Страница:
– Да, конечно, – я сложила губы в улыбку профессиональной секретарши, – раздевайтесь и подождите немного, Василий Макарович вас обязательно примет.
Как хорошо, что комнаты у дяди Васи смежные! Я плотно закрыла за собой дверь и шепотом поведала Василию Макаровичу о визите потенциальной клиентки.
Надо сказать, эта клиентка у меня доверия особого не вызвала, но, возможно, первое впечатление обманчиво.
– Ой, лишенько! – запричитал дядя Вася шепотом. – Как же я в таком виде?
– Синяки и ссадины украшают настоящего мужчину! – Я причесала ему редеющие волосы и попыталась запудрить фиолетовый кошмар под глазом. Разумеется, ничего не вышло, тут и профессиональный гример бы вспотел!
Пока я рылась в ящике письменного стола, отыскивая темные очки, дядя Вася переодел рубашку и даже повязал галстук, который я подарила ему на прошлое Рождество.
Вид в очках был не слишком располагающий.
– Просто какая-то акула империализма, – вздохнул Василий Макарович, – раньше таких на карикатурах изображали.
– Сойдет для сельской местности, – успокоила я его, собирая мимоходом разбросанные вещи и распихивая их по углам.
Самое трудное, однако, было впереди. Требовалось во что бы то ни стало выволочь из комнаты Бонни. Потому что, увидев такое чудо, никакой клиент, даже самый покладистый, не согласится иметь дело с дядей Васей.
Бонни, конечно, очень мне дорог. Больше того, я нахожу его очень красивым. Но на обычных людей его броская внешность действует специфически. Чаще всего прохожие бледнеют, покрываются потом и под любым благовидным предлогом стараются отойти подальше. Или вообще скрыться из глаз.
И разумеется, никакого доверительного разговора с клиентом в присутствии Бонни не получится. Хорошо еще, если зверюга спокойно будет лежать на полу, изредка приоткрывая пасть размером с дорожный саквояж и демонстрируя внушительные клыки. А если девушка Бонни понравится? В таком случае план первоочередных мероприятий у него разработан заранее.
Для начала он кладет на колени человеку огромную лобастую голову и выпускает солидную порцию слюны. Затем начинает бодаться, требуя, чтобы с ним немедленно играли в подвижные игры. В процессе игры Бонни, разумеется, оглушительно лает, рычит и так машет хвостом, что мало кто способен удержаться на ногах. Девушка, как я заметила, и так не в лучшей форме, так что Бонни нужно спрятать.
Я пинала эту тварь ногами, пробовала тянуть за хвост и уговаривала уйти по-хорошему. Ничего не помогло, пока не вмешался дядя Вася. Он поглядел строго и сказал вполголоса:
– Пошел вон!
И можете представить – Бонни тут же подчинился. Нет, все-таки у меня он совершенно распустился!
Девушка сиротливо жалась в прихожей.
– Проходите, пожалуйста! – сказала я и распахнула дверь.
Василий Макарович сидел за письменным столом, и лампа освещала его лицо с приличной стороны. Правда, при таком освещении были совершенно неуместны темные очки, но пришлось махнуть рукой на такие мелочи.
– Присядьте! – Я кивнула девушке на стул, а сама устроилась поодаль на диване, положив на колени блокнот для записей.
– Слушаю вас! – сказал дядя Вася солидным баритоном.
То есть он только хотел так сказать, на самом деле у него выскочил жиденький тенорок. Но девушка, похоже, не обратила внимания ни на его внешний вид, ни на голос, она сама была очень расстроена – ерзала на стуле, комкала в руках носовой платок и поминутно проводила пальцами по ресницам.
– Ну, рассказывайте смелее, что у вас случилось? – Дядя Вася хотел улыбнуться, но вместо этого вышла жуткая гримаса, как у детской резиновой маски.
Я забеспокоилась, но девушка снова ничего не заметила, она в это время прижала платок к губам и пыталась справиться с подступающими рыданиями.
– У меня украли сумку! – проговорила девушка, после чего дала себе волю и разразилась рыданиями.
Мы переглянулись с Василием Макаровичем, и я едва заметно пожала плечами.
Сумки сейчас режут или вырывают на каждом шагу, все уже привыкли и приспособились. Страшно только, если по голове дадут или ножом пырнут в темной подворотне, а так некоторые сами сумку отдают, добровольно – берите, мол, все, только не трогайте. И это правильно, милиция неустанно разъясняет гражданам, что защищать свое добро – себе дороже обойдется, потом больше денег на лекарства истратишь.
Так что совершенно незачем ей так рыдать. И нет причин делать из этого происшествия трагедию. Но я тут же опомнилась, внимая строгому взгляду дяди Васи, – мало ли какие у человека могут быть обстоятельства и мало ли что было у нее в сумке?
Я налила девушке стакан воды из пластиковой бутылки и подала ей пачку салфеток.
– Простите… – прошептала она. – Я больше не буду.
– Ничего-ничего… – Дядя Вася сердобольно глядел на потенциальную клиентку и даже сделал попытку встать, чтобы погладить ее по голове или что там еще…
Попытку его я пресекла в корне – если девица увидит вблизи его синяк, не видать нам клиентки как своих ушей. Собственно, я была бы не против, если бы она убралась сейчас восвояси, даже прихватив всю пачку салфеток. Что-то мне подсказывало, что денег с такой клиентки мы получим мелкими семечками, а вот неприятностей огребем – выше крыши.
– Василий Макарович, – официальным голосом спросила я, – может быть, стоит отменить вашу встречу с Подковыровым? Или перенести на завтра?
И пока дядя Вася мучительно раздумывал, кто такой Подковыров, девушка все поняла.
– Простите, – повторила она более твердым голосом, – я отнимаю у вас время. Все в порядке, я готова к разговору.
Далее она довольно связно изложила нам с Василием Макаровичем свою историю.
Ее зовут Маша, Мария Владимировна Галкина. Ей девятнадцать лет, она учится на втором курсе Университета искусств на искусствоведческом отделении. Сегодня утром на занятиях у нее украли сумку, и она очень хотела бы ее вернуть, потому и пришла к нам.
– Хм… – Дядя Вася поглядел на девушку и спросил, есть ли у нее какое-нибудь удостоверение личности – он не может работать вслепую.
Та молча протянула ему паспорт. Все верно, прочитала я через его плечо, Маша Галкина, проживает в городе Санкт-Петербурге на Сиреневом бульваре, дом тридцать три, квартира семнадцать.
– Как и где это произошло? – спросил дядя Вася. – Расскажите подробно.
– Сегодня у нас был практикум по истории архитектуры, – заговорила Маша прерывистым голосом, – ведет его преподаватель Зоренко Геннадий Серафимович. Группа у нас двенадцать человек, и в конце занятий мы все собрались у стола преподавателя, чтобы рассмотреть фотографии и гравюры знаменитых соборов. И вот, я отвлеклась, а когда спохватилась, то сумки уже не было…
– Та-ак… – внушительно протянул Василий Макарович. – И что же было в сумке?
– Какая разница! – Девушка вспыхнула и даже вскочила на ноги. – Я хочу, чтобы вы ее нашли, вот и все.
– Сумка дорогая? – пришла я на помощь своему руководителю. – Какой фирмы?
Девица обернулась ко мне агрессивно, но я твердым, уверенным взглядом быстро поставила ее на место. Пускай только попробует наврать мне, что сумка ужасно дорогая, ни за что не поверю! Я видела ее куртку – довольно новая, не с рынка, конечно, но и не из бутика. Скромная такая курточка, шапочка к ней самовязаная, джинсы на девушке самые простые, свитерок в резиночку… Обувь тоже не ах, впрочем, на улице сейчас такая слякоть, что просто жалко надевать что-то приличное. Если только не на машине…
Я готова была поклясться новым ошейником Бонни, что эту девушку на машине никто не возит. Перемещается она на общественном транспорте, где, как уже говорилось, сумки лишиться – дело привычное. Так что незачем так рыдать.
Под моим взглядом девица сникла, как ромашка на ветру. Выяснилось, что сумка была совсем недорогая – большая коричневая торба. В ней лежало много учебников и тетрадок, косметика и кошелек. Денег в кошельке не так много, и пятисот рублей не наберется, но очень жалко документов – студенческий билет, зачетка и пропуск в бассейн, замучаешься восстанавливать.
– Что ж, это понятно, – согласился Василий Макарович, снял темные очки и начал задавать Маше вопросы по существу.
Группа состоит из двенадцати человек плюс преподаватель. Аудитория маленькая, всего три ряда парт по пять штук в ряду. Еще имеется стол и доска. Два окна с широкими подоконниками. Аудитория очень холодная, там вечно не работает батарея, поэтому окна всегда наглухо законопачены, летом открывается только форточка. Но все равно жуткий сквозняк, дверь все время распахивается, и преподаватели жалуются, что им дует. Так что с началом занятий дверь запирают изнутри. Ключ висит тут же, на гвоздике.
Сегодня все было как обычно. Геннадий Серафимович никогда не опаздывает, занятия начались вовремя, только Маше, которая сидела с краю, пришлось впустить Вадика Воронко.
– Дверь ты после этого закрыть не забыла? – спросил Василий Макарович.
– Нет, я точно помню, что запирала, да она бы сразу открылась иначе…
– Стало быть, твою сумку украл кто-то из своих… – Дядя Вася постучал карандашом по столу. – Никто посторонний в дверь войти не мог…
– Ну да, – упавшим голосом ответила Маша.
– Когда ты сумку видела в последний раз?
– Да все время видела, пока занятия шли! То одно из нее доставала, то другое! То ручку, то тетрадку… А как Геннадий Серафимович позвал к столу, мы все и пошли…
– А чего ж ты сумку с собой не взяла, раз там такие документы ценные? – не утерпела я.
– Она большая, мешала бы… – Маша опустила голову.
Снова мне захотелось пожать плечами – ну сама же растяпа несусветная! Как говорил герой моего любимого фильма – «Смотреть надо за вещами, когда в помещение входишь!»
– Значит, вы все сгрудились у стола, а кто-то один воспользовался моментом и попер твою сумочку, – уточнил дядя Вася. – Ты когда ее хватилась?
Выяснилось, что Маша хватилась сумки, когда почти все уже ушли, в аудитории осталось трое или четверо студентов. Плюс преподаватель Геннадий Серафимович. Ну, на него Маша не думает, поскольку приличный человек и все время на виду был. А те трое – Звонарев, Силиконов и Каплер, Маша с ними не очень общается. Но сумки при них не было, так что она не стала и вопрос этот поднимать, тем более что они ушли тут же. И Геннадий Серафимович тоже.
Девочки потому так торопились, что после практикума у них занятия в бассейне, и надо прийти пораньше, чтобы успеть переодеться и принять душ. А Маша поискала под партами, заглянула за доску, обшарила подоконники, не нашла ничего, да и поехала домой, благо проездной и ключи от квартиры в кармане куртки оставались. А по дороге на последнюю десятку купила газету и там увидела объявление.
Тут Маша замолчала и уставилась на дядю Васю с самым жалобным видом.
– Хм… – он задумчиво пожевал губами, – дело в том, что мои услуги стоят денег…
– Вы не беспокойтесь, я все оплачу! – заверила его Маша.
Снова мне захотелось в недоумении пожать плечами, я еле сдержалась, зато подняла брови. Никак не укладывалось у меня в голове, к чему поднимать шум из-за дешевой сумки? Деньги платить детективу! Хоть и небольшие, но все же…
Из соседней комнаты послышались возня и шум – это Бонни пытался вырваться на свободу. Пока вполсилы, но долго ему не вытерпеть. Дядя Вася заторопился. Взял с девушки Маши смехотворно малый аванс и заверил, что приложит все силы для успешного раскрытия ее дела. Маша умоляла найти сумку как можно скорее.
– Ну и зачем вы это сделали? – строго спросила я, когда дверь за Машей закрылась и дядя Вася выпустил на свободу Бонни. – Для чего согласились взяться за это сомнительное дело? Ведь ясно же – врет все девчонка!
– Что врет? – всполошился дядя Вася. – Ты хочешь сказать, что у нее вообще никто сумки не крал?
– Да нет… просто она что-то недоговаривает. И не уверяйте меня, что вы этого не заметили.
– Вот ты завтра сходишь в ее Университет искусств и сделаешь прикидку на месте, – кротко сказал дядя Вася. – Мне, сама понимаешь, в таком виде туда соваться нечего. Что касается ее вранья, то по ходу дела все выяснится. А я, сама знаешь, не в том положении, чтобы от клиентов отказываться.
Тут я вспомнила, что тоже сижу без работы, так что капризничать нечего.
– Ладно уж, схожу в университет, погляжу на людей искусства, – согласилась я, – только вы с утра с Бонни погуляйте…
– Само собой…
Анна Сергеевна Галкина вышла из своего офиса. Обычно двери гостеприимно раздвигались перед каждым посетителем, как на вход, так и на выход, сейчас же, по причине позднего времени, автоматические двери блокированы и открыта только небольшая дверка для своих, которую дежурный охранник, почтительно проводив Анну Сергеевну, запер изнутри на ключ.
На улице было темно и тихо, на стоянке оставалась только персональная машина Анны Сергеевны, водитель, предупрежденный заранее, уже заводил мотор.
Против обыкновения, Анна Сергеевна не стала ждать у входа, а прошла несколько шагов до машины. Хотя было холодно и к ночи подморозило, так что небольшая лужица под ногами поблескивала ледком, в воздухе неуловимо веяло весной.
Анна Сергеевна вдохнула полной грудью свежий ночной воздух. Кто-то из классиков утверждает, что весенний воздух пахнет антоновскими яблоками, но Анне Сергеевне были чужды какие-либо романтические настроения, так что ничего особенного она в воздухе не уловила. И все же даже здесь, в огромном городе, природа давала понять, что очень скоро наступит весна.
Анна Сергеевна взглянула на небо, усыпанное удивительно крупными звездами, и поскользнулась на обледенелой тротуарной плитке. Тотчас подскочил водитель и заботливо поддержал ее за локоть. Жест был скорее символический, так как все в офисе, и водитель в том числе, прекрасно знали, что Анна Сергеевна не та женщина, которая может упасть, поскользнувшись на замерзшей лужице. Она и на ледяном поле не упала бы, проходя по нему на шпильках. Правда, Анна Сергеевна шпильки никогда не носила – предпочитала удобную, устойчивую обувь на среднем каблуке, в такой можно ступать уверенно и солидно, а не легкомысленно и часто семенить. В таких сапогах ее и танком с ног не сбить, подумал водитель. Впрочем, дело вовсе не в сапогах. И не в босоножках.
Водитель предупредительно распахнул перед хозяйкой переднюю дверцу – Анна Сергеевна любила смотреть на дорогу во время езды. Сейчас – в темноте, на пустых безлюдных улицах – это излишне, однако водитель правильно угадал настроение хозяйки, за это она улыбнулась ему благодарно.
Анна Сергеевна откинулась на спинку сиденья и легко вздохнула.
– Устала что-то сегодня! – сказала она без всякой натуги – так, для разговора.
– Отдохнуть надо! – охотно поддержал беседу водитель. – На море съездить, на песочке полежать… Что все работа да работа – так и жизнь пройдет…
Оставаясь наедине с водителем, Анна Сергеевна разрешала ему такой легкомысленный тон. Она многое ему разрешала.
Вот и сейчас она расстегнула пальто и слегка коснулась руки водителя, лежавшей на руле.
– Сигареты где? – спросила она.
– В бардачке, – ответил водитель, не спеша выруливая со стоянки.
Хозяйка не глядя сунула руку в бардачок, пошарила там, но вместо глянцевой картонной пачки ее пальцы наткнулись на что-то мохнатое и холодное.
– Что это? – Она брезгливо отдернула руку, и на колени ей вывалилось что-то серое, жесткое и отвратительное.
Анну Сергеевну Галкину испугать было непросто, во всяком случае, водитель ни разу в жизни не видел ее не то чтобы испуганной, но даже слегка встревоженной. Сейчас же, уловив в голосе хозяйки малую толику страха, водитель мигом нажал на тормоз, хорошо, что на проспект выехать не успел.
Когда в салоне зажегся свет, Анна Сергеевна ахнула, а водитель выругался забористым матом.
На коленях хозяйки, на дорогом кашемировом пальто лежала крупная дохлая крыса. Водитель четко видел оскаленную морду и растопыренные лапы. Почувствовав дурноту, он дрожащей рукой опустил окно. Из стеклянной светящейся будочки уже торопился к ним охранник – машина встала на проезде.
Анна Сергеевна была не из тех женщин, что при виде безобидной мышки визжат от ужаса и бьются в истерике. Однако, когда в собственной машине тебе на колени внезапно валится дохлая крыса… это все же перебор.
– Немедленно убери эту гадость! – крикнула хозяйка срывающимся голосом.
Водитель надел перчатки, схватил крысу за длинный грязно-розовый хвост и выбросил прямо под ноги подбежавшему охраннику.
– Ох ты, мать моя дорогая! – выдохнул тот. – Это что ж такое деется? Это что же за дрянь?
– У тебя спросить надо! – зло прошипел водитель. – Что это на стоянке творится, крысы бегают…
– Не знаю… – Охранник растерянно переминался с ноги на ногу. – В соседнем доме ресторан, может, там травили, она и забежала… да тут и сдохла…
Анна Сергеевна вышла из машины и, наклонившись, вытерла руку о подтаявший снежный сугроб.
– Домой! – приказала она одними губами и уселась на заднее сиденье.
Обычно Анна Сергеевна была наблюдательна, но сейчас мерзкий инцидент настолько вывел ее из себя, что она не заметила возле самого выезда со стоянки крупного сутулого мужчину средних лет, с кривым шрамом на левой щеке, который проводил ее машину пристальным взглядом.
До самого дома ни Анна Сергеевна, ни водитель не произнесли ни слова.
Как присутствие водопада проявляется еще вдалеке от него ровным нарастающим гулом, а потом – особенной влажной свежестью зелени и искрящимися на листьях каплями, так уже на дальних подступах к институту его приближение чувствовалось по резко помолодевшей уличной толпе и стайкам ярко одетых, оживленно болтающих молодых людей и девушек с портфелями, сумками и рюкзачками.
– Ты не представляешь, с кем он вчера пришел! – донесся до меня обрывок разговора. – С Кошкиной!
– Да ты что! Гонишь!
– У тебя конспект по литературе есть?
– Откуда! Сама ищу…
Наконец впереди показалось украшенное по фасаду дорическими колоннами здание храма науки. Я неторопливо поднялась по гранитным ступеням, вошла в широко открытые двери и оказалась перед стеклянной будочкой вахтерши.
Над будочкой висело грозное предупреждение: «Пропуск предъявлять в открытом виде». Но вахтерша, толстая тетя в вязаной жилетке цветов футбольного клуба «Зенит», увлеченно читала какую-то книгу в ярком переплете, не обращая внимания на многочисленных студентов и преподавателей, которые сновали взад-вперед мимо ее будки, даже и не думая предъявлять пропуска.
Я приблизилась к ее аквариуму и остановилась.
Книга, которую читала вахтерша, оказалась новым романом Марии Мымриной. Я прочла название, напечатанное кроваво-красными буквами, и невольно содрогнулась – «Съеденные на завтрак». Однако это оказался не хоррор, как я сначала подумала. На обратной стороне обложки более мелким шрифтом сообщалось, что книга посвящена производству овсяных хлопьев и прочих сухих завтраков.
Судя по тому, как увлеченно читала вахтерша, роман был интересный.
Я вежливо откашлялась, чтобы привлечь к себе ее внимание. Тетя невозмутимо перевернула страницу и продолжила читать.
Тогда я постучала в стекло костяшками пальцев.
Это произвело некоторый эффект: вахтерша встрепенулась, нацепила на нос очки, отложила книгу и гаркнула:
– Пропуск!
– А как мне найти деканат? – спросила я самым беспомощным голосом.
– Пропуск! – повторила тетка, каменея лицом. – В развернутом виде! Читать умеешь?
– Я на работу хочу устроиться, – завела я обычную песню. – У меня пропуска пока нет… А где у вас деканат?
– Без пропуска нельзя, – отрезала она и снова взялась за книгу, давая мне понять, что разговор окончен.
– Интересная книга? – осведомилась я, пытаясь завязать с вахтершей более доверительные отношения.
– Я читаю не для интереса! – строго ответила тетка, взглянув на меня поверх очков.
– А для чего же тогда? – спросила я в искреннем недоумении.
– Для повышения уровня!
Оглядев будочку вахтерши в поисках какого-нибудь предмета для дальнейшего разговора, я заметила выставленные вдоль передней стенки аквариума открытые зачетки и студенческие билеты, видимо ожидающие здесь своих рассеянных владельцев.
– Это что – столько документов теряют? – удивилась я. – До чего же все-таки студенты разгильдяи!
– Зачем теряют? – Вахтерша придвинулась к окошку и понизила голос. – Сумки у девчонок воруют! Наркоманы или еще кто… сумку украдут, деньги из нее вытащат, а документы мне подбросят… им же это без надобности. Ну, я тут выставляю – кто свою зачетку найдет, кто билет студенческий…
Я насторожилась: если весь институт знает, что сюда подбрасывают документы из украденных сумок, почему наша клиентка Маша обратилась к частному детективу, а не к вахтерше? Впрочем, может быть, сюда она уже обращалась?
– А вам документы Маши Галкиной не приносили? – спросила я на всякий случай.
– Не было, – уверенно ответила тетка. – Галкиной не было, точно. Вот Сорокина была, и еще Трескова…
Тут же она насторожилась и подозрительно уставилась на меня:
– А зачем тебе эта Галкина?
Тут к ней подбежала пухленькая девушка в розовом стеганом пальто и затарахтела:
– Тетя Галя, вам мои документы не подбрасывали? Курочкина я… Катя Курочкина… позавчера у меня сумку срезали около третьего корпуса… денег немного было, и сумка старая, а зачетку жалко, в зачетке одни пятерки…
– Вот твоя зачетка, – вахтерша протянула девушке синюю книжечку. – В следующий раз ушами не хлопай…
Пока растроганная Курочкина благодарила вахтершу, я проскользнула мимо ее будочки и скрылась в длинном институтском коридоре.
Спросив дорогу у какого-то благообразного старичка, я нашла деканат и возле него – щит с расписанием, из которого узнала, что группа Маши Галкиной должна сейчас находиться в двести сороковой аудитории, где им читают историю религии. Но прежде всего я решила обследовать место преступления, то есть двести восьмую аудиторию, именно там у Маши-растеряши Галкиной увели сумку.
Аудитория оказалась открыта, там никого не было. Я остановилась на пороге и огляделась. Как учил дядя Вася, первое впечатление иногда бывает самое верное, им нельзя пренебрегать. Потом глаз может замылиться и не заметить мелочей.
Я увидела небольшую комнату, три ряда парт, далеко не новых, доску и стол преподавателя. Окна были большие, почти до полу, очень грязные и без занавесок. Все понятно, сквозь такое стекло и так свет едва проходит. А мыть невозможно, поскольку они навсегда заклеены. Хоть бы студентов на субботник собрали, чтобы навели порядок в родном вузе… Подоконники, широкие и пыльные, не мыли, наверное, недели две, если не больше. Уборщица в этом университете явно не перетруждается. Вместо нормальных форточек наверху открывались фрамуги.
Я вспомнила Машины слова о том, что открываются форточки только летом, в жару. Очевидно, выбирают самого высокого парня на курсе, он забирается на подоконник и дергает за ручку.
Сей факт мне на руку, поскольку ясно, что выбросить сумку в окно никак не могли. Потому что я все же никак не могла отделаться от некоторого недоумения.
Сумка – это ведь не кошелек, его спрятал в карман и убежал. Сумка у Маши была большая, чтобы все тетрадки и учебники помещались, меньше портфеля, конечно, но достаточных размеров. Каким же образом ворюга ее вынес из аудитории? Ну конечно, все толпились возле преподавателя, но не ослепли же они в самом деле!
– Вы не меня ждете? – раздался голос от двери.
Я оглянулась и оторопела. В аудиторию вошел такой красавец, что глазам стало больно. Длинные волосы, небольшая аккуратная бородка, темные горящие глаза озаряют окружающих неземным светом… – Иисус Христос, да и только!
Одет был сей библейский персонаж в свободную блузу, какие носят художники, только у них она заляпана краской.
– А вы…
– Зоренко Геннадий Серафимович, к вашим услугам, – он белозубо улыбнулся. – Какое у вас дело?
Да, понятно теперь, что после занятий все студентки сгрудились у стола преподавателя, никак не могли с ним расстаться!
– Простите, – я сделала вид, что смутилась, – у меня никакого дела нету, просто много слышала о вас от своей подруги.
– Надеюсь, только хорошее? – Он подошел ближе и заглянул мне прямо в душу своими удивительными глазами, из чего я сделала вывод, что Геннадий Серафимович прекрасно знает о том впечатлении, которое производит на молоденьких студенток. Но я-то уже давно вышла из этого возраста!
Вы спросите, для чего мне понадобилось с ним кокетничать? Потому что на плече у господина Зоренко висела огромная полотняная торба. В такую не то что сумку, свежего покойника упрятать можно!
Тьфу, типун мне на язык, покойника нам тут еще не хватало!
Геннадий Серафимович открыл торбу и достал оттуда альбом с репродукциями, большую папку с гравюрами и еще какие-то тетрадки. Вещей в торбе не убавилось.
– Все мое ношу с собой! – усмехнулся он, перехватив мой заинтересованный взгляд.
Надо думать, мои подозрения беспочвенны, подумала я, ведь говорила же Маша, что Геннадий Серафимович все время сидел, окруженный студентами, и сумку взять никак не мог. Впрочем, Маша много чего говорила. А еще больше недоговаривала. Это мы проясним вскорости.
Как хорошо, что комнаты у дяди Васи смежные! Я плотно закрыла за собой дверь и шепотом поведала Василию Макаровичу о визите потенциальной клиентки.
Надо сказать, эта клиентка у меня доверия особого не вызвала, но, возможно, первое впечатление обманчиво.
– Ой, лишенько! – запричитал дядя Вася шепотом. – Как же я в таком виде?
– Синяки и ссадины украшают настоящего мужчину! – Я причесала ему редеющие волосы и попыталась запудрить фиолетовый кошмар под глазом. Разумеется, ничего не вышло, тут и профессиональный гример бы вспотел!
Пока я рылась в ящике письменного стола, отыскивая темные очки, дядя Вася переодел рубашку и даже повязал галстук, который я подарила ему на прошлое Рождество.
Вид в очках был не слишком располагающий.
– Просто какая-то акула империализма, – вздохнул Василий Макарович, – раньше таких на карикатурах изображали.
– Сойдет для сельской местности, – успокоила я его, собирая мимоходом разбросанные вещи и распихивая их по углам.
Самое трудное, однако, было впереди. Требовалось во что бы то ни стало выволочь из комнаты Бонни. Потому что, увидев такое чудо, никакой клиент, даже самый покладистый, не согласится иметь дело с дядей Васей.
Бонни, конечно, очень мне дорог. Больше того, я нахожу его очень красивым. Но на обычных людей его броская внешность действует специфически. Чаще всего прохожие бледнеют, покрываются потом и под любым благовидным предлогом стараются отойти подальше. Или вообще скрыться из глаз.
И разумеется, никакого доверительного разговора с клиентом в присутствии Бонни не получится. Хорошо еще, если зверюга спокойно будет лежать на полу, изредка приоткрывая пасть размером с дорожный саквояж и демонстрируя внушительные клыки. А если девушка Бонни понравится? В таком случае план первоочередных мероприятий у него разработан заранее.
Для начала он кладет на колени человеку огромную лобастую голову и выпускает солидную порцию слюны. Затем начинает бодаться, требуя, чтобы с ним немедленно играли в подвижные игры. В процессе игры Бонни, разумеется, оглушительно лает, рычит и так машет хвостом, что мало кто способен удержаться на ногах. Девушка, как я заметила, и так не в лучшей форме, так что Бонни нужно спрятать.
Я пинала эту тварь ногами, пробовала тянуть за хвост и уговаривала уйти по-хорошему. Ничего не помогло, пока не вмешался дядя Вася. Он поглядел строго и сказал вполголоса:
– Пошел вон!
И можете представить – Бонни тут же подчинился. Нет, все-таки у меня он совершенно распустился!
Девушка сиротливо жалась в прихожей.
– Проходите, пожалуйста! – сказала я и распахнула дверь.
Василий Макарович сидел за письменным столом, и лампа освещала его лицо с приличной стороны. Правда, при таком освещении были совершенно неуместны темные очки, но пришлось махнуть рукой на такие мелочи.
– Присядьте! – Я кивнула девушке на стул, а сама устроилась поодаль на диване, положив на колени блокнот для записей.
– Слушаю вас! – сказал дядя Вася солидным баритоном.
То есть он только хотел так сказать, на самом деле у него выскочил жиденький тенорок. Но девушка, похоже, не обратила внимания ни на его внешний вид, ни на голос, она сама была очень расстроена – ерзала на стуле, комкала в руках носовой платок и поминутно проводила пальцами по ресницам.
– Ну, рассказывайте смелее, что у вас случилось? – Дядя Вася хотел улыбнуться, но вместо этого вышла жуткая гримаса, как у детской резиновой маски.
Я забеспокоилась, но девушка снова ничего не заметила, она в это время прижала платок к губам и пыталась справиться с подступающими рыданиями.
– У меня украли сумку! – проговорила девушка, после чего дала себе волю и разразилась рыданиями.
Мы переглянулись с Василием Макаровичем, и я едва заметно пожала плечами.
Сумки сейчас режут или вырывают на каждом шагу, все уже привыкли и приспособились. Страшно только, если по голове дадут или ножом пырнут в темной подворотне, а так некоторые сами сумку отдают, добровольно – берите, мол, все, только не трогайте. И это правильно, милиция неустанно разъясняет гражданам, что защищать свое добро – себе дороже обойдется, потом больше денег на лекарства истратишь.
Так что совершенно незачем ей так рыдать. И нет причин делать из этого происшествия трагедию. Но я тут же опомнилась, внимая строгому взгляду дяди Васи, – мало ли какие у человека могут быть обстоятельства и мало ли что было у нее в сумке?
Я налила девушке стакан воды из пластиковой бутылки и подала ей пачку салфеток.
– Простите… – прошептала она. – Я больше не буду.
– Ничего-ничего… – Дядя Вася сердобольно глядел на потенциальную клиентку и даже сделал попытку встать, чтобы погладить ее по голове или что там еще…
Попытку его я пресекла в корне – если девица увидит вблизи его синяк, не видать нам клиентки как своих ушей. Собственно, я была бы не против, если бы она убралась сейчас восвояси, даже прихватив всю пачку салфеток. Что-то мне подсказывало, что денег с такой клиентки мы получим мелкими семечками, а вот неприятностей огребем – выше крыши.
– Василий Макарович, – официальным голосом спросила я, – может быть, стоит отменить вашу встречу с Подковыровым? Или перенести на завтра?
И пока дядя Вася мучительно раздумывал, кто такой Подковыров, девушка все поняла.
– Простите, – повторила она более твердым голосом, – я отнимаю у вас время. Все в порядке, я готова к разговору.
Далее она довольно связно изложила нам с Василием Макаровичем свою историю.
Ее зовут Маша, Мария Владимировна Галкина. Ей девятнадцать лет, она учится на втором курсе Университета искусств на искусствоведческом отделении. Сегодня утром на занятиях у нее украли сумку, и она очень хотела бы ее вернуть, потому и пришла к нам.
– Хм… – Дядя Вася поглядел на девушку и спросил, есть ли у нее какое-нибудь удостоверение личности – он не может работать вслепую.
Та молча протянула ему паспорт. Все верно, прочитала я через его плечо, Маша Галкина, проживает в городе Санкт-Петербурге на Сиреневом бульваре, дом тридцать три, квартира семнадцать.
– Как и где это произошло? – спросил дядя Вася. – Расскажите подробно.
– Сегодня у нас был практикум по истории архитектуры, – заговорила Маша прерывистым голосом, – ведет его преподаватель Зоренко Геннадий Серафимович. Группа у нас двенадцать человек, и в конце занятий мы все собрались у стола преподавателя, чтобы рассмотреть фотографии и гравюры знаменитых соборов. И вот, я отвлеклась, а когда спохватилась, то сумки уже не было…
– Та-ак… – внушительно протянул Василий Макарович. – И что же было в сумке?
– Какая разница! – Девушка вспыхнула и даже вскочила на ноги. – Я хочу, чтобы вы ее нашли, вот и все.
– Сумка дорогая? – пришла я на помощь своему руководителю. – Какой фирмы?
Девица обернулась ко мне агрессивно, но я твердым, уверенным взглядом быстро поставила ее на место. Пускай только попробует наврать мне, что сумка ужасно дорогая, ни за что не поверю! Я видела ее куртку – довольно новая, не с рынка, конечно, но и не из бутика. Скромная такая курточка, шапочка к ней самовязаная, джинсы на девушке самые простые, свитерок в резиночку… Обувь тоже не ах, впрочем, на улице сейчас такая слякоть, что просто жалко надевать что-то приличное. Если только не на машине…
Я готова была поклясться новым ошейником Бонни, что эту девушку на машине никто не возит. Перемещается она на общественном транспорте, где, как уже говорилось, сумки лишиться – дело привычное. Так что незачем так рыдать.
Под моим взглядом девица сникла, как ромашка на ветру. Выяснилось, что сумка была совсем недорогая – большая коричневая торба. В ней лежало много учебников и тетрадок, косметика и кошелек. Денег в кошельке не так много, и пятисот рублей не наберется, но очень жалко документов – студенческий билет, зачетка и пропуск в бассейн, замучаешься восстанавливать.
– Что ж, это понятно, – согласился Василий Макарович, снял темные очки и начал задавать Маше вопросы по существу.
Группа состоит из двенадцати человек плюс преподаватель. Аудитория маленькая, всего три ряда парт по пять штук в ряду. Еще имеется стол и доска. Два окна с широкими подоконниками. Аудитория очень холодная, там вечно не работает батарея, поэтому окна всегда наглухо законопачены, летом открывается только форточка. Но все равно жуткий сквозняк, дверь все время распахивается, и преподаватели жалуются, что им дует. Так что с началом занятий дверь запирают изнутри. Ключ висит тут же, на гвоздике.
Сегодня все было как обычно. Геннадий Серафимович никогда не опаздывает, занятия начались вовремя, только Маше, которая сидела с краю, пришлось впустить Вадика Воронко.
– Дверь ты после этого закрыть не забыла? – спросил Василий Макарович.
– Нет, я точно помню, что запирала, да она бы сразу открылась иначе…
– Стало быть, твою сумку украл кто-то из своих… – Дядя Вася постучал карандашом по столу. – Никто посторонний в дверь войти не мог…
– Ну да, – упавшим голосом ответила Маша.
– Когда ты сумку видела в последний раз?
– Да все время видела, пока занятия шли! То одно из нее доставала, то другое! То ручку, то тетрадку… А как Геннадий Серафимович позвал к столу, мы все и пошли…
– А чего ж ты сумку с собой не взяла, раз там такие документы ценные? – не утерпела я.
– Она большая, мешала бы… – Маша опустила голову.
Снова мне захотелось пожать плечами – ну сама же растяпа несусветная! Как говорил герой моего любимого фильма – «Смотреть надо за вещами, когда в помещение входишь!»
– Значит, вы все сгрудились у стола, а кто-то один воспользовался моментом и попер твою сумочку, – уточнил дядя Вася. – Ты когда ее хватилась?
Выяснилось, что Маша хватилась сумки, когда почти все уже ушли, в аудитории осталось трое или четверо студентов. Плюс преподаватель Геннадий Серафимович. Ну, на него Маша не думает, поскольку приличный человек и все время на виду был. А те трое – Звонарев, Силиконов и Каплер, Маша с ними не очень общается. Но сумки при них не было, так что она не стала и вопрос этот поднимать, тем более что они ушли тут же. И Геннадий Серафимович тоже.
Девочки потому так торопились, что после практикума у них занятия в бассейне, и надо прийти пораньше, чтобы успеть переодеться и принять душ. А Маша поискала под партами, заглянула за доску, обшарила подоконники, не нашла ничего, да и поехала домой, благо проездной и ключи от квартиры в кармане куртки оставались. А по дороге на последнюю десятку купила газету и там увидела объявление.
Тут Маша замолчала и уставилась на дядю Васю с самым жалобным видом.
– Хм… – он задумчиво пожевал губами, – дело в том, что мои услуги стоят денег…
– Вы не беспокойтесь, я все оплачу! – заверила его Маша.
Снова мне захотелось в недоумении пожать плечами, я еле сдержалась, зато подняла брови. Никак не укладывалось у меня в голове, к чему поднимать шум из-за дешевой сумки? Деньги платить детективу! Хоть и небольшие, но все же…
Из соседней комнаты послышались возня и шум – это Бонни пытался вырваться на свободу. Пока вполсилы, но долго ему не вытерпеть. Дядя Вася заторопился. Взял с девушки Маши смехотворно малый аванс и заверил, что приложит все силы для успешного раскрытия ее дела. Маша умоляла найти сумку как можно скорее.
– Ну и зачем вы это сделали? – строго спросила я, когда дверь за Машей закрылась и дядя Вася выпустил на свободу Бонни. – Для чего согласились взяться за это сомнительное дело? Ведь ясно же – врет все девчонка!
– Что врет? – всполошился дядя Вася. – Ты хочешь сказать, что у нее вообще никто сумки не крал?
– Да нет… просто она что-то недоговаривает. И не уверяйте меня, что вы этого не заметили.
– Вот ты завтра сходишь в ее Университет искусств и сделаешь прикидку на месте, – кротко сказал дядя Вася. – Мне, сама понимаешь, в таком виде туда соваться нечего. Что касается ее вранья, то по ходу дела все выяснится. А я, сама знаешь, не в том положении, чтобы от клиентов отказываться.
Тут я вспомнила, что тоже сижу без работы, так что капризничать нечего.
– Ладно уж, схожу в университет, погляжу на людей искусства, – согласилась я, – только вы с утра с Бонни погуляйте…
– Само собой…
Анна Сергеевна Галкина вышла из своего офиса. Обычно двери гостеприимно раздвигались перед каждым посетителем, как на вход, так и на выход, сейчас же, по причине позднего времени, автоматические двери блокированы и открыта только небольшая дверка для своих, которую дежурный охранник, почтительно проводив Анну Сергеевну, запер изнутри на ключ.
На улице было темно и тихо, на стоянке оставалась только персональная машина Анны Сергеевны, водитель, предупрежденный заранее, уже заводил мотор.
Против обыкновения, Анна Сергеевна не стала ждать у входа, а прошла несколько шагов до машины. Хотя было холодно и к ночи подморозило, так что небольшая лужица под ногами поблескивала ледком, в воздухе неуловимо веяло весной.
Анна Сергеевна вдохнула полной грудью свежий ночной воздух. Кто-то из классиков утверждает, что весенний воздух пахнет антоновскими яблоками, но Анне Сергеевне были чужды какие-либо романтические настроения, так что ничего особенного она в воздухе не уловила. И все же даже здесь, в огромном городе, природа давала понять, что очень скоро наступит весна.
Анна Сергеевна взглянула на небо, усыпанное удивительно крупными звездами, и поскользнулась на обледенелой тротуарной плитке. Тотчас подскочил водитель и заботливо поддержал ее за локоть. Жест был скорее символический, так как все в офисе, и водитель в том числе, прекрасно знали, что Анна Сергеевна не та женщина, которая может упасть, поскользнувшись на замерзшей лужице. Она и на ледяном поле не упала бы, проходя по нему на шпильках. Правда, Анна Сергеевна шпильки никогда не носила – предпочитала удобную, устойчивую обувь на среднем каблуке, в такой можно ступать уверенно и солидно, а не легкомысленно и часто семенить. В таких сапогах ее и танком с ног не сбить, подумал водитель. Впрочем, дело вовсе не в сапогах. И не в босоножках.
Водитель предупредительно распахнул перед хозяйкой переднюю дверцу – Анна Сергеевна любила смотреть на дорогу во время езды. Сейчас – в темноте, на пустых безлюдных улицах – это излишне, однако водитель правильно угадал настроение хозяйки, за это она улыбнулась ему благодарно.
Анна Сергеевна откинулась на спинку сиденья и легко вздохнула.
– Устала что-то сегодня! – сказала она без всякой натуги – так, для разговора.
– Отдохнуть надо! – охотно поддержал беседу водитель. – На море съездить, на песочке полежать… Что все работа да работа – так и жизнь пройдет…
Оставаясь наедине с водителем, Анна Сергеевна разрешала ему такой легкомысленный тон. Она многое ему разрешала.
Вот и сейчас она расстегнула пальто и слегка коснулась руки водителя, лежавшей на руле.
– Сигареты где? – спросила она.
– В бардачке, – ответил водитель, не спеша выруливая со стоянки.
Хозяйка не глядя сунула руку в бардачок, пошарила там, но вместо глянцевой картонной пачки ее пальцы наткнулись на что-то мохнатое и холодное.
– Что это? – Она брезгливо отдернула руку, и на колени ей вывалилось что-то серое, жесткое и отвратительное.
Анну Сергеевну Галкину испугать было непросто, во всяком случае, водитель ни разу в жизни не видел ее не то чтобы испуганной, но даже слегка встревоженной. Сейчас же, уловив в голосе хозяйки малую толику страха, водитель мигом нажал на тормоз, хорошо, что на проспект выехать не успел.
Когда в салоне зажегся свет, Анна Сергеевна ахнула, а водитель выругался забористым матом.
На коленях хозяйки, на дорогом кашемировом пальто лежала крупная дохлая крыса. Водитель четко видел оскаленную морду и растопыренные лапы. Почувствовав дурноту, он дрожащей рукой опустил окно. Из стеклянной светящейся будочки уже торопился к ним охранник – машина встала на проезде.
Анна Сергеевна была не из тех женщин, что при виде безобидной мышки визжат от ужаса и бьются в истерике. Однако, когда в собственной машине тебе на колени внезапно валится дохлая крыса… это все же перебор.
– Немедленно убери эту гадость! – крикнула хозяйка срывающимся голосом.
Водитель надел перчатки, схватил крысу за длинный грязно-розовый хвост и выбросил прямо под ноги подбежавшему охраннику.
– Ох ты, мать моя дорогая! – выдохнул тот. – Это что ж такое деется? Это что же за дрянь?
– У тебя спросить надо! – зло прошипел водитель. – Что это на стоянке творится, крысы бегают…
– Не знаю… – Охранник растерянно переминался с ноги на ногу. – В соседнем доме ресторан, может, там травили, она и забежала… да тут и сдохла…
Анна Сергеевна вышла из машины и, наклонившись, вытерла руку о подтаявший снежный сугроб.
– Домой! – приказала она одними губами и уселась на заднее сиденье.
Обычно Анна Сергеевна была наблюдательна, но сейчас мерзкий инцидент настолько вывел ее из себя, что она не заметила возле самого выезда со стоянки крупного сутулого мужчину средних лет, с кривым шрамом на левой щеке, который проводил ее машину пристальным взглядом.
До самого дома ни Анна Сергеевна, ни водитель не произнесли ни слова.
Как присутствие водопада проявляется еще вдалеке от него ровным нарастающим гулом, а потом – особенной влажной свежестью зелени и искрящимися на листьях каплями, так уже на дальних подступах к институту его приближение чувствовалось по резко помолодевшей уличной толпе и стайкам ярко одетых, оживленно болтающих молодых людей и девушек с портфелями, сумками и рюкзачками.
– Ты не представляешь, с кем он вчера пришел! – донесся до меня обрывок разговора. – С Кошкиной!
– Да ты что! Гонишь!
– У тебя конспект по литературе есть?
– Откуда! Сама ищу…
Наконец впереди показалось украшенное по фасаду дорическими колоннами здание храма науки. Я неторопливо поднялась по гранитным ступеням, вошла в широко открытые двери и оказалась перед стеклянной будочкой вахтерши.
Над будочкой висело грозное предупреждение: «Пропуск предъявлять в открытом виде». Но вахтерша, толстая тетя в вязаной жилетке цветов футбольного клуба «Зенит», увлеченно читала какую-то книгу в ярком переплете, не обращая внимания на многочисленных студентов и преподавателей, которые сновали взад-вперед мимо ее будки, даже и не думая предъявлять пропуска.
Я приблизилась к ее аквариуму и остановилась.
Книга, которую читала вахтерша, оказалась новым романом Марии Мымриной. Я прочла название, напечатанное кроваво-красными буквами, и невольно содрогнулась – «Съеденные на завтрак». Однако это оказался не хоррор, как я сначала подумала. На обратной стороне обложки более мелким шрифтом сообщалось, что книга посвящена производству овсяных хлопьев и прочих сухих завтраков.
Судя по тому, как увлеченно читала вахтерша, роман был интересный.
Я вежливо откашлялась, чтобы привлечь к себе ее внимание. Тетя невозмутимо перевернула страницу и продолжила читать.
Тогда я постучала в стекло костяшками пальцев.
Это произвело некоторый эффект: вахтерша встрепенулась, нацепила на нос очки, отложила книгу и гаркнула:
– Пропуск!
– А как мне найти деканат? – спросила я самым беспомощным голосом.
– Пропуск! – повторила тетка, каменея лицом. – В развернутом виде! Читать умеешь?
– Я на работу хочу устроиться, – завела я обычную песню. – У меня пропуска пока нет… А где у вас деканат?
– Без пропуска нельзя, – отрезала она и снова взялась за книгу, давая мне понять, что разговор окончен.
– Интересная книга? – осведомилась я, пытаясь завязать с вахтершей более доверительные отношения.
– Я читаю не для интереса! – строго ответила тетка, взглянув на меня поверх очков.
– А для чего же тогда? – спросила я в искреннем недоумении.
– Для повышения уровня!
Оглядев будочку вахтерши в поисках какого-нибудь предмета для дальнейшего разговора, я заметила выставленные вдоль передней стенки аквариума открытые зачетки и студенческие билеты, видимо ожидающие здесь своих рассеянных владельцев.
– Это что – столько документов теряют? – удивилась я. – До чего же все-таки студенты разгильдяи!
– Зачем теряют? – Вахтерша придвинулась к окошку и понизила голос. – Сумки у девчонок воруют! Наркоманы или еще кто… сумку украдут, деньги из нее вытащат, а документы мне подбросят… им же это без надобности. Ну, я тут выставляю – кто свою зачетку найдет, кто билет студенческий…
Я насторожилась: если весь институт знает, что сюда подбрасывают документы из украденных сумок, почему наша клиентка Маша обратилась к частному детективу, а не к вахтерше? Впрочем, может быть, сюда она уже обращалась?
– А вам документы Маши Галкиной не приносили? – спросила я на всякий случай.
– Не было, – уверенно ответила тетка. – Галкиной не было, точно. Вот Сорокина была, и еще Трескова…
Тут же она насторожилась и подозрительно уставилась на меня:
– А зачем тебе эта Галкина?
Тут к ней подбежала пухленькая девушка в розовом стеганом пальто и затарахтела:
– Тетя Галя, вам мои документы не подбрасывали? Курочкина я… Катя Курочкина… позавчера у меня сумку срезали около третьего корпуса… денег немного было, и сумка старая, а зачетку жалко, в зачетке одни пятерки…
– Вот твоя зачетка, – вахтерша протянула девушке синюю книжечку. – В следующий раз ушами не хлопай…
Пока растроганная Курочкина благодарила вахтершу, я проскользнула мимо ее будочки и скрылась в длинном институтском коридоре.
Спросив дорогу у какого-то благообразного старичка, я нашла деканат и возле него – щит с расписанием, из которого узнала, что группа Маши Галкиной должна сейчас находиться в двести сороковой аудитории, где им читают историю религии. Но прежде всего я решила обследовать место преступления, то есть двести восьмую аудиторию, именно там у Маши-растеряши Галкиной увели сумку.
Аудитория оказалась открыта, там никого не было. Я остановилась на пороге и огляделась. Как учил дядя Вася, первое впечатление иногда бывает самое верное, им нельзя пренебрегать. Потом глаз может замылиться и не заметить мелочей.
Я увидела небольшую комнату, три ряда парт, далеко не новых, доску и стол преподавателя. Окна были большие, почти до полу, очень грязные и без занавесок. Все понятно, сквозь такое стекло и так свет едва проходит. А мыть невозможно, поскольку они навсегда заклеены. Хоть бы студентов на субботник собрали, чтобы навели порядок в родном вузе… Подоконники, широкие и пыльные, не мыли, наверное, недели две, если не больше. Уборщица в этом университете явно не перетруждается. Вместо нормальных форточек наверху открывались фрамуги.
Я вспомнила Машины слова о том, что открываются форточки только летом, в жару. Очевидно, выбирают самого высокого парня на курсе, он забирается на подоконник и дергает за ручку.
Сей факт мне на руку, поскольку ясно, что выбросить сумку в окно никак не могли. Потому что я все же никак не могла отделаться от некоторого недоумения.
Сумка – это ведь не кошелек, его спрятал в карман и убежал. Сумка у Маши была большая, чтобы все тетрадки и учебники помещались, меньше портфеля, конечно, но достаточных размеров. Каким же образом ворюга ее вынес из аудитории? Ну конечно, все толпились возле преподавателя, но не ослепли же они в самом деле!
– Вы не меня ждете? – раздался голос от двери.
Я оглянулась и оторопела. В аудиторию вошел такой красавец, что глазам стало больно. Длинные волосы, небольшая аккуратная бородка, темные горящие глаза озаряют окружающих неземным светом… – Иисус Христос, да и только!
Одет был сей библейский персонаж в свободную блузу, какие носят художники, только у них она заляпана краской.
– А вы…
– Зоренко Геннадий Серафимович, к вашим услугам, – он белозубо улыбнулся. – Какое у вас дело?
Да, понятно теперь, что после занятий все студентки сгрудились у стола преподавателя, никак не могли с ним расстаться!
– Простите, – я сделала вид, что смутилась, – у меня никакого дела нету, просто много слышала о вас от своей подруги.
– Надеюсь, только хорошее? – Он подошел ближе и заглянул мне прямо в душу своими удивительными глазами, из чего я сделала вывод, что Геннадий Серафимович прекрасно знает о том впечатлении, которое производит на молоденьких студенток. Но я-то уже давно вышла из этого возраста!
Вы спросите, для чего мне понадобилось с ним кокетничать? Потому что на плече у господина Зоренко висела огромная полотняная торба. В такую не то что сумку, свежего покойника упрятать можно!
Тьфу, типун мне на язык, покойника нам тут еще не хватало!
Геннадий Серафимович открыл торбу и достал оттуда альбом с репродукциями, большую папку с гравюрами и еще какие-то тетрадки. Вещей в торбе не убавилось.
– Все мое ношу с собой! – усмехнулся он, перехватив мой заинтересованный взгляд.
Надо думать, мои подозрения беспочвенны, подумала я, ведь говорила же Маша, что Геннадий Серафимович все время сидел, окруженный студентами, и сумку взять никак не мог. Впрочем, Маша много чего говорила. А еще больше недоговаривала. Это мы проясним вскорости.