Страница:
Система словообразования складывается из двучленных парных моделей, которые могут воспроизводиться по аналогии. Например, при наличии пар casa: casita, libro: librito можно создать cuaderno: cuadernito, tarjeta: tarjetita и пр. Система словообразования определяет рост лексического состава языка, но и сама находится в прямой зависимости от сдвигов, происходящих в словаре. Перерождение значений слов, иноязычные заимствования, совпадение основ разных частей речи и прочие частные изменения, происходящие в лексическом запасе, отражаются на состоянии языка, вводя в него новые структурно—семантические оппозиции. Эти последние могут включаться в систему словообразования. Система словообразования и лексика языка взаимообусловливают друг друга. Это препятствует выделению функциональных оппозиций, составляющих систему словообразования, из того множества лексически связанных пар слов, которые встречаются в языке.
Применение антиномии «норма – система» способствует преодолению этих трудностей.
Отделение нормативных фактов помогает четче определить и яснее представить себе границы системы словообразования, очистить это понятие от «инородных тел», а также уточнить структурную функцию моделей, освободив ее от «груза» многочисленных лексических значений конкретных слов.
2. Проблема нормы
3. Об основе слова
4. Остаточная выделимость компонентов слов
Применение антиномии «норма – система» способствует преодолению этих трудностей.
Отделение нормативных фактов помогает четче определить и яснее представить себе границы системы словообразования, очистить это понятие от «инородных тел», а также уточнить структурную функцию моделей, освободив ее от «груза» многочисленных лексических значений конкретных слов.
2. Проблема нормы
Теперь остановимся на понятии нормы применительно к словообразованию и отчасти лексике языка.
Словообразовательная конструкция заключает в себе лишь обобщенную семантику создаваемого слова. Так, испанские производные имена с суффиксом – dor указывают на исполнителя действия (предмет или лицо), обозначенного глагольной основой. Этим исчерпывается системная функция модели. Все те конкретные лексические значения, которыми обладают производные с суффиксом– dor, носят нормативный характер. Так, значение 'эксикатор' (хим.) закреплено за словом desecador нормативным путем, поскольку по своей структуре это слове могло бы относиться к любому 'сушите—лю'. Слово elector применяется лишь к избирателям (на выборах), хотя могло бы означать любого выборщика (например, выборщика цитат для толковых словарей). Это значение, следовательно, также нормативно. Elevador употребляется лишь в значении 'элеватор' (т. е. грузоподъемная машина). Это значение гораздо уже тех семантических возможностей, которые даны слову его структурой. Существительное el mostrador (от глагола mostrar 'показывать') может означать любой 'указатель'. Это общее значение совпадает по своему объему с системной функцией отглагольных имен деятеля на – dor. Кроме того, это название закрепилось за рядом конкретных предметов, таких как прилавок, стойка, циферблат, гномон (указатель высоты солнца). Эти значения ограниченней системного значения модели. Они носят нормативный, фиксированный характер.
El guión, созданное от глагола guiar 'вести, руководить', является по своей словообразовательной структуре nomen agentis и instrumen—ti. Это слово, следовательно, может обозначать все 'то, что ведет' или 'того, кто ведет'. На самом деле el guión лишено общего значения 'водителя', но имеет большое количество частных значений, каждое из которых соответствует агентивной (в широком смысле этого термина) функции модели. Ср. 'штандарт, хоругвь, флаг, справочник, сценарий, предварительный план, вожак (стаи) и др.
Общая функция модели реализовалась в языке в виде множества конкретно—предметных значений. Последние без труда подводятся под семантический тип «действователя» (агенса). Это дробление общего значения связано с действием языковой нормы.
Разумеется, при анализе предметной отнесенности слова следует различать (хотя иногда это нелегко сделать) перенос слова как целой (неделимой) единицы от нового воспроизведения словообразовательной конструкции для обозначения другого предмета. И тут и там закрепление значения производится языковой нормой, но в первом случае эта фиксация носит чисто лексический характер, во втором случае новая предметная отнесенность слова вытекает из функционирования системы словообразования.
Вся доза идиоматичности, содержащаяся в слове, определяется нормой и должна сбрасываться со счетов при построении строгой системы словообразования. Норма дополняет, конкретизирует модель при ее реализации, компенсирует недостающие в ней смысловые элементы, отсутствующую семантическую расчлененность.
Следует обратить внимание на то, что по некоторым словообразовательным конструкциям создаются слова, значения которых столь же общи и нерасчленимы как системное значение самой модели. Так, если существительные с суффиксом – dor часто обладают более конкретными значениями, чем это вытекает из их словообразовательной структуры, то прилагательные с этим суффиксом менее идиоматичны, выражая лишь то значение, которое предопределено самой моделью. Ср. bramador 'ревущий', registrador 'регистрирующий', aterrador 'устрашающий', moralizador 'морализирующий' и пр. То же относится и к прилагательным с суффиксом – able | – ible. Ср. realizable 'осуществимый', interminable 'нескончаемый', tolerable 'терпимый', irreparable 'непоправимый', insaciable 'неутолимый', incansable 'неутомимый' и пр. Признаковое значение не склонно распадаться, а предметное почти всегда членимо.
Разрыв между системным значением словообразовательной модели и лексическим значением образуемых по данной модели слов не для всех моделей одинаков. В одних случаях он сведен к минимуму или практически отсутствует. В других случаях, особенно в области образования существительных, имеющих предметное значение, он очень велик.
Нередко благодаря нормативному характеру значения слова оказывается возможным сосуществование в языке ряда образований, созданных по синонимическим моделям. Ср. el embocamiento 'вход (судна) в канал, пролив' и la embocadura 'устье, мундштук (музыкальных инструментов). За каждым из этих слов закрепляется одно из более конкретных значений в рамках системной функции данных синонимических конструкций. Так, краснодеревщик называется по—испански ebanista (а не ebanero). Напротив, медник обозначается словом calderero (а не calderista).
Присутствие в языке производного по одной лишь из синонимических моделей обусловлено действием нормативного фактора.
Hepедкo в словообразовании участвуют производящие основы полисемичных слов. Каждое значение этих слов кладет начало новому ответвлению, новому ряду производных.
Так, despido 'увольнение' образовано от despedir в значении 'увольнять', a despedida 'прощание' произведено от despedirse 'прощаться'. Связь despedir – despido и despedirse – despedida закреплена нормой.
Descargador 'грузчик' соотносится с descargar 'разгружать' и не связано с другими значениями этого глагола (например, 'стрелять, разряжать, освобождать от обязанностей' и пр.). Contar имеет два значения: 'рассказывать' и 'считать'. Каждое из этих значений образует особое имя действия: el cuento 'рассказ, сказка', la cuenta 'счет'. Enarbolar 'поднимать флаг' соотносится с существительным el árbol 'древко, мачта', хотя это значение является для слова árbol 'дерево' лишь побочным, периферийным. Ensillar 'седлать' создано от существительного la silla в значении 'седло' и никак не взаимодействует с семантическим стержнем этого слова ('стул').
Значение производных соотносится с одним из значений производящей основы в соответствии с системой словообразования, но сама связь именно с данным, а не каким—либо другим значением закрепляется языковой нормой.
В испанском языке нередко наблюдается совпадение производящих основ разных имен.[26] Это вызывается тем, что некоторые существительные различаются лишь своим конечным гласным. Последний же остается за пределами производящей формы слова. Ср. el manto 'накидка, плащ', la manta 'одеяло, шаль', el barco 'судно, корабль', la barca 'лодка', la madera 'древесина', el madero 'бревно', la copa 'бокал, кубок', el copo 'пряжа, кудель' и пр. Соотношение вторичных образований с производящей основой устанавливается в этом случае путем нормативной фиксации. Так, el barquero 'лодочник' и barquear 'перевозить на лодке' лексически соотнесены с la barca, a embarcar (se) 'погружать(ся) на корабль' образовано от el barco. Desplazar 'перемещать, вытеснять' создано от la plaza 'место, площадь', a aplazar 'откладывать, отсрочивать' образовано от el plazo 'срок'. Enmaderar 'обшивать древесиной' произведено от основы существительного la madera 'древесина' и несопоставимо с el madero 'бревно'. Rayar 'граничить, чертить', rayado и rayoso 'полосатый' образованы от la raya 'черта, граница, полоса', хотя по структуре их можно было бы понять и как произведенные от el rayo 'луч, молния'.
Часто устанавливаются весьма причудливые и никак не мотивированные системой языка связи между разными значениями производящей основы и вторичными образованиями. Так, производные от основы banc– соотносимы с самыми различными значениями существительных el banco 'скамья, банк, мель, стая (рыб) и пр. и la banca 'скамья, стол, прилавок, банк (карт.) и др. Например, глагол embancar 'садиться на мель' образован от существительного el banco в значении 'мель'. Глагол desbancar 'очищать место от скамеек соотносится с соответствующими значениями существительных el banco и la banca. Одноструктурный (омонимичный) глагол desban– car 'сорвать банк' возник от la banca 'банк (карт.). Следовательно, embancar – desbancar не образуют соотносительной пары приставочных глаголов, обычной для системы испанского словообразования (ср. emplumar – desplumar, empolvar – despolvar и пр.). Эта возможная пара разорвана языковой нормой. El banquero 'банкир' произведено от el banra 'банк'. Такого же происхождения прилагательное bancario 'банковый, банковский'. El banquero 'банкомет' уже возводится к la banca. Сложное существительное la bancarrota 'банкротство' (калька с итальянского) содержит в качестве своего стержневого компонента форму la banca, но по значению сопоставимо с существительным мужского рода el banco 'банк'. Вся эта сложная словообразовательная зависимость производных слов от производящих основ, превращенная в статические связи между готовыми словами, не может быть выведена из системы деривации. Эти соотношения закреплены в значениях слов чисто нормативно.
Очень запутанные семантические и деривативные взаимодействия складываются среди слов, содержащих производящую основу tall-. Эту основу мы находим в таких первичных существительных, как talla 'рост, скульптура, фигура', talto 'стебель, побег', talle 'стан, талия, покрой'. Анализируя значения производных слов, обнаруживаем, что tallecer и entallecer 'прорастать, давать побеги', talludo 'с длинным стеблем' созданы от el tallo. Tallista 'скульптор, резчик' произведено от la talla 'скульптура', того же происхождения глаголы entallar и tallar 'гранить, обтесывать'. Глагол entallar 'быть в талию, хорошо сидеть' образован от el talle. Соответственно и el entallado 'насечка' и entallado 'сшитый по талии' – произведены от основ разных слов.
Весь этот клубок отношений нельзя было бы распутать, руководствуясь лишь системой словообразования, не зная, как протягиваются нити, соединяющие производное слово с производящим. Разумеется, все вторичные слова были созданы в соответствии с законами словообразования. Однако особенности испанской лексики не всегда позволяют, чтобы эти системные закономерности превратились в четко различимые линии, определяющие семантические отношения между готовыми словами. Этому мешают такие факторы, как многозначность производящей основы, совпадение основ разных слов и пр. Лишь языковая норма снимает ту структурную и семантическую расплывчатость, которая возникает в связи с указанными явлениями. Норма устанавливает, с каким первичным словом следует соотносить производное. Она группирует слова в лексические гнезда, устанавливает сетку отношений между готовыми лексическими единицами. Норма в данном случае не столько компенсирует недостающую конкретность системы словообразования, сколько вносит необходимую ясность в семантические отношения между единицами лексического запаса языка в его синхронном состоянии.
Если полисемична не производящая основa, a сама конструкция, то действие нормы, фиксирующей лишь одно из возможных значений слова, связано уже непосредственно с особенностями системы словообразования. Например, суффикс —ón, присоединяясь к основе глагола, создает либо имена деятеля (tragón 'обжора', empollón 'зубрила'), либо имена действия (empujón 'толчок', tirón 'дерганье'). Эти весьма разные значения не совмещаются в рамках одного слова. Однако сама структура производного имени не может подсказать, каким из двух возможных значений оно обладает. Действие нормы, закрепляющее за словом одно из значений, вызвано многозначностью деривативной модели.
Аналогичное явление наблюдается при функциональной неопределенности модели словообразования. Например, глаголы, образованные по типу rojo – enrojecer, могут иметь любое залоговое значение. Последнее не уточнено структурой модели. Эти глаголы могут быть медиальны (ср. enrojecer 'краснеть', envejecer 'стареть'), каузативны (ср. enmollecer 'смягчать', ennegrecer 'красить в черный цвет, омрачать') либо совмещать в себе оба значения (ср. enriquecer 'обогащать, разбогатеть', enmudecer 'заставлять замолчать, онеметь, замолкнуть'). Словообразовательная структура этих слов одинакова, но их смысловой профиль различен. Распределение этих значений происходит нормативным путем и не вытекает из функции словообразовательной модели.
Действие нормы и в этом случае связано с особенностями системы словообразования.
Приведем еще один пример, показывающий, что нормативный фактор восполняет структурную недифференцированность словообразовательных моделей. В испанском языке существуют соотносимые пары возвратных и невозвратных глаголов. Структура произ—водных имен действия для всех них одинакова. По значению же nomina actionis нередко связаны лишь с одним членом производящей пары. Так, sentada 'сидение' образовано от sentarse 'садиться', levantamiento 'восстание' от levantarse 'восставать', desengaño 'разочарование' от desengañarse 'разочаровываться', espanto 'испуг' от espantarse 'испугаться'. Такого рода односторонняя связь не выражена структурой производного имени и закреплена в языке чисто нормативно.
Наконец, действие нормы увеличивает разрыв между структурой существующих в языке слов и системой активных моделей. Например, современная деривация не предусматривает создания имен с суффиксами – engo, – (a)ndera, но нормативный (не мотивированный системой) характер лексики позволяет употреблять существительные и прилагательные, созданные ранее при помощи этих элементов (ср. frailengo, abolengo, lavandera). Выше была дана беглая характеристика той роли, которую выполняет в словообразовании и отчасти в лексике языка нормативный фактор. Упор при этом был сделан не столько на то, что норма сохраняет в языке устаревшие словообразовательные конструкции – это скорее область лексики, чем деривации, сколько на роль нормы в самой реализации системы словообразования, в ее конкретно—языковом преломлении.
В заключение этого раздела подчеркнем, что нормативный фактор действует активно при необходимости закрепить за словом область его референции. Вместе с тем в живом испанском дискурсе выбор дериватов бывает достаточно вольным. Говорящие относятся к словообразованию, особенно композиции, творчески. Норма ставит предел своеволию говорящих, в сознании которых присутствует система деривации. Она избыточна и тем самым открывает перед своими потребителями – корреспондентами газет и писателями – широкие творческие возможности, приближаясь по своей «несдержанности» к синтаксическим структурам, о чем будет сказано в главе VIII.
Так «политические» суффиксы не знают ограничений в употреблении. Вот несколько примеров из газеты El Pais (18.10.04): juancarlismo, felipismo, digitalismo, mañanismo (склонность откладывать дела на завтра), emiliarse 'переписываться по электронной почте (e—mail), а также с адресатом по имени Emilio'. Вот пример свободы создания образов: Desde niño a Pedrito Tinoco le habian dicho alunado y como siempre andaba con la boca abierta – comemoscas (Vargas Llosa M.). Свобода словотворчества обернулась в испанском языке (особенно Латинской Америки) обилием прозвищ (см. примеры в гл. VI–VIII).
Словообразовательная конструкция заключает в себе лишь обобщенную семантику создаваемого слова. Так, испанские производные имена с суффиксом – dor указывают на исполнителя действия (предмет или лицо), обозначенного глагольной основой. Этим исчерпывается системная функция модели. Все те конкретные лексические значения, которыми обладают производные с суффиксом– dor, носят нормативный характер. Так, значение 'эксикатор' (хим.) закреплено за словом desecador нормативным путем, поскольку по своей структуре это слове могло бы относиться к любому 'сушите—лю'. Слово elector применяется лишь к избирателям (на выборах), хотя могло бы означать любого выборщика (например, выборщика цитат для толковых словарей). Это значение, следовательно, также нормативно. Elevador употребляется лишь в значении 'элеватор' (т. е. грузоподъемная машина). Это значение гораздо уже тех семантических возможностей, которые даны слову его структурой. Существительное el mostrador (от глагола mostrar 'показывать') может означать любой 'указатель'. Это общее значение совпадает по своему объему с системной функцией отглагольных имен деятеля на – dor. Кроме того, это название закрепилось за рядом конкретных предметов, таких как прилавок, стойка, циферблат, гномон (указатель высоты солнца). Эти значения ограниченней системного значения модели. Они носят нормативный, фиксированный характер.
El guión, созданное от глагола guiar 'вести, руководить', является по своей словообразовательной структуре nomen agentis и instrumen—ti. Это слово, следовательно, может обозначать все 'то, что ведет' или 'того, кто ведет'. На самом деле el guión лишено общего значения 'водителя', но имеет большое количество частных значений, каждое из которых соответствует агентивной (в широком смысле этого термина) функции модели. Ср. 'штандарт, хоругвь, флаг, справочник, сценарий, предварительный план, вожак (стаи) и др.
Общая функция модели реализовалась в языке в виде множества конкретно—предметных значений. Последние без труда подводятся под семантический тип «действователя» (агенса). Это дробление общего значения связано с действием языковой нормы.
Разумеется, при анализе предметной отнесенности слова следует различать (хотя иногда это нелегко сделать) перенос слова как целой (неделимой) единицы от нового воспроизведения словообразовательной конструкции для обозначения другого предмета. И тут и там закрепление значения производится языковой нормой, но в первом случае эта фиксация носит чисто лексический характер, во втором случае новая предметная отнесенность слова вытекает из функционирования системы словообразования.
Вся доза идиоматичности, содержащаяся в слове, определяется нормой и должна сбрасываться со счетов при построении строгой системы словообразования. Норма дополняет, конкретизирует модель при ее реализации, компенсирует недостающие в ней смысловые элементы, отсутствующую семантическую расчлененность.
Следует обратить внимание на то, что по некоторым словообразовательным конструкциям создаются слова, значения которых столь же общи и нерасчленимы как системное значение самой модели. Так, если существительные с суффиксом – dor часто обладают более конкретными значениями, чем это вытекает из их словообразовательной структуры, то прилагательные с этим суффиксом менее идиоматичны, выражая лишь то значение, которое предопределено самой моделью. Ср. bramador 'ревущий', registrador 'регистрирующий', aterrador 'устрашающий', moralizador 'морализирующий' и пр. То же относится и к прилагательным с суффиксом – able | – ible. Ср. realizable 'осуществимый', interminable 'нескончаемый', tolerable 'терпимый', irreparable 'непоправимый', insaciable 'неутолимый', incansable 'неутомимый' и пр. Признаковое значение не склонно распадаться, а предметное почти всегда членимо.
Разрыв между системным значением словообразовательной модели и лексическим значением образуемых по данной модели слов не для всех моделей одинаков. В одних случаях он сведен к минимуму или практически отсутствует. В других случаях, особенно в области образования существительных, имеющих предметное значение, он очень велик.
Нередко благодаря нормативному характеру значения слова оказывается возможным сосуществование в языке ряда образований, созданных по синонимическим моделям. Ср. el embocamiento 'вход (судна) в канал, пролив' и la embocadura 'устье, мундштук (музыкальных инструментов). За каждым из этих слов закрепляется одно из более конкретных значений в рамках системной функции данных синонимических конструкций. Так, краснодеревщик называется по—испански ebanista (а не ebanero). Напротив, медник обозначается словом calderero (а не calderista).
Присутствие в языке производного по одной лишь из синонимических моделей обусловлено действием нормативного фактора.
Hepедкo в словообразовании участвуют производящие основы полисемичных слов. Каждое значение этих слов кладет начало новому ответвлению, новому ряду производных.
Так, despido 'увольнение' образовано от despedir в значении 'увольнять', a despedida 'прощание' произведено от despedirse 'прощаться'. Связь despedir – despido и despedirse – despedida закреплена нормой.
Descargador 'грузчик' соотносится с descargar 'разгружать' и не связано с другими значениями этого глагола (например, 'стрелять, разряжать, освобождать от обязанностей' и пр.). Contar имеет два значения: 'рассказывать' и 'считать'. Каждое из этих значений образует особое имя действия: el cuento 'рассказ, сказка', la cuenta 'счет'. Enarbolar 'поднимать флаг' соотносится с существительным el árbol 'древко, мачта', хотя это значение является для слова árbol 'дерево' лишь побочным, периферийным. Ensillar 'седлать' создано от существительного la silla в значении 'седло' и никак не взаимодействует с семантическим стержнем этого слова ('стул').
Значение производных соотносится с одним из значений производящей основы в соответствии с системой словообразования, но сама связь именно с данным, а не каким—либо другим значением закрепляется языковой нормой.
В испанском языке нередко наблюдается совпадение производящих основ разных имен.[26] Это вызывается тем, что некоторые существительные различаются лишь своим конечным гласным. Последний же остается за пределами производящей формы слова. Ср. el manto 'накидка, плащ', la manta 'одеяло, шаль', el barco 'судно, корабль', la barca 'лодка', la madera 'древесина', el madero 'бревно', la copa 'бокал, кубок', el copo 'пряжа, кудель' и пр. Соотношение вторичных образований с производящей основой устанавливается в этом случае путем нормативной фиксации. Так, el barquero 'лодочник' и barquear 'перевозить на лодке' лексически соотнесены с la barca, a embarcar (se) 'погружать(ся) на корабль' образовано от el barco. Desplazar 'перемещать, вытеснять' создано от la plaza 'место, площадь', a aplazar 'откладывать, отсрочивать' образовано от el plazo 'срок'. Enmaderar 'обшивать древесиной' произведено от основы существительного la madera 'древесина' и несопоставимо с el madero 'бревно'. Rayar 'граничить, чертить', rayado и rayoso 'полосатый' образованы от la raya 'черта, граница, полоса', хотя по структуре их можно было бы понять и как произведенные от el rayo 'луч, молния'.
Часто устанавливаются весьма причудливые и никак не мотивированные системой языка связи между разными значениями производящей основы и вторичными образованиями. Так, производные от основы banc– соотносимы с самыми различными значениями существительных el banco 'скамья, банк, мель, стая (рыб) и пр. и la banca 'скамья, стол, прилавок, банк (карт.) и др. Например, глагол embancar 'садиться на мель' образован от существительного el banco в значении 'мель'. Глагол desbancar 'очищать место от скамеек соотносится с соответствующими значениями существительных el banco и la banca. Одноструктурный (омонимичный) глагол desban– car 'сорвать банк' возник от la banca 'банк (карт.). Следовательно, embancar – desbancar не образуют соотносительной пары приставочных глаголов, обычной для системы испанского словообразования (ср. emplumar – desplumar, empolvar – despolvar и пр.). Эта возможная пара разорвана языковой нормой. El banquero 'банкир' произведено от el banra 'банк'. Такого же происхождения прилагательное bancario 'банковый, банковский'. El banquero 'банкомет' уже возводится к la banca. Сложное существительное la bancarrota 'банкротство' (калька с итальянского) содержит в качестве своего стержневого компонента форму la banca, но по значению сопоставимо с существительным мужского рода el banco 'банк'. Вся эта сложная словообразовательная зависимость производных слов от производящих основ, превращенная в статические связи между готовыми словами, не может быть выведена из системы деривации. Эти соотношения закреплены в значениях слов чисто нормативно.
Очень запутанные семантические и деривативные взаимодействия складываются среди слов, содержащих производящую основу tall-. Эту основу мы находим в таких первичных существительных, как talla 'рост, скульптура, фигура', talto 'стебель, побег', talle 'стан, талия, покрой'. Анализируя значения производных слов, обнаруживаем, что tallecer и entallecer 'прорастать, давать побеги', talludo 'с длинным стеблем' созданы от el tallo. Tallista 'скульптор, резчик' произведено от la talla 'скульптура', того же происхождения глаголы entallar и tallar 'гранить, обтесывать'. Глагол entallar 'быть в талию, хорошо сидеть' образован от el talle. Соответственно и el entallado 'насечка' и entallado 'сшитый по талии' – произведены от основ разных слов.
Весь этот клубок отношений нельзя было бы распутать, руководствуясь лишь системой словообразования, не зная, как протягиваются нити, соединяющие производное слово с производящим. Разумеется, все вторичные слова были созданы в соответствии с законами словообразования. Однако особенности испанской лексики не всегда позволяют, чтобы эти системные закономерности превратились в четко различимые линии, определяющие семантические отношения между готовыми словами. Этому мешают такие факторы, как многозначность производящей основы, совпадение основ разных слов и пр. Лишь языковая норма снимает ту структурную и семантическую расплывчатость, которая возникает в связи с указанными явлениями. Норма устанавливает, с каким первичным словом следует соотносить производное. Она группирует слова в лексические гнезда, устанавливает сетку отношений между готовыми лексическими единицами. Норма в данном случае не столько компенсирует недостающую конкретность системы словообразования, сколько вносит необходимую ясность в семантические отношения между единицами лексического запаса языка в его синхронном состоянии.
Если полисемична не производящая основa, a сама конструкция, то действие нормы, фиксирующей лишь одно из возможных значений слова, связано уже непосредственно с особенностями системы словообразования. Например, суффикс —ón, присоединяясь к основе глагола, создает либо имена деятеля (tragón 'обжора', empollón 'зубрила'), либо имена действия (empujón 'толчок', tirón 'дерганье'). Эти весьма разные значения не совмещаются в рамках одного слова. Однако сама структура производного имени не может подсказать, каким из двух возможных значений оно обладает. Действие нормы, закрепляющее за словом одно из значений, вызвано многозначностью деривативной модели.
Аналогичное явление наблюдается при функциональной неопределенности модели словообразования. Например, глаголы, образованные по типу rojo – enrojecer, могут иметь любое залоговое значение. Последнее не уточнено структурой модели. Эти глаголы могут быть медиальны (ср. enrojecer 'краснеть', envejecer 'стареть'), каузативны (ср. enmollecer 'смягчать', ennegrecer 'красить в черный цвет, омрачать') либо совмещать в себе оба значения (ср. enriquecer 'обогащать, разбогатеть', enmudecer 'заставлять замолчать, онеметь, замолкнуть'). Словообразовательная структура этих слов одинакова, но их смысловой профиль различен. Распределение этих значений происходит нормативным путем и не вытекает из функции словообразовательной модели.
Действие нормы и в этом случае связано с особенностями системы словообразования.
Приведем еще один пример, показывающий, что нормативный фактор восполняет структурную недифференцированность словообразовательных моделей. В испанском языке существуют соотносимые пары возвратных и невозвратных глаголов. Структура произ—водных имен действия для всех них одинакова. По значению же nomina actionis нередко связаны лишь с одним членом производящей пары. Так, sentada 'сидение' образовано от sentarse 'садиться', levantamiento 'восстание' от levantarse 'восставать', desengaño 'разочарование' от desengañarse 'разочаровываться', espanto 'испуг' от espantarse 'испугаться'. Такого рода односторонняя связь не выражена структурой производного имени и закреплена в языке чисто нормативно.
Наконец, действие нормы увеличивает разрыв между структурой существующих в языке слов и системой активных моделей. Например, современная деривация не предусматривает создания имен с суффиксами – engo, – (a)ndera, но нормативный (не мотивированный системой) характер лексики позволяет употреблять существительные и прилагательные, созданные ранее при помощи этих элементов (ср. frailengo, abolengo, lavandera). Выше была дана беглая характеристика той роли, которую выполняет в словообразовании и отчасти в лексике языка нормативный фактор. Упор при этом был сделан не столько на то, что норма сохраняет в языке устаревшие словообразовательные конструкции – это скорее область лексики, чем деривации, сколько на роль нормы в самой реализации системы словообразования, в ее конкретно—языковом преломлении.
В заключение этого раздела подчеркнем, что нормативный фактор действует активно при необходимости закрепить за словом область его референции. Вместе с тем в живом испанском дискурсе выбор дериватов бывает достаточно вольным. Говорящие относятся к словообразованию, особенно композиции, творчески. Норма ставит предел своеволию говорящих, в сознании которых присутствует система деривации. Она избыточна и тем самым открывает перед своими потребителями – корреспондентами газет и писателями – широкие творческие возможности, приближаясь по своей «несдержанности» к синтаксическим структурам, о чем будет сказано в главе VIII.
Так «политические» суффиксы не знают ограничений в употреблении. Вот несколько примеров из газеты El Pais (18.10.04): juancarlismo, felipismo, digitalismo, mañanismo (склонность откладывать дела на завтра), emiliarse 'переписываться по электронной почте (e—mail), а также с адресатом по имени Emilio'. Вот пример свободы создания образов: Desde niño a Pedrito Tinoco le habian dicho alunado y como siempre andaba con la boca abierta – comemoscas (Vargas Llosa M.). Свобода словотворчества обернулась в испанском языке (особенно Латинской Америки) обилием прозвищ (см. примеры в гл. VI–VIII).
3. Об основе слова
Одним из принципов, на которые должно опираться описание синхронной системы словообразования, является учет различия между словообразовательной и морфологической структурой основ слова.
Словообразование устанавливает системные отношения, регулирующие создание новых лексических единиц. Морфология занимается структурой имеющихся в языке слов. В словах откладываются и сохраняют свою значимость лексические элементы разных исторических эпох. Они еще не утрачивают семантического веса внутри слова, которое остается мотивированным в своем значении. Не все слова, морфологически членимые, соответствуют живым нормам словообразования, не все слова, сложные по своему составу, могут служить образцом, по аналогии с которым моделируются новые слова. В языке продолжают существовать элементы, утратившие словообразовательную силу, выпавшие из системы деривации, либо еще не получившие определенной функции, не вошедшие в строй языка, но уже осмысленные языковым сознанием. В языке живут также компоненты слов, проникшие в него в результате заимствований, и, что особенно важно для языков романской группы, в составе латинизмов.
Итак, многие элементы, сохраняющие свою значимость с точки зрения морфологии слова, не входят в то же время в систему словообразования. Не входят в систему языка всякого рода случайные, нерегулярные образования, содержащие живой аффикс, но структура которых отклоняется от нормального типа деривации. Так, испанский суффикс – able | – ible выделим в словах amigable, saludable, bonancible. Однако эти прилагательные, возникшие от именных основ, не служат моделью словообразования в современном языке. Не являются продуктивными также прилагательные типа espantable, agradable, durable, dañable, в которых суффикс выражает активное, а не пассивное отношение к действию. Не принадлежат к системе языка и такие модели, как feriante, galante, cabildante, comediante, содержащие основы существительных, а не глаголов, хотя и в этих словах сама выделимость суффикса не подлежит сомнению. Следовательно, в синхронное описание структуры слов включаются и соотносительные пары, представляющие как бы потенциальные типы словообразования. Напротив, синхронное изучение словообразования оперирует лишь реально действующими моделями. Синхронное словообразование изучает типы, по которым моделируются новые слова. Морфология основ изучает реальный состав входящих в язык слов.
К числу пассивных морфем могут относиться и аффиксы иностранного происхождения, попавшие в язык в составе заимствован—ных слов. Отсюда естественно сделать вывод, что изучение синхронного словообразования и анализ структуры слова основываются на разных принципах. Синхронное словообразование исходит из продуктивности типа, из его самостоятельности, морфология – из значимости элемента слова.[27]
Компонентам слова свойственна разная степень выделимости. Наиболее рельефно выступают те из них, которые в данный период развития языка обладают словообразующей функцией либо употребляются самостоятельно. Можно утверждать поэтому, что выде—лимость морфемы связана с ее ролью в словообразовании. Однако эту зависимость не следует понимать прямолинейно. Многие элементы могут функционировать в языке самостоятельно и в то же время с трудом осознаваться в составе слов в силу их последующего семантического развития. В этой связи возникает специфический для морфологии основ вопрос о том, насколько нарушение семантических отношений влияет на разложимость слова. Следует ли членить, например, такие испанские слова, как gallardo (от gallo), despedir (от pedir), galante (от gala) и пр.? Этот вопрос должен решаться в рамках более общей проблемы тождества языковых элементов.
Итак, аффиксальные компоненты слова могут обладать одновременно значимостью и продуктивностью. Их активность вводит их в круг словопроизводства, а их семантическое содержание определяет их участие в мотивировке значения слова, формирует его внутренний образ. При изучении синхронного словообразования принимается в расчет функциональная нагрузка элемента; исследуя синхронную морфологию слова, мы обращаем внимание на его значимость (valeur). Выясняя значение морфемы, возможно выделять ее в составе любого слова. Так, значение префиксов des– и in– одинаково ясно выступает в таких словах, как desarrollar, deshojar, desequilibrar, desesperar(se), independiente, incumplido, inquieto, и таких, как desarrollo, deshoje, desequilibrio, desesperanza, independerse, incumplir, inquietar, хотя первый ряд слов действительно образован при помощи данных приставок, а второй нет. Основы перечисленных слов в равной степени мотивированы. Напротив, изучение словообразовательной функции элемента не допускает подобного произвола в выборе материала. Роль аффикса в словообразовании можно обнаружить, лишь наблюдая над структурой и значением слов, созданных при его прямом участии.
Мы говорили о компонентах слов, объединяющих семантическую значимость и словообразующую активность. Но если нельзя себе представить элементы продуктивные, но не осмысленные, то вполне возможно существование морфем значимых, но не функционирующих самостоятельно. Понятно, что не все аффиксы, встречающиеся в составе слов, сохранили продуктивность. Такие морфемы, как – mienta | – menta, – ita, – ezno, – amen, – ático, – iento, не создают в испанском языке новых слов, но, встречаясь в составе готовых единиц, они легко в них выделяются, чему способствует наличие аналогических образований. Ср. herramienta, vestimenta, cornamenta; israelita, jesuita; lobezno, viborezno; certamen, botamen, pelamen; ponzoñiento, soñoliento, avariento, grasiеnto, hambriento; lunático, asiático, friático. Эти элементы мотивируют значение слова[28] и поэтому должны изучаться в морфологии основ слова, но они не имеют никакого отношения к словообразованию данного периода.
Э. Пишон в одной из своих работ по теории словообразования[29] назвал механизм, ведущий мысль от производящей основы к производному слову, démarrage psychologique (т. e. психологическое отделение, отправление). Действие этого устройства, согласно Э. Пиш—ону, позволяет нам создавать новые слова. Механизм, ведущий мысль от производного слова к производящей основе, Э. Пишон назвал amarrage psychologique (т. e. психологическое сцепление, присоединение). Действие этого аппарата мысли позволяет нам понимать слова, даже если мы никогда раньше их не слышали. Наблюдая за непродуктивными морфемами, мы замечаем, что механизм amarrage, т. е. ассоциирование слова с определенной структурной серией, еще функционирует, хотя, возможно, и на холостом ходу, а процесс démarrage оказывается уже замершим.
Словообразование устанавливает системные отношения, регулирующие создание новых лексических единиц. Морфология занимается структурой имеющихся в языке слов. В словах откладываются и сохраняют свою значимость лексические элементы разных исторических эпох. Они еще не утрачивают семантического веса внутри слова, которое остается мотивированным в своем значении. Не все слова, морфологически членимые, соответствуют живым нормам словообразования, не все слова, сложные по своему составу, могут служить образцом, по аналогии с которым моделируются новые слова. В языке продолжают существовать элементы, утратившие словообразовательную силу, выпавшие из системы деривации, либо еще не получившие определенной функции, не вошедшие в строй языка, но уже осмысленные языковым сознанием. В языке живут также компоненты слов, проникшие в него в результате заимствований, и, что особенно важно для языков романской группы, в составе латинизмов.
Итак, многие элементы, сохраняющие свою значимость с точки зрения морфологии слова, не входят в то же время в систему словообразования. Не входят в систему языка всякого рода случайные, нерегулярные образования, содержащие живой аффикс, но структура которых отклоняется от нормального типа деривации. Так, испанский суффикс – able | – ible выделим в словах amigable, saludable, bonancible. Однако эти прилагательные, возникшие от именных основ, не служат моделью словообразования в современном языке. Не являются продуктивными также прилагательные типа espantable, agradable, durable, dañable, в которых суффикс выражает активное, а не пассивное отношение к действию. Не принадлежат к системе языка и такие модели, как feriante, galante, cabildante, comediante, содержащие основы существительных, а не глаголов, хотя и в этих словах сама выделимость суффикса не подлежит сомнению. Следовательно, в синхронное описание структуры слов включаются и соотносительные пары, представляющие как бы потенциальные типы словообразования. Напротив, синхронное изучение словообразования оперирует лишь реально действующими моделями. Синхронное словообразование изучает типы, по которым моделируются новые слова. Морфология основ изучает реальный состав входящих в язык слов.
К числу пассивных морфем могут относиться и аффиксы иностранного происхождения, попавшие в язык в составе заимствован—ных слов. Отсюда естественно сделать вывод, что изучение синхронного словообразования и анализ структуры слова основываются на разных принципах. Синхронное словообразование исходит из продуктивности типа, из его самостоятельности, морфология – из значимости элемента слова.[27]
Компонентам слова свойственна разная степень выделимости. Наиболее рельефно выступают те из них, которые в данный период развития языка обладают словообразующей функцией либо употребляются самостоятельно. Можно утверждать поэтому, что выде—лимость морфемы связана с ее ролью в словообразовании. Однако эту зависимость не следует понимать прямолинейно. Многие элементы могут функционировать в языке самостоятельно и в то же время с трудом осознаваться в составе слов в силу их последующего семантического развития. В этой связи возникает специфический для морфологии основ вопрос о том, насколько нарушение семантических отношений влияет на разложимость слова. Следует ли членить, например, такие испанские слова, как gallardo (от gallo), despedir (от pedir), galante (от gala) и пр.? Этот вопрос должен решаться в рамках более общей проблемы тождества языковых элементов.
Итак, аффиксальные компоненты слова могут обладать одновременно значимостью и продуктивностью. Их активность вводит их в круг словопроизводства, а их семантическое содержание определяет их участие в мотивировке значения слова, формирует его внутренний образ. При изучении синхронного словообразования принимается в расчет функциональная нагрузка элемента; исследуя синхронную морфологию слова, мы обращаем внимание на его значимость (valeur). Выясняя значение морфемы, возможно выделять ее в составе любого слова. Так, значение префиксов des– и in– одинаково ясно выступает в таких словах, как desarrollar, deshojar, desequilibrar, desesperar(se), independiente, incumplido, inquieto, и таких, как desarrollo, deshoje, desequilibrio, desesperanza, independerse, incumplir, inquietar, хотя первый ряд слов действительно образован при помощи данных приставок, а второй нет. Основы перечисленных слов в равной степени мотивированы. Напротив, изучение словообразовательной функции элемента не допускает подобного произвола в выборе материала. Роль аффикса в словообразовании можно обнаружить, лишь наблюдая над структурой и значением слов, созданных при его прямом участии.
Мы говорили о компонентах слов, объединяющих семантическую значимость и словообразующую активность. Но если нельзя себе представить элементы продуктивные, но не осмысленные, то вполне возможно существование морфем значимых, но не функционирующих самостоятельно. Понятно, что не все аффиксы, встречающиеся в составе слов, сохранили продуктивность. Такие морфемы, как – mienta | – menta, – ita, – ezno, – amen, – ático, – iento, не создают в испанском языке новых слов, но, встречаясь в составе готовых единиц, они легко в них выделяются, чему способствует наличие аналогических образований. Ср. herramienta, vestimenta, cornamenta; israelita, jesuita; lobezno, viborezno; certamen, botamen, pelamen; ponzoñiento, soñoliento, avariento, grasiеnto, hambriento; lunático, asiático, friático. Эти элементы мотивируют значение слова[28] и поэтому должны изучаться в морфологии основ слова, но они не имеют никакого отношения к словообразованию данного периода.
Э. Пишон в одной из своих работ по теории словообразования[29] назвал механизм, ведущий мысль от производящей основы к производному слову, démarrage psychologique (т. e. психологическое отделение, отправление). Действие этого устройства, согласно Э. Пиш—ону, позволяет нам создавать новые слова. Механизм, ведущий мысль от производного слова к производящей основе, Э. Пишон назвал amarrage psychologique (т. e. психологическое сцепление, присоединение). Действие этого аппарата мысли позволяет нам понимать слова, даже если мы никогда раньше их не слышали. Наблюдая за непродуктивными морфемами, мы замечаем, что механизм amarrage, т. е. ассоциирование слова с определенной структурной серией, еще функционирует, хотя, возможно, и на холостом ходу, а процесс démarrage оказывается уже замершим.
4. Остаточная выделимость компонентов слов
Выше говорилось об аффиксах, отличающихся друг от друга наличием или отсутствием активности, но входящих в определенные морфологические серии. Наряду с ними существуют также единичные элементы, значение которых не опирается на аналогию. Ср. такие русские слова, как попадья, сухомень, болтовня, молодежь, луковица, успех, cр. такие испанские слова, как terráqueo honesto, limítrofе, ranacuajo. Единичные компоненты обладают так называемой остаточной выделимостью в составе слова. Их граница oбусловлена границей соседнего элемента, а их семантическая нагрузка в современном языке определяется как разница в значении всего слова и другой его части. Она носит, следовательно, как бы вторичный характер. Вопрос о выделимости подобных элементов, неповторимых и единственных в свое роде, должен решаться только в плане изучения морфологии слова. Но так как он наиболее очевидно вскрывает разницу в исследовательских приемах, используемых при морфологическом членении слова и при синхронном изучении словообразования, остановимся на нем несколько более подробно.
Проблема остаточного значения неоднократно дискутировалась на страницах лингвистической литературы. Одни ученые полагали, что единичные компоненты могут быть выделены в составе слова. Другие возражали против этого, третьи считали, что это возможно только по отношению к аффиксам. Так, Л. Блумфилд утверждал, что единичные элементы (unique constituents), встречающиеся лишь в одной комбинации, являются языковой формой. Если составная единица кроме общей части содержит остаток, такой как cran– в cranberry, который не встречается ни в какой другой сложной форме, то этот остаток есть также языковая форма, это единичный компонент комплексной формы,[30] писал Л. Блумфилд. Точка зрения Л. Блумфилда повлияла на взгляды многих американских дескриптивистов, которые в большинстве случаев стремятся соблюдать принцип морфемной полноты слова (morphemic accountability).[31] Например, Дж. Гринберг, вводя для выделения морфем принцип «квадрата» (square), т. е. необходимого наличия в языке сочетаний типа АС: ВС:: АD: ВD (eating: walking:: eats: walks), сразу же оговаривается, что от этой нормы следует отступать, если речь идет о единичных элементах типа huckle– в huckleberry.[32] Иного мнения придерживается Д. Болинджер, считающий, что значимость элемента слова определяется свойственной ему свободой сочетаемости.[33] Он отрицает саму возможность существования в языке остаточного значения, устанавливаемого методом вычитания, методом выяснения семантической разности.
Проблема остаточного значения неоднократно дискутировалась на страницах лингвистической литературы. Одни ученые полагали, что единичные компоненты могут быть выделены в составе слова. Другие возражали против этого, третьи считали, что это возможно только по отношению к аффиксам. Так, Л. Блумфилд утверждал, что единичные элементы (unique constituents), встречающиеся лишь в одной комбинации, являются языковой формой. Если составная единица кроме общей части содержит остаток, такой как cran– в cranberry, который не встречается ни в какой другой сложной форме, то этот остаток есть также языковая форма, это единичный компонент комплексной формы,[30] писал Л. Блумфилд. Точка зрения Л. Блумфилда повлияла на взгляды многих американских дескриптивистов, которые в большинстве случаев стремятся соблюдать принцип морфемной полноты слова (morphemic accountability).[31] Например, Дж. Гринберг, вводя для выделения морфем принцип «квадрата» (square), т. е. необходимого наличия в языке сочетаний типа АС: ВС:: АD: ВD (eating: walking:: eats: walks), сразу же оговаривается, что от этой нормы следует отступать, если речь идет о единичных элементах типа huckle– в huckleberry.[32] Иного мнения придерживается Д. Болинджер, считающий, что значимость элемента слова определяется свойственной ему свободой сочетаемости.[33] Он отрицает саму возможность существования в языке остаточного значения, устанавливаемого методом вычитания, методом выяснения семантической разности.