Страница:
Наталия Доманчук
Не зови меня дурой
Глава 1
Принятие важного решения
Назвать женщину дурой можно по-разному. Можно сказать: «Какая же ты у меня дурочка!» или «Дуреха ты моя!» – и эта фраза совсем не будет обидной. А можно сказать: «Ну ты и ду-у-ура!» – и тогда, если нечего возразить, надо собирать чемодан и уматывать.
Что я и сделала.
Подумаешь, десять лет в браке!
Подумаешь, кроме чемодана придется взять с собой Ваську?! Подумаешь, Васька не сумка, не ноутбук, не шляпка и даже не кот, а ребенок, которому всего пять лет.
Подумаешь!!!
Ради того, чтобы больше никогда не слышать в свой адрес «ду-у-ра», я пошла на это.
Я хотела доказать всем, а особенно своему мужу, что я очень умная и интеллектуальная женщина.
Даже если для этого мне сначала пришлось бы стать умной и интеллектуальной.
Я была уверена, что у меня ничего не получится. Но меня это не остановило: я собрала в один чемодан детские вещи, в другой накидала свою одежду, косметику и несколько фотоальбомов и, прихватив с собой Василия, которому пообещала показать настоящий поезд, вызвала такси и уехала на вокзал.
Куда я ехала? А куда едут все, кто хочет чего-то добиться в жизни? Конечно, в Москву!
Карман грели две тысячи зеленых купюр.
В поезде стало страшно, но обида за «ду-у-ру» была сильнее страха.
«В конце концов, – успокаивала я себя, – эти две тысячи не последние деньги. Это – мой законный отпуск, в котором я не была уже десять лет. Я приеду в Москву, посмотрю, как на глазах испаряются деньги, и, если ум и интеллект меня так и не посетят, вернусь обратно, в родной Воронеж, без колебаний повешу на себя ярмо «ду-у-ра» и буду его носить до конца жизни».
Ближе к ночи, когда Васька заснул на нижней полке, я вытащила из сумочки небольшое зеркальце, мысленно нацепила на себя вышеозначенное ярмо и даже нашла себя в нем привлекательной.
Но возвращаться назад было стыдно. Поэтому я четко решила потратить все зеленые бумажки и уже потом с чистой совестью вернуться к мужу.
Под стук колес захотелось что-нибудь написать.
Нет, литературного образования у меня не было, я закончила иняз, а вот писалось мне всегда с удовольствием.
Я включила ноутбук и открыла свой самый любимый рассказ.
Я умер почти девять лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать, как мне тут живется. Я пишу, чтобы рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. Еще хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете.
Даже если ее пытаются убить. Даже если этого хотите вы. Любовь не умирает. Никогда.
Мы познакомились тридцать первого декабря. Я собирался встречать Новый год со своей третьей женой у старых друзей.
Моя жизнь до появления любимой была настолько никчемной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя: «Для чего я живу?»
Работа? Да, мне нравилось то, чем я занимался.
Семья? Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был в ожидании этой встречи.
Я не хочу описывать ее. Вернее, я просто не смогу описать ее так, чтобы вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую ресничку, упавшую с ее печальных глаз, за каждую слезинку я готов был отдать все.
Итак, это было тридцать первого декабря. Я сразу понял, что пропал. Если бы она пришла одна, я бы подошел к ней, не стесняясь своей третьей супруги, в первую минуту нашей встречи. Но она была не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот теперь увидел ее.
Когда пробили куранты и были произнесены тосты, я подошел к окну. От моего дыхания окно запотело, и я написал: «ЛЮБЛЮ». Отошел подальше, надпись на глазах исчезла. Потом опять было застолье. К окну я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись: «ТВОЯ». У меня подкосились ноги, на несколько секунд остановилось дыхание…
Любовь приходит только раз. Это человек понимает сразу. Все, что было в моей жизни до этого дня, – мишура, сон, бред. Очень много имеется слов для определения этого явления. И все же сама моя жизнь началась именно в тот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в ее глазах, что этот день – тоже первый день в ее жизни.
Второго января мы переехали в гостиницу, планировали купить свой маленький уголок. У нас вошло в привычку писать друг другу на окнах записки. Я писал ей: «Ты – мой сон». Она отвечала: «Только не просыпайся!»
Самые сокровенные признания мы оставляли на окнах в гостинице, в машине, у друзей дома.
Мы были вместе ровно два месяца. Потом меня не стало.
Сейчас я прихожу к ней, когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, вдыхаю ее запах. Я не могу плакать. Я не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную.
Все эти восемь лет она встречает Новый год одна. Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет. Еще я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах. Каждый день. Но я не могу их прочитать, потому что от моего дыхания окно не запотеет.
Прошлый Новый год был необычным. Не хочу рассказывать вам секреты потусторонней жизни, но я заслужил исполнение одного желания. Я мечтал прочитать ее последнюю надпись на стекле. И когда она заснула, долго сидел у ее кровати, гладил ее волосы, целовал ее руки… А потом подошел к окну. Я знал, что у меня получится, я знал, что смогу увидеть ее послание, – и я увидел. Она оставила для меня одно слово: «ОТПУСТИ».
Этот Новый год будет последний, который она проведет в одиночестве. Я получил разрешение на свое последнее желание в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда ее не увижу. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся вселенная замрет в ожидании первого дыхания, первой секунды нового года, она нальет себе в бокал шампанского, подойдет к окну и увидит надпись: «ОТПУСКАЮ».
Что я и сделала.
Подумаешь, десять лет в браке!
Подумаешь, кроме чемодана придется взять с собой Ваську?! Подумаешь, Васька не сумка, не ноутбук, не шляпка и даже не кот, а ребенок, которому всего пять лет.
Подумаешь!!!
Ради того, чтобы больше никогда не слышать в свой адрес «ду-у-ра», я пошла на это.
Я хотела доказать всем, а особенно своему мужу, что я очень умная и интеллектуальная женщина.
Даже если для этого мне сначала пришлось бы стать умной и интеллектуальной.
Я была уверена, что у меня ничего не получится. Но меня это не остановило: я собрала в один чемодан детские вещи, в другой накидала свою одежду, косметику и несколько фотоальбомов и, прихватив с собой Василия, которому пообещала показать настоящий поезд, вызвала такси и уехала на вокзал.
Куда я ехала? А куда едут все, кто хочет чего-то добиться в жизни? Конечно, в Москву!
Карман грели две тысячи зеленых купюр.
В поезде стало страшно, но обида за «ду-у-ру» была сильнее страха.
«В конце концов, – успокаивала я себя, – эти две тысячи не последние деньги. Это – мой законный отпуск, в котором я не была уже десять лет. Я приеду в Москву, посмотрю, как на глазах испаряются деньги, и, если ум и интеллект меня так и не посетят, вернусь обратно, в родной Воронеж, без колебаний повешу на себя ярмо «ду-у-ра» и буду его носить до конца жизни».
Ближе к ночи, когда Васька заснул на нижней полке, я вытащила из сумочки небольшое зеркальце, мысленно нацепила на себя вышеозначенное ярмо и даже нашла себя в нем привлекательной.
Но возвращаться назад было стыдно. Поэтому я четко решила потратить все зеленые бумажки и уже потом с чистой совестью вернуться к мужу.
Под стук колес захотелось что-нибудь написать.
Нет, литературного образования у меня не было, я закончила иняз, а вот писалось мне всегда с удовольствием.
Я включила ноутбук и открыла свой самый любимый рассказ.
Письмо издалека
Вы когда-нибудь получали письма с того света? Нет? Ну тогда читайте!
За притихшими стогами,
За речными берегами —
Бесконечная дорога,
Ускользающая в дали.
И влекомы безудержно
Наши песни и надежды
В край уснувший, где часовни
Отраженья потеряли…
Я умер почти девять лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать, как мне тут живется. Я пишу, чтобы рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. Еще хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете.
Даже если ее пытаются убить. Даже если этого хотите вы. Любовь не умирает. Никогда.
Мы познакомились тридцать первого декабря. Я собирался встречать Новый год со своей третьей женой у старых друзей.
Моя жизнь до появления любимой была настолько никчемной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя: «Для чего я живу?»
Работа? Да, мне нравилось то, чем я занимался.
Семья? Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был в ожидании этой встречи.
Я не хочу описывать ее. Вернее, я просто не смогу описать ее так, чтобы вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую ресничку, упавшую с ее печальных глаз, за каждую слезинку я готов был отдать все.
Итак, это было тридцать первого декабря. Я сразу понял, что пропал. Если бы она пришла одна, я бы подошел к ней, не стесняясь своей третьей супруги, в первую минуту нашей встречи. Но она была не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот теперь увидел ее.
Когда пробили куранты и были произнесены тосты, я подошел к окну. От моего дыхания окно запотело, и я написал: «ЛЮБЛЮ». Отошел подальше, надпись на глазах исчезла. Потом опять было застолье. К окну я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись: «ТВОЯ». У меня подкосились ноги, на несколько секунд остановилось дыхание…
Любовь приходит только раз. Это человек понимает сразу. Все, что было в моей жизни до этого дня, – мишура, сон, бред. Очень много имеется слов для определения этого явления. И все же сама моя жизнь началась именно в тот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в ее глазах, что этот день – тоже первый день в ее жизни.
Второго января мы переехали в гостиницу, планировали купить свой маленький уголок. У нас вошло в привычку писать друг другу на окнах записки. Я писал ей: «Ты – мой сон». Она отвечала: «Только не просыпайся!»
Самые сокровенные признания мы оставляли на окнах в гостинице, в машине, у друзей дома.
Мы были вместе ровно два месяца. Потом меня не стало.
Сейчас я прихожу к ней, когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, вдыхаю ее запах. Я не могу плакать. Я не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную.
Все эти восемь лет она встречает Новый год одна. Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет. Еще я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах. Каждый день. Но я не могу их прочитать, потому что от моего дыхания окно не запотеет.
Прошлый Новый год был необычным. Не хочу рассказывать вам секреты потусторонней жизни, но я заслужил исполнение одного желания. Я мечтал прочитать ее последнюю надпись на стекле. И когда она заснула, долго сидел у ее кровати, гладил ее волосы, целовал ее руки… А потом подошел к окну. Я знал, что у меня получится, я знал, что смогу увидеть ее послание, – и я увидел. Она оставила для меня одно слово: «ОТПУСТИ».
Этот Новый год будет последний, который она проведет в одиночестве. Я получил разрешение на свое последнее желание в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда ее не увижу. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся вселенная замрет в ожидании первого дыхания, первой секунды нового года, она нальет себе в бокал шампанского, подойдет к окну и увидит надпись: «ОТПУСКАЮ».
Глава 2
Приезд в Москву
Москва нас с Василием встретила дождем.
Первым делом я купила новую SIM-карту и позвонила своей знакомой из живого журнала – Алене, с которой была знакома только виртуально, но общалась каждый божий день и знала о ней все, впрочем, как и она обо мне.
Алене тридцать. Она работает финансовым директором в какой-то швейцарской компании. Когда я попросила ее описать себя, она написала следующее: «Имею два глаза в очках, один нос (без характерной горбинки), один рот, которым говорю много лишнего, и две груди, но они так похудели, что не заслуживают отдельного упоминания». Я тогда написала ей, что абсолютно все, что перечислила она, имею и я, и предположила, что мы с ней близняшки. С того дня она в каждом письме обращается ко мне не иначе как «сестра». За последние три года она стала для меня самой близкой подругой. Настолько близкой, что я рассказывала ей о своей жизни все, что надо и о чем следовало бы умолчать…
– Слушаю, – отозвалась подруга.
– Ален, привет, это я.
– Кто я?
– Машка из Воронежа!
– Машка? Какой у тебя голос детский! Как дела?
– Да вот, стою на Павелецком вокзале… Мне надо снять квартиру. Или комнату. Поможешь?
– Ты правда в Москве?
– Да…
– Стой у главного входа и никуда не уходи. Я сейчас приеду.
Мы ждали Алену около часа. Василий за это время съел «cникерс», «марс» и выпил две банки кока-колы. Он сидел на чемодане довольный, играл с машинкой и выпрашивал у меня «баунти».
Алена меня не узнала. Конечно, я ведь не сказала, что буду с сыном. Да и не была я похожа на ту гламурную даму на фотографиях, которые присылала ей. На мне был Василий, которому надоело играть c машинкой, и он по праву требовал маминого внимания.
Я подняла руку вверх и окликнула ее.
А вот я Алену представляла именно такой, какой она и оказалась: невысокая, худенькая, милое, почти кукольное личико, зеленые глаза, темные, по плечи волосы.
– Какое чудо! – воскликнула она и потянулась к Ваське. – Я видела тебя на фотографиях. Пойдешь ко мне?
– А ты мне купись «баунти»? – спросил мой сынок.
– Конечно! Давай руку, пойдем.
Алена посмотрела на меня, улыбнулась:
– Привет, сестра.
– Привет! – Я немного смутилась.
Одно дело, когда каждый день общаешься через Интернет, когда не видишь глаз собеседника, задаешь ему кучу вопросов и сама отвечаешь не стеснясь. И совсем другое в реальной жизни – все становится намного сложней.
Алена кивнула в сторону метро:
– Поехали!
По дороге она купила Ваське «баунти» и сразу стала для него лучшим другом. Всю дорогу он сидел у нее на коленках, рассказывал, в каком красивом поезде он ехал, и хвастался машинками, которые остались у него дома.
Когда мы, наконец, доехали, а потом дошли до Алениного дома, а вернее, квартиры, я решила успокоить подругу:
– Мы буквально на пару часов. Ты поможешь мне найти жилье?
– Уже помогла, – засмеялась Алена, – проходи! Не знаю, сколько ты собираешься пробыть в Москве, но вторая комната твоя.
Я вошла в квартиру. Пахло сдобой.
– Неужели ты испекла пирог по моему рецепту? – поинтересовалась я.
– Да. И он получился изумительный! Сейчас оценишь.
Алена сразу направилась в кухню, включила электрочайник, принесла из комнаты большую красную неваляшку, протянула игрушку Василию и отправила его играть в комнату. Сама налила чаю, отрезала мне кусок пирога с яблоками и приказала:
– Рассказывай!
– Ушла от мужа, – честно призналась я.
– Зная его тягу к блондинкам, могу предположить, что он изменил тебе с белокурой красавицей?
– Нет, – вздохнула я, – хуже…
– С брюнеткой? – удивилась Алена.
– Нет, хуже…
– Что может быть хуже? Неужели с мужчиной? – Алена театрально сложила руки на груди и закатила глазки.
– Нет, Ален. – Я смотрела в пол.
– Выше нос! Что за привычка сразу опускать руки? Попробуй пирог, чего ты сидишь как кукла. – Она пододвинула ко мне тарелку. – Что же он натворил?
– Он обозвал меня дурой! – чуть не плача, поведала я о своей проблеме.
– То есть он сказал правду, а ты обиделась? – засмеялась Алена.
– Он сказал так: «Какая же ты ду-у-ра!»
Я отковырнула ложечкой кусочек от пирога.
– А, ну это, конечно, совсем другое дело. «Дура» и «ду-у-ра» – совсем разные слова. И по значению, и по содержанию. – Она улыбалась и смотрела на меня.
Я тоже улыбнулась и поместила кусок пирога в рот.
– Вкуснотища!
– Еще бы! Твоя школа! – Она замолчала и, любуясь, как я ем, добавила: – В любом случае я очень рада тебя видеть. И твоего Василия тоже. Расскажи мне о своих планах. Надеюсь, у тебя есть хоть один, пусть даже самый глупый и нереальный?
– Есть. По профессии я переводчик. Вот и буду пытаться искать работу в этом направлении.
– Да уж… какая хорошая идея, – скривилась Алена. – А я-то уже подумала, что ты наконец созрела явить миру свое творчество…
– Нет, – тихо вздохнула я, – для этого еще не созрела. Да и вообще… то, что ты называешь творчеством, профессионалы называют графоманством.
– Ну, так докажи мне. Отнеси свои рассказы и романы хоть в одно издательство, и, если они тебе откажут, я смирюсь и больше не заикнусь об этом.
– Завтра же пойду и предложу им свои рассказы. И романы, – вдруг решила я.
Алена кивнула:
– Молодец. Я давно тебе об этом говорила! Твои рассказы действительно очень хорошие. Да, это отличная идея, но…
– Что? – не поняла я.
– Дальше? Ты правда решила уйти от мужа? От этого двухметрового красавца с шикарной зарплатой и всеми удобствами?
– У него всего метр девяносто…
– А с рогами? – улыбнувшись, уточнила подруга.
– С какими рогами? – вздохнула я. – В моей жизни был только один мужчина. Ты это знаешь.
– Знаю. Поэтому и спрашиваю: ты действительно решила от него уйти?
– А вот этого я не знаю.
– Навсегда?
– Да не знаю я! Пока у меня только одна цель – доказать ему, что я тоже чего-то стою. Мне тридцать лет, я молодая, красивая женщина, а не только домохозяйка и мама Васьки. Он не ценит меня, понимаешь?
– То есть твоя цель – доказать ему, что ты не дерьмо?
Я решила поправить подругу:
– Что я не дура…
– И каким образом? Собираешься за пару месяцев получить три высших образования? Или, может, в политику пойдешь?
– Образование у меня есть, и очень неплохое – иняз, между прочим. Владею тремя иностранными языками и запросто могу устроиться переводчицей.
– Но ведь тем, что ты устроишься переводчицей, ты ему ничего не докажешь! А вот если ты выпустишь десяток своих книг – пожалуй, это заставит его задуматься и приползти к тебе на коленках…
– Я не сильно тебя разочарую, если скажу, что таких, как я, – тьма! Ой, Ален, ты не переживай. У меня всего две тысячи зеленых, долго я у тебя не останусь. За квартиру будем платить пополам – или я сниму себе отдельную, поняла?
– Да я не спорю, – пожала плечами подруга, – я вчера уволилась.
– Все-таки не выдержала!
– Да, я же тебе писала, что нервы на исходе. Теперь я безработная.
– Что будешь делать? Заначка хоть есть?
– Да, на год хватит. Буду искать дальше, что мне еще остается делать…
Болтали мы до поздней ночи, и только когда Васька заснул у меня на руках, мы с Аленой решили, что утро вечера мудренее, и улеглись спать.
Самым счастливым временем для меня было детство, ведь малышам не надо вести умных, высокоинтеллектуальных бесед, не нужно думать, где промолчать, а где блеснуть эрудицией, чтобы произвести хорошее впечатление на собеседника, в детстве можно быть самим собой и ни о чем не беспокоиться.
Именно в этом возрасте я была красивым, толстощеким карапузом и даже не догадывалась, какая необыкновенная судьба меня ожидает и как много мне нужно будет преодолеть препятствий.
С первого по четвертый класс я была круглой троечницей, и, как родители ни занимались со мной, результаты были нулевыми. Иногда в моем дневнике проскакивала четверка, но последующая двойка все возвращала на круги своя.
Я делала домашнее задание не час-два, как мои одноклассники, а четыре-пять часов. Больше всего я не любила учить стихи. На самое простое четверостишие у меня уходило полчаса, а иногда и час. Я заучивала не просто слова, я зазубривала каждую буковку, находила ассоциации и только благодаря своей усидчивости получала тройку. В седьмом классе мои зубриловские плоды, а может, просто натренированная память сделали свое дело, и в дневнике появились первые пятерки. У меня не было подруг, и с каждым днем после уроков я все сильней стремилась домой, к моему письменному столу, к моим квадратным уравнениям и закону Ома. Вскоре я стала получать удовольствие от учебы, хотя по-прежнему мне приходилось все заучивать и зазубривать.
В десятом классе меня посетила большая и светлая любовь. Любовь посещала меня очень часто, но на этот раз она была не похожа на все предыдущие, потому что была не безответной. Его звали Игорь, он был моим одноклассником и стал моим первым мужчиной. К концу десятого класса обнаружилось, что я беременна, а так как в планы Игоря не входили ни ранняя женитьба, ни рождение ребенка, в подпольных условиях мне сделали аборт. В эту же ночь у меня поднялась высокая температура, я пряталась в своей комнате и боялась рассказать обо всем родителям. Конечно же они обо всем узнали на следующий день, когда я все-таки пошла в школу и потеряла сознание сидя за партой.
В больнице пролежала почти месяц. Мама постоянно плакала, папа старался держаться, но я чувствовала, как они за меня переживают.
Выпускные экзамены я сдала на одни тройки и уехала поступать в институт в другой город, чтобы не видеть, как страдают мои родители.
Экзамены провалила, но нашла работу швеи-мотористки в одном из ателье рядом с институтом. Мне выделили комнату в общежитии, и каждый день после работы я сидела и зубрила, чтобы на следующий год обязательно поступить в желаемый вуз.
В свои двадцать лет я уже училась на втором курсе и была две недели замужем за молодым человеком, которого звали Сергей.
Прожила я с ним более пяти лет, к этому времени окончила институт и устроилась на работу. В свободное от работы время зубрила иностранные языки и читала художественную литературу. Каждую ступеньку я пробивала головой, набивая такие шишки, что, если собрать их вместе, была бы точной копией Чебурашки. После каждой полученной ссадины долго зализывала раны, плакала и каждый день спрашивала у подушки: «Почему? Почему у меня такая судьба? Почему в моей жизни нет праздников и подарков фортуны? Почему самое простое я должна заслужить?»
На все мои «почему» я получала очередной удар. В день моего двадцатипятилетия муж поставил вопрос ребром: если я не забеременею в течение полугода – мы разводимся.
То, что я не забеременею никогда, я знала. Поэтому не стала ждать полгода, собрала вещи и ушла.
По ночам с большим усилием пытала подушку, просила и молилась Богу, чтобы в моем туннеле появился хоть тусклый свет, пусть очень далеко, впереди, но – свет.
Мои молитвы были услышаны, в моем туннеле появился не просто свет, а огромная яркая вспышка.
Мы познакомились с ним банально. Да это и не важно, как мы познакомились. Важно было то, что мы сразу поняли, что друг без друга мы не сможем прожить и дня. Я сразу призналась ему, что я не могу иметь детей, на что он сказал: «Значит, усыновим».
Я засыпала и просыпалась на его плече, и моя подушка за это время успела высохнуть от слез. Но, как оказалось, ненадолго. Он погиб в авиакатастрофе через полгода после нашего знакомства. Я сама провожала его в аэропорту, сама видела, как самолет взлетел, а вот как он приземлился, не видел уже никто.
Моя несчастная судьба встретила меня с распростертыми объятиями, теперь я точно знала, что в моей жизни не будет ничего хорошего. Полюбить так, как я любила, я уже не смогу – так любят только раз.
Потом тянулись десять лет без него. Это была не жизнь, даже не существование. Это была боль. Самая настоящая физическая боль, от которой я сворачивалась в клубок и скулила как собака. Иногда эта боль приходила во сне. Мне снилось, что мы опять вместе, а наутро, когда я просыпалась, боль волной накрывала меня, как будто мы только что расстались и как будто я только сейчас его потеряла. Говорят, что время лечит. Не верьте. Оно калечит, заглушает, как после сильного обезболивания, но проходят час, два, и боль опять оживает, разбрасывает свои семена по всему телу.
Но как бы мне ни было больно, я никогда не думала ставить на своей жизни жирную точку. Я была единственным ребенком у родителей и понимала, какой для них это будет удар. Поэтому и жила. Для них. Купила большую квартиру, перевезла их к себе, каждый вечер мы вместе ужинали, обсуждали прожитый день, и я уходила к себе в комнату, к своей подушке, которой каждый вечер задавала все тот же вопрос: «Почему?»
И вот настал день, вернее ночь, когда мне ответили: «Возвращайся назад и исправь все, что ты хочешь». Кто это был? Я не знаю. Только проснулась я десятилетней девочкой в родном городе. На стене висел любимый ковер с волком и зайцем из «Ну, погоди», на мне была любимая пижама с поросятами. Тело принадлежало мне, десятилетней девочке, а вот голова, вернее, то, что было в ней, – мне, сорокалетней: знающей жизнь, помнящей все песни, которые еще не спеты, все поступки, которые еще не совершены, все слезы, которые еще не пролиты.
Я вскочила с кровати и помчалась в кухню. Крепко обняла маму и заплакала. Впервые я плакала от радости, что мне дается второй шанс, что сейчас все будет по-другому. Я была уверена, что в этой жизни я буду счастлива. Была суббота. Я хорошо запомнила этот день. Сейчас в кухню войдет папа и скажет, что ему приснились пять номеров в лото и что шестой номер он не запомнил, а назавтра мы узнаем, что он выиграл двести рублей за пять угаданных номеров, хотя мог выиграть две тысячи, если бы поверил в сон и не забыл шестой номер.
Но это было в прошлой жизни. В этой я знала как поступить, с моей помощью отец выиграл две тысячи. Это была первая победа. Мне не нужны были эти деньги, я просто была рада, что в этой жизни мне удастся изменить все, что мои ошибки останутся там, в другой жизни, а в этой будут только радости.
«Сейчас все будет хорошо», – повторяла я себе каждый вечер и с каждым днем становилась счастливей.
За несколько недель я стала отличницей.
Да, мне было совсем не интересно с моими сверстниками, но я наверстывала пробел в этой жизни, потому что в прошлой у меня не было ни желания, ни времени иметь друзей.
Моя «первая небезответная любовь» сидел на задней парте и горько вздыхал. Я даже не смотрела в его сторону, кроме того, я его просто ненавидела, потому что именно из-за него я не смогла стать матерью в прошлой жизни. Так я считала…
Все мои успехи, все мои достижения, олимпиады, поступление в самый престижный вуз – все это меня очень веселило. Я все делала легко. С улыбкой. Играя. Вся моя жизнь была ожиданием одной встречи. Такой банальной, но такой долгожданной. И она произошла. В том же месте, в тот же час. Те же счастливые полгода любви и проводы в аэропорту. Самолет взлетел. Все было так же. Только в самолете не было его. Он был со мной в медпункте, потому что мне внезапно стало плохо, и я потеряла сознание. Конечно, все это я подстроила, но сыграла замечательно. Все, о чем я мечтала, сбылось. Он был жив, он был рядом. И еще… я была беременна. Жизнь оказалась прекрасной!
Потом все стало как-то сразу меняться. Сначала он. Его поступки, его слова – весь он стал совсем другим.
Нельзя менять ход и течение жизни. Если ты решил изменить реальность, ты должен быть готов к тому, что человек тоже может измениться. Он как будто начинает проживать жизнь за другого, становится не собой… Или… Или я просто не успела его рассмотреть в прошлой жизни… Эта вспышка в туннеле, о которой я так просила, на мгновение ослепила меня, а после того, как глаза привыкли к свету, я увидела возле себя чудовище без души и сердца… Я ушла от него через месяц. Я убежала…
Какими разными оказались мои жизни, но и одинаковыми одновременно.
Десять лет в прошлой жизни я любила человека, которого разлюбила за одну секунду в этой. Но это было не единственное разочарование. На четвертом месяце беременности я потеряла ребенка. Смогу ли я еще иметь детей? Я не спрашивала у врачей, потому что поняла: ничего изменить нельзя.
Все, что определено судьбой, не изменишь. Можно пытаться строить жизнь по-другому, можно мечтать и даже думать, что всего добиваешься сам и сам являешься кузнецом своей судьбы, но все это не так. Жизнь как мультик, который просматривается где-то наверху, как трехсекундный ролик. Можно менять пейзаж, одежду, окружение, друзей, Родину, отношение к жизни, но поменять себя на другой персонаж невозможно. На экране все равно будешь ты. Да, в другой одежде, да, рядом с тобой окажутся совсем другие люди, но если в прошлой жизни вечным спутником была соленая подушка, и в этой самым родным и горьким будет этот же предмет.
Сегодня вечером наступит именно та ночь, благодаря которой я смогла прожить вторую жизнь. Просить прожить еще одну я не стану. Я просто попытаюсь быть счастливой в этой. И все, что я сделаю утром, – пойду в детский приют и начну готовить документы на усыновление. Я знаю, что буду хорошей матерью, я сделаю счастливыми моих родителей, которые мечтают нянчить маленькую кроху, и, может быть… может быть, это и есть мой единственный шанс…
Первым делом я купила новую SIM-карту и позвонила своей знакомой из живого журнала – Алене, с которой была знакома только виртуально, но общалась каждый божий день и знала о ней все, впрочем, как и она обо мне.
Алене тридцать. Она работает финансовым директором в какой-то швейцарской компании. Когда я попросила ее описать себя, она написала следующее: «Имею два глаза в очках, один нос (без характерной горбинки), один рот, которым говорю много лишнего, и две груди, но они так похудели, что не заслуживают отдельного упоминания». Я тогда написала ей, что абсолютно все, что перечислила она, имею и я, и предположила, что мы с ней близняшки. С того дня она в каждом письме обращается ко мне не иначе как «сестра». За последние три года она стала для меня самой близкой подругой. Настолько близкой, что я рассказывала ей о своей жизни все, что надо и о чем следовало бы умолчать…
– Слушаю, – отозвалась подруга.
– Ален, привет, это я.
– Кто я?
– Машка из Воронежа!
– Машка? Какой у тебя голос детский! Как дела?
– Да вот, стою на Павелецком вокзале… Мне надо снять квартиру. Или комнату. Поможешь?
– Ты правда в Москве?
– Да…
– Стой у главного входа и никуда не уходи. Я сейчас приеду.
Мы ждали Алену около часа. Василий за это время съел «cникерс», «марс» и выпил две банки кока-колы. Он сидел на чемодане довольный, играл с машинкой и выпрашивал у меня «баунти».
Алена меня не узнала. Конечно, я ведь не сказала, что буду с сыном. Да и не была я похожа на ту гламурную даму на фотографиях, которые присылала ей. На мне был Василий, которому надоело играть c машинкой, и он по праву требовал маминого внимания.
Я подняла руку вверх и окликнула ее.
А вот я Алену представляла именно такой, какой она и оказалась: невысокая, худенькая, милое, почти кукольное личико, зеленые глаза, темные, по плечи волосы.
– Какое чудо! – воскликнула она и потянулась к Ваське. – Я видела тебя на фотографиях. Пойдешь ко мне?
– А ты мне купись «баунти»? – спросил мой сынок.
– Конечно! Давай руку, пойдем.
Алена посмотрела на меня, улыбнулась:
– Привет, сестра.
– Привет! – Я немного смутилась.
Одно дело, когда каждый день общаешься через Интернет, когда не видишь глаз собеседника, задаешь ему кучу вопросов и сама отвечаешь не стеснясь. И совсем другое в реальной жизни – все становится намного сложней.
Алена кивнула в сторону метро:
– Поехали!
По дороге она купила Ваське «баунти» и сразу стала для него лучшим другом. Всю дорогу он сидел у нее на коленках, рассказывал, в каком красивом поезде он ехал, и хвастался машинками, которые остались у него дома.
Когда мы, наконец, доехали, а потом дошли до Алениного дома, а вернее, квартиры, я решила успокоить подругу:
– Мы буквально на пару часов. Ты поможешь мне найти жилье?
– Уже помогла, – засмеялась Алена, – проходи! Не знаю, сколько ты собираешься пробыть в Москве, но вторая комната твоя.
Я вошла в квартиру. Пахло сдобой.
– Неужели ты испекла пирог по моему рецепту? – поинтересовалась я.
– Да. И он получился изумительный! Сейчас оценишь.
Алена сразу направилась в кухню, включила электрочайник, принесла из комнаты большую красную неваляшку, протянула игрушку Василию и отправила его играть в комнату. Сама налила чаю, отрезала мне кусок пирога с яблоками и приказала:
– Рассказывай!
– Ушла от мужа, – честно призналась я.
– Зная его тягу к блондинкам, могу предположить, что он изменил тебе с белокурой красавицей?
– Нет, – вздохнула я, – хуже…
– С брюнеткой? – удивилась Алена.
– Нет, хуже…
– Что может быть хуже? Неужели с мужчиной? – Алена театрально сложила руки на груди и закатила глазки.
– Нет, Ален. – Я смотрела в пол.
– Выше нос! Что за привычка сразу опускать руки? Попробуй пирог, чего ты сидишь как кукла. – Она пододвинула ко мне тарелку. – Что же он натворил?
– Он обозвал меня дурой! – чуть не плача, поведала я о своей проблеме.
– То есть он сказал правду, а ты обиделась? – засмеялась Алена.
– Он сказал так: «Какая же ты ду-у-ра!»
Я отковырнула ложечкой кусочек от пирога.
– А, ну это, конечно, совсем другое дело. «Дура» и «ду-у-ра» – совсем разные слова. И по значению, и по содержанию. – Она улыбалась и смотрела на меня.
Я тоже улыбнулась и поместила кусок пирога в рот.
– Вкуснотища!
– Еще бы! Твоя школа! – Она замолчала и, любуясь, как я ем, добавила: – В любом случае я очень рада тебя видеть. И твоего Василия тоже. Расскажи мне о своих планах. Надеюсь, у тебя есть хоть один, пусть даже самый глупый и нереальный?
– Есть. По профессии я переводчик. Вот и буду пытаться искать работу в этом направлении.
– Да уж… какая хорошая идея, – скривилась Алена. – А я-то уже подумала, что ты наконец созрела явить миру свое творчество…
– Нет, – тихо вздохнула я, – для этого еще не созрела. Да и вообще… то, что ты называешь творчеством, профессионалы называют графоманством.
– Ну, так докажи мне. Отнеси свои рассказы и романы хоть в одно издательство, и, если они тебе откажут, я смирюсь и больше не заикнусь об этом.
– Завтра же пойду и предложу им свои рассказы. И романы, – вдруг решила я.
Алена кивнула:
– Молодец. Я давно тебе об этом говорила! Твои рассказы действительно очень хорошие. Да, это отличная идея, но…
– Что? – не поняла я.
– Дальше? Ты правда решила уйти от мужа? От этого двухметрового красавца с шикарной зарплатой и всеми удобствами?
– У него всего метр девяносто…
– А с рогами? – улыбнувшись, уточнила подруга.
– С какими рогами? – вздохнула я. – В моей жизни был только один мужчина. Ты это знаешь.
– Знаю. Поэтому и спрашиваю: ты действительно решила от него уйти?
– А вот этого я не знаю.
– Навсегда?
– Да не знаю я! Пока у меня только одна цель – доказать ему, что я тоже чего-то стою. Мне тридцать лет, я молодая, красивая женщина, а не только домохозяйка и мама Васьки. Он не ценит меня, понимаешь?
– То есть твоя цель – доказать ему, что ты не дерьмо?
Я решила поправить подругу:
– Что я не дура…
– И каким образом? Собираешься за пару месяцев получить три высших образования? Или, может, в политику пойдешь?
– Образование у меня есть, и очень неплохое – иняз, между прочим. Владею тремя иностранными языками и запросто могу устроиться переводчицей.
– Но ведь тем, что ты устроишься переводчицей, ты ему ничего не докажешь! А вот если ты выпустишь десяток своих книг – пожалуй, это заставит его задуматься и приползти к тебе на коленках…
– Я не сильно тебя разочарую, если скажу, что таких, как я, – тьма! Ой, Ален, ты не переживай. У меня всего две тысячи зеленых, долго я у тебя не останусь. За квартиру будем платить пополам – или я сниму себе отдельную, поняла?
– Да я не спорю, – пожала плечами подруга, – я вчера уволилась.
– Все-таки не выдержала!
– Да, я же тебе писала, что нервы на исходе. Теперь я безработная.
– Что будешь делать? Заначка хоть есть?
– Да, на год хватит. Буду искать дальше, что мне еще остается делать…
Болтали мы до поздней ночи, и только когда Васька заснул у меня на руках, мы с Аленой решили, что утро вечера мудренее, и улеглись спать.
Второй шанс
Эта история началась в моей прошлой жизни. Но я хочу начать свой рассказ не с этого дня, а с момента моего появления на свет. Роды были затяжными и длились почти двое суток. Бог не хотел являть меня миру, но я была настойчива и, с лету взяв ноту фа, чуть не выскользнула на холодный пол.Самым счастливым временем для меня было детство, ведь малышам не надо вести умных, высокоинтеллектуальных бесед, не нужно думать, где промолчать, а где блеснуть эрудицией, чтобы произвести хорошее впечатление на собеседника, в детстве можно быть самим собой и ни о чем не беспокоиться.
Именно в этом возрасте я была красивым, толстощеким карапузом и даже не догадывалась, какая необыкновенная судьба меня ожидает и как много мне нужно будет преодолеть препятствий.
С первого по четвертый класс я была круглой троечницей, и, как родители ни занимались со мной, результаты были нулевыми. Иногда в моем дневнике проскакивала четверка, но последующая двойка все возвращала на круги своя.
Я делала домашнее задание не час-два, как мои одноклассники, а четыре-пять часов. Больше всего я не любила учить стихи. На самое простое четверостишие у меня уходило полчаса, а иногда и час. Я заучивала не просто слова, я зазубривала каждую буковку, находила ассоциации и только благодаря своей усидчивости получала тройку. В седьмом классе мои зубриловские плоды, а может, просто натренированная память сделали свое дело, и в дневнике появились первые пятерки. У меня не было подруг, и с каждым днем после уроков я все сильней стремилась домой, к моему письменному столу, к моим квадратным уравнениям и закону Ома. Вскоре я стала получать удовольствие от учебы, хотя по-прежнему мне приходилось все заучивать и зазубривать.
В десятом классе меня посетила большая и светлая любовь. Любовь посещала меня очень часто, но на этот раз она была не похожа на все предыдущие, потому что была не безответной. Его звали Игорь, он был моим одноклассником и стал моим первым мужчиной. К концу десятого класса обнаружилось, что я беременна, а так как в планы Игоря не входили ни ранняя женитьба, ни рождение ребенка, в подпольных условиях мне сделали аборт. В эту же ночь у меня поднялась высокая температура, я пряталась в своей комнате и боялась рассказать обо всем родителям. Конечно же они обо всем узнали на следующий день, когда я все-таки пошла в школу и потеряла сознание сидя за партой.
В больнице пролежала почти месяц. Мама постоянно плакала, папа старался держаться, но я чувствовала, как они за меня переживают.
Выпускные экзамены я сдала на одни тройки и уехала поступать в институт в другой город, чтобы не видеть, как страдают мои родители.
Экзамены провалила, но нашла работу швеи-мотористки в одном из ателье рядом с институтом. Мне выделили комнату в общежитии, и каждый день после работы я сидела и зубрила, чтобы на следующий год обязательно поступить в желаемый вуз.
В свои двадцать лет я уже училась на втором курсе и была две недели замужем за молодым человеком, которого звали Сергей.
Прожила я с ним более пяти лет, к этому времени окончила институт и устроилась на работу. В свободное от работы время зубрила иностранные языки и читала художественную литературу. Каждую ступеньку я пробивала головой, набивая такие шишки, что, если собрать их вместе, была бы точной копией Чебурашки. После каждой полученной ссадины долго зализывала раны, плакала и каждый день спрашивала у подушки: «Почему? Почему у меня такая судьба? Почему в моей жизни нет праздников и подарков фортуны? Почему самое простое я должна заслужить?»
На все мои «почему» я получала очередной удар. В день моего двадцатипятилетия муж поставил вопрос ребром: если я не забеременею в течение полугода – мы разводимся.
То, что я не забеременею никогда, я знала. Поэтому не стала ждать полгода, собрала вещи и ушла.
По ночам с большим усилием пытала подушку, просила и молилась Богу, чтобы в моем туннеле появился хоть тусклый свет, пусть очень далеко, впереди, но – свет.
Мои молитвы были услышаны, в моем туннеле появился не просто свет, а огромная яркая вспышка.
Мы познакомились с ним банально. Да это и не важно, как мы познакомились. Важно было то, что мы сразу поняли, что друг без друга мы не сможем прожить и дня. Я сразу призналась ему, что я не могу иметь детей, на что он сказал: «Значит, усыновим».
Я засыпала и просыпалась на его плече, и моя подушка за это время успела высохнуть от слез. Но, как оказалось, ненадолго. Он погиб в авиакатастрофе через полгода после нашего знакомства. Я сама провожала его в аэропорту, сама видела, как самолет взлетел, а вот как он приземлился, не видел уже никто.
Моя несчастная судьба встретила меня с распростертыми объятиями, теперь я точно знала, что в моей жизни не будет ничего хорошего. Полюбить так, как я любила, я уже не смогу – так любят только раз.
Потом тянулись десять лет без него. Это была не жизнь, даже не существование. Это была боль. Самая настоящая физическая боль, от которой я сворачивалась в клубок и скулила как собака. Иногда эта боль приходила во сне. Мне снилось, что мы опять вместе, а наутро, когда я просыпалась, боль волной накрывала меня, как будто мы только что расстались и как будто я только сейчас его потеряла. Говорят, что время лечит. Не верьте. Оно калечит, заглушает, как после сильного обезболивания, но проходят час, два, и боль опять оживает, разбрасывает свои семена по всему телу.
Но как бы мне ни было больно, я никогда не думала ставить на своей жизни жирную точку. Я была единственным ребенком у родителей и понимала, какой для них это будет удар. Поэтому и жила. Для них. Купила большую квартиру, перевезла их к себе, каждый вечер мы вместе ужинали, обсуждали прожитый день, и я уходила к себе в комнату, к своей подушке, которой каждый вечер задавала все тот же вопрос: «Почему?»
И вот настал день, вернее ночь, когда мне ответили: «Возвращайся назад и исправь все, что ты хочешь». Кто это был? Я не знаю. Только проснулась я десятилетней девочкой в родном городе. На стене висел любимый ковер с волком и зайцем из «Ну, погоди», на мне была любимая пижама с поросятами. Тело принадлежало мне, десятилетней девочке, а вот голова, вернее, то, что было в ней, – мне, сорокалетней: знающей жизнь, помнящей все песни, которые еще не спеты, все поступки, которые еще не совершены, все слезы, которые еще не пролиты.
Я вскочила с кровати и помчалась в кухню. Крепко обняла маму и заплакала. Впервые я плакала от радости, что мне дается второй шанс, что сейчас все будет по-другому. Я была уверена, что в этой жизни я буду счастлива. Была суббота. Я хорошо запомнила этот день. Сейчас в кухню войдет папа и скажет, что ему приснились пять номеров в лото и что шестой номер он не запомнил, а назавтра мы узнаем, что он выиграл двести рублей за пять угаданных номеров, хотя мог выиграть две тысячи, если бы поверил в сон и не забыл шестой номер.
Но это было в прошлой жизни. В этой я знала как поступить, с моей помощью отец выиграл две тысячи. Это была первая победа. Мне не нужны были эти деньги, я просто была рада, что в этой жизни мне удастся изменить все, что мои ошибки останутся там, в другой жизни, а в этой будут только радости.
«Сейчас все будет хорошо», – повторяла я себе каждый вечер и с каждым днем становилась счастливей.
За несколько недель я стала отличницей.
Да, мне было совсем не интересно с моими сверстниками, но я наверстывала пробел в этой жизни, потому что в прошлой у меня не было ни желания, ни времени иметь друзей.
Моя «первая небезответная любовь» сидел на задней парте и горько вздыхал. Я даже не смотрела в его сторону, кроме того, я его просто ненавидела, потому что именно из-за него я не смогла стать матерью в прошлой жизни. Так я считала…
Все мои успехи, все мои достижения, олимпиады, поступление в самый престижный вуз – все это меня очень веселило. Я все делала легко. С улыбкой. Играя. Вся моя жизнь была ожиданием одной встречи. Такой банальной, но такой долгожданной. И она произошла. В том же месте, в тот же час. Те же счастливые полгода любви и проводы в аэропорту. Самолет взлетел. Все было так же. Только в самолете не было его. Он был со мной в медпункте, потому что мне внезапно стало плохо, и я потеряла сознание. Конечно, все это я подстроила, но сыграла замечательно. Все, о чем я мечтала, сбылось. Он был жив, он был рядом. И еще… я была беременна. Жизнь оказалась прекрасной!
Потом все стало как-то сразу меняться. Сначала он. Его поступки, его слова – весь он стал совсем другим.
Нельзя менять ход и течение жизни. Если ты решил изменить реальность, ты должен быть готов к тому, что человек тоже может измениться. Он как будто начинает проживать жизнь за другого, становится не собой… Или… Или я просто не успела его рассмотреть в прошлой жизни… Эта вспышка в туннеле, о которой я так просила, на мгновение ослепила меня, а после того, как глаза привыкли к свету, я увидела возле себя чудовище без души и сердца… Я ушла от него через месяц. Я убежала…
Какими разными оказались мои жизни, но и одинаковыми одновременно.
Десять лет в прошлой жизни я любила человека, которого разлюбила за одну секунду в этой. Но это было не единственное разочарование. На четвертом месяце беременности я потеряла ребенка. Смогу ли я еще иметь детей? Я не спрашивала у врачей, потому что поняла: ничего изменить нельзя.
Все, что определено судьбой, не изменишь. Можно пытаться строить жизнь по-другому, можно мечтать и даже думать, что всего добиваешься сам и сам являешься кузнецом своей судьбы, но все это не так. Жизнь как мультик, который просматривается где-то наверху, как трехсекундный ролик. Можно менять пейзаж, одежду, окружение, друзей, Родину, отношение к жизни, но поменять себя на другой персонаж невозможно. На экране все равно будешь ты. Да, в другой одежде, да, рядом с тобой окажутся совсем другие люди, но если в прошлой жизни вечным спутником была соленая подушка, и в этой самым родным и горьким будет этот же предмет.
Сегодня вечером наступит именно та ночь, благодаря которой я смогла прожить вторую жизнь. Просить прожить еще одну я не стану. Я просто попытаюсь быть счастливой в этой. И все, что я сделаю утром, – пойду в детский приют и начну готовить документы на усыновление. Я знаю, что буду хорошей матерью, я сделаю счастливыми моих родителей, которые мечтают нянчить маленькую кроху, и, может быть… может быть, это и есть мой единственный шанс…
Глава 3
Неожиданная встреча
Утром я переписала на флешку все свое творчество, поискала в Интернете информацию о московских издательствах, выбрала ближайшее, и, так как другими критериями отбора на данный момент не располагала, в него мы все вместе, втроем, и отправились. Так должен был начаться мой путь к славе. Или к позору.
Алена с Васькой ждали меня на улице, а я вошла в здание.
Конечно, меня не встретили цветами, ковровой дорожкой и оркестром, но мне удалось прорваться к какому-то очень важному помощнику главного редактора и рассказать, что у меня есть пять готовых романов и множество рассказов.
Помощник обещал, что главный редактор, хоть она и занята, сама посмотрит мои творения, и посоветовал не ждать ответа именно от них, а обратиться во все издательства, которые я знаю.
– Ну что? – спросила Алена, как только я вышла из редакции.
– Сказали, что рассказы их не интересуют, а вот романы они посмотрят, если они им понравятся – свяжутся со мной.
– Понятно. Слушай, я тут, пока тебя не было, пообщалась с одним парнем, начинающим, как ты. Он сказал, что романы надо предлагать во все издательства. Он мне даже оставил список. И еще посоветовал поискать в Интернете режиссеров, которые ищут оригинальные сценарии для сериалов или для фильмов. Так что идем домой, найдем этих режиссеров – и отправим им твои сценарии.
Алена с Васькой ждали меня на улице, а я вошла в здание.
Конечно, меня не встретили цветами, ковровой дорожкой и оркестром, но мне удалось прорваться к какому-то очень важному помощнику главного редактора и рассказать, что у меня есть пять готовых романов и множество рассказов.
Помощник обещал, что главный редактор, хоть она и занята, сама посмотрит мои творения, и посоветовал не ждать ответа именно от них, а обратиться во все издательства, которые я знаю.
– Ну что? – спросила Алена, как только я вышла из редакции.
– Сказали, что рассказы их не интересуют, а вот романы они посмотрят, если они им понравятся – свяжутся со мной.
– Понятно. Слушай, я тут, пока тебя не было, пообщалась с одним парнем, начинающим, как ты. Он сказал, что романы надо предлагать во все издательства. Он мне даже оставил список. И еще посоветовал поискать в Интернете режиссеров, которые ищут оригинальные сценарии для сериалов или для фильмов. Так что идем домой, найдем этих режиссеров – и отправим им твои сценарии.