Муркок Майкл. Элрик из Мелнибонэ

   Смех Йиркуна стал еще громче.
   – Они хотят видеть Йиркуна на Рубиновом троне, – сказал он своей сестре. Та в ужасе оглянулась на Дивима Твара, на лице которого застыло жесткое, сердитое выражение.
   Дивим Твар подал знак гвардейцам – и внезапно между Йиркуном и троном возникли две шеренги воинов в латах.
   Йиркун бросил гневный взгляд на повелителя Драконьих пещер.
   – Твое счастье, если ты погибнешь вместе со своим Господином, – прошипел он.
   – Этот почетный караул проводит тебя из зала, – спокойно сказал Дивим Твар. – Твой сегодняшний разговор был для всех нас хорошим развлечением, принц Йиркун.
   Йиркун помедлил, оглянулся, напряженность его позы вдруг исчезла. Он пожал плечами.
   – Времени еще достаточно. Если Элрик не отречется, он будет смещен.
   Гибкое тело Симорил напряглось, глаза горели. Она сказала брату:
   – Если хоть волос упадет с головы Элрика, я сама убью тебя, Йиркун.
   Он поднял брови и улыбнулся. Казалось, что в этот миг он ненавидит сестру даже больше, чем кузена.
   – Свой верностью этому выродку ты предопределила свою судьбу, Симорил. Ты скорее умрешь, чем продолжишь его род. Я не позволю примешивать к крови нашего дома его кровь. Да что там примешивать – марать его кровью нашу. Ты лучше подумай о своей собственной жизни, сестра, прежде чем угрожать мне.
   Он опрометью бросился вниз по ступеням, расталкивая тех, кто подошел поздравить его. Он знал, что потерпел поражение, и шепоток лизоблюдов только еще больше раздражал его.
   Огромные двери с грохотом захлопнулись. Йиркун исчез из зала.
   Дивим Твар поднял обе руки.
   – Танцуйте, господа. Наслаждайтесь всем, что есть в зале. Так вы больше всего угодите императору.
   Но было ясно, что танцы на сегодня закончились. Придворные погрузились в разговоры, возбужденно обсуждая случившееся.
   Дивим Твар повернулся к Симорил.
   – Принцесса Симорил, Элрик не хочет признать опасность. Амбиции Йиркуна могут всех нас привести к гибели.
   – Включая и Йиркуна, – вздохнула Симорил.
   – Да, включая и Йиркуна. Но, Симорил, как нам избежать этого, если Элрик не разрешает арестовать твоего брата?
   – Он считает, что таким, как Йиркун, нужно позволить говорить то, что им нравится. Это часть его философии. Я ее почти не понимаю, владыка драконов, но она согласуется со всем его мировоззрением. Если он уничтожит Йиркуна, то тем самым уничтожит и принципы своей логики. Так, по крайней мере, он мне пытался объяснить.
   Дивим Твар вздохнул и нахмурился. Он не мог понять Элрика и побаивался, как бы ему самому в один прекрасный день не пришлось принять точку зрения Йиркуна. Доводы принца, по крайней мере, были относительно ясны и понятны. Он Слишком хорошо знал характер Элрика и даже мысли не допускал, что тот действует таким образом из слабости или апатии. Парадокс состоял в том, что Элрик спокойно относился к предательству Йиркуна именно потому, что был силен и мог уничтожить Йиркуна в любую секунду. А характер Йиркуна подталкивал его к тому, чтобы испытывать силу Элрика, потому что он инстинктивно чувствовал – если Элрик даст слабину и прикажет его убить, это будет означать, что он, Йиркун, победил.
   Ситуация была непростой, и Дивим Твар всей душой хотел не быть впутанным в ее перипетии. Но его преданность королевскому дому Мелнибонэ была сильна, а его личная преданность Элрику – неколебима. Он подумывал, не организовать ли тайное убийство Йиркуна, но знал, что такой план почти наверняка обречен на неудачу. Будучи опытным колдуном, Йиркун несомненно дознается о том, что готовится покушение на его жизнь.
   – Принцесса Симорил, – сказал Дивим Твар, – я могу только молиться о том, чтобы твой брат захлебнулся в собственной ненависти.
   – Я буду молиться вместе с тобой, повелитель Драконьих пещер.
   Они вместе вышли из зала.

Глава третья
Утренняя прогулка: миг спокойствия

   Первые лучи солнца коснулись башен Имррира, и те засверкали в вышине. Множество башен, и у каждой был свой оттенок – тысячи разных цветов. Розовые и нежно-желтые, алые и светло-зеленые, розовато-лиловые, коричневые, оранжевые, голубоватые, белые, зернисто-золотые – все они были прекрасны в солнечном свете. Два всадника выехали из ворот Грезящего города и направились по зеленой траве к сосновому лесу, где среди массивных стволов словно бы еще таились тени минувшей ночи. Суетились белки, пробирались в свои норы лисы, пели птицы, а лесные цветы раскрывали свои бутоны, наполняя воздух сладкими ароматами. Лениво жужжали просыпающиеся насекомые. Контраст между жизнью в городе и этой неторопливой природой был колоссален и, казалось, отражал контрасты, существовавшие в сознании по крайней мере одного из всадников, который теперь спешился и, по колено утопая в ковре голубых цветов, вел своего коня. Другой всадник, девушка, остановила своего коня, но спешиваться не стала. Она склонилась к луке высокого мелнибонийского седла и улыбнулась мужчине, своему любимому.
   – Элрик, ты хочешь остановиться так близко к городу?
   Он улыбнулся ей через плечо.
   – Ненадолго. Мы так поспешно бежали. Мне нужно собраться с мыслями, прежде чем ехать дальше.
   – Как ты спал прошлой ночью?
   – Неплохо, Симорил. Может быть, я даже видел сны, но забыл их… понимаешь, когда я проснулся, во мне осталось предчувствие чего-то… Хотя, возможно, это последствия неприятного разговора с Йиркуном.
   – Ты думаешь, он собирается применить против тебя свое колдовство?
   Элрик пожал плечами.
   – Если бы он планировал что-нибудь серьезное, я бы почувствовал это. А он знает мои силы. Сомневаюсь, что он осмелится прибегнуть к магии.
   – У него есть причины считать, что ты не будешь использовать колдовство. Он столько времени проверял твой характер, нет ли теперь опасности, что он станет проверять твое искусство? Не начнет ли он испытывать твои колдовские способности, как испытывал твое терпение?
   Элрик нахмурился.
   – Да, я полагаю, такая опасность существует. Но мне кажется, что думать об этом еще рано.
   – Он не успокоится, пока не погубит тебя, Элрик.
   – Или не погибнет сам, Симорил. – Элрик нагнулся и сорвал цветок. Он улыбнулся. – Твой брат не приемлет компромиссов, ведь так? Как же все-таки слабые ненавидят слабость.
   Симорил поняла смысл сказанного. Она спешилась и подошла к нему. Ее тонкое платье было почти того же оттенка, что и полевые цветы, сквозь которые она шла. Элрик протянул ей цветок, и она взяла его, коснувшись лепестков красивыми губами.
   – А сильные ненавидят силу, моя любовь. Йиркун – мой родственник, и тем не менее я даю тебе этот совет – используй свою силу против него.
   – Убить его я не могу. У меня нет такого права. – На лице Элрика появилось знакомое ей задумчивое выражение.
   – Ты мог бы изгнать его.
   – Разве для мелнибонийца изгнание не равносильно смерти?
   – Ты ведь и сам собирался посетить Молодые королевства.
   Элрик горько рассмеялся.
   – Может быть, я не настоящий мелнибониец. Йиркун ведь так и говорит, а другие с ним соглашаются.
   – Он тебя ненавидит, потому что ты склонен предаваться размышлениям. Твой отец был склонен предаваться размышлениям, но никто не говорил, что он плохой император.
   – Мой отец решил, что лучше не воплощать в жизнь плоды своих размышлений. Он правил так, как и должен править император. Должен признать, Йиркун тоже правил бы так, как подобает править императору. И у него есть шанс вернуть величие Мелнибонэ. Если бы он стал императором, то тут же начались бы завоевательные войны ради восстановления империи в ее первоначальных границах. Он вновь распространил бы нашу власть на всю землю. И именно этого желает Большинство моих подданных. Вправе ли я идти против их желаний?
   – Ты вправе поступать, как считаешь нужным, ведь ты император. Все, кто тебе предан, думают так же, как и я.
   – Может быть, их преданность неправомерна. Может быть, Йиркун прав, и я не оправдаю их преданности, и по моей вине рок обрушится на остров Драконов. – Его задумчивые малиновые глаза встретились с ее взглядом. – Может быть, лучше было бы, если бы я умер, покинув чрево матери. Тогда императором стал бы Йиркун. Я помешал его судьбе.
   – Судьбе нельзя помешать. То, что случилось, должно Было случиться, потому что этого захотела судьба, если только она существует и если наши действия не являются всего лишь ответом на действия других.
   Элрик глубоко вздохнул и посмотрел на нее с ироничным выражением на лице.
   – Если верить традициям Мелнибонэ, то твоя логика заводит тебя в ересь, Симорил. Может быть, тебе лучше забыть дружбу со мной.
   Она рассмеялась.
   – Ты начинаешь говорить, как мой брат. Уж не испытываешь ли ты мою любовь к тебе, мой господин?
   Он запрыгнул в седло.
   – Нет, Симорил, но я бы посоветовал тебе самой испытать свою любовь, потому что я предчувствую – наша любовь чревата трагедией.
   Садясь в седло, она улыбнулась и покачала головой.
   – Ты во всем видишь рок. Почему ты не можешь принять те дары, что были тебе даны? Они ведь достаточно многочисленны.
   – Да, с этим я согласен.
   Услышав стук копыт, они обернулись и увидели невдалеке всадников в желтых доспехах, скакавших нестройной группой.
   Это была их стража, от которой они решили скрыться, желая побыть вдвоем.
   – Вперед! – воскликнул Элрик. – Через лес и за холм – там они нас никогда не найдут.
   Они пришпорили коней и поскакали через пронизанный солнечными лучами лес, а потом вверх по склону холма, Потом, перевалив через его гребень, – вниз и дальше по долине, поросшей нойделем, чьи сочные ядовитые плоды отливали пурпурно-синим, цветом ночи, которую не мог рассеять даже дневной свет. В Мелнибонэ было много таких ягод и растений, и некоторым из них Элрик был обязан своей жизнью. Другие использовались для колдовских отваров, и их высеивали предки Элрика поколение за поколением. Теперь лишь немногие мелнибонийцы покидали город ради этих растений, но уже не сеяли их, а лишь собирали. В большей части острова теперь никто не бывал, кроме рабов, собиравших корни и плоды кустарников, благодаря которым можно было видеть чудовищные и великолепные сны – главное удовольствие мелнибонийских аристократов. Этот народ всегда был подвержен настроениям и интересовался только собой, за что Имррир и назвали Грезящим городом. Даже самый последний раб жевал ягоды, которые приносили ему забвение, – рабами, таким образом, было легко управлять, потому что они скоро попадали в зависимость от своих грез. И только один Элрик не прибегал к ним, потому что ему требовалось множество других средств просто для поддержания жизни.
   Одетые в желтое стражники остались позади, а Элрик и Симорил пересекли долину, где росли кусты нойделя, и теперь пустили коней неторопливым шагом. Скоро они оказались у скал, а потом вышли к морю.
   Море ярко и лениво поблескивало, омывая выбеленные берега под скалами. Морские птицы кружили в ясном небе, а их далекие крики лишь подчеркивали ощущение покоя, снизошедшее теперь на Элрика и Симорил. Влюбленные в молчании направились по крутой тропинке к берегу, где привязали коней, а потом пошли по песку; ветер, дувший с востока, играл их волосами – его, белыми, и ее, черными как смоль.
   Они нашли большую сухую пещеру, которая улавливала звуки моря и отвечала им шелестящим эхом, и в ее тени, сняв шелковые одежды, предались любви. Потом они лежали в объятиях друг друга, а день тем временем вступил в свои права, ветерок стих. Потом они купались, и небеса слушали их смех.
   Когда они высохли и начали одеваться, горизонт потемнел, и Элрик сказал:
   – До возвращения в Имррир мы опять промокнем. Как бы мы ни мчались, буря догонит нас.
   – Может, переждем в пещере? – предложила она, подойдя и прижавшись к нему своим нежным телом.
   – Нет, – сказал он. – Мне пора возвращаться – в Имррире остались отвары, без которых мое тело утратит силу. Еще час-другой, и я начну слабеть. Ты ведь уже видела меня ослабевшим, Симорил.
   Она погладила его лицо, в глазах ее светилось сочувствие.
   – Да, я видела тебя ослабевшим, Элрик. Идем залошадьми.
 
   Когда они подошли к лошадям, небо над их головами уже посерело, а на востоке его затянула кипящая чернота. Они услышали гром, а потом небо пронзила молния. Море колотилось о берег, словно небеса заразили его своим безумием. Лошади храпели и били копытами в песок – домой, домой! Не успели Элрик и Симорил усесться в седла, а крупные капли дождя уже падали им на головы, расползались по плащам.
   Они во весь опор поскакали назад в Имррир, а вокруг них сверкали молнии и, как свирепый великан, грохотал гром, словно какой-то великий древний Владыка Хаоса пытался незваным гостем явиться в земное царство.
   Симорил взглянула на бледное лицо Элрика, освещенное на мгновение вспышкой небесного огня, и почувствовала ледяной холод, пронзивший ее насквозь. Но этот холод не имел никакого отношения к ветру или дождю – ей в это мгновение показалось, что кроткий книгочей, которого она любила, вдруг под воздействием стихий превратился в злобного демона, в монстра, ничем не напоминающего представителя их расы. Малиновые глаза Элрика горели адским пламенем на мертвенно-бледном лице, ветер трепал его волосы, стоявшие дыбом, словно плюмаж зловещего шлема, и в неверном отблеске молний казалось, что рот императора перекосила жуткая смесь гнева и агонии.
   И вдруг Симорил все поняла.
   В глубине сердца она знала теперь, что сегодняшняя утренняя прогулка была для них последним мирным мгновением, которое уже никогда не повторится. Эта буря была знаком Самих богов – предупреждением о грядущих бурях.
   Она снова взглянула на своего любимого. Элрик смеялся. Он запрокинул голову, и теплый дождь хлестал его прямо по лицу, вода лилась в открытый рот. Он смеялся беззаботным, легким смехом счастливого ребенка.
   Симорил тоже попыталась было смеяться, но тут же отвернулась, чтобы Элрик не увидел ее лица, – она заплакала.
   Она продолжала плакать, когда на горизонте появился Имррир – черные причудливые очертания на ярком фоне еще не тронутого бурей запада.

Глава четвертая
Пленники: у них выведывают тайны

   Всадники в желтых доспехах увидели Элрика и Симорил, когда те приблизились к самым малым из восточных ворот.
   – Наконец-то они нас нашли, – улыбнулся сквозь дождь Элрик. – Правда, поздновато, да, Симорил?
   Симорил, все еще погруженная в свои мысли о неумолимой судьбе, просто кивнула и попыталась улыбнуться в ответ.
   Элрик счел это проявлением разочарования – ничем другим – и крикнул охранникам:
   – Эй, скоро мы все просохнем!
   Но капитан стражников с озабоченным видом подъехал к Элрику и сообщил:
   – Мой повелитель, твое присутствие необходимо в башне Моншанджика, там задержаны шпионы.
   – Шпионы?
   – Да, мой повелитель. – Лицо стражника было бледным.
   Вода стекала с шлема, и его тонкий плащ потемнел от влаги.
   Он едва сдерживал своего коня, который рвался вперед, норовя обогнать коня императора и разбрызгивая воду из луж, образовавшихся на разбитой дороге. – Их схватили этим утром в лабиринте. Судя по их клетчатой одежде, это варвары с юга. Их пока не убили, чтобы император сам мог их допросить.
   Элрик махнул рукой.
   – Тогда веди, капитан. Посмотрим, что за храбрые глупцы, отважившиеся войти в морской лабиринт Мелнибонэ.
 
   Башня Моншанджика была названа по имени колдуна-архитектора, который тысячу лет назад построил морской лабиринт. Этот лабиринт был единственным путем в огромную гавань Имррира, и секреты его тщательно охранялись, потому что он лучше всего защищал город от внезапного нападения. Лабиринт был сложным, и корабли по нему могли проводить только хорошо подготовленные лоцманы. До сооружения лабиринта гавань представляла собой внутреннюю лагуну, заполненную морской водой, которая поступала через систему естественных пещер в нависавшей скале, отделявшей лагуну от океана. В лабиринте было пять различных проходов, и каждый из лоцманов знал только один. В наружной стене скалы имелось пять входов. Перед ними и ждали корабли Молодых королевств, пока к ним на палубу не поднимется лоцман. Тогда ворота одного из входов открывались, всем, кто находился на борту, завязывали глаза и отправляли вниз, за исключением командира гребцов и кормчего. Правда, на них тоже надевали тяжелые стальные шлемы, и они ничего не могли видеть и делать, кроме как подчиняться сложным распоряжениям лоцмана. Если же корабль из Молодых королевств, не сумев выполнить какую-либо из команд, разбивался о скалы, в Мелнибонэ не очень расстраивались – все, кто оставался в живых, становились рабами. Все, кто желал торговать с Грезящим городом, понимали, что рискуют, но каждый месяц к острову прибывалидесяткикораблей, готовыхподвергнуть себя опасностям лабиринта и обменять свои жалкие товары на роскошные изделия Мелнибонэ.
   Башня Моншанджика стояла над гаванью и массивной дамбой, доходившей до середины лагуны. Эта башня, окрашенная в цвет морской волны, была довольно приземистой в сравнении с другими башнями Имррира, хотя и оставалась при этом красивым конусным сооружением с широкими окнами, из которых открывался вид на всю гавань. В башне Моншанджика совершались все торговые сделки, а в ее подвальных этажах содержались пленники – нарушители каких-либо из тьмы правил, регулировавших работу гавани. Простившись с Симорил, которая вместе со стражниками направилась во дворец, Элрик въехал в башню через огромную арку в ее основании – врассыпную бросились купцы, которые ждали разрешения начать торговлю; весь нижний этаж был занят матросами, купцами и мелнибонийскими чиновниками, ответственными за торговлю, хотя сами товары выставлялись не здесь. Тысячи Голосов, обсуждавших тысячи всевозможных условий сделок, эхом разносились по помещению, но при появлении Элрика они смолкли. Император со своей стражей величественно проехал через еще одну темную арку в другом конце зала. За аркой начинался пандус, который, извиваясь змеей, уходил вниз, в чрево башни.
   Вниз по этому пандусу устремились всадники, минуя рабов, слуг и чиновников, которые поспешно расступались и низко кланялись, узнав императора. Туннель освещали огромные факелы, они чадили, дымили и отбрасывали пляшущие тени на ровные обсидиановые стены. Воздух здесь был прохладный и сырой, потому что вода омывала наружные стены под причалами Имррира. Император ехал все дальше, а пандус уходил все ниже в блестящую породу. Потом им навстречу поднялась волна тепла, и впереди показался мерцающий свет. Вскоре они оказались в камере, наполненной дымом и запахом страха. С низкого потолка свисали цепи, и на восьми из них были подвешены за ноги четыре человека. Одежды были с них сорваны, но их тела были облачены в кровавые покровы: кровь вытекала из небольших ранок, а сами ранки, точные и глубокие, были нанесены художником, который стоял тут же со скальпелем в руке, любуясь своей работой.
   Художник был высок и очень худ и в своей белой, покрытой пятнами одежде напоминал скелет. Губы у него были тонкие, глаза – щелочки, пальцы тонкие, волосы тонкие, и скальпель, который он держал в руке, тоже был тонок, почти невидим, кроме тех мгновений, когда на него падал луч света от пламени, вырывающегося из ямы в дальнем углу камеры. Художника звали доктор Остряк, а его искусство было скорее искусством исполнителя, чем творца (хотя он не без некоторой доли убедительности и доказывал обратное): он обладал талантом добывания тайн из тех, кто владел ими. Доктор Остряк был главным дознавателем Мелнибонэ. Он посмотрел лукавым взглядом на вошедшего Элрика, держа скальпель двумя тонкими пальцами правой руки. Доктор Остряк замер в ожидании, почти как танцор, а потом поклонился в пояс.
   – Мой добрый император! – Голос у него был тонок. Он исходил из его тонкой глотки, словно рвался наружу, и слышавшие его оставались в недоумении: слышали ли они вообще какие-нибудь слова – так быстро они произносились и исчезали.
   – Доктор, это те самые южане, что были схвачены сегодня утром?
   – Они самые, мой повелитель. – Еще один лукавый поклон. – К твоему удовольствию.
   Элрик холодно оглядел пленников. Он не испытывал к ним сострадания. Они были шпионами, а значит, сами виновны в своем нынешнем положении. Они знали, что с ними случится, если их поймают. Но один из них был мальчишкой, а другая – женщиной, хотя они так корчились в своих цепях, что догадаться об этом сразу было затруднительно. Он почувствовал укол жалости. И тут женщина, выплюнув в него остатки зубов, прошипела:
   – Демон!
   Элрик отступил назад и сказал:
   – Они тебе уже сказали, что делали в нашем лабиринте?
   – Они все еще дразнят меня намеками. У них прекрасный драматический дар. Я его вполне оценил. Я бы сказал, что они прибыли сюда, чтобы составить карту лабиринта, которой Потом могли бы воспользоваться нападающие. Детали они пока скрывают. Но такова игра, и мы все знаем, как в нее нужно играть.
   – И когда они скажут тебе правду, доктор Остряк?
   – Очень скоро, мой господин.
   – Хорошо бы знать, следует ли нам ждать нападения. Чем скорее мы узнаем, тем меньше времени потеряем на отражение атаки. Ты согласен, доктор?
   – Согласен, повелитель.
   – Отлично. – Элрик испытывал раздражение таким поворотом событий – ему испортили удовольствие от прогулки, вынудив сразу же заняться делами.
   Доктор Остряк вернулся к своим обязанностям и, протянув свободную руку, умело ухватил гениталии одного из пленников-мужчин. Сверкнул скальпель. Раздался стон. Доктор Остряк бросил что-то в огонь. Элрик сел в приготовленное для него кресло. Ритуалы, сопутствующие сбору информации, вызывали у него скорее скуку, чем отвращение, а сопровождающие их крики, звон цепей, тонкое бормотание доктора Остряка – все это понемногу сводило на нет то хорошее настроение, в котором он пребывал до того, как вошел в камеру. Но таковы были его королевские обязанности – присутствовать при подобных ритуалах и оставаться здесь до тех пор, пока ему не будет предоставлена вся необходимая информация и он не поздравит с этим своего главного дознавателя. После чего император прикажет готовиться к отражению нападения. Но и это еще не все – после этого ему, возможно, всю ночь придется совещаться с полководцами и адмиралами, выслушивать их аргументы, решать, как лучше расположить войска и корабли. С трудом скрывая зевоту, Элрик откинулся к спинке кресла и смотрел, как ловко доктор Остряк орудует пальцами, скальпелем, клещами, щипцами и пинцетами. Скоро он начал размышлять о других делах – о философских вопросах, ответы на которые он до сих пор не смог найти.
   Дело было вовсе не в том, что Элрик был лишен жалости, просто он всегда оставался мелнибонийцем. Он с детства привык к подобным зрелищам. Он не мог бы спасти пленников, даже если бы захотел, ведь тем самым он нарушил бы все традиции острова Драконов. Да и лучшего способа для предотвращения возможной угрозы действительно не было. Он научился заглушать в себе чувства, противоречащие его долгу Императора. Если бы был какой-нибудь смысл в освобождении четырех пленников, которые сейчас корчились к удовольствию доктора Остряка, то он бы освободил их – но смысла в этом не было никакого, и четверка удивилась бы, обойдись здесь с ними иначе. Если речь заходила о нравственных решениях, то Элрик в общем и целом руководствовался соображениями практическими. Решения принимались исходя из того, какие действия он может предпринять. В данном случае он не мог предпринять никаких действий. Такой образ действий стал его второй натурой. Желание его состояло не в том, чтобы преобразовать Мелнибонэ, а в том, чтобы преобразовать себя; и не в том, чтобы предпринимать какие-либо действия, а в том, чтобы знать, как наилучшим образом реагировать на действия других. В данной ситуации принять решение было легко. Шпион являлся агрессором. От агрессора защищаются всеми средствами. Доктор Остряк использовал все имеющиеся в его распоряжении средства.
   – Мой повелитель?
   Элрик рассеянно поднял взгляд.
   – Теперь мы знаем все, мой повелитель. – Тонкий голос доктора Остряка разносился по камере.
   Четыре цепи были уже пусты, и рабы собирали что-то с пола и швыряли в огонь. Два остававшихся бесформенных комка напоминали Элрику куски мяса, тщательно приготовленные шеф-поваром. Один из комков все еще подрагивал, другой не двигался.
   Доктор Остряк сунул свои инструменты в плоский футляр, пристегнутый к его поясу. Белые одеяния главного дознавателя были почти целиком покрыты пятнами.
   – Похоже, что перед этими здесь побывали и другие шпионы, – сказал своему господину доктор Остряк. – Эти же пришли только для того, чтобы еще раз проверить маршрут. Даже если они не вернутся вовремя, варвары все равно предпримут атаку.
   – Но они будут знать, что мы готовы встретить их? – спросил Элрик.
   – Возможно, что и нет, мой повелитель. Среди купцов и моряков из Молодых королевств был пущен слух, что в лабиринте были обнаружены и заколоты четверо шпионов – их хотели задержать, но они бросились наутек, и пришлось убить их на месте.
   – Понимаю. – Элрик нахмурился. – Тогда лучше всего нам будет приготовить ловушку для нападающих.
   – Да, мой повелитель.
   – Тебе известно, какой из маршрутов они выбрали?
   – Да, мой повелитель.
   Элрик повернулся к одному из стражников.
   – Послать гонцов ко всем нашим полководцам и адмиралам. Который теперь час?
   – Только что миновал час заката, мой господин.
   – Пусть они соберутся у Рубинового трона через два часа после заката.
   Элрик устало поднялся.
   – Ты, как всегда, хорошо поработал, доктор Остряк.
   Худой художник поклонился – словно бы сложился вдвое.
   Его ответом был тонкий и вкрадчивый вздох.

Глава пятая
Сражение: король демонстрирует свое военное искусство

   Йиркун прибыл первым – он был во всеоружии, а сопровождали его два внушительного вида стражника, каждый из которых нес по одному из цветистых военных знамен принца.
   – Мой император! – Крик Йиркуна был исполнен гордыни и презрения. – Позволь мне командовать войсками. Это тебя избавит по крайней мере от одной из забот, которыми ты столь перегружен.
   Элрик нетерпеливо ответил:
   – Ты очень заботлив, принц Йиркун, но можешь за меня не опасаться. Командовать войсками и народом Мелнибонэ буду я сам, потому что это обязанность императора.
   Йиркун нахмурился и отошел в сторону – в зале появился Дивим Твар, повелитель Драконьих пещер. С ним не было никаких стражников, а одевался он, судя по всему, в спешке. Шлем он держал под рукой.
   – Мой император, я принес сообщение о драконах…
   – Благодарю тебя, Дивим Твар, но тебе придется подождать, пока не прибудут все командиры, чтобы ты мог сообщить эту новость и им тоже.
   Дивим Твар поклонился и занял место по другую сторону – напротив принца Йиркуна.
   Воины прибывали один за другим, и наконец у подножия ступенек, ведущих к Рубиновому трону, на котором восседал Элрик, собрались все полководцы Мелнибонэ. На Элрике все еще были те одежды, в которых он отправился на прогулку сегодня утром. У него не было времени переодеться: он до последнего мгновения был занят изучением карт лабиринта – карт, которые мог читать только он и которые в мирное время были спрятаны с помощью колдовства от любого, кто попытался бы их найти.
   – Южане хотят разграбить сокровища Имррира и перебить всех нас, – начал Элрик. – Они полагают, что нашли проход через наш морской лабиринт. К Мелнибонэ приближается флот из сотни кораблей. Завтра он будет ждать за горизонтом наступления темноты, а потом приблизится и войдет в лабиринт. Они рассчитывают в полночь войти в гавань и до расСвета захватить спящий город. Возможно ли такое, спрашиваю я.
   – Нет! – в один голос ответили все собравшиеся.
   – Нет. – Элрик улыбнулся. – Так, может, получим Удовольствие от той маленькой войны, что они нам предлагают?
   Как и всегда, первым закричал Йиркун.
   – Отправимся же немедленно им навстречу с драконами и боевыми барками. Будем преследовать врага до их земли и возвратим им их войну. Нападем на них и сожжем их города! Победим их и обеспечим себе безопасность!
   Снова заговорил Дивим Твар.
   – Никаких драконов, – сказал он.
   – Что? – взвился Йиркун. – Что?
   – Никаких драконов, принц. Их не разбудить. Они спят в своих пещерах в изнеможении после того, как ими воспользовались по твоему требованию.
   – По моему?
   – Ты использовал их в сражении против вилмирских пиратов. Я тебе говорил, что их нужно поберечь для более крупных дел. Но ты выпустил их против пиратов, чтобы сжечь эти жалкие лодчонки. А теперь драконы спят.
   Йиркун нахмурился. Он бросил взгляд на Элрика.
   – Я не думал…
   Элрик поднял руку.
   – Нам не следует будить драконов до того времени, когда в них действительно возникнет нужда. Это нападение флота южан – игрушки. Но мы сохраним наши силы, если дождемся подходящего момента. Пусть они думают, что мы не готовы. Пусть они войдут в лабиринт. Как только вся эта сотня будет в лабиринте, мы заблокируем все входы и выходы. Они окажутся в ловушке и будут разгромлены.
   Йиркун раздраженно бегал глазами по полу, явно желая найти какой-нибудь изъян в этом плане. Высокий старый адмирал Магум Колим в своих латах цвета морской волны сделал шаг вперед и поклонился.
   – Золотые боевые барки Имррира готовы защитить наш город, мой господин. Однако, чтобы вывести их на позицию, понадобится время. И я сомневаюсь, что всех их удастся разместить в лабиринте.