Страница:
— Ну, — сказал Больм, — докладывайте, Беккер, да поживее.
— Вы имеете в виду дело с парашютами, господин штандартенфюрер?
— Его, Беккер, что же другое? Парашютов было три. Полагаете, надо искать троих?
— Один или два парашюта могли быть грузовыми, — осторожно сказал Беккер. — Один уж во всяком случае.
— Резонно. Вот и патрульный показал: ночью из леса вышли двое. Однако никто не поручится за то, что прилетели не трое. Один, отделившись от партнёров, мог уйти в другом направлении. Искать троих, Беккер!
Штурмбанфюрер наклонил голову в знак того, что согласен с шефом. Однако в действительности он придерживался другого мнения. Приземлился ночью в незнакомом лесу и ночью же идти на станцию — это было слишком опасно, вряд ли рискнули бы на такое вражеские разведчики.
Пальцы Беккера задвигались и осторожно ощупали край стола, возле которого он стоял.
— Все это хорошо, — проговорил он, — если только…
— Говорите, Беккер. — Больм выпрямился в кресле, выжидательно поглядел на подчинённого.
— Если только те два солдата действительно были парашютисты…
— По-вашему, в этом можно сомневаться?
— Они солгали, сказав, что идут с батареи. Но… разве это доказательство? Разве другие солдаты, оказавшись на их месте и при сходных обстоятельствах, не поступили бы точно так же? Почему не предположить, что их ответ был продиктован стремлением отвязаться от длительной проверки и не опоздать на поезд? Я навёл справку: в тот день из близ расположенных частей уволено в отпуск более десятка людей. Солдаты и унтер-офицеры.
Больм неопределённо повёл плечом. Беккер продолжал:
— Разумеется, солдат, прибывших в Остбург вчера и сегодня, мы проверим. И я сказал о своих сомнениях лишь для того, чтобы мы не ограничивались поисками этих двух… Вы понимаете меня, господин штандартенфюрер?
— Да, — сказал Больм. Помолчав, он задумчиво прибавил: — Однако при всех обстоятельствах это не те, кого мы ждём…
— Почему же?
— Потому что гости должны быть из Карлслуста, а это всего полтораста километров, и ни один здравомыслящий человек не станет покрывать такое расстояние на самолёте.
— А если они прямо с Востока? — Беккер наклонился вперёд, вцепился пальцами в край стола. — Что, если один из них — тот самый перебежчик?
— Георг Хоманн?
— Да!
Больм поджал губы, покачал головой.
— Это было бы слишком большой удачей!
— Но почему не быть удаче, если она подготовлена кропотливым трудом, господин штандартенфюрер! Вспомните, чего нам стоила эта операция!…
— Труд был огромный, — вздохнул Больм.
— Я убеждён, мы на верном пути, — продолжал Беккер. — А если наши выводы правильны и один из них Хоманн, то им не миновать «Зеленого».
— Стоп! — Больм встал, обошёл стол и приблизился к Беккеру: — Сейчас же связаться с «Зелёным»!
— Все уже сделано, — улыбнулся Беккер, взглянув на часы. — Встреча состоится сегодня. Что касается других мероприятий, то вот перечень. — Он положил на стол лист бумаги.
Вернувшись к себе, Беккер вызвал щтурмфюрера Адольфа Торпа, занимавшегося расследованием кражи в банке. Тот не мог сообщить ничего утешительного. След воров затерялся по ту сторону леса, на шоссе. Очевидно, там их ждал автомобиль.
Беккер распорядился, чтобы расследование хищения в банке было передано другим работникам, а Торп занялся парашютистами.
В гестапо доставили списки лиц, прибывших в город за последние двое суток. Беккер и Торп просмотрели их без особого интереса. В глубине души они не верили, что те, кем они интересуются, будут регистрировать своё появление в Остбурге.
Первой в списке значилась группа военнослужащих, выписанных из госпиталя и получивших отпуск для окончательной поправки. Их было семеро. В комендатуру они явились вместе, некоторые в сопровождении жён. Двух из них работники комендатуры знали как местных жителей. Больм повертел список и решительно вычеркнул всех семерых. Далее значились двое коммерсантов из Берлина, ещё один коммивояжёр, имеющий постоянное жительство в Гамбурге, и монахиня.
Офицер, доставивший списки, пояснил: берлинские коммерсанты — старики, каждому перевалило за шестьдесят; гамбуржец ездит в Остбург четвёртый год, он торгует мелкой галантереей, и здесь его многие знают. О монахине же и говорить нечего.
Заинтересовали Беккера два солдата, прибывшие утренним поездом. Контрольный пост на вокзале, естественно, не записал их фамилии, но запомнил, что такие были. Ни тот, ни другой не явились в комендатуру, чтобы отметиться и получить полагающееся продовольствие.
— Почему? — спросил Беккер, делая пометку на листке.
Торп пожал плечами.
— Мало ли что? Может, сидят дома и пьют, а завтра явятся. Или даже сегодня — день-то ведь не закончен.
Беккер отложил списки, решив вернуться к ним позже.
Как бы в ответ на эти мысли по гравию дорожки зашуршали шаги. Щёлкнул замок — Лизель всякий раз, уходя из дому, запирала мужа и его товарища.
Мужчины поднялись ей навстречу.
— Все хорошо, Герберт, — сказала женщина, снимая шляпку. — Звонила из той будки, что возле кино, ты её помнишь, конечно… С Отто встретилась неподалёку от завода. Он был очень удивлён, озадачен. Хотел было расспросить подробнее, но я сказала, что он все узнает, когда придёт. Конечно, предупредила, чтобы никому ни слова.
— Придёт сегодня?
— Он кончает работу в пять. Явится к нам прямо с завода.
— Спасибо, Лизель. — Ланге расцеловал жену. — Ты у меня такой молодец!
— Молодец, — сказал и Аскер.
Лизель расцвела от похвалы.
Вскоре все трое сидели за столом. Лизель разлила суп, принесла графин с рюмками.
— Тут совсем немного, — сказала она, взглянув на мужа и виновато улыбнувшись. — Осталось с тех пор…
Аскер понял: с того дня, когда ушёл на военную службу Герберт Ланге.
— Крепко же ты её хранила, — пробормотал Ланге.
— Я ждала, — прошептала Лизель.
Она разлила водку. Две рюмки оказались полны до краёв; третью — налитую до половины — Лизель придвинула к себе.
Герберт удивлённо глядел на жену: она никогда не прикасалась к спиртному.
— Сегодня я выпью с вами… — едва слышно сказала она. — Я не могу не выпить, Герберт. Я бы хотела, чтобы этот день…
Лизель не договорила. Внезапно она уронила голову на руки, истерически разрыдалась. Начался сильный нервный припадок: сказались бессонные ночи в убежище и приезд мужа, которого она уже оплакивала, считая погибшим.
Герберт кинулся к жене, поднял её, отнёс на кровать.
Аскер вышел в коридор, притворил за собой дверь.
Лизель рыдала все громче. Из комнаты выбежал Герберт.
— Умирает, — прохрипел он, — глаза закатила, бьётся, пена изо рта!… Надо врача. Телефон за углом!
И, прежде чем Аскер успел что-либо сказать, кинулся вон из дома.
— Стой, — крикнул Аскер, — пойду я!…
Но Ланге не слышал. Он словно обезумел.
Лизель продолжала кричать и метаться. Аскер беспомощно стоял над ней. Сообразив, сбегал к умывальнику, принёс смоченное в воде полотенце, положил ей на лоб. Затем отыскал в шкафу валерьянку, накапал в стакан и с трудом заставил Лизель сделать глоток.
Прошло несколько минут. Женщина стала успокаиваться. Рыдания звучали глуше. Обессиленная, она лежала неподвижно, лишь изредка конвульсивно вздрагивая.
Четверть часа уже минуло, а Герберт не возвращался. И Аскера вдруг охватила щемящая тоска. Где он? Почему задерживается?
Выйдя из комнаты. Аскер взволнованно заходил по коридору.
В доме стояла тишина, прерываемая лишь всхлипываниями Лизель, едва доносившимися из-за прикрытой двери.
Аскер поёжился, непослушными пальцами достал сигарету, зажёг спичку.
Истекло ещё несколько минут. Теперь Аскер уже не сомневался: да, что-то случилось. Надо уходить. Уходить, пока не поздно!
Но минута проходила за минутой, а он все стоял, не в силах сдвинуться с места: ещё теплилась какая-то надежда…
За окном послышались голоса. Аскер чуть отодвинул занавеску. К дому медленно, тесной группой приближалось несколько мужчин; казалось, они что-то несут.
— Сюда, — сказал один из мужчин. — Я видел, он выскочил из этого дома.
У Аскера кольнуло в сердце. Лоб у него стал влажным…
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил он и не узнал собственного голоса.
— Откройте, — сказали из-за двери. — Отоприте, случилось несчастье.
Аскер рванул дверь, рванул ещё и ещё. Поняв, что она заперта, нащупал и с грохотом отодвинул засов. Дверь распахнулась. Четверо мужчин держали на руках Герберта Ланге — неподвижного, бледного, в грязном изорванном мундире.
Люди протиснулись в коридор.
— Куда его? — спросил один из мужчин, обратив к Аскеру напряжённое лицо с закушенной губой. По тому, как был задан вопрос, Аскер понял, что Ланге мёртв.
Пятясь, Аскер отступил к двери в спальню, привалился к ней спиной.
Тело внесли в кухню. Аскер видел, как его устраивали на сдвинутых вместе табуретах, как одна из рук Ланге, сложенных на груди, вдруг скользнула вниз и ударилась кистью о пол…
В кухне негромко разговаривали. В коридор донеслись обрывки фраз: «Бежал сломя голову через улицу… Из-за угла грузовик…»
За спиной Аскера, в спальне, скрипнула кровать, послышался шорох.
Аскер подавил крик. Он понимал: смерть Ланге — это почти неминуемая катастрофа для него, разведчика, оказавшегося в этом чужом городе без крова и связей. Умер Ланге — значит, с минуты на минуту явятся полицейские и сотрудники комендатуры. Но ещё раньше в коридор выйдет Лизель и увидит, что сталось с её мужем, только полчаса назад здоровым, полным жизни!
За дверью спальни раздались нетвёрдые шаги. Аскер отпрянул в сторону, круто обернулся. Увидел: ручка двери медленно поворачивается.
Он метнулся к вешалке, сорвал с неё пилотку и шинель и кинулся вон из дома.
Позвонили. Лизель отперла. На пороге стояли штурмбанфюрер Бруно Беккер и штурмфюрер Адольф Торп. За ними маячил солдат с большим пакетом.
— Фрау Ланге, — сказал Беккер, сняв фуражку и поклонившись, — нас прислал сюда господин военный комендант Остбурга. Господин военный комендант скорбит по поводу преждевременной смерти обер-ефрейтора Герберта Ланге. Солдат Ланге был примерным воином, хорошо выполнял свой долг перед фюрером и нацией, и сейчас вермахт склоняет знамёна над его прахом.
Произнеся эту тираду, Беккер снова поклонился. Торп, у которого была забинтована шея и скула, последовал примеру начальника. Солдат стащил с головы пилотку.
Женщина посторонилась. Военные прошли в дом. Они разместились в гостиной полукругом — Лизель в центре, Беккер и Торп по бокам. Солдат положил свёрток на край стола и вышел в коридор.
Хлопнула входная дверь. Это пришла соседка, старая фрау Штрейбер. С достоинством кивнув военным, она уселась рядом с хозяйкой.
Воцарилось молчание. Беккер прервал его, откашлявшись. Затем он сказал, обращаясь к спутнику.
— А ведь этого могло и не быть.
— Что поделаешь, такова, значит, судьба, — возразил Торп.
— Судьба! — Беккер горько усмехнулся. — Судьба тут ни при чем. — Пальцы его задвигались, ловко распустили узлы бечёвки на свёртке. — Фрау Ланге, примите этот небольшой знак внимания господина военного коменданта. Здесь немного консервированного молока, а также масло, сахар и варенье. Дочери и вам это будет очень кстати.
Женщина чуть наклонила голову и вновь застыла в неподвижности, с глазами, устремлёнными куда-то поверх головы штурмбанфюрера.
Обращаясь к Беккеру, Торп сказал:
— Вы утверждаете, что судьба тут ни при чем? Но я не понимаю вас. Ведь это был лишь несчастный случай. Внезапно вынырнул из-за угла грузовик и…
— Грузовик! — Беккер сердито поджал губы. — Если бы капралу, который прибыл вместе с супругом фрау Лизель с фронта, не захотелось вдруг водки, господин Ланге был бы сейчас жив и здоров.
— Так Ланге бегал за выпивкой для гостя? — воскликнула фрау Штрейбер.
— Разумеется, — снисходительно пожал плечами Беккер. — Этот парень неисправимый пьянчуга. Фрау Лизель лежит в постели, ей нездоровится. А он посылает её мужа за водкой.
— Я слышала, у таких бывают запои, — испуганно проговорила фрау Штрейбер.
— Именно это с ним и случилось в тот злосчастный день, — кивнул Беккер. — Вы очень точно определили.
— И что же произошло дальше? — задал новый вопрос Торп.
— Дальше? — Беккер помолчал. — Дальше случилось вот что. Когда Ланге отправился на рынок, капрал выбежал за ним, окликнул. Ланге как раз переходил улицу. Он обернулся. Гость стал просить, чтобы тот взял побольше спиртного. Тут-то и вынырнул из-за угла грузовик!…
Вновь наступило молчание. Его нарушали лишь вздохи соседки.
Беккер продолжал:
— Но и это не все. Знаете, что сделал этот человек, когда под колёсами пятитонки хрустнули кости его фронтового товарища? Вы думаете, попытался остановить какой-нибудь автомобиль, чтобы отвезти господина Ланге в больницу? Ничуть не бывало. Он поспешил в дом, вытащил все самое ценное из своего ранца, затем из ранца Ланге и был таков.
При этих словах Лизель вскочила на ноги, свалив стул. В глазах её был ужас. Поддерживаемая соседкой, она вышла из комнаты в коридор. Беккер спокойно глядел ей вслед. Пока хоронили Ланге, контрразведка поработала в доме покойного, и штурмбанфюрер знал, что хозяйка найдёт ранцы пустыми.
Раздался короткий женский вскрик. Беккер и Торп были удивлены — он донёсся не из спальни, где, они знали, находились вещи, а из кухни.
В столовую вошёл солдат, поманил их пальцем. Контрразведчики встали. Солдат подвёл их к двери в кухню. Беккер и Торп увидели женщин, склонившихся над помойным ведром.
— Пустое! Оно пустое, фрау Штрейбер! — в отчаянии восклицала Лизель.
— Пустое, милочка, потому что я сама его опорожнила сегодня утром, — отвечала соседка. — Вы спали, когда я его вынесла.
— И… там ничего не было?
Фрау Штрейбер с тревогой посмотрела на Лизель.
— А ящик?… Чёрного ящика вы там не заметили? — прошептала Лизель.
— В ведре? — Соседка вытаращила глаза.
— Да! — Лизель упрямо качнула головой. — Ящик был! Герберт так берег его. Он сказал, что в нем много ценностей.
— Но почему тогда их швырнули в это ведро?
— Спрятали, фрау Штрейбер, спрятали, а не швырнули. Это сделал Герберт. Он объяснил: если в дом заберутся воры, они будут искать везде, но никому не придёт в голову лезть в помойное ведро.
— А кто знал, что ящик в ведре?
— Герберт… и Краузе.
— Подлый негодяй! — Фрау Штрейбер гневно выпрямилась.
Лизель заплакала. Фрау Штрейбер помогла ей встать.
Беккер коснулся плеча Торпа. Гестаповцы скользнули в гостиную. Минутой позже туда вернулись женщины.
— Господин офицер, — сказала соседка, — вы были правы, фрау Ланге действительно обокрали. И я уверена, это Краузе, который прикидывался другом Герберта. Я буду молиться, чтобы вы нашли вора и примерно наказали.
— Это и наше желание, — ласково сказал Беккер. — Совершив кражу, он, очевидно, скрывается. Но где? Уважаемая фрау Ланге, помогите нам. Вспомните, какие он называл адреса, фамилии? Что предполагал делать, чем собирался заняться?…
— Не знаю… Ничего не знаю, ведь он так мало пробыл у нас…
— Ну, а ваш муж? Капрал Краузе мог поделиться с ним планами. Ланге ничего не рассказывал?
— Ничего…
— Вспомните, — настаивал Беккер.
— Не могу. — Лизель с гримасой боли коснулась лба. — Ничего не помню…
— Фрау Ланге, — вмешался Торп, — этот тип может вернуться. Надеюсь, вы не останетесь в квартире одна? Надо, чтобы кто-то мог сообщить нам.
— Что вы, что вы! — Соседка замахала рукой. — С бедняжкой день и ночь нахожусь я. Все сделаю, будьте покойны!
— Вы и вчера были с фрау Ланге? — спросил Торп.
— Разумеется.
— Весь день?
— Да.
— И… кроме вас, никого? Никто из знакомых не счёл нужным явиться и выразить вдове своё соболезнование?
— Почему вы так думаете, господин офицер? Здесь все время люди.
— А вчера в послеобеденное время тоже были посетители?
Старуха кивнула.
— Да, человек десять.
— Кто же такие?
— Я их не знаю.
— Ну, а вы, фрау Ланге?
Лизель пожала плечами.
Беккер и Торп переглянулись, встали.
— Прощайте, фрау Ланге, — сказал Беккер. — Мы к вам ещё зайдём.
Выйдя из дома, контрразведчики сели в поджидавший их автомобиль.
— Ну, — произнёс Беккер, снисходительно глядя на спутника, — что вы теперь скажете?
Торп значительно улыбнулся.
— То-то же! Запомните: всегда добиваешься большего, когда действуешь мягко… Допросив её в обычном порядке, мы бы не много узнали. Она бы озлобилась, замкнулась — и дело с концом.
— Но все же не установлено главное. Мы не знаем, где прячется этот человек.
— Зато всплыла история с ящиком в ведре. Ящик! Что в нем могло быть, Торп?
— Поначалу я думал, взрывчатка.
— Чепуха. Будь это даже самая сильная взрывчатка, её едва бы хватило на то, чтобы поднять на воздух какую-нибудь кузню… Нет, то была не взрывчатка!
— Тогда оружие?
— Но какое оружие можно запаковать в маленький ящичек? Разве что пистолеты или ножи. — Беккер сделал паузу и закончил: — Это была радиостанция, Торп.
— Во что бы то ни стало надо установить, кто был на квартире покойного вчера после обеда, примерно между семью и восемью часами вечера.
— Не понимаю.
— Вчерашняя встреча с тем человеком произошла именно в семь часов
— и неподалёку от дома Ланге. Я сразу почувствовал: он выглядит подозрительно и здесь не случайно. Пошёл следом и…
— Дальше известно. Так вы думаете, они связаны?
— Кто знает? Но судите сами, господин штурмбанфюрер. Внезапная смерть Ланге автоматически разоблачила и его самого и спутника. Поэтому-то Краузе стремительно покинул дом покойного, а затем действовал столь решительно, когда почувствовал за собой слежку. И я спрашиваю себя: почему этот несомненно опытный и умелый разведчик идёт на такой риск, как появление в районе дома Ланге? И отвечаю: потому что Краузе хотел во что бы то ни стало заполучить оставленную рацию, которую он не смог вынести раньше.
— Смелая версия.
— Смелая, — согласился Торп. — Смелая, но единственно приемлемая. Если, конечно, в том ящике действительно был передатчик. Однако я не кончил. Краузе слонялся неподалёку от дома, а в самом доме находился кто-то из его знакомых. Можете вы поручиться за то, что Краузе не попросил кого-нибудь отправиться к вдове Ланге со специальной целью — изъять тот самый металлический ящик?
— Нет, — медленно проговорил Беккер, — я бы за это не поручился.
— Он скосил на собеседника глаза. — Однако вы не дурак, Торп.
В тот день, когда так нелепо погиб Герберт Ланге, механик завода «Ганс Бемер» Отто Шталекер, закончив работу в обычное время, вымыл руки, переоделся и направился к выходу. Здесь он задержался. У двери стояла группа эсэсовцев. Это был конвой из соседнего концентрационного лагеря. В цехах завода работало около сотни лагерников. По утрам конвой приводил их сюда, а в конце дня, пересчитав, препровождал в лагерь на ночёвку.
Стоя у выхода, Шталекер наблюдал, как, повинуясь крикам конвоиров, заключённые отходили в сторону, строились в группы и ковыляли во двор.
Лагерников увели. На заводской двор со всех сторон стекались рабочие, направляясь к воротам. Здесь было устроено нечто вроде узкого коридора. По обеим его сторонам стояли вахтёры, бесцеремонно ощупывавшие каждого выходящего.
Миновав контроль и оказавшись на улице, Шталекер зашагал по направлению к дому Ланге.
На душе у механика было тревожно. Не давал покоя странный разговор с фрау Лизель. Подумать только — вернулся Герберт, и вот сейчас, через несколько минут, они увидятся!
Шталекер глубоко верил своему старому дружку. Он знал, что Герберт — человек высокой чести и никогда, ни при каких обстоятельствах не способен на предательство. Но приезд Герберта был поистине необъясним.
Вот и его дом. Сколько славных вечеров провели в нем Шталекеры и Ланге!
Через минуту, потрясённый трагедией, которая разыгралась здесь несколькими часами раньше, Шталекер сидел у тела друга, поддерживая заливавшуюся слезами Лизель.
Вдова, судорожно всхлипывая, в который раз пыталась рассказать о случившемся. Из её отрывочных слов механику стало известно: Герберт вызвал его так срочно, чтобы познакомить со своим спутником. Далее Шталекер понял: Герберт не хотел покидать дом — видимо, чего-то боялся.
В двери показался один из соседей Ланге — рабочий, которого Шталекер давно знал. Сосед поманил пальцем механика.
Шталекер оставил вдову, вышел. Рабочий отвёл его в конец коридора, боязливо оглянулся, зашептал:
— Была полиция!
— Зачем?
— Сначала они явились со своим врачом, чтобы зарегистрировать смерть, составить протокол и прочее.
— Ну, а потом? Они что, приходили ещё раз?
— Да. И тогда с ними были представители военной комендатуры.
— Это естественно.
Сосед неопределённо пожевал губами.
— Они забрали документы Герберта. Знаете, я наблюдал за ними, когда они листали его удостоверение… Мне они не понравились — глаза так и шныряли по бумагам. И я подумал…
— Ну, и в этом нет ничего странного, — равнодушно проговорил Шталекер. — Время военное; надо все уточнить, расследовать. Осторожность никогда не мешает.
— Конечно, конечно, — заторопился сосед. — Но…
— Они приходили и в третий раз? — спросил Шталекер, видя, что собеседник не договаривает.
— Официально нет. Но только недавно тут вертелись два каких-то типа…
— Послушайте… — окликнули его сзади.
Шталекер обернулся. Его догонял высокий человек в форме унтер-офицера.
— Простите, как ваша фамилия? — спросил военный, подойдя и вежливо кивнув.
— Меня зовут Отто Шталекер.
— Вы механик?
— Да.
— Вы были у Ланге и все знаете, не так ли?
— Был и все знаю.
— Я тот, который приехал вместе с Гербертом. Нам надо поговорить. Где это можно сделать?
Шталекер помедлил.
— Быть может, куда-нибудь зайдём?
Вскоре они сидели в маленьком кабачке, расположенном неподалёку от домика, где жил механик.
Аскер рассказал о случившемся с Лизель припадке, о том, как произошла катастрофа с Гербертом, как сам он вынужден был немедленно уйти из дома.
— Кто вы? — спросил Шталекер.
— Я? — Аскер помедлил. — Я коммунист, товарищ Шталекер. Мы с Ланге дезертировали из вермахта, решив уйти в подполье. И помочь нам в этом должны были вы.
Шталекер усмехнулся:
— Вы говорите поразительные вещи, говорите прямо, не зная толком, с кем имеете дело!
— Мне не остаётся ничего другого. — Аскер пожал плечами. — Погиб Герберт Ланге. Теперь я один, без документов. Вообще говоря, документы есть, но я лишился пристанища, и меня очень быстро схватят. А Герберт говорил о своём друге Шталекере только хорошее. Я многое знаю о вас, товарищ!
— Допустим, что это так. Но мне о вас никто и словом не обмолвился. Простите, как вы разыскали меня?
— Знал, где вы работаете, ждал неподалёку от завода. Закончилась смена. Люди стали выходить. Подошёл к одному из рабочих, спросил, как найти механика Шталекера, и мне указали на вас. А я, повторяю, многое знаю о вас. Герберт рассказал мне все — как вы впервые встретились с ним на митинге в гамбургском порту в ночь, когда в Берлине горел рейхстаг, как затем поучали его, сидя за кружкой пива… Я знаю о вашем брате, погибшем от рук нацистов, да и о жене вашей — ведь и она побывала в их лапах.
— Черт возьми! — вырвалось у Шталекера.
— Но это не все. Мы прямо к вам и должны были идти. Однако в то утро у вашего дома стоял автомобиль с военными. И мы не рискнули…
— Вы сказали, что являетесь коммунистом? — вдруг спросил Шталекер.
— Да.
— Немецким коммунистом?
Аскер поглядел на собеседника, кивнул.
— Я неспроста задал этот вопрос, — проговорил Шталекер. — Дело в том, что Герберт Ланге считался погибшим. Погиб, а потом вдруг объявился!
— Как видите, извещение оказалось ошибочным… Вы же знаете, так случается.
— Вы имеете в виду дело с парашютами, господин штандартенфюрер?
— Его, Беккер, что же другое? Парашютов было три. Полагаете, надо искать троих?
— Один или два парашюта могли быть грузовыми, — осторожно сказал Беккер. — Один уж во всяком случае.
— Резонно. Вот и патрульный показал: ночью из леса вышли двое. Однако никто не поручится за то, что прилетели не трое. Один, отделившись от партнёров, мог уйти в другом направлении. Искать троих, Беккер!
Штурмбанфюрер наклонил голову в знак того, что согласен с шефом. Однако в действительности он придерживался другого мнения. Приземлился ночью в незнакомом лесу и ночью же идти на станцию — это было слишком опасно, вряд ли рискнули бы на такое вражеские разведчики.
Пальцы Беккера задвигались и осторожно ощупали край стола, возле которого он стоял.
— Все это хорошо, — проговорил он, — если только…
— Говорите, Беккер. — Больм выпрямился в кресле, выжидательно поглядел на подчинённого.
— Если только те два солдата действительно были парашютисты…
— По-вашему, в этом можно сомневаться?
— Они солгали, сказав, что идут с батареи. Но… разве это доказательство? Разве другие солдаты, оказавшись на их месте и при сходных обстоятельствах, не поступили бы точно так же? Почему не предположить, что их ответ был продиктован стремлением отвязаться от длительной проверки и не опоздать на поезд? Я навёл справку: в тот день из близ расположенных частей уволено в отпуск более десятка людей. Солдаты и унтер-офицеры.
Больм неопределённо повёл плечом. Беккер продолжал:
— Разумеется, солдат, прибывших в Остбург вчера и сегодня, мы проверим. И я сказал о своих сомнениях лишь для того, чтобы мы не ограничивались поисками этих двух… Вы понимаете меня, господин штандартенфюрер?
— Да, — сказал Больм. Помолчав, он задумчиво прибавил: — Однако при всех обстоятельствах это не те, кого мы ждём…
— Почему же?
— Потому что гости должны быть из Карлслуста, а это всего полтораста километров, и ни один здравомыслящий человек не станет покрывать такое расстояние на самолёте.
— А если они прямо с Востока? — Беккер наклонился вперёд, вцепился пальцами в край стола. — Что, если один из них — тот самый перебежчик?
— Георг Хоманн?
— Да!
Больм поджал губы, покачал головой.
— Это было бы слишком большой удачей!
— Но почему не быть удаче, если она подготовлена кропотливым трудом, господин штандартенфюрер! Вспомните, чего нам стоила эта операция!…
— Труд был огромный, — вздохнул Больм.
— Я убеждён, мы на верном пути, — продолжал Беккер. — А если наши выводы правильны и один из них Хоманн, то им не миновать «Зеленого».
— Стоп! — Больм встал, обошёл стол и приблизился к Беккеру: — Сейчас же связаться с «Зелёным»!
— Все уже сделано, — улыбнулся Беккер, взглянув на часы. — Встреча состоится сегодня. Что касается других мероприятий, то вот перечень. — Он положил на стол лист бумаги.
Вернувшись к себе, Беккер вызвал щтурмфюрера Адольфа Торпа, занимавшегося расследованием кражи в банке. Тот не мог сообщить ничего утешительного. След воров затерялся по ту сторону леса, на шоссе. Очевидно, там их ждал автомобиль.
Беккер распорядился, чтобы расследование хищения в банке было передано другим работникам, а Торп занялся парашютистами.
В гестапо доставили списки лиц, прибывших в город за последние двое суток. Беккер и Торп просмотрели их без особого интереса. В глубине души они не верили, что те, кем они интересуются, будут регистрировать своё появление в Остбурге.
Первой в списке значилась группа военнослужащих, выписанных из госпиталя и получивших отпуск для окончательной поправки. Их было семеро. В комендатуру они явились вместе, некоторые в сопровождении жён. Двух из них работники комендатуры знали как местных жителей. Больм повертел список и решительно вычеркнул всех семерых. Далее значились двое коммерсантов из Берлина, ещё один коммивояжёр, имеющий постоянное жительство в Гамбурге, и монахиня.
Офицер, доставивший списки, пояснил: берлинские коммерсанты — старики, каждому перевалило за шестьдесят; гамбуржец ездит в Остбург четвёртый год, он торгует мелкой галантереей, и здесь его многие знают. О монахине же и говорить нечего.
Заинтересовали Беккера два солдата, прибывшие утренним поездом. Контрольный пост на вокзале, естественно, не записал их фамилии, но запомнил, что такие были. Ни тот, ни другой не явились в комендатуру, чтобы отметиться и получить полагающееся продовольствие.
— Почему? — спросил Беккер, делая пометку на листке.
Торп пожал плечами.
— Мало ли что? Может, сидят дома и пьют, а завтра явятся. Или даже сегодня — день-то ведь не закончен.
Беккер отложил списки, решив вернуться к ним позже.
3
С того момента как Лизель отправилась на поиски Отто Шталекера, истёк час. В ожидании её Аскер, растянувшись на диванчике, отдыхал. В сознании постепенно восстанавливалось все то, что обрушилось на них с первых же минут пребывания в Остбурге — вся цепь неожиданных осложнений, нарушивших планы, которые, казалось, были составлены так тщательно. Случайность, внезапный поворот событий, и они на грани провала… Где же фрау Лизель, удалось ли ей встретиться со Шталекером или и на этот раз возникло какое-нибудь препятствие, осложнив и без того трудное положение, в котором они оказались?Как бы в ответ на эти мысли по гравию дорожки зашуршали шаги. Щёлкнул замок — Лизель всякий раз, уходя из дому, запирала мужа и его товарища.
Мужчины поднялись ей навстречу.
— Все хорошо, Герберт, — сказала женщина, снимая шляпку. — Звонила из той будки, что возле кино, ты её помнишь, конечно… С Отто встретилась неподалёку от завода. Он был очень удивлён, озадачен. Хотел было расспросить подробнее, но я сказала, что он все узнает, когда придёт. Конечно, предупредила, чтобы никому ни слова.
— Придёт сегодня?
— Он кончает работу в пять. Явится к нам прямо с завода.
— Спасибо, Лизель. — Ланге расцеловал жену. — Ты у меня такой молодец!
— Молодец, — сказал и Аскер.
Лизель расцвела от похвалы.
Вскоре все трое сидели за столом. Лизель разлила суп, принесла графин с рюмками.
— Тут совсем немного, — сказала она, взглянув на мужа и виновато улыбнувшись. — Осталось с тех пор…
Аскер понял: с того дня, когда ушёл на военную службу Герберт Ланге.
— Крепко же ты её хранила, — пробормотал Ланге.
— Я ждала, — прошептала Лизель.
Она разлила водку. Две рюмки оказались полны до краёв; третью — налитую до половины — Лизель придвинула к себе.
Герберт удивлённо глядел на жену: она никогда не прикасалась к спиртному.
— Сегодня я выпью с вами… — едва слышно сказала она. — Я не могу не выпить, Герберт. Я бы хотела, чтобы этот день…
Лизель не договорила. Внезапно она уронила голову на руки, истерически разрыдалась. Начался сильный нервный припадок: сказались бессонные ночи в убежище и приезд мужа, которого она уже оплакивала, считая погибшим.
Герберт кинулся к жене, поднял её, отнёс на кровать.
Аскер вышел в коридор, притворил за собой дверь.
Лизель рыдала все громче. Из комнаты выбежал Герберт.
— Умирает, — прохрипел он, — глаза закатила, бьётся, пена изо рта!… Надо врача. Телефон за углом!
И, прежде чем Аскер успел что-либо сказать, кинулся вон из дома.
— Стой, — крикнул Аскер, — пойду я!…
Но Ланге не слышал. Он словно обезумел.
Лизель продолжала кричать и метаться. Аскер беспомощно стоял над ней. Сообразив, сбегал к умывальнику, принёс смоченное в воде полотенце, положил ей на лоб. Затем отыскал в шкафу валерьянку, накапал в стакан и с трудом заставил Лизель сделать глоток.
Прошло несколько минут. Женщина стала успокаиваться. Рыдания звучали глуше. Обессиленная, она лежала неподвижно, лишь изредка конвульсивно вздрагивая.
Четверть часа уже минуло, а Герберт не возвращался. И Аскера вдруг охватила щемящая тоска. Где он? Почему задерживается?
Выйдя из комнаты. Аскер взволнованно заходил по коридору.
В доме стояла тишина, прерываемая лишь всхлипываниями Лизель, едва доносившимися из-за прикрытой двери.
Аскер поёжился, непослушными пальцами достал сигарету, зажёг спичку.
Истекло ещё несколько минут. Теперь Аскер уже не сомневался: да, что-то случилось. Надо уходить. Уходить, пока не поздно!
Но минута проходила за минутой, а он все стоял, не в силах сдвинуться с места: ещё теплилась какая-то надежда…
За окном послышались голоса. Аскер чуть отодвинул занавеску. К дому медленно, тесной группой приближалось несколько мужчин; казалось, они что-то несут.
— Сюда, — сказал один из мужчин. — Я видел, он выскочил из этого дома.
У Аскера кольнуло в сердце. Лоб у него стал влажным…
В дверь постучали.
— Кто там? — спросил он и не узнал собственного голоса.
— Откройте, — сказали из-за двери. — Отоприте, случилось несчастье.
Аскер рванул дверь, рванул ещё и ещё. Поняв, что она заперта, нащупал и с грохотом отодвинул засов. Дверь распахнулась. Четверо мужчин держали на руках Герберта Ланге — неподвижного, бледного, в грязном изорванном мундире.
Люди протиснулись в коридор.
— Куда его? — спросил один из мужчин, обратив к Аскеру напряжённое лицо с закушенной губой. По тому, как был задан вопрос, Аскер понял, что Ланге мёртв.
Пятясь, Аскер отступил к двери в спальню, привалился к ней спиной.
Тело внесли в кухню. Аскер видел, как его устраивали на сдвинутых вместе табуретах, как одна из рук Ланге, сложенных на груди, вдруг скользнула вниз и ударилась кистью о пол…
В кухне негромко разговаривали. В коридор донеслись обрывки фраз: «Бежал сломя голову через улицу… Из-за угла грузовик…»
За спиной Аскера, в спальне, скрипнула кровать, послышался шорох.
Аскер подавил крик. Он понимал: смерть Ланге — это почти неминуемая катастрофа для него, разведчика, оказавшегося в этом чужом городе без крова и связей. Умер Ланге — значит, с минуты на минуту явятся полицейские и сотрудники комендатуры. Но ещё раньше в коридор выйдет Лизель и увидит, что сталось с её мужем, только полчаса назад здоровым, полным жизни!
За дверью спальни раздались нетвёрдые шаги. Аскер отпрянул в сторону, круто обернулся. Увидел: ручка двери медленно поворачивается.
Он метнулся к вешалке, сорвал с неё пилотку и шинель и кинулся вон из дома.
Глава одиннадцатая
1
Лизель вернулась с похорон мужа обессиленная, разбитая. Соседка, крепко держа её под руку, довела до дому, усадила, дала стакан воды. Потом она ушла.Позвонили. Лизель отперла. На пороге стояли штурмбанфюрер Бруно Беккер и штурмфюрер Адольф Торп. За ними маячил солдат с большим пакетом.
— Фрау Ланге, — сказал Беккер, сняв фуражку и поклонившись, — нас прислал сюда господин военный комендант Остбурга. Господин военный комендант скорбит по поводу преждевременной смерти обер-ефрейтора Герберта Ланге. Солдат Ланге был примерным воином, хорошо выполнял свой долг перед фюрером и нацией, и сейчас вермахт склоняет знамёна над его прахом.
Произнеся эту тираду, Беккер снова поклонился. Торп, у которого была забинтована шея и скула, последовал примеру начальника. Солдат стащил с головы пилотку.
Женщина посторонилась. Военные прошли в дом. Они разместились в гостиной полукругом — Лизель в центре, Беккер и Торп по бокам. Солдат положил свёрток на край стола и вышел в коридор.
Хлопнула входная дверь. Это пришла соседка, старая фрау Штрейбер. С достоинством кивнув военным, она уселась рядом с хозяйкой.
Воцарилось молчание. Беккер прервал его, откашлявшись. Затем он сказал, обращаясь к спутнику.
— А ведь этого могло и не быть.
— Что поделаешь, такова, значит, судьба, — возразил Торп.
— Судьба! — Беккер горько усмехнулся. — Судьба тут ни при чем. — Пальцы его задвигались, ловко распустили узлы бечёвки на свёртке. — Фрау Ланге, примите этот небольшой знак внимания господина военного коменданта. Здесь немного консервированного молока, а также масло, сахар и варенье. Дочери и вам это будет очень кстати.
Женщина чуть наклонила голову и вновь застыла в неподвижности, с глазами, устремлёнными куда-то поверх головы штурмбанфюрера.
Обращаясь к Беккеру, Торп сказал:
— Вы утверждаете, что судьба тут ни при чем? Но я не понимаю вас. Ведь это был лишь несчастный случай. Внезапно вынырнул из-за угла грузовик и…
— Грузовик! — Беккер сердито поджал губы. — Если бы капралу, который прибыл вместе с супругом фрау Лизель с фронта, не захотелось вдруг водки, господин Ланге был бы сейчас жив и здоров.
— Так Ланге бегал за выпивкой для гостя? — воскликнула фрау Штрейбер.
— Разумеется, — снисходительно пожал плечами Беккер. — Этот парень неисправимый пьянчуга. Фрау Лизель лежит в постели, ей нездоровится. А он посылает её мужа за водкой.
— Я слышала, у таких бывают запои, — испуганно проговорила фрау Штрейбер.
— Именно это с ним и случилось в тот злосчастный день, — кивнул Беккер. — Вы очень точно определили.
— И что же произошло дальше? — задал новый вопрос Торп.
— Дальше? — Беккер помолчал. — Дальше случилось вот что. Когда Ланге отправился на рынок, капрал выбежал за ним, окликнул. Ланге как раз переходил улицу. Он обернулся. Гость стал просить, чтобы тот взял побольше спиртного. Тут-то и вынырнул из-за угла грузовик!…
Вновь наступило молчание. Его нарушали лишь вздохи соседки.
Беккер продолжал:
— Но и это не все. Знаете, что сделал этот человек, когда под колёсами пятитонки хрустнули кости его фронтового товарища? Вы думаете, попытался остановить какой-нибудь автомобиль, чтобы отвезти господина Ланге в больницу? Ничуть не бывало. Он поспешил в дом, вытащил все самое ценное из своего ранца, затем из ранца Ланге и был таков.
При этих словах Лизель вскочила на ноги, свалив стул. В глазах её был ужас. Поддерживаемая соседкой, она вышла из комнаты в коридор. Беккер спокойно глядел ей вслед. Пока хоронили Ланге, контрразведка поработала в доме покойного, и штурмбанфюрер знал, что хозяйка найдёт ранцы пустыми.
Раздался короткий женский вскрик. Беккер и Торп были удивлены — он донёсся не из спальни, где, они знали, находились вещи, а из кухни.
В столовую вошёл солдат, поманил их пальцем. Контрразведчики встали. Солдат подвёл их к двери в кухню. Беккер и Торп увидели женщин, склонившихся над помойным ведром.
— Пустое! Оно пустое, фрау Штрейбер! — в отчаянии восклицала Лизель.
— Пустое, милочка, потому что я сама его опорожнила сегодня утром, — отвечала соседка. — Вы спали, когда я его вынесла.
— И… там ничего не было?
Фрау Штрейбер с тревогой посмотрела на Лизель.
— А ящик?… Чёрного ящика вы там не заметили? — прошептала Лизель.
— В ведре? — Соседка вытаращила глаза.
— Да! — Лизель упрямо качнула головой. — Ящик был! Герберт так берег его. Он сказал, что в нем много ценностей.
— Но почему тогда их швырнули в это ведро?
— Спрятали, фрау Штрейбер, спрятали, а не швырнули. Это сделал Герберт. Он объяснил: если в дом заберутся воры, они будут искать везде, но никому не придёт в голову лезть в помойное ведро.
— А кто знал, что ящик в ведре?
— Герберт… и Краузе.
— Подлый негодяй! — Фрау Штрейбер гневно выпрямилась.
Лизель заплакала. Фрау Штрейбер помогла ей встать.
Беккер коснулся плеча Торпа. Гестаповцы скользнули в гостиную. Минутой позже туда вернулись женщины.
— Господин офицер, — сказала соседка, — вы были правы, фрау Ланге действительно обокрали. И я уверена, это Краузе, который прикидывался другом Герберта. Я буду молиться, чтобы вы нашли вора и примерно наказали.
— Это и наше желание, — ласково сказал Беккер. — Совершив кражу, он, очевидно, скрывается. Но где? Уважаемая фрау Ланге, помогите нам. Вспомните, какие он называл адреса, фамилии? Что предполагал делать, чем собирался заняться?…
— Не знаю… Ничего не знаю, ведь он так мало пробыл у нас…
— Ну, а ваш муж? Капрал Краузе мог поделиться с ним планами. Ланге ничего не рассказывал?
— Ничего…
— Вспомните, — настаивал Беккер.
— Не могу. — Лизель с гримасой боли коснулась лба. — Ничего не помню…
— Фрау Ланге, — вмешался Торп, — этот тип может вернуться. Надеюсь, вы не останетесь в квартире одна? Надо, чтобы кто-то мог сообщить нам.
— Что вы, что вы! — Соседка замахала рукой. — С бедняжкой день и ночь нахожусь я. Все сделаю, будьте покойны!
— Вы и вчера были с фрау Ланге? — спросил Торп.
— Разумеется.
— Весь день?
— Да.
— И… кроме вас, никого? Никто из знакомых не счёл нужным явиться и выразить вдове своё соболезнование?
— Почему вы так думаете, господин офицер? Здесь все время люди.
— А вчера в послеобеденное время тоже были посетители?
Старуха кивнула.
— Да, человек десять.
— Кто же такие?
— Я их не знаю.
— Ну, а вы, фрау Ланге?
Лизель пожала плечами.
Беккер и Торп переглянулись, встали.
— Прощайте, фрау Ланге, — сказал Беккер. — Мы к вам ещё зайдём.
Выйдя из дома, контрразведчики сели в поджидавший их автомобиль.
— Ну, — произнёс Беккер, снисходительно глядя на спутника, — что вы теперь скажете?
Торп значительно улыбнулся.
— То-то же! Запомните: всегда добиваешься большего, когда действуешь мягко… Допросив её в обычном порядке, мы бы не много узнали. Она бы озлобилась, замкнулась — и дело с концом.
— Но все же не установлено главное. Мы не знаем, где прячется этот человек.
— Зато всплыла история с ящиком в ведре. Ящик! Что в нем могло быть, Торп?
— Поначалу я думал, взрывчатка.
— Чепуха. Будь это даже самая сильная взрывчатка, её едва бы хватило на то, чтобы поднять на воздух какую-нибудь кузню… Нет, то была не взрывчатка!
— Тогда оружие?
— Но какое оружие можно запаковать в маленький ящичек? Разве что пистолеты или ножи. — Беккер сделал паузу и закончил: — Это была радиостанция, Торп.
— Во что бы то ни стало надо установить, кто был на квартире покойного вчера после обеда, примерно между семью и восемью часами вечера.
— Не понимаю.
— Вчерашняя встреча с тем человеком произошла именно в семь часов
— и неподалёку от дома Ланге. Я сразу почувствовал: он выглядит подозрительно и здесь не случайно. Пошёл следом и…
— Дальше известно. Так вы думаете, они связаны?
— Кто знает? Но судите сами, господин штурмбанфюрер. Внезапная смерть Ланге автоматически разоблачила и его самого и спутника. Поэтому-то Краузе стремительно покинул дом покойного, а затем действовал столь решительно, когда почувствовал за собой слежку. И я спрашиваю себя: почему этот несомненно опытный и умелый разведчик идёт на такой риск, как появление в районе дома Ланге? И отвечаю: потому что Краузе хотел во что бы то ни стало заполучить оставленную рацию, которую он не смог вынести раньше.
— Смелая версия.
— Смелая, — согласился Торп. — Смелая, но единственно приемлемая. Если, конечно, в том ящике действительно был передатчик. Однако я не кончил. Краузе слонялся неподалёку от дома, а в самом доме находился кто-то из его знакомых. Можете вы поручиться за то, что Краузе не попросил кого-нибудь отправиться к вдове Ланге со специальной целью — изъять тот самый металлический ящик?
— Нет, — медленно проговорил Беккер, — я бы за это не поручился.
— Он скосил на собеседника глаза. — Однако вы не дурак, Торп.
2
Беккер и Торп были очень близки к истине.В тот день, когда так нелепо погиб Герберт Ланге, механик завода «Ганс Бемер» Отто Шталекер, закончив работу в обычное время, вымыл руки, переоделся и направился к выходу. Здесь он задержался. У двери стояла группа эсэсовцев. Это был конвой из соседнего концентрационного лагеря. В цехах завода работало около сотни лагерников. По утрам конвой приводил их сюда, а в конце дня, пересчитав, препровождал в лагерь на ночёвку.
Стоя у выхода, Шталекер наблюдал, как, повинуясь крикам конвоиров, заключённые отходили в сторону, строились в группы и ковыляли во двор.
Лагерников увели. На заводской двор со всех сторон стекались рабочие, направляясь к воротам. Здесь было устроено нечто вроде узкого коридора. По обеим его сторонам стояли вахтёры, бесцеремонно ощупывавшие каждого выходящего.
Миновав контроль и оказавшись на улице, Шталекер зашагал по направлению к дому Ланге.
На душе у механика было тревожно. Не давал покоя странный разговор с фрау Лизель. Подумать только — вернулся Герберт, и вот сейчас, через несколько минут, они увидятся!
Шталекер глубоко верил своему старому дружку. Он знал, что Герберт — человек высокой чести и никогда, ни при каких обстоятельствах не способен на предательство. Но приезд Герберта был поистине необъясним.
Вот и его дом. Сколько славных вечеров провели в нем Шталекеры и Ланге!
Через минуту, потрясённый трагедией, которая разыгралась здесь несколькими часами раньше, Шталекер сидел у тела друга, поддерживая заливавшуюся слезами Лизель.
Вдова, судорожно всхлипывая, в который раз пыталась рассказать о случившемся. Из её отрывочных слов механику стало известно: Герберт вызвал его так срочно, чтобы познакомить со своим спутником. Далее Шталекер понял: Герберт не хотел покидать дом — видимо, чего-то боялся.
В двери показался один из соседей Ланге — рабочий, которого Шталекер давно знал. Сосед поманил пальцем механика.
Шталекер оставил вдову, вышел. Рабочий отвёл его в конец коридора, боязливо оглянулся, зашептал:
— Была полиция!
— Зачем?
— Сначала они явились со своим врачом, чтобы зарегистрировать смерть, составить протокол и прочее.
— Ну, а потом? Они что, приходили ещё раз?
— Да. И тогда с ними были представители военной комендатуры.
— Это естественно.
Сосед неопределённо пожевал губами.
— Они забрали документы Герберта. Знаете, я наблюдал за ними, когда они листали его удостоверение… Мне они не понравились — глаза так и шныряли по бумагам. И я подумал…
— Ну, и в этом нет ничего странного, — равнодушно проговорил Шталекер. — Время военное; надо все уточнить, расследовать. Осторожность никогда не мешает.
— Конечно, конечно, — заторопился сосед. — Но…
— Они приходили и в третий раз? — спросил Шталекер, видя, что собеседник не договаривает.
— Официально нет. Но только недавно тут вертелись два каких-то типа…
3
— На следующий день, как только прозвучал сигнал к окончанию работы, Шталекер заторопился к выходу. Он спешил домой, чтобы пообедать, а затем отправиться с женой в дом покойного друга.— Послушайте… — окликнули его сзади.
Шталекер обернулся. Его догонял высокий человек в форме унтер-офицера.
— Простите, как ваша фамилия? — спросил военный, подойдя и вежливо кивнув.
— Меня зовут Отто Шталекер.
— Вы механик?
— Да.
— Вы были у Ланге и все знаете, не так ли?
— Был и все знаю.
— Я тот, который приехал вместе с Гербертом. Нам надо поговорить. Где это можно сделать?
Шталекер помедлил.
— Быть может, куда-нибудь зайдём?
Вскоре они сидели в маленьком кабачке, расположенном неподалёку от домика, где жил механик.
Аскер рассказал о случившемся с Лизель припадке, о том, как произошла катастрофа с Гербертом, как сам он вынужден был немедленно уйти из дома.
— Кто вы? — спросил Шталекер.
— Я? — Аскер помедлил. — Я коммунист, товарищ Шталекер. Мы с Ланге дезертировали из вермахта, решив уйти в подполье. И помочь нам в этом должны были вы.
Шталекер усмехнулся:
— Вы говорите поразительные вещи, говорите прямо, не зная толком, с кем имеете дело!
— Мне не остаётся ничего другого. — Аскер пожал плечами. — Погиб Герберт Ланге. Теперь я один, без документов. Вообще говоря, документы есть, но я лишился пристанища, и меня очень быстро схватят. А Герберт говорил о своём друге Шталекере только хорошее. Я многое знаю о вас, товарищ!
— Допустим, что это так. Но мне о вас никто и словом не обмолвился. Простите, как вы разыскали меня?
— Знал, где вы работаете, ждал неподалёку от завода. Закончилась смена. Люди стали выходить. Подошёл к одному из рабочих, спросил, как найти механика Шталекера, и мне указали на вас. А я, повторяю, многое знаю о вас. Герберт рассказал мне все — как вы впервые встретились с ним на митинге в гамбургском порту в ночь, когда в Берлине горел рейхстаг, как затем поучали его, сидя за кружкой пива… Я знаю о вашем брате, погибшем от рук нацистов, да и о жене вашей — ведь и она побывала в их лапах.
— Черт возьми! — вырвалось у Шталекера.
— Но это не все. Мы прямо к вам и должны были идти. Однако в то утро у вашего дома стоял автомобиль с военными. И мы не рискнули…
— Вы сказали, что являетесь коммунистом? — вдруг спросил Шталекер.
— Да.
— Немецким коммунистом?
Аскер поглядел на собеседника, кивнул.
— Я неспроста задал этот вопрос, — проговорил Шталекер. — Дело в том, что Герберт Ланге считался погибшим. Погиб, а потом вдруг объявился!
— Как видите, извещение оказалось ошибочным… Вы же знаете, так случается.