Наталья Александрова. Смерть под псевдонимом

   Перед входом было припарковано множество машин, от потертых «Жигулей» до роскошных «Лексусов» и «Мерседесов», имелся даже один золотистый «Бентли».
   «Как, однако, тянется народ к современному искусству!» – подумала Надежда, оглядев эту выставку автопрома.
   Она подошла к дверям музея и хотела было войти, но неожиданно у нее на пути возник молодой человек в черном костюме, с непроницаемым лицом, и строго осведомился:
   – Вы приглашены?
   – Приглашена? – удивленно переспросила Надежда. – А что – сюда нужно какое-то специальное приглашение? А просто купить билет и войти нельзя?
   – Сегодня нельзя, – холодно ответил привратник. – Сегодня у нас закрытое мероприятие, вернисаж для узкого круга, вход только по приглашениям.
   – Ну надо же! – разочарованно протянула Надежда. – Выходит, я зря тащилась сюда через весь город?
   – Выходит, зря.
   – Ну вот, хотела приобщиться к современному искусству, и ничего из этого не вышло…
   Молодой человек ее уже не слушал: он повернулся к толстому бородачу в старомодной замшевой куртке, на локте которого висела юная блондинка, по виду – продвинутая старшеклассница.
   – Здравствуйте, Никтаполеон Строфокамилович! – с почтением проговорил привратник и распахнул двери перед бородачом.
   – А ему, значит, можно без приглашения? – проговорила Надежда обиженным голосом.
   – Вы что, не знаете, кто это? – привратник взглянул на нее с плохо скрытым неодобрением.
   Вдруг за спиной Надежды раздался удивительно знакомый голос:
   – Надька, и ты сюда приехала? Вот молодец!
   Надежда удивленно обернулась и увидела своего старого знакомого Игоря Боровикова. Игорь был художник, и довольно известный, а в последнее время стал очень модным. Они знакомы были ужас сколько лет. Раньше дружили, до тех пор, пока его жена Галка, по его же собственному выражению, не сошла с катушек и не возомнила себя светской дамой. Она стала проводить время на тусовках и общаться исключительно с нужными людьми. Надежда к этому кругу не относилась. Но на Игоря она не обижалась, он был хороший человек, талантливый художник, и Галкины выверты очень не одобрял.
   В данный момент встреча с ним была очень кстати.
   – Да вот, приехала, – проговорила Надежда жалобно. – А молодой человек меня не пускает, требует какое-то приглашение… – она покосилась на строгого привратника.
   – Игорь Александрович, я же не знал, что дама с вами! – виновато забубнил тот.
   – То-то, не знал! – Игорь строго насупился. – А теперь знаешь! – он сделал руку калачиком, Надежда поспешно вцепилась в его локоть и гордо проследовала мимо посрамленного стража.
   – А я тут, представляешь, первый раз! – щебетала она, с интересом оглядываясь по сторонам. – Услышала по радио об этом музее и решила посмотреть… знаешь ведь, как говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…
   Не успев договорить эту фразу, Надежда растерянно замолчала. Потому что она увидела посреди холла, в который вошли они с Игорем, огромный унитаз. Самый настоящий унитаз, только раз в десять больше обычного, рассчитанный на какого-то великана.
   – Что это?! – испуганно проговорила она, вцепившись в локоть Игоря.
   – Это, Надя, памятник самому важному произведению современного искусства! – важно ответил ей Игорь. – Французский художник-авангардист Морис Дюшан в тысяча девятьсот семнадцатом году выставил в одном из парижских залов такой унитаз, и с этого все и началось! Ведущие искусствоведы нашего времени признали именно унитаз Дюшана самым значительным произведением современного искусства!
   – Да? – робко произнесла Надежда, искоса поглядывая на унитаз. – А я думала, Пикассо…
   – Ну, искусствоведам виднее! – тут Игорь выпустил Надежду и бросился навстречу толстому бородачу. – Ника! Ты тоже здесь? Из Барселоны давно вернулся?
   Надежда не слишком расстроилась, потеряв своего спутника: теперь у нее были развязаны руки, и она могла осмотреть музей.
   Она, как уже сказано, находилась в холле первого этажа, в центре которого возвышался огромный унитаз, а в стороны от него расходились двери залов. В простенках между этими дверями были выведены золотыми буквами изречения деятелей культуры.
   «Жизнь коротка, искусство вечно», – прочитала Надежда первое изречение, под которым стояла подпись Гиппократа.
   С этим изречением Надежда согласилась, удивившись только тому, что автором его был не художник или композитор, а знаменитый врач древности.
   На другой стене она увидела совершенно другое высказывание:
   «Искусство – ничто, творчество – все! З. Адорно».
   Кто такой З. Адорно, Надежда не знала, но фраза показалась ей сомнительной.
   Но еще больше удивило ее третье изречение:
   «Творчество – значить, туфта, главное, чтобы в душе все кипело, как в чайнике».
   Под этой фразой стояла подпись «Н. Собакин». Почему-то Надежда подумала, что это тот самый бородатый толстяк, с которым сейчас увлеченно разговаривал Игорь. Она удивилась тому, что такое сомнительное и малограмотное высказывание выполнено золотыми буквами на полированном мраморе стен, но решила, что ничего не понимает в современном искусстве, и сунулась в дверь, рядом с которой красовалось изречение Собакина.
   За этой дверью оказалось просторное, но очень плохо убранное помещение. Пол в этом помещении был покрыт слоем мусора. Здесь валялись использованные трамвайные билеты, окурки, конфетные фантики, обертки от мороженого и прочие неаппетитные следы человеческой деятельности.
   – Безобразие! – проговорила Надежда Николаевна в пространство. – Приличное место, музей, а прибрать не могут! Главное ведь, назначили вернисаж и совершенно не подготовились! Тоже мне, музей, храм культуры!
   Она наклонилась, чтобы подобрать какую-то засаленную бумажку, в которую, должно быть, заворачивали жареный пирожок… но тут на нее с визгом налетела рыжеволосая особа средних лет в зеленом форменном пиджаке.
   – Женщина! – воскликнула эта особа, оттащив Надежду от груды мусора. – Вы что же это устраиваете? Вы на что подняли руку?
   – Руку? – Надежда растерянно уставилась на свою руку. – Да я хотела тут мусор прибрать, раз уж у вас руки не дошли! Вы меня поблагодарить должны…
   – Мусор?!! – завизжала рыжеволосая особа на грани истерики. – Это выдающееся произведение искусства! Это композиция Никтополиона Собакина под названием «Когда б вы знали, из какого сора…»! Мастер трудился над ней несколько месяцев, эта композиция – одно из главных сокровищ нашей коллекции, гвоздь сегодняшнего вернисажа, а вы кощунственно подняли на нее руку! Страшно подумать, что случилось бы, если бы я не успела вас остановить!
   – Думаю, что ничего не случилось бы и сам Собакин не заметил бы никаких перемен! – пробормотала Надежда Николаевна и поскорее покинула злополучную комнату, пока ей не предъявили еще какое-нибудь обвинение.
   После контакта с неаппетитной композицией ей захотелось вымыть руки. В дальнем конце холла она заметила дверь с женским силуэтом и направилась к ней.
   За этой дверью все сверкало хромом и кафелем и, к счастью, не было никаких произведений актуального искусства. Надежда привела себя в порядок и хотела вернуться в зал, но в это время дверь открылась и в дамскую комнату ворвались две женщины. Трудно было представить двух более разных представительниц прекрасного пола. Одна из них была под два метра ростом, с широкими плечами спортсменки и коротко стриженными бесцветными волосами, вторая – на две головы ниже, тощая, как скелет, с курчавыми черными волосами, напоминающими героиню недавнего прошлого Анджелу Дэвис.
   Две эти столь разные особы влетели в туалет, сцепившись, как два разодравшихся мартовских кота. Правда, маленькая брюнетка была более шустрой, и пока рослая дама безуспешно пыталась причинить урон ее густой шевелюре, она успела нанести ей несколько чувствительных ударов в разные части тела.
   – Будешь знать, стерва, как отбивать у меня мужиков! – визжала брюнетка, молотя соперницу маленькими твердыми кулачками. – Будешь знать!
   – Да нужен мне был твой Сорокопятов! – отругивалась гренадерша. – Он сам ко мне липнет, как муха на мед!
   – Тоже мне, сладкая ты наша! – выкрикнула брюнетка и пнула соперницу под колено.
   – Девушки, успокойтесь! – попыталась Надежда призвать их к порядку. – Мы, женщины, должны…
   – А ты вообще отвянь, бабуля! – огрызнулась брюнетка. – Твое мнение тут никого не интересует!
   Она отвлеклась на долю секунды, и рослая соперница, воспользовавшись этим промахом, умудрилась вырвать у нее клок волос.
   – Ах, так! – брюнетка позеленела, вцепилась в юбку гренадерши, дернула…
   И случилось страшное: юбка разорвалась или расстегнулась и осталась в руках торжествующей брюнетки. Та радостно подняла юбку над головой, как знамя разбитого противника, и с победным криком бросилась к двери туалета.
   – Отдай! – закричала блондинка и бросилась было в погоню… но перед дверью остановилась, как будто налетела на стену: она осознала, что осталась в сиреневой кофточке и в розовых трусиках в мелкий бордовый горошек. Появиться в таком пикантном виде в зале, полном известных художников и представителей прессы, – это не смерти подобно, это гораздо хуже смерти.
   Она опустила руки, развернулась и зарыдала. Слезы лились обильно, как вода с потолка от соседей-алкоголиков.
   Надежда Николаевна всегда отличалась способностью принимать близко к сердцу чужое горе. Даже горе совершенно незнакомых людей. Кроме того, внимательно приглядевшись к полураздетой блондинке, она поняла, что где-то уже ее видела, то есть ее нельзя считать совершенно незнакомой.
   – Ну, не переживай так! – попыталась она утешить блондинку. – Ты жива, здорова, а все остальное как-нибудь наладится…
   – Да, вам легко говорить! – прорыдала несчастная блондинка. – Вы вон в костюме, хоть и плохоньком, а я без ю-убки! – и она снова залилась слезами.
   – Ну почему плохоньком? – обиделась Надежда. – Хороший костюм, немецкий… почти новый…
   Блондинка, однако, не слушала ее, она рыдала.
   – Подожди, что-нибудь придумаем… – пробормотала Надежда, хотя ее несколько задело то, как эта блондинка высказалась о ее любимом костюмчике.
   – Что тут можно приду-умать… – рыдала блондинка. – Повеситься, и то не на чем… разве что утопиться… – и она выразительно посмотрела на унитаз.
   – Ну, это уж ты чересчур… да и не влезешь ты в него, рост велик. Вот твоя соперница бы вошла… – при этом блондинка, осознав, что зловредная брюнетка где-то там, в зале, охмуряет предмет их спора, какого-то Сорокопятова, зарыдала еще сильнее.
   – Да не реви ты! – Надежда Николаевна огляделась по сторонам, не нашла ничего подходящего и, пробормотав «Подожди немножко», выскользнула из туалета.
   Выскочив в зал, Надежда огляделась по сторонам.
   За время ее отсутствия зал наполнился гостями. Тут и там клубились группы модных художников со спутницами и столь же модных искусствоведов, между ними шныряли акулы пера, надеясь подслушать или подглядеть какую-нибудь сенсационную новость.
   Отличить эти три группы посетителей не составляло труда даже такому дилетанту, как Надежда Николаевна: художники были одеты нарочито просто, в какие-нибудь живописные свитера и кофты ирландской ручной вязки, искусствоведы – гораздо аккуратнее и скучнее, в основном они щеголяли в костюмах и пиджаках, вышедших из моды лет десять назад, журналисты же, а особенно журналистки, красовались в обновках, купленных в Милане на последней Неделе высокой моды (разумеется, не в бутиках знаменитых дизайнеров, а в маленьких окраинных лавочках, где за гроши можно приобрести копии дизайнерских нарядов, почти неотличимые от оригинала).
   Среди всей этой разношерстной публики с невозмутимым видом прохаживались официантки с подносами, на которых стояли бокалы шампанского и других напитков. Официантки были все как одна чернокожие, и одеты они были, как когда-то одевались их предки на своей исторической родине, – в коротенькие юбочки из пальмовых листьев и в цветочные гирлянды.
   Надежда протискивалась среди этой разношерстной публики, мучительно раздумывая, где раздобыть юбку для несчастной блондинки, оплакивающей свою участь в туалете. Проблема осложнялась еще тем, что блондинка была высокого роста и крупного телосложения, так что ей подошла бы далеко не всякая юбка…
   Внезапно раздумья Надежды Николаевны были прерваны громким окликом:
   – Надюха, ты куда пропала?
   Она вздрогнула от неожиданности, обернулась и увидела Игоря, который пробирался к ней, держа в каждой руке по бокалу.
   – Ты куда пропала? – повторил он, протягивая один из бокалов Надежде. – А я тебя всюду ищу… понимаешь, хотел тебя познакомить с одним интересным человеком. Представляешь, он работает в необычной области, и когда я ему рассказал про твои детективные способности, очень заинтересовался…
   – Ну уж ты скажешь! – смутилась Надежда. – Какие там способности! Так, инженерская привычка сводить концы с концами… И вообще, Игорь, мы же договорились, что ты не будешь об этом болтать! – она нахмурила брови. – Дойдет до мужа, и мне будет очень плохо!
   – Пойдем, я тебя с ним познакомлю, вам будет о чем поговорить, – не сдавался Игорь и уже потащил Надежду в другой конец зала.
   Надежда ни с кем не собиралась знакомиться, кроме того, она помнила, что в туалете ее дожидается несчастная жертва ревности, и беспокоилась, как бы та от отчаяния не совершила чего-нибудь непоправимого. Она пыталась выдумать какой-нибудь благовидный повод, чтобы отделаться от Игоря, но тут он сам внезапно отпустил ее.
   Дело в том, что навстречу ему шел высоченный детина, до самых глаз заросший черной бородой. Даже на фоне здешней колоритной публики он выглядел необычно: вместо пиджака или свитера на нем была надета рубаха из грубо выделанной оленьей кожи, расшитая бисером и украшенная ожерельем из волчьих зубов.
   – Здорово, Игореша! – завопил этот детина и обнял Игоря, едва не задушив его.
   – Здорово, Геша! – в тон ему отозвался полузадушенный Игорь. – Отлично выглядишь! А я думал, что ты все еще у папуасов…
   – Да я от папуасов, Игореша, еще весной уехал, что там у них делать, скука смертная! С тех пор, Игореша, я был у эскимосов! Вот где виды, вот где экзотика! Вот где пейзажи потрясающие! Привез восемьсот работ, скоро выставку открою…
   Игорь явно забыл про свою спутницу. Надежда Николаевна воспользовалась удачным моментом, юркнула в толпу и ускользнула в другой конец зала.
   Тут она увидела нечто, крайне ее заинтересовавшее.
   Это было окно, точнее, закрывавшая это окно занавеска из плотного темно-зеленого шелка.
   Занавеска была достаточно длинная и широкая, так что из нее вполне можно было соорудить не только юбку, но даже вечернее платье для несчастной блондинки. Нужно было только незаметно снять ее с окна и пронести в туалет.
   Надежда огляделась по сторонам, убедилась, что на нее никто не смотрит и, встав на цыпочки, дотянулась до верхнего края занавески. То есть почти дотянулась – ей не хватило для этого каких-нибудь десяти сантиметров.
   Она завертела головой, выискивая что-нибудь, на что можно встать, чтобы скомпенсировать недостающие сантиметры. Тут ей на глаза попалась обычная урна для мусора, такая, какие раньше стояли на каждом углу. Правда, Надежду немного смутило, что эта урна стоит в выставочном зале, на самом видном месте, но она отнесла это на счет общего беспорядка и взялась за урну, с немалым трудом подтащила ее к окну и уже попыталась на нее вскарабкаться…
   И тут на нее с криком обрушилась уже знакомая рыжеволосая особа в зеленом пиджаке.
   – Я за вами давно наблюдаю! – кричала она, оттаскивая Надежду от урны. – Вы сюда нарочно пробрались, чтобы нанести урон нашим бесценным экспонатам!
   – Это что – тоже экспонат? – растерянно проговорила Надежда, разглядывая урну.
   – Разумеется! – верещала рыжеволосая, выпучив глаза. – Это произведение Автандила Ломакина «Что наша жизнь…»! Выдающийся образец актуального искусства, а вы на нее подняли руку… точнее, ногу!
   – Да кто же ее знал, что она образец! – покаянно пробормотала Надежда. – У вас тут шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какую-нибудь композицию!
   Рыжеволосая особа раздумывала, как поступить с нарушительницей порядка, но тут ее окликнул кто-то из коллег, сообщив, что двое журналистов с подозрительными целями проникли в зал, где расположена мусорная композиция Собакина.
   Рыжеволосая ахнула и умчалась, мгновенно забыв про Надежду.
   Однако в сложившихся обстоятельствах снять с окна занавеску было затруднительно, потому что поблизости ошивался кто-то из служителей, подозрительно поглядывая на Надежду.
   Надежда мысленно показала ему язык и двинулась сквозь толпу, раздумывая, чем еще можно заменить юбку.
   Навстречу ей попалась чернокожая официантка с подносом. Надежда машинально взяла с подноса бокал и оглядела стройную фигуру официантки, едва прикрытую юбочкой из пальмовых листьев.
   И тут у нее в голове словно молния сверкнула.
   Вдоль стен зала тут и там были расставлены пальмы в кадках. Уж они-то явно не являлись произведениями искусства и экспонатами музея, а были обычными комнатными растениями.
   И их листья вполне подходили для того, чтобы соорудить из них африканскую юбочку. Причем любого размера – размер зависит только от того, сколько листьев пойдет на юбку.
   Надежда выбрала развесистую пальму, которая стояла рядом с дверью туалета, и пробралась к ней как можно ближе.
   Оказавшись рядом с пальмой, она принялась методично обрывать ее листья, выбирая те, которые уже начали вянуть.
   Ее деятельность и на этот раз не осталась незамеченной. К ней подошел мужчина в таком же, как на рыжеволосой служительнице, зеленом пиджаке, и осведомился:
   – А что это вы тут делаете?
   Надежда придала себе уверенный вид человека, занятого общественно полезным трудом, и спокойно ответила:
   – Провожу профилактическое ощипывание!
   – Что? – удивленно переспросил служитель.
   – Вы видите, что некоторые листья уже начали вянуть? Это из-за недостатка солнечного света. Если их своевременно не ощипать, процесс увядания перекинется на здоровые листья, и вы глазом не успеете моргнуть, как вся пальма завянет! Вы этого хотите?
   – Я? Да нет, не хочу… – неуверенно пробормотал мужчина.
   – А если не хотите, так не мешайте мне работать!
   – Так вы что – из «Райского сада»? – спросил служитель, понемногу сдавая позиции.
   – Да, из сада! – ответила Надежда Николаевна, с остервенением отрывая от пальмы очередной лист.
   – А что – нельзя было провести это самое… пощипывание в другое время, когда у нас нет мероприятия?
   – Меня послали – я работаю! И работаю исключительно в свое рабочее время! А если вам не нравится – обращайтесь к моему начальству!
   Мужчина в зеленом махнул рукой и удалился, решив не связываться с настойчивой цветоводшей.
   Надежда оторвала еще пару листьев, решила, что ее добычи хватит на целое африканское племя, и скрылась с листьями за дверью туалета.
   Здесь она увидела несчастную блондинку, которая рыдала, обхватив унитаз.
   – Эй, кончай лить слезы! – окликнула ее Надежда.
   – Оставьте меня в покое! – отмахнулась блондинка. – Дайте спокойно умереть!
   – Смерть отменяется! – перебила ее Надежда. – Прибыла «скорая помощь»!
   Блондинка еще раз всхлипнула, замолчала и оглянулась. Увидев Надежду, она проговорила:
   – А, это вы… а я уж думала, что вы не вернетесь! Думала, вы это просто так сказали…
   – Я никогда слов на ветер не бросаю! Раз обещала вернуться – непременно вернусь… и вот, принесла тебе материал на юбку.
   – Где? – девица уставилась на пальмовые листья и удивленно заморгала. – Это еще что за дрянь?
   – Это не дрянь, а отличный, экологически чистый материал! Тысячи лет назад наши предки носили только это!
   – Но я-то не питекантроп… не питекантропка!
   – Ну и что? Вон, видела, в зале официантки ходят – очень даже неплохо смотрятся!
   – Но я и не официантка… – пробормотала девица без прежней убежденности.
   – Ну ты даешь! – возмутилась Надежда. – Только что хотела утопиться в унитазе, а когда тебе предлагают реальный выход – тебя, видите ли, фасон не устраивает! Да я тебе говорю – завтра такие юбки войдут в моду! Ты будешь первооткрывательницей нового стиля!
   – Вы думаете? – Блондинка задумчиво наморщила лоб, приложила к себе листья и встала перед зеркалом. – А что, пожалуй, в этом что-то есть… если вот здесь сделать покороче… только как это закрепить?
   – Я тебе помогу…
   Надежда Николаевна всегда носила при себе несколько булавок – так, на всякий случай. И теперь эти булавки очень пригодились, чтобы закрепить конструкцию из пальмовых листьев на талии блондинки.
   Надежда помогала сооружать юбку и в то же время приглядывалась к девице.
   – Слушай, – сказала она после длительного раздумья. – Где я тебя могла раньше видеть? Что-то мне твое лицо удивительно знакомо!
   – Где? – переспросила девица. – Да где угодно! Я же ведь журналистка, освещаю все культурные мероприятия в городе. Лиля Путова – слышали мою фамилию?
   – Лилипутова? – переспросила Надежда.
   Она с любопытством оглядела рослую журналистку – уж на кого-кого, а на лилипутку она никак не походила.
   – Да не Лилипутова, а Путова! – поправила та. – А зовут меня Лиля! Лиля Путова!
   И тут Надежда вспомнила, где она ее видела.
   Просматривая в Интернете материалы о вручении литературной премии «Бестселлер года», она заметила на заднем плане нескольких фотографий коротко стриженную блондинку богатырского роста. А одна из корреспонденций была подписана «Л. Путова».
   – Так это, выходит, я тебя видела на «Бестселлере года»! – обрадовалась Надежда.
   – Ну, допустим, была я там, – кивнула Лиля, оглядывая себя в зеркале. – А что, вроде ничего получилось!
   – Очень даже неплохо, – подтвердила Надежда.
   – Ой, – спохватилась Лиля. – Спасибо вам, вы меня так выручили, а я вместо благодарности устроила тут сцену…
   – Да ничего, ничего, – отмахнулась Надежда. – Кстати, ты меня вполне можешь отблагодарить. Если захочешь, конечно.
   – Все, что угодно! – обрадовалась Лиля. – Только денег у меня негусто…
   – Да не нужны мне деньги! – отмахнулась Надежда. – Мне нужна информация!
   – Так вы что – тоже журналистка? – насторожилась девица.
   – Да нет, не волнуйся, я совсем по другому делу. – Надежда Николаевна начала на ходу выдумывать правдоподобную легенду. – Понимаешь, я в небольшом издательстве работаю, «Норд-Вест» называется, и нас очень интересует писатель Кондратьев…
   – Кондратьев? – глаза Лили загорелись, как у кошки. – Ну, Кондратьев всех интересует! Только про него никто ничего не знает… то есть не знал. Он ведь умер недавно.
   – Вот-вот! А к нам в издательство пришла по электронной почте рукопись романа, подписана – Алексей Кондратьев. Мы попытались с ним связаться, а электронная почта не отвечает. Потом уже узнали, что он умер. Так вот, мне начальник велел выяснить, кто его наследник, кто правообладатель, как вообще узнать, его ли это роман… в общем, все, что удастся.
   – Глухой номер! – вздохнула Лиля. – Мне тоже начальница, главный редактор моей газеты, велела все про него выяснить, когда стало известно, что он получит премию «Бестселлер года». Ну, я землю носом рыла – никто ничего про Кондратьева не знает! Пришла на вручение премии, взяла с собой фотографа, думала, хоть там его смогу перехватить, так что ты думаешь? Он даже на церемонию не пришел! Прислал вместо себя свою секретаршу…
   – Да что ты говоришь? – Надежда изобразила изумление, хотя уже знала об этой истории из Интернета. – Неужели секретаршу?
   – Ну, не знаю, кто она ему – секретарь, или личный помощник, или девочка на побегушках… хоть про нее мне удалось немножко узнать. На той церемонии было большое городское начальство, поэтому впускали исключительно по документам. Я одного человека из службы безопасности охмурила, и он мне все рассказал. Зовут ее Мария Куропаткина, приехала в Петербург несколько лет назад, работала в издательстве, вот как ты, а потом уволилась оттуда и перешла к Кондратьеву. Мы с фотографом за ней проследили, думали, выведет нас на своего шефа. Но она доехала до дома на Московском проспекте…
   – На Московском? – переспросила Надежда.
   – Ну да, Московский проспект, дом сто девять, недалеко от Московских ворот. Она вошла туда, через час вышла и поехала к себе домой. Мы потом сверили, по всему выходит, что Кондратьев живет в этом доме, но только никто из соседей его не видел, и сколько мы возле дома ни караулили – результат нулевой…
   – Ну, это удивительно! – недоверчиво проговорила Надежда. – Он же не человек-невидимка! Должен же он иногда выходить из дома!
   – Ты что, думаешь, я работать не умею? – фыркнула Лиля. – Устроила слежку по всем правилам науки! Три дня плотного наблюдения – и ничего! Правда, узнала по адресу номер телефона, звонила туда, наверное, пятьдесят раз – либо никто не берет трубку, либо отвечает эта самая Куропаткина, и на все вопросы отвечает уклончиво. Я, мол, передам, что вы звонили, и уточню насчет интервью, и потом с вами свяжусь. Завтра или на днях. Резину тянет, в общем.