– Предпочитаю сигареты, сударь, – сказал я. – Свои.
   – Как знаете, – сказал он. – Да что же вы стоите? Присаживайтесь.
   Тон у него был такой, как будто он был хозяином не только моей берлоги, но и всей скалы. Если не всего ада.
   Скажу откровенно, этот парень не понравился мне сразу. Есть любовь с первого взгляда, а у меня к нему в первые же минуты знакомства возникла неприязнь. Я достаточно долго пожил на этом и на том свете, чтобы научиться разбираться в собственных эмоциях, и знание себя подсказывало мне, что неприязнь эта будет стойкой и постоянной. Она не перерастет в ненависть, потому что этот сопляк моей ненависти просто недостоин, но никогда не сойдет на нет. Демоны – существа постоянные. Если им что-то не нравится, то оно не нравится им всегда.
   – Вы сидите в моем любимом кресле, сударь, – сказал я.
   – Я вижу в этой комнате стул, сударь.
   – Стул я держу исключительно для гостей, сударь.
   Намек был весьма прозрачным, но он пропустил его мимо ушей.
   – Видите ли, Скагс, – сказал он, – у меня для вас есть предложение, и не думаю, что вы от него откажетесь.
   – Сударь, – сказал я, – я откажусь от любого предложения, если оно будет исходить от вас, даже не выслушав его.
   – Наверное, – сказал он, – это потому, что вы не знаете, кто я такой.
   – Наверное, – сказал я, – это потому, что вы так и не соизволили представиться.
   – Меня зовут Асгарот, – сказал он. – Я имею удовольствие служить личным секретарем Князя.
   Мальчик на побегушках самого Сатаны. Тут есть чем гордиться. Неплохая карьера для такого молокососа.
   – Не могу сказать, что было приятно познакомиться с вами, уважаемый Асгарот, – сказал я. – До свидания.
   – Я, пожалуй, останусь, – заявил он. – Прочитайте вот эту бумагу.
   Я взял листок чисто из любопытства и пробежался глазами по строчкам.
   – Что скажете, сударь?
   – Бред, – сказал я. – Скажите, а Князь в курсе?
   – Князь занят другими делами, сударь, – сказал он.
   – Значит, Князя вы не известили, – сказал я. – Сударь, в таком случае это весьма похоже на интригу. А интриги в нашем ведомстве не поощряются, конечно, если разрешение на них не дал сам Князь. И караются они весьма и весьма жестоко.
   – Я делаю это для процветания ада, сударь.
   – Это весьма похоже на благое намерение, сударь.
   – Вы хотите меня в чем-то обвинить, сударь?
   – Никоим образом, – сказал я. – Я просто хочу, чтобы вы оставили меня в покое, сударь. Свой долг аду я отдал сполна.
   – Никто из нас никогда полностью не рассчитается со своим долгом, сударь.
   – Оставьте лозунги для пропаганды, – сказал я.
   – Скагс, – сказал он, – я читал ваше личное дело. Я весьма уважаю ваши прошлые заслуги и не сомневаюсь, что предложенная задача вам по плечу. И я не хотел бы угрожать вам, Скагс, однако вы должны понимать, что демон, занимающий мой пост, может сделать ваше дальнейшее пребывание в аду достаточно неприятным.
   – Вы, – сказал я. – Осмеливаетесь. Угрожать. Мне?
   – Вы вынуждаете меня, Скагс.
   – Сударь, я вынужден заметить, что вы невнимательно прочитали мое личное дело, – сказал я.
   – Что заставляет вас так думать?
   – Потому что, если бы вы внимательно его прочитали, – сказал я, – вы бы поняли, что я никого и ничего не боюсь ни в этом мире, ни в любом другом, и угрожать мне просто бессмысленно.
   – Это ваше последнее слово? – осведомился он.
   – Да, сударь.
   – И вы отдаете себе отчет в том, какие оно может повлечь за собой последствия?
   – Вполне, сударь.
   – Вы совершаете ошибку, Скагс, – сказал он и исчез в столбе пламени и дыма.
   Не попрощавшись. А это, между прочим, дурной тон.
 
   Внутреннее
   От кого: Асгарот, секретарь Князя тьмы
   Кому: Бегемот, специальный эксперт по РФ Подземной Канцелярии
   Тема: Личное
 
   Дражайший мой Бегемот!
   Вы просили не тревожить Вас более, и я бы этого никогда не сделал, если бы обстоятельства не сложились таким образом, каким они сложились. Но, увы, на данный момент дела обстоят так, что я настоятельно прошу Вас о конфиденциальной встрече.
   Заранее благодарю, Асгарот.
 
   Архив службы безопасности Подземной Канцелярии
   Расшифровка записи тайного прослушивания апартаментов Бегемота, специального эксперта по РФ Подземной Канцелярии
   Тема: Сложно определимо
 
   Бегемот (Шорох разворачиваемой бумаги. Пауза.): Асгарот!…………..! (Ругается нецензурно.) Я тебя………………. ! (Ругается нецензурно.)……………. твой рот……………..! (Ругается нецензурно.) …………….твои рога……………… ! (Ругается нецензурно.) ………………да что ж………………. ! (Ругается нецензурно.) ………………. Яйцо, из которого ты вылупился,………………(ругается нецензурно)…………….. хвост оторвать! (Длительная пауза.) Нет, вы подумайте, этот ……………….(ругается нецензурно) ………………..и он возомнил…………………… (ругается нецензурно) ! Да я таких три тысячи лет назад………. (ругается нецензурно) …………..делал!
   Общее время сеанса записи: сорок три минуты.
 
   Архив Подземной Канцелярии
   Из дневника Гоши
   Запись сто сорок седьмая
 
   Обычно сны свои я в дневник не записываю, не то вместо воспоминаний о бурных годах моей молодости он превратится в откровения истеричной барышни из института благородных девиц, однако для этого сна решил сделать исключение. Больно он был… странным, с одной стороны, и реалистичным – с другой. Что я имею в виду?
   Сны – вообще материя очень непростая. Именитые психологи, работы которых я почитывал в свое время, дают разные объяснения феномену сна[2], так что приводить их здесь я не буду. Сходятся они только в одном – сны сотканы из наших собственных воспоминаний, работой подсознания преображенных в более чем просто необычные формы.
   Есть люди, которые вообще не видят снов, и таких много. Большинство людей видят черно-белые сны. Небольшой процент видит сны цветные. К считаным единицам сны приходят с запахами, вкусами и ощущениями текстуры[3].
   Я тоже отношусь к считаным единицам. Хотя обычно мои сны имеют под собой твердый фундамент, худо-бедно соотносящий их с реальностью или с виртуальной реальностью, если уж на то пошло.
   Бывают кошмары, после которых я просыпаюсь в холодном поту. Особенно ужасны ночи, когда мне снится, что я становлюсь очередной жертвой Фредди Крюгера, что меня похоронили заживо и я задыхаюсь в собственном гробу, что я прихожу на работу, а мне не платят зарплату, что я езжу в автобусе или женюсь.
   Бывают сны приятные, в которых я знакомлюсь с интересными девушками, выигрываю в лотерее главный приз и уезжаю в сторону заката на белоснежном коне, к седлу которого приторочена сумка с пятью миллионами долларов.
   Бывают сны рутинные, в которых мне является моя работа или последняя компьютерная игрушка, сильно подсадившая меня в последнее время.
   Бывают, правда редко, эротические фантазии, после которых просыпаешься с эрекцией, справиться с которой может только холодный душ.
   Но все эти сны объединяет одно – в глубине души снящегося мне меня я все равно твердо знаю, что сплю и что происходящее может закончиться в любой момент, вместе с моим пробуждением.
   Но на этот раз я осознал, что это был лишь сон, только когда проснулся. И был он настолько реален, что реальность, в которой я просуществовал до этого двадцать с лишним лет, показалась мне менее реальной, чем та, которая реальной просто быть не могла. А знаете что самое интересное? Вне зависимости от того, что мне снилось раньше, занимался ли я любовью с Синди Кроуфорд или бегал по коридорам Звезды Смерти из «Звездных войн», вне зависимости от того, чью я играл роль, я оставался собой. Пусть приобретал некоторые несвойственные мне в жизни качества, знания и умения, которых я не имел днем, но я всегда оставался собой и внешне, и внутренне – более раскрепощенный, более уверенный в себе, может быть, но я.
   А в этом сне… Не знаю точно, кем я был, но уж не собой, это точно.
   Находясь под впечатлением от увиденного, я протянул руку, поставил на живот свой ноутбук и попытался проанализировать сновидение путем его записывания. Точнее, запечатывания.
   Оно состояло из нескольких частей.
 
   Часть первая
 
   Сначала был я.
   Я был бесплотным, бестелесным, беззвучным и безмысленным. Но был.
   Мир вокруг меня был бесформен и хаотичен.
   Я летал по миру наравне с первозданным хаосом. Это продолжалось долго. Время во сне, конечно, субъективно, и сложно перевести его в обычные единицы измерения, но мне показалось, что это продолжалось вечно. По крайней мере, очень долго. Потом проявились формы, и началась…
 
   Часть вторая
 
   Я стоял на возвышении, а вокруг меня колыхалось море людей.
   Я был небольшого роста, одет в серый костюм, на лысине красовалась кепка. И еще у меня была козлиная бородка. Небольшая такая, совсем жиденькая. Я посмотрел под ноги и увидел, что стою на броневике.
   Ага, подумал я, а где у нас Смольный? Смольного в пределах видимости не наблюдалось. Если быть точным, в указанных пределах не наблюдалось вообще ни одного архитектурного сооружения, даже какой-нибудь захудалой хибары, не то что целого дворца. На горизонте виднелись еле заметные очертания крупного города. С городом что-то было не так.
   Ну, я хочу сказать, что выглядел он не так, как выглядят большие города, хотя, несомненно, этот экземпляр был достаточно крупным. Над его поверхностью не торчали шпили небоскребов, не висел в небе индустриальный туман. Тогда я посмотрел на толпу.
   Не знаю, чего я ожидал, революционно настроенных матросов и рабочих, быть может, с редкими вкраплениями кожаных курток настоящих революционеров. Три ха-ха. Они были варварами.
   То есть здоровыми, грязными, полуодетыми, с длинными гривами нечесаных волос и большими топорами в руках. И все они смотрели на меня.
   – Товарищи варвары! – закричал я неожиданно для себя и с еще большим удивлением заметил, что картавлю. – Товарищи варвары! Настало революционное время! Время больших перемен! Достаточно Римская Империя уже угнетала пролетариат завоеванных ею стран! Капиталистические щупальца этого спрута простираются по всей Европе до самого африканского берега! Но настала пора разорвать цепи! Сегодня мы поразим этого гигантского спрута в самое сердце! Рыба гниет с головы, товарищи! Рим – голова Империи, давно стал притоном разврата! В то время как патриции проводят себе водопровод и убивают время в оргиях с гетерами, наблюдая, как темные, непросвещенные гладиаторы рубят друг друга на куски, рабы недоедают, товарищи! Я вам даже больше скажу! Они голодают! Пора положить этому конец! Верхи уже не могут управлять по-старому! А низы не хотят жить по-старому! Мы – не рабы, товарищи!
   – Ура! – закричали варвары.
   – Даешь! – закричали варвары.
   – Мы тоже хотим оргии с гетерами! – закричали варвары.
   – Нет! – закричал я. – Вам не будет гетер! Вам не будет вина, хлеба и зрелищ! Вам не будет водопровода и теплых ватерклозетов! Так говорю не я! Так говорят патриции! Так говорит Император!
   – Долой патрициев! – закричали варвары. – Долой Императора! Даешь гетер!
   – Рим должен пасть! – заорал я. – И тогда каждый получит по бесплатному караваю, каждый получит по бесплатному кувшину вина, каждый получит по бесплатной гетере! А патриции пускай бесплатно получат по морде!
   – Даешь! – закричали варвары.
   – Мы отберем у них все добро! – заорал я. – И разделим его по справедливости! Лавки и мастерские – рабам! Землю – крестьянам! Мечи и копья – гладиаторам! Братские могилы – цезарю и патрициям!
   – Ура! – закричали варвары.
   – На Рим! – закричали варвары.
   – За нашу варварскую родину! – закричали варвары.
   – За нашего вождя! – закричали варвары.
   – За власть Советов! – Странно, а про Советы я еще ничего не говорил.
   Они начали строиться в колонны, которые двинулись в сторону города на горизонте. Я заложил правую руку за спину, левую простер перед собой и крикнул:
   – Верной дорогой идете, товарищи!
   И тут из колонны гладиаторов выскочила женщина. Она была небольшого роста, некрасивая, с растрепанными волосами, так что на прекрасную подругу варваров никак не тянула. В руках у нее был арбалет. В арбалете была заряжена отравленная стрела.
   Откуда я знаю, что она отравленная? А откуда в своих снах мы наверняка знаем вещи, которые вроде бы знать не должны?
   – И ты, Каплан? – спросил я.
   – Ага, – сказала она, припадая на одно колено и целясь.
   – Не ожидал, – сказал я.
   – Сюрприз.
   Стрела вонзилась в мою грудь, и я почувствовал, что падаю. Земля накренилась под странным углом, и я, не в силах удержать равновесие, скатился с броневика. Последнее, что я слышал перед тем, как наступила полная темнота, был крик, встревоженный и какой-то радостно-испуганный:
   – Братаны! Кажись, Ильича завалили!
   Но самой странной была…
 
   Третья часть
 
   Я сидел в кресле. Кресло стояло в пустоте. Я был молод, хорош собой, одет в весьма изысканный костюм и покуривал сигару. Напротив меня стояло другое кресло. В нем тоже сидели.
   Мой собеседник был мужчиной солидного возраста, но не старым и ни в коей мере не дряхлым. На нем был костюм для верховой езды, порядком замызганный – следы недавней прогулки, белые перчатки он держал на сгибе локтя.
   – Так что же вы хотите, милейший? – спросил я бархатным голосом, за которым скрывалась сталь моего характера.
   – Ничего особенного, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы просто продолжали делать свое дело.
   – Какое?
   – Любое, – сказал он. – Лишь бы вы сами получали от него истинное удовольствие.
   – И какая вам с этого выгода? – осведомился я.
   – А вы не верите в мой альтруизм?
   – Простите, не верю. Я не верю в чей-либо альтруизм вообще, тем более я не могу поверить в ваш.
   – Полноте, – сказал он, – не так уж я эгоистичен.
   – Все ваши биографии говорят обратное.
   – Найти правдивого биографа всегда было большой проблемой, – сказал он. – Кто-то приукрашивает мой образ, кто-то, наоборот, пытается сделать его как можно более отталкивающим. Боюсь, никто никогда не напишет правды.
   – А в чем она заключается?
   – Я ничего не хочу для себя, – сказал он. – Что бы там обо мне ни говорили, но у меня есть работа, и я эту работу делаю. Стараюсь делать ее хорошо, по мере сил и возможностей. Ведь ни от кого нельзя требовать большего, вы согласны со мной?
   – Отчасти, – сказал я. – Знаете, мне пришла в голову одна любопытная мысль. Интересная идея. Что вы скажете, если я напишу книгу о вас? Книгу, правдивую настолько, насколько хватит моих сил и возможностей? Составленную из бесед с вами и из отрывков других биографий, которые вы сами прокомментируете?
   – Мне это было бы интересно, – сказал он. – Но вы должны понимать, что эту книгу никто и никогда не опубликует.
   – Я занимаюсь творчеством ради самого творчества, а не ради публикаций и признания общества, – сказал я. —Мне не нужны деньги и слава.
   – Тем более что они у вас уже есть.
   – Вы уходите от ответа?
   – Никоим образом. Вы знаете, я думаю, что соглашусь. С вами интересно разговаривать, поверьте, такого удовольствия я не получал от беседы уже давно. Мы будем встречаться с вами каждый вечер, усаживаться перед камином, пить теплый глинтвейн, вы будете задавать вопросы, а я буду на них отвечать. И постепенно вы узнаете обо мне то, что хотите знать. И тогда мы сможем обсудить одно маленькое дело.
   – Вот оно! – сказал я.
   – Но я только сделаю предложение, – сказал он. – Вы еще не знаете какое. И вряд ли вы можете чего-то подобного ожидать, хотя бы даже представить! И, кроме того, вы всегда вольны отказаться.
   – Так ли это?
   – Это всегда было так, – сказал он, и в этот момент я проснулся.
   Люди редко запоминают свои сны. Так, что-то размытое, неотчетливое, на самой грани «было – не было». Но этот сон я запомнил до малейших деталей, спроси меня кто – хотя кто мог меня об этом спросить, – сколько варваров стояло в первом ряду, или какого цвета были глаза у женщины с арбалетом, или, к примеру, сколько пуговиц было на камзоле незнакомца, я ответил бы незамедлительно.
   Напечатав в своем электронном дневнике очередную запись, я успокоился, выкурил сигарету и снова отправился в путешествие по стране Морфея. Больше в ту ночь мне не приснилось ничего.
 
   Архив Подземной Канцелярии
   Мемуары демона Скагса
   Запись три тысячи четыреста восемьдесят четвертая
 
   На работу я опоздал. Проспал.
   Но проспал совсем не потому, что весь вечер меня терзали сомнения и всяческие нехорошие предчувствия относительно визита княжеского секретаря. Слишком много чести было бы этому молокососу. Просто минут через двадцать после его ухода ко мне заявился утренний суккуб собственной персоной, в обличье еще более привлекательном, нежели утром. Я искренне, по крайней мере, как мне хотелось бы верить, отбивался, и сопротивлялся, но потом отдал себя на растерзание, так что всю ночь мы провели, занимаясь изощреннейшими видами плотских удовольствий.
   Удалилась она только под утро, как и положено порядочному суккубу, так что, посудите сами, много времени на сон у меня не оставалось. Вот я и проспал.
   На работе я первым делом опрокинул в себя две кружки кофе, а только потом распечатал дверь и позвал первого посетителя. К моему великому изумлению, им оказался вчерашний друид.
   Изумление мое объяснялось довольно-таки просто. Очередь на прием с жалобами и предложениями длинна, как список прегрешений Аль Капоне, и грешники выстаивают в ней по несколько лет, так что шанс, что один и тот же грешник попадется тебе в течение хотя бы одного месяца, весьма невелик. А тут два дня подряд.
   – Привет, Пандуикс, – сказал я, изумленно обвивая хвостом ножку стола. – Каким недобрым ветром тебя занесло?
   – Выменял очередь у одного знакомого, – сказал он. – Обошлось мне в работу в две смены на протяжении следующих пяти месяцев.
   Наверное, в этом месте субъекту, не знакомому с нашими внутренними порядками, потребуются некоторые разъяснения. Да, Шеф побери, грешники претерпевают мучения только в рабочее время. Все остальное время они свободны в своих передвижениях в пределах круга, по пропускам и специальным командировочным удостоверениям могут посещать с визитами и другие круги. Вы спросите: почему так?
   А почему нет? Какой смысл наказывать людей беспрерывно, если впереди все равно вечность? А если еще учесть, что, наказывая грешников, демоны работают, так разве хоть кто-то работает без выходных? Грешники отбывают свое наказание двенадцать часов в сутки, остальные двенадцать часов они вольны тратить, как им самим будет угодно. Кто-то дрыхнет в своей казарме, кто-то ходит в клубы по интересам, кто-то посещает увеселительные заведения, с разрешения Князя построенные грешниками в каждом круге.
   С психологической точки зрения это тоже верно. Полдня – наказание, полдня – усвоение преподанного урока. Нравственное совершенствование грешника, если хотите. И Пандуикс только что пообещал, что будет претерпевать наказание и за себя, очевидно, в ночную смену, и за того парня. Официально такого рода сделки между грешниками не поощряются, но обычно все смотрят на это сквозь когти.
   – И с чего такая срочность? – поинтересовался я. – Совсем канадец-лесоруб достал?
   – Нет, – сказал друид. – Я вообще-то не по этому делу.
   – Неужели со вчерашнего дня у тебя успело появиться другое дело?
   – Слухи ходят, – сказал он, – что ты собираешься нас покинуть.
   – В каком плане? – спросил я.
   – В плане, что тебя командируют в мир.
   – И кто, позволь спросить, подобные нелепости распространяет?
   – Ты же знаешь, как это бывает со слухами, – сказал он. – Кто-то слышал от своего знакомого, а тот от своего знакомого, который краем уха подслушал чужой разговор, и так далее. Концов ведь все равно не найти.
   – Что еще говорят?
   – Что тебе поручена важная миссия. – В аду факт, известный более чем одному демону или грешнику, очень скоро становится достоянием общественности. – Что после того, как ты вернешься, ты пойдешь на серьезное понижение и мы тебя больше не увидим.
   – И чего ты пришел? – спросил я.
   – Попрощаться, – сказал он. – Я тебе скажу, я видел многих демонов, и ты был одним из самых приличных. Мне, да и нам всем, я говорю от имени своего и соседних котлов, будет тебя не хватать.
   – Стокгольмский синдром, – пробормотал я.
   – Нет, правда, – сказал он, – я к тебе привык. Ты был суров, работа такая, я понимаю, но справедлив и подчиненных в узде держал.
   – А почему ты обо мне в прошедшем времени говоришь? – спросил я. – В тех слухах разве не говорилось, что я отказался?
   Он округлил глаза.
   – От таких предложений не отказываются.
   – Это еще почему?
   – Карьера, – сказал он. – Это хороший способ сделать карьеру.
   Это хороший способ загреметь в те части ада, в которых даже демону не выжить, подумал я.
   – Карьера, – повторил я, пробуя это слово на вкус. – Друид, здесь не принято говорить о чьем-либо прошлом, кроме своего собственного, и то только с твоего согласия, так что ты ничего не мог обо мне узнать. И ты слишком молод, чтобы слышать обо мне во время своей жизни на Земле. Поэтому я не буду говорить тебе о моей карьере.
   – Ты знаешь, этот канадец… – сказал он. – Забудь о нем. Не морочь себе голову моими проблемами, ладно? Я привыкну. Со временем ко всему привыкаешь.
   – Тронут, – сказал я. – Еще пять минут в таком духе, и у меня на глаза начнут наворачиваться слезы.
   – Не будут, – сказал он. – Я ухожу.
   Он протянул мне руку, и я пожал ее. Он был неплохим грешником, этот друид, по крайней мере, не самым плохим из всех, что встречались мне на пути.
   – Следующий! – гаркнул я, когда друид покинул мой кабинет.
   И он вошел. Большой, грузный и старый. Старый, как сам ад. Он видел многое и многое знал. Он был одним из самых мудрых демонов, которых я встречал. И не поленился стоять в очереди, пусть даже и несколько минут, хотя знал, что его я приму в любое время.
   – Я там грешников твоих подвинул немного, – сказал он. – Думаю, они на меня не в обиде? Ведь нет?
   – Нет! – донесся дружный хор в оставленную приоткрытой дверь.
   – Вот и ладно, – сказал он. – И вообще, вы, парни, можете отсюда валить. Приема сегодня больше не будет.
   Послышался недовольный гул голосов, затем кто-то провел перекличку, обновив список и вычеркнув из него всех, кто не явился сегодня, потом все стихло. Грешники разошлись, кто по делам, кто в поисках удовольствий.
   – Сколько веков прошло с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз, Скагги, – сказал он. – Ты ведь не станешь возражать, если я по-прежнему буду так тебя называть? Я же все еще старше тебя на три тысячи лет.
   – Зови как хочешь, Бегемот, – сказал я. – Назови хоть ангелом, только перья не выщипывай.
   – Точно, – сказал он. – А мы им в свое время пощипали перышки, верно?
   – Верно, – сказал я. – Кофе?
   – У меня с собой кое-что получше, – сказал он, вытаскивая из-под левого крыла амфору с вином и отбивая горлышко. – Афины, двенадцатый век до нашей эры[4].
   – По какому поводу? – спросил я.
   – За встречу! – провозгласил он и влил в себя примерно четверть сосуда. Только после этого он сел на свободный стул и протянул амфору мне.
   – Вот я и спрашиваю, по какому поводу эта встреча, – пояснил я.
   – А разве для встречи старых друзей нужен особый повод?
   – Видимо, да, – сказал я. – Раз ты не давал о себе знать столько веков.
   – Не обижайся, – сказал он. – Я сейчас теоретиком работаю, обучаю молодых практиков, знаешь ли. Занят двадцать пять часов в сутки, если не больше.
   – Угу, – сказал я. – Но выполнить просьбу Асгарота все-таки минутку нашел?
   – Я смотрю, ты все также прямолинеен, Скагги, – сказал он.
   – Это качество экономит массу времени, – сказал я. – Пусть впереди и вечность, но я не люблю тратить ее на пустопорожнюю болтовню. Ты не вина выпить пришел и не о старых добрых деньках потрепаться. Ты ведь по делу, так?
   – Так, – неохотно признался он.
   – Вот и переходи к делу, – сказал я.
   – А нельзя совместить приятное с полезным?.
   – Мне всегда приятно встретиться с тобой, старик, – сказал я. – Но, учитывая, что я догадываюсь, зачем ты пришел на этот раз, мне хотелось бы закончить все побыстрее. Не люблю отказывать старым друзьям.
   – Ладно, – сказал он, – не мельтеши. Асгарот к тебе вчера уже подкатывал, знаю. Как он тебе?
   – Без протокола?
   – Обижаешь, – сказал он. – На хрена мне твой протокол?
   – Молод, – начал я. – Честолюбив. Заносчив. Дерзок. Глуп. Опасен – в первую очередь для самого себя, во вторую – для всех нас.