Страница:
Майкл Муркок
Поющая цитадель / The Singing Citadel
Е. Дж. посвящается
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Корабль под черными парусами и в позолоте
Бирюзовое море было спокойно в золотистом цвете раннего вечера, и двое людей у леера стояли молча, вглядываясь в туманный северный горизонт. Один из них был высок и худ, закутан в тяжелый черный плащ. Капюшон его плаща был откинут назад, обнажая длинные, молочного цвета волосы. Другой был рыжеволосым коротышкой.
— Она была красивой женщиной и любила тебя, — сказал наконец коротышка. — Почему ты вдруг оставил ее?
— Она была красивой женщиной, — ответил высокий, — но за ее любовь мне пришлось бы платить высокую цену. Пусть уж лучше сама ищет свою землю и останется там. Я уже убил одну женщину, которую любил, Myнглам. Не хочу убивать еще одну.
Мунглам пожал плечами.
— Я иногда спрашиваю себя, Элрик: а может, эта хвоя мрачная судьба — плод твоего воображения, следствие больной совести?
— Может быть, — беззаботно ответил Элрик. — Но мне не хочется проверять эту теорию. Давай больше не будем к этому возвращаться.
Море пенилось и бурлило под веслами, разрывающими его поверхность. Корабль быстро двигался в направлении порта Дхакос, столицы Джаркора, одного из самых сильных Молодых королевств. Менее чем за два года до этого король Джаркора Дхармит погиб во время злосчастного нападения на Имррир, и Элрик знал, что народ Джаркора в этой смерти винит его, Элрика, хотя дела обстоят совсем иначе. Его мало волновало, винят его или нет, потому что он по-прежнему презирал большую часть человечества.
— Через час будет темно, а ночью нет смысла плыть, — сказал Мунглам. — Пожалуй, я пойду спать.
Элрик хотел было ответить, но тут раздался отчаянный крик из «вороньего гнезда»:
— Парус слева!
Впередсмотрящий, похоже, уснул, потому что теперь надвигающийся на них корабль был виден даже с палубы. Элрик отошел в сторону — мимо них по палубе стремглав пронесся капитан, темнолицый таркешит.
— Что это за корабль, капитан? — крикнул Мунглам.
— Пантангианская трирема, боевой корабль. Они идут на таран. — Капитан побежал дальше, командуя рулевому заложить руль вправо.
Элрик и Мунглам пересекли палубу, чтобы получше разглядеть трирему. Это был корабль под черным парусом, выкрашенный в черное с обильной позолотой. На каждое весло триремы приходилось по три гребца против двух на их корабле. Еще они увидели, как разрезает воду нос триремы, заканчивающийся огромным медным тараном. У триремы были треугольные паруса, и ветер ей сопутствовал.
Гребцы, обливаясь потом, в панике пытались выполнить команду рулевого. Весла нестройно поднимались и опускались, и Мунглам с подобием улыбки на губах повернулся к Элрику:
— Ничего у них не получится. Лучше тебе приготовить свой меч, мой друг.
Пан-Танг был островом чародеев, которые пытались соперничать с былой славой Мелнибонэ. Их флоты были из лучших в Молодых королевствах, и они пиратствовали повсюду. Теократом Пан-Танга, вождем ее жреческой аристократии был Джагрин Лерн, который, по слухам, заключил договор с силами Хаоса и собирался покорить весь мир.
Элрик считал пантангианцев выскочками, которые никогда не смогут сравняться в славе с его предками, но даже он вынужден был признать, что эта трирема выглядит внушительно и таркешитская галера неминуемо станет ее легкой добычей.
Огромная трирема надвигалась на них с хорошей скоростью, и капитан и рулевой погрузились в молчание, поняв, что таранного удара им не избежать. Раздался звук трескающегося дерева — таран ударил по корме, и ниже ватерлинии у галеры образовалась пробоина.
Элрик стоял неподвижно, глядя, как с триремы на палубу галеры полетели абордажные крючья. Таркешиты без особого энтузиазма (понимая, что не смогут противостоять хорошо обученной и вооруженной команде пантангианцев) бросились на корму, готовясь дать бой пиратам.
Мунглам взволнованным голосом крикнул:
— Элрик, мы должны им помочь!
Элрик неохотно кивнул. Ему было тошно при мысли, что нужно снова извлечь меч из ножен. В последнее время ему стало казаться, что сила меча возросла.
Одетые в алое воины прыгали на палубу галеры. Первая волна, вооруженная палашами и боевыми топорами, набросилась на таркешитских моряков и стала теснить их.
Элрик прикоснулся к рукояти Буревестника, и меч тут же издал свой прежний тревожный стон, словно предвкушая схватку, а по всей длине клинка прошла странная черная молния. Меч пульсировал в руке Элрика, как живое существо, и альбинос бросился на помощь таркешитским морякам.
Половина защитников уже была повержена, а остальные отступали. Элрик и Мунглам следом за ним выдвинулись вперед. Выражение на лицах воинов в алых доспехах изменилось — вместо мрачного торжества оно стало испуганным, когда огромный Черный Меч Элрика, разрубив доспехи одного из воинов, рассек его от плеча до нижнего ребра.
Они явно узнали Элрика и его меч, потому что о том и о другом ходили легенды. Хотя Мунглам и был искусным бойцом, на него они даже не обратили внимания, поняв, что могут остаться в живых, только обратив все свои силы против Элрика.
Меч выпивал души вражеских воинов, а Элрика обуяла жажда крови, свойственная его предкам. Элрик и меч стали единым существом, но при этом меч подчинил Элрика себе. Воины падали направо и налево, они издавали крики не столько боли, сколько ужаса, понимая, чтозабирает у них меч. Четверо воинов набросились на Элрика, размахивая топорами. Он отсек голову одного, пронзил живот другого, отрубил руку третьего и вонзил острие в сердце последнего. Таркешиты приободрились, наступая следом за Элриком и Мунгламом, они очистили от нападавших палубу тонущей галеры.
Взвыв волком, Элрик ухватился за канат — часть такелажа черно-золотой триремы — и перепрыгнул на палубу вражеского корабля.
— За мной! — закричал Элрик. — Это наш единственный шанс. Галера обречена!
Кормовая и носовая палубы триремы были приподняты. На носу стоял капитан, великолепный в своих ало-голубых одеяниях, его лицо при таком неожиданном повороте событий исказил ужас. Он рассчитывал без особых усилий завладеть неплохой добычей, а теперь, похоже, добычей становился он сам.
Элрик продвигался на нос триремы, а Буревестник пел свою заунывную песню, в которой кроме торжества слышался и восторг. Оставшиеся воины больше не бросались на него — они сосредоточились на Мунгламе, возглавлявшем команду таркешитов. Путь Элрика к капитану был свободен.
Капитан, принадлежавший к теократии Пан-Танга, судя по всему, был крепким орешком. Элрик, приближаясь к капитану, увидел, что от доспехов противника исходит какое-то особое сияние — знак того, что они заколдованы.
Внешность у капитана была типично пантангианская — коренастый, с густой бородой и злобными глазами над мощным крючковатым носом. Губы у него были красные и толстые, и их перекосило подобие улыбки, когда он, сжимая в одной руке меч, а в другой — боевой топор, готовился встретить Элрика, взбегавшего по трапу наверх.
Элрик взял Буревестник двумя руками и сделал выпад, направляя меч в живот капитану, однако тот отошел в сторону и отразил удар своим мечом, а другой рукой нанес удар, целясь топором в незащищенную голову Элрика. Альбиносу пришлось резко отклониться, он споткнулся и упал на палубу, и тут же сделал переворот, избегая удара меча, вонзившегося в палубу в том месте, где только что находилось его плечо. Буревестник словно бы сам отразил следующий удар топора, а потом резким движением отсек топорище от рукояти.
Капитан выругался и, выбросив бесполезную рукоять, обеими руками поднял свой палаш. И снова Буревестник опередил собственную реакцию Элрика — клинок направился прямо в сердце врага. На мгновение заговоренный доспех остановил меч, но тут Буревестник издал душераздирающий вопль, задрожал, словно набираясь сил, и снова попытался вонзиться в доспех. На этот раз магическая броня раскололась, как скорлупа ореха, и грудь капитана, руки которого оставались поднятыми в готовности нанести удар, оказалась незащищенной.
Глаза капитана расширились. Он отпрянул назад, забыв о своем палаше, не в силах оторвать взгляда от смертоносного рунного меча, который нанес ему удар ниже грудной кости. Лицо капитана исказила гримаса, он закричал и уронил свой палаш, ухватившись руками за клинок, который пил его душу.
— Чардрос, помилуй и спаси… Нет!..
Он умер, понимая, что и душа его погибла от рунного меча в руках альбиноса с волчьим лицом.
Элрик вытащил Буревестник из мертвого тела, чувствуя прилив сил — меч передавал ему похищенную энергию. Элрик предпочитал не думать о том, что чем чаще он пользуется мечом, тем в большую зависимость от него попадает.
На триреме в живых остались только рабы-гребцы. Пиратский корабль сильно накренился, потому что все еще был связан с тонущей галерой вонзившимся в нее тараном и абордажными крючьями.
— Руби канаты и задний ход — быстро! — закричал Элрик.
Моряки, поняв, что происходит, кинулись выполнять команду. Гребцы дали задний ход, и таран вышел из пробоины — раздался стон ломающегося дерева. Канаты абордажных крючьев были перерублены, и обреченная галера отчалила от триремы.
Элрик пересчитал оставшихся в живых. На ногах оставалась половина команды, а их капитан погиб в самом начале схватки. Элрик обратился к рабам:
— Если хотите получить свободу, гребите что есть сил на Дхакос.
Солнце уже заходило за горизонт, но Элрик, приняв команду кораблем, решил плыть и ночью, ориентируясь по звездам.
Мунглам недоуменно выкрикнул:
— Зачем ты предлагаешь им свободу? Мы могли бы продать их в Дхакосе и таким образом получить вознаграждение за сегодняшние труды!
Элрик пожал плечами.
— Я предлагаю им свободу, потому что так решил, Мунглам.
Рыжеволосый отвернулся и отправился руководить очисткой палубы — мертвые тела нужно было сбросить за борт. Он решил, что никогда не сможет понять альбиноса. Ну что ж, подумал он, может, это и к лучшему.
Из-за произошедших событий приход Элрика в Дхакос не остался незамеченным, и надежда на то, что он проникнет в город неузнанным, растаяла.
Предоставив Мунгламу вести переговоры о продаже триремы и дележке денег между членами команды (о себе Мунглам тоже не забыл), Элрик накинул на голову капюшон и, протиснувшись сквозь собравшуюся толпу, направился в знакомую ему гостиницу у западных ворот города.
— Она была красивой женщиной и любила тебя, — сказал наконец коротышка. — Почему ты вдруг оставил ее?
— Она была красивой женщиной, — ответил высокий, — но за ее любовь мне пришлось бы платить высокую цену. Пусть уж лучше сама ищет свою землю и останется там. Я уже убил одну женщину, которую любил, Myнглам. Не хочу убивать еще одну.
Мунглам пожал плечами.
— Я иногда спрашиваю себя, Элрик: а может, эта хвоя мрачная судьба — плод твоего воображения, следствие больной совести?
— Может быть, — беззаботно ответил Элрик. — Но мне не хочется проверять эту теорию. Давай больше не будем к этому возвращаться.
Море пенилось и бурлило под веслами, разрывающими его поверхность. Корабль быстро двигался в направлении порта Дхакос, столицы Джаркора, одного из самых сильных Молодых королевств. Менее чем за два года до этого король Джаркора Дхармит погиб во время злосчастного нападения на Имррир, и Элрик знал, что народ Джаркора в этой смерти винит его, Элрика, хотя дела обстоят совсем иначе. Его мало волновало, винят его или нет, потому что он по-прежнему презирал большую часть человечества.
— Через час будет темно, а ночью нет смысла плыть, — сказал Мунглам. — Пожалуй, я пойду спать.
Элрик хотел было ответить, но тут раздался отчаянный крик из «вороньего гнезда»:
— Парус слева!
Впередсмотрящий, похоже, уснул, потому что теперь надвигающийся на них корабль был виден даже с палубы. Элрик отошел в сторону — мимо них по палубе стремглав пронесся капитан, темнолицый таркешит.
— Что это за корабль, капитан? — крикнул Мунглам.
— Пантангианская трирема, боевой корабль. Они идут на таран. — Капитан побежал дальше, командуя рулевому заложить руль вправо.
Элрик и Мунглам пересекли палубу, чтобы получше разглядеть трирему. Это был корабль под черным парусом, выкрашенный в черное с обильной позолотой. На каждое весло триремы приходилось по три гребца против двух на их корабле. Еще они увидели, как разрезает воду нос триремы, заканчивающийся огромным медным тараном. У триремы были треугольные паруса, и ветер ей сопутствовал.
Гребцы, обливаясь потом, в панике пытались выполнить команду рулевого. Весла нестройно поднимались и опускались, и Мунглам с подобием улыбки на губах повернулся к Элрику:
— Ничего у них не получится. Лучше тебе приготовить свой меч, мой друг.
Пан-Танг был островом чародеев, которые пытались соперничать с былой славой Мелнибонэ. Их флоты были из лучших в Молодых королевствах, и они пиратствовали повсюду. Теократом Пан-Танга, вождем ее жреческой аристократии был Джагрин Лерн, который, по слухам, заключил договор с силами Хаоса и собирался покорить весь мир.
Элрик считал пантангианцев выскочками, которые никогда не смогут сравняться в славе с его предками, но даже он вынужден был признать, что эта трирема выглядит внушительно и таркешитская галера неминуемо станет ее легкой добычей.
Огромная трирема надвигалась на них с хорошей скоростью, и капитан и рулевой погрузились в молчание, поняв, что таранного удара им не избежать. Раздался звук трескающегося дерева — таран ударил по корме, и ниже ватерлинии у галеры образовалась пробоина.
Элрик стоял неподвижно, глядя, как с триремы на палубу галеры полетели абордажные крючья. Таркешиты без особого энтузиазма (понимая, что не смогут противостоять хорошо обученной и вооруженной команде пантангианцев) бросились на корму, готовясь дать бой пиратам.
Мунглам взволнованным голосом крикнул:
— Элрик, мы должны им помочь!
Элрик неохотно кивнул. Ему было тошно при мысли, что нужно снова извлечь меч из ножен. В последнее время ему стало казаться, что сила меча возросла.
Одетые в алое воины прыгали на палубу галеры. Первая волна, вооруженная палашами и боевыми топорами, набросилась на таркешитских моряков и стала теснить их.
Элрик прикоснулся к рукояти Буревестника, и меч тут же издал свой прежний тревожный стон, словно предвкушая схватку, а по всей длине клинка прошла странная черная молния. Меч пульсировал в руке Элрика, как живое существо, и альбинос бросился на помощь таркешитским морякам.
Половина защитников уже была повержена, а остальные отступали. Элрик и Мунглам следом за ним выдвинулись вперед. Выражение на лицах воинов в алых доспехах изменилось — вместо мрачного торжества оно стало испуганным, когда огромный Черный Меч Элрика, разрубив доспехи одного из воинов, рассек его от плеча до нижнего ребра.
Они явно узнали Элрика и его меч, потому что о том и о другом ходили легенды. Хотя Мунглам и был искусным бойцом, на него они даже не обратили внимания, поняв, что могут остаться в живых, только обратив все свои силы против Элрика.
Меч выпивал души вражеских воинов, а Элрика обуяла жажда крови, свойственная его предкам. Элрик и меч стали единым существом, но при этом меч подчинил Элрика себе. Воины падали направо и налево, они издавали крики не столько боли, сколько ужаса, понимая, чтозабирает у них меч. Четверо воинов набросились на Элрика, размахивая топорами. Он отсек голову одного, пронзил живот другого, отрубил руку третьего и вонзил острие в сердце последнего. Таркешиты приободрились, наступая следом за Элриком и Мунгламом, они очистили от нападавших палубу тонущей галеры.
Взвыв волком, Элрик ухватился за канат — часть такелажа черно-золотой триремы — и перепрыгнул на палубу вражеского корабля.
— За мной! — закричал Элрик. — Это наш единственный шанс. Галера обречена!
Кормовая и носовая палубы триремы были приподняты. На носу стоял капитан, великолепный в своих ало-голубых одеяниях, его лицо при таком неожиданном повороте событий исказил ужас. Он рассчитывал без особых усилий завладеть неплохой добычей, а теперь, похоже, добычей становился он сам.
Элрик продвигался на нос триремы, а Буревестник пел свою заунывную песню, в которой кроме торжества слышался и восторг. Оставшиеся воины больше не бросались на него — они сосредоточились на Мунгламе, возглавлявшем команду таркешитов. Путь Элрика к капитану был свободен.
Капитан, принадлежавший к теократии Пан-Танга, судя по всему, был крепким орешком. Элрик, приближаясь к капитану, увидел, что от доспехов противника исходит какое-то особое сияние — знак того, что они заколдованы.
Внешность у капитана была типично пантангианская — коренастый, с густой бородой и злобными глазами над мощным крючковатым носом. Губы у него были красные и толстые, и их перекосило подобие улыбки, когда он, сжимая в одной руке меч, а в другой — боевой топор, готовился встретить Элрика, взбегавшего по трапу наверх.
Элрик взял Буревестник двумя руками и сделал выпад, направляя меч в живот капитану, однако тот отошел в сторону и отразил удар своим мечом, а другой рукой нанес удар, целясь топором в незащищенную голову Элрика. Альбиносу пришлось резко отклониться, он споткнулся и упал на палубу, и тут же сделал переворот, избегая удара меча, вонзившегося в палубу в том месте, где только что находилось его плечо. Буревестник словно бы сам отразил следующий удар топора, а потом резким движением отсек топорище от рукояти.
Капитан выругался и, выбросив бесполезную рукоять, обеими руками поднял свой палаш. И снова Буревестник опередил собственную реакцию Элрика — клинок направился прямо в сердце врага. На мгновение заговоренный доспех остановил меч, но тут Буревестник издал душераздирающий вопль, задрожал, словно набираясь сил, и снова попытался вонзиться в доспех. На этот раз магическая броня раскололась, как скорлупа ореха, и грудь капитана, руки которого оставались поднятыми в готовности нанести удар, оказалась незащищенной.
Глаза капитана расширились. Он отпрянул назад, забыв о своем палаше, не в силах оторвать взгляда от смертоносного рунного меча, который нанес ему удар ниже грудной кости. Лицо капитана исказила гримаса, он закричал и уронил свой палаш, ухватившись руками за клинок, который пил его душу.
— Чардрос, помилуй и спаси… Нет!..
Он умер, понимая, что и душа его погибла от рунного меча в руках альбиноса с волчьим лицом.
Элрик вытащил Буревестник из мертвого тела, чувствуя прилив сил — меч передавал ему похищенную энергию. Элрик предпочитал не думать о том, что чем чаще он пользуется мечом, тем в большую зависимость от него попадает.
На триреме в живых остались только рабы-гребцы. Пиратский корабль сильно накренился, потому что все еще был связан с тонущей галерой вонзившимся в нее тараном и абордажными крючьями.
— Руби канаты и задний ход — быстро! — закричал Элрик.
Моряки, поняв, что происходит, кинулись выполнять команду. Гребцы дали задний ход, и таран вышел из пробоины — раздался стон ломающегося дерева. Канаты абордажных крючьев были перерублены, и обреченная галера отчалила от триремы.
Элрик пересчитал оставшихся в живых. На ногах оставалась половина команды, а их капитан погиб в самом начале схватки. Элрик обратился к рабам:
— Если хотите получить свободу, гребите что есть сил на Дхакос.
Солнце уже заходило за горизонт, но Элрик, приняв команду кораблем, решил плыть и ночью, ориентируясь по звездам.
Мунглам недоуменно выкрикнул:
— Зачем ты предлагаешь им свободу? Мы могли бы продать их в Дхакосе и таким образом получить вознаграждение за сегодняшние труды!
Элрик пожал плечами.
— Я предлагаю им свободу, потому что так решил, Мунглам.
Рыжеволосый отвернулся и отправился руководить очисткой палубы — мертвые тела нужно было сбросить за борт. Он решил, что никогда не сможет понять альбиноса. Ну что ж, подумал он, может, это и к лучшему.
Из-за произошедших событий приход Элрика в Дхакос не остался незамеченным, и надежда на то, что он проникнет в город неузнанным, растаяла.
Предоставив Мунгламу вести переговоры о продаже триремы и дележке денег между членами команды (о себе Мунглам тоже не забыл), Элрик накинул на голову капюшон и, протиснувшись сквозь собравшуюся толпу, направился в знакомую ему гостиницу у западных ворот города.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Послание Белому Волку
Тем же вечером, но позднее, когда Мунглам улегся спать, Элрик спустился в таверну внизу и расположился там за кубком вина. Даже самые завзятые ночные гуляки предпочли поискать другое место, когда увидели, кто оказался в таверне. Элрик сидел один в помещении, которое освещалось чадящим тростниковым факелом над входной дверью.
Внезапно дверь открылась, и в проеме появился богато одетый молодой человек. Он заглянул внутрь.
— Я ищу Белого Волка, — сказал вошедший, напряженно всматриваясь в фигуру мелнибонийца. Из-за темноты он плохо видел, с кем говорит.
— В этих краях меня иногда называют таким именем, — спокойно сказал Элрик. — Ты ищешь Элрика из Мелнибонэ?
— Да. У меня к нему послание. — Молодой человек вошел в помещение, кутаясь в плащ. В таверне было холодно, хотя Элрик и не замечал этого.
— Меня зовут граф Йолан, я заместитель командира городской стражи, — высокомерно сказал молодой человек, подходя к столу, за которым сидел Элрик, и откровенно разглядывая его. — Ты храбр, если не таясь являешься сюда. Неужели ты думаешь, у народа Джаркора такая короткая память и они могут забыть, что именно ты заманил их короля в ловушку не далее как два года назад.
Элрик отхлебнул вина и сказал, не отрывая кубка от губ:
— Это только слова, граф Йолан. В чем твое послание?
Уверенность оставила Йолана. Он слабо возразил:
— Может быть, для тебя это одни слова, но что касается меня, то я в этом не сомневаюсь. Разве король Дхармит не был бы здесь сегодня, если бы ты не бежал с поля боя — того боя, который подорвал мощь морских владык и твоего собственного народа? Разве ты не воспользовался колдовством, чтобы спастись самому, вместо того чтобы помочь людям, которые считали тебя своим товарищем?
Элрик вздохнул.
— Я знаю, ты пришел сюда не для того, чтобы куражиться надо мной. Дхармит погиб на борту своего флагманского корабля во время начала атаки на Имррир в лабиринте, а не в последовавшем затем сражении.
— Ты насмехаешься над моими вопросами, а потом предлагаешь в ответ неубедительную ложь, чтобы прикрыть собственный трусливый поступок, — горько ответил Йолан. — Моя бы воля, то я прямо здесь угостил бы тебя твоим дьявольским мечом. Я знаю, как все было.
Элрик медленно поднялся.
— Твои колкости утомили меня. Когда ты созреешь, чтобы передать мне свое послание, оставь его у хозяина гостиницы.
Он обошел столик и направился к лестнице, но остановился, когда Йолан ухватил его за рукав.
Смертельно бледное лицо Элрика уставилось в молодое лицо графа. Алые глаза альбиноса засветились опасным огнем.
— Я не привык к такой фамильярности, молодой человек.
Йолан убрал руку.
— Прости меня. Я забылся. Не следовало мне давать волю эмоциям. Я пришел по деликатному делу — принес послание королевы Йишаны. Она ищет твоей помощи.
— Я в такой же мере не склонен помогать другим, в какой не привык объяснять свои поступки, — нетерпеливо сказал Элрик. — В прошлом моя помощь не всегда приносила благо тем, кто за ней обращался. В этом убедился и Дхармит, единокровный брат твоей королевы.
Йолан с мрачным видом сказал:
— Ты повторяешь те самые слова, которыми я предостерегал королеву, мой господин. И тем не менее она желает встретиться с тобой лично… сегодня. — Он нахмурился и отвел взгляд в сторону. — Должен сообщить, что я могу арестовать тебя, если ты откажешься.
— Попробуй. — Элрик снова двинулся к ступеням. — Скажи Йишане, что эту ночь я проведу здесь, а утром тронусь в путь. Она может посетить меня здесь, если ей так уж нужно. — Он стал подниматься по лестнице, оставив Йолана с открытым ртом в пустой таверне.
Телеб К'аарна нахмурился. Невзирая на всю свою искушенность в черной магии, в любви он был полным профаном, и Йишана, возлежавшая на своем меховом ложе, знала об этом. Ей доставляло удовольствие иметь в своей власти человека, который мог уничтожить ее одним-единственным заклинанием, если бы не его слабинка в вопросах любви. Хотя Телеб К'аарна занимал высокое положение в иерархии Пан-Танга, она прекрасно понимала, что для нее чародей не представляет никакой опасности. Напротив, интуиция говорила ей, что этот человек, который любит повелевать другими, сам жаждет повиноваться. И она не без удовольствия удовлетворяла эту его потребность.
Телеб К'аарна продолжал хмуриться, глядя на нее.
— Как же тебе поможет этот никчемный заклинатель, если этого не могу сделать я? — пробормотал он, присаживаясь на ложе и поглаживая, ее украшенную драгоценностями ногу.
Йишана была уже немолодой женщиной и к тому же далеко не красавицей. Однако ее высокая, пухлая фигура, густые черные волосы и все ее чувственное лицо обладали какой-то гипнотической притягательностью. Не многие мужчины, которых она выбирала для своего услаждения, могли противиться ее чарам.
Среди ее качеств не было ни добродушия, ни справедливости, ни мудрости или самопожертвования. Историки не сопроводят ее имя никаким благородным эпитетом. И тем не менее в ней была такая самодостаточность, нечто, отрицающее обычные стандарты, по которым можно судить о человеке, что все знавшие королеву восхищались ею, и подданные любили ее, любили так, как любят капризного ребенка, но при этом с твердой неизменностью.
Теперь она тихонько подсмеивалась над своим любовником-чародеем.
— Возможно, ты прав, Телеб К'аарна, но Элрик — это легенда. Это человек, о котором мир больше всего говорит и которого меньше всего знает. Сейчас у меня есть шанс узнать то, о чем другие могут только судачить, — его истинный характер.
Телеб К'аарна сделал раздраженный жест. Он провел пятерней по своим длинным черным волосам, встал и подошел к столику, на котором стояли вино и фрукты. Он налил вина им обоим.
— Если ты хочешь снова заставить меня ревновать, то тебе это, конечно же, удалось. Я знаю, что твое честолюбие не знает границ. Предки Элрика наполовину были демонами — его народ не принадлежит к роду человеческому и судить их по нашим меркам нельзя. Мы обучаемся колдовству годами напряженного труда и самоограничений, а для Элрика и ему подобных колдовство составная часть их природы. Ты за всю жизнь не узнаешь его тайн. Симорил, его возлюбленная кузина, умерла от его меча, а она была его нареченной невестой!
— Меня трогает твоя забота. — Она лениво приняла кубок из его рук. — Но я все же продолжу осуществление моего плана. Ведь в конечном счете тебе так и не удалось выяснить природу этой цитадели!
— Есть некоторые тонкости, в которые я еще не проник.
— Так может, интуиция Элрика поможет найти ответ там, где твоих сил не хватает? — Йцшана улыбнулась. Потом встала и выглянула в окно. Над шпилями Дхакоса в чистом небе висела полная луна. — Йолан задерживается. Если бы все прошло так, как я задумала, то он уже должен был бы привести Элрика.
— Ты совершила ошибку, послав Йолана. Не нужно было посылать такого близкого друга Дхармита. Он вполне мог бросить Элрику вызов и убить его!
Она опять не смогла скрыть смеха.
— Ты выдаешь желаемое за действительное. Ревность затмила твой разум. Я послала Йолана потому, что знала — он будет груб с альбиносом, что, возможно, ослабит его обычное безразличие и возбудит любопытство. Йолан был послан как наживка, которая доставит нам Элрика.
— Так может, Элрик почувствовал это?
— Я не такой уж мудрец, моя любовь, но мне кажется, мое чутье редко меня подводит. Скоро мы это узнаем.
Немного позднее раздался осторожный стук в дверь, и появилась горничная.
— Моя королева, вернулся граф Йолан.
— Один? — На лице Телеба К'аарны появилась улыбка. Скоро она исчезла — когда Йишана вышла из комнаты и оделась, чтобы идти на улицу.
— Как ты глупа! — прорычал Телеб К'аарна в закрывшуюся за ней дверь и швырнул на пол кубок. Он уже потерпел неудачу в этом деле с цитаделью, а если Элрик вытеснит его, то он, Телеб К'аарна, может потерять все. Он погрузился в размышления — глубокие и мучительные.
Внезапно дверь открылась, и в проеме появился богато одетый молодой человек. Он заглянул внутрь.
— Я ищу Белого Волка, — сказал вошедший, напряженно всматриваясь в фигуру мелнибонийца. Из-за темноты он плохо видел, с кем говорит.
— В этих краях меня иногда называют таким именем, — спокойно сказал Элрик. — Ты ищешь Элрика из Мелнибонэ?
— Да. У меня к нему послание. — Молодой человек вошел в помещение, кутаясь в плащ. В таверне было холодно, хотя Элрик и не замечал этого.
— Меня зовут граф Йолан, я заместитель командира городской стражи, — высокомерно сказал молодой человек, подходя к столу, за которым сидел Элрик, и откровенно разглядывая его. — Ты храбр, если не таясь являешься сюда. Неужели ты думаешь, у народа Джаркора такая короткая память и они могут забыть, что именно ты заманил их короля в ловушку не далее как два года назад.
Элрик отхлебнул вина и сказал, не отрывая кубка от губ:
— Это только слова, граф Йолан. В чем твое послание?
Уверенность оставила Йолана. Он слабо возразил:
— Может быть, для тебя это одни слова, но что касается меня, то я в этом не сомневаюсь. Разве король Дхармит не был бы здесь сегодня, если бы ты не бежал с поля боя — того боя, который подорвал мощь морских владык и твоего собственного народа? Разве ты не воспользовался колдовством, чтобы спастись самому, вместо того чтобы помочь людям, которые считали тебя своим товарищем?
Элрик вздохнул.
— Я знаю, ты пришел сюда не для того, чтобы куражиться надо мной. Дхармит погиб на борту своего флагманского корабля во время начала атаки на Имррир в лабиринте, а не в последовавшем затем сражении.
— Ты насмехаешься над моими вопросами, а потом предлагаешь в ответ неубедительную ложь, чтобы прикрыть собственный трусливый поступок, — горько ответил Йолан. — Моя бы воля, то я прямо здесь угостил бы тебя твоим дьявольским мечом. Я знаю, как все было.
Элрик медленно поднялся.
— Твои колкости утомили меня. Когда ты созреешь, чтобы передать мне свое послание, оставь его у хозяина гостиницы.
Он обошел столик и направился к лестнице, но остановился, когда Йолан ухватил его за рукав.
Смертельно бледное лицо Элрика уставилось в молодое лицо графа. Алые глаза альбиноса засветились опасным огнем.
— Я не привык к такой фамильярности, молодой человек.
Йолан убрал руку.
— Прости меня. Я забылся. Не следовало мне давать волю эмоциям. Я пришел по деликатному делу — принес послание королевы Йишаны. Она ищет твоей помощи.
— Я в такой же мере не склонен помогать другим, в какой не привык объяснять свои поступки, — нетерпеливо сказал Элрик. — В прошлом моя помощь не всегда приносила благо тем, кто за ней обращался. В этом убедился и Дхармит, единокровный брат твоей королевы.
Йолан с мрачным видом сказал:
— Ты повторяешь те самые слова, которыми я предостерегал королеву, мой господин. И тем не менее она желает встретиться с тобой лично… сегодня. — Он нахмурился и отвел взгляд в сторону. — Должен сообщить, что я могу арестовать тебя, если ты откажешься.
— Попробуй. — Элрик снова двинулся к ступеням. — Скажи Йишане, что эту ночь я проведу здесь, а утром тронусь в путь. Она может посетить меня здесь, если ей так уж нужно. — Он стал подниматься по лестнице, оставив Йолана с открытым ртом в пустой таверне.
Телеб К'аарна нахмурился. Невзирая на всю свою искушенность в черной магии, в любви он был полным профаном, и Йишана, возлежавшая на своем меховом ложе, знала об этом. Ей доставляло удовольствие иметь в своей власти человека, который мог уничтожить ее одним-единственным заклинанием, если бы не его слабинка в вопросах любви. Хотя Телеб К'аарна занимал высокое положение в иерархии Пан-Танга, она прекрасно понимала, что для нее чародей не представляет никакой опасности. Напротив, интуиция говорила ей, что этот человек, который любит повелевать другими, сам жаждет повиноваться. И она не без удовольствия удовлетворяла эту его потребность.
Телеб К'аарна продолжал хмуриться, глядя на нее.
— Как же тебе поможет этот никчемный заклинатель, если этого не могу сделать я? — пробормотал он, присаживаясь на ложе и поглаживая, ее украшенную драгоценностями ногу.
Йишана была уже немолодой женщиной и к тому же далеко не красавицей. Однако ее высокая, пухлая фигура, густые черные волосы и все ее чувственное лицо обладали какой-то гипнотической притягательностью. Не многие мужчины, которых она выбирала для своего услаждения, могли противиться ее чарам.
Среди ее качеств не было ни добродушия, ни справедливости, ни мудрости или самопожертвования. Историки не сопроводят ее имя никаким благородным эпитетом. И тем не менее в ней была такая самодостаточность, нечто, отрицающее обычные стандарты, по которым можно судить о человеке, что все знавшие королеву восхищались ею, и подданные любили ее, любили так, как любят капризного ребенка, но при этом с твердой неизменностью.
Теперь она тихонько подсмеивалась над своим любовником-чародеем.
— Возможно, ты прав, Телеб К'аарна, но Элрик — это легенда. Это человек, о котором мир больше всего говорит и которого меньше всего знает. Сейчас у меня есть шанс узнать то, о чем другие могут только судачить, — его истинный характер.
Телеб К'аарна сделал раздраженный жест. Он провел пятерней по своим длинным черным волосам, встал и подошел к столику, на котором стояли вино и фрукты. Он налил вина им обоим.
— Если ты хочешь снова заставить меня ревновать, то тебе это, конечно же, удалось. Я знаю, что твое честолюбие не знает границ. Предки Элрика наполовину были демонами — его народ не принадлежит к роду человеческому и судить их по нашим меркам нельзя. Мы обучаемся колдовству годами напряженного труда и самоограничений, а для Элрика и ему подобных колдовство составная часть их природы. Ты за всю жизнь не узнаешь его тайн. Симорил, его возлюбленная кузина, умерла от его меча, а она была его нареченной невестой!
— Меня трогает твоя забота. — Она лениво приняла кубок из его рук. — Но я все же продолжу осуществление моего плана. Ведь в конечном счете тебе так и не удалось выяснить природу этой цитадели!
— Есть некоторые тонкости, в которые я еще не проник.
— Так может, интуиция Элрика поможет найти ответ там, где твоих сил не хватает? — Йцшана улыбнулась. Потом встала и выглянула в окно. Над шпилями Дхакоса в чистом небе висела полная луна. — Йолан задерживается. Если бы все прошло так, как я задумала, то он уже должен был бы привести Элрика.
— Ты совершила ошибку, послав Йолана. Не нужно было посылать такого близкого друга Дхармита. Он вполне мог бросить Элрику вызов и убить его!
Она опять не смогла скрыть смеха.
— Ты выдаешь желаемое за действительное. Ревность затмила твой разум. Я послала Йолана потому, что знала — он будет груб с альбиносом, что, возможно, ослабит его обычное безразличие и возбудит любопытство. Йолан был послан как наживка, которая доставит нам Элрика.
— Так может, Элрик почувствовал это?
— Я не такой уж мудрец, моя любовь, но мне кажется, мое чутье редко меня подводит. Скоро мы это узнаем.
Немного позднее раздался осторожный стук в дверь, и появилась горничная.
— Моя королева, вернулся граф Йолан.
— Один? — На лице Телеба К'аарны появилась улыбка. Скоро она исчезла — когда Йишана вышла из комнаты и оделась, чтобы идти на улицу.
— Как ты глупа! — прорычал Телеб К'аарна в закрывшуюся за ней дверь и швырнул на пол кубок. Он уже потерпел неудачу в этом деле с цитаделью, а если Элрик вытеснит его, то он, Телеб К'аарна, может потерять все. Он погрузился в размышления — глубокие и мучительные.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Созревание возмездия
Хотя Элрик и говорил, что не испытывает мук совести, его страдающие глаза опровергали это утверждение. Он сидел у окна, пил крепкое вино и предавался мыслям о прошлом. Со дня ограбления Имррира он скитался по свету, ища хоть какой-нибудь смысл в своей жизни, что-то, что оправдывало бы его существование.
Ему не удалось найти ответа в Книге Мертвых Богов. Он не смог полюбить Шаариллу, бескрылую женщину из Мииррна. Он не смог забыть Симорил, которая все еще посещала его в ночных кошмарах. Были и воспоминания о других снах — о судьбе, думать о которой он не отваживался.
Он считал, что не ищет ничего, кроме покоя. Но ему было отказано даже в покое смерти. В таком настроении он и пребывал, пока его воспоминания не были прерваны тихим стуком в дверь.
Черты его лица сразу же стали жесткими. Взгляд его малиновых глаз насторожился, плечи распрямились, и теперь от него исходила ледяная уверенность. Он поставил кружку на стол и безразлично сказал:
— Кто там — входи!
В комнату вошла женщина, закутанная в темно-красный плащ. Узнать, кто это, в темноте было невозможно. Она закрыла за собой дверь и застыла, не говоря ни слова.
Когда же наконец она заговорила, голос ее звучал чуть ли не неуверенно, хотя в нем слышалась и ирония.
- Ты сидишь в темноте, господин Элрик, а я думала, что ты спишь.
— Сон, моя госпожа, это то занятие, которое более всего досаждает мне. Но я могу зажечь светильник, если темнота не привлекает тебя.
Элрик подошел к столу и снял крышку с небольшого сосуда, в котором оказался древесный уголь. Он взял тонкий длинный трут и, опустив один его конец в сосуд, легонько подул. Скоро уголь засветился, пламя передалось на трут, и Элрик поднес его к тростниковому факелу, висевшему на стене над столом.
Факел загорелся, и в маленькой комнате заплясали тени. Женщина отбросила назад капюшон, и Элрик в свете факела увидел черные волосы, обрамлявшие ее лицо с резкими, бросающимися в глаза чертами. Она являла собой полный контраст со стройным, красивым альбиносом, который с высоты своего роста безразлично поглядывал на нее.
Она не была привычна к столь безразличным взглядам, и новизна ощущений пришлась ей по вкусу.
— Ты послал за мной, Элрик… и, как видишь, я пришла. — Она шутливо поклонилась.
— Королева Йишана. — Он слегка поклонился в ответ.
Теперь, стоя против него, она ощущала его силу — силу, которая притягивала к себе даже еще действеннее, чем ее собственная. Но он пока ничем не дал ей понять, что его влечет к ней. Она подумала, что ситуация, которая, по ее расчетам, могла стать интересной, может по иронии судьбы разочаровать ее. Но даже это забавляло ее.
Элрика же против его воли заинтриговала эта женщина. Его приглушенные эмоции словно почувствовали, что Йишана сумеет их обострить. Это возбудило и встревожило его одновременно.
Он немного расслабился и пожал плечами.
- Я слышал о тебе, королева Йишана, в землях, далеких от Джаркора. Присядь, если хочешь. — Он указал ей на скамью, сам же уселся на край кровати.
— Ты вежливее, чем об этом можно было судить по тому приглашению, что я получила от тебя. — Она улыбнулась и села, скрестив ноги и сложив перед собой руки. — Это означает, что ты выслушаешь предложение, с которым я пришла?
Элрик улыбнулся ей в ответ. Он редко когда так улыбался — мрачной улыбкой, но без обычной горечи.
— Пожалуй. Ты необычная женщина, королева Йишана. Я бы мог даже заподозрить, что в тебе течет мелнибонийская кровь, если бы не знал, кто ты на самом деле.
— Не все твои «выскочки» из Молодых королевств так просты, как ты об этом думаешь, мой господин.
— Возможно.
— Теперь, разговаривая с тобой лицом к лицу, я не могу поверить во всю твою темную легенду… правда, с другой стороны, — она наклонила голову и откровенно посмотрела на него, — легенда вроде бы говорит о менее утонченном человеке, чем я вижу перед собой.
— Таковы все легенды.
— Ах, какую силу мы могли бы представлять, объединившись, ты и я… — полушепотом сказала она.
— Спекуляции такого рода раздражают меня, королева Йишана. С какой целью ты пришла ко мне?
— Прекрасно. Я ведь даже не надеялась, что ты выслушаешь меня.
— Я выслушаю… но ничего другого не жди.
— Что ж, слушай. Я думаю, даже ты по достоинству оценишь эту историю.
Элрик слушал, и Йишане уже стало казаться, что ее история увлекла его…
Несколькими месяцами ранее, рассказала Йишана Элрику, среди земледельцев из джаркорскои провинции Гхарав пошли разговоры о каких-то таинственных всадниках, которые увозят из деревень молодых мужчин и женщин.
Подозревая, что это дело рук разбойников, Йишана послала туда отряд своих Белых Леопардов — лучших джаркорских воинов, — чтобы они положили конец бесчинствам в провинции.
Ни один из Белых Леопардов не вернулся. Была послана вторая экспедиция — она не нашла следов первой, но в долине неподалеку от города Токора наткнулась на странную цитадель. Описания этой цитадели были довольно путаными. Подозревая, что Белые Леопарды предприняли атаку на цитадель, но потерпели поражение, командир второго отряда проявил осторожность. Он оставил нескольких человек наблюдать за цитаделью и докладывать обо всем, что там происходит, а сам сразу же вернулся в Дхакос. Об одном можно было сказать со всей определенностью — несколькими месяцами ранее цитадели в долине не было.
Йишана и Телеб К'аарна привели в долину крупный отряд. Оставленные наблюдатели исчезли, а Телеб К'аарна, увидев цитадель, тут же предупредил Йишану, что атаковать ее нельзя.
— Вид был изумительный, господин Элрик, — продолжала Йишана. — Цитадель излучала все цвета радуги, которые постоянно изменялись, преображались. Все сооружение имело какой-то нереальный вид. То оно приобретало резкие очертания. То вдруг его контуры становились смутными, словно готовясь исчезнуть. Телеб К'аарна сказал, что цитадель эта имеет колдовскую природу, и это утверждение не вызывало у нас сомнений. Это что-то из царства Хаоса, сказал он, и, вероятно, был абсолютно прав. — Она встала и вытянула руки. — Мы в наших краях не привыкли к таким крупномасштабным проявлениям колдовства. А Телеб К'аарна с колдовством знаком достаточно хорошо — он родом из города Кричащих Статуй в Пан-Танге, где такие вещи встречаются часто, — но даже его это поразило.
— И вы удалились, — нетерпеливо подсказал ей Элрик.
— Мы собирались. Мы с Телебом К'аарной даже уже повернули назад во главе нашей армии, но тут раздалась музыка… Это была прекрасная, чудная, неземная, мучительная музыка, и Телеб К'аарна закричал, чтобы я как можно скорее ехала прочь. Я же медлила — музыка привлекала меня, но он хлестнул по крупу моей лошади, и мы поскакали со скоростью полета дракона. Тем, кто был рядом с нами, тоже удалось бежать, но мы увидели, как остальные повернули и, влекомые музыкой, поехали к цитадели. Две сотни воинов вернулись к ней… и исчезли.
Ему не удалось найти ответа в Книге Мертвых Богов. Он не смог полюбить Шаариллу, бескрылую женщину из Мииррна. Он не смог забыть Симорил, которая все еще посещала его в ночных кошмарах. Были и воспоминания о других снах — о судьбе, думать о которой он не отваживался.
Он считал, что не ищет ничего, кроме покоя. Но ему было отказано даже в покое смерти. В таком настроении он и пребывал, пока его воспоминания не были прерваны тихим стуком в дверь.
Черты его лица сразу же стали жесткими. Взгляд его малиновых глаз насторожился, плечи распрямились, и теперь от него исходила ледяная уверенность. Он поставил кружку на стол и безразлично сказал:
— Кто там — входи!
В комнату вошла женщина, закутанная в темно-красный плащ. Узнать, кто это, в темноте было невозможно. Она закрыла за собой дверь и застыла, не говоря ни слова.
Когда же наконец она заговорила, голос ее звучал чуть ли не неуверенно, хотя в нем слышалась и ирония.
- Ты сидишь в темноте, господин Элрик, а я думала, что ты спишь.
— Сон, моя госпожа, это то занятие, которое более всего досаждает мне. Но я могу зажечь светильник, если темнота не привлекает тебя.
Элрик подошел к столу и снял крышку с небольшого сосуда, в котором оказался древесный уголь. Он взял тонкий длинный трут и, опустив один его конец в сосуд, легонько подул. Скоро уголь засветился, пламя передалось на трут, и Элрик поднес его к тростниковому факелу, висевшему на стене над столом.
Факел загорелся, и в маленькой комнате заплясали тени. Женщина отбросила назад капюшон, и Элрик в свете факела увидел черные волосы, обрамлявшие ее лицо с резкими, бросающимися в глаза чертами. Она являла собой полный контраст со стройным, красивым альбиносом, который с высоты своего роста безразлично поглядывал на нее.
Она не была привычна к столь безразличным взглядам, и новизна ощущений пришлась ей по вкусу.
— Ты послал за мной, Элрик… и, как видишь, я пришла. — Она шутливо поклонилась.
— Королева Йишана. — Он слегка поклонился в ответ.
Теперь, стоя против него, она ощущала его силу — силу, которая притягивала к себе даже еще действеннее, чем ее собственная. Но он пока ничем не дал ей понять, что его влечет к ней. Она подумала, что ситуация, которая, по ее расчетам, могла стать интересной, может по иронии судьбы разочаровать ее. Но даже это забавляло ее.
Элрика же против его воли заинтриговала эта женщина. Его приглушенные эмоции словно почувствовали, что Йишана сумеет их обострить. Это возбудило и встревожило его одновременно.
Он немного расслабился и пожал плечами.
- Я слышал о тебе, королева Йишана, в землях, далеких от Джаркора. Присядь, если хочешь. — Он указал ей на скамью, сам же уселся на край кровати.
— Ты вежливее, чем об этом можно было судить по тому приглашению, что я получила от тебя. — Она улыбнулась и села, скрестив ноги и сложив перед собой руки. — Это означает, что ты выслушаешь предложение, с которым я пришла?
Элрик улыбнулся ей в ответ. Он редко когда так улыбался — мрачной улыбкой, но без обычной горечи.
— Пожалуй. Ты необычная женщина, королева Йишана. Я бы мог даже заподозрить, что в тебе течет мелнибонийская кровь, если бы не знал, кто ты на самом деле.
— Не все твои «выскочки» из Молодых королевств так просты, как ты об этом думаешь, мой господин.
— Возможно.
— Теперь, разговаривая с тобой лицом к лицу, я не могу поверить во всю твою темную легенду… правда, с другой стороны, — она наклонила голову и откровенно посмотрела на него, — легенда вроде бы говорит о менее утонченном человеке, чем я вижу перед собой.
— Таковы все легенды.
— Ах, какую силу мы могли бы представлять, объединившись, ты и я… — полушепотом сказала она.
— Спекуляции такого рода раздражают меня, королева Йишана. С какой целью ты пришла ко мне?
— Прекрасно. Я ведь даже не надеялась, что ты выслушаешь меня.
— Я выслушаю… но ничего другого не жди.
— Что ж, слушай. Я думаю, даже ты по достоинству оценишь эту историю.
Элрик слушал, и Йишане уже стало казаться, что ее история увлекла его…
Несколькими месяцами ранее, рассказала Йишана Элрику, среди земледельцев из джаркорскои провинции Гхарав пошли разговоры о каких-то таинственных всадниках, которые увозят из деревень молодых мужчин и женщин.
Подозревая, что это дело рук разбойников, Йишана послала туда отряд своих Белых Леопардов — лучших джаркорских воинов, — чтобы они положили конец бесчинствам в провинции.
Ни один из Белых Леопардов не вернулся. Была послана вторая экспедиция — она не нашла следов первой, но в долине неподалеку от города Токора наткнулась на странную цитадель. Описания этой цитадели были довольно путаными. Подозревая, что Белые Леопарды предприняли атаку на цитадель, но потерпели поражение, командир второго отряда проявил осторожность. Он оставил нескольких человек наблюдать за цитаделью и докладывать обо всем, что там происходит, а сам сразу же вернулся в Дхакос. Об одном можно было сказать со всей определенностью — несколькими месяцами ранее цитадели в долине не было.
Йишана и Телеб К'аарна привели в долину крупный отряд. Оставленные наблюдатели исчезли, а Телеб К'аарна, увидев цитадель, тут же предупредил Йишану, что атаковать ее нельзя.
— Вид был изумительный, господин Элрик, — продолжала Йишана. — Цитадель излучала все цвета радуги, которые постоянно изменялись, преображались. Все сооружение имело какой-то нереальный вид. То оно приобретало резкие очертания. То вдруг его контуры становились смутными, словно готовясь исчезнуть. Телеб К'аарна сказал, что цитадель эта имеет колдовскую природу, и это утверждение не вызывало у нас сомнений. Это что-то из царства Хаоса, сказал он, и, вероятно, был абсолютно прав. — Она встала и вытянула руки. — Мы в наших краях не привыкли к таким крупномасштабным проявлениям колдовства. А Телеб К'аарна с колдовством знаком достаточно хорошо — он родом из города Кричащих Статуй в Пан-Танге, где такие вещи встречаются часто, — но даже его это поразило.
— И вы удалились, — нетерпеливо подсказал ей Элрик.
— Мы собирались. Мы с Телебом К'аарной даже уже повернули назад во главе нашей армии, но тут раздалась музыка… Это была прекрасная, чудная, неземная, мучительная музыка, и Телеб К'аарна закричал, чтобы я как можно скорее ехала прочь. Я же медлила — музыка привлекала меня, но он хлестнул по крупу моей лошади, и мы поскакали со скоростью полета дракона. Тем, кто был рядом с нами, тоже удалось бежать, но мы увидели, как остальные повернули и, влекомые музыкой, поехали к цитадели. Две сотни воинов вернулись к ней… и исчезли.