Страница:
Через год мне представился случай лишь на мгновение увидеть Камику. Вечером тринадцатого августа на острове возносили молитву за благополучное плавание. Камику сидела вместе с госпожой Микура перед алтарем и сосредоточенно смотрела на нее, пока та возносила молитву:
Я же по-прежнему была смуглой и невзрачной, невелика ростом и худа. Да это и не удивительно – ела я очень плохо. Только и было радости, что изредка полакомиться мясом мелких крабов, а в основном питалась я почками ливистоны, плодами саговника, листьями полыни и папоротника, мелкой рыбешкой, моллюсками да водорослями. На острове росли съедобные растения, но выращивание и уход за ними отнимали много времени, и все равно на всех жителей их не хватало. Поэтому если не ходить каждое утро на берег моря собирать водоросли, ловить моллюсков и мелкую рыбешку, то прокормиться было невозможно.
В те дни, когда штормило и нельзя было пойти за пропитанием, еды становилось еще меньше. Зато Камику, которой доставалось все, что было лучшего на острове, расцвела. Я была так ошеломлена пышущим здоровьем видом сестры, что не могла вымолвить ни слова. Хотя мы и были близки в детстве, меня поразило, насколько разница между нами становится все более очевидной.
Церемония закончилась. Госпожа Микура в сопровождении Камику направилась в хижину рядом с Кёидо. Сестра мельком взглянула на меня и слегка кивнула головой. Не иначе как заметила, что я украдкой наблюдала за ней. Я обрадовалась, забыв о том, как была подавлена, и мне ужасно захотелось поговорить с Камику, поиграть с ней.
В тот вечер я, как всегда, взяла у матери корзинку из ливистоны. Как обычно от корзинки исходил вкусный запах. Не сдержавшись, я обратилась к матери с вопросом:
– Мама, а почему только Камику можно есть эту еду?
На это мать, поколебавшись, ответила:
– Потому, что в будущем она станет верховной жрицей.
– А почему госпожа Микура не ест эти яства?
– Микура свои обязанности уже выполнила, и в ней нужды больше нет.
Я абсолютно не понимала, о чем говорит мать.
– Но разве не госпожа Микура по-прежнему верховная жрица?
– Госпожа Микура подготовила себе замену, ее обязанности на этом закончились. Если что-то случится с верховной жрицей, Камику сможет заменить ее. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы остров остался без верховной жрицы, – сказала мать, заглядывая в кувшин, чтобы убедиться, достаточно ли там воды. Мать беспокоилась, так как последние дни стояла жара. Я тоже заглянула в кувшин. Воды оставалось только на донышке. Когда воды будет совсем мало, нам не разрешат пить, чтобы Камику могла утолить жажду.
– Мама, а почему не ты следующая Оо-мико? Ты ведь дочь госпожи Микура. Никак не могу понять, почему не ты, а Камику станет верховной жрицей?
На мой вопрос мать не ответила, уставившись на воду в кувшине. В воде отражались два лица – мое и матери. Я пристально посмотрела на нее. Мать была мала ростом и смугла лицом. Я как две капли воды была похожа на нее.
– Ты еще мала, чтобы понять. На этом острове все предрешено. После «светлого начала» обязательно следует «темное начало». Госпожа Микура («светлое начало»), я, ее дочь («темное»), ее внучка Камику («светлое», – мать замолчала и отвела взгляд. Хоть я и была еще мала, я догадалась, что я, как и мать, «темное начало», так как следовала за Камику.
– То есть я «темное начало»?
– Правильно. Если бы у тебя была младшая сестра, то она была бы «светлым началом». Так и чередуются в веках «свет», «тьма», снова «свет» и снова «тьма». Поэтому Камику предстоит прожить долгую жизнь и родить ребенка. И ребенок этот должен быть девочкой, и девочка эта должна родить внучку Камику. Наш род непрерывно рождает девочек, которые становятся верховными жрицами. Наша судьба в том, чтобы жить на этом острове. И судьба острова зависит от нашей судьбы. Для этого мы все и рождены.
Мать улыбнулась моему отражению в воде. Я с облегчением вздохнула, удовлетворенная тем, что, наконец, загадка разрешилась. Камику должна хорошо питаться, жить долго и родить дочку, чтобы жизнь на острове продолжалась. Мне стало до боли жалко старшую сестру, на которой, несмотря на то, что она была еще так мала, уже лежала такая большая ответственность. Подумав, что мне бы это было не под силу, я решила жить, во всем помогая сестре. И еще я с удивлением осознала, что, может быть, встреча с богиней в тот вечер подтолкнула меня к этому соображению.
В тот момент я вряд ли представляла свое истинное предназначение.
2
Госпожа Микура подала знак Камику, та поднялась и стала постукивать белыми раковинами в такт молитве. Я была поражена, увидев Камику. За то время, что мы не виделись, она вытянулась и физически развилась. Кроме того, ее белоснежная кожа, не характерная для жителей острова, стала еще более гладкой и блестящей, – Камику превратилась в настоящую красавицу.
– Поклонись небу,
Поклонись морю,
Отвесь поклон острову,
Обратись с просьбою к солнцу,
вознесенному в небе,
Повернись спиной к солнцу,
что в море садится.
Это песнь раздается мужская,
Что поют мужчины,
как волны морские качаясь,
Отдавая поклоны небу,
Отдавая поклоны морю,
Отдавая поклоны острову.
Я же по-прежнему была смуглой и невзрачной, невелика ростом и худа. Да это и не удивительно – ела я очень плохо. Только и было радости, что изредка полакомиться мясом мелких крабов, а в основном питалась я почками ливистоны, плодами саговника, листьями полыни и папоротника, мелкой рыбешкой, моллюсками да водорослями. На острове росли съедобные растения, но выращивание и уход за ними отнимали много времени, и все равно на всех жителей их не хватало. Поэтому если не ходить каждое утро на берег моря собирать водоросли, ловить моллюсков и мелкую рыбешку, то прокормиться было невозможно.
В те дни, когда штормило и нельзя было пойти за пропитанием, еды становилось еще меньше. Зато Камику, которой доставалось все, что было лучшего на острове, расцвела. Я была так ошеломлена пышущим здоровьем видом сестры, что не могла вымолвить ни слова. Хотя мы и были близки в детстве, меня поразило, насколько разница между нами становится все более очевидной.
Церемония закончилась. Госпожа Микура в сопровождении Камику направилась в хижину рядом с Кёидо. Сестра мельком взглянула на меня и слегка кивнула головой. Не иначе как заметила, что я украдкой наблюдала за ней. Я обрадовалась, забыв о том, как была подавлена, и мне ужасно захотелось поговорить с Камику, поиграть с ней.
В тот вечер я, как всегда, взяла у матери корзинку из ливистоны. Как обычно от корзинки исходил вкусный запах. Не сдержавшись, я обратилась к матери с вопросом:
– Мама, а почему только Камику можно есть эту еду?
На это мать, поколебавшись, ответила:
– Потому, что в будущем она станет верховной жрицей.
– А почему госпожа Микура не ест эти яства?
– Микура свои обязанности уже выполнила, и в ней нужды больше нет.
Я абсолютно не понимала, о чем говорит мать.
– Но разве не госпожа Микура по-прежнему верховная жрица?
– Госпожа Микура подготовила себе замену, ее обязанности на этом закончились. Если что-то случится с верховной жрицей, Камику сможет заменить ее. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы остров остался без верховной жрицы, – сказала мать, заглядывая в кувшин, чтобы убедиться, достаточно ли там воды. Мать беспокоилась, так как последние дни стояла жара. Я тоже заглянула в кувшин. Воды оставалось только на донышке. Когда воды будет совсем мало, нам не разрешат пить, чтобы Камику могла утолить жажду.
– Мама, а почему не ты следующая Оо-мико? Ты ведь дочь госпожи Микура. Никак не могу понять, почему не ты, а Камику станет верховной жрицей?
На мой вопрос мать не ответила, уставившись на воду в кувшине. В воде отражались два лица – мое и матери. Я пристально посмотрела на нее. Мать была мала ростом и смугла лицом. Я как две капли воды была похожа на нее.
– Ты еще мала, чтобы понять. На этом острове все предрешено. После «светлого начала» обязательно следует «темное начало». Госпожа Микура («светлое начало»), я, ее дочь («темное»), ее внучка Камику («светлое», – мать замолчала и отвела взгляд. Хоть я и была еще мала, я догадалась, что я, как и мать, «темное начало», так как следовала за Камику.
– То есть я «темное начало»?
– Правильно. Если бы у тебя была младшая сестра, то она была бы «светлым началом». Так и чередуются в веках «свет», «тьма», снова «свет» и снова «тьма». Поэтому Камику предстоит прожить долгую жизнь и родить ребенка. И ребенок этот должен быть девочкой, и девочка эта должна родить внучку Камику. Наш род непрерывно рождает девочек, которые становятся верховными жрицами. Наша судьба в том, чтобы жить на этом острове. И судьба острова зависит от нашей судьбы. Для этого мы все и рождены.
Мать улыбнулась моему отражению в воде. Я с облегчением вздохнула, удовлетворенная тем, что, наконец, загадка разрешилась. Камику должна хорошо питаться, жить долго и родить дочку, чтобы жизнь на острове продолжалась. Мне стало до боли жалко старшую сестру, на которой, несмотря на то, что она была еще так мала, уже лежала такая большая ответственность. Подумав, что мне бы это было не под силу, я решила жить, во всем помогая сестре. И еще я с удивлением осознала, что, может быть, встреча с богиней в тот вечер подтолкнула меня к этому соображению.
В тот момент я вряд ли представляла свое истинное предназначение.
2
День за днем, месяц за месяцем прошли семь лет с тех пор, как Камику стала обучаться мастерству верховной жрицы под началом госпожи Микура. В тот год Камику исполнилось тринадцать, а мне двенадцать лет. Я по-прежнему, и в шторм, и с высокой температурой, не пропуская ни дня, относила еду Камику. Содержимое корзинки, похоже, не менялось, но постепенно количество еды увеличивалось, и ноша моя становилась все тяжелее. Но Камику ела мало, и дни, когда она съедала все без остатка, можно было пересчитать по пальцам. Я не нарушала наказ госпожи Микура и выбрасывала содержимое корзинки в море. Могу поклясться, что ни разу не заглянула внутрь. Каким бы не был большим соблазн, я боялась наказания и простодушно повиновалась.
Еды не хватало, и жители острова голодали. Я с болью в сердце понимала, каким расточительством было выбрасывать еду. Не раз и не два приходила мне в голову мысль, что если бы я была на месте Камику, то съедала бы все без остатка. Досада, как осадок на дне кувшина с застоявшейся водой, постепенно накапливалась в моей душе.
Случилось это вечером, когда сильный влажный ветер раскачивал деревья по всему острову. Все опасались, что через несколько дней придет большой шторм, не характерный для этого сезона. Перед таким штормом всегда несколько дней сильно дуло. Случалось, что в какой-то момент порывы ветра уносились в неизвестном направлении, но бывало и так, что ветер приносил разрушительные дожди, прижимал к земле посевы, смывал весь урожай.
С беспокойством смотрела я в темное ночное небо, где плотная туча заволокла луну. Было видно, как по небу метались, будто обрывки белых цветов, облака. Если прислушаться, то можно было услышать рокот моря. Было страшно от того, как, казалось, высоко в небе бесновалась сила, неподвластная человеку. Ветер гнул и ломал тонкие стволы нони. Если придет шторм, весь с таким трудом выращенный урожай будет уничтожен. Всю тяжелую физическую работу приходилось выполнять женщинам: натягивать веревки, привязывая их к камням и деревьям, так чтобы ветер не снес дома и постройки для хранения удобрений. Но больше всего душа болела от неизвестности: как там мужчины, ушедшие в море? Конечно, госпожа Микура, закрывшись в молельне, возносила молитвы за их безопасное плавание, но в истории острова не раз случалось, что силы природы показывали свой норов.
От матери я слышала, что лет пятнадцать назад, когда была ужасная буря, несколько кораблей с мужчинами на борту, вплотную подошедшие к берегу, перевернулись. На одном из них плыл человек, который впоследствии стал нашим отцом, ему по счастливой случайности удалось добраться вплавь до острова. Спаслись только десяток с небольшим молодых мужчин, включая нашего будущего отца. Но погибло целое поколение мужчин старшего возраста. Отец моих старших братьев, с которыми у меня была большая разница в возрасте, к сожалению, погиб во время того злополучного шторма.
Правда, поговаривают, что госпожа Микура осталась довольна, так как в новом браке моя мать Нисэра была одарена рождением двух дочерей. Бабушка собрала жителей острова и сказала: «У всего, что происходит, есть две стороны: плохая и хорошая. Боги дают нам понять, что мы должны видеть обе стороны. Давайте же забудем наши печали и посмотрим на хорошую сторону!»
Возможно, она была права. К примеру, Камику разлучили с семьей, она прошла через тяжелые испытания, чтобы стать верховной жрицей, но зато ежедневно ела всякие лакомства. Сколько бы человек на острове ни умерло от голода, Камику обязательно выживет.
«Что же ждет меня в этой жизни?» – размышляла я, шагая, прижав к себе корзинку, навстречу сильным порывам ветра. Мне было страшно: казалось, что меня может сдуть в море, такой я была худой и легкой. К тому же сегодня запах из корзинки был особенно вкусным. Я уже поужинала, но, учуяв запах еды, в животе у меня забурчало. «Сегодня мы с матерью ели только полынь и водоросли – и это еще, можно сказать, нам повезло». Только недавно мать рассказывала про семьи, где были одни старики и где у бедняков есть было совсем нечего: они бродили по берегу разбушевавшегося моря в поисках хоть чего-нибудь съестного.
Сегодня в корзинке, похоже, лежали рисовые моти, приготовленные на пару, наваристый суп из морской змеи и козлятина. Но что-то было не так, как обычно. Рано утром к матери пришла о чем-то поговорить госпожа Микура. Мать с родственницами, несмотря на бурю, пошли к «Знаку» собирать кику – дотронешься до ее плода, и ногти окрашиваются в красный цвет. В детстве мы с Камику часто так развлекались. Я не знала, для чего матери понадобились плоды кику, но, похоже, в корзинке было какое-то особое угощение.
Но думать об этом было не самое подходящее время. Пока я шла, ветер все усиливался. Двери домов были наглухо закрыты: люди были напуганы опасными порывами ветра. Деревья ливистоны и нони, громко шелестя и трепеща, раскачивались на ветру. Было такое неприятное чувство, будто какое-то огромное живое чудище корчится в муках. Даже привычная дорога выглядела совсем по-другому. Разбивающиеся об утес волны будто били по острову – «бум-бум-бум». В такую погоду казалось, что разбушевавшиеся боги спустились на северный мыс и расхаживают по острову. Было ужасно страшно.
Я поспешила к дому госпожи Микура. Перед дверью стояла вчерашняя корзинка, придавленная большим кораллом, чтобы ее не унесло ветром. Я поставила корзинку, которую принесла, и взяла в руки вчерашнюю. Что такое? Корзинка была почти такой же тяжелой, как вчера.
– Это Намима?
Открылась дверь, и появилась госпожа Микура.
– Госпожа Микура, Камику плохо себя чувствует? Похоже, она совсем ничего не ела.
И я указала на корзинку, которая по весу совсем не изменилась со вчерашнего дня. Неожиданно госпожа Микура заулыбалась и произнесла:
– Все хорошо. Не беспокойся понапрасну. Следуй наказу, выбрасывай остатки еды с обрыва. У Камику начались месячные.
Теперь Камику могла рожать детей. Зная, какая судьба ожидает Камику, было с чем ее поздравить, но я остолбенела от удивления. Я подумала, что теперь Камику будет жить в каком-то уже совсем недосягаемом для меня мире. Мне захотелось хотя бы коротко поздравить ее, и я еще некоторое время нерешительно потопталась у хижины, но Камику так и не вышла. Отчаявшись дождаться ее, я зашагала навстречу буре.
– Намима!
Неожиданно из темных зарослей раздался мужской голос. От удивления я чуть не выронила из рук корзинку. Вокруг никого не было. Когда я уже решила, что мне послышалось и это был лишь ветер, снова позвал меня голос:
– Намима, подожди!
– Кто тут?
– Извини, что напугал.
Я по-прежнему никого не видела. Почти все мужчины были в море, на острове оставались только старики, дети и больные. Однако голос явно принадлежал молодому мужчине. Я вглядывалась в темноту, пытаясь разглядеть, кто же там.
– Это я, Махито.
Махито из рода Морской черепахи, старший сын в семье. Махито было шестнадцать лет, и юноши его возраста ходили в плавание, но ему было запрещено. Я растерялась и стояла потупившись. По закону острова разговаривать с членами рода Морской черепахи не разрешалось. Вспомнив, как Махито вместе с женщинами собирал на берегу водоросли и моллюсков, у меня почему-то защемило в груди, и я не сдвинулась с места. Выполнять работу вместе с женщинами было унизительным занятием, но на смуглом лице Махито всегда было выражение решимости – ему во что бы то ни стало надо было добыть пропитание. Его самым большим желанием было накормить свою семью. Я всегда глубоко сочувствовала ему. Я тихим голосом поприветствовала его:
– Добрый вечер, Махито.
Махито вздохнул с облегчением и вышел из темноты. Вероятно, он прятался, беспокоясь, что кто-то может увидеть, как я нарушила закон острова.
– Намима, извини, что тебе приходится со мной говорить. Мы должны быть осторожными, чтобы нам никому не попасться на глаза.
Махито был значительно выше меня ростом, крепкого телосложения, идеально подходящего для моряка. Но он всегда сутулился, чтобы было не так заметно, как он хорошо сложен.
– Махито, не обращай внимания!
– Нет, нет, мы должны быть осторожными.
Махито внимательно огляделся по сторонам. Считалось, что род Махито, род Морской черепахи, был проклят и поэтому изгнан из общины. Правила исключения были очень жестокими. Издавна мужское население острова ходило в море ловить рыбу, помогая друг другу, но тем, кто был исключен из общины, не разрешалось садиться с другими в лодку. Запрет на ловлю рыбы был равнозначен приказу умереть от голода.
– Со мной ведь тоже многие не разговаривают, говорят, что я «нечистое существо», – пожаловалась я.
Госпожа Микура и мать лишь однажды, в день рождения Камику, сказали, что я могу осквернить Камику, но с тех пор многие жители острова отводили взгляды при встрече со мной.
– Да не обращай внимания!
На этот раз Махито успокаивал меня, как я его еще минуту назад. Посмотрев друг на друга, мы невольно рассмеялись. По правде говоря, в душе я сочувствовала семье Махито. Дело в том, что женщины из рода Морской черепахи тоже были жрицами, стоящими в иерархии сразу после верховных жриц Оо-мико из нашего рода, рода Морской змеи. Если в нашем роду не рождалась преемница, то верховной жрицей становилась девочка из рода Морской черепахи. Но по какой-то причине в роду Морской черепахи рождались только мальчики. Махито был старшим из семи мальчиков в этой семье. Мать Махито не хотела, чтобы ее род прерывался, и изо всех сил старалась родить девочку, но рождавшиеся младенцы все подряд были мальчиками, и даже они часто вскоре умирали. Говорили, что сейчас в семье осталось только три брата: Махито, Нихито и Михито – старшие из семи.
– Мама себя хорошо чувствует? – спросила я, и Махито вздохнул. В волевом взгляде, в правильных чертах лица – во всем отчетливо проявлялось его превосходство над другими мужчинами. Если бы он ходил в плавания, то наверняка бы стал прекрасным моряком.
Голос у него был тихий, приглушенный.
– Да нет. По правде говоря, скоро ей опять рожать.
– Это же здорово, разве нет? – поколебавшись, пожелала я ей удачи.
– Мать думает, что на этот раз уж точно родится девочка. Ну, посмотрим, – со вздохом произнес Махито.
Если не родится девочка, то так и будут продолжать считать их семью проклятой, и все три брата по-прежнему будут вынуждены жить на острове как изгои. А ведь матери Махито, должно быть, уже около сорока. Вся надежда была на предстоящие роды – иначе их семье было не выжить.
– Все будет хорошо. Непременно будет девочка, – горячо пожелала я.
– Хорошо, если так. Намима, честно говоря, у меня к тебе есть просьба, – с трудом выговорил Махито, опустив глаза. – У тебя в корзинке остатки еды Камику, не так ли?
Удивившись, я спрятала корзинку за спиной. Госпожа Микура и мать не разрешили мне никому говорить об этом. А Махито продолжил:
– Да ты не прячь. На острове все об этом знают.
Вот оно как! Я подняла глаза на Махито. Со страдальческим выражением лица он промолвил:
– Если какая малость остается после Камику, не могла бы ты не выбрасывать остатки, а отдавать мне? Матери нужно хорошо питаться, иначе она умрет.
Я растерялась от такой неожиданной просьбы.
– Госпожа Микура… – начала было я, но Махито перебил меня.
– Я знаю. Никто не должен притрагиваться к тому, к чему прикасались уста Камику. Это закон острова. Но моя семья на краю гибели. Четыре моих младших брата умерли один за другим, и сейчас должен родиться восьмой ребенок. Мать говорит, что, похоже, на этот раз будет девочка, но у нее совсем нет сил, и я беспокоюсь, как бы она не умерла во время родов. Очень тебя прошу, отдай мне остатки еды. Я знаю, что меня ждет за это наказание.
Если я откажу ему, то вряд ли Махито силой постарается отнять у меня корзинку. Я посмотрела в глаза Махито, следовавшему за мной по пятам с решительным выражением лица. В темноте его глаза поблескивали. И когда я поняла, что это были слезы, я протянула ему корзинку.
– Но только сегодня.
– Спасибо. Правда, спасибо. Я твой должник.
Махито поклонился, а мне вдруг неожиданно стало страшно, и я обернулась. Звук раскачиваемых ветром деревьев напоминал звук шагов.
– Подожди! Корзинку верни! Госпожа Микура наверняка слышит, как я бросаю остатки еды в море. Нужно что-то сбросить взамен. Поспеши! – сказала я нетерпеливо. – Если она услышит всплеск воды позже обычного, то может выйти посмотреть, что случилось.
Махито проворно побежал и, не боясь обжечься, нарвал большие листья алоказии на обочине дороги. Я открыла крышку корзинки и переложила ее содержимое на лист. В тот момент я заметила, что рисовые лепешки моти окрашены соком кику в красный цвет. Это были праздничные моти. Они остались почти нетронутыми. От удивления я опрокинула глиняный сосуд с супом из морской змеи. Густой суп потек по нашим рукам и закапал на землю. В то же мгновение вокруг распространился насыщенный аромат пищи. Мы с Махито одновременно сглотнули слюну и посмотрели друг на друга. Неожиданно мои глаза наполнились слезами. Не знаю даже, как выразить словами то, что я почувствовала. Возможно, это была печаль от того, что я узнала что-то доселе неведомое мне.
Я заметила, что руки у Махито мелко дрожат. Поняв, что Махито тоже боится, я в душе немного успокоилась.
– Отдай еду матери.
Кивнув, Махито поспешно свернул листья с едой. Затем, завернув землю и песок в такой же лист алоказии, положил его в пустую корзинку.
– Спасибо, Намима, – поблагодарив несколько раз, Махито с сожалением втоптал остатки пролитого супа в землю. Увидев это, я произнесла:
– Махито, завтра приходи за едой в это же время. Только принеси с собой какую-нибудь утварь.
– Я твой должник, – тихо поблагодарил Махито и бросился в темноту.
Наверное, побежал к себе, в маленькую ветхую хибарку на отшибе деревни. Остров был невелик, и люди помогали друг другу во всем, будь то строительство хижин и кораблей или починка сетей. Семье Махито, будучи изгоями, неоткуда было ждать помощи, и они, должно быть, жили в большой нужде.
Я поспешила к обрыву, перевернула корзинку и выбросила содержимое в море. Мне показалось, что всплеск раздался быстрее и был громче обычного. Стоя на ветру, я не могла сдвинуться с места, содрогаясь от тяжести содеянного преступления. То, что я сделала, было ужасно, и страх обуял меня. Но вместе с тем я почувствовала облегчение от того, что нарушила запрет госпожи Микура, даже скорее запрет острова. Видимо, от того, что где-то в глубине души я чувствовала, как нелепо выбрасывать еду, когда есть человек, который умирает от голода. Оглянувшись, я испугалась, увидев позади человеческую тень. Это была Камику.
– Что случилось? Чем ты так напугана? – засмеялась Камику.
Впервые за долгое время мы встретились один на один. Камику стала выше меня на голову, формы ее округлились. Она была необычайно красива.
– Да ведь ты так неожиданно появилась! – сказала я со страхом. Меня беспокоило, не видела ли она мою встречу с Махито. Камику весело засмеялась.
– Ветер сильный. Я забеспокоилась и пришла посмотреть, как ты тут. Что я буду делать без тебя, если ты упадешь с обрыва?
«Бури были и раньше, но почему-то Камику появилась только сегодня, когда я встретилась с Махито, – с подозрением подумала я. – А что если это госпожа Микура приняла обличие Камику?» Не говоря ни слова, я пристально посмотрела на сестру. Камику в ответ посмотрела на меня озадаченно и спросила:
– Намима, что произошло? Мы ведь так долго не встречались!
Как только я увидела на ее левой щеке знакомую с детства ямочку, я успокоилась. Ошибки быть не могло, это была Камику. Я поблагодарила ее, но по-прежнему чувствовала себя неловко, и, возможно, Камику мой тон показался холодным.
– Спасибо.
– Не говори таким тоном, будто мы чужие.
Камику расстроилась, и выражение лица у нее стало как у взрослой. Теперь, когда у нее начались месячные, ей вскоре должны будут найти мужа, и она будет рожать детей, пока не родится девочка. Как мать Махито.
– Извини, что так получилось.
Когда я извинилась, Камику приблизилась ко мне и положила свою пухленькую ручку мне на плечо.
– Давно не виделись, Намима. Я так хотела встретиться!
– Я тоже, – ответила я, но беспокойство не покидало меня. Если Камику видела, как я передала Махито остатки еды, что мы будем делать? Если Камику пожалуется госпоже Микура, нас накажут. Хорошо если только накажут, а то ведь могут вместе с семьей Махито изгнать с острова. Тех, кого решали прогнать с острова, зимой, когда дул сильный северный ветер, сажали на разбитую лодку и заставляли покинуть остров. По прошествии времени лодка обязательно возвращалась пустой… Сердце у меня учащенно забилось. Едва ли добрая Камику так поступит. Тем не менее я стояла как вкопанная. Неожиданно Камику шмыгнула носом и стала принюхиваться.
– Ой, супом пахнет.
Я склонила голову набок и сделала непонимающий вид.
– Наверное, когда выкидывала, суп попал на одежду.
– Наверняка так и было. Я всегда, когда ем суп, думаю, как бы я хотела, чтобы ты тоже могла его попробовать. Именно поэтому я каждый раз оставляю половину.
Камику произнесла это таким извиняющимся тоном, что я чуть не заплакала. Но было уже поздно что-то менять. Как Камику попала в другой мир, став взрослой женщиной, так и я с Махито перешли в совершенно иной мир, далекий от того места, где были Камику и госпожа Микура. В мир, где не подчиняются законам острова. Наконец я смогла произнести:
– Камику, мне госпожа Микура сказала, что у тебя начались месячные. Поздравляю!
– Спасибо, – вяло поблагодарила Камику и неожиданно произнесла: – интересно, как там Махито поживает?
Я запаниковала: неужто Камику видела нас с Махито?
– Последнее время что-то не видно его. А почему ты спрашиваешь? – соврала я дрожащим голосом. Вместе с тем мне хотелось узнать истинные намерения Камику. Как же она поступит: наябедничает госпоже Микура или она на нашей стороне? И тут Камику сказала:
– Намима, я хочу открыть тебе один секрет, только ты никому не говори, – и огляделась по сторонам. – Ты же знаешь, у меня месячные начались. Так вот, раз уж мне судьба рожать детей, то я бы хотела родить от такого парня, как Махито. Только ведь нельзя – семья его проклята. Так госпожа Микура говорит. А жаль!
Не зная, что ответить, я потупилась. И тут Камику взяла меня за руку и произнесла:
– Разве это не ужасно – рожать детей от нелюбимого мужчины?
В конце концов я кивнула головой, а Камику стыдливо пробормотала:
– Извини за этот разговор. Мне ведь, кроме как с госпожой Микура, и поговорить не с кем. Захотелось с тобой поделиться. Не обращай внимание.
– Ну что ты! Спасибо, что сказала.
Может, Камику видела, как я встречалась с Махито, и пытается воспрепятствовать? А может, и правда хотела поделиться тем, что на душе. Я не знала, что и подумать. Камику помахала рукой:
– Ну, до встречи! Пора возвращаться, а то госпожа Микура рассердится. Будь осторожна по дороге домой. Смотри, чтобы тебя ветром не унесло.
Камику направилась по лесной тропинке к хижине госпожи Микура. На плече я еще некоторое время ощущала тепло ее руки. И слова ее «я бы хотела родить от такого парня, как Махито» не выходили у меня из головы. Если Камику любит Махито, то никому не скажет, что я отдала ему остатки еды. Если Камику и правда хотела со мной поговорить, то я была рада. Но, возможно, тут была какая-то уловка с ее стороны. В тот день я почувствовала, что Камику обладает властью встать у нас с Махито на пути.
На следующий день на остров обрушились шквальный ветер с ливнем, начался шторм, которого все со страхом ждали. Но я, несмотря на непогоду, должна была исполнять свои обязанности. Мать накрыла меня большими листьями бананового дерева и поверх намотала веревку. Но от ветра это совсем не спасало. Один лист унесло ветром, сорвало другой, и к хижине госпожи Микура я добралась промокшей до нитки. Перед домом стояла корзинка, которую я принесла вчера вечером. Подняв ее, я почувствовала, что она очень тяжелая. Обычно в таких случаях я расстраивалась, но сегодня я была рада и подумала, что Махито наверняка обрадуется. Когда я меняла корзинки, из-за двери раздался голос Камику.
Еды не хватало, и жители острова голодали. Я с болью в сердце понимала, каким расточительством было выбрасывать еду. Не раз и не два приходила мне в голову мысль, что если бы я была на месте Камику, то съедала бы все без остатка. Досада, как осадок на дне кувшина с застоявшейся водой, постепенно накапливалась в моей душе.
Случилось это вечером, когда сильный влажный ветер раскачивал деревья по всему острову. Все опасались, что через несколько дней придет большой шторм, не характерный для этого сезона. Перед таким штормом всегда несколько дней сильно дуло. Случалось, что в какой-то момент порывы ветра уносились в неизвестном направлении, но бывало и так, что ветер приносил разрушительные дожди, прижимал к земле посевы, смывал весь урожай.
С беспокойством смотрела я в темное ночное небо, где плотная туча заволокла луну. Было видно, как по небу метались, будто обрывки белых цветов, облака. Если прислушаться, то можно было услышать рокот моря. Было страшно от того, как, казалось, высоко в небе бесновалась сила, неподвластная человеку. Ветер гнул и ломал тонкие стволы нони. Если придет шторм, весь с таким трудом выращенный урожай будет уничтожен. Всю тяжелую физическую работу приходилось выполнять женщинам: натягивать веревки, привязывая их к камням и деревьям, так чтобы ветер не снес дома и постройки для хранения удобрений. Но больше всего душа болела от неизвестности: как там мужчины, ушедшие в море? Конечно, госпожа Микура, закрывшись в молельне, возносила молитвы за их безопасное плавание, но в истории острова не раз случалось, что силы природы показывали свой норов.
От матери я слышала, что лет пятнадцать назад, когда была ужасная буря, несколько кораблей с мужчинами на борту, вплотную подошедшие к берегу, перевернулись. На одном из них плыл человек, который впоследствии стал нашим отцом, ему по счастливой случайности удалось добраться вплавь до острова. Спаслись только десяток с небольшим молодых мужчин, включая нашего будущего отца. Но погибло целое поколение мужчин старшего возраста. Отец моих старших братьев, с которыми у меня была большая разница в возрасте, к сожалению, погиб во время того злополучного шторма.
Правда, поговаривают, что госпожа Микура осталась довольна, так как в новом браке моя мать Нисэра была одарена рождением двух дочерей. Бабушка собрала жителей острова и сказала: «У всего, что происходит, есть две стороны: плохая и хорошая. Боги дают нам понять, что мы должны видеть обе стороны. Давайте же забудем наши печали и посмотрим на хорошую сторону!»
Возможно, она была права. К примеру, Камику разлучили с семьей, она прошла через тяжелые испытания, чтобы стать верховной жрицей, но зато ежедневно ела всякие лакомства. Сколько бы человек на острове ни умерло от голода, Камику обязательно выживет.
«Что же ждет меня в этой жизни?» – размышляла я, шагая, прижав к себе корзинку, навстречу сильным порывам ветра. Мне было страшно: казалось, что меня может сдуть в море, такой я была худой и легкой. К тому же сегодня запах из корзинки был особенно вкусным. Я уже поужинала, но, учуяв запах еды, в животе у меня забурчало. «Сегодня мы с матерью ели только полынь и водоросли – и это еще, можно сказать, нам повезло». Только недавно мать рассказывала про семьи, где были одни старики и где у бедняков есть было совсем нечего: они бродили по берегу разбушевавшегося моря в поисках хоть чего-нибудь съестного.
Сегодня в корзинке, похоже, лежали рисовые моти, приготовленные на пару, наваристый суп из морской змеи и козлятина. Но что-то было не так, как обычно. Рано утром к матери пришла о чем-то поговорить госпожа Микура. Мать с родственницами, несмотря на бурю, пошли к «Знаку» собирать кику – дотронешься до ее плода, и ногти окрашиваются в красный цвет. В детстве мы с Камику часто так развлекались. Я не знала, для чего матери понадобились плоды кику, но, похоже, в корзинке было какое-то особое угощение.
Но думать об этом было не самое подходящее время. Пока я шла, ветер все усиливался. Двери домов были наглухо закрыты: люди были напуганы опасными порывами ветра. Деревья ливистоны и нони, громко шелестя и трепеща, раскачивались на ветру. Было такое неприятное чувство, будто какое-то огромное живое чудище корчится в муках. Даже привычная дорога выглядела совсем по-другому. Разбивающиеся об утес волны будто били по острову – «бум-бум-бум». В такую погоду казалось, что разбушевавшиеся боги спустились на северный мыс и расхаживают по острову. Было ужасно страшно.
Я поспешила к дому госпожи Микура. Перед дверью стояла вчерашняя корзинка, придавленная большим кораллом, чтобы ее не унесло ветром. Я поставила корзинку, которую принесла, и взяла в руки вчерашнюю. Что такое? Корзинка была почти такой же тяжелой, как вчера.
– Это Намима?
Открылась дверь, и появилась госпожа Микура.
– Госпожа Микура, Камику плохо себя чувствует? Похоже, она совсем ничего не ела.
И я указала на корзинку, которая по весу совсем не изменилась со вчерашнего дня. Неожиданно госпожа Микура заулыбалась и произнесла:
– Все хорошо. Не беспокойся понапрасну. Следуй наказу, выбрасывай остатки еды с обрыва. У Камику начались месячные.
Теперь Камику могла рожать детей. Зная, какая судьба ожидает Камику, было с чем ее поздравить, но я остолбенела от удивления. Я подумала, что теперь Камику будет жить в каком-то уже совсем недосягаемом для меня мире. Мне захотелось хотя бы коротко поздравить ее, и я еще некоторое время нерешительно потопталась у хижины, но Камику так и не вышла. Отчаявшись дождаться ее, я зашагала навстречу буре.
– Намима!
Неожиданно из темных зарослей раздался мужской голос. От удивления я чуть не выронила из рук корзинку. Вокруг никого не было. Когда я уже решила, что мне послышалось и это был лишь ветер, снова позвал меня голос:
– Намима, подожди!
– Кто тут?
– Извини, что напугал.
Я по-прежнему никого не видела. Почти все мужчины были в море, на острове оставались только старики, дети и больные. Однако голос явно принадлежал молодому мужчине. Я вглядывалась в темноту, пытаясь разглядеть, кто же там.
– Это я, Махито.
Махито из рода Морской черепахи, старший сын в семье. Махито было шестнадцать лет, и юноши его возраста ходили в плавание, но ему было запрещено. Я растерялась и стояла потупившись. По закону острова разговаривать с членами рода Морской черепахи не разрешалось. Вспомнив, как Махито вместе с женщинами собирал на берегу водоросли и моллюсков, у меня почему-то защемило в груди, и я не сдвинулась с места. Выполнять работу вместе с женщинами было унизительным занятием, но на смуглом лице Махито всегда было выражение решимости – ему во что бы то ни стало надо было добыть пропитание. Его самым большим желанием было накормить свою семью. Я всегда глубоко сочувствовала ему. Я тихим голосом поприветствовала его:
– Добрый вечер, Махито.
Махито вздохнул с облегчением и вышел из темноты. Вероятно, он прятался, беспокоясь, что кто-то может увидеть, как я нарушила закон острова.
– Намима, извини, что тебе приходится со мной говорить. Мы должны быть осторожными, чтобы нам никому не попасться на глаза.
Махито был значительно выше меня ростом, крепкого телосложения, идеально подходящего для моряка. Но он всегда сутулился, чтобы было не так заметно, как он хорошо сложен.
– Махито, не обращай внимания!
– Нет, нет, мы должны быть осторожными.
Махито внимательно огляделся по сторонам. Считалось, что род Махито, род Морской черепахи, был проклят и поэтому изгнан из общины. Правила исключения были очень жестокими. Издавна мужское население острова ходило в море ловить рыбу, помогая друг другу, но тем, кто был исключен из общины, не разрешалось садиться с другими в лодку. Запрет на ловлю рыбы был равнозначен приказу умереть от голода.
– Со мной ведь тоже многие не разговаривают, говорят, что я «нечистое существо», – пожаловалась я.
Госпожа Микура и мать лишь однажды, в день рождения Камику, сказали, что я могу осквернить Камику, но с тех пор многие жители острова отводили взгляды при встрече со мной.
– Да не обращай внимания!
На этот раз Махито успокаивал меня, как я его еще минуту назад. Посмотрев друг на друга, мы невольно рассмеялись. По правде говоря, в душе я сочувствовала семье Махито. Дело в том, что женщины из рода Морской черепахи тоже были жрицами, стоящими в иерархии сразу после верховных жриц Оо-мико из нашего рода, рода Морской змеи. Если в нашем роду не рождалась преемница, то верховной жрицей становилась девочка из рода Морской черепахи. Но по какой-то причине в роду Морской черепахи рождались только мальчики. Махито был старшим из семи мальчиков в этой семье. Мать Махито не хотела, чтобы ее род прерывался, и изо всех сил старалась родить девочку, но рождавшиеся младенцы все подряд были мальчиками, и даже они часто вскоре умирали. Говорили, что сейчас в семье осталось только три брата: Махито, Нихито и Михито – старшие из семи.
– Мама себя хорошо чувствует? – спросила я, и Махито вздохнул. В волевом взгляде, в правильных чертах лица – во всем отчетливо проявлялось его превосходство над другими мужчинами. Если бы он ходил в плавания, то наверняка бы стал прекрасным моряком.
Голос у него был тихий, приглушенный.
– Да нет. По правде говоря, скоро ей опять рожать.
– Это же здорово, разве нет? – поколебавшись, пожелала я ей удачи.
– Мать думает, что на этот раз уж точно родится девочка. Ну, посмотрим, – со вздохом произнес Махито.
Если не родится девочка, то так и будут продолжать считать их семью проклятой, и все три брата по-прежнему будут вынуждены жить на острове как изгои. А ведь матери Махито, должно быть, уже около сорока. Вся надежда была на предстоящие роды – иначе их семье было не выжить.
– Все будет хорошо. Непременно будет девочка, – горячо пожелала я.
– Хорошо, если так. Намима, честно говоря, у меня к тебе есть просьба, – с трудом выговорил Махито, опустив глаза. – У тебя в корзинке остатки еды Камику, не так ли?
Удивившись, я спрятала корзинку за спиной. Госпожа Микура и мать не разрешили мне никому говорить об этом. А Махито продолжил:
– Да ты не прячь. На острове все об этом знают.
Вот оно как! Я подняла глаза на Махито. Со страдальческим выражением лица он промолвил:
– Если какая малость остается после Камику, не могла бы ты не выбрасывать остатки, а отдавать мне? Матери нужно хорошо питаться, иначе она умрет.
Я растерялась от такой неожиданной просьбы.
– Госпожа Микура… – начала было я, но Махито перебил меня.
– Я знаю. Никто не должен притрагиваться к тому, к чему прикасались уста Камику. Это закон острова. Но моя семья на краю гибели. Четыре моих младших брата умерли один за другим, и сейчас должен родиться восьмой ребенок. Мать говорит, что, похоже, на этот раз будет девочка, но у нее совсем нет сил, и я беспокоюсь, как бы она не умерла во время родов. Очень тебя прошу, отдай мне остатки еды. Я знаю, что меня ждет за это наказание.
Если я откажу ему, то вряд ли Махито силой постарается отнять у меня корзинку. Я посмотрела в глаза Махито, следовавшему за мной по пятам с решительным выражением лица. В темноте его глаза поблескивали. И когда я поняла, что это были слезы, я протянула ему корзинку.
– Но только сегодня.
– Спасибо. Правда, спасибо. Я твой должник.
Махито поклонился, а мне вдруг неожиданно стало страшно, и я обернулась. Звук раскачиваемых ветром деревьев напоминал звук шагов.
– Подожди! Корзинку верни! Госпожа Микура наверняка слышит, как я бросаю остатки еды в море. Нужно что-то сбросить взамен. Поспеши! – сказала я нетерпеливо. – Если она услышит всплеск воды позже обычного, то может выйти посмотреть, что случилось.
Махито проворно побежал и, не боясь обжечься, нарвал большие листья алоказии на обочине дороги. Я открыла крышку корзинки и переложила ее содержимое на лист. В тот момент я заметила, что рисовые лепешки моти окрашены соком кику в красный цвет. Это были праздничные моти. Они остались почти нетронутыми. От удивления я опрокинула глиняный сосуд с супом из морской змеи. Густой суп потек по нашим рукам и закапал на землю. В то же мгновение вокруг распространился насыщенный аромат пищи. Мы с Махито одновременно сглотнули слюну и посмотрели друг на друга. Неожиданно мои глаза наполнились слезами. Не знаю даже, как выразить словами то, что я почувствовала. Возможно, это была печаль от того, что я узнала что-то доселе неведомое мне.
Я заметила, что руки у Махито мелко дрожат. Поняв, что Махито тоже боится, я в душе немного успокоилась.
– Отдай еду матери.
Кивнув, Махито поспешно свернул листья с едой. Затем, завернув землю и песок в такой же лист алоказии, положил его в пустую корзинку.
– Спасибо, Намима, – поблагодарив несколько раз, Махито с сожалением втоптал остатки пролитого супа в землю. Увидев это, я произнесла:
– Махито, завтра приходи за едой в это же время. Только принеси с собой какую-нибудь утварь.
– Я твой должник, – тихо поблагодарил Махито и бросился в темноту.
Наверное, побежал к себе, в маленькую ветхую хибарку на отшибе деревни. Остров был невелик, и люди помогали друг другу во всем, будь то строительство хижин и кораблей или починка сетей. Семье Махито, будучи изгоями, неоткуда было ждать помощи, и они, должно быть, жили в большой нужде.
Я поспешила к обрыву, перевернула корзинку и выбросила содержимое в море. Мне показалось, что всплеск раздался быстрее и был громче обычного. Стоя на ветру, я не могла сдвинуться с места, содрогаясь от тяжести содеянного преступления. То, что я сделала, было ужасно, и страх обуял меня. Но вместе с тем я почувствовала облегчение от того, что нарушила запрет госпожи Микура, даже скорее запрет острова. Видимо, от того, что где-то в глубине души я чувствовала, как нелепо выбрасывать еду, когда есть человек, который умирает от голода. Оглянувшись, я испугалась, увидев позади человеческую тень. Это была Камику.
– Что случилось? Чем ты так напугана? – засмеялась Камику.
Впервые за долгое время мы встретились один на один. Камику стала выше меня на голову, формы ее округлились. Она была необычайно красива.
– Да ведь ты так неожиданно появилась! – сказала я со страхом. Меня беспокоило, не видела ли она мою встречу с Махито. Камику весело засмеялась.
– Ветер сильный. Я забеспокоилась и пришла посмотреть, как ты тут. Что я буду делать без тебя, если ты упадешь с обрыва?
«Бури были и раньше, но почему-то Камику появилась только сегодня, когда я встретилась с Махито, – с подозрением подумала я. – А что если это госпожа Микура приняла обличие Камику?» Не говоря ни слова, я пристально посмотрела на сестру. Камику в ответ посмотрела на меня озадаченно и спросила:
– Намима, что произошло? Мы ведь так долго не встречались!
Как только я увидела на ее левой щеке знакомую с детства ямочку, я успокоилась. Ошибки быть не могло, это была Камику. Я поблагодарила ее, но по-прежнему чувствовала себя неловко, и, возможно, Камику мой тон показался холодным.
– Спасибо.
– Не говори таким тоном, будто мы чужие.
Камику расстроилась, и выражение лица у нее стало как у взрослой. Теперь, когда у нее начались месячные, ей вскоре должны будут найти мужа, и она будет рожать детей, пока не родится девочка. Как мать Махито.
– Извини, что так получилось.
Когда я извинилась, Камику приблизилась ко мне и положила свою пухленькую ручку мне на плечо.
– Давно не виделись, Намима. Я так хотела встретиться!
– Я тоже, – ответила я, но беспокойство не покидало меня. Если Камику видела, как я передала Махито остатки еды, что мы будем делать? Если Камику пожалуется госпоже Микура, нас накажут. Хорошо если только накажут, а то ведь могут вместе с семьей Махито изгнать с острова. Тех, кого решали прогнать с острова, зимой, когда дул сильный северный ветер, сажали на разбитую лодку и заставляли покинуть остров. По прошествии времени лодка обязательно возвращалась пустой… Сердце у меня учащенно забилось. Едва ли добрая Камику так поступит. Тем не менее я стояла как вкопанная. Неожиданно Камику шмыгнула носом и стала принюхиваться.
– Ой, супом пахнет.
Я склонила голову набок и сделала непонимающий вид.
– Наверное, когда выкидывала, суп попал на одежду.
– Наверняка так и было. Я всегда, когда ем суп, думаю, как бы я хотела, чтобы ты тоже могла его попробовать. Именно поэтому я каждый раз оставляю половину.
Камику произнесла это таким извиняющимся тоном, что я чуть не заплакала. Но было уже поздно что-то менять. Как Камику попала в другой мир, став взрослой женщиной, так и я с Махито перешли в совершенно иной мир, далекий от того места, где были Камику и госпожа Микура. В мир, где не подчиняются законам острова. Наконец я смогла произнести:
– Камику, мне госпожа Микура сказала, что у тебя начались месячные. Поздравляю!
– Спасибо, – вяло поблагодарила Камику и неожиданно произнесла: – интересно, как там Махито поживает?
Я запаниковала: неужто Камику видела нас с Махито?
– Последнее время что-то не видно его. А почему ты спрашиваешь? – соврала я дрожащим голосом. Вместе с тем мне хотелось узнать истинные намерения Камику. Как же она поступит: наябедничает госпоже Микура или она на нашей стороне? И тут Камику сказала:
– Намима, я хочу открыть тебе один секрет, только ты никому не говори, – и огляделась по сторонам. – Ты же знаешь, у меня месячные начались. Так вот, раз уж мне судьба рожать детей, то я бы хотела родить от такого парня, как Махито. Только ведь нельзя – семья его проклята. Так госпожа Микура говорит. А жаль!
Не зная, что ответить, я потупилась. И тут Камику взяла меня за руку и произнесла:
– Разве это не ужасно – рожать детей от нелюбимого мужчины?
В конце концов я кивнула головой, а Камику стыдливо пробормотала:
– Извини за этот разговор. Мне ведь, кроме как с госпожой Микура, и поговорить не с кем. Захотелось с тобой поделиться. Не обращай внимание.
– Ну что ты! Спасибо, что сказала.
Может, Камику видела, как я встречалась с Махито, и пытается воспрепятствовать? А может, и правда хотела поделиться тем, что на душе. Я не знала, что и подумать. Камику помахала рукой:
– Ну, до встречи! Пора возвращаться, а то госпожа Микура рассердится. Будь осторожна по дороге домой. Смотри, чтобы тебя ветром не унесло.
Камику направилась по лесной тропинке к хижине госпожи Микура. На плече я еще некоторое время ощущала тепло ее руки. И слова ее «я бы хотела родить от такого парня, как Махито» не выходили у меня из головы. Если Камику любит Махито, то никому не скажет, что я отдала ему остатки еды. Если Камику и правда хотела со мной поговорить, то я была рада. Но, возможно, тут была какая-то уловка с ее стороны. В тот день я почувствовала, что Камику обладает властью встать у нас с Махито на пути.
На следующий день на остров обрушились шквальный ветер с ливнем, начался шторм, которого все со страхом ждали. Но я, несмотря на непогоду, должна была исполнять свои обязанности. Мать накрыла меня большими листьями бананового дерева и поверх намотала веревку. Но от ветра это совсем не спасало. Один лист унесло ветром, сорвало другой, и к хижине госпожи Микура я добралась промокшей до нитки. Перед домом стояла корзинка, которую я принесла вчера вечером. Подняв ее, я почувствовала, что она очень тяжелая. Обычно в таких случаях я расстраивалась, но сегодня я была рада и подумала, что Махито наверняка обрадуется. Когда я меняла корзинки, из-за двери раздался голос Камику.