Наталья Александрова. Дама разбитого сердца

   Несколько минут никто не отзывался, и Маркиз уже подумал, что второй детектив либо разделил судьбу первого и тоже стал жертвой дорожной аварии или какого-нибудь стихийного бедствия, либо настолько испуган, что выбросил телефон и окончательно лег на дно. Однако длинные гудки наконец прервались, и сухой настороженный голос проговорил:
   – Слушаю.
   – Я звоню вам по поручению Вадима, – начал Леня.
   Он помнил, что его собеседник поставил обязательным условием, что продолжительность разговора не должна превышать сорок секунд, поэтому все общение было заранее подготовлено и прохронометрировано.
   – Знаете «Атриум» на Невском? Крытый дворик за магазином «Стокман»?
   – Да, – коротко подтвердил детектив.
   – Там, за столиком кафе, через час. Держите в руке газету «Телезритель», у меня будет такая же.
   – Понял, – ответил настороженный голос, и разговор прервался.
 
   За две минуты до назначенного времени Леня вошел в крытый дворик.
   За столиками вокруг фонтана потягивали кофе из крошечных чашечек и болтали о пустяках хорошенькие, элегантно одетые девушки, явно не обремененные никакими делами и заботами. Менее обеспеченную публику цены в этом кафе держали на безопасном расстоянии.
   Среди этого цветника резко выделялся пожилой мужчина в старомодном сером габардиновом плаще. Он сидел один за столиком спиной ко входу, и даже если бы на столе перед ним не лежала газета, Леня ни на секунду не усомнился бы, что перед ним – именно тот человек, с которым ему нужно было поговорить, отставной сотрудник МВД, а в настоящее время – частный детектив.
   Леня приблизился к столику детектива и негромко проговорил:
   – Однако вы удивительно точны.
   Мужчина ничего не ответил, больше того, он даже не повернулся к Лене и никаким жестом не отреагировал на его слова. Это показалось Лене чрезвычайно подозрительным. Он обошел столик и заглянул в лицо предусмотрительного пенсионера.
   Глаза мужчины были полуприкрыты тяжелыми набрякшими веками, в уголке рта набух пузырек слюны. Мужчина ничего не видел, ничего не слышал, больше того – он не дышал. Все принятые им меры предосторожности оказались недостаточны. Конечно, можно было предположить, что детектив внезапно скончался от острой сердечной недостаточности или от какой-то другой естественной причины – в его возрасте это вполне возможно, однако Леня не верил в такие удивительные совпадения.
   На столе перед мертвецом стояла полупустая чашечка кофе. Маркизу очень хотелось взять немного этого кофе на анализ, чтобы выяснить – не от него ли остановилось сердце детектива. Еще ему хотелось осмотреть карманы мертвеца. Вполне возможно, что там найдется что-нибудь интересное. Однако вокруг было так много свидетелей, что Леня предпочел сделать вид, что он совершенно незнаком с этим странным посетителем, пройти мимо него не задерживаясь и тихо удалиться из крытого дворика, пока никто из окружающих красоток не заметил, что мужчина за соседним столиком мертв.
   Впрочем, он представлял для них так мало интереса, что они могли не заметить этого до самого закрытия кафе.
 
   Маркиз сел в свою машину и задумался. Самое умное, что он мог бы сейчас сделать, – позвонить Вадиму и отказаться от задания, причем в такой резкой форме, чтобы тот понял, что Маркиз не шутит и не набивает себе цену. Однако это немедленно станет известно Льву Ивановичу Аристархову. Судя по всему, заказчик находится с ним в близких отношениях, старый жук не стал бы просить за малознакомого человека. Конечно, он знавал покойного Аскольда, но Ленино почитание памяти своего друга и учителя не настолько сильно, чтобы он рисковал собственной жизнью.
   Насколько Маркиз знал Аристархова, тот мало с кем был в близких отношениях, его связывали с людьми в основном различные дела. Заказчик Вадим просил Аристархова об услуге, и раз тот согласился, значит, надеется, что Вадим эту услугу ему когда-нибудь вернет. Аристархов, в свою очередь, при случае чем-нибудь поможет ему, Лене Маркизу. Если же он сейчас откажется, то Аристархов затаит на него обиду и при случае отплатит. Уж он найдет, каким образом это сделать. Сильно подгадить он Лене не сможет, но иногда и мелочи имеют большое значение.
   Леня Маркиз был человеком осмотрительным. Кроме того, он придавал большое значение отношениям между людьми и всегда старался без повода людей против себя не восстанавливать.
   Но – два убийства… Два убийства – это серьезно. После того как он увидел собственными глазами, что второго частного детектива отравили, предполагать, что первый частный детектив попал в обычную аварию, было бы просто глупо. Однако нужно на что-то решаться. И Леня позвонил заказчику, сообщив ему, что попробует разобраться в этом сложном деле, но оговорив для себя возможность действовать по-своему.
   Теперь перед ним стояла самая трудная задача – объяснение с Лолой. Что-то подсказывало Лене, что в деле, где замешан брачный аферист, без женщины ему не обойтись. Но для начала следует разведать ситуацию самому.
 
   Маркиз припарковал машину напротив дома, где жил его потенциальный объект, и еще раз внимательно просмотрел полученные от Вадима данные. Василий Петрович Зайкин, тридцать девять лет. Проживает вдвоем с матерью Ниной Арнольдовной.
   Кроме отчества матушки, все было такое обыкновенное, такое славное, вызывающее симпатию… одна фамилия чего стоит! И лицо Василия на фотографии – доброжелательное, простое, улыбчивое… На этого человека можно положиться, ему можно доверить самое дорогое.
   Леня нисколько не сомневался: человек с такой вызывающей доверие внешностью – несомненно, аферист. У порядочного человека не может быть таких умопомрачительно честных глаз, такой светлой, доверчивой улыбки, такой трогательной ямочки на подбородке. Одно непонятно: настоящие аферисты избегают насилия, а тут уже два трупа… что весьма странно и не вяжется со светлым образом Василия Зайкина.
   Дверь подъезда открылась, и на улицу вышел мужчина среднего роста в черном кашемировом пальто. Леня на всякий случай сверился с фотографией, хотя у него и без того не было сомнений: перед ним был Василий Петрович.
   Живой Зайкин оказался еще лучше, чем на фотографии. Умеренная полнота, приличная, дорогая, но не слишком модная одежда, идеально отглаженные брюки, сверкающие ботинки, но самое главное – лицо, выражавшее одновременно спокойную надежность и трогательную беззащитность. Эти два столь редко сочетающихся качества создавали совершенно уникальный эффект.
   Леня понял секрет Зайкина. За такого человека каждая женщина хотела бы выйти замуж. Он выглядел совершенно идеальным спутником жизни. Маркиз, обладавший исключительным умением войти в чужой образ, поставить себя на место другого человека, осознал, что если бы он был женщиной, то ему, несомненно, захотелось бы пойти с Зайкиным под венец. В его ушах зазвучали мажорные звуки свадебного марша Мендельсона. Причем, что интересно, Зайкин не должен был вызывать у женщин сильных сексуальных эмоций. Он производил впечатление идеального мужа, но вовсе не любовника.
   Василий Петрович огляделся и медленно пошел по улице. Пройдя два квартала, он свернул во двор. Леня хотел было выйти из машины и проследовать за ним, но в это время из ворот, в которые только что вошел Зайкин, выехал темно-синий «Фольксваген Пассат», за рулем которого сидел Василий Петрович.
   Леня отметил, что машина совершенно соответствует образу Зайкина – не самая дорогая, но надежная и респектабельная. «Пассат» влился в поток машин, и Леня поехал следом.
   Василий Петрович направлялся в центр города. Он притормозил возле станции метро и купил небольшой, но очень приличный букет – белая лилия и две розы. Леня держался на некотором расстоянии за ним, стараясь не упустить синий «Фольксваген» из виду. Впрочем, это было нетрудно – Зайкин ехал не спеша, соблюдая все правила и уступая дорогу нервным и торопливым водителям.
   Наконец он остановился перед подъездом элитного, только что отремонтированного дома. Роскошный фасад, дорогие стеклопакеты в окнах, видеокамера над дверью – все говорило о благосостоянии жильцов. Не прошло и минуты, как из подъезда выпорхнула дама в роскошной шиншилловой шубе. Впрочем, сказать, что она выпорхнула, было не совсем правильно. Дама была весьма в теле и обладала грацией молодого носорога.
   Зайкин выскочил из машины навстречу ей, протянул букет и запечатлел на пухлой щечке поцелуй. Затем он помог своей избраннице забраться в машину, вернулся на водительское место и поехал дальше.
   Леня был чрезвычайно заинтересован: он явно наблюдал Василия Петровича за работой и не мог не признать его высокого профессионализма.
   Синий «Фольксваген» остановился перед роскошным особняком, в котором недавно разместился популярный театр «Петербург-балет». Улица перед театром была заставлена дорогими автомобилями: видимо, сегодня здесь собрался весь городской бомонд. С некоторым удивлением Маркиз прочел на афише, что в театре идет «Пиковая дама».
   Зайкин со своей шиншилловой спутницей исчезли в фойе. Леня, которого разбирало любопытство, поставил свою машину на свободное место и тоже направился ко входу, рассчитывая, что возьмет билет у перекупщиков. Действительно, к нему тут же приблизился вертлявый молодой человек и процедил сквозь зубы:
   – Билетики нужны?
   – Один возьму, – отозвался Маркиз, – сколько?
   – Триста, – сообщил перекупщик.
   Леня немного удивился такой доступной цене и протянул парню три сторублевых бумажки.
   – Дядя, ты что – с дуба рухнул? – Парень смотрел на него как на ненормального. – Они в кассе по три тысячи!
   – Так ты же сам сказал – триста!
   – Триста баксов, тундра!
   Леня немного поскучнел, но полез в бумажник – ему хотелось проследить за Зайкиным. Отдавая парню деньги, он примирительно проговорил:
   – Не кипятись, я ваших цен не знаю… триста так триста.
   Жучок протянул ему билет и негромко, но достаточно внятно пробормотал:
   – Понаехали тут… с буранных полустанков!
 
   Войдя в зал, Леня понял, что билеты на этот спектакль действительно не могли стоить триста рублей: вокруг прохаживались женщины в вечерних платьях, сверкая бриллиантами и обнаженными плечами, и мужчины в дорогих костюмах от престижных итальянских дизайнеров. Зал был не очень велик, и Маркиз вскоре нашел Зайкина и его спутницу. Они сидели во втором ряду, вполголоса переговариваясь. К счастью, Ленино место оказалось недалеко от них, и можно было спокойно вести наблюдение.
   Прозвенел третий звонок, и бархатный занавес медленно поднялся.
   Леня недоверчиво уставился на сцену.
   Декорации изображали Красную площадь с Мавзолеем посередине. На Мавзолее выстроились в ряд высшие партийные руководители, а по сцене – то есть по площади – двигалась толпа рыдающих граждан. Вскоре стало ясно, что на сцене разворачиваются похороны Сталина. Леня никак не мог понять, при чем здесь «Пиковая дама», хотя оркестр действительно исполнял хорошо знакомую музыку Чайковского? Наконец зазвучал дуэт Лизы и Полины. Обе девушки оказались комсомолками и стахановками. Узнав, что Герман – капитан госбезопасности, Леня окончательно заскучал и перестал следить за действием, сосредоточившись на объекте своего наблюдения.
   Кое-как дотянув до антракта, Леня протолкался поближе к Зайкину, чтобы не выпускать его из поля зрения. Спутница Василия скрылась в дамской комнате. Зайкин, вместо того чтобы дожидаться ее, неторопливо вышел в фойе. Леня издали с интересом наблюдал за его действиями. Он заметил, что в том же направлении двинулась едва ли не половина зрителей – видимо, сочетание Чайковского с советской тематикой не одному Лене показалось несъедобным, и богатенькая публика, отметившись на модной премьере, решила отправиться в более привычные места, где можно послушать что-нибудь более доступное – например, «Блестящих» или «Руки вверх».
   В гардероб выстроилась небольшая очередь. Зайкин с самым скромным видом пристроился в ее конец. Леня наблюдал за ним из-за колонны. Когда подошла очередь Василия Петровича, он протянул гардеробщику два номерка, получил свое пальто и шиншилловую шубу дамы и растворился в толпе перед выходом.
   Маркиз усмехнулся, представив растерянность толстушки, когда она обнаружит одновременную пропажу и кавалера, и шубы, и подумал, о чем она будет сожалеть больше.
   Зайкин и его бизнес были ясны как на ладони. На взгляд самого Лени, обманывать глупых, некрасивых богатых женщин – скверное занятие: недостойно эксплуатировать естественное стремление к счастью.
   Сам Леня был настоящий джентльмен и всегда следовал незыблемому принципу: никогда не обижать женщин и детей.
   Леня вышел на ступени перед выходом из театра и увидел, как Зайкин, с большим пакетом в руках, сел в синий «Фольксваген» и неторопливо вырулил со стоянки – видимо, он нисколько не спешил, уверенный, что его спутница все еще «пудрит носик». Леня проследил за ним и вернулся в фойе. Он хотел одеться и тоже отправиться домой – сегодня больше ничего интересного узнать не удастся.
   В сегодняшней операции Зайкина Маркизу была непонятна только одна деталь. Василий привез толстушку в театр на машине, значит, она может запомнить ее номер и найти по ней подлого изменника… Что-то здесь не так!
   Леня достал мобильный и позвонил своему старому знакомому по кличке Ухо, который как никто другой разбирался в автомашинах, мог угнать любую, от инкассаторского броневика до циркового фургона, что и делал иногда по Лениному заказу. Кроме того, он мог почти мгновенно разобрать любую машину на запчасти и снова собрать, вдвое улучшив ее ходовые качества и внешний вид. Естественно, у такого крупного специалиста была полная компьютерная база данных всех машин города и области.
   Леня назвал приятелю номер темно-синего «Фольксвагена» и попросил установить его владельца.
   Через десять минут Ухо перезвонил и сообщил, что «Фольксваген» с таким номером принадлежит вовсе не Василию Петровичу Зайкину, а некоему Платону Виленовичу Россомахину, доктору наук и академику. Сообщил он также телефон и адрес академика Россомахина.
   Леня вспомнил, что как-то в телевизионной передаче видел академика Россомахина – загорелый подтянутый старик весьма увлекательно рассказывал о своем путешествии в бассейн реки Амазонки, где он разыскивал следы древней индейской цивилизации.
   Чтобы окончательно проверить свою версию, Леня набрал номер телефона, который продиктовал ему Ухо. В трубке раздался щелчок, и энергичный мужской голос, записанный на автоответчике, бодро сообщил:
   – Вы позвонили в квартиру академика Россомахина. Ближайший год меня не будет, все сообщения передавайте на кафедру в институт, а наиболее срочные – на мое имя в отель «Радиссон» в Тананариве.
   Все ясно! Леня отключил телефон.
   Легкомыслие некоторых людей просто потрясает! Академик Россомахин уехал на целый год на край света, да еще и не поленился сообщить всем об этом посредством автоответчика. Предприимчивый Василий Зайкин угнал его машину, зная, что целый год никто не станет ее искать, и пользуется ею в тех случаях, когда ему нужно сохранить инкогнито. Причем, скорее всего, после сегодняшней успешной операции он машиной Россомахина больше не воспользуется, поскольку обкраденная толстушка вполне может сообщить ее данные в розыск.
   Хотя из чисто психологических соображений Леня думал, что она никуда не станет сообщать о сегодняшней краже, чтобы не стать посмешищем в чужих глазах, а проплачет полночи в подушку и постарается как можно скорее забыть и шубу, и галантного Василия.
   В этом и заключается несомненный плюс профессии брачного афериста: обманутые женщины очень редко пытаются добиться справедливости, им просто стыдно рассказывать посторонним людям о собственной глупости. Тем не менее Василий наверняка из соображений безопасности пользуется по очереди несколькими угнанными машинами.
   Портрет Зайкина вполне отчетливо вырисовался перед Леней. Обаятельный аферист пощипывает богатых дамочек, не гнушаясь украшениями и шубами, и живет в свое удовольствие. При этом он работает исключительно в одиночку. История с сестрой Вадима немного отличалась от сегодняшней – ценные марки он украл явно на заказ, по чьей-то наводке, но это, в конце концов, не так уж важно. Гораздо больше удивляло Маркиза другое – смерть двух нанятых Вадимом частных детективов. В том, что обе смерти связаны с попыткой следить за Василием, не приходилось сомневаться. Но такие мелкие аферисты никогда не склонны к насилию, а уж убийство для них – вещь просто невозможная.
   Леня оделся и вышел на улицу. Он хотел уже направиться к своей машине, как вдруг обратил внимание на происходящую перед ней сцену.
   Здоровенный детина совершенно бандитского вида, с бритым до блеска черепом, в длинном черном пальто, стоял перед Лениной машиной и ругался.
   – Какой козел, в натуре, поставил здесь свою тачку? Мне теперь, конкретно, не выехать! Ноги, блин, поотрываю!
   Действительно, Ленина машина стояла перед огромным сверкающим джипом, перегораживая ему выезд со стоянки. Лениной вины в том не было: когда он ставил свою машину, вокруг было достаточно свободного места, и джип вполне смог бы проехать, но после этого припозднившиеся зрители припарковали рядом еще несколько иномарок.
   Маркиз на долю секунды заколебался, заявить ли ему права на машину или малодушно постоять в сторонке и дождаться, пока ситуация сама так или иначе рассосется. Но в это время события на стоянке начали развиваться с умопомрачительной скоростью.
   Браток, которому надоело непривычное бездействие, от слов перешел к делу. Он сел в свой джип, слегка подал назад и решительно толкнул Ленину машину хромированным металлическим бампером, надеясь таким способом освободить себе дорогу.
   Однако он явно не ожидал того, что за этим последовало.
   Ленина машина со страшным грохотом взорвалась, озарив стоянку темно-багровым пламенем. Она подскочила в воздух и тут же разлетелась на части, причем огромный кусок пылающего покореженного металла упал на капот джипа, изрядно попортив его.
   Браток, испуганно матерясь, выскочил из своей машины и уставился на догорающие останки Лениного автомобиля. Вид у него при этом был такой растерянный, что с него вполне можно было написать новый вариант известной картины «Не ждали».
   Сам Леня решил поскорее ретироваться, чтобы не оказаться замешанным в какие-нибудь разборки.
   Он отошел подальше от театра и поймал частника. По дороге домой он безуспешно пытался успокоиться и думал о том, как ему повезло, что машина взорвалась без него.
   И еще он думал, насколько же опасным оказывается простое наблюдение за таким безобидным с виду брачным аферистом с трогательной и внушающей симпатию фамилией Зайкин.
   Но вот как раз теперь Леню Маркиза ужасно заинтересовало это дело, уж очень захотелось понять, кто же он такой – Вася Зайкин. Кроме того, не родился еще тот человек, который может безнаказанно взрывать Ленины машины. Хотя, конечно, для слежки он угнал первые попавшиеся «Жигули», которые никак нельзя было назвать своими, но дело не в машине, а в принципе.
 
   Василий открыл дверь своими ключами и вошел в прихожую.
   – Васенька, это ты? – донесся из комнаты мамочкин голос.
   – Конечно, я, мамочка, кто же еще! – Василий повесил пальто, вошел в мамочкину комнату и увидел обычную картину: мамочка, в лиловом спортивном костюме, крутила педали велотренажера.
   – Мамочка, не переутомляйся! – Вася подошел к ней и чмокнул в щеку. Щека была намазана питательным кремом с запахом кокоса, и Василий вытер губы носовым платком, прежде чем закончить фразу:
   – Тебе могут быть вредны чрезмерные нагрузки.
   – Ты намекаешь на мой возраст? – Мамочка хихикнула. – Это невежливо! Васенька, ты не забыл, что у нас кончились йогурты?
   – Конечно, мамочка, я купил твой любимый – яблоко с грушей.
   – Но, я надеюсь, не жирный?
   – Конечно, нет, полтора процента.
   – Умница! – Мамочка замедлила вращение педалей, затем остановилась и слезла с тренажера. Придирчиво осмотрев сына, она проговорила:
   – Тебе пора к парикмахеру. Ты очень зарос. Запишу тебя на следующий вторник к Марианне.
   – Хорошо, мамочка. – Василий плюхнулся в кожаное кресло. – Чем ты сегодня занималась?
   – Как обычно. Пробежка, бассейн, визит к косметологу… В моем возрасте нельзя запускать себя.
   – Ты прекрасно выглядишь, мамочка.
   – Кстати, Вася, я сегодня разговаривала с Олимпиадой Степановной. Ты помнишь Олимпиаду?
   – Московскую? На которой был мишка-талисман?
   – Перестань придуриваться! Мою старинную подругу Олимпиаду Степановну Свешникову!
   – Ну конечно, мамочка, я помню Олимпиаду Степановну! Кто же не помнит Олимпиаду Степановну!
   – Так вот, у нее есть племянница. То есть не совсем племянница, более дальняя родственница, но это неважно. Очаровательная девушка, с прекрасным характером, высшим образованием и средней музыкальной школой. Играет на фортепьяно, говорит на трех языках…
   – И вышивает болгарским крестом похоронные саваны, – насмешливо закончил за нее Василий.
   – Прекрати! Действительно чудная девушка!
   – И сколько лет этому сокровищу?
   – Всего тридцать пять!
   – Я себе представляю! – Василий сладко потянулся. – Мамочка, я тебя умоляю, оставь эти дурацкие хлопоты! Если я захочу жениться, я сам найду себе подходящую невесту…
   – Васенька, как ты можешь так говорить! Я твоя мать и хочу наконец дожить до внуков! Я вижу, что ты слишком скромен, стеснителен, не умеешь ухаживать за девушками, я не могу пустить такое важное дело на самотек! Ты совершенно не разбираешься в женщинах, и тебя может обвести вокруг пальца первая попавшаяся вертихвостка!
   – Моя единственная женщина – это ты! – Василий снова потянулся к мамочке, чмокнул ее в намазанную кремом щеку и вытер губы. – Нам хорошо вдвоем, и больше никто нам не нужен.
   – Глупости! – Мамочка недовольно отстранилась. – Тебе уже не двадцать лет! И даже не тридцать! Я хочу дожить до внуков! Я хочу их понянчить! Ну, это, допустим, перебор, но хотя бы увидеть их!
   – Доживешь, обязательно доживешь, мамочка! – примирительно проговорил Василий. – Ты проживешь еще сто лет! Ты в прекрасной форме и очень хорошо выглядишь!
   – Что у тебя на работе? – озабоченно проговорила женщина. – Надеюсь, ты помирился с начальником?
   – Да, мамочка, – Василий снова потянулся, – я помирился с начальником. Он обещал мне повышение.
   – Вот видишь! – Мамочка торжествующе вскинула голову. – Мать плохого не посоветует! Очень важно правильно держать себя с начальством и сослуживцами, всячески избегать конфликтов, но при этом не позволять никому садиться себе на шею…
   – Да-да, мамочка, – Василий зевнул, – а мы сегодня будем ужинать?
   – Ты прекрасно знаешь, Васенька, что сама я после семи часов ничего не ем, но для тебя я приготовила запеченную лососину. Ты ведь любишь запеченную лососину?
   – Обожаю! Я обожаю запеченную лососину и обожаю тебя, мамочка! – Василий еще раз звучно чмокнул ее в щеку и не стал на этот раз вытирать губы – крем уже впитался в кожу. – Ну кто еще будет так меня кормить!
 
   – Я тебя предупреждала! – трагическим театральным голосом воскликнула Лола. – Я говорила тебе, что из этого не выйдет ничего хорошего! Что ты обязательно влипнешь в неприятности и втянешь в них меня!
   Леня сидел в глубоком кресле и любовался своей боевой подругой. В гневе она была особенно хороша.
   «Все-таки в ней действительно пропадает выдающаяся драматическая актриса, – думал он, – вот сейчас, например, она явно играет Медею… или леди Макбет? Нет, пожалуй, все-таки Медею. Только не надо ей об этом говорить, а то она возгордится и перестанет работать».
   Пу И, наоборот, очень не любил, когда хозяйка так бушевала. Он вообще не любил шума, громких голосов и бурных страстей. Чихуа-хуа предпочитал похулиганить в тишине, когда никого нет дома, а потом отдыхать на Лолиной кровати и чтобы было много орехового печенья. Зато Перришону происходящее очень нравилось. Попугай и сам любил поговорить на повышенных тонах, и сейчас он старательно запоминал Лолины интонации, чтобы позднее использовать их в одном из своих маленьких моноспектаклей.
   – А теперь, когда у тебя ничего не получилось, ты приходишь ко мне и обращаешься за помощью. Где же ты был раньше, когда я предупреждала тебя и отговаривала ввязываться в это дело?
   Леня почувствовал, что Лола начинает выдыхаться и теперь уже можно вставить реплику в ее вдохновенный монолог.
   – Лолочка, девочка моя, – проговорил он как можно мягче, – я думаю, что женское платье мне не пойдет.
   – Что? – изумленно переспросила Лола. – Женское платье? Леня, ты что – сменил сексуальную ориентацию?
   Произошло именно то, на что Леня рассчитывал: его подруга удивилась и утратила свой полемический задор. Она смотрела на Леню, широко открыв глаза, и ждала объяснений. Собственно, это тоже было игрой. Леня прекрасно знал, что Лолке давно уже надоело сидеть в четырех стенах, что ей хочется развлечься, и уговорить ее заняться вместе с ним делом не составит Лене большого труда.