Наталья Александрова. Табакерка Робеспьера

   – Вы знаете мое имя? – удивленно переспросил депутат.
   Страх немного отпустил его сердце.
   Если этот таинственный незнакомец знает его по имени, он не может быть простым ночным грабителем... Впрочем, он и не похож на простого грабителя!
   – Неужели я похож на простого грабителя? – произнес глухой голос из-под капюшона, словно незнакомец прочитал мысли Робеспьера. – Как ты полагаешь, Жан-Жак?
   Эти слова явно были обращены к черному псу, и тот сердито зарычал, как бы отвечая на слова хозяина.
   – Жан-Жак считает, что я ничуть не похож на вора!
   – Я тоже считаю, что не похожи! – подхватил Робеспьер, мучительно стыдясь собственного дрожащего голоса, собственного страха, собственного унижения.
   – А если так – отчего же ты так испуган? – не унимался незнакомец.
   – Что вы, я ничуть не испуган! – возразил Робеспьер. – Однако позвольте поинтересоваться, месье, что вам угодно? Вы хотите о чем-то меня спросить?
   – Тебя? Спросить? – Незнакомец, казалось, был удивлен. – Обычно мне задают вопросы, и иногда я на них отвечаю... Нет, Максимилиан, я хочу предложить тебе помощь.
   – Помощь?! – Робеспьер совершенно растерялся. – Какого рода помощь вы имеете в виду? Если денежную, то я ни в чем не нуждаюсь...
   – Да-да, я знаю... – В голосе незнакомца прозвучала откровенная скука. – Я знаю, что твои потребности очень скромны. Тесная комната, узкая одинокая постель, кусок хлеба, бокал скверного вина – какая скука! Впрочем, я тебя ничуть не осуждаю!
   – Не осуждаете? – Робеспьер невольно разозлился. – Как можно осуждать скромность и добродетель?
   – На этот счет у всех могут быть свои мнения, – незнакомец отмахнулся от его слов, как от жужжания назойливой мухи. – Говорю же, я не имею ничего против твоей скромности. Тем более что у тебя есть качество, которое я очень ценю в людях. Ты любишь справедливость...
   – Что же в этом дурного, месье? – воскликнул Робеспьер. – Справедливость – это высшая добродетель!
   – Справедливость? – незнакомец снова произнес это слово, как будто пробуя его на вкус. – Справедливость, мой друг, – это всего лишь яркая обертка для горькой пилюли, красивая маска, которую надевают на себя зависть и ненависть, когда хотят обмануть простаков! Спросите первого встречного, спросите случайного прохожего, что он считает справедливым, – и всякий ответит вам, что справедливо, когда ему, именно ему, принадлежит все самое лучшее, все самое дорогое и прекрасное, и напротив – несправедливо, когда это принадлежит его соседу, его знакомому. И высшей справедливостью всякий посчитает отнять имущество у соседа и присвоить себе. Но дайте любому босяку, любому нищему санкюлоту богатый дом, красивую одежду, золотую посуду – и он сочтет это весьма справедливым и готов будет убить всякого, кто попытается все это у него отнять. Ибо такова человеческая природа: всякий считает справедливым отнять чужое и присвоить это себе. Не только имущество – справедливо присвоить также чужую жену, чужую славу, чужую честь, чужую доблесть. Если бы это было возможно, – считали бы справедливым присвоить чужую молодость, чужой талант, чужое здоровье, чужую красоту...
   – Я не спорю, месье, – осмелев, перебил Робеспьер незнакомца. – Человеческая природа дурна, ее испортили века нищеты и несправедливости, века унижений и рабства. Да, человеческая природа дурна, но мы должны исправить ее, мы должны сделать человека лучше, но для начала...
   – Для начала, Максимилиан, – перебил его незнакомец, – для начала оглядись по сторонам! Ты не на трибуне, и перед тобой – не депутаты Собрания, так что не надо расточать на меня свое красноречие! Прибереги его для более подходящего случая!
   Робеспьер запнулся и огляделся по сторонам. Вокруг была ночная тьма, тишина ночного города, затаившегося, как хищный зверь, изготовившийся к прыжку. Единственным его слушателем был мрачный незнакомец, лицо которого скрывал черный капюшон. Да еще его огромная собака с горящими глазами, да еще – ухмыляющиеся скелеты над воротами кладбища Невинноубиенных.
   – Не надо расточать на меня красноречие! – повторил незнакомец. – Я и без того знаю все, что ты можешь сказать. Я слышал разговоры о справедливости тысячи раз – и каждый раз за ними следовали реки крови. Тысячи раз я слышал разговоры об улучшении человеческой природы – но все, что удавалось сделать на этом пути, – усовершенствовать способы убийства, придумать новый вид казни. Думаю, что и вы в стремлении усовершенствовать человеческий род придумаете какой-нибудь новый способ убийства!
   – Это не так! – попытался возразить ему Робеспьер. – Человеку свойственно стремление к свободе и справедливости! Изначально человек добр и честен, только дурные условия портят его...
   – Я вижу, ты внимательно слушал того швейцарского философа, Руссо...
   – Да, и я горжусь тем, что беседовал с ним и усвоил его великие мысли!
   – Слышишь, Жан-Жак, он гордится! – насмешливо произнес незнакомец, обращаясь к своему псу. – Это хорошо: гордыня – замечательный грех, самый первый из грехов. Гордыня и стремление к справедливости – это то, что мне нужно! Итак, Максимилиан, ты меня убедил!
   – Убедил? В чем? – Робеспьер удивленно вглядывался в лицо, скрытое капюшоном, но по-прежнему не видел его.
   – Ты убедил меня в том, что достоин моей помощи! Прими же мой дар!
   С этими словами незнакомец протянул руку и вложил в ладонь Робеспьера какой-то небольшой, но довольно-таки тяжелый предмет. Тяжелый и очень холодный.
   – Что это? – Робеспьер поднес подарок незнакомца к глазам.
   В это время в облаках, плотно закрывавших небо над Парижем, возник разрыв, в него выглянула луна, и в ее обманчивом мертвенном свете предмет на ладони Робеспьера засиял тусклым холодным блеском.
   Это была табакерка – довольно простая серебряная табакерка с выгравированными на крышке буквами «M» и «R». Максимилиан Робеспьер... или эти буквы имеют совершенно другое значение?
   Молодой депутат повернулся к таинственному незнакомцу, чтобы поблагодарить его за подарок, но вежливо отказаться – он, Максимилиан Робеспьер, не принимает никаких подарков, ведь под видом подарка ему могут дать взятку...
   Но сказать это ему не удалось, поскольку незнакомец исчез – исчез вместе со своей собакой.
   – Черт знает что... – пробормотал Робеспьер и продолжил свой путь, обдумывая эту странную ночную встречу.
   Впрочем, он не успел уйти далеко.
   Навстречу ему из темноты выскользнули две приземистые тени, заступили дорогу. В тусклом свете луны Робеспьер увидел грязные лохмотья ночных бродяг, их опухшие от пьянства грязные лица. У одного из них не было носа – видно, сказались грехи молодости.
   – Постой, красавчик! – просипел этот безносый. – Куда ты так спешишь?
   – Пропустите меня, граждане! – воскликнул Робеспьер, стараясь не показать свой страх. – Я депутат Национального собрания, защитник прав таких же, как вы, обездоленных!
   – Депутат? – сифилитик мерзко рассмеялся. – Слышишь, Гастон, он депутат! Он защищает наши с тобой права! Гастон, дружище, тебе нужен такой защитник?
   – Никто мне не нужен! – прошипел второй грабитель. – Один защитник у меня уже есть, и мне его довольно! – с этими словами он вытащил из-за пазухи большой заржавленный нож.
   – Пропустите меня, – взмолился Робеспьер. – Вам нечем у меня поживиться! Я так же беден, как вы!
   – Так же беден? – недоверчиво повторил сифилитик. – Но у тебя, красавчик, вполне приличный фрак, а у меня – драные лохмотья! По-моему, это несправедливо!
   Не дожидаясь возражений, он ударил Робеспьера суковатой палкой. Максимилиан упал, попытался встать – но сильные грязные руки уже стаскивали с него фрак, обшаривали его одежду.
   – Э, да у него еще кое-что есть! – просипел безносый. – Погляди-ка, Гастон, кажись, это табакерка! Чистое серебро! Да ты никак богач, красавчик!
   Робеспьер хотел что-то ответить, но грабитель вдруг замолчал. Он шумно дышал, как после быстрого бега, и вдруг совсем другим, тихим и испуганным голосом проговорил:
   – Что это, Гастон? Никак это Его печать! M R, Malignus Rex, Царь Зла, Сатана...
   – Бежим прочь! – крикнул второй. – Бежим, пока ему не пришел на помощь Хозяин!
   Грабители бросили табакерку, как будто это была ядовитая змея, и припустили прочь, стуча по булыжной мостовой деревянными подошвами башмаков.
   Робеспьер поднялся на ноги, удивленно глядя вслед ночным бродягам. Что их так напугало? Что заставило обратиться в бегство? О каком Хозяине они говорили?
   Он наклонился, поднял табакерку, недоуменно оглядел ее. Крышка словно сама собой открылась. Почувствовав запах табака, Робеспьер машинально взял щепотку, поднес к носу...
   Запах был удивительный. Кроме самого табака, в нем чувствовались ароматы каких-то душистых трав и незнакомых экзотических цветов. Должно быть, такие цветы цвели в райском саду, где обитал праотец Адам в те далекие времена, когда он еще не вкусил плода от древа познания добра и зла, когда он еще не знал, что такое справедливость...
   – До свидания! – Вероника осторожно закрыла за собой дверь антикварного магазина.
   Колокольчик снова приветливо дзинькнул, продавец же сделал вид, что не слышит ее слов, и даже не поднял головы от какой-то книги. Вероника еле заметно вздохнула – хоть она и привыкла уже, что люди относятся к ней равнодушно, если не сказать плохо, но все же этот парень мог бы на прощание хоть улыбнуться. Не то чтобы ей это так нужно – парень ей не понравился, он был жуликоватый и скользкий, однако простая вежливость требует...
   Ну да ладно, главное – дело сделано, она купила подарок Михаилу Юрьевичу. Надо надеяться, что табакерка ему понравится и он оценит ее старания.
   Хотя, если быть честной с самой собой, Михаил Юрьевич даже не узнает, что подарок выбирала она. Светка Соколова, как обычно, все возьмет на себя. Всех организует, всех расставит по местам, произнесет приветственную речь, вручит подарок и смачно расцелует их начальника в обе щеки. А они все будут стоять вокруг и глупо улыбаться.
   А Светка еще и стихи какие-нибудь дурацкие сочинит, типа: «Вот тебе старинная табакерка, это наших чувств новая проверка...» Тьфу, какая ерунда лезет в голову!
   Но по части стихов у Светки и правда какой-то заскок.
   Отчего люди думают, что зарифмованное поздравление больше ценится? Светка, во всяком случае, в этом ничуть не сомневается. И как самое важное дело, от которого зависят судьбы человечества, выполняет его всегда сама.
   Оно и к лучшему, хорошо хоть, это на Веронику не повесят.
   «Ты не умеешь отказывать людям! – восклицает в таких случаях мама. – Ты должна научиться говорить «нет»! А ты никак не можешь себя заставить!»
   Это неверно, Вероника вполне способна сказать «нет» в ответ на чью-то просьбу. Беда в том, что люди совершенно не принимают ее отказов. Та же Светка Соколова даже не дает себе труда услышать ее «нет». Она как будто просто Веронику не слышит.
   Ну да ладно, на этот раз все прошло удачно. В конце концов, она хорошо относится к Михаилу Юрьевичу, он и в самом деле талантливый человек, много работает, и как начальник – не вредный. Бывают, конечно, у него внезапные приступы немотивируемой злости, но это оттого, что он всегда занят и очень устает. Он талантливый фотограф, и самое любимое его дело – это художественная фотография. Сам как-то под праздник признался – не Веронике, нет, с ней он и двух слов не скажет, по работе и то не он распоряжения отдает, много чести! А признавался он бухгалтеру, Анне Валерьевне, они давно знакомы – не то учились вместе, не то жили рядом.
   Так вот, выпил тогда малость Михаил Юрьевич да и говорит бухгалтеру: что послал бы, мол, весь этот бизнес куда подальше, потому что больше всего на свете любит он бродить по городу и снимать, что хочет. Или природу фотографировать. Он и правда большой мастер, у него были даже выставки в крупных галереях. И в журналах снимки его печатали.
   Но этим не проживешь, поэтому Михаил Юрьевич владеет большим фотоателье, и сотрудников у него – двенадцать человек. Три выездных фотографа – свадьбы, банкеты, детские праздники, профессиональные фотосессии, портреты, групповые фотографии и еще много всего. Называется ателье «Золотой глаз», по телевизору рекламный ролик недавно крутили.
   Вероника работает в этом ателье администратором – принимает заказы, оформляет квитанции, разбирается с претензиями. Ниже ее по рангу только уборщица, Нинель Васильевна. Потому ее и послали за подарком, так что, если Светка Соколова выскажет ей что-то неодобрительное насчет табакерки, пускай сама в следующий раз подарок покупает.
   Вероника подняла голову, выпрямила спину (не сутулиться!) и пошла к проспекту, там останавливались маршрутки. Точнее, хотела пойти. Потому что тут же почувствовала что-то неладное. Кто-то полз по ее ноге – от щиколотки вверх.
   «О нет! – простонала она мысленно. – Только не это! За что мне такое наказание?!»
   Полз не муравей и не божья коровка (если бы!). Ползла петля. Широченная дорожка. Тут уж ничего не сделаешь, только выбросить колготки. Вероника уже привыкла – такие мелкие неприятности преследовали ее всю жизнь. Колготки рвались пачками, она уже перестала удивляться. Вот и сейчас небось задела ногой что-то где-то в магазине, там такая теснота...
   – Ты как жираф, – сказала ей как-то Светка Соколова, – он и не видит, что у него внизу делается, шея слишком длинная.
   В таком случае полагалось ответить, что у Светки зато шеи нет вообще, голова лежит прямо на плечах, как арбуз на блюде, что, в общем-то, почти соответствовало действительности. Но Вероника замешкалась, никак она не могла сказать человеку прямо в глаза откровенную гадость. Нет, если ее разозлить, она, конечно, может постоять за себя, но вот так, на пустом месте... Короче, она тогда растерялась, и Светка удалилась, оставив за собой последнее слово.
   Вероника была девушкой предусмотрительной и носила в сумочке запасные колготки. Она оглянулась – вот тут, как раз рядом, небольшое кафе. Что ж, очень кстати.
   В помещении кафе было полутемно, так что, войдя со света, Вероника едва нашла стойку. За стойкой скучала худущая блондинка с излишне ярким макияжем – чтобы в полутьме заметно было, догадалась Вероника. На вид девица была на редкость стервозной, такая ни за что просто так в туалет не пропустит.
   – Что хотели? – девица разлепила малиновые губы.
   – Кофе, – сказала Вероника, – простой, черный.
   На вопрос о туалете девица мотнула головой куда-то за свою спину. Так и есть, охраняет почище кавказской овчарки.
   В туалете было грязновато, зеркало с отбитым углом и пятнами на амальгаме, и сушилка, конечно, не работала. Вероника быстро переоделась, причесалась и вымыла руки. Потом скорчила себе рожу, отразившуюся в мутном зеркале, и вышла.
   Кофе был отвратительным, впрочем, иного Вероника и не ждала. Народу в кафе было немного, сюда не кофе ходят пить, это точно. Двое мужчин сидели со стаканами пива, плохо одетая женщина торопливо ела неаппетитный салат. Нужно было попросить чаю, но небось эта, за стойкой, заваривать не умеет, бросит пакетик в чашку, и все... Вероника терпеть не могла пить чай из пакетиков. Ладно, пора идти на работу.
   Вероника положила на стол деньги и вышла.
   Кафе располагалось в том же переулке, что и антикварный магазин, а вывеска была на углу, чтобы с проспекта было видно. Мобильник заиграл знакомую мелодию. Так и есть, это Светка Соколова интересуется, куда это Вероника пропала. Отвечать не хотелось. Вероника сбросила вызов и собралась положить мобильник в карман, но тут откуда ни возьмись выскочил какой-то тип и толкнул ее.
   Мобильник выпал из рук, но Вероника не растерялась. Не вчера родилась, в большом городе живет, знает все уловки и примочки мелкого жулья. Толкнет тебя вроде бы случайно парень, тут же извинится, за плечо придержит, глядь – а сумочки-то и нету! Или же в троллейбусе приличного вида дядечка на плечо навалится – простите, скажет, девушка, водитель, верно, думает, что он не живых людей везет, а дрова. И пока ты ему отвечаешь, напарник его делает свое дело. Опомнишься после двух остановок – сумка разрезана и кошелек тю-тю.
   Или возле ларька книжного женщина заговорит – ах, вы эту книжку читали? И как вам – понравилось? Отвлекает, в общем, разговорами, а после такой душевной беседы тоже глядишь – кошелек пропал. А уж если мальчик лет тринадцати в метро подойдет и вежливо спросит, как ему проехать до нужной станции, – в ту же секунду надо за сумку хвататься: у деток реакция быстрая.
   Мобильник еще не долетел до асфальта, а Вероника уже схватилась за сумку. И одновременно крутанулась на пятках и хорошенько съездила тому типу, что ее толкнул, по шее. Попало ему сверху, потому что тип был маленького роста, как говорят, метр с кепкой.
   – Ах ты, сволочь! – заорала Вероника.
   Тип остановился на секунду и обернулся, на Веронику глянули злобные маленькие глазки.
   – Отвали! – прохрипел он. – Убью...
   И такой ненавистью повеяло от него, что Вероника невольно отшатнулась. Тип отвернулся и бросился бежать, пригибаясь к земле, – как заяц, прижав уши. Вероника подняла мобильник и проверила сумку – вроде бы все на месте. Что ж, может, он и не жулик. Но все равно мерзкий тип. Рыжеватые редкие волосы, лоб с залысинами, сам какой-то мелкий, гадкий...
   Она пошла дальше, к проспекту, миновала припаркованную у тротуара машину. И едва не споткнулась о мужские ноги.
   Человек сидел на тротуаре, прислонясь к машине, и Веронике в первый момент показалось, что это бомж, подставивший лицо первым лучам солнышка.
   Однако ботинки у него на ногах были приличные, Вероника готова была поклясться, что их тщательно чистили еще утром. Взгляд ее переместился по ногам выше, к довольно грязной куртке – ну еще бы, на тротуаре валяется, откуда тут чистоте взяться, – затем остановился на лице. Лицо было спокойное, даже безразличное, и с некоторым опозданием Вероника поняла, что человек этот – без сознания. Дверца машины была открыта, рядом валялись ключи.
   Вероника похолодела, уразумев наконец ситуацию. Человеку плохо, а она посчитала его пьяным бомжом! Может, и правда из-за роста до нее все доходит как до жирафа?
   Она оглянулась по сторонам. В переулке не было ни души. Человек пошевелился и едва слышно застонал.
   – Эй! – Вероника присела на корточки. – Эй, вам плохо?
   «Глупый вопрос, – тут же, сердясь на себя, подумала она. – Станет приличный человек сидеть на грязном асфальте, если ему хорошо? Это как в американских фильмах – все спрашивают человека, которого переехал грузовик: «Ты в порядке?..»
   Она тронула мужчину за руку. Рука была теплой, и это вселяло надежду. Потом она тряхнула его за плечо. Он отозвался более долгим стоном. И даже что-то пробормотал неразборчиво.
   – Ну что же делать? – Вероника беспомощно огляделась. В переулке по-прежнему не было ни души.
   Сбегать в кафе и попросить помощи? Но девица за стойкой вряд ли покинет свое рабочее место. Вызвать «Скорую»? Когда они еще приедут, а до тех пор человек так и будет валяться на асфальте? Полицию? Тогда ее привлекут как свидетеля, и когда она в итоге попадет на работу? Сегодня – вряд ли...
   Вероника отважилась похлопать мужчину по щеке:
   – Ну же, очнитесь! Что случилось?
   Он открыл глаза и посмотрел на нее, не узнавая.
   – Ну, придите в себя, вставайте!
   Человек от ее толчка начал заваливаться на бок, она не удержала его и, взглянув на свои руки, с ужасом поняла, что они в крови.
   Тем временем он оперся о бок машины и наконец поглядел на нее более осмысленно.
   – Воды... – прохрипел он и закрыл глаза.
   Вероника вскочила, готовая бежать за водой в то самое злополучное кафе, но тут – с высоты своего роста – увидела в машине пластиковую бутылку. Хорошо, что дверца открыта! Она поднесла бутылку к его лицу, но, похоже, он снова потерял сознание. Тогда Вероника набрала в рот воды и брызнула мужчине в лицо. С третьего раза ее меры возымели действие – он встряхнулся и открыл глаза окончательно.
   – Вы кто? – спросил мужчина, забирая из ее рук бутылку.
   – Вероника, – честно ответила она.
   – И что же вы тут делаете, Вероника? – Он поднял голову и посмотрел на нее из-под руки, потому что весеннее солнце светило ей в спину.
   Она уловила в его словах легкую насмешку и тут же ощетинилась.
   – Я вообще-то мимо шла, по своим делам. Вижу – вы лежите, как на пляже. Думала, что вам плохо. Но если вам хорошо, то я пойду! У меня своих дел полно...
   Он пошевелился, потрогал затылок и нахмурился, разглядывая окровавленную руку.
   – Надо же, как сильно он меня... А где? – он пошарил вокруг. – Сумка моя где?
   – Не было никакой сумки, – растерялась Вероника, – я не видела.
   – Черт... – протянул мужчина, – вот так номер... Выходит, он ограбить меня хотел...
   – Да кто – он-то? – не выдержала Вероника.
   – Не знаю... – вздохнул мужчина, пытаясь подняться. – Пока я машину открывал, кто-то подбежал сзади, и больше ничего не помню...
   – Выходит, он вас по голове стукнул, – сообразила наконец Вероника. – Вам в больницу надо, это может быть сотрясение. И кровь обязательно надо остановить...
   Он поднялся с ее помощью и огляделся.
   – Точно не было сумки?
   – Так вы, может, на меня думаете?! – вскипела Вероника. – И куда бы я вашу сумку спрятала?
   – Да нет... – Он пошатнулся и оперся на ее предплечье.
   Вероника машинально отметила, что ему сделать это было нетрудно, то есть роста он для мужчины довольно высокого, возможно, что и ее сто восемьдесят два сантиметра перерос. Она умела определить рост человека на глаз с погрешностью в сантиметр. Этот пострадавший просто весь скособочился, потому она и затруднилась.
   Говорят, что маленьким мужчинам нравятся высокие крупные женщины. Проблема заключалась в том, что ей никак не мог понравиться парень маленького роста. Среди таких она казалась себе гулливершей в стране лилипутов.
   Метаморфоза случилась с Вероникой в двадцать лет – вдруг совершенно неожиданно выросла она на двадцать сантиметров. До этого была обычная девчонка – не слишком высокая, но и не маленькая, как все. А тут после лета никто не узнал – ни подруги, ни соседи.
   Если бы такое случилось раньше, можно было бы жизнь свою как-то по-другому устроить – записали бы ее родители, к примеру, на баскетбол, там все такие, как она, высоченные, и она чувствовала бы себя своей среди своих. Или могла бы в модельном бизнесе себя попробовать, там тоже высокий рост ценится. А так, в двадцать лет от такого гормонального сбоя начались у нее разные проблемы – то с нервами, то с кожей. Никак не могла привыкнуть к своему огромному росту – смех сказать, сколько раз о дверные косяки шишки набивала.
   В общем, года два так продолжалось, потом организм постепенно привык к своим новым параметрам. Но характер у нее испортился, и комплексы разыгрались.
   – Какой уж тут модельный бизнес, – вздыхала мама, – когда ты так сутулишься. Ну и бог с ним, это не для нас...
   А что – для нас? Когда школу закончила, поступила на юридический, у них школа была с каким-то там уклоном. Да и мама ее уговорила. Как выяснилось, мама составила себе мнение о профессии юриста, глядя в экран телевизора. Там интересный, представительный судья в мантии выслушивает разные забавные дела. Действо постановочное, артисты держатся естественно, все довольны.
   Или в сериале – уже не такой интересный адвокат сам расследует дело, и все кончается хорошо.
   В случае Вероники все кончилось не так, как мечтала мама.
   Из-за этого внезапного роста училась она не очень хорошо. Да дело и не в этом. Просто выяснилось, что юристов без опыта работы оказалось в последнее время слишком много и чтобы найти приличную работу, нужно либо потрясающее упорство, либо большой блат. Ничего этого у Вероникиной мамы не было. А просто так, с улицы, в юридическую фирму и секретаршей не возьмут. То есть, может, и возьмут, но только не такую орясину.
   Так высказался один тип, когда Вероника пришла по объявлению. Не в лицо, конечно, ей это сказал, но знал же, что она еще за дверью, и голос не понизил.
   В школе ее не дразнили, так потом она наслушалась про себя всякого-разного. А чем человек виноват, что у него рост высокий?
   И с мужчинами ничего у нее не получалось серьезного. Обычно с ней расставались после одной-двух встреч.
   В институте был один парень, Игорь. Вроде бы все хорошо у них было, подходил он ей не только по росту, но и нравился очень. Да и он к ней хорошо относился. В общем, почти любовь. И даже привел как-то ее в дом, с родителями познакомить. Ну, с первого взгляда понравились ей его родители – мама хорошо их встретила, стол накрыла. Посидели, потом Игорь к себе в комнату ее потянул, диски новые показать или еще что-то. Вероника выходит в туалет – и слышит из комнаты голос его отца: «Тоже, нашел себе версту коломенскую! Ты скажи, зачем нам такая дылда?»
   Мать что-то ему ответила, но Вероника слушать не стала, схватила пальто и сумку и убежала, не попрощавшись. Игорь звонил потом, удивлялся, а она его послала подальше, чтобы отношения не выяснять. Так все и кончилось.
   С тех пор у нее с мужчинами вечные проблемы – никак не найти человека.
   Эти мысли пронеслись в ее голове быстрее порыва ветра. Что уж тут, все давно передумано и пережито. Да сейчас и не время...