Страница:
Выйдя из универмага, я долго бродил по улицам безо всякой цели и разглядывал витрины. Когда надоело и это, зашел в случайную кофейню, заказал кофе и снова раскрыл биографию Джека Лондона. Так худо-бедно скоротал время до вечера. День закончился, точно скучное кино. Что ни говори, а от убивания времени тоже можно устать до боли в суставах.
Вернувшись в отель, я направился было через фойе прямо к лифту, но вдруг услыхал, что меня окликают по имени. Оказалось — та самая девица в очках. Звала меня прямо из-за своей стойки. Я подошел, и она, ни слова не говоря, провела меня в самую дальнюю секцию. Секция называлась “Прокат автомобилей”, и все вокруг было усеяно рекламными буклетами. За стойкой не было ни души. Девица вертела в пальцах авторучку и смотрела на меня со странным выражением — будто бы с удовольствием что-то рассказала мне, если бы знала, как. С первого взгляда я понял: ей непонятно, ей трудно и страшно неудобно за себя.
— Извините... Не могли бы вы делать вид, что разговариваете со мной о прокате автомобиля? — попросила она. И как бы невзначай обвела глазами фойе. — Дело в том, что нам запрещается вести частные разговоры с клиентами...
— Нет проблем! — сказал я. — Я выспрашиваю у вас расценки, вы мне о них подробно рассказываете. Никаких частных разговоров.
Она слегка зарделась.
— Вы уж простите... У нас в отеле очень жесткие правила.
Я улыбнулся.
— А зато вам очки идут!
— Прошу прощения?
— Я говорю, очки вам очень даже к лицу, — пояснил я.
Она поправила пальцем оправу. И кашлянула пару раз в кулачок. Явно из тех женщин, которых легко смутить.
— Видите ли, я хотела спросить у вас кое-что... — произнесла она, справившись с замешательством. — Кое-что личного характера.
Мне вдруг захотелось погладить это лицо, успокоить ее хоть как-то — но это было невозможно, и я просто слушал, что она говорила.
— Насчет отеля, о котором вы говорили вчера... Ну, который был здесь раньше, — очень тихо продолжала она. — Что это был за отель? Это был приличный отель?
Я стянул со стойки буклет с картинками автомобилей и принялся делать вид, что старательно его изучаю.
— А что конкретно вы имеете в виду, когда говорите “приличный отель”? — поинтересовался я.
Она вцепилась пальчиками в концы воротничка белоснежной блузки, нервно потеребила их секунд десять. И снова откашлялась.
— Ну... Я не знаю, как объяснить... Скажем, не было ли у него какой-нибудь странной репутации? Поверьте, мне это очень важно — узнать про тот старый отель...
Я посмотрел ей в глаза. Как я уже заметил раньше, глаза были очень красивые, ясные. Я посмотрел в эти глаза чуть подольше — и она снова вспыхнула.
— Я, конечно, не знаю, почему это для вас так важно, — сказал я. — Но если я начну рассказывать — получится слишком длинно. Так что прямо здесь и сейчас у нас с вами разговора не выйдет. Вы же на работе — дел, наверно, по горло...
Она покосилась на сослуживцев, суетившихся за стойкой приема. И прелестными белыми зубками закусила губу. Затем поколебалась несколько секунд — и решительно кивнула.
— Хорошо. Тогда... не могли бы мы поговорить, когда я закончу работу?
— А когда вы заканчиваете?
— В восемь. Но здесь, около отеля, я с вами встретиться не могу. У нас очень жесткие правила... Если можно, где-нибудь подальше отсюда.
— Ну, если вы знаете, где можно спокойно поговорить, — я могу поехать куда угодно.
Она снова кивнула, задумалась на пару секунд — и, вырвав страничку из блокнота, набросала авторучкой название заведения и простенькую схему, как добираться.
— Ждите меня вот здесь. Я приду к половине девятого, — сказала она.
Я взял у нее листок и сунул в карман.
На сей раз она сама посмотрела мне прямо в глаза.
— Только, прошу вас, не подумайте обо мне странного... Я вообще впервые в жизни так поступаю. Нарушаю правила, то есть. Просто в этом случае уже нельзя иначе. Почему — я потом объясню.
— Ни в коем случае не думаю о вас ничего странного. Можете не беспокоиться, — сказал я. — Я не подонок какой-нибудь. Особой симпатии я обычно у людей не вызываю — но стараюсь не делать так, чтоб им было за что меня ненавидеть.
Вертя в пальцах авторучку, она немного подумала над моими словами — но, похоже, не совсем поняла их смысл. Ее губы сложились в неопределенную улыбку, а указательный палец еще раз поправил очки на носу.
— Ну, до встречи! — сказала она и, раскланявшись со мной по-уставному, ушла в свою секцию. Очаровательное создание. И при этом — явно душа не на месте.
Я вернулся в номер, достал из холодильника бутылку пива и выпил, истребив заодно половину универмаговских бутербродов с говядиной. Ну вот, подумал я. Теперь хоть понятно, с чего начинать. Словно повернулся ключ в зажигании — и, хотя я еще понятия не имел, куда ехать, моя машина медленно тронулась с места. Для начала и это неплохо.
Я зашел в ванную, сполоснул лицо и снова побрился. Молча, спокойно побрился. Без песнопений. Протер кожу лосьоном, почистил зубы. И затем критически осмотрел свою физиономию в зеркале, чего не делал уже очень давно. Ничего нового это зрелище мне не открыло — и никакой дополнительной веры в себя не принесло. Лицо как лицо. Каким и было всегда.
Скромный уютный бар в подвале пятиэтажки, не успел я двери открыть, окатил меня саксофонным соло Джерри Маллигана — и надо признать, для такой древней пластинки звук был совсем неплохим. Этот альбом записывали, еще когда Джерри носил патлы до плеч и рубаху, расстегнутую до пупа, а в банде с ним играли Чет Бейкер и Боб Брукмайер. Когда-то я здорово по ним заворачивался. Еще в те времена, когда никаких адамов антов8не было и в помине.
Адам Ант!
Черт бы их побрал с такими именами.
Я уселся за стойку и под высококачественноесоло Джерри Маллигана принялся обстоятельно, не торопясь потягивать “Джей-энд-Би”9с водой. На часах восемь сорок пять, а та, кого я ждал, все не появлялась, — но я особо не беспокоился. Ну, задержалась на работе, подумаешь. Бар пришелся мне по душе, да и убивать время в одиночку я давно научился. Допив первое виски, я заказал еще. И, поскольку больше смотреть было не на что, стал разглядывать пепельницу.
Без пяти девять она наконец появилась.
— Извините! — быстро проговорила она. — Задержаться пришлось. Клиентов набежало к концу дня, да еще и смена запоздала...
— За меня не беспокойтесь, — ответил я. — Мне все равно время девать некуда.
Она предложила пересесть за столик в углу. Я взял свой бокал с виски и пересел. Она стянула кожаные перчатки, размотала клетчатое кашне, скинула длинное серое пальто. И осталась в тоненьком желтом свитере и темно-зеленой шерстяной юбке. Ее грудь, обтянутая свитером, оказалась куда больше, чем казалось раньше. В ушах — изящные золотые сережки.
Она заказала “Блади Мэри”.
Когда заказ принесли, она сразу взяла стакан и отпила глоток. Как насчет ужина? — поинтересовался я. Она ответила, что еще не ужинала, но перекусила немного в четыре часа, и поэтому не очень голодна. Я отпил виски, она — “Блади Мэри”. В бар она примчалась, изрядно запыхавшись, и первые полминуты не говорила ни слова — примерно столько ей потребовалось, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Я взял с тарелки орех, какое-то время изучал его глазами, потом отправил в рот и разгрыз. Взял еще один орех. Тоже поизучал, отправил в рот и разгрыз. Так, орех за орехом, я ждал, пока она восстановит дыхание.
Она успокоилась, вздохнув напоследок особенно глубоко. Очень глубоко и долго. Даже сама смутилась — и встревоженно глянула на меня, проверяя, не слишком ли глубоко она вздохнула напоследок.
— Тяжело на работе? — спросил я.
— Угу, — кивнула она. — Просто с ума сойти. Я еще не очень втянулась, да и сам отель совсем недавно открылся — начальство всех муштрует на первых порах...
Она положила руки на стол и сцепила пальцы. На правом мизинце я заметил единственное колечко. Скромное, серебряное, без какого-либо изыска. Секунд двадцать, наверное, мы сидели и оба разглядывали это колечко.
— Так все-таки — как насчет того, старого отеля “Дельфин”? — наконец спросила она. — Кстати, я надеюсь, вы не журналист какой-нибудь?
— Журналист? — удивленно переспросил я. — Что это вы опять, ей-богу?
— Ну, просто спрашиваю... — сказала она.
Я промолчал. Она закусила губу и какое-то время сидела, уставившись в одну точку на стене.
— Там вроде был какой-то скандал поначалу... И после этого начальство стало жутко всего бояться. Всяких там репортеров и журналистов. А также любых вопросов насчет передачи земли... Ну, вы же понимаете? Ведь если об этом начнут в газетах писать — отелю не поздоровится. Там же весь бизнес — на доверии клиента... Репутация будет подорвана, так ведь?..
— А что, уже где-нибудь об этом писали?
— Один раз в еженедельнике. Насчет каких-то крупных взяток... И что якобы на тех, кто землю продавать не хотел, натравили не то якудзу, не то ультраправых — и все-таки вынудили... Что-то вроде этого.
— И в этом скандале был замешан старый отель “Дельфин”, так?
Чуть ссутулившись над бокалом, она отпила еще “Блади Мэри”.
— Я думаю, да. Поэтому наш менеджер и напрягся так, когда вы старый отель упомянули. Еще как напрягся, вы заметили?.. Но, если честно, никаких подробностей я об этом не знаю. Слышала только — новый отель называется так потому, что до сих пор существует какая-то связь со старым отелем... Мне об этом сказал кое-кто.
— Кто?
— Да... один из наших “костюмчиков”.
— Костюмчиков?
— Ну, менеджеров в черных костюмах...
— Понятно... — сказал я. — А кроме этого вы что-нибудь слышали о старом отеле “Дельфин”?
Она покачала головой. Затем пальцами левой руки сдвинула — и посадила обратно колечко на мизинце правой.
— Страшно мне, — произнесла она вдруг полушепотом. — Все время страшно. До ужаса...
— Что страшно? Что о вас напишут в газетах?
Она снова покачала головой, почти незаметно. Потом поднесла бокал к губам и, задумавшись, замерла в такой позе. Не знаю, как еще объяснить — но казалось, будто ей физически больно от мыслей в голове.
— Да нет же, я не об этом... Бог с ними, с газетами. Пускай пишут что угодно — я-то здесь ни при чем, правда? Это начальство будет с ума сходить — ну и ладно... Я о другом. О самом отеле, о здании. Понимаете, там, внутри происходит что-то такое... Очень странное. Нехорошее что-то. И не вполне нормальное.
Она замолчала. Я допил виски и заказал еще. И для нее — еще “Блади Мэри”.
— В каком смысле — “ненормальное”? Можете объяснить? — попросил я. — У вас есть какие-то конкретные примеры?
— Конечно, есть, — потухшим голосом сказала она. — Есть, только... Это очень трудно объяснить словами как следует. Собственно, я поэтому до сих пор и не рассказывала никому. Понимаете, сами-то ощущения ужасно конкретные, а как только попытаешься их описать — выходит какая-то размазня... И рассказать толком не получается.
— Что-то вроде очень реалистичного сна?
— Нет! Сны — это другое! Сны я тоже вижу иногда. Если долго смотреть какой-нибудь сон, то ощущение реальности из этого сна постепенно уходит. А здесьвсе наоборот! Здесь, сколько бы ни прошло времени, — чувство, что это реальность, остается таким же! Всегда, всегда, всегда, сколько бы оно ни продолжалось, — все как живое перед глазами...
Я молчал.
— Ну, хорошо... Я сейчас попробую рассказать как-нибудь, — решилась она и глотнула еще из бокала. Затем взяла салфетку и промокнула губы.
— В январе это случилось. В самом начале января. Только закончились новогодние праздники. И мне выпало идти в вечернюю смену. Вообще-то у нас девушек в вечернюю обычно не ставят — но в тот день как-то получилось, что больше некого. В общем, закончила я работу где-то около полуночи. Всех, кто заканчивает так поздно, фирма развозит за свой счет по домам на такси. Потому что ни метро, ни электрички уже не ходят... Ну так вот, в двенадцать я переоделась, села в служебный лифт и поехала на шестнадцатый этаж. На шестнадцатом у нас комната для отдыха персонала. А я там книжку забыла. Книжку-то можно было и назавтра забрать — да уж больно дочитать хотелось. А тут еще сотрудница, с которой мне вместе на такси возвращаться, задержалась немного. Ну, я и решила — съезжу, как раз книжку заберу. Села в лифт и поехала... На шестнадцатом этаже номеров для гостей нет, только служебные помещения — комната отдыха, например, там вздремнуть можно, или кухня, чтобы чаю попить. Так что я часто езжу туда, несколько раз в день.
В общем, останавливается лифт, открываются двери, я выхожу. Так же, как и всегда. Не задумываясь. Ну, вы знаете, так часто бывает. Когда занимаешься чем-то очень привычным, или идешь по давно знакомым местам — не думаешь, что делаешь, действуешь автоматически. Вот и я так же: просто сделала шаг из лифта, не размышляя. То есть, о чем-то я все-таки думала, конечно. Сейчас уже не помню, о чем... Выхожу я из лифта, руки в карманах пальто, и вдруг вижу: вокруг меня — темнота! Абсолютный мрак, ничего не видать. Я назад — а двери уже закрылись! Сперва подумала — свет отрубили. Но тут же поняла: нет, быть такого не может. Потому что в отеле установлена система автономного энергоснабжения. Как раз для таких случаев. И если свет вырубает, она сразу раз! — и включается. Мгновенно, автоматически. С нами учебную тревогу проводили, поэтому я знаю. Электричество тут ни при чем. Даже если эта автономная система выходит из строя — продолжают гореть аварийные лампочки над пожарными выходами. То есть, такойкромешной тьмы не наступает никогда. Даже в самом крайнем случае коридор освещается хотя бы тускло-зеленым светом. Не может не освещаться. Что бы ни произошло.
А тут — на тебе: черным-черно, хоть глаз выколи. Только кнопка для вызова лифта светится, да экранчик с цифрами этажей. Красные такие циферки... Ну я, понятно, давай сразу на кнопку жать. А лифт, проклятый, уехал куда-то в самый низ — и обратно ехать не хочет! Вот же вляпалась, думаю, теперь дожидаться придется. Стою и по сторонам озираюсь. Вся от страха дрожу — и в то же время злая как черт... И знаете, почему?
Я покачал головой.
— Ну, вы только представьте: раз на целом этаже света нет — значит, в работе отеля что-то разладилось, так? Значит, либо техника подвела, либо с персоналом проблемы. А это означает одно: всех снова поставят на уши. Опять работа в выходные, муштра с утра до вечера, от начальства тычки по любому поводу... Господи, как уже все надоело! Только-только все успокоилось — и вот, пожалуйста!
— Да уж... — посочувствовал я.
— И вот я стою, представляю себе все это и злюсь. Злости даже больше, чем страха. И заодно думаю: надо хоть посмотреть, что происходит... Отступаю от лифта на пару шагов. Медленно так. И чувствую — что-то не то. Звук шагов не такой, как всегда. И хотя я на каблуках, замечаю сразу: пол под ногами непривычный какой-то. Нет ощущения, что по ковру, как обычно, ступаешь — слишком жестко подошвам... У меня чувствительность повышенная, я в таких деталях не ошибаюсь! Уж можете мне поверить... И еще — воздух вокруг очень странный. Едкий, точно газеты жгли. Совсем не такой, как обычно в отеле. В отеле чистота воздуха поддерживается кондиционерами. По всему зданию. За день просто ужас сколько воздуха перекачивается! И не просто перекачивается, а еще и обрабатывается специально. В обычных отелях воздух пересушивают, так что дышать трудно; а у нас поддерживается очень естественная атмосфера. О каких-то горелых газетах просто речи не может быть! А этот воздух, если просто сказать, очень затхлый. Как будто ему уже лет сто, не меньше. Я когда маленькая была, у деда в деревне однажды в погреб залезла... Вот так же точно и пахло. Как если бы много-много запахов от всякого старого хлама перемешались и кисли так, закупоренные, целый век...
Тогда я решила лифт заново вызвать. На всякий случай. Только оглянулась — а кнопка уже исчезла! И экранчика с цифрами не видать! То есть, вообще ничего не светится. Полный мрак, абсолютный... И вот тут уже я испугалась по-настоящему. Ничего себе шуточки! Стою совершенно одна, непонятно где, вокруг не видать ничего. Чуть не умираю от страха. И только в голове все равно вертится: не может быть, неувязка какая-то. Звуки исчезли совсем. Резкая, пронзительная тишина. Разве не странно? В огромном отеле вдруг выключается свет. Почему никто не бегает в панике по коридорам и лестницам? Отель битком набит проживающими — по идее, все здание должно ходить ходуном! А тут — ни скрипа, ни шороха. И я вообще уже ничего не понимаю...
Принесли наш заказ. Мы синхронно подняли стаканы и отпили по глотку. Она поправила пальчиком оправу очков. Я молча ждал продолжения.
— Ну, как? — спросила она. — Пока еще не уловили в моих ощущениях ничего конкретного?
— Кое-что уловил, — сказал я. — Вы выходите из лифта на шестнадцатом этаже. Вокруг темно. Странно пахнет. Слишком тихо. Что-то не так.
Она глубоко вздохнула.
— Не хочу хвастаться, но... По природе я совсем не трусиха. По крайней мере, для женщины у меня довольно крепкие нервы. И только из-за того, что вдруг свет погас, не стану, как большинство девчонок, подымать визг на всю вселенную... Когда страшно — тогда страшно, врать не буду. Но позволить страху меня победить — это, я считаю, последнее дело. Вот я и решила, как бы ни было страшно, сходить посмотреть, что все-таки происходит. И пошла на ощупь по коридору...
— В какую сторону? — уточнил я.
— Вправо! — быстро сказала она и помахала в воздухе правой рукой, лишний раз убеждаясь, что та действительно правая. — Точно, направо пошла. Очень медленно... Коридор сначала прямо тянулся. Иду, за стенку держусь. Вдруг — раз! — поворот направо. Свернула. Гляжу — впереди тусклый свет какой-то. Еле виднеется, будто свеча горит вдалеке. Ага, думаю, кто-то свечку зажег. Надо туда идти. Чуть приблизилась, вижу: никакая это не свечка, а из приоткрытой двери свет пробивается. Сама дверь очень странная. Я таких дверей ни разу не видела. По крайней мере, у нас в отеле таких быть не может. Тем не менее, дверь была, и из щели свет пробивался. И вот я стою перед этой дверью, а в голове все перемешалось, как дальше поступить — не знаю. Может, там, за дверью, и нет никого. А вдруг — есть, но какой-нибудь маньяк? К тому же и дверь какая-то странная... В общем, взяла я и постучала тихонько. Ну, совсем слабенько — чтобы даже не очень ясно было, стучат или нет. Только вокруг такая тишина стояла, что загремело чуть не на весь этаж! А из-за двери — никакой реакции... первые десять секунд. То есть, секунд десять я стояла и соображала, что же дальше делать. И вдруг — оттуда звуки послышались. Такие... словно кто-то с пола подымается в очень тяжелой одежде. И затем раздались шаги. Страшно медленные. Шаркающие. Шур-р-р... Шур-р-р... Шур-р-р... С таким призвуком странным — то ли в шлепанцах, то ли ноги по полу волочит... И шаг за шагом к двери приближается...
Вспоминая услышанное когда-то, она посмотрела куда-то вверх и застыла так на несколько секунд. Потом очнулась и покачала головой.
— Я, когда это услышала, от ужаса окаменела. Сразу почувствовала: человек так ходить не может. Почему — объяснить не могу, но чувствую: это — не человек... Впервые в жизни спина от ужаса заледенела. Не в переносном смысле — буквально... И я побежала. Сломя голову побежала. По дороге, наверно, упала раза два или три. Потом чулки все порванные были. Только я ничего не помню. Помню только, что бегу, бегу... И в голове — единственная мысль так и скачет: “Господи, только б лифт не сдох, а если сдох — что тогда делать-то?!” Добежала до лифта, смотрю — работает! И кнопка вызова горит, и экранчик с цифрами. Только сам лифт, как назло, на первом этаже стоит! Я давай на кнопку давить — он и поехал. Медленно-медленно. С ума сойти, как медленно... Второй этаж... Третий... Четвертый... Я уже чуть не кричу — “Ну, скорее давай, скорее!”... Бесполезно. Просто пытка, как долго он полз. Точно издевался надо мной, ей-богу...
Она перевела дух, отхлебнула еще “Блади Мэри”. И повертела кольцо на мизинце.
Я молчал и ждал, что же дальше. Музыка стихла. Послышался чей-то смех.
— И тут я снова услышала их... Шаги. Шур-р... Шур-р... Медленные, но все ближе, ближе... Шур-р-р... Шур-р-р... Кто-то из-за двери вышел, поворот обогнул — и уже совсем рядом... Вот это был ужас! Вернее, даже не ужас... Просто чувствую — желудок поднимается к самому горлу. Все тело в поту. В холодном, липком поту. И по коже будто змеи ползают... А проклятый лифт все никак не приедет! Седьмой этаж... Восьмой... Девятый... А шаги уже совсем рядом!
Она замолчала на добрые полминуты. И все это время проворачивала кольцо на мизинце. Словно вертела ручку радиоприемника, настраиваясь на волну. Женщина за стойкой бара что-то сказала, мужчина рядом с ней опять засмеялся. Скорей бы уж музыку поставили, подумал я.
— Такой ужас не опишешь тому, кто его не испытывал, — бесцветным голосом сказала она.
— Так чем же все закончилось? — спросил я.
— Ну, я вдруг вижу: передо мной — двери лифта распахнутые. И из них — яркий свет наконец-то! Я просто кубарем туда вкатилась... Вся дрожу, как припадочная, и давлю, давлю на кнопку первого этажа... Вниз приехала — все фойе в шоке. Ну еще бы, представьте: вываливаюсь из лифта вся побелевшая, дрожу как осиновый лист, и изо рта одни вопли вылетают... Сразу менеджер прибежал, что случилось, спрашивает. Я, хоть отдышаться и не могу, кое-как объяснить пытаюсь. Дескать, там, на шестнадцатом что-то странное происходит. Менеджер еще одного парня взял — и мы уже все втроем на шестнадцатый поехали. Посмотреть, в чем дело. Только на шестнадцатом ничего уже нет! Сигнализация красным горит, как положено, и никаких странных запахов. Все как обычно... Заглянули в комнату отдыха — спросить, что да как. Там была пара сотрудников, они все это время не спали, но никакого отключения света не заметили. На всякий случай мы обошли весь этаж из конца в конец — ничего странного не обнаружили. Чистое наваждение...
Только вернулись на первый этаж — менеджер в кабинет вызывает. Ну, все, думаю, — сейчас орать начнет. А он даже не разозлился нисколечко. Докладывай, говорит, подробнее, что произошло. Ну, я и рассказала в деталях. Даже звук шагов изобразила — хоть и чувствовала себя последней дурой при этом... Так и казалось — вот сейчас он расхохочется на весь кабинет и закричит, что мне все это приснилось.
А он даже не улыбнулся. Наоборот — сделал страшно серьезное лицо. И сказал: “Обо всем этом ты больше никому не рассказывай, хорошо?” Ласково так говорит, с участием в голосе. “Вероятно, — говорит, — произошла какая-то ошибка. Однако никак нельзя допустить, чтобы другие сотрудники стали чего-то бояться. Так что уж постарайся держать язык за зубами”.
Но вы понимаете, в чем дело... Мой менеджер никогда ласковос людьми не разговаривает! Влепить кому-нибудь в лоб словцом покрепче — вот это в его обычной манере. Поэтому мне и пришло в голову... Может, я уже не первая, кто ему об этом рассказывает?
Она замолчала. Я тоже молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Пауза затягивалась — пожалуй, нужно было задавать какие-то вопросы.
— А от других сотрудников вы ничего такогоне слышали? — спросил я. — Того, что пересекалось бы с вашим случаем... Каких-нибудь странных рассказов, мистических историй? Пусть даже на урове слухов...
Она покачала головой.
— Слышать не слышала... Но я чувствую: что-то ненормальное за всем этим кроется. Вот и менеджер на мой рассказ так странно отреагировал... И вообще — слишком много вокруг недомолвок, каких-то разговоров полушепотом... Не могу объяснить как следует, но... странно очень. Я раньше в другом отеле работала — так ничего похожего! Разумеется, тот отель не был таким громадным, да и в целом обстановка была другая, — но все равно: слишкомбольшая разница. В прежнем отеле, помню, тоже какие-то байки-страшилки рассказывали, — да что говорить, у каждого отеля есть хотя бы одна своя история с привидениями! — но мы над ними смеялись, никто всерьез не воспринимал. А здесь совсем не так! Здесь никто ни над чем не смеется. И от этого — еще страшнее. Если бы менеджер от моего рассказа рассмеялся! Или хотя бы наорал на меня... Я бы тогда, наверное, успокоилась, решила бы — ну точно, ошибка какая-то. А так...
Она нервно прищурилась, разглядывая стиснутый в ладони бокал.
— А после этого случая вы хоть раз поднимались на шестнадцатый этаж?
— Да постоянно, — ответила она скучным голосом. — Я же на работе. Хочешь не хочешь, приходится туда ездить. Но обычно я бываю там только днем. Вечером — никогда. И что бы ни случилось — ни за что не поеду вечером. Не дай бог еще раз пережить такое... Я поэтому и в вечернюю смену больше не выхожу. Так прямо и сказала начальству: не хочу — и точка.
— Так, значит, до сих пор вы об этом никому не рассказывали?
Она дернула подбородком.
— Я ведь говорила... Вам сегодня рассказываю впервые. Раньше, может, и хотела бы рассказать — да некому. А теперь появились вы — и тоже интересуетесь, что же там происходит... Ну, на шестнадцатом этаже.
Вернувшись в отель, я направился было через фойе прямо к лифту, но вдруг услыхал, что меня окликают по имени. Оказалось — та самая девица в очках. Звала меня прямо из-за своей стойки. Я подошел, и она, ни слова не говоря, провела меня в самую дальнюю секцию. Секция называлась “Прокат автомобилей”, и все вокруг было усеяно рекламными буклетами. За стойкой не было ни души. Девица вертела в пальцах авторучку и смотрела на меня со странным выражением — будто бы с удовольствием что-то рассказала мне, если бы знала, как. С первого взгляда я понял: ей непонятно, ей трудно и страшно неудобно за себя.
— Извините... Не могли бы вы делать вид, что разговариваете со мной о прокате автомобиля? — попросила она. И как бы невзначай обвела глазами фойе. — Дело в том, что нам запрещается вести частные разговоры с клиентами...
— Нет проблем! — сказал я. — Я выспрашиваю у вас расценки, вы мне о них подробно рассказываете. Никаких частных разговоров.
Она слегка зарделась.
— Вы уж простите... У нас в отеле очень жесткие правила.
Я улыбнулся.
— А зато вам очки идут!
— Прошу прощения?
— Я говорю, очки вам очень даже к лицу, — пояснил я.
Она поправила пальцем оправу. И кашлянула пару раз в кулачок. Явно из тех женщин, которых легко смутить.
— Видите ли, я хотела спросить у вас кое-что... — произнесла она, справившись с замешательством. — Кое-что личного характера.
Мне вдруг захотелось погладить это лицо, успокоить ее хоть как-то — но это было невозможно, и я просто слушал, что она говорила.
— Насчет отеля, о котором вы говорили вчера... Ну, который был здесь раньше, — очень тихо продолжала она. — Что это был за отель? Это был приличный отель?
Я стянул со стойки буклет с картинками автомобилей и принялся делать вид, что старательно его изучаю.
— А что конкретно вы имеете в виду, когда говорите “приличный отель”? — поинтересовался я.
Она вцепилась пальчиками в концы воротничка белоснежной блузки, нервно потеребила их секунд десять. И снова откашлялась.
— Ну... Я не знаю, как объяснить... Скажем, не было ли у него какой-нибудь странной репутации? Поверьте, мне это очень важно — узнать про тот старый отель...
Я посмотрел ей в глаза. Как я уже заметил раньше, глаза были очень красивые, ясные. Я посмотрел в эти глаза чуть подольше — и она снова вспыхнула.
— Я, конечно, не знаю, почему это для вас так важно, — сказал я. — Но если я начну рассказывать — получится слишком длинно. Так что прямо здесь и сейчас у нас с вами разговора не выйдет. Вы же на работе — дел, наверно, по горло...
Она покосилась на сослуживцев, суетившихся за стойкой приема. И прелестными белыми зубками закусила губу. Затем поколебалась несколько секунд — и решительно кивнула.
— Хорошо. Тогда... не могли бы мы поговорить, когда я закончу работу?
— А когда вы заканчиваете?
— В восемь. Но здесь, около отеля, я с вами встретиться не могу. У нас очень жесткие правила... Если можно, где-нибудь подальше отсюда.
— Ну, если вы знаете, где можно спокойно поговорить, — я могу поехать куда угодно.
Она снова кивнула, задумалась на пару секунд — и, вырвав страничку из блокнота, набросала авторучкой название заведения и простенькую схему, как добираться.
— Ждите меня вот здесь. Я приду к половине девятого, — сказала она.
Я взял у нее листок и сунул в карман.
На сей раз она сама посмотрела мне прямо в глаза.
— Только, прошу вас, не подумайте обо мне странного... Я вообще впервые в жизни так поступаю. Нарушаю правила, то есть. Просто в этом случае уже нельзя иначе. Почему — я потом объясню.
— Ни в коем случае не думаю о вас ничего странного. Можете не беспокоиться, — сказал я. — Я не подонок какой-нибудь. Особой симпатии я обычно у людей не вызываю — но стараюсь не делать так, чтоб им было за что меня ненавидеть.
Вертя в пальцах авторучку, она немного подумала над моими словами — но, похоже, не совсем поняла их смысл. Ее губы сложились в неопределенную улыбку, а указательный палец еще раз поправил очки на носу.
— Ну, до встречи! — сказала она и, раскланявшись со мной по-уставному, ушла в свою секцию. Очаровательное создание. И при этом — явно душа не на месте.
Я вернулся в номер, достал из холодильника бутылку пива и выпил, истребив заодно половину универмаговских бутербродов с говядиной. Ну вот, подумал я. Теперь хоть понятно, с чего начинать. Словно повернулся ключ в зажигании — и, хотя я еще понятия не имел, куда ехать, моя машина медленно тронулась с места. Для начала и это неплохо.
Я зашел в ванную, сполоснул лицо и снова побрился. Молча, спокойно побрился. Без песнопений. Протер кожу лосьоном, почистил зубы. И затем критически осмотрел свою физиономию в зеркале, чего не делал уже очень давно. Ничего нового это зрелище мне не открыло — и никакой дополнительной веры в себя не принесло. Лицо как лицо. Каким и было всегда.
* * *
В полвосьмого я вышел из номера, спустился вниз, прямо у выхода сел в такси и протянул водителю бумажку с адресом. Тот молча кивнул, очень скоро довез меня куда нужно и высадил прямо перед входом в здание. Счетчик показывал какую-то тысячу с мелочью7.Скромный уютный бар в подвале пятиэтажки, не успел я двери открыть, окатил меня саксофонным соло Джерри Маллигана — и надо признать, для такой древней пластинки звук был совсем неплохим. Этот альбом записывали, еще когда Джерри носил патлы до плеч и рубаху, расстегнутую до пупа, а в банде с ним играли Чет Бейкер и Боб Брукмайер. Когда-то я здорово по ним заворачивался. Еще в те времена, когда никаких адамов антов8не было и в помине.
Адам Ант!
Черт бы их побрал с такими именами.
Я уселся за стойку и под высококачественноесоло Джерри Маллигана принялся обстоятельно, не торопясь потягивать “Джей-энд-Би”9с водой. На часах восемь сорок пять, а та, кого я ждал, все не появлялась, — но я особо не беспокоился. Ну, задержалась на работе, подумаешь. Бар пришелся мне по душе, да и убивать время в одиночку я давно научился. Допив первое виски, я заказал еще. И, поскольку больше смотреть было не на что, стал разглядывать пепельницу.
Без пяти девять она наконец появилась.
— Извините! — быстро проговорила она. — Задержаться пришлось. Клиентов набежало к концу дня, да еще и смена запоздала...
— За меня не беспокойтесь, — ответил я. — Мне все равно время девать некуда.
Она предложила пересесть за столик в углу. Я взял свой бокал с виски и пересел. Она стянула кожаные перчатки, размотала клетчатое кашне, скинула длинное серое пальто. И осталась в тоненьком желтом свитере и темно-зеленой шерстяной юбке. Ее грудь, обтянутая свитером, оказалась куда больше, чем казалось раньше. В ушах — изящные золотые сережки.
Она заказала “Блади Мэри”.
Когда заказ принесли, она сразу взяла стакан и отпила глоток. Как насчет ужина? — поинтересовался я. Она ответила, что еще не ужинала, но перекусила немного в четыре часа, и поэтому не очень голодна. Я отпил виски, она — “Блади Мэри”. В бар она примчалась, изрядно запыхавшись, и первые полминуты не говорила ни слова — примерно столько ей потребовалось, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Я взял с тарелки орех, какое-то время изучал его глазами, потом отправил в рот и разгрыз. Взял еще один орех. Тоже поизучал, отправил в рот и разгрыз. Так, орех за орехом, я ждал, пока она восстановит дыхание.
Она успокоилась, вздохнув напоследок особенно глубоко. Очень глубоко и долго. Даже сама смутилась — и встревоженно глянула на меня, проверяя, не слишком ли глубоко она вздохнула напоследок.
— Тяжело на работе? — спросил я.
— Угу, — кивнула она. — Просто с ума сойти. Я еще не очень втянулась, да и сам отель совсем недавно открылся — начальство всех муштрует на первых порах...
Она положила руки на стол и сцепила пальцы. На правом мизинце я заметил единственное колечко. Скромное, серебряное, без какого-либо изыска. Секунд двадцать, наверное, мы сидели и оба разглядывали это колечко.
— Так все-таки — как насчет того, старого отеля “Дельфин”? — наконец спросила она. — Кстати, я надеюсь, вы не журналист какой-нибудь?
— Журналист? — удивленно переспросил я. — Что это вы опять, ей-богу?
— Ну, просто спрашиваю... — сказала она.
Я промолчал. Она закусила губу и какое-то время сидела, уставившись в одну точку на стене.
— Там вроде был какой-то скандал поначалу... И после этого начальство стало жутко всего бояться. Всяких там репортеров и журналистов. А также любых вопросов насчет передачи земли... Ну, вы же понимаете? Ведь если об этом начнут в газетах писать — отелю не поздоровится. Там же весь бизнес — на доверии клиента... Репутация будет подорвана, так ведь?..
— А что, уже где-нибудь об этом писали?
— Один раз в еженедельнике. Насчет каких-то крупных взяток... И что якобы на тех, кто землю продавать не хотел, натравили не то якудзу, не то ультраправых — и все-таки вынудили... Что-то вроде этого.
— И в этом скандале был замешан старый отель “Дельфин”, так?
Чуть ссутулившись над бокалом, она отпила еще “Блади Мэри”.
— Я думаю, да. Поэтому наш менеджер и напрягся так, когда вы старый отель упомянули. Еще как напрягся, вы заметили?.. Но, если честно, никаких подробностей я об этом не знаю. Слышала только — новый отель называется так потому, что до сих пор существует какая-то связь со старым отелем... Мне об этом сказал кое-кто.
— Кто?
— Да... один из наших “костюмчиков”.
— Костюмчиков?
— Ну, менеджеров в черных костюмах...
— Понятно... — сказал я. — А кроме этого вы что-нибудь слышали о старом отеле “Дельфин”?
Она покачала головой. Затем пальцами левой руки сдвинула — и посадила обратно колечко на мизинце правой.
— Страшно мне, — произнесла она вдруг полушепотом. — Все время страшно. До ужаса...
— Что страшно? Что о вас напишут в газетах?
Она снова покачала головой, почти незаметно. Потом поднесла бокал к губам и, задумавшись, замерла в такой позе. Не знаю, как еще объяснить — но казалось, будто ей физически больно от мыслей в голове.
— Да нет же, я не об этом... Бог с ними, с газетами. Пускай пишут что угодно — я-то здесь ни при чем, правда? Это начальство будет с ума сходить — ну и ладно... Я о другом. О самом отеле, о здании. Понимаете, там, внутри происходит что-то такое... Очень странное. Нехорошее что-то. И не вполне нормальное.
Она замолчала. Я допил виски и заказал еще. И для нее — еще “Блади Мэри”.
— В каком смысле — “ненормальное”? Можете объяснить? — попросил я. — У вас есть какие-то конкретные примеры?
— Конечно, есть, — потухшим голосом сказала она. — Есть, только... Это очень трудно объяснить словами как следует. Собственно, я поэтому до сих пор и не рассказывала никому. Понимаете, сами-то ощущения ужасно конкретные, а как только попытаешься их описать — выходит какая-то размазня... И рассказать толком не получается.
— Что-то вроде очень реалистичного сна?
— Нет! Сны — это другое! Сны я тоже вижу иногда. Если долго смотреть какой-нибудь сон, то ощущение реальности из этого сна постепенно уходит. А здесьвсе наоборот! Здесь, сколько бы ни прошло времени, — чувство, что это реальность, остается таким же! Всегда, всегда, всегда, сколько бы оно ни продолжалось, — все как живое перед глазами...
Я молчал.
— Ну, хорошо... Я сейчас попробую рассказать как-нибудь, — решилась она и глотнула еще из бокала. Затем взяла салфетку и промокнула губы.
— В январе это случилось. В самом начале января. Только закончились новогодние праздники. И мне выпало идти в вечернюю смену. Вообще-то у нас девушек в вечернюю обычно не ставят — но в тот день как-то получилось, что больше некого. В общем, закончила я работу где-то около полуночи. Всех, кто заканчивает так поздно, фирма развозит за свой счет по домам на такси. Потому что ни метро, ни электрички уже не ходят... Ну так вот, в двенадцать я переоделась, села в служебный лифт и поехала на шестнадцатый этаж. На шестнадцатом у нас комната для отдыха персонала. А я там книжку забыла. Книжку-то можно было и назавтра забрать — да уж больно дочитать хотелось. А тут еще сотрудница, с которой мне вместе на такси возвращаться, задержалась немного. Ну, я и решила — съезжу, как раз книжку заберу. Села в лифт и поехала... На шестнадцатом этаже номеров для гостей нет, только служебные помещения — комната отдыха, например, там вздремнуть можно, или кухня, чтобы чаю попить. Так что я часто езжу туда, несколько раз в день.
В общем, останавливается лифт, открываются двери, я выхожу. Так же, как и всегда. Не задумываясь. Ну, вы знаете, так часто бывает. Когда занимаешься чем-то очень привычным, или идешь по давно знакомым местам — не думаешь, что делаешь, действуешь автоматически. Вот и я так же: просто сделала шаг из лифта, не размышляя. То есть, о чем-то я все-таки думала, конечно. Сейчас уже не помню, о чем... Выхожу я из лифта, руки в карманах пальто, и вдруг вижу: вокруг меня — темнота! Абсолютный мрак, ничего не видать. Я назад — а двери уже закрылись! Сперва подумала — свет отрубили. Но тут же поняла: нет, быть такого не может. Потому что в отеле установлена система автономного энергоснабжения. Как раз для таких случаев. И если свет вырубает, она сразу раз! — и включается. Мгновенно, автоматически. С нами учебную тревогу проводили, поэтому я знаю. Электричество тут ни при чем. Даже если эта автономная система выходит из строя — продолжают гореть аварийные лампочки над пожарными выходами. То есть, такойкромешной тьмы не наступает никогда. Даже в самом крайнем случае коридор освещается хотя бы тускло-зеленым светом. Не может не освещаться. Что бы ни произошло.
А тут — на тебе: черным-черно, хоть глаз выколи. Только кнопка для вызова лифта светится, да экранчик с цифрами этажей. Красные такие циферки... Ну я, понятно, давай сразу на кнопку жать. А лифт, проклятый, уехал куда-то в самый низ — и обратно ехать не хочет! Вот же вляпалась, думаю, теперь дожидаться придется. Стою и по сторонам озираюсь. Вся от страха дрожу — и в то же время злая как черт... И знаете, почему?
Я покачал головой.
— Ну, вы только представьте: раз на целом этаже света нет — значит, в работе отеля что-то разладилось, так? Значит, либо техника подвела, либо с персоналом проблемы. А это означает одно: всех снова поставят на уши. Опять работа в выходные, муштра с утра до вечера, от начальства тычки по любому поводу... Господи, как уже все надоело! Только-только все успокоилось — и вот, пожалуйста!
— Да уж... — посочувствовал я.
— И вот я стою, представляю себе все это и злюсь. Злости даже больше, чем страха. И заодно думаю: надо хоть посмотреть, что происходит... Отступаю от лифта на пару шагов. Медленно так. И чувствую — что-то не то. Звук шагов не такой, как всегда. И хотя я на каблуках, замечаю сразу: пол под ногами непривычный какой-то. Нет ощущения, что по ковру, как обычно, ступаешь — слишком жестко подошвам... У меня чувствительность повышенная, я в таких деталях не ошибаюсь! Уж можете мне поверить... И еще — воздух вокруг очень странный. Едкий, точно газеты жгли. Совсем не такой, как обычно в отеле. В отеле чистота воздуха поддерживается кондиционерами. По всему зданию. За день просто ужас сколько воздуха перекачивается! И не просто перекачивается, а еще и обрабатывается специально. В обычных отелях воздух пересушивают, так что дышать трудно; а у нас поддерживается очень естественная атмосфера. О каких-то горелых газетах просто речи не может быть! А этот воздух, если просто сказать, очень затхлый. Как будто ему уже лет сто, не меньше. Я когда маленькая была, у деда в деревне однажды в погреб залезла... Вот так же точно и пахло. Как если бы много-много запахов от всякого старого хлама перемешались и кисли так, закупоренные, целый век...
Тогда я решила лифт заново вызвать. На всякий случай. Только оглянулась — а кнопка уже исчезла! И экранчика с цифрами не видать! То есть, вообще ничего не светится. Полный мрак, абсолютный... И вот тут уже я испугалась по-настоящему. Ничего себе шуточки! Стою совершенно одна, непонятно где, вокруг не видать ничего. Чуть не умираю от страха. И только в голове все равно вертится: не может быть, неувязка какая-то. Звуки исчезли совсем. Резкая, пронзительная тишина. Разве не странно? В огромном отеле вдруг выключается свет. Почему никто не бегает в панике по коридорам и лестницам? Отель битком набит проживающими — по идее, все здание должно ходить ходуном! А тут — ни скрипа, ни шороха. И я вообще уже ничего не понимаю...
Принесли наш заказ. Мы синхронно подняли стаканы и отпили по глотку. Она поправила пальчиком оправу очков. Я молча ждал продолжения.
— Ну, как? — спросила она. — Пока еще не уловили в моих ощущениях ничего конкретного?
— Кое-что уловил, — сказал я. — Вы выходите из лифта на шестнадцатом этаже. Вокруг темно. Странно пахнет. Слишком тихо. Что-то не так.
Она глубоко вздохнула.
— Не хочу хвастаться, но... По природе я совсем не трусиха. По крайней мере, для женщины у меня довольно крепкие нервы. И только из-за того, что вдруг свет погас, не стану, как большинство девчонок, подымать визг на всю вселенную... Когда страшно — тогда страшно, врать не буду. Но позволить страху меня победить — это, я считаю, последнее дело. Вот я и решила, как бы ни было страшно, сходить посмотреть, что все-таки происходит. И пошла на ощупь по коридору...
— В какую сторону? — уточнил я.
— Вправо! — быстро сказала она и помахала в воздухе правой рукой, лишний раз убеждаясь, что та действительно правая. — Точно, направо пошла. Очень медленно... Коридор сначала прямо тянулся. Иду, за стенку держусь. Вдруг — раз! — поворот направо. Свернула. Гляжу — впереди тусклый свет какой-то. Еле виднеется, будто свеча горит вдалеке. Ага, думаю, кто-то свечку зажег. Надо туда идти. Чуть приблизилась, вижу: никакая это не свечка, а из приоткрытой двери свет пробивается. Сама дверь очень странная. Я таких дверей ни разу не видела. По крайней мере, у нас в отеле таких быть не может. Тем не менее, дверь была, и из щели свет пробивался. И вот я стою перед этой дверью, а в голове все перемешалось, как дальше поступить — не знаю. Может, там, за дверью, и нет никого. А вдруг — есть, но какой-нибудь маньяк? К тому же и дверь какая-то странная... В общем, взяла я и постучала тихонько. Ну, совсем слабенько — чтобы даже не очень ясно было, стучат или нет. Только вокруг такая тишина стояла, что загремело чуть не на весь этаж! А из-за двери — никакой реакции... первые десять секунд. То есть, секунд десять я стояла и соображала, что же дальше делать. И вдруг — оттуда звуки послышались. Такие... словно кто-то с пола подымается в очень тяжелой одежде. И затем раздались шаги. Страшно медленные. Шаркающие. Шур-р-р... Шур-р-р... Шур-р-р... С таким призвуком странным — то ли в шлепанцах, то ли ноги по полу волочит... И шаг за шагом к двери приближается...
Вспоминая услышанное когда-то, она посмотрела куда-то вверх и застыла так на несколько секунд. Потом очнулась и покачала головой.
— Я, когда это услышала, от ужаса окаменела. Сразу почувствовала: человек так ходить не может. Почему — объяснить не могу, но чувствую: это — не человек... Впервые в жизни спина от ужаса заледенела. Не в переносном смысле — буквально... И я побежала. Сломя голову побежала. По дороге, наверно, упала раза два или три. Потом чулки все порванные были. Только я ничего не помню. Помню только, что бегу, бегу... И в голове — единственная мысль так и скачет: “Господи, только б лифт не сдох, а если сдох — что тогда делать-то?!” Добежала до лифта, смотрю — работает! И кнопка вызова горит, и экранчик с цифрами. Только сам лифт, как назло, на первом этаже стоит! Я давай на кнопку давить — он и поехал. Медленно-медленно. С ума сойти, как медленно... Второй этаж... Третий... Четвертый... Я уже чуть не кричу — “Ну, скорее давай, скорее!”... Бесполезно. Просто пытка, как долго он полз. Точно издевался надо мной, ей-богу...
Она перевела дух, отхлебнула еще “Блади Мэри”. И повертела кольцо на мизинце.
Я молчал и ждал, что же дальше. Музыка стихла. Послышался чей-то смех.
— И тут я снова услышала их... Шаги. Шур-р... Шур-р... Медленные, но все ближе, ближе... Шур-р-р... Шур-р-р... Кто-то из-за двери вышел, поворот обогнул — и уже совсем рядом... Вот это был ужас! Вернее, даже не ужас... Просто чувствую — желудок поднимается к самому горлу. Все тело в поту. В холодном, липком поту. И по коже будто змеи ползают... А проклятый лифт все никак не приедет! Седьмой этаж... Восьмой... Девятый... А шаги уже совсем рядом!
Она замолчала на добрые полминуты. И все это время проворачивала кольцо на мизинце. Словно вертела ручку радиоприемника, настраиваясь на волну. Женщина за стойкой бара что-то сказала, мужчина рядом с ней опять засмеялся. Скорей бы уж музыку поставили, подумал я.
— Такой ужас не опишешь тому, кто его не испытывал, — бесцветным голосом сказала она.
— Так чем же все закончилось? — спросил я.
— Ну, я вдруг вижу: передо мной — двери лифта распахнутые. И из них — яркий свет наконец-то! Я просто кубарем туда вкатилась... Вся дрожу, как припадочная, и давлю, давлю на кнопку первого этажа... Вниз приехала — все фойе в шоке. Ну еще бы, представьте: вываливаюсь из лифта вся побелевшая, дрожу как осиновый лист, и изо рта одни вопли вылетают... Сразу менеджер прибежал, что случилось, спрашивает. Я, хоть отдышаться и не могу, кое-как объяснить пытаюсь. Дескать, там, на шестнадцатом что-то странное происходит. Менеджер еще одного парня взял — и мы уже все втроем на шестнадцатый поехали. Посмотреть, в чем дело. Только на шестнадцатом ничего уже нет! Сигнализация красным горит, как положено, и никаких странных запахов. Все как обычно... Заглянули в комнату отдыха — спросить, что да как. Там была пара сотрудников, они все это время не спали, но никакого отключения света не заметили. На всякий случай мы обошли весь этаж из конца в конец — ничего странного не обнаружили. Чистое наваждение...
Только вернулись на первый этаж — менеджер в кабинет вызывает. Ну, все, думаю, — сейчас орать начнет. А он даже не разозлился нисколечко. Докладывай, говорит, подробнее, что произошло. Ну, я и рассказала в деталях. Даже звук шагов изобразила — хоть и чувствовала себя последней дурой при этом... Так и казалось — вот сейчас он расхохочется на весь кабинет и закричит, что мне все это приснилось.
А он даже не улыбнулся. Наоборот — сделал страшно серьезное лицо. И сказал: “Обо всем этом ты больше никому не рассказывай, хорошо?” Ласково так говорит, с участием в голосе. “Вероятно, — говорит, — произошла какая-то ошибка. Однако никак нельзя допустить, чтобы другие сотрудники стали чего-то бояться. Так что уж постарайся держать язык за зубами”.
Но вы понимаете, в чем дело... Мой менеджер никогда ласковос людьми не разговаривает! Влепить кому-нибудь в лоб словцом покрепче — вот это в его обычной манере. Поэтому мне и пришло в голову... Может, я уже не первая, кто ему об этом рассказывает?
Она замолчала. Я тоже молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Пауза затягивалась — пожалуй, нужно было задавать какие-то вопросы.
— А от других сотрудников вы ничего такогоне слышали? — спросил я. — Того, что пересекалось бы с вашим случаем... Каких-нибудь странных рассказов, мистических историй? Пусть даже на урове слухов...
Она покачала головой.
— Слышать не слышала... Но я чувствую: что-то ненормальное за всем этим кроется. Вот и менеджер на мой рассказ так странно отреагировал... И вообще — слишком много вокруг недомолвок, каких-то разговоров полушепотом... Не могу объяснить как следует, но... странно очень. Я раньше в другом отеле работала — так ничего похожего! Разумеется, тот отель не был таким громадным, да и в целом обстановка была другая, — но все равно: слишкомбольшая разница. В прежнем отеле, помню, тоже какие-то байки-страшилки рассказывали, — да что говорить, у каждого отеля есть хотя бы одна своя история с привидениями! — но мы над ними смеялись, никто всерьез не воспринимал. А здесь совсем не так! Здесь никто ни над чем не смеется. И от этого — еще страшнее. Если бы менеджер от моего рассказа рассмеялся! Или хотя бы наорал на меня... Я бы тогда, наверное, успокоилась, решила бы — ну точно, ошибка какая-то. А так...
Она нервно прищурилась, разглядывая стиснутый в ладони бокал.
— А после этого случая вы хоть раз поднимались на шестнадцатый этаж?
— Да постоянно, — ответила она скучным голосом. — Я же на работе. Хочешь не хочешь, приходится туда ездить. Но обычно я бываю там только днем. Вечером — никогда. И что бы ни случилось — ни за что не поеду вечером. Не дай бог еще раз пережить такое... Я поэтому и в вечернюю смену больше не выхожу. Так прямо и сказала начальству: не хочу — и точка.
— Так, значит, до сих пор вы об этом никому не рассказывали?
Она дернула подбородком.
— Я ведь говорила... Вам сегодня рассказываю впервые. Раньше, может, и хотела бы рассказать — да некому. А теперь появились вы — и тоже интересуетесь, что же там происходит... Ну, на шестнадцатом этаже.