Наталья Александрова. Неправда о любви

   Но это еще не все.
   Эта самая блондинка была мне, несомненно, знакома. Я где-то ее уже видела.
   Только оглядевшись по сторонам, я увидела на полу в шаге от ее головы что-то темное и пушистое. В первый момент я подумала про невесть откуда взявшуюся черную кошку, но вгляделась внимательнее и поняла, что это – парик, который свалился при падении. И еще я поняла, что женщина у моих ног – та самая высокомерная блондинка, которую я три дня назад повстречала в суде. Та самая, которая чуть позже горько рыдала у меня на плече, та самая, которую я утешала в меру своих скромных способностей…
   Но тогда – тогда кто же она такая? Во всяком случае, не жена нашего заказчика… ведь тогда, в суде, она разводилась с совершенно другим человеком. И она, по ее собственным словам, с ним уже развелась, так что сейчас, во всяком случае официально, не замужем… И фамилия ее была не Сотникова, я точно помню…
   Или за несколько прошедших дней она уже успела снова выскочить замуж?
   Теоретически это возможно. Но она должна была не только успеть снова выйти замуж, но еще и завести нового любовника… ну и темпы!
   Я опустилась на корточки, прикоснулась к ее щеке и проговорила жизнерадостным тоном:
   – Эй, подруга! С тобой все в порядке?
   Так почти в каждом американском фильме спрашивают человека, попавшего под двадцатитонный грузовик или свалившегося с семьдесят шестого этажа небоскреба.
   И каждый уважающий себя американец, складывая разбитое лицо в мужественную улыбку, отвечает: «Я в порядке, а ты?»
   Но эта дама явно не была героиней американского боевика.
   Она мне ничего не ответила, даже глазом не моргнула.
   Тогда я как следует хлопнула ее по щеке, чтобы привести в сознание.
   Ее голова с сухим стуком перекатилась по кафелю, развернувшись ко мне левым виском – тем самым, на котором волосы заметно темнее остальных.
   И только тут до меня дошло, что волосы на виске потемнели от крови. И что эта кровь образовала на полу под головой основательную лужицу. А виска как такового, можно сказать, вообще не было. Эта часть головы была вмята внутрь, как у сломанной пластмассовой куклы. С той разницей, что куклы не истекают кровью.
   И блондинка не отвечает мне и не подает никаких признаков жизни по одной-единственной и самой уважительной из всех причине – по причине смерти.
   Я смотрела на нее в полной растерянности, и этот факт постепенно раскрывался передо мной во всей своей неприглядности.
   Она была мертва, мертва стопроцентно, стопудово, как любил выражаться мой бывший муж. Я перевела взгляд с ее окровавленной головы на свою руку – и увидела на своих пальцах кровь.
   И тут до меня дошел еще один поразительный факт.
   Блондинка на полу не просто мертва. Она убита. И я сейчас сижу на корточках возле ее трупа. И ее кровь на моей руке. Так что если сейчас сюда кто-нибудь войдет – мне будет не оправдаться. Всякий нормальный человек ни на секунду не усомнится, что это я ее убила.
   Но я-то знаю, что ее убил тот мужчина, с которым она здесь разговаривала…
   Беда только в том, что мне никто не поверит. Ни один нормальный человек.
   Я и сама-то себе не очень верила. Ведь я даже не знаю, как он выглядел, – я успела разглядеть только ноги в черных кроссовках…
   Прочь, прочь отсюда! Скорее назад, к дяде Васе! Он опытный, он мне непременно поможет… Но я тут же представила его расстроенное лицо – мол, поручил проследить за объектом, а ты не уследила, убили женщину прямо у тебя под носом. Ну, что делать, ясно же, что ни к чему не пригодна…
   Нет, я должна доказать ему, что тоже на что-то гожусь.
   Я остановилась на полдороге, заставила себя снова присесть на корточки и сделать несколько снимков тела. Было ужасно страшно, руки тряслись, так что, когда я вынимала из сумочки фотоаппарат, выпала косметичка. Снимки получатся некачественные, но уж это неважно. Лучше такие, чем никаких. Мелочь с полу я собрала не глядя, не в силах оторвать глаз от мертвого лица.
   Вдруг та самая дверь, в которую вошла Алла, стала со скрипом приоткрываться.
   Я вскочила, как подброшенная пружиной, и стрелой вылетела из раздевалки.
   Но вместо лестницы, по которой я спустилась несколько минут назад (неужели с тех пор прошло всего несколько минут?), вместо этой лестницы передо мной оказалась дверь лифта, от которой в сторону уходил длинный полутемный коридор. Наверное, я все-таки вышла из раздевалки через другую дверь…
   Раздумывать было некогда. Я нажала на кнопку лифта.
   Где-то наверху загудел мотор, кабина спускалась за мной.
   Вдруг сбоку, в том коридоре, который уходил в неизвестность, хлопнула дверь, и оттуда вышел коренастый мужчина средних лет с густыми кустистыми бровями. Он скользнул по мне равнодушным взглядом и остановился рядом, тоже дожидаясь лифта.
   Кабина остановилась, двери разъехались, я шагнула внутрь, нажала на кнопку первого этажа. Мужчина вошел следом за мной.
   Я машинально опустила глаза…
   И похолодела.
   На ногах у него были черные кроссовки. В точности такие, как те, что я видела, когда пряталась в шкафчике. Как у убийцы. Значит, это он и есть?! И сейчас наверняка поймет, что я вышла из раздевалки, значит, видела его там… поймет и расправится со мной, как только что расправился с той женщиной…
   Я вжалась спиной в стенку лифта.
   – Девушка, вам нехорошо? – участливо проговорил мужчина.
   Голос… кажется, голос не тот. Впрочем, я ни в чем не уверена.
   – Мне… мне просто душно, – ответила я, с трудом справившись с собственным голосом.
   – Бывает… – проговорил он в ответ. – Некоторые плохо себя чувствуют в подвале. Как-то это называется…
   – Клаустрофобия, – ответила я.
   Умное слово само собой выскочило из памяти, как купюра из банкомата.
   Лифт подъехал к первому этажу, остановился, двери плавно разъехались.
   Я поспешно выскользнула наружу и прямо в дверях лифта налетела на высокого, довольно симпатичного парня в темно-зеленом спортивном костюме.
   – Куда вы так спешите? – проговорил он, снисходительно улыбаясь и поддерживая меня за локоть. Явно я произвела на него впечатление чокнутой.
   А я… я опустила глаза и увидела у него на ногах черные кроссовки.
   Страх накатил ледяной волной, мне показалось, что я – жертва кораблекрушения и барахтаюсь теперь в водовороте вместе с обломками корабля и разного мусора, и последняя шлюпка мелькает далеко на горизонте. Кто не поместился – все утонули, и меня ждет та же участь…
   – Девушка, вам плохо? – услышала я как сквозь вату встревоженный голос парня.
   Нет, так нельзя, в конце концов, здесь все-таки спортивно-оздоровительный центр, все мужчины ходят в кроссовках, и у каждого второго они черные.
   А я веду себя глупо, теперь эти двое непременно запомнят ненормальную встрепанную девицу с безумными глазами, что выбежала из раздевалки. А когда в раздевалке найдут труп Аллы Сотниковой или как там ее звали на самом деле, все укажет на меня… Нет, нужно бежать отсюда немедленно!
   – Извините, – пискнула я и припустила прочь по коридору.
   Мне повезло – девица за стойкой занималась с клиенткой, симпатичной толстушкой, завитой под пуделя. Служащая расписывала ей все прелести центра «Диана», а толстушка слушала с глупо-восторженным выражением лица. Одета она была дорого, но не то что безвкусно, а как-то бестолково, чувствовалось, что вещи куплены торопливо и бездумно, как будто деньги у дамы появились только вчера. В лотерею выиграла или наследство получила?
   Все это я подумала, бросив один взгляд на стойку, и пересекла холл, стараясь не бежать, чтобы не привлекать внимания охранника. И так уже достаточно примелькалась!
   Разумеется, дяди-Васиной машины на стоянке не было. Да я сама его отправила, чтобы не мелькал тут со своим ржавым корытом среди «Мерседесов» и «Ауди».
   Осознав этот факт, я отнюдь не успокоилась, а еще больше разозлилась на дядю Васю. Так меня подставить!
   Где-то в глубине души мелькнула мысль, что он-то как раз не виноват, скорее это его подставили, втянули в криминальную историю, потому что клиентка оказалась темной личностью, но я безжалостно подавила в душе потуги к справедливости.
   Из-за перенесенного стресса у меня из головы совершенно вылетело, как мы условились с Василием Макаровичем о встрече. Вроде бы он что-то говорил мне на прощанье…
   А, провались оно все! Нужно скорее смываться отсюда, пока меня не начали искать!
   Я махнула рукой проезжающей маршрутке, которая шла в сторону дома.
 
   Бонни встретил меня в прихожей. Он не выл и не бросался ко мне с поцелуями, просто стоял и вопросительно смотрел.
   – Ах, дорогой! – вздохнула я. – Ну отчего я вечно влипаю во всякие неприятности?
   «Это потому, что ты никогда не берешь меня с собой!» – просигнализировал он глазами.
   – Ой, не начинай! – раздраженно отмахнулась я.
   Бонни не обиделся, он легонько боднул меня головой в бок и потерся щекой о мою руку.
   – Только ты меня любишь! – оттаяла я, плюхнувшись на коврик.
   Бонни тотчас опустился рядом и положил свою огромную голову мне на колени (больше туда ничего не помещалось). Я обняла его за шею и затихла.
   Через некоторое время я ощутила легкий дискомфорт: в спину дуло из входной двери, и ноги затекли от тяжести. Однако на душе стало чуть полегче. Все-таки Бонни умеет успокоить, этого у него не отнимешь.
   С трудом спихнув с колен тушу, пристроившуюся, кажется, поспать, я поднялась и решила принять душ.
   Когда я вышла из ванной, в квартире был дядя Вася, я сама давала ему ключи, чтобы навещал Бонни.
   Но вот как он узнал, что я дома? Может, он научил собаку разговаривать по телефону?
   – Ты чего это? – спросил дядя Вася. – Договорились же, что передашь мне объект…
   Заглянув мне в глаза, он поостерегся продолжать. Я отвернулась и прошла на кухню. Дядя Вася понуро тащился следом, а замыкал шествие Бонни, который всегда должен быть в самой гуще событий, особенно, если эти события происходят на кухне – заодно можно устроить внеочередной перекус.
   Бонни никогда не клянчит еду. Конечно, холодильник он открывать не умеет, однако со стола может съесть все, что угодно, – просто положит морду и жует. Такие понятия, как хорошее воспитание и дрессировка, этой собаке недоступны.
   Или разляжется посреди кухни с самым невинным видом и растопырит лапы. Рано или поздно я спотыкаюсь и роняю еду на пол. То есть, конечно, не на пол, а в услужливо подставленную пасть размером с хороший дорожный чемодан.
   – Ну, тезка, что произошло? – спрашивал дядя Вася. – Отчего ты сбежала?
   Я молча положила на стол цифровой фотоаппарат. Василий Макарович неуверенно повертел его в руках – он не слишком ладит с современной техникой. Я сама нажала все кнопки, и на экране появился первый снимок Аллы. Дядя Вася сощурился, поднес фотоаппарат к глазам, потом отставил как можно дальше…
   – Ёшь твою налево! – закричал он. – Да что ж такое?
   Затем он быстро стал просматривать кадры вперед, потом назад, потом оставил фотоаппарат и вытер пот со лба.
   – Ну и ну! – сказал он. – Василиса, можешь ты наконец сказать, что случилось?
   Бонни сидел возле закрытого холодильника и трогал ручку лапой. Причем совершенно напрасно, поскольку нам с дядей Васей было не до еды.
   Тихим монотонным голосом я рассказала, как выследила Аллу в раздевалке, как спряталась в шкафчике, как слышала короткий разговор с мужчиной, как увидела ноги в черных кроссовках, а потом услышала не то крик, не то всхлип. И все стихло, а когда я с трудом вылезла из тесного шкафчика, то обнаружила женщину на полу мертвой. Снимки прилагаются.
   – Вот, значит, как… – бормотал дядя Вася, – вот какое у нее было свидание. Ах я старый дурак! Ведь чуял же, что дело нечисто, ну никак не похожа она была на дамочку, которая от скуки любовь крутит! Ходит всюду одна, шифруется, парик надела… от кого пряталась?
   Тут я вспомнила, что узнала в убитой женщине ту самую блондинку, которую видела в суде. И только было собралась рассказать о том дяде Васе, как у него зазвонил мобильник.
   – Да! – рявкнул он в трубку. – Слушаю!
   И тут же на глазах побагровел от гнева.
   – Что не докладываю? – рявкнул он. – Черта ли тебе докладывать! Какой отчет о проделанной работе? Ты, гад, во что меня втянул? Ты мне кого подсунул? Жена, говоришь? Ври больше! Да никакая она тебе не жена, ты меня как лоха развел! Шлепнули твой объект в центре «Диана», ищи ее в морге!
   В ответ в трубке раздался такой мат, что даже я расслышала. И тип отключился.
   – Сволочь! – Дядя Вася был такой красный, что я испугалась, как бы его не хватил кондрашка.
   – Выпейте водички! – подскочила я со стаканом, но он отмахнулся и стал набирать номер.
   – Отключен, – он в раздражении бросил мобильник на стол. – Ну, я его достану!
   – Это вряд ли… – процедила я. – Если он сам не захочет с вами общаться, то просто выбросит этот аппарат. Небольшая потеря. Да и зарегистрирован он небось на подставное лицо. Скорее всего, на какого-нибудь бомжа. И вообще, зачем этот тип вам нужен? Если хотели узнать, в чем там дело, незачем было ему про убийство сразу выбалтывать. Надо было придержать информацию.
   – Ты права, – дядя Вася смотрел виновато, – очень я разозлился, себя не сдержал. Что теперь делать?
   – Да ничего не делать, забыть все это. Не станет же он аванс обратно требовать?
   Было видно, как расстроен Василий Макарович. Первое его дело как частного детектива – и вот такой скверный случай. Опасаясь, что я стану выговаривать ему и воспитывать, он поскорее ушел домой. Я не стала возвращаться к разговору о блондинке – пускай он немного успокоится, телевизор посмотрит или склеит очередную модель танка или бронетранспортера.
 
   Однако, придя домой, Василий Макарович не стал смотреть телевизор, клеить модели или заниматься другими видами трудотерапии.
   Он снял трубку телефона и набрал хорошо знакомый номер родного отделения милиции.
   Его очень беспокоило убийство. Особенно же его беспокоило то, что он втянул в расследование Василису, и та оказалась не в то время и не в том месте. То есть запросто могла попасть в число подозреваемых. Конечно, у нее не было никакого мотива, но мотив – дело десятое, всегда что-нибудь найдется. На крайний случай сгодится так называемая бытовая ссора.
   Поэтому дядя Вася хотел, как говорится, держать руку на пульсе и в случае чего принять своевременные меры.
   Ответила ему дежурная, лейтенант Гвоздикова. Голос ее звучал строго и холодно, как и должен звучать голос дежурной. Ведь не в кукольном театре работает!
   – Привет, Дарья! – обратился к ней дядя Вася. – Куликов говорит!
   – Ой, Василь Макарыч! – потеплел голос лейтенанта. – Что, соскучились по своим? Ну, как на пенсии?
   – Да что тут хорошего? Вот, частным детективом теперь работаю…
   – Прям как в кино!
   – На кино не очень похоже. Ты вот, Дашутка, мне скажи не в службу, а в дружбу – у кого в разработке труп из фитнес-центра «Диана»?
   – Что? – удивленно переспросила Дарья. – Какой труп?
   Василий Макарович осекся на полуслове. Что же, выходит, он опять поспешил? Труп еще не нашли, а он уже сунулся со своими расспросами? Теперь попробуй объясни, откуда у тебя информация?
   И, как будто подслушав его мысли, Гвоздикова, понизив голос, спросила:
   – А вы, Василь Макарыч, откуда про этот труп знаете? Ребята, что ли, трепанули?
   – Ну, да… гм… ребята… – пробурчал он уклончиво, думая, как выкрутиться.
   Однако что-то в голосе Гвоздиковой показалось ему странным. Дарья как будто давилась от смеха. Не говорят так про убийство, даже когда много лет в милиции отработают, а Гвоздикова еще молодая, не успела закостенеть…
   – Да… ребята… – повторил он, стараясь потянуть время.
   И тут Дарья прыснула:
   – И мне Димка Пастушков натрепал, практикант… надо же, какая история… ну, вы-то никому не расскажете?
   – Могила!.. – хрипло проговорил Василий Макарович.
 
   – Это мы еще поглядим! – бормотала Нинель Леонидовна, размешивая в красном пластмассовом ведре недорогое, резко пахнущее моющее средство. – Это мы еще разберемся, кто кого перекукует! У, стерва худосочная!
   Клиентка фитнес-клуба, крупная дородная дама средних лет, испуганно взглянула на уборщицу и выскочила из туалета, недомыв руки и недолюбовавшись своим отражением.
   Впрочем, как нетрудно догадаться, слова Нинели Леонидовны относились вовсе не к этой клиентке. Относились они к ее собственной невестке Светлане, к жене ее единственного и горячо любимого сына Володечки.
   Светлана была хрупкая, тонкая, полупрозрачная особа с нежным цветом лица, голубыми кукольными глазами и длинными светлыми волосами того удивительного оттенка, который обычно называют платиновым. Впрочем, трогательная беззащитная внешность была обманчивой: Светлана работала стоматологом, и коллеги обращались к ней в тех случаях, когда требовалась недюжинная сила и поистине мужская решимость. Твердой, недрогнувшей рукой Светлана без колебаний удаляла самые сложные, проблемные зубы.
   Столь же обманчивым было в ней все. Так, волосы Светлана красила, от природы она была брюнеткой.
   Но Нинель Леонидовна ненавидела невестку не за ее профессиональные достоинства и даже не за обманчивость внешности. Она не сомневалась, что Светлана направо и налево изменяет дорогому сыночку. Изменяет с коллегами-стоматологами, изменяет с зубным техником Рубидисом, изменяет с клиентами, обладателями запущенного кариеса и пародонтоза, изменяет с бывшими одноклассниками и даже с совершенно случайными знакомыми.
   Не раз свекровь чуть не заставала подлую невестку на месте преступления. Она нарочно пораньше возвращалась из фитнес-клуба, где работала уборщицей, и отчетливо чувствовала в квартире признаки недавнего присутствия постороннего мужчины. Наверняка хитрая Светлана вывела очередного любовника из квартиры за пять минут до прихода свекрови… один раз Нинель Леонидовна даже нашла на кухне окурок «Мальборо» и хотела предъявить его своему доверчивому, наивному сыну – но окурок непостижимым образом исчез, а Светлана в ответ на обвинения только сделала страдальческие глаза и тяжело вздохнула – мол, каких только напрасных оскорблений ей не приходится терпеть ради мира в семье!
   И сын, этот глупый, доверчивый человек, всегда вставал на сторону жены! Он пытался убедить Нинель Леонидовну, что у нее галлюцинации, и даже предлагал ей обратиться к невропатологу…
   Известное дело – ночная кукушка дневную перекукует!
   – Ну, ничего, – повторила уборщица, протирая шваброй кафельный пол перед входом в раздевалку. – Мы еще посмотрим… он еще поймет, что мать у него одна, добра ему желает…
   Нинель Леонидовна открыла дверь, поставила ведро на пол, окунула в него швабру и продолжила свою работу. Она широким круговым движением прошлась по полу раздевалки, обогнула скамейку…
   На кафеле темнело какое-то огромное, подсыхающее пятно.
   – Да что же они тут разлили! – раздраженно пробормотала уборщица. – Вино, что ли? Насвинячат, а мне убирать… да за такие гроши…
   Она потянулась шваброй к отвратительному пятну… и попятилась в ужасе: прямо перед ней на полу лежала мертвая женщина.
   И то пятно, которое она посчитала разлитым портвейном, была кровь, растекшаяся вокруг ее разбитой головы.
   В первый момент уборщице показалось, что перед ней ненавистная невестка Светлана. Но уже через секунду она поняла, что выдает желаемое за действительное: у мертвой волосы, хотя и светлые, были совершенно другого оттенка и заметно короче, да и сложение не такое хрупкое, как у Светланы. Кроме того, она была постарше.
   Впрочем, все эти соображения промелькнули лишь в глубине сознания несчастной Нинели Леонидовны. Она завопила диким голосом и стремглав вылетела из раздевалки, взбежала по лестнице с резвостью, невероятной для женщины ее возраста, пронеслась по коридору, чуть не сбив с ног тренера по аэробике, и остановилась только перед стойкой регистрации.
   – Там!.. – выкрикнула она, округлив глаза и разинув рот, как выброшенная на берег рыба. – Там!..
   – Нинель Леонидовна, дорогая, что с вами? – всполошилась девушка-администратор за стойкой. – Вам плохо?
   – Мне?! – воскликнула уборщица, сложив руки. – Мне-то ничего, а вот ей…
   – Да кому ей? – безуспешно допытывалась девушка. – Что случилось-то?
   Нинель Леонидовна взяла себя в руки и вполне отчетливо произнесла:
   – В раздевалке перед бассейном женщину убили!
   – Как?! – администратор схватилась за лицо, ее разноцветные волосы встали дыбом. – Как – убили? Что значит – убили?
   – Убили – значит, убили! Насмерть! Голову разбили! – прошептала уборщица, придвинувшись к собеседнице. – Кровищей всю раздевалку залили!
   – Не может быть! – девушка последовательно покраснела, побледнела и снова покраснела. – У нас, в «Диане» – убийство? Не может быть!
   – Не может?! – голос Нинели Леонидовны окреп. Ей снова не верили! Ну, на этот раз она им докажет!
   – Не может быть? – повторила она. – Ну, пойдем, сама увидишь! Кровищей все залито…
   – Не надо… – администратор снова побледнела и попятилась. – Я вам верю… что же делать?
   – Милицию вызывать! – строго и авторитетно проговорила уборщица.
   И девушка-администратор нарушила главную и самую строгую заповедь, которую ей неоднократно вдалбливала хозяйка «Дианы» Римма Федоровна.
   Римма Федоровна повторяла раз за разом, чтобы в случае любого непредвиденного происшествия, так называемого форс-мажора, администратор и остальные служащие вызывали не милицию, не МЧС и даже не пожарную команду, а ее саму, хозяйку.
   – Я вам и МЧС, и пожарные, – вдалбливала подчиненным Римма Федоровна. – Сперва звоните мне, а я уж сама решаю, что делать!..
   Но сейчас под влиянием испуга девушка с разноцветными волосами забыла все эти наставления и позвонила по телефону ноль два.
   – Милиция, – почти сразу отозвался строгий женский голос.
   – Приезжайте! – пискнула администратор. – У нас человека убили… женщину!
   – Где это – у вас?
   – В центре красоты «Диана»… – И девушка продиктовала адрес.
   Как ни странно, милиция приехала очень быстро, минут через десять трое мрачных мужчин ввалились в золотисто-розовый холл. Тот сразу стал тесным и гораздо менее гламурным.
   – Где тут у вас труп? – осведомился старший. – Кто обнаружил?
   – Вот… вот она! – и администратор дрожащим пальцем указала на Нинель Леонидовну.
   – Показывайте!
   Нинель Леонидовна, преисполнившись чувством собственной значимости, повела милиционеров по коридору, по лестнице. Однако перед роковой дверью раздевалки она остановилась. Сердце ее снова забилось от страха, руки задрожали.
   – Вы… вы откройте сами!.. – робко обратилась она к мрачному милиционеру. – Она там… на полу…
   – Нет проблем, – милиционер распахнул дверь, вошел внутрь, вслед за ним втянулись его молчаливые коллеги.
   Несколько секунд из раздевалки не доносилось ни звука, и Нинель Леонидовна, в душе которой страх боролся с любопытством, не выдержала и тоже вошла внутрь.
   Милиционеры стояли живописной группой и смотрели на нее. Причем выражения лиц у них были очень странные.
   Собственно, очень странным было уже то, что они смотрели на нее, пожилую скромную уборщицу, а не на мертвую женщину, из-за которой приехали.
   – Ну, и как это понимать? – спросил наконец старший.
   Затем он повернулся к одному из своих спутников и спросил:
   – Кривошеев, сегодня какой день?
   – Понедельник, – ответил тот, не задумываясь. – Судя по тому, как башка трещит.
   – Нет, какое число и какой месяц?
   – Десятое декабря, до получки еще три дня…
   – Значит, точно не первое апреля. А вот женщина нас решила разыграть. Вы, женщина, странно так шутите.
   – Я?! – удивилась Нинель Леонидовна.
   – А кто – Пушкин? Где же ваш труп?
   – Как – где? – Нинель шагнула вперед и показала на пол за скамейкой. – Вот… здесь…
   – Кривошеев, ты видишь труп? – строго осведомился старший группы.
   – Нет, – дисциплинированный Кривошеев замотал головой и поморщился от боли.
   – А ты, Пастушков, видишь? – старший повернулся к третьему, молоденькому пареньку с девичьим румянцем во всю щеку.
   – Никак нет, – смущенно отозвался тот.
   – Вот видите – мы с Кривошеевым не видим никакого трупа, Пастушков практикант, у него глаза молодые, и организм не измучен тяжелыми трудовыми буднями и еще более тяжелыми праздниками, но он тоже не видит!..
   Нинель Леонидовна и сама не видела никакого трупа. Там, где двадцать минут назад лежала мертвая женщина, сейчас было совершенно пусто. Больше того – кафельный пол совершенно чист, на нем нет следов крови…
   – Не может быть! – прошелестела Нинель Леонидовна, прислонившись к стене. – Он был, был… то есть она… и кровь… здесь все было забрызгано кровью, как… как на мясокомбинате!
   – Ничем не могу вам помочь! Мы не видим ни трупа, ни крови. Так что в следующий раз, когда захотите пошутить, вызывайте лучше МЧС. Они вроде посвободнее, и с юмором у них получше, а у нас и без ваших шуток дел хватает…
   – Но я… но она… – бормотала уборщица, переводя взгляд с милиционеров на пол и обратно. Но ее уже никто не слушал.
   Зато в дверях раздевалки появилась хозяйка центра Римма Федоровна. Она смотрела на Нинель Леонидовну многообещающим взглядом. Губы ее, и так всегда неприязненно поджатые, вытянулись и вовсе в узкую малиновую ниточку.