Мунн Уорнер. Корабль из Атлантиды (Крестный сын Мерлина - 2)

   Мощная стена каменной кладки делила остров на две части и отгораживала город от возделанных полей. Гвальхмай мог разглядеть сверкание мотыг и лопат в руках занятых работой земледельцев. Однако разглядеть их фигуры или одежды с такого расстояния не представлялось возможным.
   Посредине стены находились единственные ворота в виде высокой арки. Они были закрыты и охранялись: Гвальхмай видел, как блестят на солнце золотые доспехи расхаживающего возле ворот часового. Золотые вспышки на стене свидетельствовали о том, что она тоже охраняется.
   Среди полей стояли вигвамы и бараки для рабов, а дальше, за полями, на многие мили простирались леса. Видневшиеся там и сям каменные руины, очевидно, обозначали места древних поселений, ныне покинутых и заросших деревьями. Среди хвойного массива на склонах холмов и в низменностях встречались островки березняка и дубовых рощ. Из чащи леса выбегал серебристый поток и впадал в большое озеро, которое пересекала высокая каменная стена. Вероятно, испарения озера равнялись его насыщению, происходящему за счет дождей, - так что острову не грозила ни засуха, ни опасность наводнения.
   Путешественники были совершенно поглощены открывшимися перед ними картинами, и не замечали ничего, что творилось поблизости, до тех пор, пока громкий оклик не заставил их встрепенуться. Подняв глаза, они увидели на вершине скалы, меньше чем в двадцати футах от каноэ, человека в белых одеждах, который пристально смотрел на них, перегнувшись через ограждение площадки.
   Он держал деревянный молоток над спусковым механизмом камнемета, уже заряженного и готового к действию.
   - Он приказывает не двигаться - или он потопит нас, - прошептала Коренис.
   Они замерли, глядя вверх, и тут поняли наконец, что скала эта искусственного происхождения - ибо теперь стали отчетливо видны швы кладки между громадными блоками черного камня. А часовой поднес к губам длинную трубу, и над городом пронесся резкий неприятный сигнал.
   В книгах своего крестного Гвальхмай видел картины с изображением пирамид Кеми, он взбирался на насыпные курганы майя и одолевал мириады ступеней между террасами толтекских теокалли - но это сооружение не походило ни на одно из вышеупомянутых. Оно сильно напоминало вавилонские зиккураты: от его основания до вершины семью спиральными витками поднимался пологий, лишенный ограждения пандус. Однако на месте храма Набу находились механизмы и стоял часовой.
   Теперь на пандусе началось оживленное движение. Группы темно- и краснокожих рабов бегом поднимались вверх, подгоняемые белыми рыжеволосыми надсмотрщиками, которые размахивали кнутами с металлическими наконечниками излишне энергично, словно находя удовольствие в своей работе.
   Рабы остановились на широкой, чуть нависающей над водой площадке и принялись крутить ручку ворота с таким усердием, будто от этого зависела их жизнь. Верхняя часть башни начала вращаться, и часовой пошел по пандусу назад, дабы каноэ оставалось в поле зрения Из-за башни вывернулась длинная горизонтальная балка, похожая на гигантскую руку. С конца ее свисали на канатах овальный металлический контейнер, напоминающий по форме огромную закрытую раковину моллюска.
   Конец балки вошел в зону возбужденного воздуха, который кипел и вихрился вокруг металлической конструкции, пока контейнер с пронзительным скрипом опускался на тросах и наконец рухнул в море, подняв фонтаны брызг и залив его водой по щиколотку.
   Створки гигантской раковины раздвинулись. Верхняя поднялась и откинулась назад - и часовой наверху знаком велел путешественникам войти в подъемник. Гвальхмай и Нунганей заколебались: эти разверстые, зияющие чернотой челюсти, казалось, были готовы с хрустом перемолоть их кости.
   - Мы пришли сюда именно за этим, не так ли? - бесстрашно сказала Коренис и переступила через край раковины. Мужчины последовали ее примеру, и их маленькое каноэ, уносимое течением, поплыло прочь, качаясь на волнах. И это было последнее, что увидели путешественники, прежде чем крышка захлопнулась над их головами, и контейнер начал подниматься в воздух.
   В лишенном окон подъемнике было темно как ночью. Молодые люди ничего не видели, но крепко держались друг за друга, чтобы не упасть, - ибо раковина сильно раскачивалась из стороны в сторону, и весь подъемный механизм трясся и громко жалобно скрипел, пока вращались несмазанные шестеренки, протаскивающие балку назад сквозь силовую стену толщиной с пузырь.
   Затем крышка этого транспортного средства снова откинулась, и поток солнечного света ослепил уже привыкших к темноте людей.
   Угрюмый страж с костлявым лицом уставился на пришельцев. Взгляд старика был напряжен и дик, и его грязные седые космы развевались вокруг головы и падали на плечи.
   - Кто вы, чужеземцы? - проскрипел он на наречии абенаки - Почему вы добровольно пришли в Нор-Ум-Бега?
   - Это Глускап и его спутница Бумола, Женщина Ночи, - гордо ответствовал Нунганей. - Они явились навестить Хоббамока Мерзкого. А я Нунганей, абенаки из Атиниена, их друг и проводник.
   Костлявый старик издал смешок - короткий неприятный звук, в котором отчетливо слышалось недоверие, - и стало видно, что губы его искусаны и изорваны. На плечах и руках стражника тоже виднелись следы зубов - белые зажившие шрамы и свежие раны, некоторые едва затянувшиеся - словно в приступах боли или в припадках безумия он с волчьей яростью грыз собственное мясо.
   - Я живу на острове с самого рождения, - прорычал старик. - И никогда еще не видел, чтоб кто-нибудь являлся сюда по доброй воле. Но раз уж вы пришли к нам, будьте уверены: назад дороги нет. Нам нужны сильные люди.
   Он устремил проницательный взгляд на скрытое в тени капюшона лицо девушки, и Гвальхмай испугался, что стражник распознает ее маскировку, но тот только одарил Коренис язвительной улыбкой.
   - И Каранха, наш король, будет особенно рад принять тебя, Женщина Ночи!
   Однако старик достаточно вежливо помог девушке переступить через борт подъемника, когда Коренис замялась в притворной нерешительности и протянула часовому руку в перчатке, которая буквально утонула в сморщенной лапе с желтыми когтями. Несколько металлических лодок лежало на площадке вверх дном, готовые к спуску на воду. Рядом находилась и подставка для весел. Обогнув лодки, Коренис отступила в сторону, и ее товарищи без посторонней помощи спрыгнули на площадку, готовые в любой миг схватиться за оружие. Обезоружить их не попытались.
   Нунганей, прищурившись, внимательно рассматривал покорных рабов, которые бежали гуськом вниз по пандусу. Судя по печальному лицу молодого человека Косаннипа среди них не оказалось. Трое путешественников последовали за стариком и замкнули эту скорбную процессию.
   - Я, Баралдабай, - сообщил страж. - Хранитель Башни. Слишком старый для войны, слишком крепкий для смерти. Я живу здесь, слежу за тем, как уходят и возвращаются убийцы, и мечтаю о смерти. Но она, похоже, забыла обо мне - и я все живу и живу в этой скучной дыре и никогда не отлучаюсь отсюда. Хуже всего бывает в полнолуние, когда ко мне приходит желание убивать. Возможно, я попрошу себе одного из вас. Вы первые люди, которые явились сюда по собственной воле, а не были приведены насильно.
   - И, вероятно, последние, - мягко подхватила Коренис, и печальные колокольчики в ее голосе звучали, подобно погребальному звону.
   Баралдабай, очевидно осознававший незавидность своего положения, был на свой мрачный манер рад поговорить с кем-нибудь хотя бы несколько минут. В движении вниз по спиральному пандусу они миновали вырезанные в стенах зиккурата площадки. Здесь тесными рядами вверх дном лежали металлические лодки так, что тиски подъемника могли легко зажать любую из них и пронести сквозь наиболее тонкую часть силовой стены.
   - Расскажи что-нибудь о вашем прошлом, - попросила Коренис.
   - Когда-то мы, норумбежцы, были могущественным народом. Говорят, огромные суда постоянно бороздили океан между этим островом и Атлантидой, нашей родиной...
   Коренис и Гвальхмай быстро переглянулись.
   - В те времена берега нашего острова еще возвышались над морем. Но потом нашей прекрасной колонии начала грозить опасность. Суша опустилась, а уровень воды поднялся. Для спасения людей была возведена волшебная невидимая стена, чрезвычайно крепкая, совершенно непроницаемая у основания и лишь чуть менее прочная в верхней своей части.
   Действительно ли сей ужасный старик настолько безумен, как кажется, подумал Гвальхмай. Или время до такой степени извратило их историю, что вся правда начисто забыта? Неужели он не понимает, что является потомком многих поколений прирожденных преступников и жестоких убийц? Обитателем штрафной колонии?
   - Говорят, местное население подразделялось на два класса: на нормальных людей вроде меня и таких невозможно добродетельных, с которыми просто невозможно жить.
   Последние-то и являлись первыми поселенцами. Старые солдаты, участники войны, они прибыли сюда со своими женами. Эти глупцы считали убийство грехом, а не достойнейшим способом добывания славы! Мои же предки прибывали сюда уже позднее, по несколько человек в год - и они разбирались в жизни гораздо лучше. Потомки их размножались и наконец превзошли численностью потомков ранних поселенцев.
   Высокая, хорошо охраняемая стена поделила остров между двумя классами. Они удерживали стену, а также башню, где поклонялись Хуни-и, ведьме с квадратными глазами, которая теперь является нашей богиней войны. Через башню они поднимали к себе продовольствие, а каменная стена преграждала нам путь к свободе, так что мы не могли покинуть остров, даже если бы захотели. Мы были их пленниками. Но однажды ночью мои предки захватили ту стену и предали смерти всех часовых и всех жителей города.
   Это событие отмечает действительное начало нашей великой цивилизации. Норумбежцы тысячами хлынули на материк, возводя города, возделывая пустоши, покоряя дикарей.
   Нунганей сдавленно зарычал.
   - Мы стерли с лица земли наших соперников, цветущую империю Хорикон. Много лет спустя мы истребили Талагеви - народ, начавший возводить в удаленных от моря долинах города на курганах, строительство которых впоследствии довершили майя, пришедшие из Жарких Земель, с юга. То были прекрасные годы, лучшие годы нашей нации!
   Он блеснул глазами, словно злобный паук. Потом голос его упал, и в нем зазвучала печаль.
   - Но мне не довелось застать это время. Оно окончилось раз и навсегда еще до моего рождения - дни славы канули в прошлое давным-давно! Постоянные войны истощили наши силы. Никакой враг уже не казался достойным нас. Наши города повернули оружие друг против друга, и, один за другим, лес снова забрал их себе. Женщины наши стали менее плодовитыми, а гордость не позволяла Нор-Ум-Бега жениться на дикарках - разве что на час, причем все внебрачные дети убивались при рождении, дабы чистота белой расы никак не осквернялась.
   В конце концов Нор-Ум-Бега, Остров Героев, принял обратно остатки поселенцев с материка. И мы - последние из норумбежцев!
   Только один раз за всю свою жизнь познал я радость сражения в рядах огромной Армии. Двадцать лет назад все мужское население острова, стар и млад, заключило союз с дикарями единственно ради азарта войны и помогло уничтожить империю майя, Тлапаллан. Мы сражались по дороге в ту страну, сражались на войне и вновь сражались по пути домой!
   Хуни-я! То была великая бойня!
   Коренис указала на гладкую, как полированное стекло, стену нефритово-зеленой воды, которая плавной стремительной дугой возвышалась над затонувшим островом, и Баралдабай проследил за ее взглядом.
   Солнечный свет пробивался сквозь нее косыми лучами, и те дрожали, преломляясь в пляшущих высоко над головами путешественников волнах. Залитые сим зыбким светом, они продолжили путь. Некоторое время с другой стороны прозрачной стены за ними следовал косяк трески: рыбы смотрели выпученными глазами на странных двуногих обитателей подводного аквариума. Затем, словно по какому-то сигналу, они стремительно развернулись и как одна направились по своим делам.
   - Почему вы остаетесь здесь, если жить на материке значительно безопасней?
   Баралдабай казался удивленным.
   - Как почему? Здесь наша родина.
   - А вы не боитесь, что однажды воды океана хлынут на остров и уничтожат всех вас и все ваше имущество - сей прекрасный город и его богатство?
   Старик ухмыльнулся.
   - Нет, госпожа моя, этого никогда не будет. Очень давно колдуны, которые возвели волшебную стену для защиты острова, предсказали нам, что никогда никто из нас не сможет разрушить ее. Никогда... пока в Нор-Ум-Бега не прилетит Громовый Орел.
   - Что это значит? - спросила Коренис.
   - Точно никто не знает. Светящееся изображение огромного орла появляется на небе, когда Дети Огня играют на Дороге Призраков в безоблачные ночи холодных зим. Некоторые суеверные люди связывают предсказание с этим явлением. Но до сих пор оно всегда сулило нам удачу. Сей орел был предвестием великих наших побед в прошлом. Должно быть, он любимец Хуни-и. Убийцы приурочивают свои весенние набеги к его последнему появлению в конце зимы. Он совершенно безобиден для нас.
   Нунганей знаком велел Гвальхмаю чуть отклониться назад, дабы оказаться вне пределов слышимости.
   - Мой народ знает Громового Орла, - торопливо прошептал он. - Птица сия живет на Мысе Спящего Великана, на северном берегу Внутреннего Моря. Если Орел стоит неподвижно над Мысом, война вспыхивает среди северных племен. Но если он движется по небу, битвы начинаются в тех землях, в направлении которых он летит. Появление его всегда предвещает кому-то горе. Иногда он зависает над Акилинеком, и все абенаки радуются.
   - Возможно, брат. Но я только что вспомнил одну вещь, которую давно забыл.
   - То есть?
   - Мое имя! Меня зовут Гвальхмай, не Глускап. А слово это означает Орел!
   Дорога свернула от океана и устремилась в сторону пригорода. И, углубляясь в скопления домов, путешественники обнаружили, что город пленяет красотой лишь издалека - как женщина, некогда прелестная, которая в преклонном возрасте сохраняет лишь общее благородство черт и осанки.
   За колоннами портика грязный человек колол дрова на мозаичном мраморном полу. Резные колонны были кем-то бесцельно изрублены и изуродованы, словно в припадке безумной ярости.
   Сквозь тонкие швы мощения на дороге пробивалась трава, и корни деревьев разрастаясь поднимали и сдвигали с места многотонные каменные плиты. Часто проходили путешественники мимо бесформенных нагромождений камня - руины сии свидетельствовали о некогда стоявших здесь зданиях, которые разрушились так давно, что среди многих развалин росли могучие дубы, питающиеся перегноем своих предков, поваленных ветром задолго до них.
   Многие еще красивые дома стояли без крыш, открытые для солнца и дождя. Сухие листья и земля покрывали прекрасные мозаичные полы, чаши фонтанов и опрокинутые мраморные статуи.
   Похоже, здесь никогда ничего не восстанавливалось. Нигде не было видно ничего нового.
   Ни собаки, ни кошки, ни какие-либо другие домашние животные не бродили по улицам. А встречавшиеся изредка дети бросали на проходящих такие злобные недвусмысленные взгляды, что у Гвальхмая невольно возник вопрос: играют ли они когда-нибудь, и если да, то в какие игры?
   В центре небольшого дворика был устроен очаг, которым, судя по количеству неряшливо разбросанного мусора, пользовались все окружающие дома, - и над ним тушилось мясо к ужину.
   Серебряный котел изначально явно предназначался для другой цели, но сейчас глубокую гравировку на нем покрывал толстый слой сажи, и разглядеть рисунок не представлялось возможным.
   В ожидании ужина несколько юношей и мальчиков посылали друг другу пинками какой-то круглый предмет. Гвальхмай узнал в нем человеческий череп, на котором до сих пор болтались лоскутки кожи и пучок черных волос. При приближении незнакомцев молодые люди не оставили своего занятия, но с угрюмым ожесточением продолжали мрачную игру. Казалось, сие развлечение является для них обязанностью или привычкой, и они как будто находили в нем мало радости.
   Но не успели все четверо пересечь квадратное пространство двора, как стали свидетелями сцены еще более ужасной.
   Из развалин здания с глухими стенами с воплями выбежала растрепанная баба, волоча за ногу визжащего младенца. Хотя тому было не больше года, он отчаянно царапался крохотными коготками, кусался и орал, словно разъяренный чертенок.
   Наконец женщина, не в силах более выносить его визга, принялась колотить ребенка головой о камни.
   Коренис вцепилась в рукав Баралдабая.
   - Останови ее! Останови! - закричала она, но старик равнодушно пожал плечами.
   - С чего вдруг? Она - мать ребенка. Здесь каждый волен поступать как хочет.
   - Но почему? Почему она так делает? - спросил Нунганей, пришедший в ужас при виде бессердечной родительницы, которая могла бы убить ребенка и значительно менее сильным ударом.
   - Кто знает? - ответил Баралдабай. - Возможно, он укусил ее, когда сосал грудь. Женские настроения здесь еще более непредсказуемы, нежели где-либо еще. Мы вымирающий народ. Дайте нам умереть так, как мы считаем нужным.
   Детский вой постепенно превратился в слабое хныканье и наконец совсем стих. Путешественники не успели отойти далеко, когда услышали протяжный истерический вопль, наполовину смех, наполовину рыдание: приступ безумия миновал, и женщина осознала всю нелепость причин, толкнувших ее на детоубийство. Действительно ли она горевала или просто испытывала садистский восторг от содеянного, никто не понял.
   Они продолжали путь, не разговаривая. У Гвальхмая сложилось впечатление, что в доводах Коренис было мало искренности. Она явно желала получше уяснить для себя философию жителей сего огромного, но отвратительно дикого города-государства.
   И снова юноша задумался: каковы же причины ее прихода сюда, этого странного миссионера из прошлого? Какие перемены хотела Коренис принести? Что надеялась совершить?
   Еще через несколько лет при существующих темпах снижения рождаемости и частых войнах обитатели острова окончательно вымрут. Почему же не позволить им вымереть тем ужасным способом, какой они сами избрали?
   Путешественники прошли мимо боковой улочки. В глубине ее старый раб ковылял сквозь строй подростков, которые били его палками и легкими деревянными топорами. Старик упал, мальчики набросились на него - но он не издал ни звука.
   Баралдабай заметил исполненные сострадания взгляды незнакомцев и пожал плечами.
   - Это их собственность. Так мальчики учатся быть мужчинами.
   Погруженный в мрачные раздумья, Гвальхмай больше не замечал ничего вокруг и удивился, когда перед ним открылась широкая величественная площадь. Путешественники пересекли ее, приноравливая свою поступь к хромающей походке проводника, и взобрались по длинным рядам стертых от времени ступеней, ведущих к высокому зданию с колоннадой. Некогда это был храм Посейдона, и он до сих пор неплохо сохранился.
   Древний барельеф на цоколе изображал вооруженных луками и копьями всадников, занятых охотой на мамонта. Путешественники не имели возможности рассмотреть его как следует, ибо поспешили за стариком в широкие двери. Не находящий вытяжки удушливый черный дым заклубился над их головами. Они остановились прямо внутри портика: там оружейный мастер установил свою кузницу возле алтаря, перевернутого набок, чтобы освободить место для наковальни. Кузнец сосредоточенно ковал мощный боевой топор в виде полумесяца.
   Отвечая на вопрос Баралдабая, он поднял глубоко посаженные налитые кровью глаза.
   - Каранха? Король? Он отправился за Стену сегодня утром. Среди полевых рабов начались волнения, и лесные жители дали кров беглецам. Кое-кто хочет отправиться в Скважину.
   Он мрачно усмехнулся и снова застучал молотом по остывающему металлу.
   Четверо прошли по темному коридору и вышли в открытый двор.
   В центре его стояла величественная колесница Посейдона, влекомая по волнам бронзовыми дельфинами, верхом на которых сидели смеющиеся Нереиды. Основание колесницы из золота и серебра украшали стилизованные изображения осьминогов и морских коньков, плывущих по бордюру длинной вереницей. Фонтан перед колесницей не работал, и у статуи бога, по-прежнему сжимавшего трезубец, была отколота голова.
   Коренис бросила на скульптурную группу взгляд, полный страдания, и отвела глаза в сторону.
   - Все здесь в вашем распоряжении, - отрывисто сказал Баралдабай. Выбирайте себе любое помещение. Еду вам принесут, Оружие можете оставить при себе - до специальных распоряжений Каранхи. Король может отсутствовать два-три дня. До той поры все выходы отсюда будут охраняться. Если попытаетесь бежать - вас убьют.
   Когда Баралдабай ушел, Коренис повернулась к мужчинам.
   - Что вы думаете об этих людях, которых Ахуни-и любила, и которые исказили даже само имя богини?
   Гвальхмай ответил, и в голосе его звучал металл.
   - Им нельзя позволить продолжать существование. Они абсолютно злы и представляют опасность для абенаки.
   - Их надо уничтожить, - пробормотал Нунганей.
   - Я решила сделать это очень давно, еще там, в моей летающей тюрьме... когда наблюдала за ними из астрального тела, отвращаясь душой от их злых дел. Я знала, что должна сделать, дабы спасти от разрушения мир. И понимала, чем могу заплатить за это. Но мы дадим им шанс, какого они никогда не давали абенаки, брат. Я не помню нынешнего их короля... Возможно, он человек лучшей породы.
   Подождем его возвращения. Если тем временем мы обнаружим хотя бы искорку добра в этих людях - или в нем!.. Что ж, попробуем жить спокойно и узнать по возможности больше.
   СКВАЖИНА
   Каранха, король Нор-Ум-Бега, вернулся в свой город ранним вечером второго дня их заключения. Но когда пленников привели к нему, тьма уже спустилась на остров, отгороженный от низко стоящего над горизонтом солнца исполинской стеной воды.
   Огни факелов освещали тронный зал. При первом же взгляде на короля молодой ацтланец понял: этого человека вряд ли смогут обмануть наивные заверения Нунганея о божественном происхождении Коренис и его самого. Незаметным знаком из языка жестов, общего для разноязычных племен Алата, Гвальхмай велел абенаки хранить молчание, и Нунганей кивнул в ответ. Но сделанного не воротишь.
   Каранха был гигантом с бычьей шеей и мощной мускулатурой. Руки и ноги его густо заросли рыжими волосами. Огненные космы спадали на яростно блестящие глаза и спутанную бороду короля.
   Небрежно развалившись на троне, он угрюмо рассматривал чужестранцев сквозь нечесаные лохмы и время от времени подносил свою мясистую лапу ко рту, чтобы пососать кровоточащую рану на запястье.
   Некоторые из присутствующих в зале воинов носили повязки или прихрамывали - отсюда Гвальхмай заключил, что карательная экспедиция правителя против обитателей леса прошла не вполне успешно.
   Либо саднящая боль, либо воспоминание о том, каким образом получено ранение, раздражали короля и приводили в настроение, гораздо более скверное, чем обычно. Окружающие Каранху воины относились к нему с боязливым почтением, и трое чужестранцев поняли, что правитель, как и его подданные, подвержен вспышкам неожиданной ярости и склонен к жестоким капризам.
   Сопровождавший гостей Баралдабай приблизился к королю и тихо прошептал ему на ухо что-то неразборчивое. Каранха тут же внимательно и заинтересованно осмотрел Гвальхмая и задержал взгляд на огненном оружии у пояса юноши. Затем он повелительно поманил Гвальхмая к себе жирным пальцем, на котором сверкали драгоценные камни, и без лишних предисловий приступил к делу.
   - Хранитель Башни доложил мне о том, что я вижу и сам собственными глазами, - прогремел король на языке абенаки. - Ты носишь при себе оружие Древних, основателей этого города. Откуда оно у тебя?
   Гвальхмай замялся, придумывая ответ, который не выдал бы происхождения Коренис.
   - Впрочем, все равно! Дай-ка его мне, - перебил юношу король, протягивая руку.
   Гвальхмай метнул на девушку вопросительный взгляд. Та незаметно кивнула, и молодой ацтланец неохотно отдал оружие.
   Каранха принялся неловко вертеть его, и пленники мысленно молили небо, чтобы он ненароком снес себе голову огненным лучом. Наконец, подняв глаза от оружия, великан прорычал слуге:
   - Приведи-ка тех полевых рабов!
   Группу искалеченных, истекающих кровью людей загнали в зал и выстроили у стены напротив трона. Некоторые рабы находились при смерти и не могли идти самостоятельно - их поддерживали товарищи. Очевидно, то были несчастные жертвы жестокого и бессмысленного насилия со стороны злодеев, находящих удовольствие в зрелище чужих страданий. Облегченный вздох Нунганея свидетельствовал о том, что его друга нет среди этих рабов.
   Король устремил на Гвальхмая тяжелый взгляд.
   - Наши склады до отказа забиты подобными приспособлениями - и ни одно из них не работает. Если действие твоего оружия соответствует описанному в легендах Нор-Ум-Бега, я назначу тебя главным хранителем оружия и командиром сотни!
   Он поднял раструб, прицелился и нажал на спуск. Эхо продолжительного разряда загремело в огромном зале, и обугленные бесформенные массы, которые только что были людьми, попадали на пол, наполовину погребенные под завалами выбитых из стены камней. Не обращая внимания на чинимое им разрушение, Каранха продолжал поливать огнем пространство вдоль всей длины противоположной стены. Он еще не успел закончить, когда луч начал быстро гаснуть: из ослепительного бело-голубого цвет его превратился в темно-красный и затем в угольно-черный.