Мурашова Екатерина. Взгляд

   Отодвинув тяжелую (чтоб не откинуло ветром) занавеску, Арманзель заглянула внутрь паланкина. Лицо ее было недовольным, на узком, присборенном озабоченными морщинами лбу блестели капельки пота.
   – Что случилось, Ваше Высочество? – высоким, чуть визгливым голосом осведомилась она, и принцесса вспомнила, что в юности Арманзель была дворцовой прачкой, и даже теперь, поднявшись благодаря дядиной прихоти так высоко, никогда на людях не снимала перчаток – прятала изуродованные щелоком руки. – Зачем это вам понадобилось останавливаться в таком непотребном месте – трактир тут, постоялый двор, шваль всякая при развилке дорог шастает – самое место для Вашего Высочества! – Арманзель не скрывала своего возмущения.
   Она так и не выучилась говорить языком знати и в присутствии искусных царедворцев в основном молчала, глухо презирая их за изнеженность и за то презрение, которое, как она полагала, они питали к ней. Но с принцессой, своей подопечной с детского возраста, бывшая прачка держалась свободно и, когда сердилась, в выражениях не стеснялась.
   – Да, Арманзель, – это то самое место, которое мне нужно, – тихо, но твердо сказала принцесса, вытирая лоб кружевным платком и пользуясь случаем, чтобы выгнать наружу жирную навозную муху, каким-то образом пробравшуюся внутрь паланкина еще в дороге.
   – Что за блажь, Альбина?! – заслышав непреклонность в голосе принцессы, Арманзель сбавила тон и полностью отбросила официальность.
   – Ну, пожалуйста, Арманзель, – принцесса тоже сменила тактику и тон ее низкого мелодичного голоса сделался почти умоляющим. – Сделай мне подарок. Ты же знаешь – сегодня такой редкий случай. Наш ежегодный визит к гадалке накануне моего дня рождения считается чуть ли не тайной, хотя о нем и знает весь двор, вплоть до последнего подметальщика. Еще одна замшелая традиция, но она позволила мне хотя бы на сегодня избавиться от этих идиотских трубачей, от рева которых у меня потом весь вечер болит голова, и от копейшиков, и от…
   – Короче, принцесса, чего вы хотите? – довольно невежливо Арманзель вклинилась в неторопливый говор принцессы, легко догадавшись, что подопечная просто заговаривает ей зубы. – Учтите, что ни на какие нарушения этикета я не пойду. На каждом постоялом дворе найдутся глаза и уши, которые увидят и услышат. А дядюшка ваш потом голову мне снимет…
   – Арманзель, милая, я как раз об этом тебя и прошу. Устрой так, чтобы не было никакого нарушения этикета. Только ты это можешь. Ты же такая умная…
   – Да чего вы хотите-то?! – круглое лицо Арманзель скривилось в недовольной гримасе. Она прекрасно понимала, что уже наполовину сдалась, не выяснив толком, в чем дело. Уже не в первый раз принцессе удавалось вот так запросто обвести ее вокруг пальца. Как так получалось? Очень неглупая от природы, Арманзель все больше подозревала, что юная принцесса чертовски умна.
   – Понимаешь, Арманзель, – принцесса еще сбавила тон, и голос ее был теперь едва слышен, заглушаемый к тому же шумом дороги. – Я просто хочу посмотреть, как они живут…
   – Посмотреть… что? – Арманзель искренне изумилась и, схватившись за ребра паланкина, до половины всунулась внутрь, оставив на обозрение проезжающим свой обширный зад, обтянутый красной парчовой юбкой. От ее могучего тела шел такой жар, что Альбина невольно сползла с шелковой подушки и отодвинулась в угол.
   – Я хочу посмотреть, как живут люди. Как они едят, пьют, разговаривают. Может быть, ругаются или дерутся. – Арманзель возмущенно дернула плечом, но промолчала. – Во дворце все как заводные куклы. Если я спрошу, никто ничего не расскажет, побоятся дядиного гнева. После того, как дядя сделал меня наследницей, все мои подружки, с которыми я в детстве играла, куда-то делись, и никто, даже ты, не говорит – куда. Я целый день одна или со служанками, которые рот открыть боятся, и к тому же постоянно меняются… Я хочу просто посмотреть, я давно ждала, сегодня такой удобный случай… Ну же, Арманзель, что в этом плохого?! – в конце голос Альбины сорвался, она отвернулась и резко вскинула вверх узкий подбородок.
   « Чтобы слезы не вылились,» – догадалась Арманзель.
   Она знала, что должна немедленно, сейчас же, не слушая больше принцессу, подать знак носильщикам, взобраться на носилки и во главе сопроводительного отряда отправиться во дворец. Так и только так должна поступить настоящая придворная дама, верная и достойная королевского доверия наперсница наследницы престола.
   Но бывшая прачка Арманзель медлила. Она вспомнила себя накануне семнадцатилетия. Влажная духота прачечной, распухшие от щелока руки, огромные луженые тазы. Глухой бой дворцовых часов. Подняв от корыта мокрое лицо, она считает удары… Летний вечер над маленькой зловонной городской речушкой, луна, запутавшаяся в корявых ветвях старой яблони. Она сидит прямо на траве, вытянув гудящие после долгого рабочего дня ноги, и дворцовый поваренок Яан угощает ее обкрошившимся с краев бисквитом, который они кусают по очереди, заедая незрелыми, кислыми до судорог в скулах яблоками. Луна медленно скрывается за облаком и также медленно Яан обнимает ее. Она опускает голову ему на грудь и чувствует сладкий запах ванили, которым насквозь пропиталась его рубаха…
   – Тысяча чертей! – Арманзель встряхнулась, качнув паланкин, за ребра которого по-прежнему держалась. – Принцесса, вы совсем мне голову задурили! На что вы собираетесь смотреть? И как? Из-за занавески? Да на здоровье, коли вам интересно! Я сейчас отойду…
   – Нет, нет, Арманзель! – снова зашептала Альбина. – Я хочу туда, внутрь, в трактир…
   Не находя слов, Арманзель так мощно замахала руками, что внутри паланкина поднялся ветер и кружевной платок принцессы отлетел в сторону, прилепившись к стене на бархат обивки.
   – Вот, у меня есть одежда, – откуда-то из-под подушки Альбина достала неприметный сверток. – Я у женщины, которая свечи зажигает, купила. За сережки. Сказала, что хочу родных повеселить. Здесь все есть. Настоящее. Я примеряла. Мы с ней одного роста. Ты стражникам скажи, что мне дурно стало, хочу посидеть, отдохнуть. Дай им монет, пусть в трактир пойдут, выпьют. Скажи, что носильщики рядом будут, и ты сама. Они уйдут, я выйду тихонько, побуду там немного – и назад. Ну, Арманзель, ну пожалуйста, ну, честное слово, ничего со мной не случится…
   Арманзель потрясла головой, отгоняя морок, однако взглянула на принцессу с невольным уважением – вот ведь, пигалица пигалицей, а как все ловко придумала…
   – Бросьте и думать, принцесса! – решительно сказала она.
   – Ах так! – серые глаза принцессы остро блеснули в полумраке. – Тогда я сегодня же скажу дяде, что гадалка открыла мне, будто возле меня притаился враг и, уж поверь, сделаю так, что он сразу поймет, что этот враг – ты!
   Пот на лице Арманзель мгновенно стал обжигающе ледяным.
   – За что же, Ваше Высочество?! – придушенно прошептала женщина. – Я же королевскую волю выполняю…
   – Пока ты со мной – приказываю я! – отрезала Альбина и, почувствовав, что сопротивление сломлено, добавила. – Задерни занавеску, я переодеваюсь!
   Когда последний спешившийся всадник скрылся в дверях трактира, чтобы промочить горло за здоровье так кстати занемогшей принцессы, из-за занавески, пугливо оглянувшись по сторонам, торопливо выскользнула высокая тоненькая девушка в длинной юбке из грубой коричневой шерсти и белой кофте с продетым в горловину витым красным шнурком. Неровно сделанные большие кисти, которыми оканчивался шнурок, свисали почти до пояса и составляли единственное украшение наряда. Голову девушки покрывал чистый белый платок, из-под которого упрямо выбивались несколько каштановых завитков. От посторонних глаз девушку целиком закрывала широкая фигура Арманзель.
   – Ваше Высочество! – умоляюще прошептала она. – Помните, Вы обещали! Заглянете и сразу – назад. Ну что вам пользы в моей смерти! Ну поставят на мое место какую-нибудь сушеную дуру…
   – Ладно, не ной! – также шепотом оборвала ее девушка. – Как обещала, так и сделаю. Пусти!
   Толкнув тяжелую, разбухшую дверь, Альбина на мгновение задержалась на пороге. Она понимала, что этого нельзя делать ни в коем случае, если она не хочет обратить на себя внимание посетителей трактира, но запах, ударивший по ее чувствительным ноздрям, был так силен, что она с трудом удержалась от того, чтобы тут же не выбежать обратно. Сначала ей показалось, что этот отвратительный тяжелый запах идет от еды, стоявшей на столах в грубых глиняных тарелках и крутобоких приземистых горшках, исходивших паром.
   Справившись с собой, принцесса перешагнула порог, отошла чуть вправо от двери и скрылась в тени огромной рыбачьей сети, зачем-то прибитой на стену и складками свисавшей от потолка до самого пола. В углу стоял разлапистый чугунный якорь, а еще на одной стене скалилась хищной улыбкой жирная русалка, грубо намалеванная прямо на досках.
   Вспомнив название трактира – «У старого капитана» – Альбина вынуждена была признать, что все эти странные вещи служат, по всей видимости, для украшения помещения.
   До сих пор она задерживала дыхание, но поскольку не дышать совсем человек не может, принцесса собралась с духом и еще раз втянула в себя воздух трактира. И тут же ее тонкий, уже адаптировавшийся нюх подсказал ей: еда в дымящихся горшках пахнет вовсе не противно. Одновременно, невольно вздрогнув всем телом, принцесса догадалась – воняют сами люди. Несмотря на годы, проведенные в Фъёберрене, ее жизненный опыт был слишком невелик, чтобы подобрать определение этому запаху. Нездоровье – единственное слово, которое скользнуло по поверхности сознания. Невольно она вспомнила, что придворные принимают ванну три раза в день – утром, по окончании послеобеденного отдыха и вечером.
   « Интересно, сколько раз в месяц моются эти люди?» – подумала Альбина, но тут с удивлением заметила, что уже вполне может дышать, что тошнота отхлынула от горла и отчетливо ощутимый теперь пряный запах еды кажется дразнящим и аппетитным.
   « Ага! – сообразила принцесса. – Значит, к этому привыкают, и они сами, может быть, даже не знают про этот запах…»
   Несколько раз глубоко вздохнув и восстановив сбившееся дыхание, Альбина с любопытством огляделась.
   Низкое, хотя и обширное помещение с дощатым полом и таким же потолком казалось слегка плывущим в клубах сине-серого дыма. Курили только мужчины, ни одной курящей женщины Альбина не заметила.
   Во дворце тоже курили. У нее у самой в спальне стоял серебряный кальян в форме дракона с глазами из зеленой бирюзы, доставшийся ей в наследство от бабушки. Она им никогда не пользовалась, но знала, что некоторые придворные по вечерам, в одиночестве любят провести время, потягивая сладкий, ароматный дым… Но чтобы вот так, за едой, за разговором, пуская дым в лицо друг другу…
   Три низких запыленных окошка давали совсем мало света и над обшарпанной стойкой трактирщика горели две масляных лампы. В углах царил полумрак, и даже остроглазая Альбина с трудом различала лица людей, сидящих за столами. У стены узкая лестница уходила наверх, на второй этаж, к нависавшему над стойкой балкону, тянувшемуся вдоль всего помещения. Перила на нем в двух местах были сломаны, так, как будто кто-то рухнул вниз, на стойку, вместе с частью загородки. Вдоль балкона чернели закрытые двери. Видимо, там располагались комнаты, предоставляемые гостям, решившим заночевать в трактире.
   – Эй, красотка, поди-ка сюда! – низкий голос произносил слова так невнятно, что Альбина не сразу опознала фразу как членораздельную человеческую речь. В повторении уже не было первоначального животного добродушия:
   – Поди сюда, я сказал! Ты новенькая, что ли? Шевелись побыстрей! А не то я научу тебя, как надо обслуживать гостей! Мы все вместе научим. Ха-ха-ха!
   Альбина испугалась и растерялась. Ладони стали мокрыми и холодными, а за ушами что-то противно отяжелело и появилась тупая боль, словно кто-то приложил туда пиявок. Страх принцессы не был страхом за свою жизнь или честь. Альбина была далеко не глупа и, в общем-то, не подвержена панике. К тому же она знала, что ей, в сущности, ничего не угрожает. Стоит только погромче крикнуть: «Стража принцессы, ко мне!» – и дерзкие негодяи будут уничтожены. Но как же живут здесь другие девушки, которые не путешествуют в сопровождении стражи?
   К тому же закричать – значило выдать рискнувшую ради нее Арманзель. И вовсе не жалость, а трезвый расчет руководили Альбиной, когда она, продолжая молчать, отступала все дальше к стене, погружаясь в пыльную жесткую глубину висящей на стене сети. Тонкие пальцы изо всех сил впились в грубые веревки ячеек, словно стремясь разорвать их. Мозг принцессы напряженно работал. Если я закричу, сохранить всю историю в тайне не удастся. Слишком много действующих лиц и слишком много шпионов. Все случившееся наверняка дойдет до дяди. Что бы я ни плела ему в оправдание – он не поверит. Меня ждет выговор (Альбина поежилась, вспомнив могильный холод огромного дядиного кабинета, который, казалось, круглый год поддерживался только для того, чтобы не растаяли голубые льдинки безжалостных королевских глаз, скрытых под тяжелыми набрякшими веками). А Арманзель… Арманзель ждет ссылка в горную деревню. И это в лучшем случае… На место Арманзель тут же назначат другую. Страшно даже подумать, какова она будет – дядя не повторяет своих ошибок… Нет, кричать и звать на помощь нельзя ни в коем случае. Может быть, убежать? Но они попросту схватят меня. Надо попробовать все уладить. Как-то же выходят из таких ситуаций обычные девушки, за которую они меня принимают! А может быть, обычные девушки в такие ситуации как раз и не попадают?
   – Послушайте, добрые люди, оставьте меня, пожалуйста, в покое! – обратилась Альбина к подступавшим к ней образинам. – Я здесь случайно, никому не мешаю и никого не трогаю. Вернитесь, пожалуйста, за стол и продолжайте трапезу.
   Лицо косого оборванца перекосила неописуемая гримаса. Он протянул узкую кисть с тонкими волосатыми пальцами и попытался коснуться выбившейся из-под платка волнистой пряди. Альбина отшатнулась в непритворном ужасе. Второй оборванец, лицо которого пересекал уродливый шрам, заколыхался всем телом и хрипло, словно с трудом проталкивая звуки через глотку, повторил последние слова Альбины:
   – П-про-дол-лжите тр-рап-пезу!
   В его устах эти обычные слова стали неузнаваемыми, и принцесса содрогнулась от их чужеродности. Теперь, когда к ней тянулись хищные руки, она была уже совершенно не уверена в своих силах и готова закричать. Еще двое мужчин, глядя в сторону начинающейся потехи, поднялись со своих мест.
   – Стража принцессы, ко мне! – срывающимся голосом крикнула Альбина, решив про себя, что в самом печальном случае она сумеет спрятать Арманзель от дядиного гнева.
   Дикий хохот от ближайших столов был ей ответом. Косой оборванец отвратительно кривлялся перед ней:
   – Не извольте беспокоиться, ваша светлость. Сейчас прибежит стража, недоразумение разъяснится, и мы все продолж-жим тр-рапезу, как сказал мой достойный друг…
   – Смелая девка, – прорычал угрюмый гигант с соседнего стола. – Откуда ее сюда занесло?
   – Какая разница! – возразил его сосед. – Дорога рядом – кто будет спрашивать: откуда пришел? Приятно будет с ней позабавиться – вот что важно!
   На несколько секунд Альбина оцепенела, от страха лишившись способности думать. Потом страшная правда проникла в мозг: стражники пошли пить в другой трактир, расположенный напротив этого, через дорогу! Она-то выскочила с другой стороны паланкина! И вбежала в ближайшую дверь. И теперь здесь, в этом трактире она совершенно одна. Хозяева трактира ее не знают, принимают за обычную бродяжку, и, разумеется, не станут вступаться. Весь собравшийся здесь сброд рад потехе, и не упустит возможности продлить ее. Что же делать?!
   – Ну, красотка, садись к нам за стол, подождем стражников вместе! – человек со шрамом схватил Альбину за руку чуть повыше локтя. – Выпьешь немного и тебе сразу полегчает!
   Альбина отбросила от себя страх, напрягла мышцы и приготовилась драться. Когда доходит до драки, все может быть орудием – так учил ее Стерх. Значит, скамейки, кружки, горшки… Противников много, но они, скорее всего, будут мешать, а не помогать друг другу. Хорошо бы набросить на них сеть…
   Спустя мгновение в харчевне что-то изменилось и, еще ничего не увидев, Альбина почувствовала это.
   – Отпустите девушку!
   Голос был ровный, но очень сильный, и шел откуда-то сверху. Человек не кричал, а именно говорил, но голос его легко перекрыл многоголосый шум харчевни, и каждое из двух слов прозвучало так отчетливо, словно было произнесено в полной тишине. Альбина подняла глаза и на галерее, на фоне распахнувшейся вовнутрь двери одной из комнат, увидела человека. Он казался высоким и был одет по-дорожному. Высокие запыленные сапоги, поношенный синий плащ с лиловой оторочкой, скрепленный на плече тяжелой тусклой брошью. Шляпы незнакомец не носил и темные кудри – полумрак не позволял рассмотреть их оттенка – свободно падали на лоб и широкие плечи. Крупные руки лежали на перилах балкона, и в пальцах одной из них что-то желтело. Альбине показалось, что это необычно большой перстень. На вид мужчине можно было дать лет тридцать с небольшим, и Альбина, привычно задержав взгляд на одежде (при дворе по одежде о человеке можно узнать почти все), не успела ничего подумать о его лице, когда снова прозвучал голос:
   – Ничего не бойся, Альбина, никто здесь тебя не тронет… А теперь уходи. Приключение закончилось. Иди с миром, девочка! – он взмахнул рукой и точным движением бросил ей то, что она приняла за необычный перстень. Желтый огонек оказался обыкновенным цветком одуванчика, который упал к ее ногам. Машинально девушка наклонилась и подняла цветок, выпутав его из соломы, устилавшей пол.
   Словно куклы на веревочках умелого кукловода, слаженно качнулись назад косой и его собутыльник со шрамом. Увидев путь свободным, Альбина, не думая больше ни о чем, быстро метнулась к двери. На пороге она задержалась на мгновение и, обернувшись, бросила прощальный взгляд на вступившегося за нее мужчину. И в тот же миг узнала его. Это был он – черноволосый незнакомец из ее детских и юношеских грез. Это он приезжал к воротам Фьёберрена на вороном коне и приплывал на крутобоком корабле из глубин ледяного океана. Сначала отец, а потом… Но этого же не может быть! Альбина прижала руку ко рту, и с силой впилась зубами в мякоть ладони, сдерживая рвущийся наружу крик.