Надежда Алексеевна Ионина
100 великих узников
Вступление
Вертится колесо времени, раскручивается клубок событий, тысячелетия человеческой истории полны грандиозными деяниями, могучими движениями армий и народов. Возникали и исчезали государства, расцветали и превращались в руины города и целые цивилизации; в истории отдельных стран и народов случались периоды расцвета и упадка, но великие люди, которые двигают историю вперед, были всегда. Каждая эпоха выносит им свое суждение, но как бы верно ни понимали их современники, всегда остается возможность сказать о них следующим поколениям что-то новое.
Беспокойных людей, которые решались поднять свой голос против произвола и тирании, осмеливались выступать за свободу и права человека, чаще всего запирали в каменные мешки, тесные казематы, душные темницы или ссылали на долгие годы в далекие и глухие края. Многие из них, находясь в заточении, теряли счет времени, а вместе с ним и счет собственных лет, проведенных во мраке крепостных тюрем.
Одни боролись за свободу, другие – за возможность познания опытным путем окружающего мира. Путь и тех, и других был долгим и трудным, пролегал через победы и поражения, радости и страдания, и много преград стояло на этом пути. Десятилетия, проведенные в тюремных казематах, жестокие истязания и пытки, смерть на костре или на плахе – таким был удел многих вольнодумцев.
Узниками становились безвестные колодники и родовитые дворяне, ниспровергатели существующего строя и их гонители… В темницах томились знатные вельможи, когда-то всемогущие временщики, ближайшие родственники коронованных особ, люди с громкими именами. Были и такие, кто переступал порог камеры никому не известным, а потом, приняв мученичество, входил в историю.
Были среди узников и личности сомнительные, задержанные по случайному подозрению, пойманные с поличным карманники или контрабандисты, с которыми правительства всех стран вели тщетную борьбу. Содержались в мрачных казематах наемные убийцы, ожидавшие, что их выручат влиятельные клиенты; были узники, неведомо как даже для самих себя запутавшиеся в сетях высокой политики. Одни появлялись в тюрьмах на короткое время, другие проводили в темницах месяцы, годы, десятилетия…
С тех пор как существуют тюрьмы и решетки на окнах, запоры, засовы и замки; с тех пор как существуют тюремщики, стражники, надзиратели, доносчики и наушники – мысль узников постоянно билась над тем, как, обманув бдительную стражу или заручившись ее содействием, сквозь стены и все препятствия передавать друг другу вести, а если повезет, то и вырваться на свободу. История многих тюремных изобретений начиналась во времена древние, но с тех пор она не прерывалась никогда: комок глины, оброненный в условном месте, мог прятать внутри лоскут с долгожданным для узника известием. Сломанная определенным образом ветка или замысловато ощипанное птичье перо, прицепленная к дереву нитка, пропетая у окна песня, слова которой были понятны только посвященным, – все приносило долгожданную весть томившимся в неволе узникам.
В каждой стране есть своя Бастилия, где заключенные порой целые десятилетия томились без всякой надежды на освобождение и проводили день за днем, ожидая смерти как величайшего избавления. Только она могла освободить их от ужаса пожизненного заключения, от соседства с душевнобольными товарищами и духовно умершими тюремщиками. Цинга и чахотка, беспросветная тоска, болезни физические и нравственные – вот в коротких словах описание внутренней жизни всех казематов, какое бы название они ни носили.
Многие безвестно погибли в каменных мешках монастырских и государственных тюрем, о многих арестантах мы ничего не знаем, но они жили и мыслили, о чем говорят архивные сведения и тюремные документы. Испытав множество страданий, некоторые впоследствии сами поведали о своей тяжкой неволе всему миру. В нашей книге читатель встретит имена, уже известные ему, прочитает и о тех несчастных страдальцах, о которых он, может быть, еще не слышал.
Беспокойных людей, которые решались поднять свой голос против произвола и тирании, осмеливались выступать за свободу и права человека, чаще всего запирали в каменные мешки, тесные казематы, душные темницы или ссылали на долгие годы в далекие и глухие края. Многие из них, находясь в заточении, теряли счет времени, а вместе с ним и счет собственных лет, проведенных во мраке крепостных тюрем.
Одни боролись за свободу, другие – за возможность познания опытным путем окружающего мира. Путь и тех, и других был долгим и трудным, пролегал через победы и поражения, радости и страдания, и много преград стояло на этом пути. Десятилетия, проведенные в тюремных казематах, жестокие истязания и пытки, смерть на костре или на плахе – таким был удел многих вольнодумцев.
Узниками становились безвестные колодники и родовитые дворяне, ниспровергатели существующего строя и их гонители… В темницах томились знатные вельможи, когда-то всемогущие временщики, ближайшие родственники коронованных особ, люди с громкими именами. Были и такие, кто переступал порог камеры никому не известным, а потом, приняв мученичество, входил в историю.
Были среди узников и личности сомнительные, задержанные по случайному подозрению, пойманные с поличным карманники или контрабандисты, с которыми правительства всех стран вели тщетную борьбу. Содержались в мрачных казематах наемные убийцы, ожидавшие, что их выручат влиятельные клиенты; были узники, неведомо как даже для самих себя запутавшиеся в сетях высокой политики. Одни появлялись в тюрьмах на короткое время, другие проводили в темницах месяцы, годы, десятилетия…
С тех пор как существуют тюрьмы и решетки на окнах, запоры, засовы и замки; с тех пор как существуют тюремщики, стражники, надзиратели, доносчики и наушники – мысль узников постоянно билась над тем, как, обманув бдительную стражу или заручившись ее содействием, сквозь стены и все препятствия передавать друг другу вести, а если повезет, то и вырваться на свободу. История многих тюремных изобретений начиналась во времена древние, но с тех пор она не прерывалась никогда: комок глины, оброненный в условном месте, мог прятать внутри лоскут с долгожданным для узника известием. Сломанная определенным образом ветка или замысловато ощипанное птичье перо, прицепленная к дереву нитка, пропетая у окна песня, слова которой были понятны только посвященным, – все приносило долгожданную весть томившимся в неволе узникам.
В каждой стране есть своя Бастилия, где заключенные порой целые десятилетия томились без всякой надежды на освобождение и проводили день за днем, ожидая смерти как величайшего избавления. Только она могла освободить их от ужаса пожизненного заключения, от соседства с душевнобольными товарищами и духовно умершими тюремщиками. Цинга и чахотка, беспросветная тоска, болезни физические и нравственные – вот в коротких словах описание внутренней жизни всех казематов, какое бы название они ни носили.
Многие безвестно погибли в каменных мешках монастырских и государственных тюрем, о многих арестантах мы ничего не знаем, но они жили и мыслили, о чем говорят архивные сведения и тюремные документы. Испытав множество страданий, некоторые впоследствии сами поведали о своей тяжкой неволе всему миру. В нашей книге читатель встретит имена, уже известные ему, прочитает и о тех несчастных страдальцах, о которых он, может быть, еще не слышал.
Великий Фидий
Ни одна из подлинно достоверных работ Фидия до нас не дошла, и мы судим о них лишь по фрагментам и копиям более поздней эпохи да по изображениям на монетах и рисункам на вазах. Но когда кто-нибудь из поэтов или писателей хотел привести пример художника, которого все и во все времена признавали великим, чаще всего называлось имя именно этого древнегреческого скульптора. Никто из художников Древней Эллады не вызывал своим творчеством таких восторженных отзывов потомков, как Фидий, на долгие годы ставший мерилом творческих дерзаний и побед. Например, римский писатель и ученый Плиний писал: «Никто не сомневается, что Фидий наиболее знаменитый художник у всех народов».
Амазонка. Римская копия статуи Фидия. V в. до н. э.
Фидий начал свою творческую деятельность в знаменитый период истории Древней Греции. Еще шла греко-персидская война, потребовавшая величайшего напряжения сил всего народа, и главную роль в этой борьбе за независимость играли Афины – родина Фидия. После персидских войн Эллада переживала блестящее время, и весь уклад жизни тогдашней Греции благоприятствовал зарождению искусства высокого, преследующего идеальные цели. Надо было восстановить разрушенное персами, возвести новые храмы, которые служили бы памятниками недавно одержанной победы. Олимпийские боги представлялись теперь грекам как-то особенно мощными и милостивыми – во всем блеске своей возвышенной красоты и неотразимой силы. Все свои победы греки, естественно, связывали с покровительством и заступничеством владычицы их города – богини Афины.
После победы над персами большие строительные работы развернулись на Акрополе, и вскоре здесь была установлена статуя Афины Промахос (Воительницы), созданная Фидием. Она была отлита из трофейного персидского оружия, захваченного греками в битве при Марафоне. Пьедестал был высоким, и позолоченный наконечник копья богини, сверкавший на солнце и видимый далеко с моря, служил для мореплавателей своеобразным маяком.
Афина была представлена Фидием спокойно стоящей в длинных одеждах, ниспадающих прямыми складками, с круглым щитом на левой руке и копьем – в правой. Увенчанная высоким шлемом голова ее была повернута вправо, словно богиня смотрела на город, широко раскинувшийся у подножия Акрополя. Античные авторы, восторгавшиеся этим шедевром Фидия, подчеркивали воинственный характер богини. Например, Зосима, историк V века, рассказывая о нашествии на Грецию готов, говорил, что статуя Афины Промахос, возвышавшаяся в полном вооружении на Акрополе, встретила врагов, как бы готовая отбить их нападение.
Бронзовая статуя высотой 10 метров была поставлена не в храме, а на открытом воздухе и возвышалась среди руин и пустырей, оставшихся после персидских набегов. Афина Промахос и явилась тем центром, вокруг которого впоследствии стали разворачиваться строительные работы, превратившие Акрополь в единый архитектурный ансамбль[1].
Главным сооружением Акрополя стал храм, посвященный Афине Деве, позднее названный Парфеноном. Он был сооружен в 447–438 годах до нашей эры зодчими Иктином и Калликратом, а в скульптурном оформлении Парфенона принимали участие самые известные греческие мастера, художественным вдохновителем которых был Фидий. Ему принадлежит общая композиция и разработка всего скульптурного декора, часть которого он выполнил сам. В глубине храма, окруженная с трех сторон двухъярусными колоннами, гордо возвышалась статуя богини Афины, а на восточном фронтоне изображено ее рождение. Павсаний в своем «Описании Эллады» сообщает, что
Творение Фидия было настолько совершенным, что правители Афин и иноземные властители не решались возводить на Акрополе другие сооружения, чтобы не нарушить общей гармонии. Но самое знаменитое произведение скульптора сыграло роковую роль в его судьбе. Гордой и всесильной богине не удалось уберечь ни свой храм, ни свой образ, ни своего создателя. Обострившаяся вокруг Перикла борьба партий сказалась и на судьбе Фидия. Перикла обвиняли в том, что он стал виновником разорительной для Греции войны между афинянами и спартанцами. Но враги не смели нападать на него самого, поэтому стали преследовать его друзей. Завистники обвинили Фидия в сокрытии драгоценных материалов, отпущенных для создания статуи Афины Девы. В этом скульптор оправдался, так как сделал по совету Перикла золотую одежду Афины съемной, и таким образом вес ее могли проверить: он оказался полным.
«Но сама слава творения Фидия возбуждала против него зависть», и тогда скульптора обвинили в нечестности. Два раза его привлекали к ответственности якобы за перерасход слоновой кости, и он был заключен в тюрьму. Однако скульптора ждали элейцы, чтобы заказать ему статую Зевса для Олимпии, и они выкупили его из тюрьмы. Но когда Фидий вернулся в Афины, против него начался новый процесс – по обвинению в святотатстве.
Изобразив на лицевой стороне щита битву греков с амазонками, скульптор будто бы придал одному из персонажей свои собственные черты, а рядом запечатлел Перикла в образе Тесея, сражающегося с амазонками. Плутарх в «Перикле» сообщает: «Он очень искусно расположил руку, поднимающую копье перед лицом Перикла, как будто хотел скрыть сходство, но оно все же было видно с обеих сторон». Прибавляли также, что его собственное изображение было соединено со статуей так, что если бы его снять, то разрушилась бы вся статуя. В объяснениях Фидия суд увидел только способ, которым скульптор хотел замаскировать свой проступок. Фидия, по словам Плутарха, посадили в темницу, где он якобы и умер в 431 году до нашей эры то ли от болезни, то ли от яда, так и не дождавшись оправдания. По свидетельству Филохора, скульптор был изгнан из Афин (или сам бежал из города) и работал в Элиде, где создал прославленную статую Зевса Олимпийского. По окончании работы Фидий и здесь подвергся обвинению в святотатстве, был посажен в тюрьму и там убит…
Фидий начал свою творческую деятельность в знаменитый период истории Древней Греции. Еще шла греко-персидская война, потребовавшая величайшего напряжения сил всего народа, и главную роль в этой борьбе за независимость играли Афины – родина Фидия. После персидских войн Эллада переживала блестящее время, и весь уклад жизни тогдашней Греции благоприятствовал зарождению искусства высокого, преследующего идеальные цели. Надо было восстановить разрушенное персами, возвести новые храмы, которые служили бы памятниками недавно одержанной победы. Олимпийские боги представлялись теперь грекам как-то особенно мощными и милостивыми – во всем блеске своей возвышенной красоты и неотразимой силы. Все свои победы греки, естественно, связывали с покровительством и заступничеством владычицы их города – богини Афины.
После победы над персами большие строительные работы развернулись на Акрополе, и вскоре здесь была установлена статуя Афины Промахос (Воительницы), созданная Фидием. Она была отлита из трофейного персидского оружия, захваченного греками в битве при Марафоне. Пьедестал был высоким, и позолоченный наконечник копья богини, сверкавший на солнце и видимый далеко с моря, служил для мореплавателей своеобразным маяком.
Афина была представлена Фидием спокойно стоящей в длинных одеждах, ниспадающих прямыми складками, с круглым щитом на левой руке и копьем – в правой. Увенчанная высоким шлемом голова ее была повернута вправо, словно богиня смотрела на город, широко раскинувшийся у подножия Акрополя. Античные авторы, восторгавшиеся этим шедевром Фидия, подчеркивали воинственный характер богини. Например, Зосима, историк V века, рассказывая о нашествии на Грецию готов, говорил, что статуя Афины Промахос, возвышавшаяся в полном вооружении на Акрополе, встретила врагов, как бы готовая отбить их нападение.
Бронзовая статуя высотой 10 метров была поставлена не в храме, а на открытом воздухе и возвышалась среди руин и пустырей, оставшихся после персидских набегов. Афина Промахос и явилась тем центром, вокруг которого впоследствии стали разворачиваться строительные работы, превратившие Акрополь в единый архитектурный ансамбль[1].
Главным сооружением Акрополя стал храм, посвященный Афине Деве, позднее названный Парфеноном. Он был сооружен в 447–438 годах до нашей эры зодчими Иктином и Калликратом, а в скульптурном оформлении Парфенона принимали участие самые известные греческие мастера, художественным вдохновителем которых был Фидий. Ему принадлежит общая композиция и разработка всего скульптурного декора, часть которого он выполнил сам. В глубине храма, окруженная с трех сторон двухъярусными колоннами, гордо возвышалась статуя богини Афины, а на восточном фронтоне изображено ее рождение. Павсаний в своем «Описании Эллады» сообщает, что
статуя Афины изображает ее во весь рост в хитоне, до самых ног; у нее на груди – голова Медузы из слоновой кости, в руке она держит изображение Ники приблизительно в четыре локтя, а в другой руке – копье. В ногах у нее лежит щит, а около копья – змея… Посредине ее шлема сделано изображение сфинкса… по обеим же сторонам шлема сделаны изображения грифонов. На постаменте статуи изображено рождение Пандоры – первой женщины.Все части статуи были покрыты рельефами: на сандалиях богини показана схватка лапифов с кентаврами, на лицевой стороне щита – битва с амазонками, на внутренней – сражение олимпийских богов с титанами. Перед статуей Афины был устроен небольшой бассейн, чтобы влажные испарения воды не давали пересыхать слоновой кости.
Творение Фидия было настолько совершенным, что правители Афин и иноземные властители не решались возводить на Акрополе другие сооружения, чтобы не нарушить общей гармонии. Но самое знаменитое произведение скульптора сыграло роковую роль в его судьбе. Гордой и всесильной богине не удалось уберечь ни свой храм, ни свой образ, ни своего создателя. Обострившаяся вокруг Перикла борьба партий сказалась и на судьбе Фидия. Перикла обвиняли в том, что он стал виновником разорительной для Греции войны между афинянами и спартанцами. Но враги не смели нападать на него самого, поэтому стали преследовать его друзей. Завистники обвинили Фидия в сокрытии драгоценных материалов, отпущенных для создания статуи Афины Девы. В этом скульптор оправдался, так как сделал по совету Перикла золотую одежду Афины съемной, и таким образом вес ее могли проверить: он оказался полным.
«Но сама слава творения Фидия возбуждала против него зависть», и тогда скульптора обвинили в нечестности. Два раза его привлекали к ответственности якобы за перерасход слоновой кости, и он был заключен в тюрьму. Однако скульптора ждали элейцы, чтобы заказать ему статую Зевса для Олимпии, и они выкупили его из тюрьмы. Но когда Фидий вернулся в Афины, против него начался новый процесс – по обвинению в святотатстве.
Изобразив на лицевой стороне щита битву греков с амазонками, скульптор будто бы придал одному из персонажей свои собственные черты, а рядом запечатлел Перикла в образе Тесея, сражающегося с амазонками. Плутарх в «Перикле» сообщает: «Он очень искусно расположил руку, поднимающую копье перед лицом Перикла, как будто хотел скрыть сходство, но оно все же было видно с обеих сторон». Прибавляли также, что его собственное изображение было соединено со статуей так, что если бы его снять, то разрушилась бы вся статуя. В объяснениях Фидия суд увидел только способ, которым скульптор хотел замаскировать свой проступок. Фидия, по словам Плутарха, посадили в темницу, где он якобы и умер в 431 году до нашей эры то ли от болезни, то ли от яда, так и не дождавшись оправдания. По свидетельству Филохора, скульптор был изгнан из Афин (или сам бежал из города) и работал в Элиде, где создал прославленную статую Зевса Олимпийского. По окончании работы Фидий и здесь подвергся обвинению в святотатстве, был посажен в тюрьму и там убит…
Чаша с цикутой
В 399 году до нашей эры в афинский суд поступило обвинение против философа Сократа. Его «составил и, подтвердив под присягой, подал Мелет, сын Мелета из дема Питтос… Сократ повинен в отрицании богов, признанных городом, и во введении новых божественных существ; повинен он и в совращении молодежи. Предлагается смертная казнь».
Таким образом, непосредственным подателем жалобы явился молодой и честолюбивый, но довольно посредственный трагический поэт Мелет. Однако за его спиной стоял владелец кожевенных мастерских Анит – влиятельное лицо в демократической партии. Заклятый враг софистов, к которым он причислял и Сократа, Анит предпочитал до поры до времени оставаться в тени, хотя в деятельности философа усматривал посягательство на религию и мораль, а также угрозу идеалам государства и семейной жизни. Третьим обвинителем был оратор Ликон: все вместе они приписывали Сократу преступление против государства, так как по представлениям древних афинян почитание богов и воспитание юношества относились к делам общеполисным.
Смерть Сократа. С картины Ж.-Л. Давида. 1787 г.
О философе и его учении накопилась огромная литература, тем не менее нет фигуры более загадочной, чем Сократ. Сам он не написал в своей жизни ни строчки и потому не оставил письменного наследия[2]. О его жизни и деятельности мы узнаем главным образом из сочинений его учеников и друзей (философа Платона, историка Ксенофонта и др.), а также из трудов более поздних авторов (в частности, Аристотеля), каждый из которых по-своему понимал Сократа.
Гражданская деятельность и политика мало увлекали Сократа, как и воспринятое от отца мастерство скульптора. Его с юности тянуло к интеллектуальным занятиям и философии, и он воспользовался теми возможностями, которые были в его распоряжении. Античная традиция свидетельствует, что сначала Сократ увлекся натурфилософией, познакомившись с учением Анаксагора – последнего выдающегося представителя ионийской натурфилософии. Он хорошо изучил его сочинения, но не стал его учеником в собственном смысле этого слова. Более близок он был к Архелаю – выдающемуся ученику и последователю Анаксагора, но общее увлечение натурфилософией было у Сократа непродолжительным. Он был чрезвычайно впечатлителен и отзывался на все, что происходило в окружающем его мире. Поэтому он не мог долго оставаться в плену абстрактных размышлений о космосе, природе и сущности протекавших в ней процессов; сущим для Сократа был сам человек с его страстями и поступками…
Согласно древнему преданию, в молодости философ посетил священный город Дельфы, в котором в храме Аполлона, на большом бронзовом треножнике, восседала прорицательница-история. Древние греки воспринимали ее изречения за голос самого божества…
Сократ, подобно своим современникам, высоко чтил оракула и верил в божественные пророчества, которые изъявляют волю самого бога. На храме Аполлона была начертана надпись «Познай самого себя», которая глубоко взволновала и захватила Сократа. Ни один из мыслителей античного мира не сделал установку на самопознание основной частью своего учения и руководящим принципом своей деятельности. Лишь Сократ превратил проблему человека и дел его в главную проблему философии, растолковав дельфийскую заповедь как рекомендацию осознать свои способности и возможности. Человек, считал философ, должен приучить себя довольствоваться малым, подражая высокому примеру богов, которые вообще ни в чем не нуждаются.
Сам Сократ не только не гнался за богатством и почестями, но и принципиально отвергал их. Образ его жизни был частью его философии, а поиск истины не оставлял времени и сил для других дел: «Не было у меня досуга заняться каким-нибудь достойным упоминания делом, общественным или домашним; так и дошел я до крайней бедности из-за служения богу». Всегда босой и в старом плаще, Сократ постоянно испытывал людей и приводил их в замешательство тем, что обнаруживал их невежество в вопросах, в которых сами они считали себя компетентными. Философ подвергал критике и некоторые стороны афинской демократии, например, нападал на практику выбора должностных лиц по жребию, поэтому многие расценивали его нелестные отзывы как подрыв государственного строя.
Активная деятельность Сократа давно уже раздражала всех, кто был привержен устоям и традициям полисной старины. Сильное предубеждение против него возникло задолго до 399 года до нашей эры: Анит, например, видел в нем опасного врага, деятельность которого содействовала упадку старинной морали и вела к нравственному разложению граждан. Но, по свидетельству Ксенофонта, тот был зол на Сократа еще и из-за своего сына, который внимательно прислушивался к словам философа о духовном совершенствовании и потому утратил интерес к наследственному в его семье занятию.
И вот философ предстал перед судом присяжных. Справедливости ради следует отметить, что обвинители не жаждали крови Сократа и не добивались его смерти. Они были бы удовлетворены, если бы тот добровольно удалился из Афин и не явился на суд. Но он пришел, хотя сознавал грозящую ему опасность…Выступая последним – после речи обвинителей, Сократ сказал, что защищается только потому, что того требует закон. На суде он говорил не как обвиняемый, а как наставник, призывающий сограждан ценить духовные блага выше материальных. И потому он считает недостойным для себя и для судей, а также «для чести всего города» просить суд об оправдании и слезно упрашивать о помиловании. По той же причине он не захотел привести «своих детей и множество родных и друзей», чтобы те разжалобили судей.
Философа признали виновным, да он и не рассчитывал на оправдание. Но в практике судопроизводства древнегреческих полисов было принято, чтобы обвиняемый (после признания его виновным) сам предлагал себе меру наказания, какое он заслуживает в собственных глазах. Формально это не было апелляцией, однако давало виновному возможность смягчить себе наказание. Суд присяжных должен был выбрать между мерами наказания, предложенными обвинителем и обвиняемым. Но Сократ вместо назначения себе наказания сказал, что для него – человека заслуженного, но бедного – «нет ничего более подходящего, чем обед в Пританее!». То есть он пожелал получить за общественный счет такой обед, который давался гражданам в знак почета и особых их заслуг перед государством.
Предложение Сократа было воспринято судом как дерзость, однако сам философ не видел в этом ничего оскорбительного. Но так как наказание все же требовалось назначить, Сократ готов был заплатить одну мину серебра. Состоятельные друзья уговорили его увеличить штраф до 30 мин и поручились заплатить за Сократа. Однако философ уже вызвал раздражение судей своим неуместным предложением об обеде, поэтому предложение об уплате штрафа не было поддержано. Суд присяжных большинством в 80 голосов вынес Сократу смертный приговор.
Обычно смертный приговор приводился в исполнение сразу же после вынесения, но в случае с Сократом его отложили на 30 дней. Накануне суда наступили дни праздника Аполлона на острове Делос, куда отплыл корабль со священным посольством. В такие дни смертные казни в Афинах приостанавливались до возвращения посольства.
Весь месяц, по свидетельству учеников, Сократ сохранял в тюрьме невозмутимое спокойствие духа, пребывая в обычном для него светлом и бодром настроении. К нему допускали посетителей, он не прерывал общения с друзьями и учениками, с которыми беседовал о жизни и смерти, добродетелях и пороках, законах и полисе, богах и бессмертии души… Накануне возвращения священного посольства Критон – старый друг Сократа – стал настойчиво склонять философа к побегу, детали которого уже были продуманы его друзьями. Желая уговорить Сократа, он сослался на несправедливость приговора, напомнил ему об ответственности перед семьей и малолетними детьми, которые оставались в нужде и безо всякой поддержки. А если побег будет успешным, Сократ найдет себе убежище у преданных друзей в Фессалии. Критон сказал также, что отказ Сократа от побега может бросить тень и на его друзей, потому что люди станут говорить, что друзья отшатнулись от философа в трудный для него час, пожалели денег и усилий для его спасения.
Но бегство из тюрьмы было для Сократа совершенно неприемлемым. Он считал это бесчестным и преступным поступком, а ведь в вопросе о добродетели всегда следует руководствоваться не мнением большинства, а мнением людей разумных и самой истиной. По-прежнему он считал страшнее смерти измену истине и, в частности, своему представлению о справедливости.
Последний день в тюрьме Сократ провел в просветленных беседах о бессмертии души, причем философ так оживленно обсуждал эту проблему с друзьями, что стражник несколько раз просил собеседников успокоиться. Оживленный разговор, дескать, горячит, а Сократу следует этого избегать, иначе положенная порция яда не подействует и ему придется пить отраву два или даже три раза. Сократ признался друзьям, что полон надежды, что за свою справедливую жизнь окажется после смерти в обществе мудрых богов и знаменитых людей.
Когда солнце стало склоняться к закату, для Сократа наступил роковой час. Оставив друзей, он удалился в соседнюю комнату, чтобы совершить там ритуальное омовение перед смертью, символизировавшее очищение тела от грехов земной жизни. После этого он велел позвать жену и сыновей, дал им наставления и велел возвращаться домой, чтобы они не присутствовали при его кончине и не испытывали лишних страданий.
Вскоре в келью вошел тюремщик со скорбной чашей в руках. Сократ, мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, спокойно и легко выпил чашу с цикутой (болиголовом) до дна. Друзья заплакали, но философ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать следует в благоговейном молчании. Он еще немного походил, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан и закутался. Тюремщик иногда подходил к нему, щупал ноги и спрашивал, чувствует ли он их. Аполлодор предложил Сократу надеть более подходящую к случаю дорогую одежду. «Как? – спросил философ. – Выходит, моя собственная одежда была достаточно хороша, чтобы в ней жить, но не годится, чтобы в ней умереть?» Затем сказал: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте»[3]. Это были последние слова Сократа, который отошел в вечность таким, каким жил, – неустанным и неукротимым искателем истины.
Таким образом, непосредственным подателем жалобы явился молодой и честолюбивый, но довольно посредственный трагический поэт Мелет. Однако за его спиной стоял владелец кожевенных мастерских Анит – влиятельное лицо в демократической партии. Заклятый враг софистов, к которым он причислял и Сократа, Анит предпочитал до поры до времени оставаться в тени, хотя в деятельности философа усматривал посягательство на религию и мораль, а также угрозу идеалам государства и семейной жизни. Третьим обвинителем был оратор Ликон: все вместе они приписывали Сократу преступление против государства, так как по представлениям древних афинян почитание богов и воспитание юношества относились к делам общеполисным.
О философе и его учении накопилась огромная литература, тем не менее нет фигуры более загадочной, чем Сократ. Сам он не написал в своей жизни ни строчки и потому не оставил письменного наследия[2]. О его жизни и деятельности мы узнаем главным образом из сочинений его учеников и друзей (философа Платона, историка Ксенофонта и др.), а также из трудов более поздних авторов (в частности, Аристотеля), каждый из которых по-своему понимал Сократа.
Гражданская деятельность и политика мало увлекали Сократа, как и воспринятое от отца мастерство скульптора. Его с юности тянуло к интеллектуальным занятиям и философии, и он воспользовался теми возможностями, которые были в его распоряжении. Античная традиция свидетельствует, что сначала Сократ увлекся натурфилософией, познакомившись с учением Анаксагора – последнего выдающегося представителя ионийской натурфилософии. Он хорошо изучил его сочинения, но не стал его учеником в собственном смысле этого слова. Более близок он был к Архелаю – выдающемуся ученику и последователю Анаксагора, но общее увлечение натурфилософией было у Сократа непродолжительным. Он был чрезвычайно впечатлителен и отзывался на все, что происходило в окружающем его мире. Поэтому он не мог долго оставаться в плену абстрактных размышлений о космосе, природе и сущности протекавших в ней процессов; сущим для Сократа был сам человек с его страстями и поступками…
Согласно древнему преданию, в молодости философ посетил священный город Дельфы, в котором в храме Аполлона, на большом бронзовом треножнике, восседала прорицательница-история. Древние греки воспринимали ее изречения за голос самого божества…
Сократ, подобно своим современникам, высоко чтил оракула и верил в божественные пророчества, которые изъявляют волю самого бога. На храме Аполлона была начертана надпись «Познай самого себя», которая глубоко взволновала и захватила Сократа. Ни один из мыслителей античного мира не сделал установку на самопознание основной частью своего учения и руководящим принципом своей деятельности. Лишь Сократ превратил проблему человека и дел его в главную проблему философии, растолковав дельфийскую заповедь как рекомендацию осознать свои способности и возможности. Человек, считал философ, должен приучить себя довольствоваться малым, подражая высокому примеру богов, которые вообще ни в чем не нуждаются.
Сам Сократ не только не гнался за богатством и почестями, но и принципиально отвергал их. Образ его жизни был частью его философии, а поиск истины не оставлял времени и сил для других дел: «Не было у меня досуга заняться каким-нибудь достойным упоминания делом, общественным или домашним; так и дошел я до крайней бедности из-за служения богу». Всегда босой и в старом плаще, Сократ постоянно испытывал людей и приводил их в замешательство тем, что обнаруживал их невежество в вопросах, в которых сами они считали себя компетентными. Философ подвергал критике и некоторые стороны афинской демократии, например, нападал на практику выбора должностных лиц по жребию, поэтому многие расценивали его нелестные отзывы как подрыв государственного строя.
Активная деятельность Сократа давно уже раздражала всех, кто был привержен устоям и традициям полисной старины. Сильное предубеждение против него возникло задолго до 399 года до нашей эры: Анит, например, видел в нем опасного врага, деятельность которого содействовала упадку старинной морали и вела к нравственному разложению граждан. Но, по свидетельству Ксенофонта, тот был зол на Сократа еще и из-за своего сына, который внимательно прислушивался к словам философа о духовном совершенствовании и потому утратил интерес к наследственному в его семье занятию.
И вот философ предстал перед судом присяжных. Справедливости ради следует отметить, что обвинители не жаждали крови Сократа и не добивались его смерти. Они были бы удовлетворены, если бы тот добровольно удалился из Афин и не явился на суд. Но он пришел, хотя сознавал грозящую ему опасность…Выступая последним – после речи обвинителей, Сократ сказал, что защищается только потому, что того требует закон. На суде он говорил не как обвиняемый, а как наставник, призывающий сограждан ценить духовные блага выше материальных. И потому он считает недостойным для себя и для судей, а также «для чести всего города» просить суд об оправдании и слезно упрашивать о помиловании. По той же причине он не захотел привести «своих детей и множество родных и друзей», чтобы те разжалобили судей.
Философа признали виновным, да он и не рассчитывал на оправдание. Но в практике судопроизводства древнегреческих полисов было принято, чтобы обвиняемый (после признания его виновным) сам предлагал себе меру наказания, какое он заслуживает в собственных глазах. Формально это не было апелляцией, однако давало виновному возможность смягчить себе наказание. Суд присяжных должен был выбрать между мерами наказания, предложенными обвинителем и обвиняемым. Но Сократ вместо назначения себе наказания сказал, что для него – человека заслуженного, но бедного – «нет ничего более подходящего, чем обед в Пританее!». То есть он пожелал получить за общественный счет такой обед, который давался гражданам в знак почета и особых их заслуг перед государством.
Предложение Сократа было воспринято судом как дерзость, однако сам философ не видел в этом ничего оскорбительного. Но так как наказание все же требовалось назначить, Сократ готов был заплатить одну мину серебра. Состоятельные друзья уговорили его увеличить штраф до 30 мин и поручились заплатить за Сократа. Однако философ уже вызвал раздражение судей своим неуместным предложением об обеде, поэтому предложение об уплате штрафа не было поддержано. Суд присяжных большинством в 80 голосов вынес Сократу смертный приговор.
Обычно смертный приговор приводился в исполнение сразу же после вынесения, но в случае с Сократом его отложили на 30 дней. Накануне суда наступили дни праздника Аполлона на острове Делос, куда отплыл корабль со священным посольством. В такие дни смертные казни в Афинах приостанавливались до возвращения посольства.
Весь месяц, по свидетельству учеников, Сократ сохранял в тюрьме невозмутимое спокойствие духа, пребывая в обычном для него светлом и бодром настроении. К нему допускали посетителей, он не прерывал общения с друзьями и учениками, с которыми беседовал о жизни и смерти, добродетелях и пороках, законах и полисе, богах и бессмертии души… Накануне возвращения священного посольства Критон – старый друг Сократа – стал настойчиво склонять философа к побегу, детали которого уже были продуманы его друзьями. Желая уговорить Сократа, он сослался на несправедливость приговора, напомнил ему об ответственности перед семьей и малолетними детьми, которые оставались в нужде и безо всякой поддержки. А если побег будет успешным, Сократ найдет себе убежище у преданных друзей в Фессалии. Критон сказал также, что отказ Сократа от побега может бросить тень и на его друзей, потому что люди станут говорить, что друзья отшатнулись от философа в трудный для него час, пожалели денег и усилий для его спасения.
Но бегство из тюрьмы было для Сократа совершенно неприемлемым. Он считал это бесчестным и преступным поступком, а ведь в вопросе о добродетели всегда следует руководствоваться не мнением большинства, а мнением людей разумных и самой истиной. По-прежнему он считал страшнее смерти измену истине и, в частности, своему представлению о справедливости.
Последний день в тюрьме Сократ провел в просветленных беседах о бессмертии души, причем философ так оживленно обсуждал эту проблему с друзьями, что стражник несколько раз просил собеседников успокоиться. Оживленный разговор, дескать, горячит, а Сократу следует этого избегать, иначе положенная порция яда не подействует и ему придется пить отраву два или даже три раза. Сократ признался друзьям, что полон надежды, что за свою справедливую жизнь окажется после смерти в обществе мудрых богов и знаменитых людей.
Когда солнце стало склоняться к закату, для Сократа наступил роковой час. Оставив друзей, он удалился в соседнюю комнату, чтобы совершить там ритуальное омовение перед смертью, символизировавшее очищение тела от грехов земной жизни. После этого он велел позвать жену и сыновей, дал им наставления и велел возвращаться домой, чтобы они не присутствовали при его кончине и не испытывали лишних страданий.
Вскоре в келью вошел тюремщик со скорбной чашей в руках. Сократ, мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, спокойно и легко выпил чашу с цикутой (болиголовом) до дна. Друзья заплакали, но философ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать следует в благоговейном молчании. Он еще немного походил, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан и закутался. Тюремщик иногда подходил к нему, щупал ноги и спрашивал, чувствует ли он их. Аполлодор предложил Сократу надеть более подходящую к случаю дорогую одежду. «Как? – спросил философ. – Выходит, моя собственная одежда была достаточно хороша, чтобы в ней жить, но не годится, чтобы в ней умереть?» Затем сказал: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте»[3]. Это были последние слова Сократа, который отошел в вечность таким, каким жил, – неустанным и неукротимым искателем истины.
Изгнанные из отечества
Незадолго до того, как афинские судьи выносили смертный приговор Сократу, в Древней Греции проходил другой процесс – над философом Анаксагором. В большом труде, посвященном его жизни и творчеству, исследователь И.Д. Рогожинский сразу же сообщает, что дошедшие до нас хронологические данные о философе очень скудны, к тому же неточны, а порой и вовсе противоречивы. К другим сведениям относятся полулегендарные и полуанекдотические сообщения о некоторых событиях и о словах, якобы сказанных Анаксагором по тому или иному поводу.
Анаксагор был родом из небольшого торгового городка Клазомен. Все источники утверждают, что он получил большое наследство, но вскоре утратил его, так как ничем, кроме науки, не занимался. Еще в молодости будущий философ переехал в Афины, где и прожил бóльшую часть своей жизни. Имя Анаксагора в истории афинского государства V века до нашей эры оказалось неразрывно связанным с именем Перикла. Данные об их дружбе и о том влиянии, какое оказал молодой философ на лидера афинской демократии, подтверждаются многими свидетельствами. Достоверно известно, что он написал одно философское сочинение, хотя есть сведения, что у него были сочинения и по другим вопросам, например по применению законов перспективы к театральной живописи.
Греческий рельеф V в. до н. э.
Рассказы о суде над Анаксагором относятся к позднему времени и имеют большей частью легендарный характер, так как нет конкретных сведений ни о времени его проведения, ни о формулировке обвинения, ни о приговоре. Нет даже точных сведений о том, состоялся ли этот суд на самом деле или Анаксагор покинул Афины еще до процесса. Судя по тем отрывочным сведениям, которые все же дошли до нас, философ обвинялся в безбожии, но историки предполагают, что процесс над Анаксагором был только частью кампании против Перикла, которую вели политические противники последнего. О суде над философом сохранилось несколько версий, и одна из них сообщается Плутархом в биографии Перикла: «Перед началом Пелопоннесской войны прорицатель Диопиф внес в народное собрание законопроект, согласно которому государственными преступниками должны считаться лица, которые не признают установленной религии или распространяют учение о небесных явлениях. Законопроект этот был прямо направлен против Анаксагора, астрономические взгляды которого не соответствовали общепринятым представлениям. И Перикл, опасаясь за судьбу философа, уговорил его покинуть Афины, не дожидаясь суда».
По версии Сотиона, александрийского философа и историка II века до нашей эры, дело все же дошло до суда. Философа обвинили в безбожии, так как он вопреки утверждениям жрецов, что Солнце – это бог Гелиос, пересекающий небесный свод на золотой колеснице, осмелился утверждать совсем другое: «Солнце – не что иное, как сгусток огня, оторвавшийся от Земли силой вращения!» Жрецы требовали сурово наказать вольнодумца за столь предерзкие суждения. В защиту Анаксагора выступил Перикл, который добился, чтобы философа присудили лишь к штрафу в пять талантов и к изгнанию из Афин.
Версия Сатира, биографа III–II веков до нашей эры, известна лишь в изложении Диогена Лаэртского и резко отличается от версий Плутарха и Сотиона. Согласно Сатиру, «обвинение против Анаксагора возбудил Фукидид – политический противник Перикла, причем философ обвинялся не только в безбожии, но и в сочувствии персам. В результате Анаксагор был заочно приговорен к смертной казни». Однако И.Д. Рогожинский в своем исследовании указывает, что версия Сатира содержит серьезные хронологические противоречия. Согласно ей, суд над Анаксагором переносится на более ранние времена, так как в 442 году до нашей эры сам Фукидид навсегда покинул Афины. Исходя из этого, некоторые исследователи считают, что Анаксагор дважды подвергался судебному преследованию: первый раз в 450-е годы до нашей эры, когда шла борьба между Периклом и аристократической партией, и во второй раз – перед началом Пелопоннесской войны.
Анаксагор был родом из небольшого торгового городка Клазомен. Все источники утверждают, что он получил большое наследство, но вскоре утратил его, так как ничем, кроме науки, не занимался. Еще в молодости будущий философ переехал в Афины, где и прожил бóльшую часть своей жизни. Имя Анаксагора в истории афинского государства V века до нашей эры оказалось неразрывно связанным с именем Перикла. Данные об их дружбе и о том влиянии, какое оказал молодой философ на лидера афинской демократии, подтверждаются многими свидетельствами. Достоверно известно, что он написал одно философское сочинение, хотя есть сведения, что у него были сочинения и по другим вопросам, например по применению законов перспективы к театральной живописи.
Рассказы о суде над Анаксагором относятся к позднему времени и имеют большей частью легендарный характер, так как нет конкретных сведений ни о времени его проведения, ни о формулировке обвинения, ни о приговоре. Нет даже точных сведений о том, состоялся ли этот суд на самом деле или Анаксагор покинул Афины еще до процесса. Судя по тем отрывочным сведениям, которые все же дошли до нас, философ обвинялся в безбожии, но историки предполагают, что процесс над Анаксагором был только частью кампании против Перикла, которую вели политические противники последнего. О суде над философом сохранилось несколько версий, и одна из них сообщается Плутархом в биографии Перикла: «Перед началом Пелопоннесской войны прорицатель Диопиф внес в народное собрание законопроект, согласно которому государственными преступниками должны считаться лица, которые не признают установленной религии или распространяют учение о небесных явлениях. Законопроект этот был прямо направлен против Анаксагора, астрономические взгляды которого не соответствовали общепринятым представлениям. И Перикл, опасаясь за судьбу философа, уговорил его покинуть Афины, не дожидаясь суда».
По версии Сотиона, александрийского философа и историка II века до нашей эры, дело все же дошло до суда. Философа обвинили в безбожии, так как он вопреки утверждениям жрецов, что Солнце – это бог Гелиос, пересекающий небесный свод на золотой колеснице, осмелился утверждать совсем другое: «Солнце – не что иное, как сгусток огня, оторвавшийся от Земли силой вращения!» Жрецы требовали сурово наказать вольнодумца за столь предерзкие суждения. В защиту Анаксагора выступил Перикл, который добился, чтобы философа присудили лишь к штрафу в пять талантов и к изгнанию из Афин.
Версия Сатира, биографа III–II веков до нашей эры, известна лишь в изложении Диогена Лаэртского и резко отличается от версий Плутарха и Сотиона. Согласно Сатиру, «обвинение против Анаксагора возбудил Фукидид – политический противник Перикла, причем философ обвинялся не только в безбожии, но и в сочувствии персам. В результате Анаксагор был заочно приговорен к смертной казни». Однако И.Д. Рогожинский в своем исследовании указывает, что версия Сатира содержит серьезные хронологические противоречия. Согласно ей, суд над Анаксагором переносится на более ранние времена, так как в 442 году до нашей эры сам Фукидид навсегда покинул Афины. Исходя из этого, некоторые исследователи считают, что Анаксагор дважды подвергался судебному преследованию: первый раз в 450-е годы до нашей эры, когда шла борьба между Периклом и аристократической партией, и во второй раз – перед началом Пелопоннесской войны.