Страница:
Опыт Женевы был воспринят и в Германии, где на территориях вдоль Рейна была проведена кальвинистская Реформация и большинство реформатских церквей придерживались Гейдельбергского катехизиса (1563). В Польше, Чехии и Венгрии свою роль в образовании реформатских церквей сыграли антинемецкие и антилютеранские настроения. В Нидерландах сторонники кальвинистской Реформации выработали Confessio belgica{2} и утвердили его на синоде фламандских и валлонских церквей в Эмдене (1561–1571). В Шотландии опыт церкви Женевы творчески развил Джон Нокс (1515–1572).
Церковная политика Женевы декларировала сближение лютеранских, цвинглианских и англиканских церквей на основе положения Писания о церкви как теле Христа. Почти десять лет реформатор вел переписку с цвинглианцами и лютеранами, которые привели к выработке в 1549 г. компромиссного Consensus Tigurinus{3}. Экуменические усилия Кальвина не встретили понимания у лютеранских теологов, сплотившихся в группу «сакраментариев». Между ними и Кальвином велась полемика, хотя заслуги Лютера, одного из первых служителей Христа, Кальвин высоко чтил. В «Наставлении в христианской вере» он привлекал внимание к идеям, которые приближали учение других реформаторов к учению Лютера.
«Наставление в христианской вере»
Культ мучеников
Sola fide (Спасение только в вере)
Церковная политика Женевы декларировала сближение лютеранских, цвинглианских и англиканских церквей на основе положения Писания о церкви как теле Христа. Почти десять лет реформатор вел переписку с цвинглианцами и лютеранами, которые привели к выработке в 1549 г. компромиссного Consensus Tigurinus{3}. Экуменические усилия Кальвина не встретили понимания у лютеранских теологов, сплотившихся в группу «сакраментариев». Между ними и Кальвином велась полемика, хотя заслуги Лютера, одного из первых служителей Христа, Кальвин высоко чтил. В «Наставлении в христианской вере» он привлекал внимание к идеям, которые приближали учение других реформаторов к учению Лютера.
«Наставление в христианской вере»
Кальвина называют человеком одной книги, хотя он создал массу произведений – богословские трактаты, богослужебные книги и документы, сатирические памфлеты, комментарии и переводы Библии, сотни текстов проповедей, тысячи писем. Как бы они ни были значительны, «Наставление в христианской вере» – главная книга Кальвина, которой реформатор посвятил почти всю свою творческую жизнь, закончив в 1559 г. Она должна была стать кодексом убежденного христианина, готового отвергнуть любую ересь и чтить Бога больше самой жизни.
Первоначальный латинский вариант «Наставления» Кальвин перевел на французский язык, и эта версия оказалась самой удачной как художественное произведение. Оно стоит в первом ряду французской ренессансной литературы, начиная традицию философской прозы, развитой у Монтеня. Обращая книгу ко всему миру, реформатор особо позаботился о пользе для французской нации, которую терзали гонения. Книгу открывает послание к королю Франциску I, где сказано о несправедливости гонений против мирно исповедующих Евангелие подданных. Ведь новая церковь больше заинтересована поддержанием порядка в Европе, чем прежняя, управляемая из Рима. Категорически отводятся обвинения в том, что протестанты поощряют сопротивление законным государям (хотя все они были убеждены в обратном). Осуждая анабаптистские мятежи, автор призывает карать их по закону, как гражданские преступления. Утверждается, что у евангельских христиан есть только два средства превозмочь преследования: терпеть и ожидать помощи от Бога.
За этим политическим кредо в первоначальном варианте следовали главы, повторявшие лютеровский катехизис и оспаривавшие католическую трактовку таинств вместе с монашеством. За основу книги было взято четырехчастное деление Символа веры, она последовательно излагает темы о познании Бога-творца, об искупительном подвиге Христа, о действиях Святого Духа в человеке и о церкви. Порядок изложения основ вероучения в «Наставлении» предусматривает и порядок их усвоения читателями.
Первая метафизическая тема о познании Бога в откровении является отправной для дальнейших размышлений о высших истинах. Здесь утверждаются представления о Боге-Творце, вечном, всемогущем, непознаваемом, дарующем человеку без заслуг милость или возмездие. Отвергаются рациональные доказательства бытия Божия, принятые у католиков, и критикуются главные философские системы, включая эпикурейство. Излагая вероучение, Кальвин подтверждает свои положения не только библейскими текстами, но и опровержением противников. Свои рассуждения о славе Бога и творении мира, о божественном Провидении и Троице, о бессмертии души автор излагает так, чтобы читатель отличал религиозную веру от философских выкладок. Утверждается, что необходимое для спасения благочестие верующий обретает, усваивая догматы.
В «Наставлении» утверждается доктрина первородного греха и величие Христа, Его пророческая, царская и священническая миссия в качестве Посредника и Спасителя. На основе мистических убеждений в скрытом действии Святого Духа трактуются проблемы благодати Бога и оправдания верой, божественного предопределения и конечных судеб мира и человека. В отдельную тему выделен моральный кодекс христианина. Расположив темы о «видимой» церкви и государстве в заключении книги, Кальвин наглядно дал понять читателю, что эти учреждения далеки от божественного, они являются лишь внешними мирскими средствами, которые помогают грешному человеку приблизиться к евангельскому идеалу.
Здесь нет вполне оригинальных доктринальных тезисов, поскольку реформаторы старшего поколения – Лютер, Меланхтон, Буцер, Фарель – в той или иной степени разработали эти положения. Начатую ими ревизию католической догматики Кальвин согласовал и систематизировал. Их концепции христианства исходили из того, что вне критики находятся евангельские истины о Боге-Творце и промыслителе, о первородном грехе, Троице, бессмертии души, наказании и телесном воскрешении. Но по широте тематики «Наставление» превосходит все богословские произведения XVI в., и эта книга считается классическим изложением вероучения протестантизма. Книга следует принципу непротиворечивого сочетания ряда истин. Здесь все темы равно важны, ни одна не является более важной, чем другая. Столь же строго выдержана логика в догматах, среди которых нет главных или второстепенных. Догматы о первородном грехе, о Троице и телесном воскрешении отстаиваются от самой разнообразной критики. Кальвин подчеркнул догматическое единство с Лютером, подписав «Аугсбургское исповедание веры». Формулировки Кальвина учитывали идеи Лютера об оправдании верой, поврежденности человеческой природы и Христе как Спасителе и Посреднике. Положения о благодати Святого Духа, о значении божественного Слова и таинств в достижении спасения у них также общие. Расхождения между основоположниками двух протестантских церквей (по поводу мистерии воплощения тела Христа в евхаристии и проблем церковного строительства) не отражены в книге, которую можно считать энциклопедией протестантского миросозерцания своего времени.
В повседневной жизни верующего католика церковные нормы практически были необременительными. По сравнению с ними правила религиозной и гражданской жизни у протестантов были несравненно более тягостными, требуя возродить евангельские образцы. Однако возможно ли, чтобы нравы христианина абсолютно и полно соответствовали Евангелию?
Нет – утверждает «Наставление в христианской вере». Между евангельским идеалом и реальным человеком пролегла пропасть. Среди алчных и властных, как и среди бедных и убогих, нет ни одного, кто хотя бы отдаленно приблизился к совершенству и, если бы церковь требовала этого, она осталась бы без верующих. Очевидно, что заповеданное Богом совершенство означает поставленную Им цель.
Достичь этой цели, полагаясь на себя, своим трудолюбием или смекалкой человек не может, ведь об этом свидетельствует реальная жизнь. Вокруг нет ни мира, ни покоя, ни справедливости: нечестивцы правят богатейшими государствами, а борцы за евангельский идеал терпят гонения. Согласно Кальвину, зло жизни – войны, нищета, семейные горести, болезни и смерть – допущено свыше. Одновременно жизнь является благом, дарит человека многими утехами и наслаждениями, и христианин имеет право наслаждаться земными благами. Поэтому неправ Августин с его концепцией брака, неверна доктрина целибата, напрасны аскетические подвиги святых. Христианину важно самому найти меру, чтобы наслаждаться дарами Бога, не допуская свободы желаний.
Богатство, достаток, комфорт сами по себе не являются источниками злоупотреблений, и выбрасывать сокровища в море, как это делали древние, неразумно. Не беря греха на душу, христианин не может отказаться от благ, украшающих жизнь, если они ему даны. Во избежание хаоса в христианском сообществе или моральной неуверенности в себе верующим рекомендуется разрешать себе наименьшее из того, что будет для них возможно. Таким образом, реформатор выдвигает идею нравственного закона, которого в природе нет, но его можно обнаружить в сердце христианина и в Писании.
Мысль о том, что жизнь христианина развивается как приращение христианских добродетелей в противоборстве верующего человека со своим природным началом, была близка Лютеру. Он полагал, что в каждом человеке Христос изгоняет Адама день ото дня, прибавляя истинной веры. Мистические чувства слияния с Христом, осознание верующих как членов единого тела Христова вдохновлялись Писанием, которое учит предоставить свои тела в жертву Богу, посвятить себя Богу, говорить и поступать во славу Его.
Говоря о состояниях Христа больше, чем об отдельных поступках, Кальвин подчеркивал мистико-эсхатологические аспекты темы подражания Христу: участвуя в Его страданиях, умирать вместе с Ним, чтобы воскреснуть и войти в Его блаженную вечность. В «Наставлении» мы обнаруживаем картину, которую столетием раньше создал Фома Кемпийский (ок. 1380–1471) в популярнейшем сочинении «О подражании Христу». Оно посвящено построению праведной жизни, основанной на созерцании страстей Господних. Переживая их, христианин формирует свои представления о добре и зле. На смену внешней религии, которая не создает благочестия, приходит религия внутреннего человека. Он постоянно пребывает с Иисусом, размышляет о Его святой жизни, мысленно страдает от Его ран. Поиск Христа в себе и близких определяет долг самоотречения, любовь к ближнему, дает утешение и духовную радость, зовет на путь святого креста.
Благодаря кресту верующие учатся жить не согласно своему разуму, желаниям, воле, а по предначертаниям свыше. Подвергая людей крестным испытаниям, Бог действует как целитель рода человеческого, и крест положено нести каждому. Высшая степень в иерархии крестных испытаний – это терпеть гонения во имя справедливости.
Реформаторам не нужно было доказывать, что жизнь людей наполнена главным образом страданием, это было слишком ясно. Но они учили, что страдание преобразует жизнь христианина, ведет к сораспятию и крестному испытанию. Само по себе страдание не обладало ценностью, если оно не сближало с Христом, которому были знакомы слезы и страх, смертельная скорбь души.
В отличие от Фомы Кемпийского, который презирал земное, советовал бежать от мира, «Наставление» Кальвина учило, что природу и все мирские блага Бог вручил людям на хранение, возложил на них совокупность обязанностей, а в конце времен потребует отчета. Поскольку Писание требует уметь жить и в скудости, и в изобилии, христианин должен в достатке соблюдать умеренность, избегать излишеств, суетного показа изобилия. В бедности же он хранит истинное терпение, учится обходиться без недостающего.
Дискредитируя разум человека в сфере познания Бога, новый религиозный кодекс вполне доверяет ему руководство несовершенным миром. Здесь приветствуются ясный ум и чистая душа, которые помогут избежать необузданности, высокомерия, тщеславия. В шкале отрицательных свойств верующего первое место занимает гордость. Комплекс христианских добродетелей состоит из воздержания (т. е. умеренного вкушения земных благ), справедливости в общении с ближними и благочестия. Эти добродетели внеприродны, они воспитываются «божьими бичами» страданий, на опыте которых человек убеждается в благодетельности смирения и пагубности гордости. Поэтому человек с огромным трудом очищает свой дух от греховной природы, которая побуждает его возвышать себя, переоценивать свои силы и добродетели и противоречит тому, чтобы любить ненавидящих и воздавать добром за зло.
Идеальный верующий не занят умерщвлением плоти и не удаляется от мира, он гуманен по отношению к себе и другим, стремится благоустроить жизнь по евангельским заповедям. Исключить предпочтительную заботу о себе, изгнать из сердца жадность, страсть к власти, почестям, знатности, искоренять в себе честолюбие, погоню за людской хвалой и прочие тайные пороки – таковы были программные установки антропологии реформированного христианства.
Жизненная задача, круг обязанностей и рамки поведения людей в христианском сообществе определялись у реформаторов концепцией христианского призвания. Лютер выдвинул идею о религиозном значении мирского труда при переводе Библии, объединив в немецком слове «призвание» два смысла, т. е. обычное дело человека и его призвание Богом к вечной жизни. Эта филологическая и религиозная новация отразила умонастроение эпохи, которая считала существующие порядки святыми, когда Бог является устроителем структур общества и вмешивается в скромные жизненные обстоятельства. Критикуя монашество за пренебрежение мирскими обязанностями человека, Лютер утверждал, что монашеский образ жизни не получит оправдания у Бога. Привязанный естественным порядком вещей к своей плоти и социальному окружению, христианин принимает решение воздать Богу в ответ за бескорыстно дарованную благодать жизни.
В трактате «О свободе христианина» Лютер рассуждает о воздаянии Богу через любовь к ближнему, когда разделение труда требует от каждого работать для других. Используя обоснование труда схоластами, видевшими в труде средство «внутреннего человека» обрести господство над плотью, немецкий реформатор видит в труде инстинкт, вложенный Богом в Адама до грехопадения. В Новом Завете Лютер находил обоснование упорного труда в рамках своей профессии как следствия новой жизни и веры в притче о добром дереве и худых плодах (Мф. VII, 17 и ел.). Таким образом, отправляясь от догмата спасения верой, Лютер формулировал идею о том, что выполнение мирских обязанностей диктуется божественной волей. При этом все дозволенные профессии равны перед Богом, а социальное неравенство в обществе богоугодно.
Обобщая мысли Лютера, Кальвин писал, что, служа своему призванию, каждый христианин выполняет священный долг и вступает на путь обретения святости, которая достигается не аскетическими подвигами, а правильным образом жизни. Здесь на естественный разум возложена обязанность распознавать добро и зло, выбирать профессию, угодную Богу, укреплять семейные узы и порядок в государстве. Святость мыслится не в отказе от земных благ, а в пользовании многообразными дарами земного бытия при условии воспитания в себе евангельского чувства меры. Мирская деятельность и профессиональная этика возведены в категории, обеспечивающие потустороннее блаженство. От верующего требуется прежде всего не роптать на Бога за то место в обществе, на которое Он его поставил, а радоваться сознанием выполненного долга.
Итоги человеческой жизни подводятся не в миру. Психологию человека того времени определяли эсхатологические настроения, высшая степень заинтересованности судьбой души в потустороннем мире. Лишь созерцание будущей жизни могло вселить в человека надежду на долю божественной славы. Поэтому христиан призывали не забывать о неизбежности расставания с земной жизнью, но и не пытаться узнать, в каком месте потустороннего пространства окажется их душа. Кальвин пишет о том, что смертному очень трудно справиться с плотским страхом. Одни люди приходят в полное уныние от своих бед, другие упиваются успехами и забывают об эсхатологическом предназначении, но твердое упование на милосердие Бога дает человеку уверенность совести, чтобы достойно выполнить свой долг в миру и стать полноправным участником небесного блаженства.
Первоначальный латинский вариант «Наставления» Кальвин перевел на французский язык, и эта версия оказалась самой удачной как художественное произведение. Оно стоит в первом ряду французской ренессансной литературы, начиная традицию философской прозы, развитой у Монтеня. Обращая книгу ко всему миру, реформатор особо позаботился о пользе для французской нации, которую терзали гонения. Книгу открывает послание к королю Франциску I, где сказано о несправедливости гонений против мирно исповедующих Евангелие подданных. Ведь новая церковь больше заинтересована поддержанием порядка в Европе, чем прежняя, управляемая из Рима. Категорически отводятся обвинения в том, что протестанты поощряют сопротивление законным государям (хотя все они были убеждены в обратном). Осуждая анабаптистские мятежи, автор призывает карать их по закону, как гражданские преступления. Утверждается, что у евангельских христиан есть только два средства превозмочь преследования: терпеть и ожидать помощи от Бога.
За этим политическим кредо в первоначальном варианте следовали главы, повторявшие лютеровский катехизис и оспаривавшие католическую трактовку таинств вместе с монашеством. За основу книги было взято четырехчастное деление Символа веры, она последовательно излагает темы о познании Бога-творца, об искупительном подвиге Христа, о действиях Святого Духа в человеке и о церкви. Порядок изложения основ вероучения в «Наставлении» предусматривает и порядок их усвоения читателями.
Первая метафизическая тема о познании Бога в откровении является отправной для дальнейших размышлений о высших истинах. Здесь утверждаются представления о Боге-Творце, вечном, всемогущем, непознаваемом, дарующем человеку без заслуг милость или возмездие. Отвергаются рациональные доказательства бытия Божия, принятые у католиков, и критикуются главные философские системы, включая эпикурейство. Излагая вероучение, Кальвин подтверждает свои положения не только библейскими текстами, но и опровержением противников. Свои рассуждения о славе Бога и творении мира, о божественном Провидении и Троице, о бессмертии души автор излагает так, чтобы читатель отличал религиозную веру от философских выкладок. Утверждается, что необходимое для спасения благочестие верующий обретает, усваивая догматы.
В «Наставлении» утверждается доктрина первородного греха и величие Христа, Его пророческая, царская и священническая миссия в качестве Посредника и Спасителя. На основе мистических убеждений в скрытом действии Святого Духа трактуются проблемы благодати Бога и оправдания верой, божественного предопределения и конечных судеб мира и человека. В отдельную тему выделен моральный кодекс христианина. Расположив темы о «видимой» церкви и государстве в заключении книги, Кальвин наглядно дал понять читателю, что эти учреждения далеки от божественного, они являются лишь внешними мирскими средствами, которые помогают грешному человеку приблизиться к евангельскому идеалу.
Здесь нет вполне оригинальных доктринальных тезисов, поскольку реформаторы старшего поколения – Лютер, Меланхтон, Буцер, Фарель – в той или иной степени разработали эти положения. Начатую ими ревизию католической догматики Кальвин согласовал и систематизировал. Их концепции христианства исходили из того, что вне критики находятся евангельские истины о Боге-Творце и промыслителе, о первородном грехе, Троице, бессмертии души, наказании и телесном воскрешении. Но по широте тематики «Наставление» превосходит все богословские произведения XVI в., и эта книга считается классическим изложением вероучения протестантизма. Книга следует принципу непротиворечивого сочетания ряда истин. Здесь все темы равно важны, ни одна не является более важной, чем другая. Столь же строго выдержана логика в догматах, среди которых нет главных или второстепенных. Догматы о первородном грехе, о Троице и телесном воскрешении отстаиваются от самой разнообразной критики. Кальвин подчеркнул догматическое единство с Лютером, подписав «Аугсбургское исповедание веры». Формулировки Кальвина учитывали идеи Лютера об оправдании верой, поврежденности человеческой природы и Христе как Спасителе и Посреднике. Положения о благодати Святого Духа, о значении божественного Слова и таинств в достижении спасения у них также общие. Расхождения между основоположниками двух протестантских церквей (по поводу мистерии воплощения тела Христа в евхаристии и проблем церковного строительства) не отражены в книге, которую можно считать энциклопедией протестантского миросозерцания своего времени.
В повседневной жизни верующего католика церковные нормы практически были необременительными. По сравнению с ними правила религиозной и гражданской жизни у протестантов были несравненно более тягостными, требуя возродить евангельские образцы. Однако возможно ли, чтобы нравы христианина абсолютно и полно соответствовали Евангелию?
Нет – утверждает «Наставление в христианской вере». Между евангельским идеалом и реальным человеком пролегла пропасть. Среди алчных и властных, как и среди бедных и убогих, нет ни одного, кто хотя бы отдаленно приблизился к совершенству и, если бы церковь требовала этого, она осталась бы без верующих. Очевидно, что заповеданное Богом совершенство означает поставленную Им цель.
Достичь этой цели, полагаясь на себя, своим трудолюбием или смекалкой человек не может, ведь об этом свидетельствует реальная жизнь. Вокруг нет ни мира, ни покоя, ни справедливости: нечестивцы правят богатейшими государствами, а борцы за евангельский идеал терпят гонения. Согласно Кальвину, зло жизни – войны, нищета, семейные горести, болезни и смерть – допущено свыше. Одновременно жизнь является благом, дарит человека многими утехами и наслаждениями, и христианин имеет право наслаждаться земными благами. Поэтому неправ Августин с его концепцией брака, неверна доктрина целибата, напрасны аскетические подвиги святых. Христианину важно самому найти меру, чтобы наслаждаться дарами Бога, не допуская свободы желаний.
Богатство, достаток, комфорт сами по себе не являются источниками злоупотреблений, и выбрасывать сокровища в море, как это делали древние, неразумно. Не беря греха на душу, христианин не может отказаться от благ, украшающих жизнь, если они ему даны. Во избежание хаоса в христианском сообществе или моральной неуверенности в себе верующим рекомендуется разрешать себе наименьшее из того, что будет для них возможно. Таким образом, реформатор выдвигает идею нравственного закона, которого в природе нет, но его можно обнаружить в сердце христианина и в Писании.
Мысль о том, что жизнь христианина развивается как приращение христианских добродетелей в противоборстве верующего человека со своим природным началом, была близка Лютеру. Он полагал, что в каждом человеке Христос изгоняет Адама день ото дня, прибавляя истинной веры. Мистические чувства слияния с Христом, осознание верующих как членов единого тела Христова вдохновлялись Писанием, которое учит предоставить свои тела в жертву Богу, посвятить себя Богу, говорить и поступать во славу Его.
Говоря о состояниях Христа больше, чем об отдельных поступках, Кальвин подчеркивал мистико-эсхатологические аспекты темы подражания Христу: участвуя в Его страданиях, умирать вместе с Ним, чтобы воскреснуть и войти в Его блаженную вечность. В «Наставлении» мы обнаруживаем картину, которую столетием раньше создал Фома Кемпийский (ок. 1380–1471) в популярнейшем сочинении «О подражании Христу». Оно посвящено построению праведной жизни, основанной на созерцании страстей Господних. Переживая их, христианин формирует свои представления о добре и зле. На смену внешней религии, которая не создает благочестия, приходит религия внутреннего человека. Он постоянно пребывает с Иисусом, размышляет о Его святой жизни, мысленно страдает от Его ран. Поиск Христа в себе и близких определяет долг самоотречения, любовь к ближнему, дает утешение и духовную радость, зовет на путь святого креста.
Благодаря кресту верующие учатся жить не согласно своему разуму, желаниям, воле, а по предначертаниям свыше. Подвергая людей крестным испытаниям, Бог действует как целитель рода человеческого, и крест положено нести каждому. Высшая степень в иерархии крестных испытаний – это терпеть гонения во имя справедливости.
Реформаторам не нужно было доказывать, что жизнь людей наполнена главным образом страданием, это было слишком ясно. Но они учили, что страдание преобразует жизнь христианина, ведет к сораспятию и крестному испытанию. Само по себе страдание не обладало ценностью, если оно не сближало с Христом, которому были знакомы слезы и страх, смертельная скорбь души.
В отличие от Фомы Кемпийского, который презирал земное, советовал бежать от мира, «Наставление» Кальвина учило, что природу и все мирские блага Бог вручил людям на хранение, возложил на них совокупность обязанностей, а в конце времен потребует отчета. Поскольку Писание требует уметь жить и в скудости, и в изобилии, христианин должен в достатке соблюдать умеренность, избегать излишеств, суетного показа изобилия. В бедности же он хранит истинное терпение, учится обходиться без недостающего.
Дискредитируя разум человека в сфере познания Бога, новый религиозный кодекс вполне доверяет ему руководство несовершенным миром. Здесь приветствуются ясный ум и чистая душа, которые помогут избежать необузданности, высокомерия, тщеславия. В шкале отрицательных свойств верующего первое место занимает гордость. Комплекс христианских добродетелей состоит из воздержания (т. е. умеренного вкушения земных благ), справедливости в общении с ближними и благочестия. Эти добродетели внеприродны, они воспитываются «божьими бичами» страданий, на опыте которых человек убеждается в благодетельности смирения и пагубности гордости. Поэтому человек с огромным трудом очищает свой дух от греховной природы, которая побуждает его возвышать себя, переоценивать свои силы и добродетели и противоречит тому, чтобы любить ненавидящих и воздавать добром за зло.
Идеальный верующий не занят умерщвлением плоти и не удаляется от мира, он гуманен по отношению к себе и другим, стремится благоустроить жизнь по евангельским заповедям. Исключить предпочтительную заботу о себе, изгнать из сердца жадность, страсть к власти, почестям, знатности, искоренять в себе честолюбие, погоню за людской хвалой и прочие тайные пороки – таковы были программные установки антропологии реформированного христианства.
Жизненная задача, круг обязанностей и рамки поведения людей в христианском сообществе определялись у реформаторов концепцией христианского призвания. Лютер выдвинул идею о религиозном значении мирского труда при переводе Библии, объединив в немецком слове «призвание» два смысла, т. е. обычное дело человека и его призвание Богом к вечной жизни. Эта филологическая и религиозная новация отразила умонастроение эпохи, которая считала существующие порядки святыми, когда Бог является устроителем структур общества и вмешивается в скромные жизненные обстоятельства. Критикуя монашество за пренебрежение мирскими обязанностями человека, Лютер утверждал, что монашеский образ жизни не получит оправдания у Бога. Привязанный естественным порядком вещей к своей плоти и социальному окружению, христианин принимает решение воздать Богу в ответ за бескорыстно дарованную благодать жизни.
В трактате «О свободе христианина» Лютер рассуждает о воздаянии Богу через любовь к ближнему, когда разделение труда требует от каждого работать для других. Используя обоснование труда схоластами, видевшими в труде средство «внутреннего человека» обрести господство над плотью, немецкий реформатор видит в труде инстинкт, вложенный Богом в Адама до грехопадения. В Новом Завете Лютер находил обоснование упорного труда в рамках своей профессии как следствия новой жизни и веры в притче о добром дереве и худых плодах (Мф. VII, 17 и ел.). Таким образом, отправляясь от догмата спасения верой, Лютер формулировал идею о том, что выполнение мирских обязанностей диктуется божественной волей. При этом все дозволенные профессии равны перед Богом, а социальное неравенство в обществе богоугодно.
Обобщая мысли Лютера, Кальвин писал, что, служа своему призванию, каждый христианин выполняет священный долг и вступает на путь обретения святости, которая достигается не аскетическими подвигами, а правильным образом жизни. Здесь на естественный разум возложена обязанность распознавать добро и зло, выбирать профессию, угодную Богу, укреплять семейные узы и порядок в государстве. Святость мыслится не в отказе от земных благ, а в пользовании многообразными дарами земного бытия при условии воспитания в себе евангельского чувства меры. Мирская деятельность и профессиональная этика возведены в категории, обеспечивающие потустороннее блаженство. От верующего требуется прежде всего не роптать на Бога за то место в обществе, на которое Он его поставил, а радоваться сознанием выполненного долга.
Итоги человеческой жизни подводятся не в миру. Психологию человека того времени определяли эсхатологические настроения, высшая степень заинтересованности судьбой души в потустороннем мире. Лишь созерцание будущей жизни могло вселить в человека надежду на долю божественной славы. Поэтому христиан призывали не забывать о неизбежности расставания с земной жизнью, но и не пытаться узнать, в каком месте потустороннего пространства окажется их душа. Кальвин пишет о том, что смертному очень трудно справиться с плотским страхом. Одни люди приходят в полное уныние от своих бед, другие упиваются успехами и забывают об эсхатологическом предназначении, но твердое упование на милосердие Бога дает человеку уверенность совести, чтобы достойно выполнить свой долг в миру и стать полноправным участником небесного блаженства.
Культ мучеников
Военные действия и проявление массового насилия по религиозным мотивам стали постоянным фактором общественной жизни в странах Европы раннего Нового времени. Показательные казни лютеран имперскими властями, совместные действия новых протестантских правительств и католических князей против анабаптистов, военные сражения между антигабсбургской коалицией и Карлом V, война за независимость в Нидерландах и гражданские войны во Франции – эти события разворачивались одно за другим, беспрерывно и нередко одновременно в XVI в., а в XVII в. Европа была втянута в хаос Тридцатилетней войны и революции в Англии. В условиях постоянного насилия над человеческой жизнью протестантские церкви не только выжили, но и укрепили свои позиции как гражданские учреждения, не потеряли пасторских кадров и влияния на верующих. Напротив, в обстановке человеческого горя у разных народов проявились жертвенные настроения, готовность погибнуть во славу «чистого евангельского учения». Эти настроения поддержали протестантские идеологи того времени, уделившие особое внимание рассмотрению проблемы ценности человеческой жизни.
Христианство издавна гордилось своими мучениками, и каждый католический храм освящался лишь в том случае, если хранил в алтаре останки святого. Почитание десятков и сотен священных персонажей предусматривало у католиков поклонение реликвиям и изображениям, веру в постоянно творимые ими чудеса. Догматическое положение католицизма о том, что святые являются посредниками в деле спасения, реформаторы разоблачали как нарушение Писания в интересах клира, богатевшего от средств, поступавших от реликвий и паломничеств к ним. Католический культ святых был отнесен к проявлениям «идолопоклонства», которым папство исказило обычаи древней христианской церкви. Само слово «святой» на некоторое время исчезло из протестантской литературы, но затем утвердилось в новом значении – реального человека, который пожертвовал жизнью, но не предал Евангелия.
Заметную часть книжной продукции в странах Западной Европы этого периода составили книги мертвых – мартирологи, в которых были записаны имена погибших от насилия людей. Они рассказывали о «мучениках во Христе», потерпевших от сидевшего на папском престоле Антихриста, и каждый мартиролог начинался с имен Джона Уиклифа и Яна Гуса. Книги привлекали читателей невыдуманными рассказами о жизненных трагедиях, которые подтверждались протоколами допросов, предсмертными речами, посланиями к единоверцам. В книгах о людях, которые терпели преследования за свои религиозные убеждения и погибали, авторы рассказывали о готовности христиан к жертвам при сопротивлении папству. Они ручались за подлинность документов о героизме мучеников и рассматривали свои труды как выполнение морального долга перед верующими, повторявшими подвиги апостолов и христиан апостольской церкви.
Во всех странах любили читать мартиролог англичанина Джона Фокса (1517–1587), который переиздается до сих пор, а в Англии эту книгу зачитывали на регулярных богослужениях после Библии. Книга доказывает вырождение папства, его вину по отношению ко всему христианскому сообществу, правое дело тех, кто сопротивляется его тирании в Германии и Франции, Фландрии и Чехии, Англии и Шотландии. Битвы между государствами и коалициями, а также разлад в душах верующих автор описывает как воплощение Апокалипсиса, смешение неба и земли. Угрозу сплочению и набожности христиан он видит в жестокости папистов, которые не оставили в религии ничего святого, готовят «нам» мученическую кончину и костер.
Составители мартирологов – лютеранских, реформатских и англиканских – наполнили конкретным содержанием новые представления о христианском подвиге и о путях достижения святости. Описывая эпизоды выбора между жизнью и смертью, который совершал каждый обвинявшийся в ереси мученик, авторы сопровождали документы своими наставлениями повторить пример достойного завершения земной жизни и дарования жизни небесной.
В мартирологах прославлялся бесценный подвиг святой кончины Гуса и говорилось о Мартине Лютере, праведность которого усматривалась в жизни, борьбе и смерти. Его ставили в пример как стойкого и мужественного человека, героически преодолевшего насилие папства и рисковавшего жизнью. Читателей вдохновляла не чудодейственная сила, которая гарантировала святость в католическом пантеоне, а конкретное человеческое мужество, засвидетельствованное документами. Не только известные люди, но десятки мужчин, женщин и девушек из всех сословий, несмотря на любовь к жизни и трепет перед смертью, принимали жуткие по тем временам казни (кляп, смоляные бочки, виселицы, утопление и т. д.). В тисках палачей и в огне они пели гимны Всевышнему, молились и радовались.
Допросы и пытки новые мученики выносили с теми же чувствами, какие испытывали мученики первоначальной христианской церкви. Мартирологи убеждали в прямой преемственности между ними и грозно предрекали гибель нечестивцев от руки Бога. Книги украшались портретами мучеников, а их палачи изображались в облачениях папы и кардиналов, красных от пролитой ими христианской крови. Таким образом, протестантская литература пропагандировала мученичество как составную часть морального кодекса христианина, который радовался смерти за веру, потому что он не принадлежал себе – он принадлежал Господу.
Христианство издавна гордилось своими мучениками, и каждый католический храм освящался лишь в том случае, если хранил в алтаре останки святого. Почитание десятков и сотен священных персонажей предусматривало у католиков поклонение реликвиям и изображениям, веру в постоянно творимые ими чудеса. Догматическое положение католицизма о том, что святые являются посредниками в деле спасения, реформаторы разоблачали как нарушение Писания в интересах клира, богатевшего от средств, поступавших от реликвий и паломничеств к ним. Католический культ святых был отнесен к проявлениям «идолопоклонства», которым папство исказило обычаи древней христианской церкви. Само слово «святой» на некоторое время исчезло из протестантской литературы, но затем утвердилось в новом значении – реального человека, который пожертвовал жизнью, но не предал Евангелия.
Заметную часть книжной продукции в странах Западной Европы этого периода составили книги мертвых – мартирологи, в которых были записаны имена погибших от насилия людей. Они рассказывали о «мучениках во Христе», потерпевших от сидевшего на папском престоле Антихриста, и каждый мартиролог начинался с имен Джона Уиклифа и Яна Гуса. Книги привлекали читателей невыдуманными рассказами о жизненных трагедиях, которые подтверждались протоколами допросов, предсмертными речами, посланиями к единоверцам. В книгах о людях, которые терпели преследования за свои религиозные убеждения и погибали, авторы рассказывали о готовности христиан к жертвам при сопротивлении папству. Они ручались за подлинность документов о героизме мучеников и рассматривали свои труды как выполнение морального долга перед верующими, повторявшими подвиги апостолов и христиан апостольской церкви.
Во всех странах любили читать мартиролог англичанина Джона Фокса (1517–1587), который переиздается до сих пор, а в Англии эту книгу зачитывали на регулярных богослужениях после Библии. Книга доказывает вырождение папства, его вину по отношению ко всему христианскому сообществу, правое дело тех, кто сопротивляется его тирании в Германии и Франции, Фландрии и Чехии, Англии и Шотландии. Битвы между государствами и коалициями, а также разлад в душах верующих автор описывает как воплощение Апокалипсиса, смешение неба и земли. Угрозу сплочению и набожности христиан он видит в жестокости папистов, которые не оставили в религии ничего святого, готовят «нам» мученическую кончину и костер.
Составители мартирологов – лютеранских, реформатских и англиканских – наполнили конкретным содержанием новые представления о христианском подвиге и о путях достижения святости. Описывая эпизоды выбора между жизнью и смертью, который совершал каждый обвинявшийся в ереси мученик, авторы сопровождали документы своими наставлениями повторить пример достойного завершения земной жизни и дарования жизни небесной.
В мартирологах прославлялся бесценный подвиг святой кончины Гуса и говорилось о Мартине Лютере, праведность которого усматривалась в жизни, борьбе и смерти. Его ставили в пример как стойкого и мужественного человека, героически преодолевшего насилие папства и рисковавшего жизнью. Читателей вдохновляла не чудодейственная сила, которая гарантировала святость в католическом пантеоне, а конкретное человеческое мужество, засвидетельствованное документами. Не только известные люди, но десятки мужчин, женщин и девушек из всех сословий, несмотря на любовь к жизни и трепет перед смертью, принимали жуткие по тем временам казни (кляп, смоляные бочки, виселицы, утопление и т. д.). В тисках палачей и в огне они пели гимны Всевышнему, молились и радовались.
Допросы и пытки новые мученики выносили с теми же чувствами, какие испытывали мученики первоначальной христианской церкви. Мартирологи убеждали в прямой преемственности между ними и грозно предрекали гибель нечестивцев от руки Бога. Книги украшались портретами мучеников, а их палачи изображались в облачениях папы и кардиналов, красных от пролитой ими христианской крови. Таким образом, протестантская литература пропагандировала мученичество как составную часть морального кодекса христианина, который радовался смерти за веру, потому что он не принадлежал себе – он принадлежал Господу.
Sola fide (Спасение только в вере)
Догмат о спасении верой Лютер формулировал кратким изречением «спасение только в вере» (sola fide) и подтвердил своим переводом Послания апостола Павла к римлянам (Римл. III, 28). В оригинале слово «только» отсутствует, и католические знатоки священных текстов усилили обвинения против Лютера. Его обвиняли в искажении Писания, на основе которого он боролся со схоластикой, добиваясь иного качества религиозной веры.
Согласно схоластической традиции, под верой понималось состояние человека, полностью доверяющего непогрешимой Церкви учить о Боге и мистически соединять человека с Ним. Католики допускали, что мирянин может не вникать в содержание вероучения и не уметь разбираться в связях между догматами. Такие миряне не смогли бы стать опорой для построения верной Евангелию церкви, над созданием которой практически работали Лютер, Цвингли, Меланхтон, Буцер, Кальвин. Они, каждый по-своему, преодолевали пассивное отношение верующих к индивидуальной религиозности.
Лютер порицал душевную слепоту в церкви Антихриста, где христианину не дают познать личный опыт выработки своих чувств и убеждений. Психологические богатства веры он считал неисчерпаемыми и сравнивал веру со Вселенной. Реформатор часто обращался к теме мистического брака души христианина с Христом и процессу возрастания веры под скрытым влиянием Бога. Комментируя Послание Павла к римлянам, он был солидарен с апостолом в том, что вера заключается в борьбе духа с плотью, когда под влиянием Святого Духа и благодати человек обретает любовь к божественному Закону. Возвышая веру как комплекс глубоких и разнообразных переживаний человека, Лютер считал ее непостижимым божественным даром, временем встречи с Богом и приравнивал к Слову, которое смиряет и убеждает.
В полемике с «левыми» течениями, которые решительно не желали считаться с Ветхим Заветом и заявляли, что закон Христа отменяет законы Моисея, Мартин Буцер подчеркнул идею Лютера о христианском свидетельстве в Ветхом Завете. Непоколебимое убеждение в том, что Божья воля направляет людей к святости и славе, побуждало страсбургского реформатора находить христианство в древности в качестве внутренней религии сердца, отличающейся от внешних предписаний иудаизма. В регламентах Страсбурга подчеркивалось возникновение Церкви по велению Святого Духа для объединения на протяжении земной жизни избранников и отверженных, проповеди Евангелия и соблюдения дисциплины верующими. Взращенная своими духовными пастырями – пророками, апостолами и учителями, – церковная община считалась инструментом церковного единства. В общине происходило воздействие Христа на верующих.
Почему же все, что свершил и претерпел ради спасения рода людского Сын Божий, не привело сразу к утверждению веры и церкви? Почему история христианской церкви сложилась из постоянного преодоления угроз ее существованию, т. е. гонений, несогласий и ересей? Почему преподанное Христом Евангелие и поныне оставляет многих христиан равнодушными? Задавая эти вопросы читателю, «Наставление» Кальвина утверждает, что выход из неразрешимых, казалось бы, противоречий бытия уже указан Христом.
Католическая теология, по мнению реформатора, лишила верующего полноты веры, возможности непосредственного мистического общения с подателем веры. Нужно вернуться к тексту апостола Павла (2 Кор. II, 2–3), возродив идею обручения христианина с Христом. Благодаря этому миряне получают священное наставничество Святого Духа, озаряются блеском Евангелия и очищаются от скверны. Личное усвоение Слова, сообщенного в Ветхом и Новом Завете, закладывает фундамент веры, дает познание велений свыше. Утверждается, что до Христа и вне Его в Слове преобладали знаки божественного гнева и мести, но Сын Божий показывает доброту Отца.
Согласно схоластической традиции, под верой понималось состояние человека, полностью доверяющего непогрешимой Церкви учить о Боге и мистически соединять человека с Ним. Католики допускали, что мирянин может не вникать в содержание вероучения и не уметь разбираться в связях между догматами. Такие миряне не смогли бы стать опорой для построения верной Евангелию церкви, над созданием которой практически работали Лютер, Цвингли, Меланхтон, Буцер, Кальвин. Они, каждый по-своему, преодолевали пассивное отношение верующих к индивидуальной религиозности.
Лютер порицал душевную слепоту в церкви Антихриста, где христианину не дают познать личный опыт выработки своих чувств и убеждений. Психологические богатства веры он считал неисчерпаемыми и сравнивал веру со Вселенной. Реформатор часто обращался к теме мистического брака души христианина с Христом и процессу возрастания веры под скрытым влиянием Бога. Комментируя Послание Павла к римлянам, он был солидарен с апостолом в том, что вера заключается в борьбе духа с плотью, когда под влиянием Святого Духа и благодати человек обретает любовь к божественному Закону. Возвышая веру как комплекс глубоких и разнообразных переживаний человека, Лютер считал ее непостижимым божественным даром, временем встречи с Богом и приравнивал к Слову, которое смиряет и убеждает.
В полемике с «левыми» течениями, которые решительно не желали считаться с Ветхим Заветом и заявляли, что закон Христа отменяет законы Моисея, Мартин Буцер подчеркнул идею Лютера о христианском свидетельстве в Ветхом Завете. Непоколебимое убеждение в том, что Божья воля направляет людей к святости и славе, побуждало страсбургского реформатора находить христианство в древности в качестве внутренней религии сердца, отличающейся от внешних предписаний иудаизма. В регламентах Страсбурга подчеркивалось возникновение Церкви по велению Святого Духа для объединения на протяжении земной жизни избранников и отверженных, проповеди Евангелия и соблюдения дисциплины верующими. Взращенная своими духовными пастырями – пророками, апостолами и учителями, – церковная община считалась инструментом церковного единства. В общине происходило воздействие Христа на верующих.
Почему же все, что свершил и претерпел ради спасения рода людского Сын Божий, не привело сразу к утверждению веры и церкви? Почему история христианской церкви сложилась из постоянного преодоления угроз ее существованию, т. е. гонений, несогласий и ересей? Почему преподанное Христом Евангелие и поныне оставляет многих христиан равнодушными? Задавая эти вопросы читателю, «Наставление» Кальвина утверждает, что выход из неразрешимых, казалось бы, противоречий бытия уже указан Христом.
Католическая теология, по мнению реформатора, лишила верующего полноты веры, возможности непосредственного мистического общения с подателем веры. Нужно вернуться к тексту апостола Павла (2 Кор. II, 2–3), возродив идею обручения христианина с Христом. Благодаря этому миряне получают священное наставничество Святого Духа, озаряются блеском Евангелия и очищаются от скверны. Личное усвоение Слова, сообщенного в Ветхом и Новом Завете, закладывает фундамент веры, дает познание велений свыше. Утверждается, что до Христа и вне Его в Слове преобладали знаки божественного гнева и мести, но Сын Божий показывает доброту Отца.