что она очень богата. Остались в плену также капитан «Анны» и его помощники.
Ангрия, небольшое государство которого в то время переживало гражданскую войну — часть феодалов поднялась против своего сюзерена — был готов к миру с англичанами. Поэтому условия выкупа были согласованы довольно быстро, и лейтенант Макинтош, привезший в Колабу тридцать тысяч рупий, в конце февраля 1713 года вернулся в Бомбей со всеми пленниками. Вскоре Катрин родила сына, и совет колонии выделил ей тысячу рупий из имущества ее первого мужа, для того чтобы она могла снять себе дом и жить, как положено вдове двух факторов Компании.
На некоторое время Катрин сходит со сцены, чтобы уступить место другим действующим лицам.
В те годы Индия буквально на глазах превращалась из государства, достаточно сильного, чтобы противостоять любой европейской державе, в клубок враждующих княжеств и царств. Огромный государственный организм, который всего несколько лет назад держался воедино жестокой волей последнего воистину Великого Могола — Аурангзеба, распадался, и каждый из местных правителей старался отхватить себе кусок побольше. Войны, крестьянские восстания и религиозные волнения еще более ослабили страну. Ни один из ее новых хозяев не был достаточно силен, чтобы объединить Индию, и даже самое крупное из возникших на обломках империи Великих Моголов государств — маратхское — было союзом нескольких княжеств, вожди которых часто враждовали между собой и восставали против пешв — всесильных первых министров при радже маратхов. Так создавались предпосылки для европейской экспансии в Индии. Правда, пройдет еще несколько десятилетий, прежде чем основные соперники в дележе ее — англичане и французы — начнут обманом, интригами или военной силой покорять индийские государства. Пока же, в начале XVIII века, европейцы казались индийцам, занятым внутренними войнами, не опасным и. Когда борьба против их проникновения начнется всерьез, будет поздно.
Местное пиратство длительное время не грозило торговле истреблением. Малабарские пираты на своих лодках не нападали на большие корабли. Но революция в технике мореплавания, связанная с появлением европейских судов, а также нарушение естественного баланса сил европейскими пиратами, начиная с португальских грабителей и кончая карибскими буканьерами, привели к качественным изменениям в индийском пиратстве. С конца XVI века оно уже переплетается с борьбой против европейцев, которые, в свою очередь, склонны были именовать пиратами всех, кто не желал им покориться.
Столкновения с малабарскими пиратами, пиратами Гуджарата и Персидского залива почти не отмечены в документах европейских держав до конца XVII века. Но в 1683 году английский компанейский корабль «Президент» был атакован арабами Маската, причем в составе пиратской эскадры были два корабля европейского типа и четыре гораба (двухмачтовых корабля с малой осадкой). Горабы обычно подстерегали добычу в устьях рек или у отмелей, куда за ними не мог последовать глубоко сидящий океанский корабль. После ожесточенного боя «Президент», имевший преимущество в артиллерии, отбился от пиратов, потопив три гораба. В следующем году пираты окружили небольшую английскую шхуну, но во время боя она взорвалась. В 1685 году пираты приняли за торговый корабль английский фрегат «Феникс». Поняв свою ошибку, они попытались уйти, не принимая боя, но капитан «Феникса» спустил шлюпки, чтобы взять пиратский гораб на абордаж. Пираты отбили атаку; тогда, отозвав шлюпки, капитан «Феникса» приказал расстрелять гораб из пушек. После второго залпа тот пошел ко дну. Из воды было подобрано лишь сорок человек — более сотни погибло.
Документы отмечают еще несколько случаев нападения арабских и малабарских пиратов на компанейские суда. Реальной опасности, впрочем, они не представляли, и это признавали даже директора английской Ост-Индской компании. В их письме, датированном 1699 годом, говорится: «Что касается малабарских и прочих пиратов, мы не видим оснований, почему не вести против них не только оборонительной, но и наступательной войны в случае, если они встретятся нам на пути. Но представляется непрактичным занимать малые корабли охотой за ними, так как они не опасны как разбойники и добыча, которую можно захватить у них, не стоит усилий».
В дальнейшем, однако, борьба с местным пиратством заняла значительное место в сводках Компании, так как пиратами были объявлены маратхи Конаджи Ангрии.
В 1698 году Конаджи Ангрия стал командующим флотом маратхов, воевавших с государством Великих Моголов. Англичане принимали участие в этой борьбе на стороне Моголов. Конкретные причины возникновения вражды между Ангрией и англичанами нам неизвестны, но дату этого события можно установить довольно точно. В 1702 году Компания обращается к Конаджи Ангрии с просьбой освободить небольшой корабль из Каликута с шестью англичанами на борту, попавший в плен к маратхам. В ответ Конаджи направил англичанам гневное письмо, в котором предупредил, что заставит их запомнить свое имя. Письмо явно ссылается на обстоятельства, известные англичанам. В еще одном сохранившемся письме командующего маратхским флотом говорится, что он оказывал англичанам немало услуг, однако они обманули его доверие и впредь он намерен захватывать все английские корабли, где бы он их ни встретил.
После смерти известного предводителя маратхов Шиваджи в 1680 году государство маратхов переживало период разброда. Сын и преемник Шиваджи — раджа Самбхуджи был разбит Моголами и казнен. Его сын — малолетний наследник престола Сахуджи был взят заложником и лишь после смерти Аурангзеба в 1707 году получил свободу. Но и после этого положение еще долго не могло стабилизироваться, так как Сахуджи не обладал талантами деда, а военачальники маратхов старались обрести самостоятельность. Среди них был и Конаджи Ангрия, ставший фактически независимым хозяином значительной части Малабарского побережья, защищенного со стороны суши труднопроходимыми лесистыми горами.
В ноябре 1712 года флот Конаджи Ангрии захватил два английских корабля, следовавших в Бомбей. Один из них принадлежал самому губернатору Бомбея, на втором судне, груженном перцем и воском, направлялся со своей семьей в Бомбей фактор Компании в Карваре мистер Чоун. В завязавшемся бою Чоун погиб, а его молодая жена, семнадцатилетная Катрин, попала в плен к маратхам. Здесь следует сделать небольшое отступление, ибо судьба этой женщины весьма своеобразно переплетается с судьбами других действующих лиц нашей истории.
В сентябре 1709 года корабль Ост-Индской компании, шедший из Англии в Бенгалию, из-за сильных встречных ветров настолько задержался в Индийском океане, что, как сообщалось в докладе капитана губернатору Бомбея, «наши люди в большинстве слегли от цинги, и вода у нас совсем кончилась. Мы созвали совет офицеров, и, так как было уже поздно пробираться в Бенгал и ветры уже изменились, а положение на борту было очень тяжелым, мы решили пристать в Карваре и достать там свежие припасы».
Глава английской фактории в Карваре Джон Харви принял нежданных гостей радостно. И свежие новости, и множество незнакомых лиц были приятным развлечением для уродливого, хромого старика, проведшего много лет на службе Компании и составившего себе недурное состояние, нещадно обманывая как индийцев, так и собственное начальство (последнее было весьма обычным явлением, так как младшие и средние служащие Компании получали мало и воровство было единственным способом разбогатеть).
Среди пассажиров корабля, прибывшего в Карвар, был капитан Кук — пожилой офицер, который не смог сделать карьеры дома и нанялся на службу в Индию. Кука сопровождала жена и две дочери. Достаток гостеприимного хозяина произвел на Кука впечатление. И когда старик дал понять, что ему понравилась Катрин — четырнадцатилетная дочь Кука, тот с готовностью согласился оставить ее в Карваре. В конце концов Кук мог считать, что это лишь начало его выгодных сделок в Индии — еще одна дочь оставалась с ним, да две жили в Англии, и их всегда можно было выписать к себе. Дочери были бесприданницами, и капитан Кук полагал, что ему повезло. Как пишет современник, «мистер Харви предложил большую компенсацию, если отец и мать согласятся на эту женитьбу». Так четырнадцатилетнюю девочку продали старику в жены.
Немногие документы, из которых известна эта история, сухо регистрируют лишь внешние обстоятельства событий. И это позволяет нам, оставаясь на почве строгих фактов, наполнить их собственным воображением.
…Маленькая фактория в Карваре. Дом фактора, строение для младших служащих, склады и причал — все это обнесено высоким забором, который, разумеется, не спасет в случае войны, но в мирное время сохранит компанейское имущество от грабителей или нежеланных свидетелей. Живут здесь три-четыре служащих Компании и десяток-другой солдат из числа тех, о которых сэр Джон Гейер писал, что ни одного из них не мог бы произвести в капралы. Катрин — единственная европейка на много миль вокруг, если не считать жены коменданта маленького португальского форта, стоящего в устье реки. Неподалеку от забора фактории начинается индийский город, но туда Катрин не ходит. Не ездит она и в португальский форт, обитатели которого не дружны с Харви. Весь мир Катрин замкнут забором, на котором подолгу, словно заснув, сидят прилетающие с кладбища общипанные грифы, иногда поводя тяжелыми клювами в сторону марширующих на солнцепеке обтрепанных и больных лихорадкой солдат. Порой армянский купец, пришедший к мужу по делам, принесет ей какой-нибудь подарок, стоимость которого находится в прямой зависимости от важного дела. Подарки Харви прячет в сундук. Он часто говорит о том, что вот-вот завершит все дела и уедет в Бомбей, а потом в Англию. И Бомбей уже кажется Катрин центром мира, сказочным и веселым городом. Об Англии же она не смела и мечтать.
Редко, очень редко в фактории начинается суматоха — приходит корабль из Сурата или из Бенгалии. За два года, что Катрин прожила в Карваре, корабль из Бенгалии приходил лишь один раз. Галантный офицер передал ей письмо от отца, в котором тот между строк выражал сожаление, что продешевил. Девушки — лучший товар в колонии, и вторую дочь капитан Кук пристроил выгоднее и удачнее. Наверное, Катрин плакала, читая это письмо. Там, где сейчас отец, настоящие дома, не падают ночью на кровать ящерицы и змеи не заползают в комнату. Здесь же всегда так жарко, и в любой день раджа, о котором Харви говорит понизив голос, может привести своих диких солдат, чтобы они убили и Харви и Катрин.
В апреле 1711 года они все же прибыли в Бомбей. До октября, раньше чем кончится муссон, рассчитывать на отъезд в Англию не приходилось. За это время Харви надеялся отчитаться перед Компанией. Однако с отчетом возникли осложнения. Жуликом Харви, как оказалось, был не очень умелым и не очень удачливым. Например, выяснилось, что он дважды продал Компании свой собственный бот «Саламандра». Бухгалтерские страдания усугублялись тем, что в Индии находились в обращении десятки различных валют и перевод из фунтов в пагоды, из пагод в рупии, из рупий в фанамы, из фанам в португальские серафимы, из серафимов в матты, рейсы, будгерооки, пайсы и так далее требовал обширных знаний и немалой изворотливости. Старик проводил дни в канцеляриях, пытаясь оправдаться и превратить свои товары в твердую валюту. Однако эти пропахшие теплой пылью и мышиным пометом канцелярии, как бы перенесенные в неприкосновенности из Лондона и населенные выцветшими в трудах, пожелтевшими от лихорадки и дизентерии завистливыми и злыми клерками, обладали свойствами липкой бумаги от мух: раз попав туда, вырваться живым было трудно. У Харви не было в Бомбее ни влиятельных друзей, ни защитников. Он был мелкой компанейской сошкой, пытавшейся откусить от большого пирога и потерявшей на этом зубы.
А тем временем Катрин окунулась в роскошную (по сравнению с Карваром) и полную увлекательных знакомств бомбейскую жизнь. Ей еще не исполнилось семнадцати лет, но по индийским меркам она была уже взрослой женщиной, да к тому же еще хорошенькой, и поклонников у нее оказалось множество. Среди них выделялись двое — оба молодые, небогатые и полные надежд на лучшее будущее. Один — суперкарго потерпевшего крушение у Бомбея корабля Томас Чоун, проводивший время в вынужденном безделье, присматривая себе занятие; второй — молодой фактор Уильям Гиффорд, приехавший в Индию шесть лет назад семнадцатилетним клерком.
К осени обнаружилось, что дела мистера Харви далеки от завершения. Старику пришлось возвратиться в карварскую факторию. Катрин просила мужа оставить ее в Бомбее, но тот был неумолим.
Фактория в Карваре показалась Катрин еще более жалкой, чем прежде. Новый фактор, мистер Флитвуд, обращался с Харви грубо и обвинял его во всех грехах, а заодно старался свалить на него и свои грехи. Первый месяц Харви часто встречался с индийскими и армянскими купцами и подолгу шептался с ними, не обращая внимания на усмешки Флитвуда, строчившего доносы в Бомбей. Но вскоре купцы охладели к старику, и больше никто не приносил подарков Катрин. Харви худел, и Катрин поняла, что он уже вряд ли вернется в Англию. Когда он свалился от дизентерии, Катрин должна была выслушивать его одинаковые и скучные истории о том, как они заживут, вернувшись домой. А мистер Флитвуд, встречая молодую женщину у дверей флигеля — теперь большой дом занимал он сам, — намекал, что согласен, чтобы после смерти Харви Катрин осталась здесь в качестве его жены. Флитвуд был тоже немолод, жаден и завистлив.
В феврале мистер Харви умер, не оставив завещания. Флитвуд в тот же день, не дожидаясь, пока миссионер, приплывший на маленькой лодке из португальской крепости, прочтет положенные молитвы (мистер Харви был протестантом, но протестантского пастора поблизости не оказалось), наложил арест на все имущество Харви. Теперь Катрин даже не могла уехать отсюда. Она уже не плакала по ночам, и в ее голосе, когда она говорила с Флитвудом, появились визгливые интонации. Она считала себя вправе быть богатой — иначе были бессмысленными жертвы, принесенные ею в этой проклятой дыре. Она писала письма отцу в Калькутту, но ответа не было. Ей казалось, что ее забыли, что она состарится и умрет здесь среди стен, источенных термитами. От Флитвуда, который обещал все уладить, если Катрин выйдет за него замуж, она пряталась и даже велела служанке ночевать с ней в одной комнате.
Весть о смерти Харви дошла до Бомбея через две недели вместе с письмом, в котором Флитвуд сообщал о своих решительных действиях по охране компанейского имущества. На следующее утро бывший суперкарго Томас Чоун посетил губернатора. Мистера Флитвуда уже давно ждал более ответственный пост фактора в Персидском заливе, и Чоун, зная об этом, предложил свои услуги Компании. Оформление документов заняло еще две недели.
Когда паруса компанейского корабля «Анна» появились из-за низких стен португальской крепости в ответ на выстрел корабельной пушки белое облачко дыма поднялось над бастионом — португальцы салютовали «Анне», — Катрин первой выбежала на берег. Она ждала письмо от отца, ждала денег, на которые она могла бы добраться до Калькутты.
В шлюпке, причалившей к желтому от выгоревшей травы берегу, стоял Чоун. Красивый, надушенный, завитой, он был похож на принца, пришедшего выручить принцессу из лап дракона. Когда он, не поклонившись Флитвуду, прижал к груди рыдающую Катрин, та поняла, что все страдания кончились и теперь начнется светлая сказочная жизнь. В тот же вечер мистер Чоун официально сделал предложение вдове мистера Харви и получил ее согласие Мистер Флитвуд тем р менем собирал вещи и документы, чтобы отплыть Бомбей.
Они прожили вместе чуть более полугода. Армян ские и индийские купцы снова зачастили в дом; новый фактор нанес визит вежливости радже и пришелся там ко двору. Маленькая фактория вдруг приобрела для Катрин прелесть, и она перестала бояться ящериц гек конов; они были безвредны, добродушны, усердно охи тнлись на мух, стараясь не покидать темные деревянные планки, пересекающие побеленный потолок. Мол ние носные прыжки ящериц веселили молодых супругов. Катрин раздала солдатам небогатый гардероб мистера Харви — все равно Томасу ничего из вещей старого му жа не подошло бы: он был на голову выше покойного и шире его в плечах.
Но одно дело, весьма беспокоившее молодых супругов, требовало решения — дело о наследстве мистера Харви. Продажа товаров, принадлежавших Харви, принесла тринадцать тысяч рупий; треть из них принадлежала его вдове. Однако получить эти деньги было нельзя, так как бумаги затерялись в канцеляриях Бомбея. Супруги Чоун не намеревались делать подарков Компании. К осени обнаружилось, что Катрин ждет ребенка, и потому решено было отправиться на «Анне» в Бомбей, чтобы Катрин могла разрешиться от бремени в цивилизованном месте.
Так как «Анна» везла ценный груз перца и воска, ей навстречу были высланы вооруженная губернаторская яхта и фрегат «Вызов», чтобы сопровождать ее до Бомбея. Путешествие должно было быть недолгим. Под защитой пушек двух кораблей «Анна», казалось, была в безопасности.
Смелое нападение маратхских кораблей, возможно, было бы отражено, если бы фрегат «Вызов» не сбежал с поля боя. За трусость капитан «Вызова» был лишен права командовать английскими кораблями и потом долго, пока не устроился на корабль к какому-то индийскому купцу, забрасывал губернаторство жалобами на несправедливость решения совета Компании. «Анна» едва не дотянула, отбиваясь от врагов, до пушек португальской крепости, но тут у нее кончились боеприпасы, и маратхи взяли корабль на абордаж.
Чоун умер раньше, чем это случилось. Ядром ему оторвало руку, и он истек кровью на руках у Катрин. В семнадцать лет она во второй раз стала вдовой.
Это событие вызвало в Бомбее сильное волнение. Судьба Катрин была на устах у всех дам. Для Компании же важнее была потеря значительного груза перца и двух кораблей.
Через месяц маратхи прислали обратно всех пленных, за исключением миссис Чоун. Ее они согласны были отдать за выкуп — кто-то из английских пленных рассказал, что она очень богата. Остались в плену также капитан «Анны» и его помощники.
Ангрия, небольшое государство которого в то время переживало гражданскую войну — часть феодалов поднялась против своего сюзерена — был готов к миру с англичанами. Поэтому условия выкупа были согласованы довольно быстро, и лейтенант Макинтош, привезший в Колабу тридцать тысяч рупий, в конце февраля 1713 года вернулся в Бомбей со всеми пленниками. Вскоре Катрин родила сына, и совет колонии выделил ей тысячу рупий из имущества ее первого мужа, для того чтобы она могла снять себе дом и жить, как положено вдове двух факторов Компании.
На некоторое время Катрин сходит со сцены, чтобы уступить место другим действующим лицам.
В те годы Индия буквально на глазах превращалась из государства, достаточно сильного, чтобы противостоять любой европейской державе, в клубок враждующих княжеств и царств. Огромный государственный организм, который всего несколько лет назад держался воедино жестокой волей последнего воистину Великого Могола — Аурангзеба, распадался, и каждый из местных правителей старался отхватить себе кусок побольше. Войны, крестьянские восстания и религиозные волнения еще более ослабили страну. Ни один из ее новых хозяев не был достаточно силен, чтобы объединить Индию, и даже самое крупное из возникших на обломках империи Великих Моголов государств — маратхское — было союзом нескольких княжеств, вожди которых часто враждовали между собой и восставали против пешв — всесильных первых министров при радже маратхов. Так создавались предпосылки для европейской экспансии в Индии. Правда, пройдет еще несколько десятилетий, прежде чем основные соперники в дележе ее — англичане и французы — начнут обманом, интригами или военной силой покорять индийские государства. Пока же, в начале XVIII века, европейцы казались индийцам, занятым внутренними войнами, не опасным и. Когда борьба против их проникновения начнется всерьез, будет поздно.