Страница:
– После которой по счету жертвы вы решили остановиться? – спросил Холмс. – После пятой?
– Число неверное, но это не важно. Меня отправили учиться в Итон, затем в Кембридж, и все-таки я порой находил возможности побаловать себя. – Злодей спокойно отодвинул тарелку. В этот жуткий час он, казалось, не испытывает ни капли скорби или сожаления, наоборот, наслаждается, предаваясь воспоминаниям о былых преступлениях. – Но, кажется, наша беседа подходит к концу! – Он слабо улыбнулся.
Мы с Холмсом поднялись и поспешили прочь из этого ужасного места.
Тут я предлагаю проницательному читателю самостоятельно сделать вывод о том, что представляют собой признания этого безумца. Что это было? Может быть, он и вправду рехнулся, поверив в свою гениальность, и все его рассказы – это не более чем бред сумасшедшего эгоцентрика? Я же полагаю, что при всем множестве бесконечных догадок и предположений относительно личности так называемого Джека Потрошителя, печально известного обитателям трущоб в Уайтчепел, мною впервые изложена наиболее правдоподобная версия его преступлений.
3
– Число неверное, но это не важно. Меня отправили учиться в Итон, затем в Кембридж, и все-таки я порой находил возможности побаловать себя. – Злодей спокойно отодвинул тарелку. В этот жуткий час он, казалось, не испытывает ни капли скорби или сожаления, наоборот, наслаждается, предаваясь воспоминаниям о былых преступлениях. – Но, кажется, наша беседа подходит к концу! – Он слабо улыбнулся.
Мы с Холмсом поднялись и поспешили прочь из этого ужасного места.
Тут я предлагаю проницательному читателю самостоятельно сделать вывод о том, что представляют собой признания этого безумца. Что это было? Может быть, он и вправду рехнулся, поверив в свою гениальность, и все его рассказы – это не более чем бред сумасшедшего эгоцентрика? Я же полагаю, что при всем множестве бесконечных догадок и предположений относительно личности так называемого Джека Потрошителя, печально известного обитателям трущоб в Уайтчепел, мною впервые изложена наиболее правдоподобная версия его преступлений.
3
Исчезновение лорда Донерли
– Сообщают, что лорд Донерли пропал, – сказал я как-то утром за завтраком, когда Холмс приступил ко второму яйцу.
– Ватсон, я умираю с голоду, – ответил Холмс, – я целую ночь провозился с трупом в морге Клеркенвелла.
– Надеюсь, случай хотя бы интересный?
Зная, что моего друга интересуют все аспекты криминального расследования, я полагал, что полиция озадачена чьей-то смертью, произошедшей при неестественных, необъяснимых обстоятельствах.
– Очень, – ответил Холмс. – Утопленник из Темзы.
– Странно, – заметил я. – Если какому-нибудь несчастному случится утонуть, речная полиция едва ли привезет его тело в Клеркенвелл.
– Возвращаясь к вашему вопросу, Ватсон, должен пояснить, что это труп пожилой женщины, проживавшей в Ист-Энде. Последним ее видел уличный торговец спичками неподалеку от собора Святого Павла. По всем признакам, она утонула, однако ее тело нашли в подвале одного из пабов в Кенннингтоне, обернутым в газеты. Вот в чем загвоздка. А вы, кстати, упомянули лорда Донерли?
– Да. «Телеграф» и «Таймс» сообщают о его таинственном исчезновении на похоронах.
– На похоронах? А кто умер?
– Сэр Уолтер Уоллингтон. По-видимому, он доводился лорду дядей.
– Ах, это знаменитый археолог Уоллингтон?
– Да, он.
Отдав Холмсу газету, я встал из-за стола и пересел в свое любимое кресло.
На дворе стоял пронзительный холод, даже окна за ночь покрылись ледяными узорами. Огонь в нашем очаге едва теплился, так что я взял кочергу и принялся ворошить угли, чтобы прибавить жару. Когда пламя за решеткой наконец вспыхнуло и разгорелось, я услышал, как внизу звонит дверной колокольчик, и вскоре в гостиную вошел мужчина в черном цилиндре и строгом черном пальто с последним номером «Таймс» под мышкой.
– Добрый день, джентльмены, – поздоровался он. – Надеюсь, я не помешал вашему завтраку?
– Мы уже позавтракали. – Холмс поднял глаза от газеты. – Если хотите кофе, то в кофейнике еще довольно.
– Благодарю вас, это будет кстати, – ответил наш гость, снимая цилиндр.
– Вы приехали на метро? – поинтересовался я.
– Нет, в кебе.
– Насколько я понимаю, вы к нам насчет лорда Донерли, – сказал Холмс, – вижу, у вас на рукаве траурная повязка. Возьмите чашку и присаживайтесь ближе к огню, вы, наверное, замерзли.
– А вы, сэр, стало быть, мистер Шерлок Холмс?
– Да, – кивнул Холмс, – а это мой коллега доктор Ватсон. Вы курите? Вот, берите сигару. Как сейчас на дорогах? Заторы, судя по всему?
– Ужасные заторы, мистер Холмс.
– Откуда вы приехали?
– Из Хэмпстеда, но я живу и работаю в Эдинбурге.
– Молодой лорд шотландец?
– Да. Я сопровождал его на похороны в Лондон. Моя фамилия Тимпсон, я адвокат семьи.
– У них замок в Лите, не так ли?
– Да. Там живет матушка лорда, леди Макгрегор. Свой дом в Челси она давно оставила по состоянию здоровья. Три недели назад ее светлость получили известие о болезни Уолли, и вскоре стало ясно, что бедняга долго не протянет. Тогда она направила Чарли в Лондон в качестве представителя клана, а меня попросила сопровождать юного лорда и присматривать за ним. Он страстно увлечен бегами и не вылезает из Эпсома.
– Наверное, и собственную лошадь держит?
– Совсем недавно у него было даже несколько. Лорд хоть и не наделен деловой хваткой и проницательностью, но уж больно любит лошадей и порой не может отказать себе в удовольствии купить скакуна. При таком подходе ему, понятно, хочется побеждать. Вот только сколько бы денег он ни швырял на высокопородных лошадей, все заезды они проигрывают. Да еще его лучший жокей в прошлом году оставил службу. Хуже того, он привык руководствоваться чужими советами, что привело к денежным трудностям.
– Короче говоря, он наделал долгов.
– Именно так, мистер Холмс. Его мать просто в отчаянии. Понимаете ли, высокое положение ее покойного мужа, бывшего командующего Пятым корпусом шотландских королевских стрелков, его безупречная военная и политическая карьера – все это накладывает обязательства. Ситуация в высшей степени щекотливая, оттого меня и призвали в замок.
Граф Альберто Веницилос, родом из Греции, утверждает, что несколько месяцев тому назад Чарли приобрел у него жеребца по кличке Алмаз Сарацинов – в долг, разумеется, под расписку. В Ньюмаркете жеребец пришел в последней десятке, а затем упал и сломал шею на ипподроме «Эйнтри», но граф тем не менее требует денег.
– И сколько же стоила эта лошадь?
– Сейчас трудно сказать, доктор Ватсон, – ответил Тимпсон с циничной усмешкой, – однако граф предъявил мне несколько платежных векселей, подписанных Чарли, на сумму пятьдесят тысяч гиней. Сам Чарли утверждает, что жеребца не покупал, а подписи на векселях фальшивые. Грек, естественно, пригрозил подать в суд. Необходимо как можно скорее достичь компромисса, иначе огласки не избежать. По просьбе леди Макгрегор, я обратился за советом к знаменитому барристеру сэру Хамфри Ардену – королевскому адвокату, и он, взвесив все факты, порекомендовал мне найти деньги и выплатить долг, не доводя дела до суда.
Видите ли, при иных обстоятельствах сэр Хамфри такого бы не посоветовал, ведь его связывала близкая дружба с покойным мужем леди Макгрегор, которого он высоко ценил и уважал как героя Тель-эль-Кебира и Османси. Однако он также знаком с личным врачом леди Макгрегор и наверняка в курсе ее хрупкого здоровья, которое не позволит ей перенести открытый суд и последующую громкую огласку дела. В общем, согласно моим инструкциям, она дала согласие выплатить графу пятьдесят тысяч гиней.
– А лорд Донерли обыкновенно любящий и заботливый сын?
– Конечно!
– Думаю, что люди, советами которых он руководствовался, использовали его в своих корыстных интересах. Может быть, они члены одной преступной группы.
– Кстати, говорят, что граф Альберто Веницилос на днях вернулся в Лондон.
– Для того, наверное, чтобы дальше шантажировать и запугивать молодого лорда, – заметил я.
– Само собой. Он занимает апартаменты в гостинице «Англетер» в Патрасе близ Олимпии, а также в Монте-Карло. Будучи поклонником спорта королей, сюда он приезжает, чтобы посетить «Гандикап Понсонби» в Ньюмаркете.
– В таком случае мы должны торопиться. Я немедленно отправлю телеграмму в Министерство иностранных дел. Сейчас в отеле «Карлтон» проживает греческая делегация – возможно, они помогут нам найти графа Веницилоса. А между тем мне необходимо посетить дом сэра Уолтера Уоллингтона в Хэмпстеде, мистер Тимпсон.
Поручив миссис Хадсон отправить несколько срочных телеграмм, мы с Холмсом прыгнули в кеб и помчались, под яростный звон колокольчика, по Бейкер-стрит. Без малого десять мы прибыли в Хэмпстед. Небо хмурилось, предвещая дождь, пока наш возница тащился в гору к дому Уоллингтона. Тимпсон отпер дверь своим ключом, и мы вошли в пустые пыльные комнаты, где зеркала были затянуты траурными занавесями.
Мы сразу направились в кабинет сэра Уолтера.
Холмс подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы разбавить густой полумрак дневным светом. В кабинете все осталось так, как было при жизни хозяина. На столе находились трубки и прочие личные вещи, на полках теснились сувениры, привезенные из бесчисленных экспедиций и с раскопок, с фотографий смотрел Уоллингтон в Египте, Уоллингтон в Новой Шотландии и Уоллингтон на реке Замбези.
Над мраморным камином, на двух больших медных крюках, вбитых в стену, помещалась лопата, а ниже была надпись: «Эту лопату я первым вонзил в могилу Атары. Уоллингтон».
– Крепкий инструмент, – заметил Холмс, с интересом разглядывая лопату, – хотя немного помятый. Боюсь, что для садовых работ уже не годится.
А я подошел к окну и закурил сигарету. Мой взгляд привлекла постройка среди деревьев в дальнем конце сада, которую я поначалу принял за голубятню.
– Это склеп, – сказал Тимпсон. – Уоллингтон сам его соорудил – для себя и своей жены Кэтрин. Она тоже умерла, увы, и теперь они лежат там вдвоем.
Треугольную крышу склепа венчала статуя египетской царицы Нефертити.
– Примечательно, – сказал Холмс, подходя к окну. – Но меня пока больше интересует дом. Что за стеной, мистер Тимпсон?
– А здесь, так сказать, поминальная зала, – объяснил Тимпсон, когда мы переместились в следующую комнату. – Многие собрались тут выпить последний бокал шампанского за Уолли.
– Когда это происходило?
– В день похорон, конечно.
Это было просторное светлое помещение с эркером длиной более тридцати футов. Из большого окна был виден газон. На мраморном камине, украшенном греческим орнаментом, поместили большую фотографию археолога в траурной черной рамке. Мебели в комнате не было, за исключением двух стоек под гроб.
– Уоллингтон, очевидно, был высоким человеком, – заметил Холмс, видя, как велико расстояние между стойками.
– Да, мистер Холмс. Выше шести футов ростом и крепкого телосложения. Гроб был такой тяжелый, что его несли восемь человек.
Наклонившись, Холмс принялся рассматривать пол у себя под ногами в увеличительное стекло и вдруг крикнул:
– Вот это да! Ватсон! Откройте окно, мало света!
Когда я исполнил его просьбу, он буквально приник носом к доскам, а мы с любопытством наблюдали за ним. Затем Холмс вскочил и, предпочитая не тратить время на объяснения, заявил:
– Теперь мне хотелось бы увидеть спальню лорда Донерли.
Тимпсон повел нас наверх в гостевую комнату, которая после унылой поминальной залы показалась нам особенно милой. Вещи лорда лежали в беспорядке в углу и на серванте. Тут был диван и небольшой столик, где стоял бокал воды и дорожный будильник, неистово отсчитывающий время.
– Здесь ничего не перемещали? – спросил Холмс.
– Нет, мистер Холмс. Все осталось так, как в то утро, когда исчез Чарли.
– Смотрите, Ватсон, стрелка будильника установлена на два часа. Не рановато ли, учитывая, что хоронить сэра Уолтера собирались не ранее половины десятого? Кстати, носил ли молодой лорд шлепанцы, находясь в доме?
– Да, мистер Холмс. Помню, у него были домашние турецкие туфли, которые он очень любил.
– Что ж, идемте теперь в сад.
Мы вышли из дома, и я, стоя в садовой арке средь бурого плюща, представлял себе, как прелестно здесь бывает весной и летом: распускаются цветы и кустарники, блестит под солнцем оранжерея и диск солнечных часов в пятнах лишайника посреди газона, и даже старая каменная стена, осевшая от времени, расцветает розами. Совсем не то что зимой, когда тут пусто и уныло.
Пройдя за оранжерею, мы увидели аккуратные цветочные клумбы и овощные грядки. Здесь Холмс предпочел задержаться. Он остановился, как будто разглядывая опавшие бурые листья, а потом указал на торчащие в земле бамбуковые палки, снабженные табличками, и спросил:
– Прочтите, пожалуйста, что написано на третьей табличке, Ватсон.
– Полно вам, Холмс! – фыркнул я. – Разве вы сами не видите, что тут написано «зимняя капуста»?
– Зимняя капуста, – усмехнулся Холмс, – а что тут растет?
– Лук! Садовник перепутал таблички. Наверное, он не отличается аккуратностью.
– Это совсем не похоже на Альфреда, – возразил Тимпсон. – Наоборот, он очень аккуратный и опытный садовник. Он двадцать лет отслужил главным садовником в поместье леди Макгрегор, а она ни за что не наняла бы некомпетентного в своем деле человека, не говоря уж о том, чтобы порекомендовать такого сэру Уолтеру.
– Ха! – весело воскликнул Холмс, схватил меня за руку и потащил за собой дальше по дорожке. – Знаете, Ватсон, – шепнул он мне на ухо, – не понимаю я этой страсти к садоводству, а вы?
Так мы добрались до самой стены. Склеп Уоллингтона стоял среди высоких деревьев, вершины которых скрывались в тумане. Царица Нефертити косила на нас сверху пустым белым глазом. Подойдя к склепу, Холмс зачем-то ударил по нему тростью, затем обошел вокруг, постукивая по камням, точно проверяя кладку на прочность.
– Смотрите, Ватсон, тут нет никакого входа. А как же внутрь поместили гроб, мистер Тимпсон?
– Была дверь, но после того, как внесли гроб, ее заперли на ключ, заложили кирпичами и замазали сверху раствором.
– У кого остался ключ?
– Ключ остался у распорядителя, который затем отдал его в переплавку, чтоб из него отлили памятную монету. Эту монету он отослал в замок леди Макгрегор в Шотландии.
– Да, тут не подкопаешься, – заметил я.
Не успели мы вернуться в дом, как у дверей зазвонил колокольчик, и когда Тимпсон отворил, мы увидели, что на пороге стоит не кто иной, как инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда. Лестрейд снял шляпу и вошел.
– Иностранец, говорите? – Он вынул записную книжку.
– Граф Веницилос, – ответил я.
– Ага, подданный Греции. Я отправил целый отряд детективов и констеблей в штатском в Ньюмаркет. Не сомневаюсь, что юный лорд и негодяй-шантажист будут среди публики.
– Погода не обещает сюрпризов, хотя может пойти дождь, – заметил Холмс, покуривая трубку.
– Я уверен, что к вечеру этот тип, Веницилос, а также лорд Донерли попадут к нам в руки, – продолжал Лестрейд.
– Ну а я предполагаю, что кобыла Артура Холта Молодка выиграет «Гандикап Понсонби». Очередная темная лошадка! – фыркнул Холмс.
– Я бы и гроша ломаного не поставил на эту клячу. Накануне от нее отказался тренер. Да и в прошлом она никогда не приходила первой.
– Ну а я, инспектор, – саркастически ответил Холмс, – тоже не поставил бы гроша, что вы найдете лорда Донерли на ипподроме.
– Почему вы так говорите, мистер Холмс? – спросил Лестрейд с озадаченным видом. – Вы, верно, знаете что-то, чего не знаю я!
– Вы не найдете лорда на ипподроме по той простой причине, что он туда не поехал. Однако если вы согласитесь составить мне компанию сегодня ночью – скажем, в час, – то я вам его отыщу.
Оставив обнадеженного Тимпсона в Хэмпстеде, мы сели в кеб и поехали к себе на Бейкер-стрит. Когда мы проезжали по Мэрилебон-Роуд, было уже темно и дождь лил как из ведра. В блестящих тротуарах отражались зонты пешеходов и свет газовых фонарей.
Нас ждал ужин, приготовленный миссис Хадсон. За едой мы почти не разговаривали. Потом я сел в кресло с сигарой, а Холмс взял свою трубку, которая лежала на камине, и стал набивать ее крепчайшим табаком. Наблюдая за ним, я заметил, что на его лице порой мелькает лукавое выражение.
– Который час, Ватсон? – спросил Холмс, вытягивая длинные ноги к огню.
Я достал из кармана часы:
– Четверть девятого.
– Скажите, пожалуйста, что вы знаете о сэре Уолтере Уоллингтоне?
– Как мы имели возможность убедиться при посещении его дома, он сделал выдающуюся карьеру. Но я, признаться, не следил за его успехами.
– Понимаю. А вы помните лопату над камином в его кабинете?
– Конечно! И какая-то странная подпись – что-то насчет могилы Атары.
– После той экспедиции Уоллингтон больше не ездил в Египет.
– Значит, он успел выкопать всех мумий в пустыне?
– Нет, Ватсон. Египетские власти запретили ему въезд в страну.
– Почему же?
– У меня вот тут любопытная заметка из газеты. Это напечатали в «Таймс» несколько лет назад, а я вырезал и сохранил, так сказать, для потомков. Бумага пожелтела от времени, но текст нисколько не пострадал.
Я взял у него вырезку, поднес к лампе и начал читать:
– Вполне вероятно, Ватсон, что сэр Уолтер не сдал украшения в музей и не продал некоему коллекционеру, а оставил себе.
– Полагаете, его не привлекала возможность обогатиться за счет их продажи?
– Сомневаюсь! Ко времени экспедиции он был состоятельным человеком, хотя эти сокровища, поверьте, бесценны.
– То есть он предпочитал млеть над ними в одиночку?
– Возможно, Ватсон, – кратко ответил Холмс, давая понять, что разговор окончен.
Поздним вечером мы снова взяли кеб и отправились в Хэмпстед. Как было условлено, к нам присоединился Лестрейд. Раскрыв зонты – ибо дождь и ветер все не утихали, – мы углубились в сад. Когда мы добрались до калитки, один из наших фонарей последний раз вспыхнул и погас, а другой отчаянно мигал, собираясь вот-вот последовать его примеру.
– Зажгите кто-нибудь спичку! – крикнул Тимпсон и стал трясти фонарь, дабы расшевелить пламя.
– Для чего вы нас сюда притащили, мистер Холмс? – ворчал Лестрейд, безуспешно возясь со своей трутницей.
Ветер ревел, оглушительно шумели деревья, потоки дождя струились по мраморным одеждам Нефертити, взиравшей на нас с крыши склепа. Лестрейд уже не скрывал отчаяния.
– Неужели вы ожидали встретить здесь лорда Донерли, да еще в такую погоду, мистер Холмс? Или, по-вашему, он сейчас прогуливается где-то в окрестностях?
– Я этого не исключаю, инспектор, только придется немного подождать. Давайте спрячемся среди этих кустов, там не так льет.
Мы прождали около десяти минут. Дождь все не прекращался. Я стоял, согнувшись под своим мокрым зонтом, и как что-то несбыточное представлял себе теплую сухую постель и огонь очага… Кажется, несмотря на сырость и холод, я начал засыпать. Вдруг Холмс схватил меня за руку:
– Ватсон, проснитесь! Послушайте! Вы слышите?
Признаться, за шумом дождя я ровным счетом ничего не слышал. Но потом…
Тук, тук, тук. А затем громче: тук, тук, тук!
– Там что-то стучит и вроде бы даже лязгает, – сказал я.
– Может быть, это дух сэра Уолтера? – уныло пошутил Тимпсон.
Изнутри застучали громче и настойчивее.
– На привидение не похоже, – заметил Лестрейд.
Раздался грохот, будто в склепе обрушилась каменная кладка, а следом громкий голос воскликнул:
– Эврика!
Потом все стихло, и некоторое время из склепа не доносилось ни звука, так что наше первоначальное оживление успело смениться разочарованием. И внезапно – бах! – прогремел оглушительный взрыв. Царица Нефертити, окутанная облаком пыли, взмыла в воздух, несколько раз перевернулась, рухнула в мокрую траву и раскололась натрое.
Когда дым рассеялся, мы увидели молодого человека, который выбирался из развалин, таща за собой тяжелый мешок.
– Лорд Донерли, позвольте узнать? – Холмс бросился ему навстречу. – Вижу, у вас тяжелая ноша, разрешите предложить вам помощь.
– Благодарю, я справлюсь. – Лорд спрыгнул на землю. – Ах, сколько вас тут! Целая делегация встречающих.
– Надеюсь, вы провели время с комфортом, сэр, – сказал Лестрейд, отряхивая от пыли пальто.
– Было немного сыро, – пожаловался молодой человек. – Да и снаружи не лучше. Джентльмены, вы не откажетесь выпить со мной по бокалу чего-нибудь горячительного – ведь сырость ужасная? Идемте в дом!
– Вы должны нам все объяснить! – напомнил Лестрейд, отбирая у лорда мешок и взваливая его на плечо. В мешке что-то лязгало.
– А вас, наверное, привлек шум? – поинтересовался лорд Донерли. – Сначала я пытался проломить стену ломом, но работа шла туго, и я решился, наплевав на осторожность, устроить небольшой фейерверк.
– Ватсон, я умираю с голоду, – ответил Холмс, – я целую ночь провозился с трупом в морге Клеркенвелла.
– Надеюсь, случай хотя бы интересный?
Зная, что моего друга интересуют все аспекты криминального расследования, я полагал, что полиция озадачена чьей-то смертью, произошедшей при неестественных, необъяснимых обстоятельствах.
– Очень, – ответил Холмс. – Утопленник из Темзы.
– Странно, – заметил я. – Если какому-нибудь несчастному случится утонуть, речная полиция едва ли привезет его тело в Клеркенвелл.
– Возвращаясь к вашему вопросу, Ватсон, должен пояснить, что это труп пожилой женщины, проживавшей в Ист-Энде. Последним ее видел уличный торговец спичками неподалеку от собора Святого Павла. По всем признакам, она утонула, однако ее тело нашли в подвале одного из пабов в Кенннингтоне, обернутым в газеты. Вот в чем загвоздка. А вы, кстати, упомянули лорда Донерли?
– Да. «Телеграф» и «Таймс» сообщают о его таинственном исчезновении на похоронах.
– На похоронах? А кто умер?
– Сэр Уолтер Уоллингтон. По-видимому, он доводился лорду дядей.
– Ах, это знаменитый археолог Уоллингтон?
– Да, он.
Отдав Холмсу газету, я встал из-за стола и пересел в свое любимое кресло.
На дворе стоял пронзительный холод, даже окна за ночь покрылись ледяными узорами. Огонь в нашем очаге едва теплился, так что я взял кочергу и принялся ворошить угли, чтобы прибавить жару. Когда пламя за решеткой наконец вспыхнуло и разгорелось, я услышал, как внизу звонит дверной колокольчик, и вскоре в гостиную вошел мужчина в черном цилиндре и строгом черном пальто с последним номером «Таймс» под мышкой.
– Добрый день, джентльмены, – поздоровался он. – Надеюсь, я не помешал вашему завтраку?
– Мы уже позавтракали. – Холмс поднял глаза от газеты. – Если хотите кофе, то в кофейнике еще довольно.
– Благодарю вас, это будет кстати, – ответил наш гость, снимая цилиндр.
– Вы приехали на метро? – поинтересовался я.
– Нет, в кебе.
– Насколько я понимаю, вы к нам насчет лорда Донерли, – сказал Холмс, – вижу, у вас на рукаве траурная повязка. Возьмите чашку и присаживайтесь ближе к огню, вы, наверное, замерзли.
– А вы, сэр, стало быть, мистер Шерлок Холмс?
– Да, – кивнул Холмс, – а это мой коллега доктор Ватсон. Вы курите? Вот, берите сигару. Как сейчас на дорогах? Заторы, судя по всему?
– Ужасные заторы, мистер Холмс.
– Откуда вы приехали?
– Из Хэмпстеда, но я живу и работаю в Эдинбурге.
– Молодой лорд шотландец?
– Да. Я сопровождал его на похороны в Лондон. Моя фамилия Тимпсон, я адвокат семьи.
– У них замок в Лите, не так ли?
– Да. Там живет матушка лорда, леди Макгрегор. Свой дом в Челси она давно оставила по состоянию здоровья. Три недели назад ее светлость получили известие о болезни Уолли, и вскоре стало ясно, что бедняга долго не протянет. Тогда она направила Чарли в Лондон в качестве представителя клана, а меня попросила сопровождать юного лорда и присматривать за ним. Он страстно увлечен бегами и не вылезает из Эпсома.
– Наверное, и собственную лошадь держит?
– Совсем недавно у него было даже несколько. Лорд хоть и не наделен деловой хваткой и проницательностью, но уж больно любит лошадей и порой не может отказать себе в удовольствии купить скакуна. При таком подходе ему, понятно, хочется побеждать. Вот только сколько бы денег он ни швырял на высокопородных лошадей, все заезды они проигрывают. Да еще его лучший жокей в прошлом году оставил службу. Хуже того, он привык руководствоваться чужими советами, что привело к денежным трудностям.
– Короче говоря, он наделал долгов.
– Именно так, мистер Холмс. Его мать просто в отчаянии. Понимаете ли, высокое положение ее покойного мужа, бывшего командующего Пятым корпусом шотландских королевских стрелков, его безупречная военная и политическая карьера – все это накладывает обязательства. Ситуация в высшей степени щекотливая, оттого меня и призвали в замок.
Граф Альберто Веницилос, родом из Греции, утверждает, что несколько месяцев тому назад Чарли приобрел у него жеребца по кличке Алмаз Сарацинов – в долг, разумеется, под расписку. В Ньюмаркете жеребец пришел в последней десятке, а затем упал и сломал шею на ипподроме «Эйнтри», но граф тем не менее требует денег.
– И сколько же стоила эта лошадь?
– Сейчас трудно сказать, доктор Ватсон, – ответил Тимпсон с циничной усмешкой, – однако граф предъявил мне несколько платежных векселей, подписанных Чарли, на сумму пятьдесят тысяч гиней. Сам Чарли утверждает, что жеребца не покупал, а подписи на векселях фальшивые. Грек, естественно, пригрозил подать в суд. Необходимо как можно скорее достичь компромисса, иначе огласки не избежать. По просьбе леди Макгрегор, я обратился за советом к знаменитому барристеру сэру Хамфри Ардену – королевскому адвокату, и он, взвесив все факты, порекомендовал мне найти деньги и выплатить долг, не доводя дела до суда.
Видите ли, при иных обстоятельствах сэр Хамфри такого бы не посоветовал, ведь его связывала близкая дружба с покойным мужем леди Макгрегор, которого он высоко ценил и уважал как героя Тель-эль-Кебира и Османси. Однако он также знаком с личным врачом леди Макгрегор и наверняка в курсе ее хрупкого здоровья, которое не позволит ей перенести открытый суд и последующую громкую огласку дела. В общем, согласно моим инструкциям, она дала согласие выплатить графу пятьдесят тысяч гиней.
– А лорд Донерли обыкновенно любящий и заботливый сын?
– Конечно!
– Думаю, что люди, советами которых он руководствовался, использовали его в своих корыстных интересах. Может быть, они члены одной преступной группы.
– Кстати, говорят, что граф Альберто Веницилос на днях вернулся в Лондон.
– Для того, наверное, чтобы дальше шантажировать и запугивать молодого лорда, – заметил я.
– Само собой. Он занимает апартаменты в гостинице «Англетер» в Патрасе близ Олимпии, а также в Монте-Карло. Будучи поклонником спорта королей, сюда он приезжает, чтобы посетить «Гандикап Понсонби» в Ньюмаркете.
– В таком случае мы должны торопиться. Я немедленно отправлю телеграмму в Министерство иностранных дел. Сейчас в отеле «Карлтон» проживает греческая делегация – возможно, они помогут нам найти графа Веницилоса. А между тем мне необходимо посетить дом сэра Уолтера Уоллингтона в Хэмпстеде, мистер Тимпсон.
Поручив миссис Хадсон отправить несколько срочных телеграмм, мы с Холмсом прыгнули в кеб и помчались, под яростный звон колокольчика, по Бейкер-стрит. Без малого десять мы прибыли в Хэмпстед. Небо хмурилось, предвещая дождь, пока наш возница тащился в гору к дому Уоллингтона. Тимпсон отпер дверь своим ключом, и мы вошли в пустые пыльные комнаты, где зеркала были затянуты траурными занавесями.
Мы сразу направились в кабинет сэра Уолтера.
Холмс подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы разбавить густой полумрак дневным светом. В кабинете все осталось так, как было при жизни хозяина. На столе находились трубки и прочие личные вещи, на полках теснились сувениры, привезенные из бесчисленных экспедиций и с раскопок, с фотографий смотрел Уоллингтон в Египте, Уоллингтон в Новой Шотландии и Уоллингтон на реке Замбези.
Над мраморным камином, на двух больших медных крюках, вбитых в стену, помещалась лопата, а ниже была надпись: «Эту лопату я первым вонзил в могилу Атары. Уоллингтон».
– Крепкий инструмент, – заметил Холмс, с интересом разглядывая лопату, – хотя немного помятый. Боюсь, что для садовых работ уже не годится.
А я подошел к окну и закурил сигарету. Мой взгляд привлекла постройка среди деревьев в дальнем конце сада, которую я поначалу принял за голубятню.
– Это склеп, – сказал Тимпсон. – Уоллингтон сам его соорудил – для себя и своей жены Кэтрин. Она тоже умерла, увы, и теперь они лежат там вдвоем.
Треугольную крышу склепа венчала статуя египетской царицы Нефертити.
– Примечательно, – сказал Холмс, подходя к окну. – Но меня пока больше интересует дом. Что за стеной, мистер Тимпсон?
– А здесь, так сказать, поминальная зала, – объяснил Тимпсон, когда мы переместились в следующую комнату. – Многие собрались тут выпить последний бокал шампанского за Уолли.
– Когда это происходило?
– В день похорон, конечно.
Это было просторное светлое помещение с эркером длиной более тридцати футов. Из большого окна был виден газон. На мраморном камине, украшенном греческим орнаментом, поместили большую фотографию археолога в траурной черной рамке. Мебели в комнате не было, за исключением двух стоек под гроб.
– Уоллингтон, очевидно, был высоким человеком, – заметил Холмс, видя, как велико расстояние между стойками.
– Да, мистер Холмс. Выше шести футов ростом и крепкого телосложения. Гроб был такой тяжелый, что его несли восемь человек.
Наклонившись, Холмс принялся рассматривать пол у себя под ногами в увеличительное стекло и вдруг крикнул:
– Вот это да! Ватсон! Откройте окно, мало света!
Когда я исполнил его просьбу, он буквально приник носом к доскам, а мы с любопытством наблюдали за ним. Затем Холмс вскочил и, предпочитая не тратить время на объяснения, заявил:
– Теперь мне хотелось бы увидеть спальню лорда Донерли.
Тимпсон повел нас наверх в гостевую комнату, которая после унылой поминальной залы показалась нам особенно милой. Вещи лорда лежали в беспорядке в углу и на серванте. Тут был диван и небольшой столик, где стоял бокал воды и дорожный будильник, неистово отсчитывающий время.
– Здесь ничего не перемещали? – спросил Холмс.
– Нет, мистер Холмс. Все осталось так, как в то утро, когда исчез Чарли.
– Смотрите, Ватсон, стрелка будильника установлена на два часа. Не рановато ли, учитывая, что хоронить сэра Уолтера собирались не ранее половины десятого? Кстати, носил ли молодой лорд шлепанцы, находясь в доме?
– Да, мистер Холмс. Помню, у него были домашние турецкие туфли, которые он очень любил.
– Что ж, идемте теперь в сад.
Мы вышли из дома, и я, стоя в садовой арке средь бурого плюща, представлял себе, как прелестно здесь бывает весной и летом: распускаются цветы и кустарники, блестит под солнцем оранжерея и диск солнечных часов в пятнах лишайника посреди газона, и даже старая каменная стена, осевшая от времени, расцветает розами. Совсем не то что зимой, когда тут пусто и уныло.
Пройдя за оранжерею, мы увидели аккуратные цветочные клумбы и овощные грядки. Здесь Холмс предпочел задержаться. Он остановился, как будто разглядывая опавшие бурые листья, а потом указал на торчащие в земле бамбуковые палки, снабженные табличками, и спросил:
– Прочтите, пожалуйста, что написано на третьей табличке, Ватсон.
– Полно вам, Холмс! – фыркнул я. – Разве вы сами не видите, что тут написано «зимняя капуста»?
– Зимняя капуста, – усмехнулся Холмс, – а что тут растет?
– Лук! Садовник перепутал таблички. Наверное, он не отличается аккуратностью.
– Это совсем не похоже на Альфреда, – возразил Тимпсон. – Наоборот, он очень аккуратный и опытный садовник. Он двадцать лет отслужил главным садовником в поместье леди Макгрегор, а она ни за что не наняла бы некомпетентного в своем деле человека, не говоря уж о том, чтобы порекомендовать такого сэру Уолтеру.
– Ха! – весело воскликнул Холмс, схватил меня за руку и потащил за собой дальше по дорожке. – Знаете, Ватсон, – шепнул он мне на ухо, – не понимаю я этой страсти к садоводству, а вы?
Так мы добрались до самой стены. Склеп Уоллингтона стоял среди высоких деревьев, вершины которых скрывались в тумане. Царица Нефертити косила на нас сверху пустым белым глазом. Подойдя к склепу, Холмс зачем-то ударил по нему тростью, затем обошел вокруг, постукивая по камням, точно проверяя кладку на прочность.
– Смотрите, Ватсон, тут нет никакого входа. А как же внутрь поместили гроб, мистер Тимпсон?
– Была дверь, но после того, как внесли гроб, ее заперли на ключ, заложили кирпичами и замазали сверху раствором.
– У кого остался ключ?
– Ключ остался у распорядителя, который затем отдал его в переплавку, чтоб из него отлили памятную монету. Эту монету он отослал в замок леди Макгрегор в Шотландии.
– Да, тут не подкопаешься, – заметил я.
Не успели мы вернуться в дом, как у дверей зазвонил колокольчик, и когда Тимпсон отворил, мы увидели, что на пороге стоит не кто иной, как инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда. Лестрейд снял шляпу и вошел.
– Иностранец, говорите? – Он вынул записную книжку.
– Граф Веницилос, – ответил я.
– Ага, подданный Греции. Я отправил целый отряд детективов и констеблей в штатском в Ньюмаркет. Не сомневаюсь, что юный лорд и негодяй-шантажист будут среди публики.
– Погода не обещает сюрпризов, хотя может пойти дождь, – заметил Холмс, покуривая трубку.
– Я уверен, что к вечеру этот тип, Веницилос, а также лорд Донерли попадут к нам в руки, – продолжал Лестрейд.
– Ну а я предполагаю, что кобыла Артура Холта Молодка выиграет «Гандикап Понсонби». Очередная темная лошадка! – фыркнул Холмс.
– Я бы и гроша ломаного не поставил на эту клячу. Накануне от нее отказался тренер. Да и в прошлом она никогда не приходила первой.
– Ну а я, инспектор, – саркастически ответил Холмс, – тоже не поставил бы гроша, что вы найдете лорда Донерли на ипподроме.
– Почему вы так говорите, мистер Холмс? – спросил Лестрейд с озадаченным видом. – Вы, верно, знаете что-то, чего не знаю я!
– Вы не найдете лорда на ипподроме по той простой причине, что он туда не поехал. Однако если вы согласитесь составить мне компанию сегодня ночью – скажем, в час, – то я вам его отыщу.
Оставив обнадеженного Тимпсона в Хэмпстеде, мы сели в кеб и поехали к себе на Бейкер-стрит. Когда мы проезжали по Мэрилебон-Роуд, было уже темно и дождь лил как из ведра. В блестящих тротуарах отражались зонты пешеходов и свет газовых фонарей.
Нас ждал ужин, приготовленный миссис Хадсон. За едой мы почти не разговаривали. Потом я сел в кресло с сигарой, а Холмс взял свою трубку, которая лежала на камине, и стал набивать ее крепчайшим табаком. Наблюдая за ним, я заметил, что на его лице порой мелькает лукавое выражение.
– Который час, Ватсон? – спросил Холмс, вытягивая длинные ноги к огню.
Я достал из кармана часы:
– Четверть девятого.
– Скажите, пожалуйста, что вы знаете о сэре Уолтере Уоллингтоне?
– Как мы имели возможность убедиться при посещении его дома, он сделал выдающуюся карьеру. Но я, признаться, не следил за его успехами.
– Понимаю. А вы помните лопату над камином в его кабинете?
– Конечно! И какая-то странная подпись – что-то насчет могилы Атары.
– После той экспедиции Уоллингтон больше не ездил в Египет.
– Значит, он успел выкопать всех мумий в пустыне?
– Нет, Ватсон. Египетские власти запретили ему въезд в страну.
– Почему же?
– У меня вот тут любопытная заметка из газеты. Это напечатали в «Таймс» несколько лет назад, а я вырезал и сохранил, так сказать, для потомков. Бумага пожелтела от времени, но текст нисколько не пострадал.
Я взял у него вырезку, поднес к лампе и начал читать:
«Египтяне не верят словам сэра Уолтера Священное захоронение принцессы Атары осквернено. Украшения исчезли.– Странно, когда лопату выставляют на всеобщее обозрение, словно это ценный трофей. Если бы добыча сэра Уолтера была столь незначительна, как он уверял, то зачем вешать свое орудие посреди комнаты? Ну а если он действительно вывез украшения, то где, интересно, они сейчас? В Британском музее или в чьей-то частной коллекции?
Как заявил в беседе с египетскими властями Эдал Графиум, владелец Музея естественной истории в Хартуме, он не обнаружил подтверждений тому, что могила была разграблена неизвестными шесть сотен лет назад, на чем настаивает сэр Уолтер Уоллингтон. Этот факт заставляет предположить, что именно сэр Уолтер похитил золото и бежал через пустыню в Бегум, порт на восточном побережье Африки, чтобы затем отправиться на пароходе в Европу. Однако Министерство иностранных дел Великобритании поспешило отвергнуть обвинения в адрес известного археолога как бездоказательные. По словам самого сэра Уолтера, они смехотворны. «Впридачу к древней мумии на раскопках я приобрел лишь радикулит и изрядное количество пыли в легких».
– Вполне вероятно, Ватсон, что сэр Уолтер не сдал украшения в музей и не продал некоему коллекционеру, а оставил себе.
– Полагаете, его не привлекала возможность обогатиться за счет их продажи?
– Сомневаюсь! Ко времени экспедиции он был состоятельным человеком, хотя эти сокровища, поверьте, бесценны.
– То есть он предпочитал млеть над ними в одиночку?
– Возможно, Ватсон, – кратко ответил Холмс, давая понять, что разговор окончен.
Поздним вечером мы снова взяли кеб и отправились в Хэмпстед. Как было условлено, к нам присоединился Лестрейд. Раскрыв зонты – ибо дождь и ветер все не утихали, – мы углубились в сад. Когда мы добрались до калитки, один из наших фонарей последний раз вспыхнул и погас, а другой отчаянно мигал, собираясь вот-вот последовать его примеру.
– Зажгите кто-нибудь спичку! – крикнул Тимпсон и стал трясти фонарь, дабы расшевелить пламя.
– Для чего вы нас сюда притащили, мистер Холмс? – ворчал Лестрейд, безуспешно возясь со своей трутницей.
Ветер ревел, оглушительно шумели деревья, потоки дождя струились по мраморным одеждам Нефертити, взиравшей на нас с крыши склепа. Лестрейд уже не скрывал отчаяния.
– Неужели вы ожидали встретить здесь лорда Донерли, да еще в такую погоду, мистер Холмс? Или, по-вашему, он сейчас прогуливается где-то в окрестностях?
– Я этого не исключаю, инспектор, только придется немного подождать. Давайте спрячемся среди этих кустов, там не так льет.
Мы прождали около десяти минут. Дождь все не прекращался. Я стоял, согнувшись под своим мокрым зонтом, и как что-то несбыточное представлял себе теплую сухую постель и огонь очага… Кажется, несмотря на сырость и холод, я начал засыпать. Вдруг Холмс схватил меня за руку:
– Ватсон, проснитесь! Послушайте! Вы слышите?
Признаться, за шумом дождя я ровным счетом ничего не слышал. Но потом…
Тук, тук, тук. А затем громче: тук, тук, тук!
– Там что-то стучит и вроде бы даже лязгает, – сказал я.
– Может быть, это дух сэра Уолтера? – уныло пошутил Тимпсон.
Изнутри застучали громче и настойчивее.
– На привидение не похоже, – заметил Лестрейд.
Раздался грохот, будто в склепе обрушилась каменная кладка, а следом громкий голос воскликнул:
– Эврика!
Потом все стихло, и некоторое время из склепа не доносилось ни звука, так что наше первоначальное оживление успело смениться разочарованием. И внезапно – бах! – прогремел оглушительный взрыв. Царица Нефертити, окутанная облаком пыли, взмыла в воздух, несколько раз перевернулась, рухнула в мокрую траву и раскололась натрое.
Когда дым рассеялся, мы увидели молодого человека, который выбирался из развалин, таща за собой тяжелый мешок.
– Лорд Донерли, позвольте узнать? – Холмс бросился ему навстречу. – Вижу, у вас тяжелая ноша, разрешите предложить вам помощь.
– Благодарю, я справлюсь. – Лорд спрыгнул на землю. – Ах, сколько вас тут! Целая делегация встречающих.
– Надеюсь, вы провели время с комфортом, сэр, – сказал Лестрейд, отряхивая от пыли пальто.
– Было немного сыро, – пожаловался молодой человек. – Да и снаружи не лучше. Джентльмены, вы не откажетесь выпить со мной по бокалу чего-нибудь горячительного – ведь сырость ужасная? Идемте в дом!
– Вы должны нам все объяснить! – напомнил Лестрейд, отбирая у лорда мешок и взваливая его на плечо. В мешке что-то лязгало.
– А вас, наверное, привлек шум? – поинтересовался лорд Донерли. – Сначала я пытался проломить стену ломом, но работа шла туго, и я решился, наплевав на осторожность, устроить небольшой фейерверк.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента